Малиновый рассвет медленно занимался в небе над мегаполисом, раскрашивал утро в теплые тона, лениво заполнял собой окружающее пространство, прогоняя остатки синего сумрака. Солнце неловко выглядывало из-за горизонта, показывая алеющий бок. Лето еще не началось по-настоящему. Прохлада заставила поежиться, отойти от распахнутого настежь огромного окна.
Глеб Кулагин встречал новый день в дрянном настроении. Стоял на лоджии в одном из столичных комплексов-высоток, квартиру в котором могут себе позволить избранные и сильные мира сего. Если считать всем миром Москву, разумеется.
В эту ночь Кулагин так и не сомкнул глаз. Всё началось с банальной попойки с лучшим другом в одном из многочисленных баров, которые они посетили за вечер. К мужской компании присоединились две милые девушки, не обремененные мозговой деятельностью, моральными устоями, подгоняемые жаждой новизны и тягой к экспериментам. Отправились они в холостяцкое логово, коим стала квартира, откуда недавно съехала бывшая жена актера и любимца женщин всех возрастов.
То, что у благоверной появился молодой любовник, Глеба абсолютно не удивило. Алла всегда стремилась к самому лучшему, будь то машина, работа или мужчина в постели. Когда-то высокому стандарту соответствовал Кулагин, в начале двухтысячных прочно входивших в десяток самых оплачиваемых отечественных актеров. Но всё течет, всё изменяется. Теперь молодящейся красотке подходит милый мальчик со звучным именем Илюша Королёв. Они постоянно мелькают в прессе, зажимаются на виду пред папарацци, ведут светские мероприятия и участвуют в ток-шоу. Словом, новый молодой любовник Аллы не такой щепетильный в выборе средств достижения славы.
Глеб презрительно хмыкнул, закурил новую сигарету, практически не чувствуя вкус довольно-таки приличного и дорогого табака. Выпустил хищно две струйки дыма из ноздрей. Косо усмехнулся, скривив чувственные губы. Вновь устремил взгляд вниз, туда, где с высоты птичьего полета машины, припаркованные во дворе, кажутся крохотными букашками.
Невеселые думы породили сильнейший приступ головной боли. Глеб жалел, что не напился вчера до полной отключки. Проснулся бы без болезненных воспоминаний и осознаний, вцепившихся в душу клещом. Вот вроде бы к жене не сильно охладел, как это обычно бывает в таких парах. Ну да, не спал с ней в одной постели последние полтора года. Вроде бы можно еще что-то вернуть, поговорить, оценить масштабы происходящего, скрепя сердце, признать ошибки. Поздно. Чувство самодостаточности и мужского шовинизма ущемлено, его просто раздавили конкретным таким бетонным прессом. Вот оно, скулит теперь побитой собакой. Брезгливо морщится при виде отражения в зеркале. Самооценка на нуле. Не спасут ни кругленькая сумма на счету – гонорар за отработанный сезон съемок в сериале; ни восторги обожательниц; ни главная роль у Стивена Спилберга в новом проекте, если он внезапно узнает о «прекрасном» актере.
О бывшей мадам Мальцевой-Кулагиной думать не хотелось, но мысли с тактичностью тарана сломали установленные запреты. Где он упустил момент? Неужели не смог понять, что регулярный секс с женой превращается в неожиданное приключение, как со случайной встречной? И этот звоночек не просто так был дан ему судьбой.
К слову сказать, Глеб не спал с женой отнюдь не из-за отсутствия желания. Нет. Алла выглядела превосходно. Могла бы дать фору любой девочке-модели. Кулагин не отрицал, что по-прежнему видит в ней привлекательную женщину, с которой можно и время провести в утехах телесных, и проблемы денежные решить, и планы на будущее построить. Она никогда не теребила по пустякам, не закатывала истерик, поражала чудесами рационализма, если не сказать циничности, изрядно сдобренной стервозной сутью. Такая спутница жизни всегда казалась удобной. С ней легко можно договориться и решить любые сложности и разногласия.
Другое дело, что Глеб за последние почти два года отсутствовал в Москве перманентно: плотный график съемок в Германии полицейского сериала забрал всякое право на личную жизнь. Когда же он приезжал домой, то его дражайшей супруги не было или она жутко уставала. Судьба трубила в фанфары и била в литавры, подсказывала, что неспроста у благоверной «голова болит», но уверенность в завтрашнем дне пребывало в сонном спокойствии.
Кулагин зарабатывал деньги, делал то, что умеет, наведывался к Алле раз в три месяца, проводил время с ее сыном от первого брака, которого усыновил в самом начале совестной жизни с телеведущей и светской львицей. Известие о том, что жена подала на развод, их почти уже развели, осталось решить спор об имуществе, отправило Глеба в настоящий нокаут. Он-то привык к стабильности, его всё устраивало…
Любовник у жены? Это еще можно проглотить. Горько, противно, но если постараться, то принять сей факт можно. Сам-то не монах-отшельник. Мужем верным никогда не был, особенно за последний год. Даже в прессу попал на Берлинском фестивале, побывав в объятиях порно-звезденки Аники Борман. Алла тогда лишь презрительно хмыкнула. Много чести для ревности к «третьему сорту», кем она считала подобных «актрис». У них в самом начале была четкая договоренность: делать можно всё, что захочется, лишь бы об этом общественность не узнала, не тыкала пальцем. Никакой шумихи в прессе. Они – образцово-показательная семья. Злилась благоверная лишь на факт публичности и неосмотрительности Глеба, но никак не на его шашни с блондинкой нордической внешности. Да и "шашней", как таковых, не было и в помине. От таких девиц Кулагин устал еще со времен бурной молодости.
Но развод?! Алла первая решила изменить серое течение будней. Вот этого Глеб никак принять не мог.
Чертова баба! Захотелось ей скандала и мельтешения в желтой прессе. Молодится рядом с юным и прекрасным? Да, пожалуйста! Только Глеб должен был сам подать на развод, первым показать – он хозяин положения.
Раздражение вылилось в неудавшийся секс-марафон с новой подружкой, которую он притащил к себе домой. Двухэтажная квартира на последнем этаже в элитном жилом комплексе. Раньше здесь он мог чувствовать себя комфортно. Присутствие женщины вселяет веру в лучшее, что и говори. Теперь же двухъярусные хоромы напоминают больше музей или изощренный дизайнерский проект, где жить невозможно в одиночестве.
Лучший друг Иван уединился в нижней спальне с безотказной брюнеточкой, Глеб же подхватил под локоток блондинку, привел в бывшие супружеские покои. Расположились они на огромной кровати.
Как там в присказке? Вечер обещал быть томным? Не сложилось.
Девица оказалась тупоголовой, трещала без умолку, постоянно о чем-то расспрашивала. Мигом улеглась на постель без лишних предисловий. Кулагин стоически терпел бабские трели, но потом почему-то представил на месте блондинки, имя которой он так и не удосужился спросить, свою дражайшую супругу. Бывшую супругу. Пора уже привыкать…
Девица ерзала на нем сверху, расстегнула черную рубашку, пыталась расцарапать коготками плечи и грудь. Провела липкими из-за ярко-розового блеска губами по прессу, уткнулась носом в пряжку ремня, принялась его расстегивать...
Глебу стало попросту противно. Желание сдулось воздушным шаром. Не смог даже заставить себя захотеть незнакомку, которая моложе него в раза два. Кулагин прикрыл ей рот рукой, снял с себя, наконец-то, замолчавшее и удивленное чудо, вызвал такси, дал денег и отправил восвояси, не слушая слез и причитаний.
Всю ночь Глеб курил на лоджии, наблюдал, как небеса отпускают чернильную тьму, становятся темно-синими, чтобы потом заалеть на востоке тонкой ниточкой, аккурат над Москвой-рекой.
Покорил столицу, ничего не скажешь. Планировал одно, получилось совсем другое. Нелегкая занесла в актеры, чем он изрядно повеселил родителей и соседей. Поначалу бывшие друзья детства над ним посмеивались, затем чурались, после стали чувствовать себя неловко рядом. Доходы и образ мышления уже не тот, совсем не тот. К хорошему быстро привыкаешь. Сменился круг общения. Из жизни внезапно ушло что-то настоящее. Глеб потерялся в ролях, чужих эмоциях, которые надо демонстрировать на потеху публике. К сорока годам, казалось бы, обрел ту самую стабильность, жил рядом с женщиной, с которой всё четко. Не надо лишних слов. Алла никогда не показывала свою склонность к истеричным выходкам. И вот, пожалуйста! Хотелось зарычать, разнести вдребезги оконные стекла лоджии. Удар ноги, приложить усилие – злость вылетит наружу джином из бутылки. Рискованно. Покалечиться можно. Стекло не бутафорское.
Затушив окурок в пепельнице, стоявшей на огромном подоконнике, Кулагин прикрыл глаза. Спать не хотелось. Голова раскалывалась. Тренированный организм привык к нагрузкам. Нужна работа, как лучший антидепрессант. Он привык находиться в постоянном тонусе. Бежать вперед. Заниматься тем, что у него получается лучше всего – драться, применять физическую силу.
- Глеб, ты чего здесь? Еще без рубашки. Холодно, елки-палки!
В лоджию зашел Иван Сафонов – лучший друг, по совместительству юрист и агент. На первый взгляд, сей субъект не вызвал никакого доверия: два метра роста, длинные волосы, затянутые в «хвост» на затылке, пшеничного оттенка бородка на довольно-таки миловидном, даже простоватом лице. Громкий голос и постоянный шутливый тон. К тому же Сафоныч отказывался носить деловые костюмы, мотивируя свой отказ тем, что на тот свет он еще не собирается. Как с таким работать? Но Кулагин рассмотрел в нем того самого «своего парня», который с ним будет и в воде, и в огне, и в медных трубах.
- Старею, Вань, - буркнул Глеб. – Достало всё на свете. А ты что, боишься за мое драгоценное здоровье? Не простыну, закаленный.
- А где детка, беленькая такая? – удивился друг, доставая из пачки сигарету. – Решил посмотреть, как у тебя дела. Уж больно тихо.
- Выставил ее к черту, - усмехнулся Кулагин, видя явно шокированную физиономию Сафонова. – Я ж не дятел, бревно долбить.
- Точно, стареешь! А моя оказалась странной. Вроде бы и современная, но предпочитает позу миссионерскую. Не порядок. Только сейчас заснула, кошка дикая.
Глеб поморщился. Никогда не понимал обсуждения в деталях сексуальных подвигов. Да хоть пусть на голове твоя подруга случайная стоит, другим от этого какая польза, если узнают? Зажав очередную сигарету губами, Кулагин выразительно посмотрел на друга. Тот осекся, пытаясь замять ситуацию.
- С работой что? - задал Глеб самый главный вопрос, тревожащий его уже вторые сутки.
Будут съемки – хоть какая-то стабильность вернется в жизнь. Перестанут порхать мотыльками сомнения, что он упустил нечто важное, из-за чего всё полетело под откос. Работа – лучшее лекарство, чтобы забыться, примерить на себя в очередной раз новую маску, стать другим человеком хоть на краткий срок. Попытаться выбросить из головы тревожные мысли. Опять, всё начинать сначала. Раньше хоть осознание возраста не висело дамокловым мечом, а теперь…
- На роль тебя утвердили еще этой зимой. Ждали, когда ты последний эпизод для «Кобры» отснимешь. Теперь всё. Черноморский город ждет тебя, герой боевика.
- Напомни, что там по сюжету, - попросил Глеб, прикуривая сигарету.
- Ты сценарий не читал? – присвистнул Иван. – И как ты собираешься в образ вживаться?
- Друг мой Ваня, - протянул Кулагин, саркастично ухмыляясь, - я актер одной роли с тремя действиями: бить морду, метко стрелять и трахать телок. Можно подумать, мне сделают офигительное предложение, от которого я не смогу отказаться. Как же, Михалков позовет. Образ для сериала – громко сказано. Опять, одинокий и в тоске опальный герой-полицейский? Что немцы, что наши – один хрен. На другое не позовут.
Сафоныч закашлялся, как-то косо поглядывая на друга и нанимателя.
- Что? – не понял Глеб. – Героя в конце грохнут? Или трюков много? Так это вообще не проблема. Люблю сложности.
- Кулагин, по сценарию ты – одинокий борец за справедливость в курортном городке. И трюков много, и стрелять надо, и попотеть изрядно в драках придется. Только там один маленький нюансик есть. Я очень удивился, когда ты согласие дал. Впопыхах перед отлетом в Берлин на сценарий глянул, понятное дело. Я подтвердил согласие, тем более роль под тебя писалась.
Глеб нахмурился. Совершенно не понял, почему Иван вдруг так замялся. Что он мог подписать? Неужели наши сценаристы настолько осмелели, что написали сценарий о полицейском-гее? И нашелся камикадзе, готовый дать деньги на съемки? Чувствуя, как засосало под ложечкой, актер решил принять неизбежное.
- И? Да говори уже. Театральную паузу держишь!
- В фильме у тебя есть семнадцатилетняя дочь. И она – основной женский персонаж. Секса тебе по статусу не положено. Других баб рядом с собой деточка не потерпит.
- Тьфу, ты! Вань, я уже думал, что мне надо гея играть, - громко засмеялся Кулагин, понимая, что камень свалился с души.
Сыграть отца-одиночку? Можно подумать, что это так сложно. В конце концов, он всегда находил общий язык с детьми, принял сына Аллы, - Егора, - как родного. Тем более, если это будет актриса-новичок, едва закончившая школу девчонка. Легко, естественно. Да к тому же, можно подумать, для сериала так уж и важно актерское мастерство, которого, к слову сказать, Глеб за собой не видел. Есть внешность, тренированное тело, умение исполнять трюки самостоятельно. Остальное – уже детали и тонкости, которых не замечают рядовые телезрители, критики же плевать хотели на подобный экземпляр киноиндустрии. Амбиций особых нет, довольствуется одним типажом, всё о себе знает досконально. Зубки не поточишь. Сам съест, не подавится.
- И кто дочурка? – расслабившись, спросил Глеб. – Симпатичная?
- Марго Щеглова, - торжественно изрек Сафоныч, хитро поглядывая на друга.
- Где-то слышал о ней. Совсем недавно.
Имя крутилось в каких-то странных ассоциациях, но с чем они связаны, актёр так и не мог понять. Словно что-то важное ускользало. Нечто болезненное, о чем думать больше не хотелось.
- Угу, слышал! У вас одна беда на двоих: твоя Аллочка ее мужика отбила.
Вот здесь Кулагин выругался так виртуозно и заковыристо, что у Ивана вытянулось лицо. На первый взгляд друг производил впечатление красавца-аристократа, но мало кто знал, что корни у него идут от сохи, от нее, родимой. Повторить подобное Сафонов вряд ли осмелился. Не получилось бы при всем желании и не бедном запасе ненормативной лексики.
- И что, эта брошенная невеста выглядит, как невинная девочка? – недоверчиво спросил Глеб, проклиная судьбу-злодейку. Хотел забыться, но вместо смены обстановки вновь болезненная тема.
- Да как сказать, - задумчиво протянул Иван. – Марго – девица боевая, в реалити-шоу участвовала, для эротических журналов фотосеты устраивала, даже пару песен записала. Клипы у нее, мдя, с легким эротическим уклоном. Двадцать пять лет. Без косметики и при хорошем гриме будет хоть на пятнадцать выглядеть. Но «невинная»? Ты погорячился, друг.
- Отлично! – прорычал Кулагин. – Буду играть роль папаши, у которого дочь днем – паинька, а по ночам чуть ли не на панели стоит!
- Да ты на себя посмотри? Из тебя папаша девочки-подростка, как из меня – мать-настоятельница женского монастыря. Тебе маленькую девочку, которая только жить начинает, доверить нельзя. Сразу втрескается по самые уши. И будешь с ней в кроватке валяться, якобы про маменьку покойную втирать, а она на тебя влюбленным взором пялиться.
Пришлось признать правоту Ивана. Действительно, по странной прихоти природы, его физиономия внушает женщинам мысли о том, что они обязательно будут парой, проживут вместе долго и счастливо. Почти все актрисы по съемочной площадке оказывали Глебу недвусмысленные знаки внимания, гарантирующие после совместных сцен перед камерой, сцены уединенные, в горизонтальном положении.
Поначалу Кулагин пользовался лестными предложениями с охотой, позже стал уставать, сейчас же испытывает тоску, схожую с волчьим воем в заснеженную полночь. Еще развод добавил к общей усталости гвоздь в крышку гроба. Не хотелось новых увлечений, похождений, забав. Появилось одно желание – просто работать, выполнять трюки, проверять резервы организма на выносливость, стараться выбросить из головы мысли о том, что жена выставила его на посмешище перед всей страной.
Но эта, как бишь ее там? Рита? Оказалась весьма некстати. Вот веселье будет, когда они встретятся. Главное, чтобы сложилось взаимопонимание, желательно, без откровенных бесед на тему: «Ну как твоя Алла могла с моим Королёвым спутаться?». Судя по ее биографии, девчонка такая, что клейма на ней ставить негде. Никакими влюбленностями страдать не будет.
Другой факт, который бился на краю сознания, словно ночной мотылек о стекло лампы – а ведь как время пронеслось! Ему в ноябре исполнится всего сорок, но уже пришла пора играть не героев-любовников и доблестных борцов с преступностью, а отцов-одиночек. Сделав последнюю затяжку сигаретой, Глеб выпустил сизый дым, тяжко вздохнул и отправился паковать чемоданы. В конце концов, его планы сбылись. У него есть работа. Что будет дальше – время покажет.