май 2010 года, Марокко

Как сказал поэт, «этот день видал, чего не взвидят сто...»

Двадцать минут дикой болтанки, сбивающей внутренности в желе, выворачивающей душу наизнанку. Гул двигателя, трещотка в эфире. Смачная ругань второго пилота.
Впереди – ничего, внизу – то же самое. Густой вязкий мрак поглотил снежные пики Эль-Риф.

Тоскливое чувство, будто ты не на Земле, а в открытом космосе.

Ровно в 22:00 под ними вынырнули дрожащие огни Марракеша. Каменный оазис в предгорьях Атласа выглядел очень нарядно, словно на обугленное дерево набросилась орда светлячков.
Постепенно стали различимы отдельные всполохи в гирлянде. Затем появились очертания башенок, крепостных стен и минаретов.

Пять минут одиннадцатого.

«Золотой час» (1) потерян. Оставалось надеяться, что Маккартни хотя бы ОЦК(2) восполнили.
Отлично зная, каков темп работы в марокканских клиниках, Эдвард особо не обольщался.

«Только бы дотянули до него…»

В полете не удалось связаться с диспетчерской скорой помощи. Сплошные помехи и гнусавая тарабарщина. Будто все операторы в одночасье позабыли английский.

Восемь минут.

Здание Итальянского госпиталя сияло, точно рождественская елка.

Облетев его по широкой дуге, вертолет садился на площадку, вихрем разогнав мечущиеся фигурки в светоотражающих куртках.

Бесконечная череда реанимобилей с включенными проблесковыми маячками выстроилась на подступах к главному корпусу.
Репортеры, полисмены, зеваки.

Два внушительных пехотинца в бронежилетах резали толпу, как скальпель масло. За ними в кильватере двигался молодой мужчина в штатском. Лицо мрачное и сосредоточенное.

Миновали оцепление. Легко взбежали по ступенькам.

Когда вошли внутрь, нерешительно остановились, оглядываясь по сторонам. Эдвард быстрее сориентировался, опередив своих конвоиров.
Направо, прямо и еще раз направо.

Распахнулись двери приемного покоя, словно занавес варьете. Стандартное больничное освещение придавало коже желтушный оттенок.
Спектакль в самом разгаре.
Вереница каталок с изувеченными телами, стоны, брань, ополоумевшие родственники, взвинченный персонал. Тяжелый смрадный запах висел в воздухе. Духота и вонь - никакой климат-контроль не справляется, когда двери постоянно нараспашку.

У стены на кушетке тоненькая фигурка в джелябе скорчилась в беззвучных рыданиях. Темные волосы занавесили лицо. Искреннее горе стыдливо.

«Когда придет черед, кто обо мне вот так поплачет? Максимум – сухой казенный некролог».

- Мейсен! – устремился им навстречу статный брюнет с ястребиным лицом. Мятая хирургическая пижама поверх волосатой груди.
Высокий лоб избороздили преждевременные морщины: возглавлять ЦАУ(3) и одновременно руководить многопрофильным госпиталем на шестьсот коек - задача не из легких.
Но доктор Маркус умудрялся справляться с ней уже пятый год, заплатив за карьерный рост лишь гастритом и разводом. - Какое счастье, что ты здесь. Из-за этого циклона мы фактически отрезаны от Европы. Запросили Мадрид прислать комбустиологов(4), но черта-с-два они рискнут. Ждем сосудистых хирургов из Дакара.

Они шли теперь вчетвером по длинному, как кишка, коридору.
Планировка Итальянского госпиталя напоминает лабиринт, сооруженный безумцем. Восемь его корпусов соединены бесчисленными наземными и подземными переходами. По углам висят зеленые указатели, но проку от них мало, и заблудиться – пара пустяков, тем более, при такой суматохе.

Разговаривали на ходу.

- Сколько у вас тяжелых, Маркус?

- Да кто же их считал. Поступают каждую минуту. Две ближайшие клиники закрыты на карантин, врачей не соберешь: кто больны, кто пьяны, а кто как сквозь землю провалились. Видишь, что творится, - неопределенный взмах в сторону приемного отделение. Морщины на загорелом лице проступили сильнее. - Гребанный Диснейленд.

- Где майор? – оборвал его жалобы Эдвард, не замедляя шага.

- С твоим именем на плече? Настоящий псих. Его уже подали в третью операционную.

В хирургическом блоке прохладнее, кафельные стены, высокие потолки, бесшумные кондиционеры. Три бесплотные тени, точно Парки(5) в белых халатах, склонились над столом, орудуя силиконовыми трубками.

Сначала Мейсен заметил одежду – брюки с разрезанными штанинами, вспоротые рукава. Казалось, тело побывало в гигантском токарном станке. Потом вспыхнули лампы на штативе, и холодный свет упал на лицо.

Эдвард узнал Маккартни. Застывшая гримаса боли. Мраморная бледность с сероватым оттенком, как это бывает при геморрагическом шоке. Лиловые губы чуть подрагивают. Жгут на бедре у самого паха, жгут выше правого локтя. Рубашка на груди промокла от крови.
Без сознания.

- Пять пуль, - бубнил молодой ассистент, пока Эдвард сноровисто мыл руки. - Три застряли в мякоти квадрицепса – их мы извлекли в «Скорой». Кровопотеря…шоковый индекс… Одна раздробила ключицу…плечевое сплетение…верхушка легких задета…гемоторакс… Другая слишком близко к Тh 3, мы ее не трогали.

- Кто накладывал швы на бедре? – перебил Мейсен.
- Я..
- Плохая работа.

Настенные часы показывают 22:11. Все в сборе. Хруст разворачиваемых пакетов со стерильными перчатками. Тальковый дымок над ладонями. Гибкие пальцы ныряют в латекс.

«Пять - счастливое число».

За дело.

***

- Ты ничего не ела, - взволнованное лицо Джеймса показалось в дверном проеме. – Я заказал ланч. Выпьешь чаю?

Четыре часа подряд она не отрывалась от телевизора. Глаза ломило от напряжения. Бегущая строка внизу экрана, списки раненых и убитых, что уже прошли процедуру опознания.
Отделение скорой помощи по телефону информации не дает. Длинные гудки отбоя: повесили трубку. Вот теперь по-настоящему страшно.

- С тобой все в порядке, Рози?- с озабоченной миной осведомился Джеймс. Он присел рядом, диван прогнулся под его весом. - Может, вызвать врача?

- Нет. Просто оставь меня одну.

- Я забронировал два места в Атлантик Эйрлайнс с открытой датой вылета, - вкрадчиво молвил он. – Полагаю, после всего этого тебе нужно взять отпуск.

Знакомый запах одеколона Д’Орсей. Свежайшая сорочка и идеальные стрелки на брюках. Безукоризненно повязанный галстук. Безукоризненные слова и жесты.

Безукоризненный муж. Полный глубокого и неподдельного сочувствия к душевному потрясению супруги, однако, не теряющий благоразумия. Ни на секунду не вышедший из роли.
И даже готовый подсказать забытую реплику своей партнерше по сцене.

- Если хочешь, я сам договорюсь с твоим начальством, - великодушно предложил Стюарт.

«Его деликатность не знает границ…»

- Я тебя прошу – уйди, - едва слышно произнесла Розали. - Дай мне сейчас побыть одной.

Помедлив, он степенно поднялся с дивана. Темная ткань брюк разгладилась, стрелки заняли привычное положение. Хейл кожей чувствовала осуждающий взгляд сероватых глаз мужа. Обиделся. Но промолчал. Убавил звук телевизора и удалился, осторожно прикрыв за собой дверь.

«В настоящее время мы окончательно восстановили хронологию событий», - жизнерадостно тараторила большеглазая марокканка на экране.

Съежившись на шелковом покрывале в безликом уюте гостиничного номера, другая женщина силилась воскресить в памяти каждую минуту этих дней.

Еще раз пережить, но не для того, чтобы отрешиться. Напротив.
Убедить себя, что это правда.

Вспомнить все - каждую черточку дочерна загорелого лица, каждую линию на ладони, каждое его слово.

Ведь как было жутко, когда отбирали документы. Террористы явно искали наиболее значимые фигуры среди заложников, отделяли их от остальной массы. Своих намерений они не скрывали, в случае штурма избранных расстреляют первыми.

Когда очередь дошла до Роуз, она обрадовалась, что в паспорте о муже никаких сведений.

- Имя! – дуло автомата смотрело в лицо. Пара глаз цвета обжигающего кофе сверкала из-под густопсовых бровей.

- Ее фамилия Хейл, - мужской голос прозвучал над ухом, и она обернулась, чуть не брякнувшись на пол от изумления. – Это моя жена, Аро.

Рядом стоял майор Маккартни, тот самый Эммет Маккартни, что так ловко провел ее в Алжире.

«Как он оказался здесь? Как хорошо, что он здесь!» - невозмутимое лицо Эммета сделало бы честь опытному игроку в покер. Похоже, он совершенно не чувствовал страха. И, удивительное дело, обращался к боевику по имени, будто к старому знакомому.

- Жена? Твоя?
- Не веришь?

- Это правда?- испепеляющий взгляд обратился на Роуз. - Отвечай, как зовут твоего мужа?

Язык едва ворочался, пальцы онемели, и она инстинктивно шагнула ближе к майору, прижимаясь к его плечу.

- Эммет…

- Ха! – отрывисто рявкнул главарь, обернувшись к Маккартни. Тот даже не моргнул. Стальная рука властно легла на ее плечо.

- Ты больше доверяешь женщине, чем мне?

- Слову женщины верит только глупец, ибо у нее нет души, - черные дыры просверлили ее насквозь. Розали не затаила дыхание, нет. Она просто позабыла, как дышать. - Если это твоя женщина, почему не знает твоего настоящего имени?

- Ей это не нужно, - с издевательской надменностью процедил Маккартни. - Достаточно того, что Я знаю ее имя.

Араб криво усмехнулся, но во взгляде промелькнуло нечто, похожее на уважение.

Так она узнала, что совсем не знала имени своего «мужа».

- Почему он называет тебя Эмиль? – спрашивала Хейл потом.
- Потому что это мое имя, - поморщился он. - Вернее, так меня звали очень давно.

С того момента она уже не отходила от него. Шестым чувством поняла, что самое безопасное место в зале - подле его плеча.

Вокруг этого мужчины простиралось магнитное поле уверенности и спокойствия.

Первые сутки. Негромкие беседы. Маккартни изредка заговаривал с террористом по-арабски, но тщетно. Изменить статус кво не удалось.

- Ты с ним знаком? – недоумевала Розали.
- Был.
- Как?
- Это неважно. Да и долго рассказывать.
- Говори что-нибудь, пожалуйста, - умоляла она. Звуки его голоса подавляли панику.

Да, если б не он, Хейл не выдержала бы - свихнулась.

Вторые сутки. Расстрел заложника превратили в театральное действо, насильственно согнав зрителей. И все до последнего момента верили, что не решаться, не осмелятся террористы на демонстративную казнь. После расстрела поднялась жуткая паника.

Гортанные угрозы на арабском и несколько очередей над головами утихомирили зал. Кто остолбенел от ужаса, кто бился в истерике.

«А ведь я могла умереть. Шальная пуля – и конец…»

Но эта мысль настигла уже позже, тогда она просто окаменела в руках Эммета. Прижалась к нему всем телом, уткнулась лицом в воротник рубашки и вдруг почувствовала, как упругая жаркая волна пошла снизу живота вверх. Грудь заныла мучительно, и Розали даже испугалась, что не сможет сдержаться. Странная дрожь, точно лихорадка, охватила с ног до головы, вожделение перемешалось со страхом.

А он был рядом, несокрушимый, как скала. Четкий абрис подбородка, впалые щеки, жесткое обветренное лицо – Эммет смотрел мимо, но твердая рука успокаивающе поглаживала ее спину.

- Не бойся. Это скоро закончится. Верь мне.

И она верила. Прислонившись лбом к его шее, закрыла глаза и твердила мысленно:

«Боже мой! Боже мой! Все, если выживем… если только живыми выйдем отсюда, плевать на все! Отдамся ему в первой подворотне, да просто на улице, хоть на асфальте!»

Его взгляд. Цепкий, внимательный, как у рыси. Он постоянно следил за перемещениями террористов. Внешне расслабленный, бдительности не терял. И когда улавливал легчайший намек на угрозу, весь подбирался, точно оживала внутри скрытая пружина.

В любой миг готовый швырнуть ее на пол и прикрыть своим телом. Мысли Роз уносились вскачь, как только она ощущала близкую опасность. И ладонь Эммета на своем плече.

- Как ты тут оказалась?- любопытствовал он.

- По работе. Встреча с представителем фармкомпании. А ты?

Сдавленно хмыкнул.
- По дружбе. Организация поездки одной юной леди в Алжир.

- То есть?- вскинулась Хейл.

Он шутливо закатил глаза.

- Доставал документы у секретаря консульства. Паспорт и визу. Решил сдуру, что по официальным каналам будет надежнее, чем явная липа. Вот и верь после этого в закон и порядок. Самое смешное, что деньги заплатил вперед и довольно немалые. Представляешь, как лопухнулся, - заговорщицки шептал он.

Так тянулся час за часом. Напряжение. Ожидание. Угрозы бандитов. Концентрированный страх выплавлял мозги в кефир.

И опять отрывистая речь на арабском, полная неясных намеков, понятных только посвященным.

- Аро, ты идиот? Или в Абу-Грейб(6) тебе все мозги прикладом вышибли?

Эммет разговаривал резко и грубо. Розали, стоящая рядом, в такие моменты, видя, как передергивается лицо террориста, как рука тянется к оружию, цепенела от страха.

«Зачем Маккартни так нахально тычет ему?»- ужасалась она.

Прислонившись лицом к его спине, теребила за руку, мысленно проклиная мальчишескую браваду, умоляя заткнуться:

«Он же спятивший фанатик, не надо его раздражать, нас всех перестреляют!»

Но он не слышал ее, продолжал в том же оскорбительном тоне, только уже на испанском. Хейл догадалась, что соратники Аро испанским не владели, и Эммет, зная об этом, мог не стесняться в выражениях.

- Пока ты позировал перед камерами, на ноги подняли национальную жандармерию и французский спецназ. Слышишь эти звуки? Чем дальше, тем ниже падают твои акции. Живым тебе уже не уйти.

- Не пытайся меня запугать, - шипел его собеседник.

- Я лишь объясняю, во что ты вляпался.

- Они не посмеют начать штурм.

- Твой приятель в Уганде тоже так считал, и, по-моему, просчитался. Где он теперь, Аро?

- Мы перестреляем заложников.

- Тогда тебе точно крышка.

Хищные ноздри араба гневно раздувались, глаза наливались бешенством.

- Здесь 60 задниц, Эмиль, включая твою. 60 американских задниц. Многие из них имеют богатых и влиятельных родственничков в США. Тут сообщили, что среди них даже внук сенатора и жена конгрессмена. Они не станут рисковать их драгоценной шкурой.

- Ты меня разочаровал, Аро. Я-то думал, у тебя хорошая память.
- Я прекрасно помню их лживые обещания…
- Но забыл, чему научили в тюрьме. Эти люди не станут торговаться. Они просто спишут тебя в расход.
- Я не хуже тебя знаю их методы, Эмиль. И не намерен проигрывать.
- Ты уже проиграл, Аро. И не какую-нибудь вшивую сотню баксов, а жизнь. Продулся вчистую.

Роуз не могла понять, чего добивался Эммет.

- Что ты делаешь? Зачем ты с ним споришь?

- Я уговорю его отпустить детей.

- Но ты же сам сказал, это опасно, - встрепенулась Роз. - Они же могут заминировать их, превратить в ходячие бомбы. Лучше дождаться, пока нас освободят…

Пауза. Он впервые замешкался с ответом. Над переносицей залегла глубокая складка. Поднял глаза и изрек без тени улыбки.

- Если будет штурм, мы здесь все ляжем.

Третьи сутки. Как медленно двигались стрелки на часах. Градус нетерпения возрастал и у заложников и у террористов. Температура настроений рисковала приблизиться к красной отметке.

- Сегодня, - заявил Эммет после очередного раунда переговоров. - В четыре часа. Он выпустит детей. И тебя. Только сначала объявит по радио, чтобы подвиг милосердия не пропал втуне.

- А ты?- испуганный выдох даже не из горла, из живота. – Разве ты не можешь…- она не договорила.

Эммет смотрел на нее пристально и серьезно. Губы дернулись в какой-то презрительной усмешке.

- Я? Я - мужчина.

Холод. Леденящий холод вмиг сковал сердце. Разум лихорадочно пытался найти нужные слова. Маккартни сидел рядом - лицо абсолютно спокойное - и крепко сжимал ее запястье. Лишь потом, обнаружив синяки, оставленные его пальцами, Хейл поняла, чего ему стоило это спокойствие.

- Эммет…- услышала она собственный голос, будто через слой ваты.

Выжидающий взгляд.

- У нас три часа, не хочу терять время.

И он не переспрашивал, не колебался. Он просто выдернул ее из кресла и сказал:
- Пойдем.

Кровь стучала в ушах. Колени подгибались. Сильная рука придерживала за талию. Что он сказал арабам у входа – она не услышала. Только их без малейших препятствий выпустили из зала.

Прохладный воздух в мраморных коридорах консульства немного остудил пылающее румянцем лицо. Из-под ресниц глянув на Эммета, она обнаружила на его лице такую великолепную решимость, что малейшие рефлексии отпали.

Не доходя до фойе, он толкнул узкую дверь, пропустив девушку вперед себя. То был архив – полутемная комнатушка без окна, доверху забитая папками и файлами. Горы макулатуры в картонных коробках, и мышиный запах лежалой бумаги.

Пока она осматривалась, Эммет деловито прилаживал к дверной ручке палку от швабры.

- Терпеть не могу, когда меня отвлекают, - бормотал он, проверяя конструкцию на прочность. Два раза с силой дернул дверь. Швабра стояла намертво.

«Что я делаю? Что мы делаем?» - вопили остатки здравого смысла. Розали оцепенела. Осознание реальности покинуло ее, когда расстреляли заложника. Все происходящее казалось сюрреалистическим балетом, жуткой сценой из голливудского боевика, в массовку которого она попала не по своей воле.

«А сейчас? То, что происходит сейчас? Что это?»

Эммет обернулся, и ее мысли смешались, потерялись. В этой комнатушке их было трое: он, она и острое, как булат, вожделение.
Черные угли его глаз – два обсидиана.

Шагнул к ней, властно взял за плечи и привлек к себе. Так увлекает за собой морской отлив. Неумолимо. Головокружительно.

Пуговицы рубашки больно вдавились в грудь. Требовательные губы нашли ее рот, впиваясь неистово, алчно, понуждая изогнуться, точно тетива в его объятиях.
Ближе. Теснее. Смелые пальцы проникли под блузку и, нашарив застежку лифчика, вмиг освободили налитые спелостью бутоны, изнывающие в предвкушении.
- Ах…

Горло перехватило, когда она ощутила восхитительную шершавость ладоней на нежнейшей коже.

Дрожащими руками Розали расстегнула его рубашку, обнажив широкие плечи и смуглый поджарый живот.
Столько звериной грации, столько упругой мощи.

- Я знал, что так будет, - нашептывал он, лакомясь бархатистой шеей. - С того самого момента, как увидел тебя… Роза в пустыне…

Зачарованно поглаживая шрамы на мускулистой груди, позволила извлечь себя из юбки и нижнего белья. Без стыда, без сомнений переступила через лежащую на полу одежду, будто через всю свою прошлую жизнь.

Шагнула к нему, навстречу жадным объятиям.
Этот мужчина сущий дьявол! Какой сильной надо быть, чтобы противостоять ему. Как она боялась его и потому избегала тогда, в Алжире.

И как на самом-то деле желала. Теперь она все поняла. В глубине души давно ждала, тайно мечтала о нем, страшилась, что не суждено им будет побыть вместе.

И вот свершилось: он во плоти и во страсти делит с ней последнюю наготу. И стыд меж ними умер.

Мужская ладонь ласкала атласную гладкость спины, теплые холмики ягодиц, спускалась все ниже, ниже, пока не коснулась самого чувствительного местечка.

Тела дрогнули в унисон, и Эммет с силой вжался в нее, всей жесткостью чресел, обжигая, клеймя своим огнем.

Сильные руки рванули ее вверх, подсаживая на крепкие бедра. Тихонько ахнув, она с упоением обхватила ногами его талию. Страх и вожделение смешались в пьяняще-пряный коктейль.

Она задыхалась. Сердце бешено стучало о ребра, будто вот-вот выскочит из груди.
И в каждом ударе сердца - тоска истомившейся женской души:"Отдам тебе всю себя, всю отдам".

Точно электрический разряд пробежал по нервам, каждая клеточка тела возликовала, завибрировала в чувственном предвкушении, и она вся ему раскрылась. Он не посмеет быть резким, грубым, ведь она так беззащитна, так покорна.

Огонь и шелк. Тугой натиск и влажная податливость. И нет сил противиться самой себе.

Подавленные стоны, шипящие вздохи, прерывистый шепот. Он яростно двигался в ней, дразня и теша быстрыми губами.

С каждым толчком она чувствовала, как внутри распускается жгучий цветок, наливается силой и растет - разливает тягучий нектар внизу живота; дальше и дальше, больше и больше, заполняя все вокруг.

И она уже не ощущает, как ритмично движется тело Эммета, опять волна за волной накатывает блаженство.
Полнее, мощнее…
Достигает сокровеннейших уголков плоти и души, и вот уже волны эти захлестнули, поглотили без остатка. Сладкая судорога сковала мышцы, и она обмякла в крепких руках, спрятав лицо у него на груди.

Вздох. Всхлип. Безмолвное признание запеклось на губах.

Он по-прежнему сжимал ее бедра, она чувствовала в себе пульсирующую плоть, жар могучего тела, близкого и незнакомого.

Ах, как покойно. Как сладко, радостно быть глиной и воском в этих ладонях…

Эммет молча стиснул трепещущую девушку, она распласталась у него груди, наслаждаясь совершенной гармонией...

Тишина. Его руки теплые и сильные. Тяжело вздымающаяся грудь. Испарина на висках. Загадочно сомкнутые губы.
Молчание начинало тревожить.
Розали нетерпеливо куснула его плечо.
- Ты где?

Низкий смешок вырвался из мужской груди.
- В тебе, - хрипло отозвался он, целуя в бровь.

Близость. Извечное слияние мужского и женского. В черных его глазах Розали видела отражение своей наготы.
И это полное знание ее тела, прочитанное во взгляде Эммета, опять возбудило ее.
Ох, как славно, как сладко ощущать в себе, еще не очнувшейся от блаженства, тяжелую ртуть страсти.

Его настойчивые ласки вновь пробуждали в желание, хмельное и дурманящее. Теперь все равно.

«Потом будет боль, – робко шевельнулось на задворках сознания. – И чувство вины, но это потом».

«А сейчас… Сейчас, вот оно…»
Глаза закрылись, тело охватила дрожь.
- Сейчас, Эммет, сейчас…

И вот, вечность спустя, он стоит перед ней – суровый, собранный, готовый к чему-то и далекий, как Полярная Звезда.

- Когда будешь выходить – расстегни жакет и держи руки на виду. Иди медленно и прямо. Не дергайся. Детей веди по цепочке за собой.

- Эммет…

- Там снайперы, контролируют выход.

- Эммет, мне страшно…

Он бесшабашно ухмыльнулся, легонько сдавив ей плечи.

- Все будет хорошо, слушай меня внимательно.

- Я за тебя боюсь. Умоляю, только ничего не делай. Ради Бога, не кидайся на амбразуру!

- Ладно, - он улыбнулся одними глазами.

- И, пожалуйста, выживи!

- Иди… - сильные руки толкнули ее к выходу. И она пошла, не чуя ног. Удивительно, но никто из детей не плакал. Бледные, испуганные, глазенки горят – но держатся.

«Они держались лучше, чем ты, Хейл».

Шаг, второй, третий. Жакет распахнут, руки над головой. В груди пустота. Позади дети.

Один мальчик начал петь «Аве Мария». Голосок чистый звонкий. Потихоньку другие дети стали ему подтягивать, несмело, вразнобой. Двое слов не знали и просто мычали в такт.

А Розали и звука не могла выдавить. Страх застрял в горле тошным комком.

«Господи, пусть он только выживет!»

***
Голубоватое мерцание экрана телевизора. Бегущая строка. Надежда сменяется отчаянием.

Полночь.

К этому времени на другом конце города все уже было решено.

«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»
1. «Золотой час» - первый час после ранения, или травмы, когда эффективность медицинской помощи максимально высока.
2. ОЦК – объем циркулирующей крови.
3. ЦАУ – центральное аптечное управление.
4. Комбустиологи – ожоговые хирурги.
5. Парки – три богини судьбы, отмеряющие нить человеческой жизни. Клото, Лахезис и Антропос.
6. Абу-Грейб - военная тюрьма в Ираке.
«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»
Дорогие читатели!

Огромное спасибо за Ваше мужество и терпение. Надеюсь, что мой первый опыт в новом жанре не был откровенным провалом.)))

Традиционно, все пожелания, критику, замечания и праведный гнев можно выразить на ФОРУМЕ.

С уважением, Галлифакс.

P.S. Особая благодарность «связисткам», Бете и господам корифеям.