Название: Я возвращаю тебе твою любовь
Название фан-дома: Энн Райс «Вампирские Хроники» Цитата: В своем несчастье одному я рад,
Что ты - мой грех и ты - мой вечный ад.
(Уильям Шекспир "Сонет 141")
Автор фанфика: -
Бета: -
Жанр: song-fic
Музыка к рассказу: Mylène Farmer - Je Te Rends Ton Amour Рейтинг: R
Пейринг: Клодия
Саммари: Скоро я обязательно расскажу тебе, мой бессмертный, как высоко встает ядовитое солнце. Как осушает слезы дождевая вода. Как в ветре может растворяться вечность…
Примечание автора: В романе «Вампир Арман» Арман рассказывает свою версию событий: Клодия попросила, чтобы он сделал её женщиной любым возможным способом. Она согласилась, чтобы ей отрубили голову и пересадили её на тело взрослой женщины. Но Арману не удалось завершить операцию, она оказалась провальной и тела женщин выставили на солнце.
Я долго простояла здесь, в этой мрачной подземной обители, опутанная сетями собственной страсти.
Здесь не хватает света, не хватает воздуха, и я кружусь в этой темноте, будто в дымке лауданума.
Словно бледный испуганный призрак самой себя.
Словно невнятный болезненный плод чьего-то воображения, повторяющий и повторяющий лживые и тревожные слова еще ненаписанной повести.
Меня извлекли из рамки,
Моя жизнь подвешена,
Я долго спала.
Я видела очаг,
Всех этих незнакомцев,
И тебя среди них.
Я движусь горизонтально, и шероховатая поверхность холста дрожит от холода моих ледяных рук.
Кончиками пальцев я ощущаю твой изящный каллиграфический почерк.
Все это как письма, написанные наоборот.
Все это как трофеи – моя кровоточащая мнимым забвением душа, эпитафия на поверхности измученного столетиями безмолвия сердца.
Не разрушая сплетенных чар, мысленно извлекаю из рамки этот образ.
Странное, почти бестелесное создание, тусклое, с длинными светлыми волосами и трагичным видом, но живое, тогда еще живое, взирающее на руку художника с таким поклонением и любовью. Вот она нищенка, сидящая на паперти, протягивает худые белые руки в немой мольбе, вот она испуганная и потерянная Персефона, запутавшаяся в собственных слезах, шелке и бархате, а вот Джульетта, завернутая в саван, обратила свой мертвый взгляд в заоблачную высь.
Ты говорил, что эта девочка стала твоим спасением. Ты говорил, что каждое её движение, каждый взмах ресниц был законченным шедевром. Ты говорил, что нашел для своей коллекции идеальный экспонат, душу, которая могла бы тебе помочь.
Проклятие.
Я чувствую ее запах, этот аромат и сейчас заполняет все вокруг. Потому что она – это я, и я стряхиваю этот аромат с волос, как чистейшие капли росы, но на сей раз различая в самой сердцевине зловонную нотку – бессмертия трупа, в котором я живу.
Пальцы движутся вертикально, обжигаясь, оставляя на полотнах клеймо убийцы, но все, же нащупывают венец твоего зла.
Улыбка сошла с лица времени.
Я открываю глаза.
Теперь я вижу очаг.
В ту ночь настал час праха.
Холст,
Рана, кровоточащая
От ударов.
Ты видел душу,
Но я увидела, как твоя рука
Выбирает Гогена.
Я как-то читала – наверное, в сказке, – что каждый мужчина тайно влюблен в собственную смерть.
Во что же был влюблен ты, мой бессмертный?
Кто был твоей Офелией, плетущей венок из лилий?
Огонь должен был очистить меня, как на глазах тысяч безликих, воздевших руки к небу, очистил от греха мою бедную мать. Черный ангел чумы уже хлопал крыльями за нашими спинами, когда твои антрацитовые глаза пронзили толпу из людского безумия.
Я помню. Руки твои. Тихие и умиротворяющие объятия. Они напоминали мне молчание Бога.
В ту ночь мир стал похож на часы, которые остановились. И единственное, что я позволила себе тогда, это спросить:
- Кто вы?
И ты улыбнулся, ответил словами, ставшими навеки для меня заветом: «Я есмь Сущий, я есть тот, кто я есть».
Я думала, что тогда ты узрел меня. Не это тело, а меня истинную, обнаженную и беспомощную. Тень, наконец-то выставленную на свет и танцующую в лучах ослепительного солнца.
Мой Бог. Мой Дьявол. Мое спасение и моя погибель.
Меня извлекли из рамки,
Ограничивающей жизнь,
Содрав кожу.
Я поверила выдумке
Любви бессмертного,
Но ты меня обманул.
Бесцветная, в твоих полыхающих огнем зрачках я всегда была бесцветной.
Заточенным под стекло нежнейшим цветком. Неярким бликом в багете окна.
Невинной, навечно прекрасной, твоей бледной сестрой.
А я хотела расцвести, вылупиться из этих картин бабочкой.
Которая будет летать.
Которая будет жалить.
Которая будет любить…
Падать ниц и молить.
Однажды я посмела оставить свой кокон.
Все, что спало во мне, все, что ждало своего часа, осталось в сброшенных на пол одеждах, вмиг став постыдным сумеречным сном.
Я шла к тебе, омытая рассветом, как Ева к Адаму, держа в руках запретный плод.
Моя плоть, мое трепещущее сердце могло заглушить чувство твоего греха.
Позволь, позволь мне скомпрометировать себя, и я буду «Единственной» для тысячи глаз, раздетая художником.
Покаяние…
Кожей я ощущала его неотвратимую злобу.
Звериный рык срывается с губ.
Как ты могла?
Окунуть свою святость в яд.
Да, я смогла…
Все скамьи заполнены плакальщиками.
Слова падают в могилу, куда трое безликих могильщиков опускают серый саркофаг.
А в нем я.
Дочь Евы, в сердцевине которой – грех, гниль. Сущность которой - терновый венец.
Будь ты проклята…
Разрывая. Рассекая.
Врата ада.
Низвергаешь своим укусом на муки вечности.
Судите меня, если хотите.
Я есть тот, кто я есть.
Ты,
Ты позволил мне
Скомпрометировать себя.
Я буду «Единственной»
Для тысячи глаз,
Раздетая художником.
Я движусь по диагонали.
Пальцы царапают тишину, отчаянно пытаясь разорвать её на куски.
Моя агония длилась совсем недолго, всего лишь сотни лет, которые я прозябаю в теле этой девочки - женщина, сгоревшая в пламени желания, устлавшая пеплом дорогу к твоим ногам.
Ты больше никогда не брал в руки кисть, не пытался сделать меня своей Джульеттой, холст был навсегда запятнан, обагрен родившимся во мне пороком.
И все эти столетия я смотрела на тебя как со смертного одра.
Ведь я поверила выдумке любви бессмертного.
Но ты меня обманул…
Вспомни! Прошу тебя, вспомни!
Как смотрела на тебя, бесконечно холодная, но будто созданная из плоти и крови.
Услышь! Прошу тебя, Услышь!
Вереница признаний, канувших в бесконечность.
Но твой холст уже лелеял другой лик. Обнаженной и пугающей в своей красоте. Без следов какой-либо нежности в жестком изгибе алых губ, с пылающим огнем в темноте угольно-карих глаз. Вспышки этого огня скрывают твое лицо от меня, как багряно-красный капюшон палача.
Знаю.
Она – жница снов твоих, твое стылое, беспросветное вожделение настоящей смерти.
И я возвращаю тебе твою любовь,
Снова обретаю очертания.
Это моя последняя возможность.
Я возвращаю тебе твою любовь,
По крайней мере, навсегда,
Снова обретаю очертания,
Женщины, стоящей обнажённой.
Отрекись.
Молю тебя, отрекись от нее, испив жизни нектар.
И тогда я обязательно расскажу тебе, как высоко встает ядовитое солнце. Как осушает слезы дождевая вода. Как в ветре может растворяться вечность.
Возвышусь. Приложусь губами к твоим рукам. Дарую пристанище.
Мой бессмертный, я расскажу тебе обо всем, что есть в этой вселенной.
И смерти лик на твоих щеках ослабеет и, наконец, погаснет навсегда.
Но все попытки бесплотны. Кожей осязаю вязкий аромат желания. Твоя жажда ее крови оглушает меня. Запах проникает в камеры моего черного сердца, цепляется в горло, как голодный шакал.
Скажите же мне, кто отомстит за всех тех, кто нелюбим?
Я возвращаю тебе твою любовь,
Моя – слишком тяжела.
И я возвращаю тебе твою любовь,
Днём это более очевидно,
Её цвета поблёкли.
Я движусь. Вне времени и вне пространства.
Босые бледные ноги мелькают во тьме как мотыльки.
Клодия. Клодия.
Стоящий у самой дальней стены холст вещает голосом нашего общего создателя.
Клодия. Клодия.
Пронзающий иглами шепот постепенно нарастает, становится все громче, пока не превращается в стенание на самой грани рассудка.
Клодия! Клодия!
Шелест ткани, сорванной с полотна, отзывается погребальным эхом.
Я смутно различаю детали. Только застывшие серебряным прахом в лунном свете складки бархата и кружева. И лежащее на них нагое женское тело. Тело жницы снов твоих с лицом мертвой Джульетты, нищенки на паперти, плачущей в царстве Аида Персефоны.
Моим лицом.
Робкое тепло торжествующего пламени разгорается под моими пальцами.
Клодия, Клодия.
Руки Армана окрашиваются в багровый цвет. Никакая молитва не может заглушить пронзительный крик. Сюжет картины повторяется обезглавленным телом, преклонившимся перед произведением мастера.
Клодия, Клодия.
Я долго простояла здесь, в этой мрачной подземной обители, опутанная сетями собственной страсти.
Словно бледный, испуганный призрак самой себя.
Словно невнятный болезненный плод чьего-то воображения, повторяющий и повторяющий лживые и тревожные слова еще ненаписанной повести.
В ожидании долгожданной свободы. В ожидании любви. В ожидании твоего животворящего благословения.
Клодия. Клодия.
Что же ты наделала, Клодия?
Жертвую…повинуюсь…
Забываю о слабости, жестокости, лживости.
Руки Армана тянутся к моей шее. Мучительный спазм сливается с долгим гортанным стоном.
За его спиной я вижу свет. Скоро я обязательно расскажу тебе, мой бессмертный, как высоко встает ядовитое солнце. Как осушает слезы дождевая вода. Как в ветре может растворяться вечность.
Моя вечность.
И я забираю свою любовь,
Снова становлюсь наброском
Моего единственного гения – Эгона Шиле.