Великий день, долженствующий завершиться Великим вечером выпускного бала, для Элис начался уже в четыре утра. Она сидела как на иголках, с нетерпением поглядывая на часы каждые две минуты и вздрагивая всякий раз, когда слышала шум шин проезжавшей мимо ее дома машин, дожидаясь курьера, обещавшего явиться не позднее семи утра. Наконец, уже почти в семь, когда на втором этаже начали раздаваться звуки льющейся в ванной воды и шум шагов, говорившие, что родители проснулись и спустятся вниз уже совсем скоро, очередная проезжавшая мимо машина остановилась, и сквозь занавески Элис увидела силует курьера, шагавшего к дверям дома с долгожданной ношей в руках. Распахнув дверь, чтобы не дать ему позвонить и этим перебудить весь дом, Элис почти выбежала на порог, сжимая во вспотевшей от напряжния ладони кошелек.

- Мисс... Элис Брендон? - осведомился курьер, сверяясь со своими записям.

- Это я, - нетерпеливо ответила Элис. - Сколько с меня?

Парень удивленно покосился на нее.

- А проверять товар не будете? - спросил он.

- Я все равно ничего в этом не понимаю, - честно призналась Элис, с сомнением глядя на кейс в его руках. - Не знаю, на что надо смотреть... Понимаете, это в подарок!

Парень воззрился на нее с еще большим удивлением и одновременно с некоторой долей зависти.

- Вау!.. - протянул он. - Из вас бы классный Санта-Клаус вышел, щедрый такой!

Элис усмехнулась.

- Сама себе удивляюсь, - пробормотала она, открывая кошелек. - Тысяча долларов, правильно?

Парень кивнул, продолжая разглядывать ее как какую-то диковинку. Опустошив кошелек и протянув ему деньги, Элис подумала, как странно выглядит - в старых, протертых на швах джинсах и майке, растрепанная и даже не накрашенная, совсем не похожая на человека с деньгами, она делает подарки на сотни долларов... Ей стало смешно до слез.

Взяв деньги и благодарно улыбнувшись в ответ на ее «сдачи не надо», курьер опустил красивый кожаный кейс с броской фирменной надписью на порог и открыл его.

- Массив ситкинской ели, отличная лакировка, гриф из розового дерева, на ладах перламутровая инкрустация, - заговорил он, любуясь вместе с Элис глянцевым отражением утреннего солнца на корпусе безупречно красивой черно-огненной гитары. - Левосторонняя, как вы хотели. Если что-то не устроит, имеете право вернуть или заменить в течение месяца.

Элис кивнула, не отрывая взгляда от своей покупки.

- Распишитесь вот тут... так, и еще вот здесь... Отлично. Спасибо за заказ и хорошего вам дня! Подарок будет зашибись!

Засмеявшись, Элис помахала ему, схватила кейс с драгоценной гитарой, бегом метнулась по лестнице в свою комнату и спрятала его под кровать. Она едва успела выпрямиться, как в дверь постучали, и появившаяся на пороге мама, удивившись, что она так рано встала, осведомилась, не получила ли она уже свое заказанное для выпускного платье, ради покупки которого пришлось даже превысить выделенный ей бюджетный лимит.

Элис жизнерадостно улыбнулась, раздумывая, нужно ли врать и дальше, или можно уже рассказать, что никакого платья не будет и что триста долларов, добавленные ко всем ее накопленным за два года карманным деньгам, нужны ей были не на него, а на исполнение мечты. Пусть не своей, но почему-то опьянявшей ее не меньше, чем исполнение своей собственной. Решив, что мама не придет в восторг, узнав, на что она спустила все имевшиеся у нее деньги, Элис решила воздержаться от правды.

- Пока нет, но до вечера ведь еще далеко, - сказала она и спешно перевела разговор на другое.

До вечера оказалось действительно далеко - так далеко, как будто стрелки часов кто-то заколдовал, и они едва ползли. Церемония вручения школьных дипломов, трогательные речи учителей и теперь уже бывших соучеников, поздравления друзей и родителей - все это скрасило Элис первую половину дня, но дальше время как будто остановилось. Явиться в школу на менее формальную и более веселую часть праздника нужно было к половине восьмого, но перед этим Элис собиралась успеть еще кое-что важное. Дождавшись, наконец, когда из гостиной донесется мелодия, предваряющая пятичасовые новости, и убедившись, что родители заняты их просмотром, Элис вытащила доставленную утром гитару из своего импровизированного тайника и, прокравшись мимо дверей гостиной, незаметно выскользнула из дома. Забравшись в машину, она торопливо набрала номер Беллы.

- Привет! - заговорила она быстро, едва Белла сняла трубку. - Ты еще дома?

- Ага, никак не могу разобраться с волосами, - напряженно ответила Белла и ойкнула - должно быть, именно в этот момент волосы в очередной раз воспротивились ее попыткам с ними «разобраться».

- Как насчет благотворительного сеанса парикмахерских услуг? - предложила Элис и, получив от подруги благодарное согласие, спросила: - Помнишь, ты рассказывала, вы с Джейкобом разрисовывали его мотоцикл?

- Помню, а что? Хочешь, чтобы мы разрисовали тебе машину? - со смешком осведомилась Белла и, судя по звукам, уронила телефон. Элис дождалась, пока она, чертыхаясь, вернет трубку к уху, и заговорщически сказала:

- Нет, я хочу разрисовать кое-что другое.



Я спускалась по старенькой, скрипучей лестнице своего дома с таким чувством, будто внизу была не моя с детства знакомая крошечная прихожая, а бальный зал королевского замка, а я - не Белла Свон, а... ну скажем, Бэль из «Красавицы и Чудовища». Грациозно подобрать подол платья и покружиться я не могла, потому что платье мое было не слишком длинное, но в том, что оно было волшебным, я не сомневалась: мои ноги в нем казались длинее и стройнее, талия тоньше, кожа белее, волосы лежали лучше и смотрелись богаче, и... Ну в общем, вы поняли. Я была belle.

Эдвард, должно быть, думал так же. Ожидая меня у подножия лестницы, он смотрел на меня с таким почти неправдоподобным, но совершенно искренним восхищением, что мне захотелось засмеяться, чтобы спрятать за смехом свое польщенное смущение. Но Элис категорически запретила. «Никаких бурных эмоций хотя бы первые пару часов, Белла! Потому что все твои бурные эмоции заканчиваются слезами, а я не хочу, чтобы моя ланкомовская тушь пропадала зря», - сказала она пару минут назад, когда закончила красить меня привезенной с собой косметикой, и в чем-то я была с ней согласна. Мне всегда хочется плакать, когда эмоций слишком много, и не важно, счастливые они или грустные.

- Белла, ты выглядишь... - выдохнул Эдвард, - дивно!

Я перебирала в мыслях слова «прекрасно, чудесно, сказочно и великолепно», но старомодное «дивно» понравилось мне намного больше. Я оперлась на его протянутую мне руку и, не удержавшись, покружилась на месте, словно в вальсе, позволяя всему миру (если тот вдруг подглядывал в окно прихожей) полюбоваться блеском бисера и шелковыми переливами ткани моего бального платья. Следом за мной по ступенькам сбежала Элис, обеими руками держа гитарный кейс и, осторожненько поставив его на пол, сделала вид, что аплодирует мне.

- Вся школа будет у твоих ног, - не без ехидства сказала она, и Эдвард, повернувшись на ее голос, окинул ее до крайности изумленным взглядом.

- Джинсы и рубашка? - осведомился он с веселой ухмылочкой. - И в этом ее модное величество Элис Брендон идет на бал?

- У Элис Брендон другие планы, и на балу ее величества не будет, - отозвалась та, шаловливо подмигнув и наверняка оставив Эдварда при впечатлении, что он или ослышался, или чего-то недопонял. - Желаю хорошо повеселиться! Мы сегодня еще увидимся, - загадочно добавила она, намекая на свой замысел, о котором рассказала мне наверху, и, подняв с пола свою драгоценную ношу, выпорхнула из холла в теплый весенний вечер. Эдвард взглянул на меня с веселым удивлением, но я не стала ничего объяснять и только таинственно улыбнулась в ответ.

Школьный сад встретил нас теми самыми золотыми огнями гирлянд из лампочек, опутывавших деревья, запахами цветущей акации и приглушенным гулом музыки, которые я видела в воображении. Улыбаясь, я глубоко вдохнула этот праздничный аромат, и Эдвард, потянувшись, сорвал с ближайшего дерева веточку с пушистыми бело-розовыми цветами и протянул мне.

- Эй, Белла! - Анжела в бирюзовом коктейльном платье и в самых красивых туфлях из всех, какие я видела, появилась под руку с Беном из золотой полутьмы под деревьями и оглядела мой наряд. - Платье потрясающее! - Она посмотрела на Эдварда и с веселым напускным кокетством протянула: - Да и ты недурно приоделся, красавчик!

Эдвард засмеялся.

- Ты тоже неплохо постаралась, детка, - поддержав ее шутливый тон, ответил он.

Обмениваясь шуточками, болтая и смеясь, мы вчетвером прошли через двор и поднялись по ступеням в школьный холл. Кругом мелькали неузнаваемо шикарные девушки и вдруг ставшие одинаково взрослыми и солидными парни в вечерних костюмах, непривычно нарядные учителя и гости, их голоса смешивались с музыкой, смехом, звоном бокалов и шелестом юбок, и надо всем этим царило тонкое, как аромат духов, ощущение взволнованного, предвкушающего ожидания. Затишье перед бурей фейерверков, ливнем шампанского и танцев. Анжела с Беном, пожелав нам хорошо повеселиться, растворились в толпе, Эдвард отправился за коктейлями, а я, на время предоставленная самой себе, озиралась по сторонами и оглядывала окружавших меня выпускников.

У окна Мария в сногсшибательном алом платье с разрезом до середины бедра болтает с Тайлером, неузнаваемом в изысканном черном смокинге, рядом с ними - Таня в бело-голубых кружевах, Лорен в усыпанном стразами неимоверно узком платье, Джессика в черном бархатном мини и какая-то незнакомая брюнетка в легком серебристом наряде увлеченно говорят о чем-то своем, в глубине зала парни из баскетбольной команды, то и дело заливаясь смехом, что-то с жаром обсуждают... Я задержала взгляд на Эммете: строгий черный костюм и ослепительно белоснежная рубашке с расстегнутым воротником, никакого галстука и белоснежные же кроссовки вместо уместно формальной обуви - это смотрелось дико и шикарно. По старой, никак не выветривающейся привычке я поискала взглядом Розали - по моей заклинившей внутренней логике ей непременно полагалось быть с ним рядом. Но рядом с ним были только его друзья.

Я не знала, было ли одиночество Эммета как-то связано с Розали или нет, но мне почему-то не хотелось это выяснять. Мы стали взрослыми. Что бы там ни было, пришло время каждому заниматься своей жизнью. Так долго наблюдая за другими, сейчас я поняла это особенно отчетливо. Вздохнув непонятно над чем, я отвернулась от Эммета и снова окинула взглядом зал, вдруг с почти шокирующей неожиданностью ощущая, что мы выросли. Все мы, и я, и Эдвард, и мои подруги, и Эммет, и все вокруг - мы перестали быть такими пугливыми, задиристыми, коварными, искренними, смешными, остроумными и недалекими, какими я их знала, и я уже не могла избавиться от ощущения, что меня окружают незнакомые, похожие на тех, с кем я училась, но удивительно чужие парни и девушки.

Эдвард появился рядом со мной словно ниоткуда и вручил мне мне бокал как раз тогда, когда поднявшийся на сцену директор Грин попросил тишины, чтобы произнести речь, предварявшую торжественную коронацию наших Короля и Королевы. Меня мало интересовало, кто выиграет, и я почти не слушала, маленькими глотками смакуя ледяное шампанское и купаясь в волшебной атмосфере этого праздничного вечера, мысленно благодаря всех, кто создал его для меня... Недоумевающий шум и гомон, вдруг прокатившийся по залу, вырвал меня из задумчивости, и я услышала, что кругом повторяют имя Элис.

- Элис Брендон, - повторил мистер Грин, - подай голос!

- А... эм... ее не будет, - неуверенно сказала я, пытаясь заглушить царивший в зале шум и придумать, как объяснить отсутствие Элис, не озвучивая настоящих причин. - Она... она сильно заболела и не смогла прийти.

Мистер Грин несколько секунд озабоченно хмурился, а затем, пробежав глазами листок, который держал в руках, с прежним энтузиазмом объявил:

- Очень жаль, очень жаль, но... В таком случае, я полагаю, королевой бала становится претендентка, оказавшаяся на втором месте по числу голосов, и это... - он выдержал интригующую паузу и воскликнул: - Виктория Каллен!

Вот это было совсем не удивительно. Я сдержано похлопала вслед за остальными, повернулась было к Эдварду, чтобы спросить, голосовал ли он за сестру, и тут вдруг обнаружила, что на сцену поднимается та самая незнакомая мне темноволосая девушка в серебряном платье, которуя я видела вместе с Джессикой и Лорен. И теперь, приглядевшись получше, я вдруг с изумлением узнала в ней Викторию. Ни полыхающей рыжиной гривы, ни выражения высокомерной презрительности на лице, ни привычной броской, яркой одежды - она казалась совершенно другим человеком сейчас. Я ошарашенно наблюдала за тем, как она, приподняв подол длинного платья, подходит к мистеру Грину, грациозно наклоняется, и тот надевает на нее искрящуюся в приглушенном свете развешанных по всему залу разноцветных фонариков корону Королевы бала.

- Спасибо, - мило поклонившись, сказала Виктория - не то директору, не то своим подданным, смотревшим на нее со всего зала, и, шагнув чуть ближе к микрофону, весело воскликнула с виноватой и при этом игривой улыбкой: - Я не надолго! Знаю, вы бы предпочли послушать не меня, а нашу настоящую королеву - уж что-что, а голос у нее и правда есть!.. - В зале засмеялись этой шутке - голос у миниатюрной Элис был роскошен на по росту, это все знали. - Но... я просто боюсь, что другого шанса сказать одну очень важную вещь у меня уже не будет.

Она оглядела зал, как будто ища кого-то взглядом, и ее глаза неожиданно встретились с моими.

- Белла, - громко сказала она, не отводя взгляд, и микрофон разнес ее голос по всему огромному залу. - Я хочу извиниться.

Я потрясенно моргнула. Чего я не ожидала и уж точно не хотела в этот день - так это очередного напоминания о том, что она сделала. Мне не нужны были ее извинения, не нужно было ее торжественного прилюдного покаяния, но заставить ее замолчать я сейчас никак не могла, и приходилось слушать дальше.

- Я поступила подло, и я не заслуживаю, чтобы ты меня простила, знаю, поэтому я... - она перевела дыхание. - Я просто верну долг.

Долг? Я непонимающе смотрела на нее, а она, вынув из прически заколку, тряхнула головой, распуская свои новые, темные волосы, и снова заговорила, по-прежнему обращаясь ко мне одной:

- Вот это - мой настоящий цвет волос. А моя настоящая фамилия, кажется, Олдерсон. Я не сестра Эдварда. Его родители удочерили меня, пятнадцать лет назад, - гул изумленных возгласов, прокатившийся по залу, почти заглушил ее слова, и Виктория заговорила еще громче и отчаяннее, как будто боясь, что не успеет сказать все, что решила сказать: - Но мне так хотелось действительно быть их дочерью, что я с тринадцати лет красила волосы, чтобы быть похожей на Эдварда, чтобы все думали, что мы правда родня. Это, - она закусила губу, - мой главный секрет. Я выдала всем твои тайны, так пусть и у меня тоже тайн не будет. Теперь мы квиты?

В зале перешептывались, переговаривались, недоумевали и похихикивали, но у меня в ушах стояла тишина. Вот так просто выложить все то, что тщательно скрываешь, пусть даже в этом нет ничего преступного или ужасного, было значительным поступком. Но должно ли это было восхитить или утешить меня? Или мне следовало гнуть линию своего нового бесстрашного злорадства, наслаждаясь тем, что теперь я сама могу дать отпор тому, кто вздумает пытаться меня унизить? Я не знала. Но глядя на вновь коронованную королеву выпускного бала, я чувствовала, что возможно впервые в жизни мы с Викторией на равных, и мысленно я пожелала ей удачи, раз уж она решила перестать притворяться и быть той, кто она есть. Уж я-то знаю, что это непросто. Или точнее было непросто.

После речи Виктории выбрали короля выпускного, которым стал Эммет, что тоже совсем меня не удивило. Он сказал, что не претендует на откровенность, проявленную Викторией, поблагодарил директора и всех, кто пытался сделать из нас достойных людей, и напоследок пожелал всем оторваться так, чтобы завтра все мы жалели о том, что эта вечеринка была первой и последней в своем роде. Потом начались танцы, и это стало для меня своеобразным сигналом.

- Есть предложение продолжить веселиться в другом месте, - обернувшись к Эдварду и стараясь говорить интригующе, сказала я. - Ты не подождешь меня у машины? Мне нужно кое-что сказать Анжеле?

- Надеюсь, это не противозаконно? Мне кажется, я и так пользуюсь пристальным вниманием со стороны шерифа, - усмехнулся Эдвард, очевидно, заинтригованный моим предложением.

- Все может быть. - Я улыбнулась ему, и отпустив его руку, за которую до этого держалась, отправилась на поиски Анжелы и Бена.



- Ого!.. - замерев с протянутой к дверному звонку рукой, воскликнул Джейкоб, когда Розали открыла дверь. - Ты... здорово выглядишь.

Розали неуверенно улыбнулась. Джейкоб сказал правду, она действительно хорошо выглядела в молочно-белом платье с воздушной плиссированной юбкой, очень напоминающем незабвенное белое платье Мерилин Монро, с уложенными в греческом стиле волосами, накрашенная, надушенная, поблескивающая браслетом, кольцами и серьгами и решительно не похожая на саму себя, но ощущала она себя в этом новом облике глупой маленькой девочкой, зачем-то нарядившейся в мамину одежду. Хотя в некотором роде это так и было - это было действительно мамино платье. Мамино свадебное платье, то самое, в котором она девятнадцать лет назад, еще совсем не богатая и не преуспевающая бизнес-леди, первый раз выходила замуж.

Впрочем, Джейкоб в безжалостно строгом вечернем костюме тоже явно чувствовал себя неприятно, как свободолюбивый пес, посаженный на цепь. Садясь на пассажирское сидение и упрямо заставляя себя улыбаться, как и положено счастливо окончившему школу и готовящемуся это хорошенько отметить человеку, она уже жалела о своем нелепом желании явиться на дурацкий бал и думала, что сейчас с куда большим удовольствием бы сидела, одетая в привычные джинсы и майку, в кафе и болтала бы с одетым в привычные джинсы и клетчатую рубашку Джейкобом о какой-нибудь забавной ерунде. Сейчас же, в неприятно формальной атмосфере, воцарившейся в машине, говорить о забавной ерунде почему-то не получалось, и в итоге добрую половину пути они провели в полном молчании. Темнеющее вечернее небо угрожающе набухало дождем, и Джейк вел машину с почти недопустимой скоростью, надеясь успеть добраться до школы прежде, чем ползущие за ними следом грозовые облака обрушат на землю свое электрическое и водяное содержимое, но все равно явно не успевал - первые капли дождя уже забарабанили по крыше и стеклам.

Розали по-прежнему молчала, Джейкоб тоже ничего не говорил, сосредоточенно глядя на дорогу. Дождь усиливался, превращаясь в ливень, сквозь плети дождя, хлеставшие мокрое шоссе, уже было едва видно, что творится впереди. Откуда-то сзади неожиданно вынырнул красный автомобиль - выпендрежный красный, блестящий, как леденец, - и подрезал их, проносясь мимо на головокружительной скорости. Джейк резко сбросил скорость, спасаясь от столкновения, шины с визгом проехались по скользкому асфальту, и машину неостановимо повело в сторону. И впереди, в каких-то дюймах перед капотом, из дождевого савана выступил столб с люминисцентными дорожными указателями. Время замедлилось, растянулась, как жвачка, ремень безопасности приковал к креслу, и Розали, липкую предсмертную вечность глядя на приближающийся столб ровно напротив ее окна, изо всех сил пыталась подумать о чем-то другом, кроме прямоугольного знака с надписью «Порт-Анджелес - левый поворот, Бремертон - прямо» на этом столбе, и того, как блестят на нем тяжелые дождевые капли. В последние секунды жизнь ведь не об этом полагается думать!..

Но секунды шли, а жизнь все не кончалась, столкновения все не было, и Розали запоздало поняла, что машина остановилась в футе от проклятого столба и уже не двигается. В салоне долго висела тишина, дождь монотонно шуршал по крыше, и дворники упрямо сгоняли его потоки с лобового стекла, метаясь туда-сюда с тошнотворной быстротой. Джейк выпустил руль, уронил подрагивающие руки на колени и, откинувшись на спинку кресла, простонал:

- Дыхание Создателя!...

Розали уставилась на него, решив, что ослышалась. Это было любимое ругательство ее любимого персонажа в ее любимой компьютерной игре. О чем, конечно, она никогда никому не говорила, потому что девушки не должны любить компьютерные игры и уж тем более умиленно подмечать выказанные их героями предпочтения в ругательных словах. Она так привыкла обо всем молчать и прятать любое проявление своей истиной личности, что уже забыла, что в компьютерные игры играет не она одна и не одной ей они нравятся. Что кто-то, оказывается, может смотреть с ней в одну сторону. Пусть даже и в такой ерунде, как «Дрэгон Эйдж». Вспомнить об этом было очень, очень странно...

Джейкоб повернул голову и встретился с ней взглядом. В его глазах плескался такой ужас и такое полуобморочное счастье, что у Розали закружилась голова. Они смотрели друг на друга, и она думала, что не поменяйся они местами, не будь он за рулем, то она не сумела бы остановить машину вовремя, и они врезались бы в столб и скорее всего погибли. Третий раз за последний месяц ей удалось избежать смерти. Один раз - благодаря доктору Каллену. Два других - благодаря Джейкобу Блэку. Эта мысль никак не уходила, кружась и кружась в голове, и Розали сама не понимала, что сейчас чувствует. Просто смотрела на него, и время шло так же медленно, как ему положено идти в последние мгновения перед катастрофой, перед смертью, перед чудом. И в какую-то секунду она вдруг догадалась, почему Джейкоб так смотрел на нее, почему этот страх и этот спасенный восторг были в его глазах, и почему он дразнил ее «Барби» и «деткой», а потом...

Она не могла бы с уверенностью сказать, кто из них первым поцеловал другого, но это было и не важно, потому что больше не было важно вообще ничего. Они были живы и они были вместе, и он был теплым, как солнце, и ругался, как Алистер, а она была красивее Моны Лизы и наконец-то нужна такой, как есть, со всеми своими шрамами и невидимыми синяками. А чего же еще нужно?

Истово зазвонивший в ее кармане телефон заставил их дернуться в стороны, как будто пойманных за воровством конфет детей. Не чувствуя собственного тела, Розали достала мобильный и подняла к уху.

- Привет! - зазвучал в трубке голос Элис. Почти не слушая, Розали улыбнулась, сначала неловко, потом открыто и широко. Это тоже было странно - так улыбаться. Как будто у нее была новая улыбка, измененная каким-то колдовством, новые губы, новая радость. Толком не понимая, что делает, она открыла солнцезащитный козырек перед своим креслом и посмотрела на себя в зеркало. Ей понравилось то, что она там увидела.

Элис явно успела сказать что-то, что Розали пропустила мимо ушей, потому что, наконец сосредоточившись, она услышала только обрывок весьма малопонятной фразы:

- ...так что если ты не хочешь праздновать выпускной в школе, то у меня есть предложение! Как ты относишься к кострам, пляжным вечеринкам, Ла Пуш и веселью до утра?

____________________
И вновь мои бесчисленные благодарности Noone за помощь с этой главой в частности и этой историей в целом!