Название: Это случилось, когда ей было...
Автор: -
Пейринг: Эдвард/Белла
Рейтинг: R
Жанр: Романтика
Саммари: В детстве подруга, в юности любимая... Поможет ли Рождество им быть вместе?
Заглавная песня: Backstreet Boys – Christmas Time

---

Это случилось, когда ей было восемнадцать.

Я до сих пор отчетливо помню все, что происходило со мной в тот вечер. Именно тогда, она сказала мне «да», и пусть то был ответ не на предложение руки и сердца... для меня ее согласие было всем.



Последние десять лет мы виделись лишь на Рождество. За время пока я учился, а позже работал, Белла очень изменилась, похорошела. Хотя, это звучит сильно преуменьшено. Глядя на нее, на ее улыбку, на то, как она нервно перекидывает через плечо вьющиеся локоны... мне хотелось улыбаться. Я не знал точно, я ли являюсь причиной ее смущения, но признаться, мечтал об этом, надеялся, и даже очень.

Наша история началась давно. Помню, как мы познакомились с Беллой.

Мои родители переехали в Форкс - отца перевели работать в Центральную Городскую больницу, и мама была не против обустроиться в маленьком городке.

На тот момент мне было тринадцать лет, а моему старшему брату Эммету – пятнадцать. Родители купили дом почти на окраине города, и единственными нашими соседями оказалась семья Свонов – Чарли, шериф полиции Форкса, Рене, простая, как и моя мать - домохозяйка, и кареглазая малышка Изабелла.

Это произошло, когда ей было три.

Я помню наше знакомство, как сейчас. Чарли и Рене, как примерные и добродушные соседи пришли к нам на ужин. Признаться, я никогда не понимал этого, разве нельзя познакомиться иначе? Неужели для этого необходимо организовывать совместный ужин? Думаю, в то время мое поведение можно было назвать юношеским максимализмом, меня не устраивало все, и все было не так. Однако против переезда в новый город я не возражал.

Помню, как увидел маленькую пухленькую ручку, держащую подол юбки Рене, и длинную прядь темно коричневых волос.

- Ну же, детка, не стесняйся, - сказала ей тогда Рене. – Давай, покажись, будь хорошей девочкой.

Совсем крошка, немного выше колена матери, девчушка все-таки робко выглянула из-за матери. Я невольно улыбнулся, она была настолько милой. Хотя, думаю, в таком возрасте все дети красивые. Розовое платьице напомнило мне облачко, пышное и воздушное, и под цвет ему маленькие тапочки. Даже сейчас могу с уверенностью сказать, что на ее босоножках были нарисованы зайцы.

Маленькое пухленькое личико обрамляли длинные, пышные, каштановые волосы. Розовые губки, сложенные в буковку «О», и большие шоколадные глаза, как у олененка, обрамлены пушистыми и длинными ресничками. Тогда я понял, что имя ей подходит как нельзя лучше.

Помню, как пухленькие щечки Беллы порозовели, стоило ей только взглянуть на меня из-под своих ресничек, она потерла кулачком маленький аккуратненький носик, и быстро опустила взгляд вниз.

С тех пор мы стали друзьями. Я спокойно мог назвать себя ее старшим братом. Как только у Беллы появлялись вопросы - я на них отвечал, как только у нее возникала проблема – я ее решал, просто старался помочь во всем, в чем только мог.

Это случилось, когда ей было восемь.

В то время я окончил школу и поступил в юридический колледж. Для Беллы этот год стал самым печальным – уезжал ее лучший друг. И, несмотря на то, что мне было восемнадцать, а ей восемь, я мог с большой уверенностью сказать, она тоже была моим другом, маленьким, кареглазым, краснощеким и надоедливым другом, которого я безумно любил.

По мере взросления у Беллы появлялись все более сложные проблемы, ну, по крайней мере, ей так казалось. И если в десять она злилась и плакала потому, что ее дергал за косички и дразнил «вонючка Майкл Ньютон - большая сопля», то через пару лет ее проблемы начали казаться сложными уже для меня.

Это случилось, когда ей было двенадцать.

Помню, как растрепанная и краснощекая Белла, однажды утром влетела в мою комнату. Почти голая, в одной пижаме и домашних тапочках, она быстро и невнятно, прерываясь на всхлипывания, пыталась что-то мне сообщить. Девчушка очень громко говорила, и одновременно оживленно жестикулировала. Мне еле удалось уговорить ее успокоиться и рассказывать чуть медленнее.

И она успокоилась, но ненадолго. Через пару минут, Белла опять начала плакать, а потом с громкими всхлипами и соплями кинулась в мои объятия.

«Я умираю, Эдвааард! Умираююю!» - говорила она, а я не мог понять, в чем же дело.

В результате все оказалось не так ужасно. Не знаю, почему Рене не провела с дочерью хоть какую-нибудь воспитательную беседу на эту тему, ведь мне это казалось вполне естественным, и каждая мать обязана объяснить дочери предстоящие перемены в женском организме. Совершенно не осведомленная, Белла подумала, что умирает, когда, проснувшись утром, увидела кровь на простыне.

Слушая ее, я еле разобрался в чем проблема, девчушка так горько плакала и заикалась, что говорить то толком не могла. Успокоив младшую подругу, я стесняясь и заикаясь, объяснил, что происходит с каждой девочкой, когда она становиться почти женщиной, и ей не надо этого бояться, все не так страшно, как кажется. И еще я посоветовал ей обязательно поговорить с матерью.

Белла никогда не стыдилась меня, она могла беседовать со мной на любую тему, но объяснить как пользоваться тампонами я увы не мог, не потому что не знал, а потому что это была Белла, и мне действительно было неловко.

Это случилось, когда ей было тринадцать.

Во время моего приезда на празднование следующего Рождества произошло то, чего боится каждый парень – я влюбился. Это казалось совершенно неправильным, ей всего тринадцать, мне двадцать три, я считал себя не то ненормальным, не то педофилом, такого просто не должно было случиться!

Тогда, двадцать четвертого декабря две тысячи шестого года, я вдруг посмотрел на нее иначе... Совсем по-другому. Когда, опять же в одной пижаме, которая сказать к слову очень сильно обтягивала ее стройную фигуру, она прибежала ко мне в комнату, сильно соскучившись, я понял, Белла уже далеко не та малышка, которую я привык видеть.

Для своих тринадцати она была довольно развитой, и не только физически, потому что именно в этом плане она была прекрасна – небольшая девичья грудь, уже появившаяся талия и округлые бедра... Тогда я впервые взглянул на нее не как на Беллу-малышку, а на как Беллу - взрослую девушку.

В тот вечер она предложила мне пойти в центральный парк, погулять, а я поражался тому, как она изменилась за год. Прошлой зимой, она была совсем маленькой девочкой с угловатой фигурой, и близко не взрослыми мыслями…

Тогда, в свете фонаря, я увидел настоящее совершенство – ее, с закрытыми глазами и поднятым вверх лицом. Щеки порозовели от сильного мороза, губы растянулись в ленивой, блаженной улыбке, а реснички трепетали от прикосновения холодных снежинок. В тот момент я понял, что ничего краше в жизни не видел...

Именно этот год и это Рождество стали для меня роковыми, если так можно сказать.

Помню, как Белла напекла печенье, которое, на самом деле, было дерьмовым на вкус, но что бы не обидеть ее, я поглощал его за обе щеки и требовал добавки... За ее улыбку я готов был вытерпеть не только это, а она так мило улыбалась и благодарила...

С каждым годом Рождество становилось для меня все более мучительным. Родители не переставали заваливать вопросами о жене и детях: «Эдвард, когда ты женишься? Эдвард, когда ты подаришь нам внуков? Эдвард, может ты хотя бы привезешь свою девушку к нам?» И каждый год мне было все сложнее общаться Беллой.

Было больно слышать, что «горячий» Джейкоб Блек пригласил ее на свидание. Зная, какой частью тела парни думают в пятнадцать лет, меня одолевала злость, и хотелось просто напросто придушить мальца, или поломать ему ноги, что бы он не смог ни на шаг приблизиться к Белле.

Знаю, ревность - плохое чувство, но я ничего не мог с собой поделать. Каждое Рождество она по-прежнему проводила дома, но теперь больше не бегала ко мне в комнату за советами, и больше не просила о помощи... почти.

Это случилось, когда ей было семнадцать.

Я только проснулся и спустился на кухню, выпить воды. Она сидела на кухонном столе, жуя яблоко, и болтала ногами. Впервые за пять лет она пришла ко мне в пижаме, хотя назвать это одеяние пижамой язык не поворачивался – короткие шорты и облегающая маечка... из очень ТОНКОГО материала!

- Ты хочешь заработать воспаление? - я старался говорить серьезно, хотя внутри все горело... Господи, когда ее грудь стала такой... привлекательной? Еще ни разу я не возбуждался настолько сильно просто глядя на девушку... в пижаме... без косметики... в домашних тапочках с мордой Бакс Банни.

Но это была Белла, и ее вида мне хватило, что бы стыдясь самого себя, повернуться к ней спиной, скрывая свое возбуждение.

- Конечно же нет, Доктор Каллен, - ответила она.

Мне хотелось развернуться к ней и крикнуть: «Боже, девочка, что ты со мной делаешь?» - а потом просто повалить ее на стол и жестоко оттра... кхм...

А можно, будучи возбужденным, возбудиться еще сильнее? Ответ прост – черт возьми, да!

- Эдвард, Белла, просто Эдвард.

- Хорошо, Эдвард, нет, я не хочу заработать воспаление, но мне нужна твоя помощь, немедленно!

- Кто-то умирает? - к этому моменту я успокоился, и был способен повернуться к ней лицом, но все же не рисковал смотреть ниже.

- Почти.

- Почти это как? Голова умирает, а ноги живут дальше? – смеясь, ответил я.

- Не язви. Я хочу попросить тебя об услуге.

И вот впервые за четырнадцать лет я увидел ее румянец! Она алела так только в день нашего знакомства, и все...

- Какого рода услуга?

- Научи меня целоваться, - быстро пролепетала она, и закусила нижнюю губу... я а застонал.

- Нет, - коротко отрезал я.

- Нет? Как это нет? Эдвард, ты не можешь мне отказать! Я... у меня больше нет знакомого, который сможет это сделать, и в итоге не смеяться над моей неопытностью. Пожалуйста, Эдвард... пожалуйста, – пока она говорила, ее голос менялся от командирского до почти скулящего.

Я знал, что будет не просто плохо, а реально хреново после этого, но смотреть, как она умоляет меня сделать это, я не мог. Меня не волновала причина ее просьбы, меня заботило только то, что она доверилась именно мне.

- Хорошо, но только один раз, - отчеканил я.

- О, спасибоспасибоспасибо!!! - она нервно запрыгала прямо на столе.

- Закрой глаза, - попросил ее я.

- Как закрой глаза? Я не должна на тебя смотреть? Просто Джесс говорила, что она смотрит, а может потом...

- Цыц! - перебил я ее. – Если хочешь, чтобы я научил тебя целоваться, просто закрой глаза!

- Ладно, злюка, - согласилась она.

Я поражался, как она может быть насколько взрослой, но в тоже время по-детски наивной. В одно мгновенье она могла говорить насколько умные вещи, что я удивлялся ей, а через секунду могла по-детски надуть губы и обидеться.

Я подошел к столу, и встал между ее раздвинутых ног. Подняв руку, прошелся костяшками пальцем по ее розоватой щеке. Дыхание девушки сбилось, грудь начала часто подниматься и опускаться, а я невольно сглотнул. Как до сих пор это чудо осталось не целованным? Неужели ни один парень не замечал, насколько она красива? Хотя в глубине души я радовался, что буду первым, первым, кто ее поцелует, это большая честь для меня.

Я касался ее щек и подбородка, нежно проводил кончиками пальцев возле глаз, едва касаясь, ласкал лебединую шею и ее ключицы. Белла была прекрасной, и в сотый раз ее имя подтверждало это.

Ее кожа обжигала мои пальцы, а тепло от этого касания распространялось по всему телу. Запах Беллы стал более насыщенным, чем прежде, или я этого просто раньше не замечал. Кожа в районе груди немного порозовела... Будучи доктором, я знал, что это означает, но боялся признаться, она не могла хотеть меня, просто не могла...

Белла так смешно выпятила губки, сложив их в трубочку, что я невольно улыбнулся... Взрослый ребенок, это именно о ней. Пальцем я коснулся ее нижней губы, стараясь дать ей понять, что их нужно расслабить, и она повиновалась.

«Ну как можно быть насколько красивой», - думал тогда я. Если в ожидании поцелуя она выглядит настолько соблазнительно, я не мог представить, какой очаровательной она будет, когда ее тело будет трястись в удовольствии.

Наклонившись, я нежно коснулся ее губ, делая совсем легкие касания. Почти незаметные. Она пахла яблоком... Подсознание понимало, что это остаток запаха фрукта, но я хотел думать, что так пахнет она.

Она нервно облизала свою нижнюю пухленькую губку, и задела языком мои. В этот момент мой самоконтроль пошел к черту, и прочно там поселился – включил телевизор, взял ведерко с мороженым, залез на кровать и, укрывшись одеялом, занялся просмотром моих фантазий.

Схватив ее за попку, я придвинул Беллу ближе к себе, и она прижалась ко мне всем своим телом. Тогда я ненавидел ее тоненькую майку, и ее короткие шорты, и вообще всю одежду на ней! Мой самоконтроль улыбался во всю, когда я подумал о том, чтобы сорвать с нее эти жалкие куски ткани, и взять ее прямо здесь.

Мой рот просто накинулся на ее сладкие от яблочного сока губки. Мои губы двигались вдоль ее губ, а мои руки блуждали по ее спине. Мне казалось, она совсем не была против этих ласк. Ее язычок пробежался по моей нижней губе, и я застонал.

Мне опять пятнадцать? Это что, мой первый поцелуй? Я говорю как сопливая девчонка, но такого поцелуя у меня еще не было. Я не могу сказать, что у меня было множество женщин, но их было достаточно для того, что бы понять, был ли хорошим этот поцелуй, или нет. И он был!

Кровь бежала по венам с бешеной скоростью, сердце начало стучать в два раза быстрее, а руки перестали меня слушать, и делали то, что им вздумается. Мои ладони уже откровенно массировали бедра Беллы, пока мой язык пробирался сквозь пухленькие и сладкие губки девушки.

Она была сладкой, очень сладкой, с легкой кислинкой – как самое лучшее лакомство. Я опять же понимал, что это все яблоко, но поделать ничего не мог.

Ее губы двигались в такт с моими, и язычок неуверенно касался кончика моего языка. Эта девочка была еще той искусительницей, губки Беллы обхватили мой язык, и она неуверенно пососала его. Черт, если так продолжится и дальше, то мой самоконтроль будет смотреть не только на мои фантазии, но и на реальное их исполнение.

Нехотя оторвавшись от сладких уст этой девочки, я прислонился своим лбом к ее лбу. Дыхание Беллы было рваным и быстрым, создавалось такое впечатление, что мы только что не целовались, а бежали длинный марафон.

- Все, - прохрипел я.

Не зная, как отойти от нее так, что бы Белла не заметила моего возбуждения, я просто остался стоять на месте, решив подождать момента, когда я немного успокоюсь. Она все еще была близко прижата ко мне, ее грудь касалась моей груди, а ее «интересное местечко" находилось напротив моего возбуждения. И как прикажете мне успокоиться?

- Это было... вау! - ответила Белла.

- Я справился с задачей? - спросил я ее, приподнимая бровь, и отходя от нее на пару шагов. К этому моменту я достаточно успокоился для того, что бы прийти в норму.

- Эээ... да? - скорее спросила, нежели ответила она.

- Надеюсь, справился. Ну что ж, если это все, я тогда пойду?

- Ну... да. И я тоже... пойду... наверное.

Белла говорила немного невнятно и чуть заторможено, казалось, она все еще была под впечатлением от поцелуя. И меня это радовало. Я просто был счастлив от того, что подарил ей вот такой первый поцелуй – когда воздух покидает легкие, и сердце бросается вскачь, руки потеют, и ты ничего не можешь сказать толком, находясь в каком-то другом мире.

Помню, как в тот день я был сам не свой. Смотрел, будто сквозь туман, делал все на автомате. Для меня этот поцелуй значил много, так же как и возможность подарить Белле этот поцелуй. Тогда мне было тяжело, мои чувства противоречили моим приоритетам, но отказаться от них я не мог.

А после того дня мы не виделись целый год. У меня не было возможности приехать, и поговорить с ней, а такого рода разговоры по телефону не решают. Я хотел признаться ей в том, что у меня есть чувства к ней. Я бы сказал, а она бы решала, что ей делать со мной и моими чувствами в придачу.

Это случилось, когда ей было восемнадцать.

Это было наше десятое Рождество с того момента, когда я уехал в колледж. Это был день, который я помню даже сейчас.

Помню, на тот праздник я приехал совсем без настроения. Если год назад я еще надеялся на то, что Белла что-то чувствует ко мне, или хотя бы испытывает симпатию, то за год моя уверенность очень сильно увяла.

Я знал, что нам предстоит сложный разговор, ну, по крайней мере, с моей стороны. И я очень нервничал, даже чересчур, и это заметили даже мои родители.

Последнее время Рождество мы и соседская семья Свонов отмечали у нас дома. Ну, по крайней мере, последние пару лет. Прежде, наши семьи чередовали место празднования Рождества, то у них, то у нас. Но потом все поменялось, хотя и не знаю почему, никогда не влезал с вопросами туда, куда меня не звали.

В дверь моей комнаты кто-то тихо постучался, и я молил Бога, что бы это была не Белла, но видимо, Он не хотел меня побаловать. Она выглядела замечательно – белое платье хорошо облегало ее хрупкую фигурку, и выгодно подчеркивало ее очень аппетитные места. Из-за тесного корсета платья, грудь казалась больше, чем она была на самом деле, хотя я не сомневался, что грудь Беллы и без корсета выглядела очень даже хорошо.

На шее висел маленький кулончик с жемчужиной – мой подарок Белле, в честь ее пятнадцатого дня рождения. Помню, она очень долго упрямилась, и не хотела принимать подарок, пока я не сказал ей, что если она не возьмет его, я просто выброшу ненужную вещь в реку. Знаю, это не честно, но кто сказал, что я буду играть по правилам?

Ее лицо, в виде сердечка, обрамляли длинные, как и всегда, коричневые волосы, которые струились по ее плечам, и были заколоты сзади. Длинные и пышные реснички немного подкрашены тушью, а на губах сверкал прозрачный блеск для губ. Щеки Беллы окрасились в розоватый цвет, и она закусила губу, когда поняла, что я разглядываю ее. Но остановиться я не мог.

Бутон распустился, и передо мной, на моих глазах, расцвела прекрасная молодая роза. Она действительно была похожа на цветок, хрупкая и красивая.

Ее карие глаза были все такими же красивыми и большими. Вот что не поменялось в ней за эти пятнадцать лет, так это ее шоколадные омуты, удивительны своей красотой и глубиной.

- Привет, - застенчиво поздоровалась она.

- Привет крошка Би, - ответил я.

- Эй, перестань меня так называть! Я не крошка, и уж точно не Пчела, - обижено надув губки ответила она.

- Я заметил, красавица.

Ее щеки заалели еще больше, а белые зубки еще сильнее закусили губу. Подойдя ближе к ней, я протянул руку и, коснувшись ладонью ее щеки, пальцем освободил ее нижнюю пухленькую губку.

- Не делай так, а то прокусишь.

- Хорошо, - опять застенчиво ответила она.

- Пошли прогуляемся, - предложил я Белле.

- Давай, - прошептала девушка.

Спустившись вниз, я заметил, что вся наша семья была в сборе – Чарли, Карлайл и Эммет дружно смотрели бейсбол по телевизору, и хором кричали что-то типа: « Чувак, не туда! Где твои глаза?» Рене, мама и Роуз – жена моего брата, дружно накрывали на стол. Оставалось дождаться только Джаспера и Элис – брата моей невестки, и его жену.

- Мам, мы сейчас вернемся, хорошо? - сообщил я матери.

- Да, сынок, не спешите, Хейлы еще в дороге.

Я накинул пальто, после чего помог Белле надеть куртку и хорошенько обмотал ее шарфом. Сев в мой «Вольво», мы направились к нашему любимому месту в Центральном Парке Форкса – маленькой полянке, почти в самом его конце.

Я честно не знал с чего начать разговор. Смешно, но в таких случаях говорят: «Начни сначала».

- Эдвард...

- Белла... - заговорили мы одновременно.

- Давай ты первый, - ответила она.

- Я давно не чувствовал себя так неловко. Прости. Знаю, что слова, которые я сейчас собираюсь сказать, могут не понравиться тебе, но держать в себе это уже пять лет я не могу. Я влюблен в тебя. Может я полюбил тебя еще тогда, когда впервые увидел, не знаю, но понял это только пять лет назад. Это рушит все мои стены, все мои приоритеты. Я на десять лет старше, а у тебя еще и жизни не было, хотя сейчас чувствую себя пятнадцатилетним пацаном. Не знаю, чувствуешь ли ты ко мне хоть что-то, но признаюсь, я надеюсь. И тот поцелуй в прошлое Рождество... Белла, я был готов просто повалить тебя на стол и ... - я увидел, как ее щеки порозовели, и рот немного приоткрылся, - Боже, ты меня убиваешь! Я не могу спокойно думать о чем-то, когда ты рядом, возникает только одна мысль – схватить, закинуть на плечо, и унести. Я не прошу многого, только хотел бы узнать, поэтому спрашиваю, ты станешь моей девушкой? Не беспокойся, я сам поговорю с твоим отцом, и с Рене тоже. Но это потом, а сейчас, ответь... Скажи мне, ты будешь моей?

Эта секунда длилась для меня вечность. Казалось, даже снежинки замерли на полпути к земле, остановившись в воздухе. Я смотрел на Беллу, ее широко открытые глаза, которые сияли неприкрытым восторгом, и слышал ее тяжелое и сбивчивое дыхание. Мне казалось, что вот сейчас она даст мне оплеуху и закричит: «Каллен, ты с дуба рухнул? Какая девушка?» - но она молчала.

- Белла?

- Да, – сказала она

- Что да? Да, ты согласна, или да типа «что ты хотел»?

- Да, я согласна.

И вот тогда, я стал счастливым. В тот момент, когда она сказала мне «да», я был счастлив.

- Извини, я не умею красиво говорить... - сказал я.

- Эй, все в порядке, - ответила Белла.

Я подошел к ней и, подняв руку к ее щеке, легонько коснулся ее порозовевшей кожи: «Красавица», - сказал я. И когда мои губы коснулись ее уст, я потерялся. Мой язык нашел свое место в ее сладком ротике, находя ее язык, лаская ее небо...

Такое бывает только в кино... опять говорю как сопливая девчонка, но так и было.

Мы стояли совсем одни, посреди большого парка, укрытого белым ковром, большие и лапчатые снежинки падали с неба на наши горячие щеки, и не менее горячие губы. Взявшись за руки, мы гуляли по аллеям, которые были засыпаны снегом, свет от фонарей красиво играл на кончиках волос Беллы, нос и щеки немного покраснели от холода... Она была красавицей.

Я обнял ее, покрепче прижав спиной к себе. Она была такой маленькой и хрупкой, совсем как ребенок, хотя давно таковой не являлась, теперь Белла была женщиной, уже давно взрослой.

Я всегда считал ее сестрой, и, не смотря на то, что давным-давно осознал свою к ней любовь, для меня было странностью вот так обнимать ее. Тогда я понимал, что мне понадобиться время, чтобы перестать называть ее малышкой, или еще хуже – Пчелой...

Когда мы вернулись домой, Джаспер и Элис уже приехали, усевшись на диване. Мелкая пикси руками обхватила свой огромный живот, а Джаспер ласково обнимал ее за плечи. Этим двум я всегда завидовал белой завистью, если где-то и была идеальная пара, то сейчас она сидела на диване, в гостиной моих родителей, и рассказывала о том, что они уже готовы к появлению на свет своего малыша.

Ладошка Беллы все еще лежала в моей руке, когда мы вошли к нашим родственникам. Первой это заметила моя мама, и ее глаза просто засияли.

- Ну как погуляли? - спросила она, но я знал, что это был немой вопрос: «Ну что, вы теперь вместе?».

- Да, мам, - ответил я сразу на оба.

- Прекрасно. Что ж, прошу всех к столу.

В тот вечер я не мог отвести взгляда от Беллы и ее постоянно алеющего лица. Рене делала какие-то намеки на то, что Белле уже пора найти себе парня, на что девушка опускала глаза в пол и нервно закусывала губу. А моя мать только улыбалась.

Это случилось, когда ей было восемнадцать, в тот момент, когда она ответила мне «да», и только сейчас я понимаю, что это был не только ответ на тот вопрос, который я задал тогда, но и ответ на все последующие.

Я знал, что нашим праздником является Рождество, последние десять лет мы встречались только во время этого периода, и как бы сопливо не звучало, но в этом времени года было и есть что-то волшебное, что-то, чего глаза человека увидеть не могут.

И это волшебство случилось именно в то десятое Рождество

Это случилось, когда ей было восемнадцать...