Поиски тебя
[/b]
Четырнадцатое февраля, четверг — 17:30 — Эдвард

Я с серьезным видом уставился на свои ладони, ожидая приговора. Отец неодобрительно смотрел на меня, мать снова вздохнула, и ее глаза опять остановились на яркой красной надписи в верхней части моей работы.

Подвел.

— Эдвард…

— Я знаю, – заворчал я, вздохнул и отвел глаза, прежде чем пристально взглянуть на потолок, подальше от разочарованных глаз моих родителей. – Я наказан из-за того, что первоклассно выполнил тест, да?

— Да, – отец вздохнул и взял бумагу из рук матери. – Ты выполнил только тринадцать из пятидесяти семи заданий, Эдвард. В каком мире ты витаешь? Этот тест важен! Эдвард, это твой последний год в средней школе, а потом ты переходишь в колледж, – он видел, что я собрался было перебить его, поэтому поднял руку, останавливая меня. – Какой путь ты бы не выбрал, Эдвард, будь то музыка или медицина, это важно.

Он махнул тестом перед моим лицом, и я кивнул, глубоко вздохнув.

— Больше никакой музыки, – начал он, я застонал. – Никаких фильмов. Никаких друзей…

— Как будто они у меня есть.

— …никакого вождения. Никакого чтения литературы, не относящейся к тригонометрии. Никаких прогулок после семи.

— Что? – закричал я и поднялся со своего стула так быстро, что тот упал на пол. Я не смогу видеть Беллу! В течение нескольких недель! И то, что я мог жить без музыки дольше, чем жить без Беллы, только укрепило мое убеждение в том, что она была особенной. Для меня и для всех. – Почему, черт возьми, нет?!

Отец снова вздохнул, а мать подняла бровь.

— Эдвард, это правила, и они были со времен твоего первого года в школе. Никаких прогулок после семи. Без исключений.

— Только на сегодня, – попросил я, потому что знал, что мне нужно дать Белле знать о том, что я не смогу приходить. Если бы я просто покинул ее, как она случайно поступила со мной, я знал, что снова бы посеял семена сомнения и боль в ее сердце. – Пожалуйста.

Мой отец, казалось, задумался над этим:

— Почему? Если ты скажешь мне почему, то я приму это во внимание.

Я вздохнул и нахмурился. Никто еще не знал о Белле. Она была моей тайной. Я улыбнулся при этой мысли, а потом вспомнил, что мои родители еще стоят передо мной.

— Я познакомился кое с кем.

Брови моего отца поднялись, пока не оказались в опасной близости с его волосами. – О, правда? Этот кое-кто – девушка?

— Да, – пробормотал я, заметив, как отец борется с улыбкой. – Девушка. Ее зовут Белла. Я познакомился с ней около двух недель назад. Если я не скажу ей причины своего отсутствия, она подумает, что я бросил ее. Многие люди причинили ей боль до этого. Если я возьму и исчезну, то сделаю ей еще больнее. Пожалуйста.

Мой отец очень медленно кивнул; я понимал, что роль сыграли те обстоятельства, при которых я боялся причинить боль девушке, с которой он никогда не встречался.

— Хорошо. Только на сегодня. Вернешься домой до восьми. И, Эдвард, я серьезно. Восемь.

Я усмехнулся; наказание показалось намного легче. – Да, сэр.

Он покачал головой, а затем ударил меня по голове моим тестом, прежде чем бросить его на мои колени. Пальцами я попытался прикрыть ту жалкую оценку, рожденную моим беспокойством и нетерпением два дня назад.

— А сейчас – учиться, – потребовал отец; выражение его лица было серьезным, но глаза посветлели.

Я кивнул, взял тест из его руки перед тем, как подняться по лестнице к себе в комнату.

Еще два часа до темноты, – подумал я и улыбнулся. – Два часа до того, как я смогу увидеть Беллу.

19:02 — Белла

Я медленно и осторожно двигалась через лес, полная решимости сегодня проделать этот путь к Эдварду невредимой. Но мое нетерпение, в конце концов, взяло верх, и я побежала. Я все еще была осторожна, и каким-то маленьким чудом добралась до поляны с минимальным ущербом. Я триумфально улыбнулась.

Я собиралась рассказать ему сегодня вечером.

Я была полна решимости. Он заслужил знать. Он заслужил знать, какой девушкой я была. Он заслужил знать, какую девушку он просил остаться рядом с ним.

А потом я услышала его: медленные шаги в мою сторону. Он взял меня за руку, и хотя я не слышала его голоса, знала, что это был он: теплое прикосновение, заставившее сердце биться так отчаянно, может принадлежать только ему. Я улыбнулась.

— Привет, – выдохнула я, а он хихикнул в ответ на мое приветствие.

— И тебе привет, Белла, – сказал он, и мы сели рядом на влажную траву. Мир вокруг нас молчал в эти мгновения. Я слышала только мелодичное щебетание птиц, тихое журчание потока, который был так близко. Я сделала глубокий вдох, закрыв глаза и позволив запаху леса вокруг меня заполнить мои чувства.

Я вздохнула и открыла глаза – я ничего не видела, но когда они открыты, это заставляет меня чувствовать себя более нормальной. Я сделала еще один глубокий вдох, как и всегда, когда нервничала, и задержала дыхание на несколько мгновений. Но только я собиралась сказать, произнести слова, которые, так или иначе, изменят мою жизнь, только я собиралась шепнуть «я должна кое-то сказать тебе», его голос остановил меня, и мое мужество испарилось.

— Белла, я… Я не смогу приходить сюда какое-то время, не смогу видеться с тобой.

Мое сердце сжалось, а затем разбилось.

— П-почему? – я заикалась, страшась его ответа.

«Я решил, что не хочу больше быть с тобой.

Я знаю твой секрет и ухожу. Я не могу быть с такой, как ты.

Я устал от тебя».

— Я наказан.

Ну, это было неожиданно.

— О, – все, что я сказала, и он усмехнулся, коснувшись своими пальцами моей щеки.

— Глупая Белла. Ты думаешь, я брошу тебя? Разве ты не слышала, что я сказал раньше? Я не могу оставить тебя.

Тогда я улыбнулась, ободренная его словами, взволнованная от честности, которая звенела в каждом его слове, вне себя от радости, что связана его заверениями.

Я хотела сказать ему. Я должна была. Я открыла рот, чтобы ответить, но он снова заговорил, перебивая меня, хотя и не знал этого.

— Так, я подумал. По существу, мне запрещено гулять по ночам и видеться с друзьями. Но я уверен, что родители позволят тебе прийти к нам домой. Ты могла бы познакомиться с моими родителями, если бы пришла. О, я уверен, что моя мама полюбит тебя. И Элис тоже, – произнес он, и я почти физически ощутила надежду, горящую в каждом его слове. – Пожалуйста, Белла. Ты придешь?

Я знала, что это было больше, чем просто приглашение. Это была просьба познакомиться с его родителями, его семьей, теми, кто его любил.

Я сделала глубокий вдох, и тихо шепнула свой ответ.

Эдвард

— Я… я не могу. Мне очень жаль, Эдвард.

Ее слова разрушили всю мою надежду, созданную внутри, и я закусил губу, надеясь, что она не почувствовала моего разочарования. Но она могла, и тихо произнесла: – Не в течение дня, по крайней мере. Могу… Могу я прийти после наступления темноты?

Я почувствовал, как облегчение наполняет мое тело из-за того, что она наполовину приняла приглашение, и я позволил воздуху выйти наружу; не знаю, почему я задержал дыхание.

— После наступления темноты? – засмеялся я, мягко улыбаясь ей, радуясь, что она не отвергла меня полностью, что она была готова пойти со мной и встретиться с моей семьей. – На самом деле, если задуматься, я никогда не видел тебя на солнце. Кто ты? Вампир или кто-то еще? – поддразнил ее я и слегка щелкнул ее по носу. Но она не засмеялась, как я ожидал. Вместо этого она через силу улыбнулась маленькой грустной улыбкой и нервно усмехнулась.

— Или кто-то еще.

Я в замешательстве посмотрел на нее, а затем пожал плечами, слишком радостный, чтобы останавливаться надолго на таких мелочах.

— С наступлением темноты все будет в порядке, полагаю. Может, завтра?

Она пожала плечами, сейчас ее губы осветила искренняя улыбка. – Может быть.

Потом мы молчали. А когда мне пришло время уходить, я нежно прижался губами к ее лбу, удивляясь теплу, которое разлилось под моими губами. Я улыбнулся и отстранился, наслаждаясь мягким румянцем, осветившем ее бледные щеки.

И тогда я повернулся и побежал.

Я не успел отбежать далеко, поэтому услышал ее крик позади меня.

— Как мне связаться с тобой?

Я улыбнулся и на секунду остановился. Насколько трудно будет получить номер телефона шефа полиции?

— Я свяжусь с тобой, – произнес я и снова побежал, провожаемый звуками леса.

20:01

Когда я остановился в дверях, было ровно восемь – ноль – одна. Мой отец многозначительно посмотрел на меня, а затем на часы. Он слегка улыбнулся и пожал плечами, как бы говоря: «Что значит одна минута!»

Я едва успел сменить свои мокрые джинсы перед тем, как мама позвала нас всех ужинать. Элис сбрасывала на себя зеленые бобы, снова и снова заявляя, что они «противные», а Эммет корчил рожицы, глядя на свой мясной рулет. Я просто ел все это, так как умирал от голода. Было очень вкусно, и меня наполняло тепло. Я улыбался и медленно пил свое молоко, глядя на свою семью, воображая, будто Белла сидит с нами и спокойно разговаривает, я надеялся, что в ближайшее время это произойдет.

За столом все притихли, когда несколько минут спустя заговорил отец.

— Доктор Сноу попросил меня сделать кое-что, – пробормотал он и положил газету на стол, прежде чем обратиться к маме.

— О, действительно? – спросила она, ей дна самом деле было интересно. – Ах, Карлайл, он же не просил тебя работать внеурочно, не так ли? У нас едва хватает времени на семью. Ты уже слишком заработался.

Мой отец мягко рассмеялся.

— Нет-нет, Эсми, ничего подобного.

— О, – она выдохнула и расслабилась. Все остальное, я знал, она была бы более чем готова сделать, чтобы помочь доктору Сноу. Наиболее важной вещью для нее являлась семья… и это было единственным, от чего она не смогла бы отказаться. Я улыбнулся, а отец продолжил.

— Все в городе приняли такие же меры предосторожности. Существует молодая девушка, которая живет здесь, в Форксе, больная пигментной Ксеродермой. Короче говоря, это болезнь, которая затрагивает заживление поврежденных клеток кожи. Они называют ее Дитя Ночи, потому что, если она выйдет на улицу в течение дня, то может умереть. Доктор Сноу попросил нас слегка подкрасить все наши окна специальной УФ-защитой, так она будет в безопасности, если когда-нибудь попадет к нам домой. Он говорит, что это довольно дорого, и сказал мне, что он и еще несколько человек в городе были бы готовы взяться за это дело, если мы не можем себе этого позволить. Я сказал ему, что мне надо посоветоваться с вами об этом. Эсми, дорогая, ведь я знаю, насколько вы любите солнечный свет.

— О, дорогой! Бедная девочка. Конечно, мы можем, – прошептала она, но я ничего не слышал после слов отца, потому что я будто вернулся назад, в тот момент.

«На самом деле, если задуматься, я никогда не видел тебя на солнце. Кто ты? Вампир или кто-то еще?»

Потом я вспомнил ее боязливые заикания, поняв, что последовало после моих шутливых обвинений.

«Или кто-то еще».

Я чувствовал себя больным. Более того, я чувствовал себя беспомощным и глупым. Как я мог не понять этого раньше? Но почему она не сказала мне? Разве она не доверяет мне? Я почувствовал сильную боль в груди при этой мысли, и тот факт, что она не доверяет мне, причинял больше боли, чем открытие того, кем она являлась, с чем жила изо дня в день.

«Я странная, – шептала она голосом, полным боли. – Я другая. Урод. Вот что все говорят».

«Они так относятся к тебе, потому что ты слепая?»

«Частично».

Меня так тошнило, что я едва мог оставаться в вертикальном положении. Я схватил край стола обеими руками, крепко закрыл глаза, желая, чтобы голоса убрались из моей головы. Я сжал стол сильнее, смутно слыша голоса, обеспокоенные и взволнованные. Голос моей семьи. Моей матери, моего отца, Элис и Эммета.

Белла.

Я оттолкнулся от стола, отчаянно пытаясь добраться до нее. Я должен был поговорить с ней, прикоснуться к ней, спросить ее, почему. Мне нужно было видеть ее, понять, почему она не сказала мне.

Белла.

Почему? Почему она? Она была слепой, теперь и это тоже? Было ли ей суждено жить в темноте не только из-за ее слепоты, но из-за этого заболевания, которое изводило ее? Если бы она могла видеть, то по-прежнему была бы проклята в мире без света?

Почему? Что такого она сделала? Почему она?

Белла.

— Эдвард!

Я не осознавал до того момента, когда мой отец крикнул, что я упал. Я чувствовал холод и знал, что дрожал.

И тогда мир вокруг меня исчез, и на несколько кратких мгновений, пока я был в ловушке своего собственного темного разума, я понял, какого это было бы – никогда не видеть свет, или не чувствовать его, просто иметь возможность стоять под солнцем.

И я задался вопросом, как добрый Бог мог проклясть такую милую, красивую девушку, как Белла? Она никогда не сделала ничего плохого, так почему была выбрана она? Почему она должна жить такой жизнью, чтобы над ней издевались, дразнили, оскорбляли? Почему, Господи, почему?

Я подался вперед, будто потянувшись к двери, борясь с тьмой. Я схватил ладонью ручку и повернул ее, дыхание было глубоким и быстрым, зрение медленно возвращалось ко мне. Я чувствовал руку отца на своем плече, но оттолкнул ее с силой, о которой даже не подозревал, и побежал под дождь, босыми ногами по жесткому бетону.

И я побежал. Я побежал к Белле.

Белла.