Последние серые капли упали на асфальт, разбивая лужи, и я отчетливо ощутил, как страх подкатил к горлу. За последние сутки страх был единственным чувством, которое неизменно сопровождало меня – кроме, разумеется, боли. Хмурые тучи начали светлеть и свежие потоки воздуха почти заставили меня паниковать – если сейчас на небе появится солнце, то мои последние надежды превратятся в пыль. Я поджидал Беллу уже четвертый час, прислонившись к кирпичной стене, грязной от постоянных дождей, и радуясь, что меня не могут отвлечь такие вещи, как голод и усталость.
Но радость эта была просто ничтожной по сравнению со страхом. Страх. Как же я ненавижу это проклятое чувство. Как же я хочу, чтобы его никогда не было – и кто только выдумал это ненавистное слово? Я готов оббежать всю землю, вырвать все страницы на букву «с» из всех существующих словарей – но что это изменит? Я могу устроить пожар, в отчаянном порыве сжечь все книги и газеты, на страницах которых встречается это чертово слово, уничтожившее мою жизнь – но я скорее сгорю на нем сам, чем вырвусь из его липких, душащих лап. Все время, с первой секунды, когда я ее увидел, вся наша жизнь была пропитана страхом. Я каждую секунду боялся – что сорвусь, что напугаю, что причиню ей боль, что она сама отвернется от такого монстра как я, в поисках нормальной жизни…
И я проиграл эту битву. Страх настольно пророс во мне, настолько пропитал каждую клеточку моего тела, что в конце концов сломил меня – я поддался ему и все мое счастье рассыпалось на миллиарды крохотных осколков, которые разлетевшись впились в мое сердце, превратив его в кровавое месиво, которое нещадно болело, не в силах избавиться от этой стеклянной пыли. Да если быть откровенным, и не пыталось. Эту крупинки – все что мне осталось от нее, от нас… На последнем сердце снова дернулось и взвыло от боли, но я только стоически поморщился. Я лучше умру от боли, чем потеряю хотя бы кроху этих воспоминаний. Мне хватит и того, что я никак не могу их оживить, и они так и остались всего лишь разбитым стеклом, в котором отражались волшебные картинки прошлого. Всего лишь отражались. Чувства так и не вернулись ко мне. Я помнил, с каким замиранием билось мое сердце, когда она произносила мое имя во сне, помнил, как обрывалось дыхание, когда я чувствовал тепло ее губ на своей ледяной коже, помнил, как счастье заполняло меня, когда она нежно шептала мне слова любви. Я помнил, что все это было – но я не мог снова почувствовать ни нежность, ни счастье, ни трепет. Только какую-то мучительную, балансирующую на грани возможного необходимость в ее присутствии. Но я не мог просить о большем. Я провел почти пять лет в глухой пустоте, давящей на сознание так, что даже отдавалось в висках – и я был рад любому подобию солнечного света. Мне нужно хоть что-нибудь, чтобы я смог выбраться – если это боль – пусть так.
Но вместе с болью опять вернулось это пакостное чувство, отравляющее все мое существо, которое и стало началом пустоши и хаоса – страх. Я боялся даже представить ее реакцию на меня – и из последних сил старался не думать об этом, чтобы сохранить хоть каплю самообладания. А главное, я так и не сумел ответить на вопрос – а правильно ли я поступил? Добился ли чего хотел, или просто бездушно все уничтожил? Действительно ли Белла счастлива, или все это – попытки сбежать от воспоминаний, которых я так боялся потерять?
Я одернул себя и мрачно усмехнулся. Да кем ты себя возомнил, Эдвард? Ты сошел с ума, чтобы считать, что она до сих пор льет по тебе слезы? Она давным-давно вычеркнула тебя из своей жизни и забыла, как страшный сон – кто же виноват, что ты снов видеть не можешь? Белла жила полной жизнью, и мне приходилось смириться с тем, что каким бы ужасным ни был этот поступок, какую бы разрушительную силу он не имел для меня – он все же был верным. Мне не место в ее жизни – и чтобы это понять, не нужно в пятнадцатый раз заканчивать колледж. Но только что-то внутри меня, еще не задохнувшееся окончательно в паучьей сетке страха, боли и отчаяния, из последних сил сопротивлялось, заставляя меня смотреть на дверь и молиться, чтобы тучи не рассеялись раньше, чем я ее увижу. Я убеждал себя, повторял уже в тысячный раз, так, что от этой фразы уже опухли мозги, что единственное, чего я хочу – убедиться, что она счастлива.
Ложь. Наглая и бессовестная ложь самому себе, которой я не устал заниматься уже который год. К чему все это? Зачем? Мои чувства и так уже похоронены под печатями низменных чувств – зачем закапывать их еще глубже? Сколько можно поддаваться страху, который уже достаточно испортил мою кровь, и бояться заглянуть в лицо правде? А правда одна – я здесь, чтобы ее увидеть. Потому что если я ее не увижу, я просто сойду с ума, и навсегда потеряюсь где-то в потустороннем мире, растворившись во времени без единого шанса найти свое пристанище. И может, это все было неправильно и, что еще хуже того – эгоистично, но у меня больше не было сил сопротивляться этой жгучей острой потребности видеть ее, от которой я уже был почти готов потерять сознание.
Дверь в очередной раз тихонько скрипнула, и я увидел ее. На ней был длинный довольно легкий светло-серый плащ, ее каштановые волосы тут же разлетелись от ветра, и мое сердце мучительно застонало, почувствовав, как зашевелилась алмазная крошка, болезненно застрявшая в нем. Я сжал губы и с трудом подавил желание отчаянно ударить стену кулаком так, чтобы кирпичи развалились, и половина здания рухнуло мне на голову. Белла болезненно скривилась и с тяжелым вздохом посмотрела в небо – похоже сырость и дождь она до сих пор не любила. Я понял, что еще секунда, и она ускользнет, как капли воды исчезали где-то в густой траве и, сделав нерешительный шаг вперед, с огромным трудом заставил себя открыть рот.
- Белла? – дрожащим голосом позвал я, не зная, куда мне деться. Она медленно повернулась, и я тут же пропал в ее глубоких шоколадных глазах, расширившихся от удивления. От этого живого, а не скопированного в моей идеальной памяти взгляда, мои колени чуть не подкосились, а молчавшее сердце застучало с такой неимоверной силой, словно хотело пробить мою каменную кожу и вырваться на свободу. Каждый удар разносил острую пульсирующую боль по всему телу – словно мое тело было превращено в груду мяса и костей, а сердце настойчиво продолжало гонять кровь по венам, причиняя каждым толчком боль изуродованным клеткам. Я сжал руки в кулаки, ожидая когда боль утихнет и снова превратиться в медленную, но постоянно ноющую пульсацию, иногда отдающую резкими вспышками боли где-то в груди.
- Эдвард? Эдвард Каллен? – пораженно и, как мне показалось, даже с какой-то радостью спросила она, вырывая меня из слабых попыток обуздать болезненные удары – Это правда ты?
Она подошла ближе, и я просто лишился дара речи, прекрасно понимая, что молчу, как последний идиот, и надо сказать хоть что-то – но я не мог бороться с собой. Она была так близко – такая родная, настоящая и живая, и ее глаза радостно и удивленно искрились, заставляя меня затаить дыхание от восторга вперемешку с болью, которая, кажется, совершенно сошла с ума и устроила у меня в груди факельное шествие, даже не обращая внимания на мои жалкие попытки усмирить ее.
Я не мог поверить, не мог осознать, не мог вырваться из затягивающего ощущения, что это все просто сон, которых я и видеть то не мог. Я хотел остановить этот миг – хотел задержать его на целую вечность, вцепиться в стрелки часов и сломать их, искрошить на мелкие кусочки и превратить в пыль, только чтобы ненавистное тиканье не рассеяло волшебное мгновенье, оставив за собой опять лишь пустые воспоминания. Мне было плевать, что не кончится эта мучительная пытка внутри меня, от которой я уже даже вздохнуть боялся – я готов весь остаток вечности терпеть ее ради того, чтобы остановить эту секунду. Мне все равно, все равно даже, что у меня никогда не будет надежды и шанса на что-то большее – мне хватит и этого сполна, большего я просто не вынесу – оно раздавит, уничтожит меня. Пусть только она никогда не уходит, пусть я всегда – каждое мгновение буду смотреть в ее выразительные манящие глаза, сводящие меня с ума и заполняющие серую пустоту желанием жить. Неужели это так много? Просто все время видеть радостные огоньки в ее манящих глазах цвета топленого и, наверняка теплого, шоколада.
Внезапно разум пробился сквозь фонтан взорвавшихся чувств, и я растерялся. Радостные? Она рада меня видеть? Меня – вампира, который полгода угрожал ее жизни, а потом бессовестно спокойно сказал, что он ей просто попользовался, и что все эти чувства и яйца выеденного не стоили? Да быть этого не может. Она должна кричать, ругаться, плакать – что угодно, но уж никак не радоваться. Может это просто шок? Может, она просто так поражена моей наглости, что даже не может понять, что она чувствует? Может, она просто в ступоре, так же как и я, от такой неожиданной и долгожданной – разумеется, с моей стороны – встречи?
Черт! До меня, наконец, дошло, что я уже давно стою как истукан и молчу, и надо бы уже хоть что-нибудь сказать, но не успел я напрячь свое воображение, как ее руки обвились вокруг моей шеи. Я замер, боясь пошевелиться и не веря в то, что происходит. Белла? Обнимает? Меня?! Но ее горячая и мягкая кожа, которая просто прожигала меня насквозь, была явным тому доказательством.
Миллион неожиданных чувств пронзили меня – словно все осколки вылетели из моего сердца, соединившись в острый кристаллический клинок и снова в его вонзились. Боль была резкой и обжигающей ледяным пламенем все тело – но на этот раз я не обратил на нее внимания. Была одна вещь, которая была намного, намного важнее подобных мелочей. Я понимал, что огонь на моей коже горел отнюдь не только из-за ее температуры. И это умопомрачительное, такое знакомое и такое забытое чувство, потерянное, как я считал, уже навсегда, было таким до дрожи в коленях потрясающим – что я готов был заплатить за него любую цену.
Как же мне хотелось прижать ее к себе. Прижать, прижать так крепко, чтобы она никогда не смогла вырваться и убежать, чтобы на век, нет – на вечность осталась в моих объятиях. Чтобы каждую секунду своей жизни я не прозябал в серой тяжелой пыли, а сгорал в сотне чувств, которые мне дарили ее горячие прикосновения. Не в силах бороться с собой я глубоко вдохнул запах ее волос. Моя голова пошла кругом от родного запаха, прекраснее которого я не встречал никогда в жизни, нигде во всем мире. Но ее запах почему-то совершенно не вызывал во мне жажду. Ничего не понимаю. Я же чувствую, слышу движение ее крови, вижу его, ощущаю его тепло – так почему оно больше не сводит меня с ума, не манит, не притягивает к себе? Почему даже монстр в затаенном уголочке меня, который я засунул как можно глубже и закрыл под сотней замков и запретов спокойно дремал и никак не реагировал на нее? Ничего не понимаю… Что-то невероятное… Я могу легко поверить, легко понять, что я слишком дорожу ей, чтобы хоть какая-то часть меня покушалась на ее жизнь – но мое горло все равно должно жечь! Я уже абсолютно растерялся, когда Белла отпрянула с дружелюбной улыбкой, и мое сердце снова пустилось галопом, выбивая пульс в моем искореженном и побитом сознании и затаптывая все эти мысли куда-то глубоко, откуда им в ближайшее время было не выбраться.
- Привет! Как я рада тебя видеть! Что ты здесь делаешь?
Кажется, у меня все-таки открылся рот и глаза стали совершенно круглыми. Рада меня видеть?! Я точно не сплю?! В последнее время я не особо-то отличался психическим здравием – похоже, у меня очередное осложнение. Иначе объяснить это просто нельзя. Ну, кроме, разве что, варианта, что мы всегда были лишь одноклассниками, и все эти сладкие мгновенья, которые я так бережно старался не растерять, я выдумал еще пять лет назад. Второй вариант мне не нравился совершенно, поэтому я срочно выбросил из головы все мысли, чтобы она окончательно не решила, что я превратился в столб.
- Я… Я здесь живу… Я… Увидел тебя вчера на показе, и… – я неуверенно замолчал. Черт! Ну что я ей наговорил?! Прекрасно! Теперь мало того, что она и так наверняка уже обо мне думает, так теперь она еще и решит, что я маньяк-извращенец, расхаживающий по показам нижнего белья, и подкарауливающий моделей.
- Живешь? Здесь? – глаза Беллы снова удивленно расширились – И давно?
Я замер, и волна огненной дрожи прокатилась по моей спине. Я нервно сглотнул. Вот он – вопрос, которого я боялся больше всего. Теперь мне придется напомнить ей о своей омерзительном поступке и, если она по какой-то непонятной глупости, еще стояла рядом, то уже через тридцать секунд ее здесь и в помине не будет. Мне подурнело, и снова противный страх вязкой воняющей жидкостью окутал мое тело. Она уйдет, уйдет, уйдет… Сейчас уже точно, навсегда, а я снова останусь в темноте, в которой так до одури пусто и страшно, что хочется закричать, позвать на помощь, убежать, умереть… И ни на что из этого у меня нет шансов. Нет, я не готов, только не сейчас, только не когда я снова начал оживать и чувствовать хоть что-то… Дайте еще один шанс, еще одну секунду, минуту, сутки, чтобы надышаться таким знакомым запахом, чтобы насмотреться в такие загадочные глаза и зарыться в густые волосы… Еще раз… Еще хотя бы один раз перед падением обратно. Я не хочу обратно, не хочу…
Но мое время вышло и я, закрыв глаза, тихо выдавил
- Пять лет…
И здесь снова – она снова меня поразила! Я стоял с закрытыми глазами, ожидая крика или слез, или пощечины, от которой пострадает только она – хоть чего-то вразумительного и доказывающего, что это действительно реальность. Но ничего не последовало.
- Вы переехали сюда прямо из Форкса? Ого, ничего себе! Ну и как – уже колледж заканчиваешь? Долго вы еще здесь будите?
Я попросту поперхнулся удивлением и резко открыл глаза. Белла была все такой же невозмутимой, и также легко улыбалась. В ее глазах горело любопытство. Я открыл рот, силясь вникнуть в суть ее вопроса.
- Не… не знаю… Мы… не думали… Я… не… не учусь…
Кажется, нормальной реплики у меня сегодня не получится – я запинался как первоклассник, читающий невыученный стишок перед классом. От стыда хотелось провалиться сквозь землю. Не понимаю, просто не понимаю – почему она разговаривает со мной?! Да причем так, словно ничего и не было? Я всегда считал, что мой вампирский разум способен на многое, но здесь он оказался просто бессильным – это было вне моей зоны досягаемости.
- Надоело? – понимающе усмехнулась Белла – И чем ты занимаешься сейчас?
Да действительно! А чем я занимаюсь сейчас? Не говорить же мне ей, что лежу целый день где-нибудь дома на полу, или сижу под какой-нибудь сосной в лесу и пытаюсь вспомнить все, что она, похоже, легко забыла?
- Да ничем… - я решил перевести тему, пока она совсем не прижала меня к стенке – По сравнению с тобой. Ты стала моделью? Честно говоря, я был поражен.
Я выпалил это быстро, на одном дыхании и не задумываясь. Неужели ко мне вернулась членораздельная речь? Надо же. Какое событие.
Белла рассмеялась
- Что, не ожидал от неуклюжей серой мышки? Признаться, ты хорошенько меня встряхнул пять лет назад. Я как раз хотела сказать тебе спасибо. Конечно, это было довольно паршиво, но зато я стала нормальным человеком.
Я лишился дара речи в который раз за день. Резкое, огненное удушье сжало горло. Нет, нет, нет! Подождите, стоп! Что, что она такое говорит? Какая серая мышка, Господи, о чем она? Я думал о ней, вспоминал ее каждую крохотную секунду моего ничтожного существования – что она говорит такое? Я только ради этого и жил, если бы не она я давно бы исчез с лица земли. Она мой свет, мой воздух, моя вселенная! Как, как она может думать, что я считал ее просто неуклюжей серой мышкой? Как она может так говорить, как она может благодарить меня за самую возмутительную ложь в моей жизни?!
- Белла… - в ужасе прошептал я – нет, ты не понимаешь…
Белла закатила глаза и уверенно зажала мне рот рукой
- Да, ладно, Эдвард! Ну, кого ты обманываешь? Это же было и слепому ясно! Конечно, такой дурнушке как я не место рядом с разбавителем сердец! Ты видел себя в зеркало? Ты же аполлон в простенькой маячке, и с идеальным лицом, а я? – она махнула рукой и засмеялась – Выбрось ты это из головы! Это все уже в прошлом. Это, конечно, был сильный пинок по моему самолюбию, но я уже давно не страдаю комплексами! Я прекрасно тебя понимаю, правда! Я просто была наивной дурочкой – ну ты же не виноват в этом. Забудь, я давным-давно на тебя не обижаюсь!
Мне показалось, что меня сбросили с многоэтажного небоскреба на острые клинья. Хотя нет – лучше бы меня туда бросили. Я просто задыхался от боли, от отчаяния, от непонимания, от невозможности хоть что-то исправить. Мое сердце неистово билось и отчаянно вопило, противилось каждому ее слову. Она просто брала, выдергивала эти осколки воспоминаний, которые я так бережно хранил прямо в своем сердце – выдергивала и уничтожала, превращала в песок, тут же развеваемый ветром и исчезающий в небытие за ненадобностью. Зачем нужно зеркало, когда отражать уже нечего? Зачем стекло, через которое ничего нельзя увидеть? Своими словами она перечеркивала, уничтожала все, а у меня не было сил, чтобы возразить ей – да просто не было таких слов, которыми я бы мог описать все, что я чувствую и найти смысл в поступках, за которых я сам себя ненавижу.
- Белла, я никогда не считал тебя дурнушкой! Я очень тебя любил, но…
- Но этого было недостаточно, правильно? – Белла усмехнулась – Так бывает. Я уже знаю. Не маленькая девочка. Я не буду пренебрегать твоими чувствами. Ты меня любил? Хорошо, я верю. Значит, недостаточно любил. И опять же, не могу винить тебя в этом. Сама бы на себя такую ни за что не позарилась – она снова легко рассмеялась, и я невольно заслушался ее смехом – Ладно – она внезапно остановилась и посмотрела на часы – я бы с тобой поболтала, но я уже опаздываю! Приятно было увидеть старого знакомого.
Она кокетливо улыбнулась и подмигнула мне
- К тому же солнце вот-вот выйдет, тебе бы лучше уйти в тенечек. Не скучай.
Она развернулась и летящей походкой пошла прочь. Даже парализованный, я не смог не заметить, какой легкой и воздушной была ее походка. Да, действительно изменилась.
- Белла! – отчаянно крикнул я, собирая волю в кулак. Она обернулась, внимательно посмотрев на меня – Я могу еще тебя увидеть?
Белла задумалась, а потом пожала плечами
- Я не знаю. А стоит? Ты ведь хотел, чтобы мы никогда не встречались.
Мне было нечего возразить. Я просто стоял и смотрел, как она уходит, а в моих мыслях это здание, вместе с доброй половиной города рушилось, окончательно хороня надежды на воскрешение моих воспоминаний под массивными плитами. Недостаточно любил… Она правда так считала. Хотя, что ей было еще считать, если я сказал ей вещи еще похуже? Недостаточно любил? Да я любил ее так, что без нее превратился в безжизненную горстку пепла! Потерял душу, разодрал сердце на кусочки, выкинул здравый рассудок и согласился жить в иллюзиях! И после этого она говорит, что я недостаточно люблю ее?! Я совершил самый мазохистский поступок в своей жизни – чтобы единственный, единственный раз поступить правильно, и подумать о ней, а не о себе! В результате она просто смеется над собой, радуется, что смогла измениться, и так легко смотрит мне в глаза, а я от каждого взгляда, от каждого вздоха разрываюсь от боли, мечтая, отчаянно желая всем своим существом вернуть ту маленькую преданно любящую девочку, которая на полгода вернула мне душу и жизнь. Ту девочку, ради которой я был готов на любое безумство, за которую я был готов любого разорвать на клочки и обречь на вечную и мучительную смерть – даже себя. Ту девочку, над которой она просто смеялась и считала, что она не может быть достойна такого, как я.
Что вообще она говорит?! Что думает эта девушка, которую я так отчаянно все время силюсь понять и постоянно так не могу? Она не может быть достойна меня?! Прекрасная, красивая, добрая, милая, смешная - бездушного и безжалостного монстра, который даже говорить в ее присутствии нормально не может? Может, она просто шутит? Может, издевается надо мной, может, мстит за всю ту боль, которую я ей причинил?
Я горько усмехнулся и, оторвавшись от стенки, уныло поплелся домой. Кого я обманываю? Мне просто обидно, что я не могу прожить без нее, что как бессмертный наркоман на вечной последней стадии нуждаюсь в ней каждую секунду, а она так просто забыла обо всем. Обидно – и это притом, что я сам этого добивался. Когда же ты повзрослеешь Эдвард? Живешь уже второй век, и никак не можешь понять, что за свои действия приходится платить. Ты хотел, чтобы она забыла тебя, была счастлива, жила нормальной жизнью? У тебя получилось. Если ты хотел другого, то надо было сразу поступать иначе. А если уж решил поиграть в героев – иди до конца и не ной, как ребенок. Сколько можно быть эгоистом? Я достаточно испортил ей жизнь. Я не имею права снова лезть в нее, ради своих желаний и прихотей. Не имею права разбивать ее сердце в надежде спасти свое – к тому же это все равно не получится. Мне надо просто уйти….
Я мучительно застонал от крутящей тоскливой боли и прикусил губу. Ближайшее будущее сразу окрасилось таким отчаянием, что я даже не хотел думать об этом. Как же я проживу еще один день без нее?