Глава 1. Привлеченный

Давно не появлявшийся в этих местах виконт Мейсен когда-то поклялся и шагу не ступать в Форктонскую деревенскую церковь. Там он выслушал так много адских, проклинающих все и вся, проповедей, что хватило бы на целую жизнь; Эдвард Мейсен достиг своего предела к десяти годам.

Другое место, которое он решил избегать любой ценой, сейчас было целью его путешествия – поместье Мейсенов. Каменное здание с чудовищными парапетами, кишащими фигурами горгулий и грозно нависающих башен, контролировало жизнь в деревне со своего «постамента» - находившегося в отдалении холма, словно страж судьбы. Не торопясь приблизиться к мрачным воротам, Эдвард повернулся спиной к дому своего детства, и его взгляд натолкнулся на другое строение, никогда не покидавшее его ночных кошмаров.

Звук женского контральто, раздающийся в унисон с переливами органа из краснокирпичной часовни, привлек внимание Эдварда, заставив нахмуриться. Он отчетливо помнил, что несколько лет назад заплатил целое состояние за реконструкцию этого святилища, не говоря уж о ежегодном огромном счете на обслуживание, однако здание выглядело по-прежнему ветхим, остро нуждающемся в ремонте. Озадаченный, он был готов нарушить свое обещание – не прикасаться к двери этой часовни.

Сейчас его голову занимали совершенно другие вопросы. С истечением времени, почти десятилетие, он перестал бояться гнетущих проповедей, преследовавших его все детство. Кроме того, помогало понимание, что жуткий преподобный давно мертв, а нынешний викарий, один из членов местного дворянства, всегда относился к нему, еще мальчику, с добротой.

Всплыли приятные, но почти забытые воспоминания о викарии, в то время служившем младшим пастором, разрешавшем ему играть со старшей из трех его дочерей. Темноволосая девочка с теплым карим цветом глаз и огромной заинтересованностью в серьезном мальчике, правившем практически всей их жизнью, приняла его в круг своих игр. Она была немногим старше его и позволяла себе командовать. Он же был готов простить ей эту вольность, потому что, в отличие от любой другой девочки его сословия, она не отвергала его намеренно.

Положение и богатство, полученные им по наследству, ничего не значили из-за распространившихся повсюду слухов о семейном проклятии, что любая интимная связь с ним, а также брак приведут к неминуемой гибели. Великодушию викария, несомненно, способствовало осознание, что его дочь занимает гораздо более низкое положение в обществе, а это защитит ее от потенциального интереса будущего виконта. Несмотря на это, Эдвард ценил такое для него редкое чувство принятия.

Намек на улыбку тронул его губы, когда он вспомнил такой важный подарок этой семьи – дружбу, - укрепляя решение войти в неприятное для него святилище. Теперь это уже не имело никакого значения. Посетив на кладбище рядом с церковью могилу неоплаканного отца – причины возврата в эти места – ему оставалось только добраться до семейного дома на холме и… умереть.

Рана на левой руке, вне всякого сомнения, была смертельной. Армейский хирург оставался непреклонным, считая, что единственной надеждой на выживание была бы ампутация, но Эдвард отказался.

Смерть на поле боя виделась долгожданным завершением его военной карьеры, но частичное уничтожение личности оказалось большим мучением, чем виконт мог вынести. У него уже имелся ужасный шрам на правой стороне лица после встречи с мечом француза. Ранение ноги от выстрела из мушкета он лечил на протяжении шести месяцев, однако незаживающая рана продолжала периодически напоминать о себе.

Чудо, что ему удалось продержаться живым так долго, и сейчас, понимая, что конец близок, Эдвард почувствовал необходимость вернуться в поместье Мейсен. Его смерть положила бы конец проклятию, которое на протяжении нескольких поколений изводило всю семью. По мнению виконта, это место больше чем какое-либо подходило для того, чтобы весь ужас закончился именно там, где начался.

Двигаясь на удивление незаметно для такого большого человека, к тому же страдающего лихорадкой и хромотой, Эдвард пробрался к скамье в пустующей задней части часовни. Опасаясь привлечь внимание, он душил внутри себя стоны, опускаясь на скамью. Наконец, отдышавшись, Эдвард сосредоточил взгляд на женщине с приятным голосом.

Она сидела за старым органом, и с этого ракурса ее вид был столь же пленителен, как и пение. Завитки, выбивающиеся из-под чепца, имели шоколадно-коричневый оттенок или, возможно, темно-каштановый. При тусклом освещении часовни от нескольких зажженных свечей сложно было понять. В ее профиле вырисовывался прямой королевский нос и упрямый подбородок. Искра мимолетного узнавания заставила задуматься: может ли эта женщина быть той подругой из детства, о которой он совсем недавно вспоминал. Элоиза? Изольда?

Если он был прав в своем предположении, то она выглядела удивительно аккуратно для женщины двадцати семи - двадцати восьми лет. Тем более она, вероятно, родила кучу детей. И несмотря на то, что одета она была достаточно скромно, что, несомненно, подходило бы дочери викария, Эдвард нашел ее очень привлекательной.

Он не планировал ухаживать за ней, даже если бы она не была замужем, а он не находился бы при смерти. Давно привыкший подавлять любую заинтересованность к представительницам противоположного пола, он сосредоточился на том, что изначально привлекло его - умелой игре на органе и прекрасном голосе.

Игнорируя слова песнопения, послания об искуплении и вознаграждении, не имеющих для него абсолютно никакого значения, он позволил своим мыслям дрейфовать вслед за музыкой. Это единственное, что он мог сейчас делать, потому что усилившаяся лихорадка отняла способность думать согласованно. Несмотря на физический дискомфорт, успокаивающие ноты подарили ему крупицы спокойствия, мира, которого он не знал со времен битвы за Арапилы на португальском полуострове.

Несмотря на то, что виконт Мейсен находился в центре жестоких военных действий, армейская жизнь нравилась ему. Годы его службы были целенаправленными, а потому и плодотворными: он достиг звания капитана по заслугам, а не благодаря покровительству. В будущем он планировал остаться военным, где его характер и достижения ценились больше, чем несчастье наследия.

При его титуле такое встречалось нечасто. Военная карьера, как правило, занимала второе, а то и третье место. Те, кто унаследовал высокие титулы и огромные поместья, старались не подвергать себя такому риску. Они занимались управлением владениями, рожали наследников для продолжения своего рода. Что касается Эдварда, то крови, текущей по его венам, в самом лучшем случае следовало быть оставленной на поле битвы.

Наконец песнопение завершилось на высокой ноте. Он открыл глаза, чтобы взглянуть на органистку, и поймал ее хмурый, подпорченный несколькими морщинками прекрасный лоб, взгляд. В ответ Эдвард вспыхнул – это была непроизвольная реакция, – и женщина отвернулась к инструменту, чтобы скрыть намек на появившийся на щеках румянец.

Эдвард не назвал бы ее красивой - слишком резкие черты лица, чересчур решительный подбородок, - но в ней было что-то приятное для глаз. Поскольку, вероятнее всего, она была последней, на кого виконт смотрел в этой жизни, он позволил себе залюбоваться, даже несмотря на то, что она мудро решила избежать созерцания его менее привлекательного облика.

Эдвард поднял руку, чтобы провести пальцами по шраму, украшавшему его щеку, и задел пряди неопрятных волос и давно не стриженую бороду. Уголок его рта дернулся. Неудивительно, что бедная женщина косо смотрела на него, должно быть, сейчас он больше похож на зверя, нежели на человека.

Викарий, за десятилетие полысевший, занял свое место за кафедрой, и Эдвард сосредоточил на нем внимание. Он позволил красноречию преподобного проникнуть в свои мысли. Слова о боге, о любви, об обещании наполненного радостью будущего заставляли вздрагивать прикрытые веки виконта. Несмотря на сомнения, что приближающаяся встреча с Всевышним будет приятным делом, Эдвард не мог удержаться от слабой надежды, что смерть может принести некоторое облегчение от его страданий.

Когда викарий подобрался к концу проповеди, Эдвард оперся о край скамьи, помогая себе встать на ноги. Тяжело дыша, он в последний раз взглянул на старшую дочь викария – да, теперь он был уверен, что это именно она сидела, выпрямившись возле органа. Он надеялся, что жизнь обошлась с ней хорошо: она счастлива, а ее муж порядочный человек.

В любом случае, сейчас он не мог сделать ничего благословенного, но ему нравилась идея, что она вознаграждена судьбой за то, что когда-то проявила по отношению к одинокому мальчику неожиданную доброту, и сейчас дала умирающему человеку удовольствие слушать ее прекрасный голос.

_________________________________

От автора: В этой истории я решила придерживаться той же очередности глав, что и в опубликованной ранее версии. Однако там, где они слишком короткие, я буду выкладывать две главы одновременно.
Далее мы послушаем Изабеллу, но я хотела бы узнать, что вы думаете о моем солдате Эдварде?

Elise.