Крепкая затейливая брань за окном заставила рассмеяться двух кухарок, ловко ощипывающих кур. Та, что постарше, натянула на плечо сползший грязноватый платок и продолжила:
- Малыш Диггори вчера опять ходил подглядывать за господами. Уж не знаю, кто его шуганул, только вылетел он оттуда, как будто сам черт за ним гнался.
Кухарка небрежно перекрестилась и неожиданно хихикнула:
- А может, и не черт. Лесли ночью относил свечи - так, вишь, ветром задуло! и слышал такие томные вздохи в той стороне, да и малыша до сих пор никто не видел. Может, и приглянулся какой госпоже...
Ее молоденькая помощница помрачнела и неслышно вздохнула. А безжалостная собеседница продолжала:
- Это он в мать такой красавчик, глаза зеленые - от нее, покойницы.... Эхехе-е-е... - зевнула протяжно, шлепнула бледную тушку в таз и вышла вон. Противный Лесли влетел в просторную темноватую кухню, напустив холодного воздуха, и зашипел: "Чаю, чаю господам! Скорее!.. "

***
А госпожи уже успели прихорошиться, и даже вчерашнее винопитие не оставило мрачного следа на их свежих личиках. Собравшись за длинным столом, они отдавали искреннюю дань доброму завтраку. Кто-то уже почтил и легкое вино. Светловолосая сегодня была похожа на большую ласковую кошку - улыбалась загадочно, довольно хмыкала, только что не мурлыкала сыто. Невнимательно слушала чей-то рассказ, лениво отщипывала куски пирога, а другой рукой под столом поглаживала затейливо сложенный бумажный цветок. Не выдержала - поднесла к губам, вздохнула, счастливо прикрыла глаза...
За ней с усмешкой незаметно наблюдала самая странная из всей компании - приехала издалека, привезла с собой дикий обычай - курить длинную трубочку с ароматным табаком. Ходили смутные истории о ее подвигах, то ли выкупила она кого, то ли честь чью спасла... но кто разберет - что там правда, где приврали... На пирах налегала на вино, но никогда не выглядела пьяной; больше отсиживалась в углу с очередным фолиантом; говорила мало, но едко и смешно, правда, никогда - обидно...
Перевела ехидный взгляд на другую даму - тонкую брюнетку,- той никак не сиделось на месте, и она все как бы случайно норовила пройти мимо окна, из которого было видно дорогу к замку. Не секрет, что должен был приехать сэр Эммет - чудовищного роста и богатейшей комплекции славный муж, сочетавший в себе отнюдь не дворянскую силу и доброту улыбчивого, почти детского лица... Ах, похоже, не одно сердце будет разбито....
Но странная не была единственной наблюдательницей. На бумажный цветок в руках светловолосой уставилась потрясенным взглядом сидящая напротив, закусила губу, стиснула столовый нож побелевшими пальцами... Кровь бухала в ушах, сердце колотилось так, что воздух, казалось, застрял где-то в легких, загустел и уже никогда не сможет вырваться наружу в благословенном вздохе... Тяжело сглотнула, потрясла головой, дрожащей рукой достала из-за корсажа точно такой же цветок....

***
Солнце перевалило за полдень и вовсю гуляло по просторной зале. Остатки облаков таяли в высоком небе, теплый воздух вырвался в распахнутые окна, выгоняя воспоминания о вчерашнем слякотном дне и раскисшей дороге. Завтрак был давно убран, дамы разбрелись по залу. Кто-то заикнулся о конной прогулке, но предложение было с негодованием отвергнуто, ибо большинство присутствующих и так прибыло верхом, предпочтя скорость удобству кареты. Вот двое оживленно спорят, доказывая друг дружке преимущества изогнутого сарацинского клинка с его рубящим ударом и колющей шпаги. Яркая зеленоглазая, отщелкнув тугой замочек медальона, показывает подругам портреты своих дочерей: "А младшая уже отлично держится в седле!" Странная что-то сосредоточено царапает свинцовым карандашом на огрызке пергамента, морщит лоб, ерзает в неудобном кресле. Из угла доносится негромкий возмущенный голос: "А я ему заявила, что этого коня не променяю и на десяток других!" Трое расположились на подушках на полу, сплетничают, перебивают, нетерпеливо дергают за рукав, привлекая внимание. Одна нахмурилась, задумалась, потом уверенно развела ладони и все трое закисли от смеха, вытирая выступившие слезы. В полумраке ниши виднеется сидящая на брошенной на пол шкуре мужская фигура, голова откинулась на колени даме в кресле. Нежная рука перебирает взлохмаченные бронзовые пряди, накручивает на палец; другая разглаживает богатый воротник, как будто случайно задевая гладкую кожу...
Кто-то тронул лютню, взял несколько аккордов, попытался напеть старинную балладу, соврал, выругался и захихикал. Смех подхватили соседки, чей-то звучный голос запел с начала, лютня заиграла следом. Чуть погодя певицу поддержал бархатный баритон, и прекрасная грустная песня зазвенела под сводами замка. Ее было слышно и во дворе, и в темных коридорах, и пропахшей гарью кухне… И каждый, казалось, остановился и замер, забыв, что делал и куда шел, и даже лошади на конюшне затихли, насторожили чуткие уши, не смея топнуть и спугнуть неожиданное волшебство. Еще не истаяли последние звуки, когда тишину разорвал пронзительный вопль….