Музыка маме
Автор: - Рейтинг: PG-13
Пейринг: Алисия / Муж; Дэвид
Жанр: Drama
Аннотация: Легкие пальцы Дэвида повествовали его историю счастья и горя, а потом остановились, прерываясь на самом волнительном моменте. Он услышал чьи-то всхлипы. Быстро развернувшись, Дэвид обнаружил свою мать, сидевшую на мягком ковре...
«Что сказал Берлиоз своей музыкой? — ничего; но как потрясающе он это сказал!»
Хьюнекер Джеймс Гиббонз
Солнце…
В эту осень его почти не было. А они так любили этот согревающий свет! Дэвид помнил, как в детстве ждал летних каникул, а потом наслаждался зноем длинных дней. И сад… У их семьи был большой цветущий сад, где его мать – Алисия – любовно выращивала Тюльпаны, Нарциссы, Фрезии и ещё множество душистых растений, названия которых всегда плохо запоминались Дэвиду. А ещё он с наслаждением вспоминал радостный смех Алисии, когда он дарил ей очередной букет свежих цветов. Вообще он часто дарил ей подарки, пока мог. Они с отцом баловали единственную женщину в семье, и Алисия отвечала им с той же любовью, ведь она была так молода и красива. Её стоило лишь лучезарно улыбнуться, и её ног были двое самых любимых мальчишек, что для неё весь мир.
Солнце…
Почему оно их покинуло, когда в нём так нуждались? Может быть тёплые лучи, заглянув в комнату Алисии, смогли бы разбудить от безумного оцепенения молодую женщину.
Солнце…
Дэвид помнил тот день, когда яркий диск навсегда оставил их, предпочитая упоительные небеса. Тогда они особенно живо смеялись в саду над очередной нелепой шуткой Алисии. И даже не с первого разу услышали настойчивый стук в дверь. На пороге, в то время такого уютного дома, стоял мужчина в форме полицейского. Дэвид помнил лишь громкий вскрик Алисии, а потом всё происходило словно в тумане.
Они опознают тело своего любимого мужа и отца, они собираются на спешные похороны в воскресное утро, они возвращаются в пустой холодный дом…
На следующий день Алисии не реагировала на речь Дэвида, её глаза наполнились какой-то невероятной вселенской грустью. Последние дни она также молчала, всё больше погружаясь в свою реальность, в мир, где была, вероятно, с мужем.
Женщина ела, гуляла, не без помощи сына, но она не жила. Молодая, красивая и беззаботная Алисия умерла тогда, когда запечатлела последний поцелуй на неподвижных холодных губах своей второй души.
Солнце…
Вся недолгая жизнь Дэвида теперь делилась на «до» и «после». В чарующем «до» было много любви, смеха и тепла, а в ужасающем «после» - мрак, холод и отчаяние.
Господи…
Он так боялся за свою мать! Спустя два месяца Алисия не произнесла ни слова, как и глаза, которые превратились в два бездушных стекла. Дэвид ненавидел солнце-предателя, теперь ненавидел!
***
В это осеннее утро Дэвид, как всегда, сперва заглянул к матери в комнату и, разбудив женщину от продолжительного сна, отправился в сад. Он просил там в задумчивости больше часа. На его коленях покоился блокнот с исписанными страницами. Ноты… Дэвид не играл на фортепиано с весны, а не сочинял уже так давно, что и вспомнить было сложно. Но в последнее время его одолевали какие-то идеи, в голове крутились мелодии, не давая покоя. Вся накопившаяся боль рвалась наружу, и Дэвид выплёскивал её своим, понятным только одному, способом. Он с остервенением черкал карандашом по страницам блокнота, сочиняя, наверное, самую тяжелую музыку. Мелодию безумца…
Потом, закончив с нотами и общим завтраком, Дэвид привёл Алисию в пожелтевший, недавно так любимый, заросший садик и усадил на деревянные качели.
- Я люблю тебя, мам, - он поцеловал женщину в макушку и отправился в дом подальше от этих безжизненных, но таких родных голубых глаз.
Его буквально тянуло к этому чёртово фортепиано. И когда он, наконец, сел за инструмент, то ощутил прилив горькой тоски. Когда-то они играли с Алисией в две руки, а отец наслаждался музыкой, а бывало, что он выдёргивал жену из-за инструмента и кружил в безумном танце, не замечая ничего вокруг. Было так больно вспоминать…
Тогда Дэвид яростно поднял крышку и уставился на знакомые клавиши. На нотном стане расположился многострадальный блокнот с затейливыми каракулями.
Белые, такие холодные, они будто приглашали сыграть юношу, но он хотел лишь бить по низким нотам, ему хотелось уничтожить всю черноту во всем! Лишь минуты спустя он осторожно прикоснётся к клавишам, вспомнит то чувство, когда в твоих руках целый мир, и ты можешь высказать этому миру всё, что думаешь. Так и поступил Дэвид.
Он начал с более нежных и весёлых нот, будто рассказывая о своей былой счастливой жизни. Потом поток света сменила непроглядная тьма, тяжелые звуки заполнили его комнату. Тревожные, волнительные, словно сама Смерть вальсировала неподалёку. Легкие пальцы Дэвида повествовали его историю счастья и горя, а потом остановились, прерываясь на самом волнительном моменте. Он услышал чьи-то всхлипы. Быстро развернувшись, Дэвид обнаружил свою мать, сидевшую на мягком ковре. Глаза прекрасной Алисии были полны слёз, от чего блестели живым светом. Живым…
Любой ребёнок сейчас спешно подбежал бы к матери, интересуясь причиной её слёз. Но ни он. Дэвид восторженно наблюдал за прозрачной влагой, за раскрасневшимися щеками и носом, за подрагивающими губами.
Плачет…
Дэвид молниеносно приблизился к Алисии, обнимая ту за худые плечи. Женщина порывисто вздохнула.
- Мам, - нежно протянул Дэвид, целуя мать в обе щёки.
- Д-Дэвид, - прошептала она. После долгого молчания голос был неуверенным и ужасно хриплым. А звонкий напев навсегда утратил свою прелесть. И всё же в это день Дэвид вспомнил о чуде…
***
- Сыграй ещё раз, - тихо попросила Алисия. И Дэвид покорно опустил длинные пальцы на холодные клавиши спасительного инструмента. Весь этот месяц Дэвид каждый день играл для матери, наблюдая за её печальной улыбкой. Теперь она говорила. Совсем мало и только по делу, но всегда с нежностью и скорбной грустью.
Любимая Алисия вновь вернулась, только вот окончательно женщина просыпалась лишь под звуки фортепиано. Казалось, что она с каждым новым днём осознавала и принимала смерть мужа.
Смерть…
Теперь молодая Алисия улыбалась ей, как подруге.
Но всё же женщина жила, наверстывая упущенное время. Бывало, она настолько забывалась, что весело смеялась над шутками сына, но потом вновь становилась до жути нежной и грустной. Дэвид был безумно рад и этому. Теперь он знал, как вызвать у любимой матери эмоции и бессовестно этим пользовался.
К зиме Алисия почти стала нормальной, только вот глаза тускнели под гнётом воспоминаний. Она всё чаще вглядывалась в серое небо.
Солнце…
Оно вновь выглянуло, но это зимнее подобие лишь неприятно слепило глаза, будто обманывая своих почитателей. А она наслаждалась этой иллюзией счастья…
- Я хочу танцевать, - неуверенно попросила Алисия. Дэвид с готовность встал и протянул матери руку. Они закружились в ярком танце. Вот так, без музыки и повода, слушая лишь ритм своих сердец, мать и сыны кружили по вместительной столовой. Каждый растворялся в этом лёгком танце, забываясь и отдаваясь ощущениям, запоминая каждый миг дыханий в унисон. Алисия с нежностью обнимала высокого сына, а Дэвид осторожно стирал случайные слёзы с впалых щёк матери. Они вальсировали долго-долго, пока все воспоминания не прошли сквозь душу каждого. А потом Алисия захохотала так, словно разом избавился от всех тягостей, мучавших её. Сын не мог налюбоваться…
В феврале ей впервые стало плохо. Тогда Алисия аккомпанировала Дэвиду, смело споря с сыном: ей не нравился это резкий переход в середине мелодии. А потом она вдруг замолчала, с лица спала вся краска, и женщина потеряла сознание. Врачи в один голос твердили, что это нервное напряжение, что нужно помочь матери восстановится. Но разве не это он и делал? В последнее время она была весела и разговорчива, а слёзы… Да все плачут!
Но как бы ни хотелось Дэвиду это принимать, Алисии становилось всё хуже с каждым новым восходом этого чёртова солнца. В ней снова появилась та слабость и грусть в глазах летнего неба.
- Я хочу, что бы ты продолжал играть мне, - строго просила она у сына.
- Но ты очень слаба, мам, - возражал Дэвид.
- Я настаиваю, молодой человек! – Парировала Алисия, обезоруживая своей улыбкой.
И он соглашался, как всегда, впрочем. Теперь каждый вечер он приводил мать в свою комнату, играя до середины ночи.
А она трепетала от этих волшебных звуков…
Но даже самые дерзкие мелодии не возвращали её коже былого румянца, а глазам - здорового блеска. Она увядала, как роза в их заброшенном саду. Утром Дэвид наблюдал за её ослабленными движениями, мягкой улыбкой, Алисия стала олицетворение прекрасной птицы Феникса. Возродилась, что бы вновь умереть.
- Мам, - звал он осторожно. В последние время она опять плохо реагировала на его разговоры.
- Что? – После продолжительной паузы отозвалась она.
- Ты помнишь наше озеро? – Дэвид давно хотел отвести её на их излюбленное место.
- Помню, - спокойно ответила мать, вглядываясь в весеннее небо.
Озеро Римэмо было по обыкновению тихим и очаровательным, ровная водная гладь завораживала своим блеском. Алисия и Дэвид сидели на тёплом пледу на знакомом берегу. Они вглядывались вдаль, вспоминая прожитое и долгожданное. Это было так прекрасно, просто сидеть с ней, чувствовать родное тепло, согревающее невидимой аурой.
В апреле Алисия слегла в постель, не в её силах стало теперь свободно приходить в комнату сына. Юноша играл на фортепиано с открытой дверью, от чего прекрасные звуки разносились по всему дому. Сейчас инструмент воспроизводил только радостные мелодии, ибо Дэвид не желал омрачать жизнь матери в её… тяжелые дни. Конечно, он уповал на надежду, но слишком уж решительно Алисия теряла последние нити этого мира.
В субботу утром она настойчиво позвала Дэвида своим слабым голосом раненного ягнёнка. Дэвид быстро оказался в комнате, но тут же оцепенел от ужаса. На белоснежных простынях широкой кровати лежала дико бледная мать. На лбу её выступала испарина, а тонкие губы дрожали. Бедную женщину бросало то в жар, то в озноб.
- Мам?! – Вскрикнул Дэвид, подбегая к матери. – Я сейчас вызову врача… - Он уже собирался оставить Алисию и бежать к спасительному телефону, но его остановила горячая рука.
- Подожди, - хрипела она, умоляюще глядя на сына. – Не надо врача.
Дэвид удивленно разинул рот, но тут же решил, что мать, вероятно, в бреду.
- Я быстро, - вырывался он из её крепких рук. Будто она собирала последние силы в эту хватку, хотя так оно и было.
- Дэвид, - шептала она, вглядываясь в лицо любимого сына. – Мне правду ничего не нужно!
- Но мама, - возражал он пылко, аккуратно стряхивая её руки. – Тебе нехорошо…
- Милый, мне просто нужно тебе кое-что сказать…
- Потом, мам, потом, - упрашивал он женщину, но она сердито сводила брови на переносице. И что-то подтолкнуло его упасть перед её кроватью, слушая лепет умирающей женщины.
- Я так люблю тебя, - она смахнула несколько прядок его волос со лба. – И его люблю. – Женщина благоговейно подняла взор к потолку, пару слезинок собирались в уголках её глаз.
- Я не хочу, что бы ты умирала, мамочка, - целовал ей руки Дэвид. Его серые глаза наполнились слёзами.
- А кто сказал, что я умру? – Нарочито весело спросила она, но голос предательски сорвался. – Я всегда здесь…
Она осторожно коснулась маленьким пальчиком его широкой груди. Он перехватил её руку, покрывая лихорадочными невесомыми поцелуями. А Алисия любовно гладила его по голове, чувствуя, как последние силы покидают её тело.
- Не надо, - прохрипел Дэвид. Он сейчас молился всех богам, но они его отчего-то не слышали. Он сейчас мечтал лишь об одном, но и мечтам его не суждено было сбыться…
- Со мной всё будет хорошо, - успокаивала мать сына. А он ей верил! Верил каждому вздоху на бледных губах, каждой слезинки, что катилась по впалым щекам. И с каждым новым тяжелым вздохом он отпускал её, он знал, что она подарила ему эти месяцы, что бы уйти. Она всегда знала, что уйдёт.
Ведь Алисию там с нетерпением ждали…