Название: Есть ли на свете цветы, что не вянут
Название фан-дома: Гарри Поттер

Автор: -
Переводчик: -
Бета: -
Жанр: Ангст
Рейтинг: R
Персонажи: Сириус Блэк/Марлин Маккиннон
Саммари: — А это Марлин Маккиннон, её убили через две недели, её и всю её семью.

Перевод

---

Не хотел сюда приходить, если честно. Думая о тебе, я вспоминаю цветастый гриффиндорский шарф и твои громкие крики во время матчей по Квиддичу, как ты обнимала меня за шею, когда мы целовались. Воспоминания никак не вяжутся с безмятежностью этого места. Ты никогда не умела вести себя смирно. Даже сейчас не понимаю, как ты можешь быть такой спокойной.
Наверное, поэтому ты мне так нравилась. Я постоянно что-то делал и затевал, что в Гриффиндоре, что позже в Ордене, прямо как ты. Еще бы пару лет, и мы бы покорили весь мир. Сон был не для нас. Теперь же ты заснула навеки, но мне не нравится об этом думать.
Я здесь ради тебя, чтобы проводить в последний путь, куда бы он не вел. Странно, но после стольких смертей в голове до сих пор не сложилась ясная картинка того, что следует дальше. Ты вот всегда верила, что будет что-то еще. Наверное, жить от этого становилоcь легче, пусть даже после смерти мы все просто напростно сгнием.
Ты неправдоподобно спокойна, и это больше всего не дает мне покоя.


Господи, как все раздражают. Не Джеймс, Ремус, Питер и Лили, конечно, а все остальные. Даже те, к кому я отношусь нормально: Эммелина, Фрэнк и Гидеон — такие серьезные. От этой серьезности, уважительного вида, взглядов мне тем хуже, чем больше хочется надраться после.
Вспоминаю, как ты впервые напилась и вообще ничего не соображала. Напилась даже сильнее меня. Я смеялся, ты смеялась, и все как будто было давным-давно. Народ вокруг плачет и утирается платками; всегда считал, что глаза от них только больше краснеют. Я не плачу.
У Лили синий платок, цвет точь-в-точь как у тебя глаза, когда ты на меня злилась. Хотя скорее не только на меня, а в общем, но причиной гнева обычно становился именно я — было за что. Прости, что не был тем парнем, о котором ты мечтала. Зато сейчас, смотря на твой гроб, я им стал. Я здесь ради тебя, хотя уже слишком поздно.
Лили плачет, но я заметил, что она от этого не становится дурнее. Повезло, что еще сказать. Джеймс обнимает ее одной рукой, прям как ты обнимала меня, несмотря на то, что уж меня не нужно утешать — да и тебя тоже. Даже на похоронах нам никто не нужен. Мы никогда не плакали, а если и находило, то не на людях.
Кто же тебя убил? Один из Пожирателей Смерти, знаю, может даже сам Волдеморт. Если это утешит, ты умерла хорошо. То есть некоторым достаются те еще дерьмовые смерти, как моему брату, например. Просто исчез, и следа не осталось. Все в курсе, что с ним стало — обычно же люди не пропадают на пустом месте. Тебе повезло больше. Ты добилась славы, хотя и погибла. Так и надо, правда ведь?
Утешает?
Прости, не умею успокаивать, ты же знаешь. И понятия не имею, слышишь ли ты меня вообще оттуда, где ты есть. Если ты все же где-то есть.


Ты замечала, что поначалу прощальная речь начинается вся такая запальчивая, звучная, а к середине, скажем так, подзатягивается?
Выступает Эммелина, а мне стыдно, что не обращаю на нее внимания, а мысли витают совсем не тут. И так пропустил всю речь, а сейчас даже не пытаюсь прислушаться. Она рассказывает что-то про твое отравление «Шоколадными лягушками». Смешная в общем-то история превращается здесь в сентиментальные сопли — как и все остальное.
Тебе бы не понравилось.
О, Эммелина наконец-то закончила, а я даже не заметил, сколько она проболтала. Выступить больше никто не хочет. Джеймс кидает на меня выразительный взгляд, будто-то бы я что-то должен. Да о чем мне говорить? Спасибо, Марлин, классно потрахались?
Спорим, твои родственники не оценят.


Скучаешь?
Скорее всего нет. И зачем? Я вел себя как мудак и так же относился к тебе. Шатался где-то, когда был нужен. Подслушал однажды, как ты описывала это Лили: «отсутствовать в нужном месте в нужное время». Да, так все и было. По иронии судьбы ты права даже сейчас, в еще более буквальном смысле.
Но ты почему-то возвращалась, чего я никак не мог понять. Зачем ты мучилась день за днем, год за годом? Думала меня изменить? Вряд ли, ты же не дура. Наверное, тебе тоже нравилось развлекаться.
Мы ведь еще как развлекались. И в постели, конечно, и так просто. Помнишь, пробрались в «Три метлы» и левитировали кружку Ремуса, а я прятался под позаимствованной у Джеймса мантией-невидимкой?
Между нами иногда ведь мелькало что-то, да?
Может, ты не скучаешь по мне, но хотелось бы думать, что хотя бы тех моментов тебе не хватает.


Прощальные речи все не стихнут. После Эммелины выходила еще пара человек, и ее выступление оказалось не таким уж плохим в сравнении с остальными. У Фрэнка вот выходит кошмарно. Мерлин, я и не думал, что под разговоры о войне, крови и жертвах можно помереть со скуки.
Я же не на самом деле так подумал?
Были бы мы на чужих похоронах и я ляпнул бы такое тебе, ты бы потом, наедине, отчитала меня. Не только потому, что Фрэнк твой друг. Был то есть. Пока никак не запомню, хотя со временем, наверное, привыкну. Просто… так сложно представлять тебя тихой.


У меня осталась твоя колдография, где порывы ветра трепали твои волосы в разные стороны. Ты от души смеялась и никогда не старалась позировать. И этим мне нравилась. Ты не боялась быть собой, а если кто-то имел претензии — да пожалуйста. Могут идти на хер. Ты же так говорила?
Когда мы только познакомились, я пытался быть идеальным сыном семьи Блэк, но позорно провалился. Теперь я это я, но в отличие от тебя, кое-что по-прежнему скрываю: еще недели две после побега я едва спал, потому что постоянно думал, что там у матери с диареей от плохого настроения, бродит ли отец как обычно по дому и плачет ли Регулус каждую ночь в подушку.
Не самые здоровские воспоминания, но я думал о них, хотя не хотел и особенно не хотел, чтобы об этом узнали.
Ты всегда видела меня насквозь. Так себе из меня актер, да?
А иногда — самое стремное — мне приходилось притворяться. Когда мы вчетвером — с тобой, Джеймсом и Лили — ходили на свидание, было кошмар, как неловко, когда Джеймс гладил руку Лили. Мы не занимались такой сентиментальной фигней; мы просто и без обиняков трахались. По крайней мерее, я. Знаю, тебе порой хотелось большего. Тогда я брал тебя за руку и казался не таким уж засранцем, как на самом деле.
Ты ведь понимаешь, что я разоткровенничался, только потому что ты умерла?


Похороны заканчиваются, твое тело опускают в землю. Так даже лучше: не превратишься в инфернала или кого еще. Отвратно бы вышло, да?
Черт, не воспринимаю похороны серьезно. Твои похороны. Серьезно, выставите меня отсюда. Хоть я молчу, но уверен, что все эти мысли не добавляют атмосфере мира и чего-там-еще.
Господи, Марлин, хватит лежать так неподвижно. Ну правда, этот факт меня не отпускает и не дает покоя. Пошевелись чуть-чуть, ладно? Помаши мне. Обещаю, если улыбнешься, усмехнешься, мне хватит. Все эти неуместные мысли тут же выветрятся из башки, я прыгну к тебе, обниму при всех и очень романтично, и ты меня простишь и полюбишь.
Давай же, тебе задвигают крышку гроба. Последний шанс. Не хочешь же, чтоб тебя похоронили заживо? Вот была бы победа. Скажи что-нибудь. Пусть остановятся. Пошевелись. Пошевелись.
Пожалуйста.


Твоя кузина благодарит, что я пришел. Даже имени ее не знаю, хотя встречались на каком-то семейном празднике, куда ты меня притащила в качестве спутника. Легче думать, что ты тоже пользовалась мной, как я тобой. Что-то вроде, что я не такая уж свинья.
Она спрашивает, сильно ли я по тебе скучаю, хочет разделить с кем-то горе. Не могу же я ей рассказать, что хоть мы «встречались», я спал с другими девчонками, а ты — с другими парнями, и мы делали вид, что обоим плевать? Не это она желает услышать.
От меня ждут слов о великой любви (сомневаюсь, что вообще в нее верю), о том, что скучаю (пройдет немного времени, и я это пойму, но пока нет), и что я останусь верен тебе одной до конца своих дней (уже не получится).
Именно это ей хочется услышать, вижу по выжидательному взгляду. Считается, что страдание не любит одиночества, что есть чистая правда. Мне предлагают погрязнуть в нем за компанию.
Смотрю на нее и думаю о тебе. Те же глаза, те же уши. Чего бы хотелось тебе? Чтобы я утешил твою кузину, как мог? Ты умела доставать людей и издеваться, но в серьезных ситуациях вела себя вежливо и принимала верные решения.
Не могу сказать о себе того же.
И все же я смотрю в глаза твоей кузине, с которой вы похожи и не похожи разом, и говорю, что любил и тебя всегда будет не хватать. На прощальный ужин не остаюсь — откровенно врать не в моем стиле.


Люди спрашивают, в порядке ли я. Понятия не имею, что им отвечать.
Скажу «да», решат, я бессердечный придурок.
Скажу «нет», получу кучу жалостливых взглядов, что хуже, чем быть придурком.
Поэтому просто отвечаю, что не знаю, да так и есть. Не могу подобрать нужных слов, если такие существуют, конечно, чтобы описать свое состояние. Меня будто выключило. Иногда забываю, что ты умерла. Иногда, вспоминая о твоих погибших родственниках, радуюсь, что ты погибла и тебе не придется иметь с этим дело. Поверь, сбежать легче, чем разбираться с проблемами.
А, подожди. Я радуюсь твоей смерти, потому что мне не приходится выступать утешителем?
Мерлин, жуткая мысль. Еще страшнее от того, что она может оказаться правдивой.


Все закончилось. Даже твоя кузина-организатор уже ушла. Точнее, усилия по организации похорон приложил весь Орден, но все отдавали должное ей. Она заслужила, все-таки многих родственников убили. Но все хотели вложить свою лепту, все считали тебя замечательной.
И не зря. Я тоже всегда это знал, даже в первые пару лет в Хогвартсе, пока мы еще не общались. Ты была чистокровной, но не тем типом чистокровных, которых принимали Блэки. История семьи Маккиннонов не уходила корнями в средние века, и вы не парились насчет чистоты крови — хуже оскорбления не придумаешь.
Ты бы столько могла сделать. Несправедливо, что огромный потенциал потрачен впустую. Да, да, идет война, и справедливости все меньше. Но от этого только хуже.
Ты не должна была умирать. Конечно, Доркас Медоуз тоже не заслуживала смерти, но она была страше и немного чопорной. Ты же одна из нас. Ты, я, Джеймс, Лили, Ремус, Питер должны были пережить войну и рассказывать детям о героическом дерьме, которое совершили, как и чем рисковали, и что выжили вопреки всему (это «все», конечно, обращалось бы только в нашу пользу).
Мы должны были стать прославленными навечно героями, которые все же способны наслаждаться триумфом.
Если кому-то и было суждено умереть, мне было и в голову не пришло подумать на тебя. Видимо, поэтому теперь так трудно смириться.
Я стою над свежей могилой; сочная зеленая трава резко отеняет пустую землю. Хочется, чтобы так и осталось — если вдруг забуду точное место, смогу его найти — но, наверное, ты не против соединиться с землей. Черт возьми. Да понятия не имею, чего бы ты хотела.


Я простоял тут в одиночестве целый час.
Ладно, ладно, я скучаю. Скучаю по разговорам, по развлечениям в постели, танцам и твоим шуткам. По стойкому ванильному аромату, по тому, как ты наклонялась вперед, читая книгу. Проклятье, я скучаю и, наверное, всегда буду.
Если буду сильно скучать, ты вернешься?
Теперь из придурка я превратился в ребенка. Не сказать, что это прогресс.
Обещаю, я буду сражаться. За тебя и всех остальных, что умерли на этой войне. Достаточно тосковать по одной тебе. Война должна закончиться.
Все началось с охоты за славой. Либо с нее, либо с желания досадить семье. Так ты мне сказала после вступления в Орден по предложению Джеймса. Я разозлился, потому что ты озвучила правду. Но сейчас то решение переросло в нечто большее. Я видел смерть своими глазами и боролся не за известность, а за правое дело. Мне кажется, ты поняла, ведь больше не поднимала эту тему.
А сейчас про славу нет и речи. Я мечтаю отомстить за тебя и всех, кто гниет здесь на кладбище, неподвижными до скончания века. Если бы не Пожиратели Смерти, они бы жили. Ты бы жила.


Пожалуй, мне пора. Скоро заглянут Джеймс и Ремус с Питером проверить, как я справляюсь. А я справляюсь, знаешь. Справляюсь.
Прощай, Марлин.