2024-5-2

16

0

0

Секунды складываются в минуты.

Голова моя кружится, сердце бьётся как бешеное.

Эдвард целует меня так медленно, так нежно. Я чувствую себя Спящей Красавицей, освобождённой от колдовских чар поцелуем принца.

Он обхватывает моё лицо ладонями и, едва касаясь, поглаживает большими пальцами скулы.

Мы больше не опираемся спинами на стену – наши тела, словно обладая собственной волей, сокращают разделявшее нас расстояние, и теперь мы поддерживаем друг друга.

Ощущения небывало сильные. Я просто таю. Кажется, будто он просачивается в меня со всех сторон.

Наши губы движутся так слаженно, как будто мы отрепетировали этот поцелуй заранее и точно знаем, когда напрягать губы, когда чуть прикусывать, когда посасывать.

Это прекрасно. Это утешает. Это похоже на возвращение домой.

Идеально.

Я целую Эдварда, и он целует меня в ответ. В этом нет грубости, мы не задыхаемся от страсти в неистовой схватке губ, языков и зубов.

Нам просто… хорошо вместе.

Я даже не понимаю, как это получилось.

Помню только, как спросила его о фотографии из нашего прошлого, как потом мы сидели на полу, привалившись спинами к двери, шепча какие-то слова и глядя в глаза друг другу… и это каким-то образом завело нас гораздо дальше, чем можно было ожидать.

Я позволяю себе раствориться в ощущениях и сделать вид, что этот мужчина на самом деле мой.

Его нежные губы, словно уговаривающие поиграть с ними.

Его дыхание, хранящее ароматы корицы и мяты.

Его пальцы, продолжающие поглаживать мою шею и лицо, убеждающие в искренности этого момента.

Я целую Эдварда.

Эдварда.

Чужого жениха.

Реальность возвращается, напоминая о том, где я, а главное – кто я.

Я не его девушка. И не буду ею.

Этот мужчина не мой, и пора прекратить притворяться.

Признавая необходимость прекратить это, несмотря на мое сожаление, я высвобождаюсь из его нежной хватки и открываю глаза.
- Я пришла сюда точно не за этим, - шепчу я, - не говоря уже о том, что это совершенно неприемлемо. Мне жаль, - и смущённо отворачиваюсь от него.

- А мне нет.

Что?

Совершенно ошеломлённая, я вскидываю голову, чтобы посмотреть на него.

- Да, возможно, я, Эдвард, босс, не должен целовать тебя, Беллу, мою сотрудницу. Но я никогда не пожалею, что мы поцеловались.

- Но помимо служебной этики ты ещё и помолвлен… или ты забыл? – приподнимая брови, спрашиваю я, чувствуя, что ещё больше сбита с толку.

- Не забыл, - вздыхает он, и теперь его очередь отворачиваться.

- Ну, я тоже не забыла. Нам не следовало этого делать, - я подтягиваю к себе ноги, чтобы встать, и начинаю ходить взад-вперёд, пытаясь не поддаваться панике… однако замкнутое пространство не делает меня белой и пушистой – кажется, оно будит во мне чувство остаточной тревоги, которая преследует меня после автокатастрофы. Тогда я не способна была мыслить ясно, но судя по тому, что в ту ночь меня довольно долго не могли извлечь из машины… в общем сейчас я просто чувствую себя слегка не в своей тарелке.

- Белла… послушай, сейчас действительно чертовски поздно. У меня был ужасный день, да и у тебя, кажется, тоже. И я не собираюсь перекладывать на тебя ответственность за то, что только что случилось. Я просто растерялся и позволил этому произойти.

Я смотрю на Эдварда, всё ещё сидящего на полу. Длинные ноги вытянуты вперёд, он трёт пальцами глаза и явно расстроен.

- Так что же нам делать? – спрашиваю я, прижимая к губам ладони. Мне нужно взять себя в руки. Я пришла сюда за ответами и, кажется, уже получила больше, чем рассчитывала.

- В каком смысле «что делать»? Вопрос довольно провокационный. Для начала, мы здесь застряли. Ни дверной ручки, ни мобильников, ни людей поблизости ещё по крайней мере пять часов. Мы не должны падать духом.

- Хорошо. Конечно, я планировала провести остаток ночи соооовсем не так, но, похоже, мы выживем. То есть должны выжить, правильно? Здесь ведь достаточно кислорода?

В ответ на мой явно нелепый вопрос Эдвард похохатывает:
- Да, мы выживем. Это не эпизод из «Шпионки». Этот погреб – не вакуумная камера, из которой выкачивается воздух каждый раз, как закрывается дверь. Здесь работают охладители, которые поддерживают постоянную температуру, особенно сейчас, жарким и влажным джерсийским летом. Необходимо, чтобы здесь было прохладно, градусов 55*. Так что мы скорее могли бы замёрзнуть. Но!..

Он останавливается, не договорив, его глаза округляются, и он вскакивает со своего места на полу, как человек, осознавший свою цель. Пересекает помещение и некоторое время осматривается по сторонам. Потом вытаскивает большой пластмассовый контейнер, который был задвинут за один из многочисленных стеллажей с бутылками.

- Ага! Я знал, что люблю Кэйти не без причины. Мы спасены. Не зевай!

Он бросает мне что-то, похожее на новое тёмно-зелёное одеяло, и я ловлю его двумя руками. Вытащив из упаковки, я набрасываю его себе на плечи, поскольку в погребе действительно холодно. Моя тонкая майка и короткие джинсовые шорты – совершенно неподходящая одежда для такой низкой температуры.

- В последний раз я проводил большую инвентаризацию перед зимними каникулами. Кэйт помогала мне до четырёх утра и всё время жаловалась, что мёрзнет. На свою следующую смену она пришла с этим одеялом и сказала, что будет хранить его здесь для следующего раза, когда я заставлю её «отмораживать задницу» - её слова, не мои, - Эдвард кривовато улыбается и качает головой.

- Ну спасибо. И обязательно поблагодарю Кэйти при следующей встрече.

- На здоровье, но подожди, есть и кое-что получше. Вот, зацени! – он достаёт из контейнера большую чёрную толстовку с надписью: «Последний Шанс, бар и гриль», адресом и трафаретным изображением пивной кружки и бокала мартини.

- Ты шутишь! Это же потрясающе!

- Да, Джеймс подумал, что неплохо было бы продавать их для рекламы, поэтому в прошлом году заказал целую кучу футболок и толстовок для нашего первого летнего сезона. Ты видела их наверху – они пришпилены к стенке, но я предоставлю тебе скидку как сотруднице, учитывая наши сегодняшние обстоятельства, - с улыбкой добавляет он. – Хм… правда, у нас остались только большие размеры.

- Я не возражаю. Не до жиру, быть бы живу, да и зачем нужна толстовка в обтяжку? Весь смысл здесь в свободном комфорте. Так что большая даже лучше.

Он кидает мне толстовку, берёт ещё одну для себя и рывком надевает её через голову.

Я следую его примеру, а потом снова занимаю своё место на полу, привалившись спиной к двери.
- Итак, теперь, когда я знаю, что мы не превратимся в сосульки на этом холоде и не умрём от удушья… можем мы поговорить? – с надеждой спрашиваю я и тут же добавляю: - Начиная с того, зачем ты соврал.

Эдвард, не отводя от меня взгляда, длинно выдыхает.

Он садится на пару поставленных друг на друга ящиков и проводит пальцами по волосам - нервная привычка, которую я заметила у него, едва начав здесь работать.

- Ладно, о чём ты хочешь поговорить?

- Честно? Я хочу знать всё, Эдвард. Всё, что тебе известно обо мне: кем я была, кто были мои друзья, что я делала и как себя вела. Но больше всего меня интересует это фото – оно о многом говорит. Ты солгал мне, - я подняла снимок, чтобы подчеркнуть свои слова. – Я имею в виду: мы были вместе? Как пара?

Он приподнимает брови:
- И да, и нет.

- О да, это чрезвычайно помогло. Не хочешь ли расшифровать это для меня, о могущественный Волшебный восьмой шар? – саркастически говорю я, закатывая глаза.

Шагнув ко мне, свернувшейся под тёплым уютным одеялом, он посмеивается над моей попыткой пошутить. Потом садится рядом, туда же, где сидел несколько минут назад, но настроение изменилось и я больше не беспокоюсь о том, что кто-то из нас перейдёт границу дозволенного.

Хотя я всё ещё сержусь на то, что Эдвард не был честен со мной, когда рассказывал, откуда знает меня, моё отношение к этому смягчилось, и я стремлюсь двигаться дальше. То, что мы оказались запертыми вместе на всю ночь, перевело наши отношения на гораздо более фамильярный уровень. Между нами начался почти весёлый трёп, и я запрятала мысли об этом сенсационном поцелуе подальше – на полку, где лежало то, с чем я намеревалась разобраться позже. Это был феноменальный момент, но если я задержусь на нём сейчас, то не смогу сосредоточиться на подробностях, которыми Эдвард готов поделиться со мной.

Он начинает говорить, глядя в пространство, не поворачиваясь ко мне, но это звучит невыразительно, как объявление. Но я не слишком придирчива. Он говорит – и это всё, что сейчас имеет значение.

- Если бы ты спросила меня, была ли ты моей девушкой в тот вечер, когда был сделан этот снимок, я сказал бы тебе «да». Но к тому моменту мы были вместе всего пару недель, а после этого оставались парой совсем недолго – может быть, ещё неделю или две.

Фу! Кажется, я просто королева краткосрочных романов. Я молюсь, чтобы это не оказалось моим типичным образом действий.
- Надо же. Ладно. А не хочешь рассказать, почему мы так резко перестали встречаться? Или лучше начнёшь с того, как мы оказались вместе?

- А есть третья дверь, которую я мог бы выбрать, Монти? – спрашивает он с надеждой, слабо улыбаясь и всё ещё не глядя на меня.

Я толкаю его плечом и, хихикнув, говорю:
- Заткнись. Никакой двери номер три. Отвечай на вопрос… и, пожалуйста, начни сначала и НЕ пропускай ничего хорошего, - я приподнимаю брови, чтобы подчеркнуть смысл сказанного.

У этого парня есть кусочек – а на самом деле, похоже, целая пригоршня кусочков – пазла моей жизни. Я готова к игре. Уже несколько лет готова.

Мне приходит в голову глупая мысль: жаль, что у меня нет попкорна, чтобы жевать его, слушая, как Эдвард проливает свет на нашу историю. Если он столько времени избегал этого, должно быть, она действительно интересная!

- Ты права. Мы хорошо знали друг друга и помимо той вечеринки, где я видел, как ты танцуешь, хотя это действительно было. В точности как я сказал. И… ты была впечатляющей, это правда. Пожалуйста, знай это, - он смотрит мне прямо в глаза, и я понимаю, что он говорит искренне.

- Я тебе верю, - честно отвечаю я.

- Хорошо, - он кивает. – Так что, ээ… я, наверное, должен для начала сказать, что это было в Оушен-Сити. Ты вообще помнишь, как проводила там каникулы? Может быть, в детстве… в те времена, которые сохранились у тебя в памяти?

- Нет. Я вообще не помню Оушен-Сити. Все мои детские воспоминания имеют отношение только к Лавледису. Мои дядя и тётя владели этим домом с тех пор, как мой отец был ребёнком. Но, насколько я понимаю, я ездила в Оушен-сити в подростковом возрасте?

Так странно задавать вопросы не тёте Диди. Вдобавок, в отличие от неё, Эдварду не нужно строить догадки и теоретизировать – у него есть ответы. МНОГО ответов. Мечта сбывается… горячие молитвы вот-вот принесут плоды.

- Да. Мы впервые встретились в… эээ… две тысячи… третьем? Да, кажется, так. Летом две тысячи третьего. Предыдущим летом я работал помощником официанта в ресторане «Фландерса», а пару смен в неделю был ещё и служителем бассейна. Потом получил повышение и перешёл работать в коттеджи. Я был вашим «коттеджным мальчиком».

Кем он был? Я безуспешно стараюсь прекратить хихикать.

- Эй, что тут такого смешного? – спрашивает он с удивлённым видом.

- Ты был моим «коттеджным мальчиком»? У меня был «коттеджный мальчик»? Что? Может, я была звездой «Отчаянных домохозяек Оушен-Сити»**?

Эдвард начинает хихикать вместе со мной. Возле его глаз появляются крошечные морщинки, как обычно бывает, когда он смеётся или улыбается… Пожалуй, мне нравятся эти морщинки.

- Белла, тебе было четырнадцать лет, ты не была домохозяйкой. Но да, ваша семья каждое лето арендовала коттедж у бассейна на срок от Дня Поминовения до Дня Труда. А жили вы в это время в одном из номеров пентхауса этого отеля.

- Чёрт побери. Мои родители определённо умели бросать деньги на ветер. Пентхаус, ничего себе!

- Пентхаус, - уверенно подтверждает он.

- Ладно, что ещё, мистер «Коттеджный мальчик»? Значит, мы встретились, когда мне было четырнадцать, а тебе семнадцать.

- Ну, если быть точным, мне было шестнадцать и только через несколько недель исполнилось семнадцать.

- Так расскажи мне! Что случилось? Ты увидел меня в переполненном купальщиками бассейне, нырнул в него, переплыл и пообещал любить меня до гробовой доски? – спрашиваю я, мелодраматически прижав руки к сердцу.

Он улыбается и отворачивается.
- Нет, не совсем. Мне пришлось держать себя в руках, - он делает вид, что застёгивает воображаемый воротник. – Я должен был беречь репутацию. Не мог дать тебе понять, насколько сразу же заинтересовался тобой!

Ещё и ухмыляется, негодяй. Проклятье, ну почему ты сейчас такой милый?

- Аххх, так ты прикидывался неприступным, да? Ладно, тогда выкладывай… как долго ты держался, пока не понял, что я неотразима?

- Около четырёх часов, - сообщает он с невозмутимым выражением лица.

Я встречаю это откровенное заявление хохотом.
- Четыре часа, да? Должно быть, я к этому моменту уже тоже глаз с тебя не спускала! Чем мне удавалось отвлекать себя, пока ты мучил меня своими хитрыми приёмами «коттеджных мальчиков»?

- Мучил ТЕБЯ? Ты бредишь! Ты лежала в шезлонге рядом с бассейном, вся намазанная маслом для загара, в этом микроскопическом бикини, то есть в самых крошечных лоскутках, какие мне приходилось когда-либо видеть. Проходя мимо, я каждый раз ощущал слабый запах кокоса. Ты просто убивала меня своим райским ароматом и дьявольской улыбкой.

- Дьявольской, Эдвард? Неужели? В четырнадцать лет? – смеюсь я.

- Ну, может, ты и не была ведьмой в этот момент нашей истории, но я всё равно сразу понял, что попал, - он фыркает и улыбается.

Я отвечаю ему улыбкой и опускаю глаза. Мне радостно, что мы шутим об этом и дурачимся друг с другом. Наверное, хорошо, что я не помню, как мы расстались. Теперь, когда я вижу, какой чудесный он на самом деле, у меня нет сомнений, что моё сердце было разбито. Он же, вероятно, и глазом не моргнул. Я вздохнула и снова посмотрела на Эдварда.

- Куда ты подевалась? Мы веселились, а потом ты вдруг затихла, - шепотом говорит он.

- Просто задумалась о том, что, наверное, даже лучше, что я не помню наши короткие отношения. Судя по тому, что мне известно о тебе, я могу представить, как чертовски переживала после нашего разрыва, - я пожимаю плечами.

Он пристально смотрит на меня – похоже, не зная, как продолжать. Я снова пытаюсь разрядить обстановку:
- Так расскажи мне нашу историю… какой бы короткой она ни была.

- Ну, твоя семья поселилась в отеле утром пятницы перед Днём Поминовения. Ты спустилась к бассейну, пока твои родители распаковывали вещи, и спросила, какой из коттеджей ваш… мой менеджер тут же нашёл меня и велел проводить тебя туда и всё показать. Мы немного поговорили, посмеялись. Ты была немного застенчивой, но забавной. Я выложил тебе всю подноготную этого коттеджа, как обращаться с телевизором и о причудах мойки. Ты уже была в купальнике, тебе не терпелось улечься на солнце возле воды. Поэтому я отвёл тебя к бассейну, помог устроиться на день и спросил, хочешь ли ты какой-нибудь напиток. Помню, ты попросила «Спрайт». Я пошёл в бар отеля, чтобы взять там бутылку «Спрайта», но потом решил рискнуть и приготовить тебе что-то другое – что напоминало бы мне о тебе. Похожее на тебя, так сказать. В общем, я усовершенствовал твой заказ и принёс тебе…

- «Ширли Темпл» с тремя дополнительными вишенками?

- Да, - улыбается он, снова взглянув на меня.

Боже, эти его бесконечно длинные ресницы… они сводят меня с ума.

- Чем же этот напиток напоминал меня?

Он задумчиво молчит, потом снова улыбается:
- Чистая газировка заставила меня думать о твоей безупречной сливочной коже. А розовато-красный гренадин в этой чистой воде выглядел как переход к твоему румянцу, потому что, когда ты краснела, твоя кожа моментально розовела и вспыхивала красным. Твои щёки часто были румяными, это объясняло две вишенки.

- А третья? – спрашиваю я, буквально воспарив от этого мгновения нежности.

- На счастье, - добавляет он, слабо улыбнувшись, и пожимает плечами. – Мои родители всегда верили, что число три – счастливое. Эта идея просто пришла в тот момент мне в голову, и я решил придерживаться её.

Наши взгляды снова встречаются, на его губах я вижу такой же намёк на улыбку, какой ощущаю на своих. Но я полна решимости не поддаваться желанию поцеловать его. Не повторять эту неприемлемую ошибку. Нельзя позволить этому случиться снова.

- Так ЭТО ТЫ причина того, что я пристрастилась к «Ширли Темпл» с тремя дополнительными вишенками, а?

- Да, наверное, - кивает он, играя со шнурком своей кроссовки. - Ну, как бы то ни было, тебе понравился этот напиток. Лично я думаю, что он позволил тебе почувствовать мою симпатию, - он смотрит на меня с улыбкой, а я отвечаю ему тем же и глупо качаю головой. – И в конце этого дня, проведённого у бассейна, ты спросила меня, не хочу ли я вечером прогуляться с тобой по настилу.

Я открываю рот от изумления:
- Я пригласила на свидание горячего, почти семнадцатилетнего парня? Ну надо же! Я была дерзкой, не так ли? – я не могу не засмеяться, услышав такое… теперь я и вообразить себе не способна подобную смелость с моей стороны.

Он усмехается:
- Нет, не дерзкой, уверенной. Такой, какой тебе и следовало быть, Белла, - голос Эдварда смягчается, и он смотрит прямо на меня. – Несмотря на то, что в конце концов у нас ничего не получилось, ты всегда была потрясающей девушкой.

Я опускаю глаза и начинаю ковырять лак на ногтях, всячески отвлекая себя от его внезапной лести. Потом хмыкаю, обратив внимание на время глагола, которое он использовал:
- Была, - повторяю я вслух.

Рискнув взглянуть на Эдварда, встречаю его немигающий взгляд:
- И есть.

Я переключаюсь, чтобы вернуться на правильный путь. Эти значительные моменты постоянно возникают в нашем разговоре. Мы словно пробираемся на цыпочках по тонкой грани:
- Так ты поймал меня на моём предложении, а?

- Ага. И мы замечательно провели вечер вместе. Покатались на аттракционах в «Стране Чудес», так много раз сыграли в скибол, что заработанных мной купонов хватило, чтобы ты смогла забрать приз в виде вызывающе огромного пушистого розового медведя. Съели на двоих ведёрко карамельного попкорна от Джонсона… в общем, действительно повеселились на всю катушку, - вспоминает он с задумчивой улыбкой.

- А к концу вечера?

- Я был очарован тобой, Белла, - он опускает глаза, на мгновение смутившись, а потом продолжает: - Мы нашли спасательную вышку возле Восьмой улицы, забрались наверх и целовались, пока не пришлось разойтись по домам, - заканчивает он, самодовольно кивнув.

Я ахаю, изображая шок и трепет:
- Неужели я была настолько доступной? Вот так сразу позволила тебе добраться до первой базы? Какой стыд! – добавляю я, качая головой, и шутливо-осуждающе щёлкаю языком.

Ухмыльнувшись, он отворачивается, и мне не видно его лица… Я замечаю, что он борется с собой, чтобы не ответить.

- Что? Скажи мне! Что ты недоговариваешь? – упрашиваю я.

Он качает головой и, засмеявшись, отваживается продолжить:
- Это мне пришлось сдерживать ТЕБЯ! Ты пыталась распускать руки!

Я снова ахаю, теперь уже на самом деле:
- Я не… ты врёшь! – не может быть, чтобы он говорил серьёзно.

- Ладно, - пожимает он плечами. – Как скажешь.

Я фыркаю и скрещиваю руки на груди с сердитым недоверием. Даже если Эдвард говорит правду о том, какой я была несдержанной в прошлом, мне всё ещё кажется, словно мы флиртуем, говоря сейчас на такую опасную тему. Думаю, лучше двигаться дальше.

- Ну, как бы то ни было… Мы провели так несколько недель. Я каждый день был рядом с вашим коттеджем и заходил внутрь, обслуживая вашу семью, выполняя свою работу… а по вечерам, когда моя смена заканчивалась, мы с тобой шли куда-нибудь. И развлекались вместе, ты и я.

- И что же изменилось?

Он замолкает. Ему явно есть что сказать, но он сдерживается. Могу только догадываться – почему. Возможно, не хочет причинять мне боль. Особенно если речь пойдёт о начале конца для «нас». Или о том, в результате чего наши дальнейшие отношения стали настолько уродливыми, что он с таким отвращением отнёсся ко мне, когда увидел в «Последнем шансе» несколько недель назад.

Да. Наверное, это будет трудно принять. Я собралась с духом, чтобы скрепя сердце выслушать то, что он решит рассказать.

- Главным образом, я не нравился твоей маме. Она не считала, что я для тебя достаточно хорош. И не хотела, чтобы её единственная дочь проводила время с наёмным работником.

- И я просто послушалась её?

- Тебе было четырнадцать, Белла. У тебя не было выбора.

- Значит, вот оно что. Мне пришлось порвать с тобой, потому что ты был служащим и моя мама не одобрила наших отношений?

- В общем, да.

- Это полный отстой.

- Да… чёрт побери, - соглашается он, уверенно кивнув.

- И как всё это кончилось? Что я тебе сказала? Как мы…

Эдвард прерывает меня:
- Эй… уже четвёртый час ночи… ты выглядишь так, словно вот-вот погаснешь, а я и вовсе выжат как лимон. Как насчёт того, чтобы немного поспать? Если захочешь, мы сможем продолжить разговор завтра.

Я понимаю, что он просто не желает рассказывать о каком-то очень неприятном моменте в нашей истории, но сейчас действительно очень поздно. Я потягиваюсь и зеваю в знак согласия:
- Хорошо. Значит… мы просто устроимся прямо на полу, да?

- К сожалению, да. Извини, что мы застряли.

- Эй… ты ни в чём не виноват. Это я такая неуклюжая, вот и всё. Если бы у меня было хоть немного ловкости, вероятно, я сейчас уже была бы дома, на своей удобной кровати, а ты, закончив свою инвентаризацию, свернулся бы в постели рядом с… - я останавливаю себя, чтобы не коснуться темы, которой нам удавалось избегать в последние сорок пять минут. – Ну, в любом случае, извини. Хочешь, поделюсь с тобой одеялом? – спрашиваю я. – Становится довольно холодно. Согревать друг друга – вероятно, лучший способ не замёрзнуть в ближайшие несколько часов.

Он соглашается:
- Хорошо, вот… позволь мне.

Я подаю Эдварду одеяло, и он встаёт. Одеяло двуспальное, поэтому он складывает часть его вдвое, чтобы было мягче, оставив другую часть для накрывания. Потом берёт ещё несколько толстовок и комкает их, чтобы сделать каждому из нас по импровизированной подушке.

- Ну как? – гордо спрашивает он.

- Отлично. Спасибо.

Он щёлкает выключателем и ложится на свою сторону, а я ложусь на свою, спиной к нему. Если я повернусь на другой бок, то могу не устоять перед искушением. Позади себя я чувствую жар, распространяющийся от его тела, согревающий меня… успокаивающий. Ещё на шесть дюймов*** ближе – и мы оказались бы в классической «позе ложки». Но никто из нас явно не собирается двигаться. Так безопаснее.

- Эдвард?

- Да?

- Спасибо. Спасибо тебе за всё, что ты сделал сегодня. За эту историю, этот смех, эту постель. Ты дал мне немного надежды.

- Надежды на что?

Я продолжаю тихо говорить в темноту:
- На будущее, наверное. Что я, может быть, потихоньку получу немного больше ответов на свои вопросы. Что смогу, вероятно, узнать, кем я была тогда, и понять, совпадает ли это с тем, кто я теперь.

- Белла?

- Да?

- Что бы ты ни узнала… просто помни, что ты всегда была совершенно потрясающей, - шепчет он мне в волосы. Я ощущаю на шее его лёгкое тёплое дыхание, вызывающее у меня мурашки.

- Была, - снова повторяю я шёпотом.

- И есть.

---

* 55 градусов по Фаренгейту примерно равны 13°С;
** Белла иронизирует. В сериале «Отчаянные домохозяйки» действие происходит в вымышленном городке Фэйрвью;
*** Шесть дюймов – это примерно пятнадцать сантиметров.