Белла глубоко вздохнула, открывая глаза. Серая неровная стена словно шевелилась перед нею – свет от огня играл на поверхности, создавая тревожную игру теней, которая завладела рассеянным вниманием леди Каллен. От того, наверное, тяжесть реальности, навалившаяся на нее после полного пробуждения, показалась невыносимой.
Ее похитили… Тот пугающий человек. Он похитил ее.
Белла подскочила, с ужасом оглядываясь вокруг: она лежала на высокой кровати в небольшой комнате с низким потолком. Окон не было видно за плотными темными шторами, но большой камин служил хорошим источником света: дрожащего, будто взволнованного происходящим.
В воздухе пахло сеном и сыростью – Изабеллу замутило. Она прижала ладошку к губам, спуская ноги с кровати. Многочисленные юбки мешали быстро двигаться, а голова шла кругом, но встав, наконец, ровно, Белла сразу принялась искать выход.
В темной стороне комнаты, спрятанная тенью, находилась одна единственная дверь, утопающая в толстой стене. Конечно, она оказалась заперта, когда леди Каллен со всех своих немногих сил принялась дергать за металлическую ручку.
Метнувшись к окнам, Изабелла не сдержалась и всхлипнула, когда обнаружила, что они слишком малы, чтобы вылезти через них на улицу, где уже быстро темнело.
- Что же это, - отчаянно пробормотала Белла, откидывая несколько выбившихся прядей с лица. Слишком стремительно паника захватывала ее в свои сети.
Проскользнула мысль, что никогда прежде Изабелла не испытывала большего страха, но спустя мгновение скрипнула тяжелая деревянная дверь, впуская в комнату свежий холодный воздух, вслед за которым появился тот, кто дал понять Изабелле – у страха не бывает пределов.
- Вы проснулись, миледи, - довольным голосом сказал Джеймс.
Леди Каллен инстинктивно стала отступать от него – шаг за шагом, больно стукнувшись бедром об угол небольшого добротного стола, пока не уткнулась поясницей в кровать.
Джеймс же неспешно следовал за ней. В руке держал открытую бутылку вина, хмель которого так легко угадывался в светлых прищуренных глазах.
Он выглядел свежо, и, казалось, переоделся. По крайней мере, намного свежее, чем был в конюшне Ниберфорда – белая сорочка, влажные, как всегда собранные в хвост волосы. Сколько же Белла была без сознания, раз он успел привести себя в порядок?
- Позвольте, я помогу вам, - проговорил Джеймс.
Изабелла резко набрала полную грудь воздуха, испуганно отклонившись назад, когда он отбросил бутылку в сторону и обхватил ладонями ее тонкую талию.
«Вцепиться в глаза» - судорожно подумала Белла, но не успела воплотить свой план в жизнь, потому как Джеймс с легкостью приподнял ее, посадив обратно на кровать, и отступил назад, оглядывая с ног до головы с улыбкой на лице.
Улыбка эта была почти радостной, но от нее у Беллы сжималось сердце – точно так же, как ее тонкие пальцы сжимали тяжелое одеяло, покрывавшее постель.
- Как же долго я ждал… Но не хотелось тебя будить, - проговорил он и тихо рассмеялся.
- Отпустите меня, - прошептала Изабелла. – Я…
- Тшш. – В один шаг Джеймс снова оказался подле нее и приложил пальцы к ее губам. Белла перестала дышать, когда его взгляд приковался к ее рту. – Такая нежная, - задумчиво протянул он. – И послушная. Не так ли?
Возможно, он ждал какого-то ответа, но леди Каллен не могла выдавить из себя ничего вразумительного. Она хотела, чтобы этот чужой мужчина убрал от нее руки, но не смела пошевелиться, только глядя на него широко раскрытыми глазами.
- Такая… другая, - продолжал Джеймс, наконец, убрав пальцы от мягких губ Беллы. – Странно, что он выбрал тебя. После Виктории. Вы как солнце и луна…
- Разве вы… Вы так близко знали ее? – удивленно выдохнула Изабелла. – Викторию?
Джеймс подарил ей долгий внимательный взгляд, а затем так резко рассмеялся, что Белла испугалась – уж не сумасшедший ли перед нею?
- Знал ли я ее? – повторил он, отходя от Беллы. Он поднял с пола бутылку, в которой еще оставалось вино, и, приложившись к горлышку, сделал несколько глубоких глотков. – Да я единственный, кто ее знал, ясно? Я! Не он! – крикнул похититель, указав размытым жестом куда-то в сторону. – Она для него всегда была, точно темнота. Он ни черта не понимал, что творилось у нее в душе. А я знал! Знал… Она была в моих руках. Была моею, - проговорил Джеймс, взглянув на свои руки с задумчивой тоскою. – Еще бы немного, - горько пробормотал он, покачав головой. Но затем он закрыл глаза, словно пытаясь избавиться от наваждения, а когда открыл, в них была все так же злоба, уже знакомая Белле.
- Он не должен был забирать ее. Ему следовало сразу выбрать себе такую: наивную и изнеженную. С такими вот невинными глазами, - сказал он с таким презрением, что леди Каллен захотелось сжаться в комок. – Это все его вина. Чертов англичанин.
- Лорда Каллена? – несмело спросила Белла, вжимая голову в плечи.
Но вместо ответа Джеймс снова рассмеялся, направляясь обратно к своей пленнице.
- Как же сладко это предвкушение, - вздохнул он, наблюдая, как Изабелла, неловко перебирая ногами, отползает по кровати к стене. – Я так долго ждал.
Он неспешно, даже лениво протянул руку и без труда перехватил тонкую щиколотку леди Каллен, крепко окружая ее пальцами. Сильные горячие мужские руки… у нее не было шансов вырваться, в чем Белла с легкостью убедилась, попытавшись прижать ногу к себе.
На эти попытки Джеймс смотрел сквозь прикрытые ресницы: картина беззащитной женщины явно доставляла ему немалое удовольствие.
- Нет, пожалуйста… - отчаянно выдохнула Изабелла, почувствовав, как он большим пальцем принялся вырисовывать круги на ее ноге.
- Она тоже говорила «нет», - проговорил Джеймс со слабой улыбкой на лице. Взгляд его стал рассеянным, и он словно смотрел сквозь Беллу. - Но всегда возвращалась ко мне. Даже не смотря на то, что он похитил ее у меня… С самого начала я знал, что она придет… В тот день, я даже не удивился, - пожал плечами Джеймс.
Выражение его лица стало каким-то… мечтательным. Морщинки между бровей разгладились, а голубые глаза затуманенные вином и воспоминаниями, потеплели.
- Тогда она пахла дождем, - сомкнув ресницы, пробормотал он, отпустив, наконец, щиколотку Изабеллы.
Она спешно согнула ноги, пряча их под слоями юбок. Ей не хотелось слушать все это, ей не хотелось осознавать произнесенные похитителем слова… Но наперекор своим желаниям, оттягивая страшный момент, о котором она не смела даже подумать, тихо спросила:
- Когда… когда она пришла?
- Я не помню день, - нахмурившись, проговорил Джеймс, удивляя Беллу тем, что ответил. – Только помню, что был дождь. Пахло… дождем…
***
Она бежала так, что легкие разрывались от холодного воздуха. Мелкий дождь бил по лицу, заставляя кровь приливать к прелестной белой коже, покрытой лихорадочным румянцем.
Не любит… Не любит…
Или все же…
Как? Когда она упустила эту ниточку? Как не уследила за восхищенным обожанием, что так предательски ускользнуло из его зеленых глаз? Как это могло случиться?
Виктория взвыла, навзничь падая на землю, как когда-то в детстве. Она билась в истерике, хватаясь то за мокрую траву, режущую пальцы, то за спутанные огненные волосы, что как яркий цветок горели среди зеленого леса. Рыдала, но не плакала…
Самый большой страх, самый страшный сон… Ее сны, они всегда сбывались. Она чувствовала, что он ускользает от нее, но не могла ничего поделать. И это бессилие… Терзало.
Ее Эдвард… Ее зеленоглазый демон, заключенный в ангельскую оболочку.
Как она была счастлива, какой живой была, когда он смотрел на нее так… Среди всех, среди сотен других он смотрел только на нее, и она слышала, как бьется ее сердце. А теперь… Теперь только стон, только вой у нее внутри – он ускользал от нее, ускользал.
Когда их вспышка превратилась для нее в адово пламя, Виктория не знала. Только чувствовала, как весь ее мир сужается, сдавливается до невозможных размеров всего лишь одного человека. Только с ним, только не выпуская его руки, она все больше чувствовала себя абсолютно счастливой. И все больше холодела от страха потерять.
Бывало ночами, Виктория пробуждалась в тревоге и впивалась взглядом в спящего рядом супруга, но от сознания его близости ей не становилось легче. И только когда он просыпался, даже сквозь сон чувствуя ее, привлекал к себе, целовал, овладевал… Только тогда она ощущала кроткое успокоение.
Он не замечал, как она любовалась каждым его движением. Как он набрасывал рубашку на свои широкие плечи, заставляя двигаться мышцы под гладкой кожей, украшенной созвездием родинок; как его длинные пальцы ловко застегивали мелкие пуговицы, пока задумчивый взгляд больших зеленых глаз был направлен в никуда… И то, о чем он думал в эти моменты, оставалось для Виктории загадкой – мучительной, жгучей. Ей хотелось, чтобы все мысли, чтобы каждый вздох Эдварда был наполнен ею, и только тогда она могла чувствовать себя цельной, а не разорванной пополам… Нет - на мелкие кусочки.
Но он не принадлежал ей. Никогда… Она обманывала себя или позволяла себя обманывать. Все их счастье, все их упоение друг другом длилось так недолго. Так несправедливо скоро ему наскучило это, и пусть он утверждал обратное, прикрываясь какими-то нелепыми причинами… Виктория чувствовала, что все ложь. И ничего не могла изменить.
Затем… Что будет? Привязанность? Милая привычка? Все равно, что довольствоваться куском стекла, после обладания бриллиантом.
А теперь, когда он снова оставил ее, она резала пальцы об траву, и желала, чтобы вся ее кровь вытекла через эти маленькие ранки… Ей хотелось умереть, лишь бы не чувствовать приближение неминуемого конца. Лучше умереть, чем остаться без него… Чем испытать его равнодушие.
Виктория тяжело дышала, глядя в хмурое небо над головой. Смятение, боль переплелись у нее в груди – она поднялась на ноги, и они сами, сначала несмело, а затем быстрее понесли ее туда, где она когда-то была счастлива. Когда-то, когда еще не знала ни его поцелуев, ни его дыхания на своей коже.
Небольшой добротный дом с низкой крышей. В пристроенной конюшне, как и раньше, горел свет… Он всегда оставлял зажженные лампы лошадям - с детства. Будто они боялись темноты.
Виктория замедлила шаг, даже не пытаясь отдышаться. Она прямиком направилась к приоткрытой двери конюшни, не думая зайти в дом, и остановилась.
Он стоял рядом с загоном, расчесывая и без того блестящую гриву вороного коня, что послушно стоял рядом с хозяином. Несмотря на холод, Джеймс был в одних только штанах, и его длинные светлые волосы, собранные в небрежный хвост, прилипли прядями к мокрой широкой спине, повторяя изгибы мышц. Дождевые капли стекали по коже, ничуть не мешая ему – казалось, ему удобнее так, нежели одетым по погоде. Дикий… как и всегда.
- Джеймс, - пробормотала Виктория.
Он замер, и видно было, как каждая клеточка его тела напряглась. Он повернулся, тут же встречаясь с нею глазами. Она так давно не ощущала на себе этот пронизывающий колкий взгляд, но нисколько не испугалась его, шагнув навстречу.
- Джеймс, - повторила Виктория и вновь залилась слезами, через мгновение оказавшись в его объятиях.
Сильные мужские руки сжимали ее почти больно, пока Виктория цеплялась за его голые плечи, царапая кожу ногтями.
- Пришла, - выдохнул он тихо.
Они долго стояли так, соединившись после долгой разлуки: двое друзей, двое влюбленных, двое одержимых… Он – ею. Она – другим.
- Два года… - тихо рассмеялся Джеймс. – Не так долго, а, Вик? – скорее себе, чем ей сказал он, отстраняясь и оглядывая ее с ног до головы. – Что приключилось? И… где твоя обувь?
Виктория растерянно посмотрела вниз на свои босые ноги, с порванными чулками.
- Я… я не знаю, - прошептала она, дрожа от слез. – Я ничего не знаю…
- В чем дело? – сжав девичьи плечи, на этот раз без тени шутки, спросил Джеймс.
Виктория подняла на него свои яркие заплаканные глаза. Мокрая, взъерошенная, растерянная… в его руках. Она еще никогда не казалась ему такой прекрасной.
Они не виделись так долго… С тех пор, как на семейство МакДонагал свалилось наследство далекого родственника, и Вик, облаченная в непривычные, но столь льнущие к ней дорогие наряды, незаметно, с шаловливой улыбкой убежала из его жизни. Для нее это было приключением… Для него – мукой.
Сколько им было лет, когда они стали неразлучны? Двенадцать? Одиннадцать? Это было неважно. Маленькая огненная фея с гордо вздернутым носом – она ворвалась в его существование, переплетая их линии жизни, и была слишком наивна, думая, что сможет вот так просто уйти.
Джеймс ничего не сказал ей, когда она вскользь сообщила ему, что уезжает. Только посмотрел на нее тяжелым взглядом: она вся была сплошное предвкушение, и он не стал унижаться, хватая ее за руки. Он просто знал, что она вернется – даже когда услышал о ее замужестве. Просто знал…
- Он… Он… Я не могу… - бессвязно пролепетала Виктория.
- Что?
- Мне кажется, он меня не любит, - закачала головой Вик и накрыла ладонями лицо. – Он как вода… Как вода, которую невозможно удержать. Ты держишь, сжимаешь пальцы, а она все равно просачивается, и капает, капает… Пока не исчезнет вся. А ты так и не сумеешь напиться. И умрешь от жажды…
- Да, - выдохнул Джеймс. – Как вода.
- Что? – прошептала Виктория, снова выглядывая из-за своего импровизированного укрытия. На кончиках пальцев она почувствовала жар его дыхания. Какое-то нехорошее предчувствие вспыхнуло у нее рядом с сердцем, но Вик не успела понять, что же это было, захваченная своими эмоциями и прожигающим взглядом Джеймса.
- Он идиот, - жадно вглядываясь в ее глаза, прорычал он. – Глупец, поймал лесную кошку и пытается кормить сластями.
- Ты не знаешь ничего, - пробормотала Виктория и попыталась отступить назад, но он не позволил.
- Может быть, - криво усмехнулся Джеймс. – Зато я знаю, почему ты здесь.
- И почему же? – нахмурившись, спросила она, сама не до конца понимая, почему пришла в это место. Почему вернулась к тому, о ком вспоминала так редко.
- Потому что я бы выпустил себе всю кровь… Которая тебе нужна. Ты ведь хищница, Виктория. Тебе нужно все – даже кости.
- Ты несешь вздор, - выдохнула Вик, но при этом бросила попытки отстраниться. Она глядела на Джеймса, и узнавая и не узнавая его одновременно. Он словно был все тем же… но при этом что-то странное появилось в его облике.
Конечно, они не виделись слишком долго, чтобы удивляться произошедшим переменам, но то, что Виктория уловила на мгновение в глазах Джеймса… безмерно напоминало ей ее саму.
- Вздор, - повторил он отстраненно, опустив взгляд ниже, останавливая его на губах Виктории. – Конечно, все это вздор, Вики.
Дыхание ее вновь сбилось, и прежде чем злые отчаянные слезы снова хлынули из глаз, она глубоко вздохнула, едва заметно подаваясь вперед…
Джеймсу не нужно было ничего говорить, и просить не было нужды – он и так бы взял то, что всегда считал своим по праву.
Этот поцелуй ничем не напоминал те, прежние, что были когда-то – в нем не было осторожной пытливости, ничто больше не сдерживало того жара, что томился в мужской груди бесконечные месяцы. Жара, который могла унять лишь одна женщина…
Какие мысли блуждали в голове Виктории, что чувствовала она, пока другие руки ласкали ее, крепко сжимая, пока ароматное сено кололо нежную кожу, запутываясь в огненных кудрях… она не помнила.
Освобождение… Отмщение… Нестерпимое желание почувствовать себя свободной… Они были так близко – казалось, потянись рукой.
Но Виктория не добилась ничего. И пусть тело ее переполнялось сладкой истомой, душа все так же металась, изгибаясь, точно сама хозяйка на мокрой траве.
- Я буду тебя ждать, - выдохнул Джеймс, поднимая копну рыжих волос вверх, стоя позади Виктории.
- Я не приду, - выдохнула она, быстрыми движениями зашнуровывая платье. Она не вздрогнула, когда почувствовала его теплые губы на своей шее. – Не приду, - повторила она, глядя перед собой. Внутри словно образовался какой-то вакуум. Она не чувствовала ничего…
- Тогда приду я, - спокойно сказал Джеймс. И его тон – ровный, обыденный – мог бы насторожить Викторию или даже испугать. Но она уже не слушала его.
Шагнув вперед босыми стертыми ногами, она не оглянулась назад.
***
Испуг, отчаяние, вздох облегчения и, наконец, боль, выжигающая глаза… Над чем она смеялась, глядя на растерянное, почти испуганное лицо Эдварда? Над своей глупостью? Над его наивностью? Или над растоптанными чаяниями… Ею же растоптанными?
Ребенок… Он подумал, что она носит под сердцем его ребенка, в то время, как она…
Чувство жгучего стыда наконец-то прорвалось глухими рыданиями сквозь пелену неясного оцепенения. Стыда и какой-то всепоглощающей гадливости – она никогда раньше не представляла, не думала о ребенке, которого они с Эдвардом могли бы зачать. А теперь просто не могла сделать этого без странных искажений – радужной, счастливой картины не выходило… Словно на белом холсте появились грязные пятна, которые не могли скрыть даже десятки мазков масляной краски.
Все подозрения и метания отошли на задний план – Виктория ощущала себя низкой, недостойной, и то, что Эдвард стал отдаляться от нее, теперь казалось справедливым возмездием для нее.
Весь ее мир сосредоточился только на нем, он был ее небом и воздухом, землей, на которой она стояла… И она сама осквернила ее чужими нечаянными прикосновениями.
Но все же Эдвард хотел, чтобы она стала матерью его ребенка. Значит…
Как все перепуталось.
- Ребенок… Ведь ты бы его любил? - пролепетала Виктория, когда всполохи истерики стали угасать в ней, и все, что она чувствовала, это нежные прикосновения Эдварда к своему лицу.
- Конечно, Вики. Любил бы больше жизни, - успокаивающе отозвался он.
- Больше жизни, - повторила она эхом, впадая в забытье, где крохотной, но все же заметной искоркой вспыхнула надежда.
Когда она вновь оказалась в руках супруга, то не могла вынести его заботливого пытливого взгляда, снова переходя на язык, который был проще и понятнее им обоим. Она прильнула к его губам, пытаясь не только отвлечь Эдварда, не только найти успокоение в его любовном жаре… Но и выжечь им воспоминания, ощущения чужих пальцев, губ, кожи… Всего того, что невидимо, но так неминуемо начинало разрушать ее и без того шаткий мир.
***
Джеймс появился в Ниберфорде спустя две недели. Он улыбнулся ей так, будто в нем странным образом переплетались и искренняя радость, и мстительное торжество.
- Ты не смеешь, - тихо пробормотала Виктория, остановившись посредине конюшни, куда спустилась, чтобы покататься на своей гнедой кобылке. Ее рука замерла, так и не оказавшись полностью в тонкой кожаной перчатке.
Она хотела схватить что-нибудь и бросить в него, словно Джеймс был маревом, миражом, который можно было развеять. Но он был реальностью: плотью и кровью, которая навсегда оказалась связана с ее собственной.
- Я обещал, Вики, - спокойно ответил он, закрывая загон. – Я сдерживаю обещания.
- Уходи, - пробормотала она, все так же не двигаясь с места. – Уходи.
- Ты такая тихая, - склонив голову набок, проговорил Джеймс. Его глаза прищурились, делая его похожим на охотящегося зверя. – Ты не больна?
Больна… Он был прав, и от его правоты Викторию начала бить дрожь. Она действительно была слишком тихой, странной… Не собой.
Дав себе… Нет – им с Эдвардом еще один шанс в ту ночь, когда она вернулась из деревни, осознавая всю низость своего поступка, Виктория поклялась, что все будет иначе, что она сделает все… И она старалась, как стараются дети, быстро перебирая ручонками, в попытке собрать обратно рассыпающийся песочный замок. Она впервые пыталась быть идеальной, такой, которая бы была достойна Эдварда, которая не подпустила бы к себе другого в минуту отчаяния и злости.
Но чем больше Виктория старалась, тем более тщетными ей казались эти старания. Она не чувствовала ни удовлетворения, ни счастья… ни любви. На душе было тяжело, ведь все, вроде бы, стало как прежде, и в то же время, ничего от былого уже не осталось.
Эдвард смотрел на нее и словно не узнавал: не было ни прежнего восхищения, ни обожания в его взгляде. Даже тихой нежности, которая раньше казалась Виктории пошлой.
Только настороженное ожидание, справленное тоской, которое вновь возрождало в ее сердце приглушенные чувством вины страхи. Злые, зудящие страхи…
Виктория чувствовала, как он отдалялся от нее все больше… И это уже точно не было плодом ее фантазии.
А она начинала уставать от этой странной игры, но остановиться не могла – будто летела вниз по откосу, где только глина и ни одного корешка, за который можно было бы ухватиться.
Все подарки Эдварда, его неотступное присутствие рядом с ней, больше похожее на повинность, что теперь не приносили удовлетворения, словно воздвигали между ними стену, заставляющую сердце Вик судорожно сжиматься – он будто пытался заполнить ту пустоту, что образовалась между ними, хоть чем-то. И пусть почти каждую ночь Эдвард шептал ей страстные, чувственные слова, говорил о том, как любит…
Она так хотела верить ему. Она все еще надеялась.
- Я прикажу выставить тебя, если ты не уйдешь сам, - встряхнув головой, проговорила Виктория Джеймсу, проницательность которого отзывалась в ней болью.
Подумать только – одного взгляда ему было достаточно, чтобы уловить перемену в ней… И от того, что способность эта присуща ему, мужчине, которого так долго не было в ее жизни, а не Эдварду, Вик становилось еще горче.
- Не прикажешь, - усмехнувшись, сказал Джемс и сделал еще пару шагов к Виктории. Только теперь она заметила, что он приближался к ней. Неминуемо.
- Что же мне помешает? – Она натянула до конца перчатку, сжала кулачок, и заставила себя не отступить, не показать всколыхнувшийся внутри страх. Перед ним, перед собой…
- Возможно, мой красочный рассказ о нашем последнем свидании? – пожал плечами Джеймс, сделав еще шаг.
Виктория побледнела.
- Не посмеешь, - выдохнула она.
- Посмею. И ты об этом знаешь.
- Подлец…
Мгновение, и он уже сжимал ее в руках. Она замерла, но только на секунду. Изгибаясь, как змея, Виктория пыталась выкрутиться из его рук, упираясь в его крепкую грудь, где громыхало сердце.
- Я закричу, - зашипела она. – Я закричу… Я убью тебя, слышишь?
Он поймал ее взгляд полный злости. Но Джеймс не хотел ее ненависти. Он хотел ее. Всегда. И она принадлежала ему с того самого дня, когда он увидел этот огненный всполох кудрявых волос среди густой зелени весеннего леса, услышал ее дерзкий звонкий смех. И пусть Виктория не понимала этого, отрицала… Это ничто не могло изменить.
Он покажет ей. Докажет. Объяснит… Заставит.
- Не противься мне, - зашептал он вдруг так нежно, что Вик замерла, не понимая странного противоречия его действий и слов. Он все так же держал ее, насильно прижимая к себе, но голос его, теплое дыхание были полны ласки, вводящей в смятение.
- Пусти меня, - прошептала она.
- Зачем ты лжешь себе? Ты ведь не хочешь этого, - тихо сказал он, после долгого изучающего взгляда. – Не хочешь, потому что я единственный, в ком тебе не нужно сомневаться, Виктория. Не нужно метаться. Ты ведь измучилась, так? Бедная моя, как ты измучилась, - пробормотал он, прижимаясь губами к ее виску, слыша, как долгий тяжелый вздох слетает с ее губ. – Но теперь все будет иначе. Я здесь, - его ладони прошлись по гибкой девичьей спине, с силой сжимая окаменевшие мышцы. Он не держал ее больше, но она не вырывалась, почти не дыша, слушая каждое его слово. – Виктория… - Его грубые руки скользнули к ее белоснежному лицу, обхватывая нежные разгоряченные щеки. – Ты забудешь о сомнениях. Забудешь. Я заставлю тебя забыть.
Джеймс накрыл ее губы жадным поцелуем, и даже ощущая, как ее руки упираются в его грудь, пытаясь оттолкнуть, знал, что победил. Как знала это и Виктория, раз за разом произнося слабое «нет».
***
Дни сливались в одно бесконечное месиво из опустошения и страха. Отвращение к себе, странная, неодолимая зависимость от одного мужчины, всепоглощающая любовь к другому… и ненависть к ним обоим.
Виктория стала еще тише – иногда ей казалось, что она не слышит собственного дыхания, оказываясь с собой наедине. Будто бы притворяясь, что ее вообще нет.
Она не знала больше, что делать. У нее не было планов и решений. Она продолжала падать.
Но когда осознание важной, неотвратимой перемены обрушилось на нее, Виктории показалось, что она зависла в воздухе.
Ребенок…
Она лежала на их с Эдвардом кровати и глядела в потолок, прикасаясь к собственному животу. Никаких сомнений в том, что она носила под сердцем малыша, у нее не осталось. Ей казалось, что если не дышать, то она сможет услышать то, как с каждой секундой что-то меняется в ней… Как и все должно было поменяться.
Может быть, это был тот самый шанс, начертивший новую точку отсчета. Их с Эдвардом малыш.
Больше жизни…
Он уже никогда не покинет ее. Его часть внутри нее, пропитывает ее кровь собою.
Ее Эдвард…
Вдруг на душе стало удивительно легко, и Виктория, обхватив себя руками, медленно свернулась калачиком, закрывая глаза. Легкая улыбка, что уже давно не была искренней, коснулась ее прекрасного лица.
*** .
Окончание первой части.