Нью-Йорк, психиатрическая больница. Декабрь того-же года.
Розали.
– Чем сегодня будем ужинать? – спросила меня Хелена, монотонно постукивая ручкой по столу. – Паста была вчера, до этого я варила бульон. Какие кулинарные предложения есть на сегодня?
– Тайская еда? – я без энтузиазма посмотрела на подругу, слабо улыбнувшись и втайне надеясь, что мое предложение о покупке лапши пройдет великий совет сожителей.
– Ну, – моя собеседница хитро прищурилась, наверняка перебирая в голове варианты отказа. – Я прощу тебе попытку моего убийства дешевой уличной едой, если ты подменишь меня после обеда на обходе. Роуз, я договорилась увидеться со Стивеном чтобы наконец разобраться в наших затянувшихся «недоотношениях». Не думаю, что его попытки образумить меня затянутся дольше, чем на час.
– Сделка есть сделка, – я протянула ей руку, словно мы действительно заключали деловые отношения.
Хелена была одной из тех девушек, на которых не сразу обращаешь внимание. Ее пухлые, большие губы и такие же огромные синие глаза не заставляли мужчин останавливать своё внимание, но как только Хел начинала улыбаться, от нее невозможно было оторвать взгляд.
Я же, наоборот, моментально привлекала к своей персоне внимание мужчин. Я обладала яркой внешностью, густыми волосами цвета спелой пшеницы и пикантными родинками. Было это положительным моментом или отрицательным, я решить не могла, но, в любом случае, к сожалению, никто не делал ставку на мои умственные способности.
Хелена, покачивая бедрами, выпорхнула из кабинета, помахав мне рукой на прощание и оставив на моем столе невысокую стопку историй болезни. Словно напоминание, что сегодня обход совершаю я. Не скажу, что это дополнительная работа вызывала во мне бурный энтузиазм, но условия нашей сделки нужно было выполнить.
В Ричмонде я занимала идентичную должность, вот только страдала из-за чересчур навязчивого внимания главного врача. Там я даже могла рассчитывать на повышение в должности до заместителя главы общего психиатрического отделения штата. Но какой в этом смысл, если каждый день я пряталась от начальства в палатах умалишенных?
Я сгребла в охапку бумаги, бегло просмотрев диагнозы и передав папки медсестре для получения назначенных лекарств, осталась ждать ее возле стойки администратора. Тусклый пустой коридор озарялся блеклым светом лампочек, мерцающих в мутных плафонах. Никто не ходил по помещению, медсестры уныло листали журналы, а больные отдыхали в палатах. Тишина, обволакивая стены, рикошетила каждый издаваемый уборщицей звук. Ее швабра монотонно ударялась о деревянные двери, отмывая плинтуса от пыли.
Уныние.
Наверное, так можно было описать обстановку, царившую в этих стенах. Здесь, в отличие от любой другой больницы, всегда царила размеренная атмосфера, нагоняющая скуку. Всякий, кто перешагивал порог учреждения, словно телепортировался в параллельную вселенную, где врачи, как в замедленной съемке, передают друг другу бумаги, пациенты, складывают пазлы и кубики, а посетители, которые были тут весьма редко, приобретали такой же серый, как и панели, оттенок, глядя на душевнобольных родственников.
– Чего это ты вместо Паркер обход делаешь? – удивилась миссис Клэр, подходя ко мне с подставкой под медикаменты для больных.
– Отпросилась, по семейным обстоятельствам.
– Давно я говорю, не место таким молодым девушкам в этом богом забытой лечебнице, – она одарила меня взглядом, в котором явственно скользил укор. – Ну как можно построить личную жизнь, одаривая вниманием парней, пускающих слюни в подушки?
– Не все так думают, – я пожала плечами, подхватывая истории болезни подмышку.
– Все. Ты просто еще не поняла этого.
Я кивнула. Проще сделать вид, что я приняла положенную порцию нравоучений от старшего поколения, чем увязнуть по уши в дискуссии о дихотомии добра и зла, а именно: помощи никому ненужным людям и удачном замужестве.
Вдоль коридора располагались совершенно одинаковые белые двери. Первые дни я абсолютно не могла отличить, в какой стороне находится нужная мне палата, потому как нумерация разительно отличалась от той, которую я выучила наизусть в Ричмонде.
Я толкнула первую дверь, находящуюся справа, полностью погруженная в изучение диагноза пациента.
Зависимое расстройство личности и бред положительного двойника. Джекпот.
– Добрый день, мистер Вейроус, – я улыбнулась, осматривая худощавого высокого мужчину, выглядывающего в окно с решеткой. Он вздрогнул, среагировав на звук моего голоса, и расплылся в широкой улыбке.
– Я знал, что ты придешь сегодня, – он присел на край кровати, доверчиво оглядывая меня. – Никогда бы не подумал, что выберешь блонд.
– Я его не выбирала, мистер Вейроус, – я кивнула, и медсестра вытащила две красные таблетки из лотка.
– Я понял, – он серьезно кивнул. – Это все для того, чтоб санитары пропустили тебя ко мне. Ты расскажешь мне, как Лаки, мама? Он все еще грызет мебель, пока никого нет дома?
– Грызет, мистер Вейроус, – Клэр протянула ему таблетки, продолжая тепло улыбаться.
– Ей можно доверять? – он с надеждой заглянул мне в глаза.
Ему нужна поддержка, без нее беднягу затянет в депрессию, из которой он будет выбираться долгими путями через тягучую реальность антидепрессантов.
– Конечно! Это мое доверенное лицо. – Стараясь как можно убедительнее сказать это, я сжала руку пациента.
– Он милый, не наказывай его. – Вновь переключив внимание на мысли о собаке, прошептал больной. - Ты правда приходишь сюда, чтобы дать мне витамины? – Он хитро прищурился, оглядывая протянутые Клэр красные таблетки. – Я редко болею здесь, но мне приятно, что ты все еще помнишь о моей склонности к ангинам.
– Как я могла забыть? – я проследила, чтобы мужчина выпил таблетки и показал мне язык в подтверждение, что он не спрятал пилюли под ним. – Я вернусь завтра, мистер Вейроус.
– Хорошо, мам.
Дверь захлопнулась, и я переложила тоненькую папку с диагнозом Вейроуса под низ, словив на себе пристальный взгляд медсестры.
Палата номер пятнадцать. Мистер МакКартни. Посттравматическое стрессовое расстройство.
Я усмехнулась. Слишком много «с» в словах.
Распахнув дверь, я все так же рассматривала листок с назначениями Хелены, приблизительно построив модель своего поведения с больным, но когда я подняла глаза то едва сдержала удивленный возглас.
Передо мной сидел по меньшей мере боец Спарты. Будто он сошел с древнеримских фресок и по ошибке попал в палату общего психиатрического отделения Нью-Йорка. Волосы светло-каштанового цвета, профиль словно высеченный из гранита и большие сильные руки – это первое, что бросилось мне в глаза.
Я вновь заглянула в карту. Клэр терпеливо ждала моих действий. Ну да, ПСР. Он наверняка военный.
Сколько солдат находилось в клиниках, подобных этой, после тщетных попыток вернуться с войны? Сотни.
Конечно, они возвращались. Физически они присутствовали в своих домах, рядом со своими женами, но возвращались пустыми и покореженными. Орущими по ночам в своих кроватях и бьющимися в конвульсиях в душе, потому что вода на их глазах превращалась в кровь.
Миллионы долларов из денег налогоплательщиков отправлялись на постройку реабилитационных центров и создание программ, способных привести бойцов в чувство и вернуть к нормальной жизни, но положительного эффекта достигали лишь единицы. Самым ярким примером был Крис Кайл, который после четырех командировок в Ирак сумел перебороть себя и вернуться к семье во всех смыслах. Только ведь и это не помогло. Его убил ветеран иракской войны в приступе ПСР, приняв Кайла за «духа», а техасские просторы - за арабские бараки. Это был замкнутый дьявольский круг, в который, словно в мясорубку, попал и МакКартни.
– Добрый день, Эммет, – я говорила вкрадчиво и спокойно, чтобы не напугать и не вызвать всплеск воспоминаний из-за повышенного тона. Жестом руки я остановила медсестру, намеревавшуюся подойти ближе.
Парень продолжал молча сидеть, не сводя взгляда с невидимой точки на стене. Тревожный знак.
– Я сегодня заменяю мисс Паркер на обходе, – продолжая рассказывать МакКартни причины смены врача, я подошла ближе и аккуратно присела на край кровати рядом с ним: – Мне нужно сделать ряд процедур. – В ответ тишина. Эммет продолжал прикидываться каменным изваянием, изредка моргая. – Как ваше самочувствие? Головные боли не тревожат?
Но Эммет лишь разглядывал стену, как будто на ней была изображена картина Да Винчи или шел финал футбольного матча. Я вздохнула и почувствовала, как сострадание к пациенту полностью охватывает меня. Это из-за посттравматического синдрома, который всегда шокировал меня своими последствиями? Или потому, что больной выглядит словно кинозвезда, прячущаяся от назойливых поклонников в стенах психлечебницы?
Стараясь не делать резких движений, я обернулась к Клэр и протянула руку, в которую она вложила шприц и ампулу. Бывшего военного кололи сильнодействующим антидепрессантом, влияющим на уровень нейромедиаторов, поэтому его реакция, а точнее ее отсутствие, на пребывание в комнате постороннего, была вполне объяснима.
Стараясь его не тревожить, я протерла ваткой изгиб локтя, но пока подносила к нему шприц, была остановлена крепким захватом.
Сердце едва не вырвалось из груди. Перед глазами промелькнула вся жизнь, а судорожные подсчеты, по которым МакКартни успевал свернуть мне шею до того, как сюда ворвутся санитары на мой истошный крик, вспыхивали сигнальным огнем.
Медсестра бросилась мне на помощь, пытаясь оторвать его руки от моих.
Я испугано хватала ртом воздух, чувствуя, как пальцы МакКартни сжимаются вокруг моего запястья, больше никаких действий он предпринимать не стал. Я остановила Клэр, которая уже готова была сделать укол успокоительно или бежать за подмогой.
– Мне здесь не место, – голос Эммета был хриплым и тягучим, словно мед. Он вмиг окутал меня своим звучанием, заставляя поднять взгляд на его спокойное лицо.
– К-конечно, не место, – прошептала я, вглядываясь в его синие глаза, полные осмысленности и муки.
– Я не сумасшедший, – эта фраза была сказана таким голосом, что тут же породила спазм в районе моего живота.
– Я знаю.
– Мне не место здесь, понимаешь? – он отчаянно прошептал, приближая свое лицо к моему и все еще сжимая руку со шприцом в цепком захвате. – Мне не нужны лекарства, я не болен.
– Я могу помочь, – стараясь успокоить парня, я погладила его по руке, которая удерживала меня на месте. Я чувствовала, как под кожей вздулись вены больного, как напряглись мышцы, стоило мне ворваться в его личное пространство.
– Вколешь мне эту дрянь, и я опять проваляюсь целый день, как овощ. Этим ты мне не поможешь, – он кивнул на шприц. – Выведи меня отсюда. Выведи меня в комнату арт-терапии, во двор, куда-нибудь. – МакКартни распахнул глаза, в которых стала образовываться пелена слез. – Я. Здесь. Сдохну.
Образ Эммета начал приобретать мутный оттенок, уже из-за моих слез, появившихся по неведомым причинам.
Разве со мной такого не случалось раньше? Разве на меня не кидались умалишенные пациенты? Что в словах МакКартни заставило меня на секунду принять их за чистую монету?
– Доктор Хейл…– подала голос взволнованная Клэр.
– Я… – мой взгляд метался от медсестры к его бездонным синим омутам. Сердце трепетало, словно пойманный воробей, а одинокая слеза заскользила по щеке.
Почти невозможно было взять себя в руки, но все же я сделала резкий рывок вперед, вгоняя иглу под кожу и надавливая на поршень. В глазах МакКартни мелькнуло отчаянье, а затем горькое осознание действительности. Он молча смотрел мне в глаза, когда его зрачки неестественно расширились, - и мое запястье выскользнуло из теплой руки. Холод тут же вцепился в то место, где пальцы Эммета соприкасались с моей кожей секунду назад.
– Закончите без меня.
После этих дежурных слов, брошенных в сторону Клэр, я выскочила из палаты, словно ошпаренная, и привалилась мокрой от пота спиной к холодной стене.
– Все в порядке, Хейл? – обеспокоенно спросил санитар Джей, разглядывая мое лицо. – Ты белее снега.
– Все хорошо, – я часто закивала, наверняка напоминая со стороны автомобильную собаку-игрушку, шея которой колебалась от каждого движения машины. – Просто сегодня гиперчувствительна к окружающей среде. – Я нервно хихикнула. – Женские заморочки, Джей.
– Да уж, заморочек этих у вас хоть отбавляй. Представляешь, я сделал Летиции предложение, а она расплакалась. Я едва ее успокоил, – он озадаченно почесал затылок: – Я два года ездил с ней на эти идиотские встречи выпускников, на которых она говорила, что я ее жених, а когда я сделал ей предложение – она расплакалась! И это после того, как…
Дальнейшие его слова пролетали мимо, ибо меня мало волновала здоровая плачущая Летиция, в отличие от явно обеспокоенного больного МакКартни.
* * *
Я сидела в ординаторской, буравя взглядом стенку. Со стороны это наверняка выглядело так странно, бездумно и ненормально, словно я вдруг из психиатра превратилась в душевнобольную. Звенящая тишина помогала сосредоточиться. Ухватиться за обрывки спутанных мыслей.
Каждый второй пациент заявлял мне со всей присущей этим высказываниям серьезностью, что он не сумасшедший.
И тот парень, страдающий патологическим накопительством животных, заклинающий вернуть все его сорок две кошки. И мужчина с обострившимся психозом и бессонницей, продолжительностью в четыре недели, умоляющий отпустить его на любимую работу, с которой его, кстати, уволили.
Да что там! Каждый из больных, хоть раз говорил мне, что он здоров. Почему тогда я так остро среагировала на слова военного?
Я знала – ПСР отличается тем, что болезнь может протекать всплесками. Вот он обычный парень, стоящий в банке в очереди за выдачей депозитных средств, и тут он слышит щелчок, похожий на затвор, и в его сознании возникает эффект домино. Вокруг появляются образы войны. Они вытаскивают наружу все самые страшные воспоминания, накопившиеся за время службы и въевшиеся глубоко под кожу. Один миг – и все стоящие вокруг люди – враги. Парень оглушает охранника, забирает у него пистолет и очередь превращается в гору трупов.
Редкий случай? Отнюдь! В стране, которая постоянно с кем-то воюет, эти посттравматические военные феерии сплошь и рядом. Даже журналисты потеряли интерес к подобным происшествиям.
Тогда что меня так смутило? Осмысленный взгляд? Отчаянье?.. Просьба выпустить его из палаты? Он что же, никуда не ходит?
Звук одновременно вскипающего чайника и открывающейся двери заставил меня подскочить на стуле, испуганно осматриваясь по сторонам.
– Эййй… – прошептала Хелена. – Ты чего дергаешься? Плохой день?
– Не скажу, что хороший, – я окинула подругу взглядом. – Что Стив?
– Почти вынес мне мозг. Не думала, что расставание с мужчиной может быть таким… ничтожным? Если бы знала, никогда бы не начала отношения.
– Скажи, а этот МакКартни, с пятнадцатой палаты… – пропустив информацию о горе-парне, начала я.
– Ааа… Красавчик? – Хелена усмехнулась и сочувствующе покосилась на меня. – Несправедливость, скажи? Такой мужик пропадает.
– Что пропадает, это да… Почему я ни разу не видела его на арт-терапии?
– Так его не водят никуда. – Она пожала плечами.
– Что, совсем никуда?
– Совсем. А чего его водить? – Хелена, накинула халат и зачерпнула ложкой вишневое варенье, которое я приготовила к чаю. – У него ж ПСР и паранойя. Его перевели из военного госпиталя, и по предписанию лечащего врача его лучше держать отдельно от других пациентов. Но чтобы ему совсем не было скучно и одиноко под замком, я иногда прихожу к нему с бумагой, бисером, и мы занимаемся. – Она мечтательно улыбнулась: – Вот бы такой в жизни встретился. На эти руки взглянешь – и хочется умереть в его объятиях.
Я поежилась. После сегодняшнего «захвата шприца» меня такая перспектива не радовала.
– А мы здесь проводили повторную проверку диагноза?
– Роуз, я этим не занималась. Мне отдали МакКартни, когда я пришла в клинику, и я действовала уже в соответствии с рекомендациями, которые, указаны в карте. Как-то меня не тянет на трудовые подвиги…
– Я знаю, – натянуто улыбнулась я и, все еще погруженная в собственные мысли, накрыла холодные руки Хелены своими.
Однако я – совсем другое дело.
________________________________________________
Над главой работали
Оля и
Настя. ФОРУМ