Глава седьмая
Он снова был там. Огонь подступал со всех сторон. Воздух был раскален до предела. Он не мог вдохнуть. Воздуха не было. Раскаленные языки пламени отбрасывали жуткий свет на его лицо. Лицо человека, который отчаялся спастись. Который принял неизбежное. Который готов покориться судьбе. Боль подступала медленно. Он был уверен, что не выживет. Еще немного – и он умрет. Сгорит заживо. Сгорит, как ведьмы в средневековье. И тогда весь этот кошмар закончится. И он станет свободным. Свободным от мыслей, страхов, кошмаров, которые мучили его последние месяцы. И он был готов. Он ждал смерти.
Она появилась неожиданно. Прямо перед ним. Затуманенные болью глаза не сразу различили знакомый силуэт. Она протянула руку, улыбаясь ему. У нее была прекрасная улыбка. Она утоляла боль. Заставляла ее отступить. Он взял ее за руку. Мягкая, теплая ладонь. Это было правильно. Это было то, о чем он мечтал, задыхаясь в дыму. Потому что он хотел жить. Хотел чувствовать. Он хотел существовать. Она повела его к выходу. Сквозь огонь. И тот отступал. Пламя больше не обжигало. Оно грело, не причиняя боли. Она стала его спасением. Прекрасным, нереальным проводником. Его ангелом-хранителем. И она шла, и он вместе с ней. Из мира мертвых в мир живых. Вместе. Вместе… Он открыл глаза и впервые – впервые! – с того страшного утра понял, что пожар в груди, мучавший его так долго, потушен. Больше не было больно, и он почувствовал… ощутил настоящую благодарность. Он был благодарен судьбе за то, что послала к нему ангела. Ангела, который может вывести его из тьмы, пустоты, в которую он падал. Падал, не имея возможности прервать свой последний полет.
Он медленно встал и пошел в душ. Сегодня ему не надо было тушить огонь. И он мог просто насладиться прохладными струями, которые приятно скользили по его горячей коже. Это помогало проснуться. Очистить мысли. И впервые за последнее время он понял, что страх отступил. Что ему больше не надо бояться. Что он может жить и наслаждаться жизнью. И от этого становилось так хорошо, что он улыбнулся. Искренней, настоящей улыбкой.
Часы показывали семь утра. Не пять, а семь. И это обрадовало его. Наконец-то что-то поменялось в этом ритуале, который он совершал каждое утро. Но кое-что он решил все же сделать… Быстро одевшись и взяв сумку с учебниками, пергаментами и перьями, он вышел из комнаты. Утренняя прогулка… Он хотел просто пройтись, глубоко в душе надеясь на встречу с ней. Но в этом желании он не признался бы даже себе…
Ему было хорошо, легко. Впервые он почувствовал, что сможет излечиться. Забыть об утрате. Вернуться к нормальной жизни. И он был счастлив. Счастлив, потому что теперь точно знал, что все в его силах, что он вырвался на свободу. И он шел. Просто шел, не обращая внимания на сквозняки подземелья, на бурчащие портреты, на пролетающего мимо Кровавого Барона. Он был слишком счастлив, чтобы смотреть по сторонам.
И только одного не хватало ему для абсолютного удовлетворения. Силы и храбрости на то, чтобы признаться самому себе, что он только встал на путь исцеления. И что по этой дороге пройти будет не так уж и легко, как ему бы хотелось. И что ему нужна будет помощь. Помощь от той, которую он презирает. Во всяком случае, он убеждал себя в том, что презирает. Которую он ненавидит. И опять ложь самому себе. Он слишком погряз в этом. Слишком сильно. И теперь не мог понять, где правда, а где ложь.
***
Она шла по светлому коридору. Свет резал глаза и мешал рассмотреть все вокруг. Она уже была здесь. Была и не один раз. И она знала, что, в конце концов, этот коридор никуда не приведет ее. Она знала, что вынуждена проходить этот путь вновь и вновь. Потому что выхода не было. Или она была неспособна найти его, увидеть. Тупик появился, как всегда, неожиданно. Так бывало каждый раз. Иногда он появлялся почти сразу, как она начинала идти. Иногда ей казалось, что она идет вечность. Но вот она оказалась перед ним. Знакомый, но от того не менее пугающий шорох раздался за спиной. Она не хотела поворачиваться. Она знала, что сейчас столкнется с самым ужасным кошмаром, который только мог нарисовать ее воспаленный мозг. Но она не могла контролировать свое тело. Не в этом сне. Она поворачивалась медленно. Старалась отстрочить неизбежное.
– Гермиона, – голос матери. Разрывал душу. Убивал ее. Заставлял страдать.
– Гермиона, – отец как будто бы обвинял ее. Ведь она была виновата. Она не сопротивлялась. Она знала, что у нее нет шансов на спасение.
Но что-то пошло не так. Чья-то теплая ладонь легла на ее плечо и девушка замерла. Такого не было раньше. Никогда. И тихий голос произнес:
– Пойдем со мной. Доверься мне, я помогу. – И она поверила. Вложила свою руку в его теплую ладонь. Повернулась к спасителю и замерла… Это был он. И он крепко держал ее. Он вел ее к тупиковой стене. И они прошли сквозь нее. Вместе. Вместе… Гермиона открыла глаза. Ее дыхание было прерывистым, как будто бы она пробежала марафон. Она ненавидела свои сны. Она боялась. Но сегодня… сегодня ей стало еще более страшно. И этот страх комом вставал в горле, мешая вдохнуть прохладный воздух полной грудью. В голове пульсировали боль и отчаяние. Ей было плохо. Такого не было еще не разу. Это было ужасно. Она испугалась того, что смогла довериться ему. Тому, кого абсолютно не хотела видеть в своих снах. Пусть он и спас ее. Это все равно было ужасно. Худший из ее кошмаров. Лучший из ее снов. Она не могла поверить, что доверилась этому чудовищу, что пошла с ним. И ведь ей было хорошо. Ей было уютно и надежно. И за это она проклинала себя. Потому что это было неправильно. Это было противоестественно. И она не хотела этого. Она мечтала об этом. От мыслей в голове ее начало тошнить.
Быстро вскочив с кровати, девушка побежала в ванну. Склонившись над раковиной, она стала поспешно умываться холодной – ледяной – водой. Лишь бы полегчало, лишь бы образы из сна растаяли и ушли.
– Я не хочу, – шептала. – Не хочу этого. Пожалуйста, – слезы катились из глаз. Обжигающие, беспомощные слезы. Она чувствовала себя жалкой. Никчемной. Ничтожеством. Предательницей.
Вернулась в комнату. На часах – семь утра. Ложиться снова спать уже поздно. Бессмысленно. Оставаться в спальне не хотелось. Тихо одевшись и собрав сумку, бесшумно выскочила за дверь. Хотелось прогуляться. Она была уверенна – это поможет. Прогулки всегда помогали ей. Кроме одного раза. Но это не считается. Тогда во всем был виноват Малфой.
Шла по коридорам. То и дело срываясь на бег. Ей нужен был воздух. Воздух, который выветрит его лицо из головы. Который наполнит легкие. Который принесет облегчение.
Она вылетела во двор. Тот же внутренний дворик, который она обходила целых две недели. Каждая скамейка, каждая трещина в стене напоминала о том утре. О его словах, руках, теле. И сейчас, как бы она ни отрицала, ей это было нужно. Нужно, как воздух. Воздух, который ворвался в легкие, наполняя их влажным воздухом, которым пахнет камень после дождя. Воздух, который уже пропитался морозом приближающейся зимы. И это было прекрасно. Ей было хорошо.
Теплые руки скользнули по закутанным в мантию плечам и притянули к широкой крепкой груди. Она знала, кто это. Ей даже не надо было смотреть. Она ведь чувствовала его запах. Она прижалась к нему спиной. Она могла себе позволить это. Хотя бы на мгновение. На несколько волнительных секунд. Просто позволить себе расслабиться и насладиться его теплом. Закрыть глаза и не думать. Забыть обо всем. Стереть все преграды, которые стеной стояли между ними. Разрешить себе поверить, что это правильно. Всего лишь на несколько секунд. Не больше. Больше нельзя. Иначе она забудется. Иначе перешагнет грань дозволенного.
И понимание, понимание того, что она стоит с ним посреди двора, в месте, где в любое мгновение их могут увидеть, отрезвляло. Она пришла в себя. Резко, больно падая с небес на землю. Выныривая из своих мыслей. Повернулась и посмотрела на него. Она надеялась, что в ее глазах он видел злость. Злость, которой не было, но которую она обязана была испытывать. Должна. Кому должна? Она не знала. Просто должна. И он видел эту злость, ярость, гнев. Видел их. И то, что они ненастоящие. Надуманные. Наигранные. И его губы растянулись в коронной ухмылке. Потому что он тоже не хотел показывать ей свою слабость. Уязвимость. И он отпустил ее плечи. Резко убрал руки. Отступил.
– Малфой, – в ее голосе слышались стальные нотки. Она старалась сдерживать себя. Противиться желанию оказаться вновь в его объятиях. В объятиях недоврага.
– Грейнджер, – он, как всегда, растягивал слова. Глупая привычка. Она раздражала ее ужасно. Но ей очень нравился. По коже бегали мурашки. Это отвратительно. Прекрасно.
– Уйди, Малфой, – она хотела, чтобы это прозвучало как требование. А прозвучало как просьба. И она видела в его глазах – он почувствовал разницу. Увидел.
– Нет, Грейнджер, – вот так просто. Просто «нет». А что она хотела услышать? Он никогда не отступает. Никогда не уступает. Тем более – грязнокровке.
– Ладно, – согласилась. Лучше так, чем поддаться своим желаниям. – Я сама уйду.
– Отлично, – он недоволен. Он не хотел, чтобы она так быстро сдалась. Он хотел ссориться с ней, ругаться, спорить. Что угодно, но не это ее «ладно». Хотелось схватить ее, схватить и… Лучше не думать об этом. Это недопустимо.
– Отлично, – повторила за ним. Действительно, отлично. Замечательно. Она ведь не хотела уходить. Не хотела, но должна была. Гермиона уже ненавидит это слово. Дурацкое слово «должна».
Она обошла его и направилась к замку. Она шла медленно. Прямая спина. Вздернутый подбородок. Она хотела поскорее добраться до дверей. Она хотела услышать его шаги за своей спиной. Она хотела больше никогда не видеть его. Она хотела, чтобы он всегда был рядом.
Но он не двигался. Он смотрел на то место, где только что стояла она. И вдыхал ее запах. Всей грудью, чтобы ни капли не упустить. Чтобы наслаждаться им в пустых, холодных, пропахших плесенью подземельях. А она уходила. И он не стал останавливать ее. Ему помешала гордость. Ведь он точно знал, что не может проиграть ей. Ведь она всего лишь грязнокровка.
ФОРУМ Редактор: Shantanel (бета-клуб)