“Эмоциональная неуравновешенность сегодня станет вашей сутью. В течение дня взгляды на то или иное могут меняться диаметрально”. Карта Ложный нимб, колода Симболон.

“Подавленность, отчаяние, опустошенность, разочарование”. Карта Депрессия, колода Симболон.

“Кризис” Карта Феникс, колода Симболон.

Снейп, словно не слыша её, выбрался на сухое место, и только тогда остановился.

— У вас что, нервный срыв? — хмуро поинтересовался он.

— О да, у ж а с н о нервный. Поэтому рассказывайте, что вам надо от Малфоя — да покороче.

— Это всё, что вас интересует? — осведомился он.

— Для начала.

Снейп молчал. Гермиона нетерпеливо постучала палочкой о жемчужину.

— Что вам рассказал Малфой? — медленно спросил он.

— То, что он считал нужным. Теперь ваша очередь. Говорите.

Снейп помолчал ещё.

— Драко Малфой — мой хоркрукс, — сказал он наконец. Он сильнее, чем обычно, запинался на согласных, и Гермиона вдруг подумала, что он, наверное, заикался в детстве. Она тряхнула головой, чтобы избавиться от посторонних мыслей. Снейп, меж тем, продолжал: — это вышло случайно. Я вложил слишком много ненависти в убийство Дамблдора, и это раскололо мою душу. Осколок засел в Малфое… Впрочем, я вижу, вы всё это знаете.

— Продолжайте.

Гермиона устала стоять с поднятыми руками и согнула их в локтях, продолжая держать жемчужину на прицеле, хотя Снейп относился к этой угрозе с явным и обидным небреженьем.

— Раскол — довольно неприятное состояние, особенно для того, кто не желает бессмертия. Я, кроме покоя, не хотел ничего. Но для раздробленной души покой невозможен. Для начала нужно было собрать её воедино. Сам я не мог этого сделать, хотя бы потому, что большую часть времени моё сознание не было ясным.

Это, пожалуй, к лучшему.

— Но я смог попросить помощи, хотя до сих пор не пойму, как мне это удалось.

Может быть, из-за Малфоя. Из-за того, что засевший в нём кусок не попал в Ад.

— Не знаю, сколько времени прошло, наверное, годы, и в конце концов меня услышали вы, двое. Малфой — понятно, почему, но вы?..

Он вопросительно-иронически посмотрел на Гермиону. Она почувствовала, что краснеет, но не дала сбить себя с толку.

— По показаниям Драко Люциуса Малфоя, — холодно сказала она, — вы сообщили ему, что он сможет избавиться от вашего "осколка" и спасти своего отца, только предав меня…

— Я этого не говорил. Я сказал, что ему понадобится ваша помощь, и… да, я сказал, что смогу сделать так, что вы пойдёте с ним. Но о предательстве я не говорил ничего. Вы уверены, что правильно его поняли?

— Пожалуй, от вашего имени он этого не говорил. Достаточно, что он сказал это от себя. А вы, вы!... Заставили меня…

— Во-первых, я дал вам свою силу. А во-вторых, я ведь не отправил вас одну. Я дал вам Малфоя в спутники…

— Малфоя — мне или меня — Малфою?

— Не вижу принципиальной разницы. Вы оба шли со спасательной миссией, действовали, насколько я могу судить, на равных, невзирая на то, что, повторю, вы, мисс, располагали двойным магическим потенциалом. На мой взгляд, Драко Малфой был вам весьма достойным спутником. И Старшая палочка в ваших руках есть лучшее тому доказательство.

Гермиона глубоко перевела дыхание.

— У меня такое интересное чувство, что всё сейчас зависит от меня. Поэтому, сэр, злить меня сейчас очень неразумно.

— Вы и так злы до неразумия, — припечатал он, — или, может быть, постарели? С каких пор вам нужно всё разжёвывать?

— С сегодняшних! — рявкнула она.

Он прищурился и привычно скрестил руки на груди — голые руки на голой груди.

— Думайте, — велел он, — заодно и успокоитесь.

Гермиона занесла палочку над жемчужиной. Снейп скептически поджал губы, а Глот, про которого она забыла и который, вылизываясь, забыл обо всём, глянул на неё между вытянутых задних лап, презрительно фыркнул и снова истово взялся за гигиену. И только у демона хватило порядочности на подсказку.

— It is a gift, — сообщил он полным энтузиазма голосом Шона Бина.

— Какой, на фиг, дар?! — взъярилась на него Гермиона, и демон замолчал с видом: "ну нет — так нет".

Значит, Старшая палочка — дар? Какой же она, на фиг, дар? Гермиона отвоевала её, да не как-нибудь, а хитростью.

Тут весь вопрос в том, чьей хитростью.

Общеизвестно, что палочку, имеющую хозяина, нельзя подарить или передать. Палочка не признАет нового владельца. Но напасть, продемонстрировать слабость, спровоцировать контратаку и заставить противника взять палочку, как трофей — очень даже можно.

А она, дура, радовалась, что сумела обставить Малфоя. Где уж ей, хорошей, доброй, прямодушной девочке тягаться с этим гадом...

— Гад.

…с этими гадами, считая Малфоя-старшего, зельевара, да к ним ещё Глота и демона, которые явно соображают быстрей, чем она.

— Гады!

Снейп смотрел на неё внимательно и непроницаемо.

— Судя по накалу ваших эмоций, всё встало на свои места, — заметил он.

Гермиона молчала. Не могла она с ним разговаривать, даже смотреть на него не могла. Зажмурилась, сжала зубы и кулаки, трясясь от ярости. Главное — подавить магический выброс, потому что после него она будет ни на что не способна.

— Here and now, boys, — хрустально и тревожно пропел демон, — here and now.

И он был прав. Здесь и теперь — не время для истерик. Надо было выбираться отсюда и выводить отсюда гадов, потому что здесь, в Аду, ни единого гада она не бросит. А там, в подлунном мире, она сможет сделать так, чтобы никого из них никогда больше не видеть.

Она процедила, не глядя на Снейпа:

— Стойте здесь. Я приведу Малфоя.

— Я здесь, — сказал Малфой, появившись откуда-то сбоку.

Конечно. Может быть, волшебство Старшей палочки и не ослабевает в Аду, но Малфоя-то она окаменила своей палочкой, наверное, подсознательно боясь причинить белобрысой гниде серьёзный вред. А надо было проклясть его Старшей палочкой, вогнать его в соль — вниз головой, да по самые по пятки, до скончания времён. Гермиона застонала от злобы. И ведь ни демон, ни Глот ни намёком не дали понять, что он прячется тут, рядом!

— Here and now, boys, — настойчиво и даже властно повторил демон, — here and now.

Глот бесстрашно подошёл к Гермионе и потёрся головой о её колено. Она оттолкнула его и повернулась к Снейпу и Малфою, устремив взгляд между ними.

— Что нужно делать? — спросила она с усталым отвращением.

— Для начала восстанови мою палочку, пожалуйста, — с точно таким же отвращением отозвался Малфой.

Вражий подпевала демон немедленно поднёс Гермионе обломки малфоевской палочки. Гермиона равнодушно восстановила её и снова уставилась в пространство.

— А теперь, — сказал Малфой высоким наглым голосом, — я должен сказать, что кое-какие намёки, проскользнувшие в речи уважаемого профессора, мне не нравятся. Поэтому мне хотелось бы выяснить у профессора, что он собирается делать со своей душой после того, как мы её восстановим.

А не всё ли равно? Душа принадлежит ему, вот пусть он и делает с нею, что хочет. Пусть хоть в унитаз спустит.

— Нет, не всё равно, — сказал Малфой бешено. Гермиона невольно глянула на него, но он смотрел только на Снейпа и весь шёл красными пятнами от ярости. Снейп буравил его ответным тяжёлым взглядом исподлобья, и были они похожи на котов, готовых к драке.

— Ты! — не отводя глаз от своего декана, Малфой ткнул палочкой в направлении Гермионы, — горела, падала в пропасти, тонула в дерьме, ломала рога блудному бесу, ты привела нас всех сюда и притащила его, — он невежливо ткнул палочкой в Снейпа, — на своей груди, через весь Ад! Тебе не может быть всё равно! Спроси его, что он собирается делать! Скажите ей, профессор Снейп! Скажите, что всё напрасно!

Напрасно?

— Не напрасно, — тихо и убеждённо возразил Снейп. — Вы выручили вашего отца, Драко. Вы спасли мою душу от адских мук. Что может быть дороже этого?

— Жизнь! — выкрикнул Малфой.

Пока это слово ходило по дну Преисподней, отдаваясь от далёких невидимых стен и свода, Гермиона осознавала его значение. И, осознав, сломалась.

— К чёрту, — прошептала она, — всё к чёрту. Не хотите жить — не надо. Хотите исчезнуть — ваше право. Я в этом не участвую. Всё.

Она швырнула жемчужину Снейпу под ноги. Снейп поднял жемчужину.

— Правильно, — сказал он, — всё правильно.

Демон взвыл сиреной. Гермиона подпрыгнула от неожиданности и вдруг поняла, что падает, что в сердце боль, как игла, что оно не может биться… Что побелевший Малфой схватился за голову и тоже упал на колени, а Снейп, только что живой, тощий, чёрный, сутулый, совсем настоящий, тает, как привидение на солнце.

— Нет, — прорычал Малфой.

Хватая ртом воздух, Гермиона смотрела, как он корчась, пытается обернуться, и не может — не хватало сил, жизнь уходила... Видела, как Глот, выгнув спину дугой, трётся о ноги Малфоя, высекает золотые искры из шерсти, но их было мало, и гасли они быстро. Скоро конец. Не было ни страха, ни жалости, было всё равно, потому что очень больно, и она только хотела, чтобы боль кончилась.

Сирена смолкла. И вспыхнул свет.

Демон сиял, как Утренняя звезда, как синяя Вега, как алый Антарес, как вся — невиданная здесь — звёздная слава.

— Himmelsreich![1] — сипло каркнул Малфой.

И грянулся оземь из последних сил, и встал белым единорогом. Блеснул в звёздном свете серебряный загнутый клык и вонзился в жилу над серебряным копытом, и заструился по копыту серебряный сияющий ручеёк. Прихрамывая, держа истекающую ногу на весу, приблизился к тающему Снейпу и взмахом окропил его светоносной кровью. Одна из капель свернулась, отвердела и потемнела, стукнула Снейпа в грудь, и Снейп, глухо охнув, мгновенно обрёл плоть и боль, и со стоном упал ничком.

— М-м-х! — сказал единорог презрительно и, прихрамывая, спотыкаясь от слабости, направился к Гермионе.

У неё не было времени удивляться тому, что её боль не исчезла и продолжает убивать. Она попыталась отползти прочь от единорога. Не потому, что испугалась проклятья, просто табу на кровь единорога сидело даже не в памяти — в подсознании.

— It is a gift! — прикрикнул на неё демон и страшно сверкнул.

То есть, проклята она не будет, даже если высосет из Малфоя всю его чистую, сияющую кровушку? Ну и что? Ничего, ничего ей не надо от Малфоя.

Словно подкошенный этой мыслью, единорог упал, но упрямо продолжал ползти к ней, протягивая окровавленное копыто, хрипя и задирая голову, чтобы вздохнуть. Кровь продолжала струиться, потому что все единороги — гемофилики, и малейшая рана обрекает их на смерть. Чтобы остановить кровотечение, Малфою нужно принять человеческий облик, а сам он не сможет, и помочь ему некому, ибо Снейп лежит трупом, а она, Гермиона, решительно и непреклонно умирает — в шаге от всеизлечивающего бальзама, со Старшей палочкой в руке.

Только кто же ей даст? Откуда ни возьмись, появился Глот, грозный, как зверь гишу, ужас ночей. Он хрипло взвыл и вгрызся Гермионе в руку, и эта боль на мгновение заглушила боль в сердце.

— Ёб твою мать, — прошипела Гермиона, выдернула руку из Глотовой пасти, перевернулась на живот и поползла к единорогу. Он слабо фыркнул и уронил голову в натёкшую лужу. Рука Гермионы коснулась сияющей крови, и её пронизал холод — свежий, яркий, живительный, как горное солнце. Она поднесла руку ко рту и слизнула несколько капель. Холод стал невыносим, и на миг Гермионе показалось, что смерть всё-таки взяла своё. Но в следующий миг она вскочила, оторвала подол от рубашки, наложила жгут на белую жилистую ногу, выхватила палочку и произнесла Разанимирующее заклятие. Оно получилось непривычно слабым. Единорог вздрогнул, как от боли, но и только.

Тогда Гермиона схватила Старшую палочку.

Ей показалось, что через неё прошла молния и с грохотом вонзилась в единорога. Демона отнесло в сторону, Глот ускакал за ближайший соляной бугор, единорога вздёрнуло в воздух, закрутило, заволокло облаком и швырнуло обратно — человеком. Палочка в руке Гермионы треснула вдоль, и тестралов волос унесло рукотворным ураганом куда-то в бескрайний сумрак, и стало тихо.

Гермиона отбросила бесполезные обломки и кинулась к Малфою.

Он был белый, как бумага, холодный… пустой. Гермиона била его по щекам, пробовала делать массаж сердца…

— Get out! Get out! — провизжал фальцетом демон.

Куда?! Пустыня, соляная пустыня, адское дно, и два умирающих человека.

Глот раздражённо мяукнул. Гермиона, не выпуская руки Малфоя, посмотрела на него — он округлыми движениями передних лап сгребал серебряную кровь в круглую лужу, и рыжая его морда, и блистающий демон отражались в луже, как в зеркале.

Зеркало. Зеркало.

В зеркале — пыльный круглый подземный зал, на полу куча пепла, мусор и — совсем рядом, руку протянуть — чашка, та самая, из которой она пила, прежде чем сделать первый шаг на пути в Ад.

— Скорее, — прошептала она, — Северус, Драко, мы идём домой.

Не откликнулись — ни тот, ни другой. Гермиона своей палочкой подтащила к себе Снейпа — получилось, хоть и с трудом, столкнула его в лужу — и вот уже он валяется на грязном полу. Так, теперь Малфоя туда же.

Она отряхнула руки и обернулась к демону. Он подлетел, быстро стукнулся ей в лоб, нос, щёки и отлетел в сторону.

— Пойдём! — крикнула Гермиона, — скорее!

На воздухе кровь высыхала, отражающая поверхность покрывалась матовой плёнкой.

— It's my life and I'll do what I want, — возразил демон агрессивным баритоном.

— Что? — прошептала она. Глот потрясённо мяукнул.

— Ты хочешь остаться? Не может быть!

— It's my house and I live here, — объяснил он попсово-жизнерадостным голоском.

— Но это же… здесь…

Гермиона решила не тратить больше слов и попробовала поймать демона в кулак, но промахнулась. Он отлетел в сторону и задушевно сказал:

— Fly, you fools.

И с разлёту дал Гермионе подсечку. От неожиданности она не удержала равновесия и упала в лужу, и на живот ей свалился тяжеленный Живоглот. А потом она больно села на грязный каменный пол. Вскочила и бросилась к зеркалу.

Там, в мрачной глубине, подмигнула, метнулась в сторону и пропала крошечная яркая искра. И зеркало стало обычным зеркалом.

Гермиона отвернулась от своего жуткого отражения и вдруг почувствовала слабость и дурноту, да такую, что легла на пол между неподвижными Снейпом и Малфоем. И прошептала немеющими губами, не надеясь перекрыть требовательный вой Живоглота:

— Ник… Барон… Пивз… кто-нибудь… на помощь…

Кажется, прошло всего несколько секунд, и над головой у неё взорвалась знакомая визгливая скороговорка:

— Хей, учитесь, соплячки, у нашей заучки, как хватать мужиков за причинное место! Сразу двое, да голых — ах, рукастая, сучка! Наша Грейнджер — Малфоя и Снейпа невеста!

Всё-таки демон воспитан намного лучше, подумала Гермиона и облегчённо лишилась чувств.



[1] — Царствие небесное!