ГРЕЙНДЖЕР
Ночи уже стали очень холодными. Я прижалась лбом к оконной раме в своей комнате: она была словно лед.
Славный вышел денек! Ничего не скажешь!

Обхватив себя руками, я села на заправленную кровать, пытаясь справиться с разбирающей меня дрожью и захлестывающими через край эмоциями.

- Гермиона! – за дверью раздался хриплый голос. – Выйди, нам нужно закончить разговор.

Он прав, нельзя прятаться, нужно выяснить все раз и навсегда. Здесь и сейчас. Я медленно поднялась и открыла дверь.

- Теперь я знаю, чем провинился перед тобой, - в его глазах светилась решимость. - Я забыл то, что нельзя было забывать! Сегодня я узнал – ты спасла мне жизнь. Мало того – ты спасла жизнь Скорпиусу.

Я вспыхнула: он знал и о вчерашнем переливании.

- Мне никогда не расплатиться с тобой за эти долги.

Малфой привлек меня к себе, я дернулась, пытаясь вырваться:
- А мне ничего и не надо.

- Я противен тебе, да? Конечно, я причинил тебе столько страданий и все еще продолжаю делать это. Но пойми, я никогда не хотел этого, никогда…

Я снова дернулась, но так и не смогла разорвать плен его рук.

- Сегодня я вернулся в прошлое, прошел по тем местам, где мы были с тобой во время практики, посетил городскую больницу, поговорил с мистером Симпсоном. Еще раньше я нашел твое письмо Нарциссе. Ты написала в нем, что мы с тобой подружились, что больше не враги. Гермиона, прости меня, я вспомнил многое, почти все…

В его голосе звучала неподдельная боль.

- … но я так не смог вспомнить самого главного – тебя.

Выражение его лица изменилось, и на какую-то секунду я перенеслась в прошлое: он выглядел таким же потерянным в тот день, когда пришел в себя после перенесенной травмы.

- Поттер сказал сегодня, что я все такая же сволочь, как и раньше. И что твоя кровь, текущая в моих жилах, совсем не изменила меня. Наверное, он прав. Поэтому ты имеешь полное право ненавидеть Драко Малфоя…

Он опустил руки, освободив меня, давая мне возможность уйти. Но без его объятий я снова замерзла.

- Ты вольна поступать, как захочешь. Но запомни одно: я от тебя не отступлюсь. Буду ходить за тобой следом. Буду отгонять всех твоих ухажеров. Буду бить им морду. Даже Поттеру, если это понадобится!

Малфой печально усмехнулся.

- Послушай меня, Гермиона. Я хочу научиться быть твоим другом. Хочу, чтобы ты научилась мне доверять. Хочу залечить твои душевные раны, чтобы забылись все обиды. Мерлин! Я хочу стать для своего сына хорошим отцом, и вернуть ему те годы, которые сам у него и отобрал. Теперь, даже если ты прогонишь меня, я не уйду!

- Нет! – невольно вырвалось у меня. – Не уходи.

- Нет?! - ошеломленно прошептал он.

Я сама была потрясена своим признанием не меньше его. Драко чуть отодвинулся от меня, так, словно хотел лучше рассмотреть.

- Не уходи! – снова едва слышно прошептала я и спрятала лицо у него на груди. – Мне уже все равно, помнишь ты тот сентябрь или нет. Не нужно ворошить прошлое, если есть настоящее. Почему я должна выбирать кого-то другого, чтобы воспитывать твоего сына?

- Ты хочешь, чтобы я остался? – он не смел поверить в услышанное.

- Да, - я подняла голову, напряженно вглядываясь в серые глаза. - Ты мне нужен. Я люблю тебя, Драко, и думаю, что всегда любил.… Даже когда изо всех сил старалась ненавидеть… Я пробовала жить без тебя, но у меня ничего не получилось.… Это не выносимо больно… Без тебя мне холодно и одиноко… Останься…

Я потянулась на цыпочках и поцеловала его. Как же давно мне хотелось сделать это! В тот момент осторожность и здравый смысл растаяли, испарились сами собой. Это был единственный в мире мужчина, способный свести меня с ума и заставить забыть обо всем.

МАЛФОЙ
У ее поцелуя был вкус ромашкового чая. И не было на свете ничего слаще этих чуть дрожащих неуверенных губ и ее обжигающего дыхания!

- Знаешь, мне на самом деле уже неважно, что ты все забыл, - прошептала она. - И абсолютно все равно, что ты подумаешь обо мне сейчас… Я так долго ждала тебя…

Она начала медленно развязывать пояс на халате. Я следил за ее неторопливыми руками с каким-то ранее неизведанным трепетом и волнением. Наконец, тонкие завязки поддались, холодный шелк мягкой игривой волной соскользнул с тонких плеч к моим ногам. А рука уже устремилась вверх - заколка упала на пол вслед за халатом, и тяжелые волосы, освобожденные из плена, рассыпались по плечам.

- Ты чувствуешь, как бьется мое сердце? – она взяла мою ладонь и приложила к своей обнаженной груди.

Мои пальцы трепетно коснулись ее нежной кожи, и я почувствовал, как по всему телу пробежала дрожь. Провел осторожно по груди, по шее, прикоснулся к щеке и потянулся к губам. Ее руки обняли меня и притянули к себе.

Теперь, даже если бы она потребовала, я бы не смог остановиться. Это была ведьма-соблазнительница, бесстыдно привлекательная и наивно-искушенная, готовая исполнить любое мое желание. Раньше таких, как она, сжигали на костре. Она приколдовала меня к себе однажды и навсегда. Да, она была ведьмой, моей ведьмой!

Я подхватил девушку на руки и бережно опустил на кровать. Волна желания захлестнула нас и унесла в море - море любви, нежности и страсти…

*****
Она мирно заснула на моем плече. Лунный свет пробился сквозь штору и упал на ее лицо. Я осторожно отодвинул в сторону непослушную прядь - так может выглядеть только очень счастливый человек.

Я так и заснул, крепко прижимая к себе ее гибкое податливое тело, словно боясь, что она вновь сбежит от меня.

Когда солнечный луч, бессовестно прорвавшийся сквозь зашторенное окно, коснулся моего лица, я медленно открыл глаза и сел. Ее рядом не было, лишь на подушке лежал маленький лист бумаги: «Любимый, меня вызвали в Министерство. Я скоро вернусь, но уже по тебе скучаю…»

Я осмотрелся. Это была ее комната, ее мир. И значит, мне ничего не приснилось, значит, все было правдой - я на самом деле провел ночь с той, которая по неведомым природе законам стала для меня смыслом жизни, той, которая с таким неистовством, с такой щедростью и страстью дарила мне себя, позабыв про все свои обиды.

В доме было спокойно, лишь иногда шум проезжавших мимо дома машин нарушал тишину. Пахло свежесваренным кофе. Я сладко потянулся, и мои губы сами собой расползлись в мечтательную улыбку. Теперь все будет по-другому. Все будет иначе.

Внезапно я выпрямился, почувствовав, как спина покрылась липким холодным потом. Я вдруг понял, что до мельчайших подробностей помню еще одну нашу ночь любви, не менее прекрасную и не менее чувственную, чем эта. В тот раз Гермиона точно также доверилась мне. А я, призывая в свидетели подглядывающие за нами через окно луну и звезды, обещал сам себе, что никогда и никому не дам ее в обиду.

Отчетливо вспомнились и е три недели практики, о которых так упорно твердил мне Поттер. И наши с ней прогулки под луной, и поездки на велосипеде, и долгие разговоры на крыльце дома, и ее день рождения, и белая лилия в подарок…

От нахлынувших воспоминаний стало трудно дышать, грудь словно сдавил тугой обруч, в висках возникла острая пульсирующая боль. Я вспомнил всё, абсолютно всё. Туман, который закрывал мне глаза долгие годы, прошел так же внезапно, как и появился. В моей голове не осталось больше черных дыр. Я вспомнил и свое ледяное презрение к Грейнджер тем ранним сентябрьским утром, и свой ничем не прикрытый цинизм, и растерянность в карих глазах.

Мозаика сложилась, все части встали на свои места. И прав был очкарик, когда обвинял меня во всех смертных грехах! Я был последней сволочью, недостойным ее прощения…

Внизу хлопнула входная дверь, и тишину дома взорвал звонкий мальчишеский голосок:
- Мама! Мы дома.

Я вскочил с кровати, принявшись в спешке одеваться. Вышел в коридор и спустился по лестнице в гостиную.

- Мамочка! - пятилетний мальчик бросился мне навстречу, но тут же остановился и испуганно уставился на меня.

Язык прилип к нёбу, во рту мгновенно пересохло. Разве только слепой не заметил бы нашего с ним сходства.

- Малфой? – рыжеволосая девушка, сопровождавшая ребенка, была удивлена не меньше моего. – Что ты здесь делаешь?

- Уизли? – это все, что я смог выдавить из себя.

- Тетя Джинни, а это кто? - мальчик переводил взгляд то на меня, то на свою крестную.

- Никто, солнышко. Дядя уже собирается уходить, - она погладила ребенка по голове и обратилась ко мне. – Где Гермиона?

- В Министерстве.

Уизли склонилась к малышу:
- Дорогой, не переживай, мама скоро вернется.

Она подтолкнула малыша в спину:
- Ты поднимайся пока к себе в комнату, поиграй немного, а я тут разберусь с нашим непонятным гостем…

Мальчик, продолжая недоверчиво коситься на меня, прошел мимо и поднялся на второй этаж.

- Послушай, Малфой, - голос рыжеволосой гриффиндорки зазвучал статью, - если ты здесь для того, чтобы вновь разрушить ее жизнь, то запомни…

- Не надо мне угрожать, Уизли, - я попытался улыбнуться. – Это во-первых. А во-вторых – когда-то ты говорила, что не имеешь ничего против меня. Вижу, ты поменяла свои убеждения. Но, не смотря ни на что, хочу сказать: Грейнджер повезло, что у нее есть такие друзья, как вы.

Девушка поджала губы. Потом демонстративно посмотрела на настенные часы:
- Думаю, тебе пора.

Я поднял голову вслед за ней. Был почти полдень. Она права – мне необходимо вернуться в замок и узнать, как обстоят дела у Скорпиуса.

- Скажи Гермионе, что я вернусь вечером.

Она промолчала.

Я вышел в гостиную и открыл входную дверь. Жена Поттера проводила меня долгим внимательным взглядом. На выходе я оглянулся:
- Уизли, скажи, как зовут моего сына?

- Ты прекрасно знаешь, как его зовут, - девушка одарила меня презрительной усмешкой. – Неужели ты так и не понял, что он Феликс. Феликс Малфой.

Феликс?!

Ощущение было таким, будто бы она со всей силы залепила мне бладжером по голове. Я покачнулся, но успел схватиться рукой за дверь. Идиот! Какой же я идиот!

Я знаю, что Гермиона никогда ни о чем не напомнит мне. В ее открытой настежь душе нет места для злых воспоминаний. Зато я навсегда сохраню в себе свой позор, и никогда не дам ему замолчать.

Никто не знает угрызений совести Драко Малфоя, но сам он о них забыть уже не сможет.

НАРЦИССА МАЛФОЙ
Драко целый день не было дома. Мало того, он не пришел ночевать. Раньше это меня не особенно заботило, но теперь, когда я догадывалась, где он мог быть, мысль об отсутствии сына сводила меня с ума. Я не находила себе места, ходя из угла в угол, из комнаты в комнату.

Из-за какой-то девчонки он забыл о Скорпиусе. А ведь малыш несколько раз спрашивал про него. Еще немного, и гриффиндорка окончательно перетянет моего сына на свою сторону, околдует и отберет его у меня. Особенно теперь, когда появился этот неизвестно откуда взявшийся похожий на Драко мальчик.

Сын появился лишь к обеду. Но в столовую не пошел, хмуро поздоровался со мной и Региной и торопливо поднялся к себе. Через несколько минут, переодевшись, Драко заглянул в комнату Скорпиуса:
- Привет. Как ты себя чувствуешь, малыш?

- Уже хорошо, папочка. Я так соскучился по тебе.

- Я тоже.

Драко присел на постель мальчика и взял его руку в свою:
- Ого, я чувствую, что силы возвращаются к тебе.

- Да, бабушка обещала, что завтра разрешит мне встать. Папа, а ты купишь мне метлу?

Драко медленно покачал головой:
- Нет, дорогой. О метле теперь придется забыть.

- Почему? – накуксился внук.

- Потому, что тебе больше нельзя падать, малыш. Зато я нашел твою фею. Думаю, скоро ты снова сможешь с ней увидеться.

Мальчик кинулся отцу на шею, а я замерла в немом удивлении: разве фея не была фантазией Скорпиуса?

- Кто эта девушка, Драко? Я ее знаю?

- Это Гермиона, мама. Именно она спасла моего сына.

Значит, Скорпиусу отдала кровь именно эта гриффиндорка? Неужели воспаленное сознание Люциуса не подвело, и он оказался прав - Гермиона Грейнджер медленно, но верно забирала у меня все самое дорогое – сначала сына, а теперь и внука. Девушка с чистой душой и грязной кровью – она действительно стала проклятием рода Малфоев.

МАЛФОЙ
Я с нетерпением ждал приближающийся вечер. Но время тянулось еле-еле. И не выдержав мучительного ожидания, я уснул.

Пробуждение оказалось внезапным. Меня вырвало из лап Морфея чье-то громкое рыдание. Пытаясь сообразить, что происходит, я сел на кровати и завертел головой.

- Хелпи? Это ты? – моему изумлению не было предела. - Что случилось?

В ответ разразилась новая волна плача:
- Хелпи - плохой эльф. Хелпи не достойна жить. Хелпи надо наказать!

- Да объясни же, наконец, что произошло?

В ответ послышалось лишь хриплое: «Хозяин…», дальше из-за обильных слез я не смог разобрать ни слова.

- Я приказываю тебе перестать рыдать!

И в комнате наступила тишина, лишь изредка прерываемая короткими всхлипами.

- Итак, Хелпи, что стряслось в этом доме?

- Хозяин… Он… он… он украл Вашу палочку…

- Кто украл? – не понял я.

- Ваш отец, - слезы вновь ручьями потекли по морщинистым щекам эльфихи.

- Куда он направился? – я вскочил на ноги.

- В дом к мисс Грейнджер… - Хелпи вновь зарыдала, нарушив мой приказ о молчании. – Он был там сегодня утром… Он хочет убить ее…

- Мама! – я выскочил из своей комнаты и кинулся в спальню Нарциссы. – Мама! Где же ты?

- Что случилось, дорогой? – она появилась со стороны библиотеки.

- Мне срочно нужна твоя волшебная палочка. Мою, кажется, стащил Люциус.

Нарцисса побледнела:
- Ему только сегодня вынесено последнее предупреждение от мракоборцев. Мерлин! Куда он мог направиться?

- Я знаю, куда. Дай мне свою палочку!

- Драко, милый, ты не должен идти за ним!

- Мама!

- Я боюсь за тебя, - она вцепилась в мою руку. – Пожалуйста, пожалуйста, не уходи! Люциус сошел с ума! Он не ведает, что творит, он не отвечает за свои поступки!

- Мама! – я начал сердиться – Нарцисса отнимала у меня драгоценные секунды. – Дай мне, пожалуйста, свою палочку!

- Я умоляю тебя, дорогой, хочешь, на колени встану, только не ходи к этой девочке! Это опасно!

Значит, мать прекрасно знала, куда направился Люциус, и она раньше меня догадалась о его намерениях. Мне стало по-настоящему страшно за Гермиону.

- Мама! – я еще не терял надежды на ее благоразумие. - Ты слышишь меня или нет? Дай мне свою палочку!

- Эта гриффиндорка и ее мальчишка, - кричала Нарцисса, - погубят тебя. Как ты этого не понимаешь!

Значит, о моем сыне она тоже знала. Все знали о нем, кроме меня!

- Я не пущу тебя к ней, - Нарцисса распахнула руки, закрывая мне выход. – Подумай о Скорпиусе. Ему нужен отец!

- Почему у Скорпиуса должен быть отец, а у Феликса нет? – спросил я, стараясь держать себя в руках.

- Я не знаю никакого Феликса! – она почти рыдала. – Этот ребенок чужой нам!

- В нем течет моя кровь, мама. Как и у Скорпиуса. Гермиона спасла меня и твоего внука, почему ты отказываешь в помощи ей и ее сыну? Так ты дашь мне свою палочку или нет?

- Нет, - прошептала она и рухнула к моим ногам. – Драко, милый, неужели тебе с нами плохо?

- Мама, отпусти меня по-хорошему. Иначе я заберу Скорпиуса и уйду из этого дома навсегда.

- Нет, не уходи. Умоляю тебя, сыночек, не уходи. У меня очень плохие предчувствия!

Она зацепилась за мои ноги, стараясь удержать. Я отпихнул ее и кинулся вон.

ГРЕЙНДЖЕР
Люциус ворвался в мой дом, когда я укладывала Феликса спать. Как он умудрился пробраться сквозь мою защиту – навсегда останется для меня тайной. Но отец Драко был правой рукой Волан-де-Морта на протяжении нескольких лет, он мог научиться у своего повелителя многим не самым красивым вещам.

Малфой шел по дому, взмахом волшебной палочки распахивая закрытые двери. Я выскочила на шум, успев схватить свою палочку, и столкнулась с ним лицом к лицу.

- Вот ты где спряталась, мерзкая грязнокровка!

Мне ничего не оставалось, как попятиться в комнату, где несколько минут назад заснул мой сын. Разговаривать с Малфоем не имело смысла – по его безумного взгляду было видно, что бессмысленно взывать к благоразумию. Пожирателя переполняли гнев и ненависть ко мне, а потому снисхождения ждать не приходилось.

На помощь мракоборцев тоже нельзя было рассчитывать. Сегодня именно я должна была вести Надзор за соблюдением домашнего ареста Люциусом Малфоем. Но я торопилась на встречу с Драко и оставила вместо себя неопытного стажера, решив ничего не говорить об этом Гарри. Поттер никогда бы не понял переполнявших меня после вчерашней ночи чувств.

Что ж, Гермиона Грейнджер, за все надо платить, а за счастье – двойную цену.

- Отец, что ты делаешь? – Драко появился в дверях комнаты так же неожиданно, как и его отец. – Отдай мою палочку!

- Стой, где стоишь! Или я за себя не отвечаю.

- Но, отец…

- Петрификус тоталус!

Я увидела, как тело Драко мгновенно застыло, окаменело, он привалился к стене, как статуя, не в силах ни пошевелиться, ни произнести хоть слово. На онемевшем лице жили лишь глаза. Теперь слизеринец уже ничем не мог помочь ни мне, ни безмятежно спящему сыну. Приходилось рассчитывать только на собственные силы или чудо. Вот только в чудеса я давным-давно разучилась верить.

- Мистер Малфой, уберите палочку! – попросила я, стараясь говорить спокойно. – Зачем вы снова явились в мой дом? Вы же знаете, вас ждет наказание.

- Замолчи, дрянь! Я не отдам тебе своего сына. И никогда не допущу, чтобы в мою семью вошел какой-то ублюдок. Если мой сын забыл, кто он, - Люциус покосился на оцепеневшего Драко, - то я за него очищу имя Малфоев от грязи!

- Возможно, вы не знаете, сэр, но в венах вашего сына течет теперь моя кровь.

- Ах ты, сука! – рука сумасшедшего пожирателя вновь взлетела вверх, нацеливая на меня волшебную палочку. Глаза Люциуса вспыхнули пламенем такой жгучей ненависти, что я почувствовала себя неуютно. Мне стало безумно страшно. Страшно и за себя, и за маленького Феликса. Если меня сейчас не станет, то и жизнь мальчика будет висеть на волоске. Через плечо Малфоя-старшего на меня смотрел его сын. Взгляд Драко был полон ужаса и отчаяния.

Люциус шагнул вперед – и мое сердце застучало, словно огромный чугунный колокол.

- Ты мерзкая гадкая шлюха. Грязнокровная дрянь. Сейчас ты умрешь, - каждое слово он старательно выплевывал мне в лицо, желая унизить, сломать, растоптать. - Я разберусь с тобой раз и навсегда.

Он медленно приближался, и я уже видела темные бездонные тоннели его зрачков. Моя рука сильнее сжала спасительное оружие. Нет, я не сдамся так просто. Чтобы убить меня ему придется очень постараться. Вот только бы сынишка не проснулся!

Я отступила на один шаг к кровати, где спал Феликс, еще один шажок, еще, всё - дальше некуда.

Только бы он не проснулся, только бы спал!

- Что? Собралась защищать своего ублюдка, так же, как когда-то мамаша Поттера? Только я не Темный лорд, а он не Поттер.

- Да, - у меня еще было достаточно сил смотреть ему в глаза. - Он не Поттер, он Малфой. Феликс Малфой, и он ваш внук, сколько бы вы не отрицали это!

- Молчи, сука! – яркая зеленая вспышка осветила комнату. - Авада…

- Протего! - мой крик на несколько сотых секунды опередил заклятие Малфоя.

- Экспелиармус! - теперь атаковала я. Но Люциус был достойным и очень опасным противником, он, отказавшись блокировать мой выпад, отлично зная, что смертоносное заклинание я применять не буду, нанес мне новый удар – Ступефай!

Бывшего пожирателя отбросило к стене, он упал, ударившись головой о шкаф, палочка отлетела в сторону, с полок попадали книги. Меня же нанесенное им заклятие почти не задело, но и я не смогла удержать свою волшебную палочку в руке. Она откатилась к ногам окаменевшего Драко.

Я не успела опуститься и поднять ее. От сильного шума Феликс вздрогнул и открыл глаза:
- Мамочка!

Склонившись над испуганным сынишкой, я попыталась успокоить его:
- Спи, мой хороший. Мама рядом.

Но мальчик уже сел в кровати, сонно озираясь. Ох, как все не во время!

Стараясь не отрывать взгляда от приходящего в себя Люциуса, я присела к сыну, поцеловала его в нос, разгладила светлые прядки волос со лба. И на какое-то мгновение потеряла из виду беспомощное тело своего врага. Когда же вновь оглянулась на него, оцепенела - Малфой стоял на ногах, и оружие снова было в его руке. А я оказалась совершенно беспомощной перед своим врагом.

- Ну, все, грязнокровка, теперь ты точно умрешь!

Я прижала к себе сына, понимая, что мы обречены. Это действительно был конец. Но умирать не хотелось. Мы еще даже и не начинали жить, а лишь воевали, враждовали и ненавидели. Мы только-только начинали понимать, что такое любовь.

Я заслонила собой сына, крепко обняла его, ожидая смертельного заклинания. Мои волосы, рассыпавшись, закрыли Феликса, защищая его от собственного деда.

- Авада Кедавра…

Люциус упал навзничь, и в его застывших глазах отразилось немое удивление. Он даже не успел прошептать имя своего сына, потому что не успел понять, кто оборвал его жизнь.

Драко склонился над поверженным отцом и дрожащими руками прикрыл ему веки. Потом медленно осел на пол к остывающему трупу и закрыл лицо руками.

Силы оставили меня. Чувствуя, что от долго не оставлявшего напряжения могу потерять сознание, я откинулась на кровать и зажмурилась, стараясь удержать слезы.

- Дядя, - ничего не понимающий Феликс спустился с кровати, прошлепал босыми ногами к Драко и тронул того за плечо. – Ты почему плачешь? Вот я, например, никогда не плачу.

Драко отнял руки от лица и удивленно посмотрел на сынишку.

- Феликс, иди сюда, - позвала я мальчика. – Не тревожь дядю, ему сейчас не до тебя.

Слизеринец умоляющим взглядом попросил меня молчать.

- Значит, тебя зовут Феликс?

- Да, я Феликс Малфой, - гордо ответил мальчик. – А тебя как зовут?

Драко растерялся, не зная, что ответить. Вопрос застал его врасплох.

- Я, понимаешь ли, тоже Малфой.

- Таких Малфоев не бывает! – уверенно произнес Феликс.

- А какие же они бывают?

- Такие, которые не плачут. Никогда-никогда. Мне это мама сказала.

Я отвернулась к стене, пряча улыбку.

- А хочешь, я покажу тебе свои игрушки? – спросил Феликс. – У меня есть один очень смешной клоун, он развеселит тебя.

- Покажи.

Мальчик, осторожно перешагивая через рассыпанные по полу книги, прошел к полке с игрушками и принялся вытаскивать их одну за другой, разыскивая обещанного клоуна.

Я поднялась с кровати, подошла к Драко и опустилась возле него на колени:
- Как ты?

- Нормально, - ответил он и вдруг затрясся мелким смехом.

- Что с тобой?

- Ничего, - с трудом выдавил он, стараясь сдержать вырывающийся из горла судорожный смех. – Удивительно, не правда ли - убив родного отца, я чувствую себя замечательно. Нет, просто превосходно.

- У тебя истерика, - я ударила его наотмашь по лицу.

Он схватился за щеку и, перестав смеяться, прошептал:
- Спасибо, Гермиона, ты права, я веду себя как истеричная девица.

- Не за что. Ты понимаешь, чем это тебе грозит? – я посмотрела на лежащего на полу Люциуса.

- Понимаю. Но пусть тебя это не тревожит – я отвечу за свои действия.

Я подошла и обняла его за плечи:
- Все будет хорошо, Драко.

Но он уже не слышал меня:
- Я убил отца.… Представляешь - сам убил, вот этими вот руками. Он был мерзавцем, но все же он был моим отцом.

Слизеринец с ужасом уставился на свои ладони, словно с них стекали реки крови. Его плечи вновь дрогнули, еще чуть-чуть и истерика могла возобновиться. Я крепче обняла его.

- Не раскисай, Малфой.

- Твоя палочка лежала у моих ног… Она была так близко… - Драко шептал чуть слышно, но я отчетливо слышала каждое его слово. – Невербальное «Акцио!» позволило мне поднять ее с пола. Понимаешь, я не мог позволить Люциусу убить тебя… Я только-только нашел вас…

Он посмотрел на меня, в серых глазах стояли слезы отчаяния. И кто придумал, что Малфои не плачут? Они тоже плачут, но только тогда, когда им очень-очень больно.

- Ты молодец, Драко, - я попыталась его утешить. - Не каждый смог бы освободиться, будучи под заклятием полной парализации. Это под силу только очень сильным волшебникам. Теперь все будет хорошо, поверь мне. Мы и не через такое проходили, вспомни.

- Но убить своего отца…

Мне нечем было ему возразить.

- Вот, - Феликс подошел неслышно и протянул нам клоуна. Тот действительно был очень смешным. Смотрел на мир большими наивными глазами-пуговицами и глупо улыбался.

- Тебе нужно уходить, Драко. С минуты на минуту здесь появятся мракоборцы. Над Люциусом был установлен Надзор, и теперь мне придется объясняться с коллегами.

Ему совсем не к чему знать, что Надзор за Малфоем-старшим сегодня должна была вести именно я.

- Да, сейчас я уйду.

Только бы он не раскис. Только бы смог удержать себя в руках!

- Феликс, а можно, я возьму этого клоуна с собой и отнесу его другому маленькому мальчику?

- Бери, дядя. Мне не жалко. Я уже не играю им, я большой.

Малфой засунул игрушку в карман пальто.

- Держи, - я протянула ему его волшебную палочку.

В самых дверях он оглянулся. Это был взгляд обреченного:
- Ты будешь ждать, если меня упекут в Азкабан?

- Не глупи, Драко, все образуется. Я обещаю.

И прежде, чем он ушел, я подошла и поцеловала его на прощание. И оглянулась на сына. Но Феликс не обратил внимания на наш прощальный поцелуй. Он крутил в руках мою волшебную палочку, найденную им на полу возле тела Люциуса Малфоя, внимательно изучая ее.

- А что такое «Азкабан», мамочка? – мальчик поднял на меня ясные, ничем еще незамутненные глаза. Чистая душа, доброе сердце. Он еще не знал, какой жестокой может быть жизнь.

- Собирайся, Феликс, мы уезжаем! У нас мало времени, нужно спешить…

ПОТТЕР
После Дня Победы это был первый и единственный случай применения смертельного заклинания. Авада Кедавра была запрещена на следующий же день после битвы за Хогвартс. За ее применение грозило пожизненное заключение в Азкабан.

Я так и не узнал, что произошло в доме Гермионы в ту роковую ночь. Утром девушка сама пришла с повинной. Сначала мы ей не поверили, но, когда ее палочку подвергли Приори Инкантатем, та показала, что Грейнджер не лжет. Именно ею был убит Люциус Малфой.

Я не поверил в эту историю. Я не поверил ни единому ее слову.

Но у бывшего пожирателя не было своей волшебной палочки. Он был безоружен. И это еще больше усугубляло вину Гермионы. Ко всему прибавлялось и то, что она нарушила свои должностные обязанности, переложив Надзор на неопытного стажера.

Я пришел к ней в комнату предварительного заключения.

- Ты должна сказать, что Люциус однажды уже угрожал твоей жизни и жизни твоего сына. У суда не будет оснований не верить тебе. А мы подтвердим твои слова.

- Гарри, умоляю тебя, имя Феликса не должно звучать на суде. Никто не должен знать о моем сыне, иначе его жизнь превратится в кошмар. Неужели, ты именно этого хочешь для четырехлетнего малыша? Помилуй!

Я не знал, смеяться мне или плакать – она сама себя затаскивала в болото.

- Где он, Гермиона?

- Не важно. Поклянись, Гарри, что ты никому не расскажешь о мальчике!

И я поклялся. А что мне оставалось?

- Ты слышал что-нибудь о… Драко? С ним все в порядке?

- И что, по-твоему, с ним должно было случиться?

Она опустила голову, пряча от меня глаза. Словно я мог прочитать в них то, что мне совсем не следовало знать.

- Но ведь я же убила его отца. Где он, Гарри?

Джинни рассказала мне, что видела слизеринца тем самым утром в ее квартире. И я ничуть бы не удивился, если бы узнал, что во всей этой истории был замешан именно он. Вот только доказательств у меня не было.

- Я не знаю, где Малфой, Гермиона.

Она кивнула:
- Что ж, раз о нем ничего не слышно, стало быть, у него все хорошо.

- Суд пройдет в зале суда в Атриуме, в подземелье Министерства. Руководить процессом будет Элиас Магнус Фрис, - сказал я, продолжая размышлять о роли слизеринца в жизни моей подруги. - Он и будет задавать тебе вопросы. Он неплохой судья и непременно выслушает тебя.

- Но мне нечего добавить к тому, что я уже рассказала. Я убила Люциуса Малфоя. Это все.

- Ты погубишь себя, Гермиона, ты должна говорить. Суд любит, когда обвиняемые откровенны с ним.

- Я не собираюсь ни с кем откровенничать.

- Ну что ж, тогда мне остается посоветовать тебе только одно - держись! Я верю, что все будет хорошо. Мы с Джинни будем в зале. Если ты почувствуешь себя плохо, просто посмотри на нас.

- Я так и сделаю, - заверила она меня. – Спасибо тебе, Гарри за все. Ты был хорошим другом, а вот я – неважнецким.

Мы обнялись. Она поднялась и уверенным шагом направилась к выходу, где ее уже ждали охранники.

А я остался сидеть, тупо уставившись в закрытую дверь. Я ясно понял – она не собиралась выигрывать дело. Мало того, Гермиона была абсолютно уверена, что проиграет его. И, похоже, она хотела именно этого.

*****
Лифт с обычным для него лязгом и стуком спустился до второго уровня. Решетки, раздвигаясь, громыхнули, выпуская меня из кабины. Передо мной открылся коридор с множеством дверей – знаменитый Отдел обеспечения магического правопорядка, включающий в себя Сектор борьбы с неправомерным использованием магии, штаб-квартиру авроров и административные службы Визенгамота.

Я быстро прошел по знакомому и ставшему привычным за годы работы коридору. Здесь так же, как и всегда, сквозь магические окна струился солнечный свет, летали из кабинета в кабинет служебные записки, на перегородке родного отсека косо висела табличка «Штаб-квартира» и куча разных снимков, начиная от фотографий разыскиваемых преступников до игроков любимых команд по квиддичу. Здесь все было как всегда.

Но сегодня в этом коридоре мне показалось неимоверно тесно, я задыхался, словно у меня внезапно начался приступ клаустрофобии, мне чудилось, что воздух в Министерстве был насквозь пропитан затхлым запахом тюремных камер.

Год назад я в составе министерской комиссии был с проверкой в Азкабане, того единичного случая мне хватило на всю оставшуюся жизнь. А сегодня Гермиона, моя лучшая подруга со школьных времен, стояла на пороге этого вместилища полуживых полумертвых душ. И шансов избежать этого не было.

Я ворвался в кабинет, сбив с ног худенькую секретаршу, работавшую в нашем отделе чуть больше месяца. Едва успел подхватить ее под локоть, не дав упасть, и, не останавливаясь, рванул дальше.

- Фред, - мой голос разорвал тишину штаб-квартиры. – Мне нужна последняя информация по делу Грейнджер.

Мне бы хотелось доверить это дело Логану Кроссу, (в последнее время у них с Гермионой сложились довольно дружеские отношения), но тот вдруг внезапно отказавшись от должности, исчез из Министерства магии, так и не назвав мне ни одной существенной причины для увольнения.

Смит повернулся на мой зов:
- Ничего нового, Поттер. Только то, о чем я уже докладывал.

- Повтори еще раз, - приказал я, надеясь, что возможно пропустил из доклада своего подчиненного какую-нибудь маленькую, но существенную деталь, которая могла бы помочь напасть на след исчезнувшего малыша.

- Ну-у-у, - неуверенно начал Смит. – Мне удалось узнать, что родителей Гермионы в тот день не было дома. Они уезжали отдыхать в пансионат на море. Кстати, и твоя жена это подтвердила. Но вот куда они делись после, никто понятия не имеет.

- А мальчик?

- Здесь вообще заколдованный круг. Никто ничего не видел, не знает, не помнит. Всем возможным свидетелям так чисто стерли память, что восстановить пропавшие воспоминания невозможно. Сразу видно - работал профессионал. Малыш как будто растворился в воздухе. Когда я пытался выяснить что-нибудь о нем, везде натыкался на искреннее недоумение. И у меня все чаще в голове возникал вопрос: Поттер, а был ли мальчик?

- Был, Фред, был.

Парень недоуменно пожал плечами:
- Но куда же он тогда делся?

- Внутри дома, - продолжил Смит свой доклад, - не осталось никаких следов присутствия ребенка. Во время обыска специалисты, официально ведущие дело Гермионы, вообще не нашли ничего объясняющего, что же произошло в доме в ту ночь. Они обнаружили лишь след от волшебной палочки, принадлежащей мисс Грейнджер. Я, действуя по твоей просьбе неофициально, перерыл там все, что мог, и уверяю тебя, Поттер, там нет ни единой зацепки. Хотя…

- Ну же, говори!

- Мне показалось, что там работала еще одна палочка. Но след ее настолько призрачный, что он практически не читается. Думаю, у Гермионы не осталось шансов на благоприятный исход дела. Ее умело подставили. В доме ее родителей поработал очень хороший волшебник.

- Или волшебница, - угрюмо усмехнулся я, но вслух этого не произнес.

- Спасибо, Смит! – я вынужден был признать свое поражение. Мне так и не удалось узнать ничего нового.

Я прошел к своему столу, уселся на него поверх рабочих бумаг и задумался.

Да, начиная с первого дня пребывания в школе, Гермиона была лучшей. И она стала не просто хорошей, а одной из самых сильных волшебниц своего времени. Почему же она сделала все, чтобы добровольно попасть в камеры Азкабана? Что может стоять за этим ее решением? Или кто?

Ответ напрашивался один-единственный. Но он казался настолько невероятным, что я отказывался ему верить. Наверное, я чего-то недопонимал. Ну не могла Гермиона отказаться от сына ради благополучия слизеринца. Или все-таки могла?

Время вышло.

Быстрым шагом я поспешил к лифту. Задерживаться было нельзя, опоздавших не пускали в зал заседания. Да и Джинни уже, наверное, начала волноваться. Три дня назад мне с таким трудом удалось добыть пропуск для нее.

Опустившись до отдела тайн, я устремился по коридору в его дальний конец, где находилась лестница, ведущая глубоко вниз. До самого нижнего уровня Министерства лифт не ходил, добраться до зала суда можно было только пешком. Я преодолел еще один мрачный коридор с горящими на стенах и невыносимо чадящими факелами, которые кое-как освещали дорогу в подземелье. Вот, наконец, и он – последний, десятый уровень.

Я остановился перед массивными железными дверями с номером девять. Похоже, я последний из желающих присутствовать на суде. Все давным-давно собрались в зале, нетерпеливо ожидая начала заседания. Приглашенные свидетели под присмотром охранников томились в комнате напротив.

Толкнув дверь, которая неожиданно легко поддалась, я вступил в зал. Перед глазами предстало просторное помещение, очень напоминавшее то, в котором я сам побывал однажды в роли подсудимого. Это случилось перед началом пятого курса, когда меня обвинили в нарушении Указа о разумном ограничении волшебства несовершеннолетними.

Стены зала, сложенные из темно-красного камня и поросшие густым мхом, напоминали застенки каземата. Слева и справа вздымались кверху ряды скамей, где сквозь тусклый свет факелов темнели человеческие фигуры – человек пятьдесят, не меньше. По левую руку от меня сидели аккредитованные журналисты. По правую – заинтересованные в рассмотрении данного дела лица, сумевшие достать разрешение. Где-то там на втором ряду меня ждала Джинни.

Прямо напротив входной двери возвышались кресла для судей. Их было шесть – грозных людей в белых напудренных париках. На всех – мантии сливового цвета с искусно вышитой со стороны сердца серебряной буквой «В» - Визенгамот.

Я повернул направо, разыскивая жену. Джинни сидела взволнованная и испуганная, нервно покусывая нижнюю губу, она помахала мне, я с трудом, наступая на чужие ноги, добрался до нее и тяжело рухнул в пустое кресло.

Минуту спустя входная дверь вновь распахнулась, и в зале появился Верховный судья, председательствующий на сегодняшнем заседании. По переполненному душному помещению пробежал приглушенный рокот. Все ждали начала. Всех волновало преступление, совершенное впервые после принятия Закона о запрете непростительных заклинаний.

Шум стих, когда охранники ввели Гермиону. Ее усадили в кресло, стоящее посредине зала, цепи на подлокотниках ожили и опутали ее руки.

Девушка вела себя очень спокойно, с нескрываемым удивлением разглядывая лица собравшихся людей, словно здесь был не зал суда, а выставка картин известных магических художников. На какое-то мгновенье ее взгляд задержался на высокой, но, судя по очертаниям, женской фигуре, укутанной плащом, в темных зрачках мелькнул и погас странный огонек.

Я всмотрелся в незнакомку, которая вызвала такой интерес моей школьной подруги, и замер от изумления – это была Нарцисса Малфой. Что она здесь делала? С какой целью пришла? Рядом с матерью слизеринца сидела еще одна незнакомая мне женщина. Эта дама не прятала своего лица.

- Итак, - раздался пронзительный голос председательствующего, – судебное заседание от двадцать пятого сентября две тысячи первого года объявляю открытым. Подсудимая, встаньте. Представьтесь суду и назовите дату Вашего рождения.

Девушка, устремив взгляд прямо судью, четко произнесла:
- Гермиона Джин Грейнджер, родилась девятнадцатого сентября семьдесят девятого года.

Она выглядела бесстрастной, красивой и уверенной в себе. Несмотря ни на что.

Судья надел на нос очки в тяжелой роговой оправе, откашлялся и, заглянув в бумаги, лежавшие перед ним на высокой кафедре, произнес:
- Вас обвиняют в преднамеренном убийстве Люциуса Абрасакса Малфоя. Вы нарушили Закон о запрете на непростительные заклинания в пункте 3.1. – «Преднамеренное применение смертельного заклинания без видимых на то причин». Признаете ли Вы за собой вину, мисс Грейнджер?

Ее лицо выражало непоколебимое спокойствие:
- Да, признаю.

Джинни ахнула и схватилась рукой за сердце. В зале поднялся тревожный ропот, люди шептались между собой: одни – негодуя, другие – недоумевая, третьи – испуганно озираясь и не понимая, что происходит в зале. Никого ее признание не оставило равнодушным. Даже члены Визенгамота, судя по всему, пришли в полное замешательство от услышанного.

- Прошу всех соблюдать тишину, - первым пришел в себя председатель суда.

Он повернулся в сторону обвиняемой:
- Вы понимаете, что своим откровенным признанием приговариваете себя к высшей мере наказания?

В зале установилась абсолютная тишина, настолько заряженная напряженным ожиданием, что мне она показалась громче рева разъяренной толпы.

- Да, понимаю.

Элиас Магнус Фрис, в белом парике и в очках, надвинутых на самый кончик носа, не выдержал и тихо спросил:
- Мисс Грейнджер, может быть, вы все-таки объясните нам, что произошло в вашем доме в ту ночь?

Девушка слегка нахмурилась:
- Я отказываюсь от дачи показаний.

Если журналисты типа Риты Скиттер и приготовились услышать какую-нибудь немыслимую историю в стиле крутого детектива, то в этот момент они были глубоко разочарованы. Сенсация уходила у них прямо из-под носа. Хотя сама Рита в старые добрые времена никогда не огорчалась подобным проигрышам, все, чего она не смогла услышать в словах собеседника, сполна окупалось ее неуемной фантазией.

- Во время следствия вы показывали, что мистер Малфой ворвался в ваш дом с угрозами. Вы подтверждаете ваши слова?

Она покачала головой:
- Нет, я ничего подтверждать не собираюсь.

- Может быть, вы объясните суду, почему у Люциуса Малфоя могло появиться желание ворваться и угрожать вам?

- Понятия не имею, - спокойно ответила Гермиона и пожала плечами. – На этот вопрос смог бы ответить сам мистер Малфой, если бы он случайно оказался жив.

В глубине зала раздался легкий смешок.

- Тише, - прикрикнул главный судья. – Мисс Грейнджер, откровенным рассказом вы могли бы облегчить свою участь.

- Вместо пожизненного заключения мне бы уменьшили срок и дали только лет двадцать пять-тридцать?

Вновь смешок, на этот раз со стороны представителей прессы.

- Хороша уступка! Не вижу существенной разницы. Поэтому повторяю – я ничего не помню.

- В таком случае, мисс Грейнджер, вы не оставляете нам иного пути, как вынести решение немедленно!

- Уже, Ваша честь? Но разве мы не услышим выступления свидетелей? – раздался чей-то удивленный возглас.

- Вина подсудимой подтверждена ею же самой. В свидетелях нет никакой необходимости.

Я не выдержал и вскочил на ноги:
- Но разве у уважаемых судей не возникало мысли, что обвиняемая могла просто оговорить себя, скрывая чью-то чужую вину? Я давно знаю мисс Грейнджер, она не убийца! Многие в Министерстве могут подтвердить мои слова.

Гермиона резко повернулась на мой голос и покачала головой, словно прося меня молчать.

- Мистер Поттер, еще одна реплика, и вас выведут из зала.

С места, где сидели журналисты, раздался звонкий девичий голосок:
- Я корреспондент газеты «Магическое право». Согласно Хартии о правах одна тысяча семьсот одиннадцатого года суд обязан заслушать свидетелей, как со стороны защиты, так и со стороны обвинения. Все должно быть по справедливости и по закону, который в данном случае гласит: человек невиновен до тех пор, пока не будет доказано обратное. А я, присутствующая здесь представительница прессы, так не услышала доказательств ее вины. Мало ли, что она сказала.

- И я, - словно эхо повторил за ней грубый мужской бас. – Еженедельный вестник «Волшебник и Закон».

- Глэдис Бьюти. Журнал «Ведьмополитен». Нас всех интересуют подробности.

Судья растерянно обернулся на коллег, наклонился к ним, чтобы посоветоваться. Скандал с прессой им был не нужен. Уголовное дело с самого начала казалось вполне ясным и доказанным. Думается, представители Визенгамота заранее договорились не затягивать заседание. Но создавшаяся ситуация поворачивалась явно не в их пользу. Цепкие до всевозможных сенсаций журналюги готовы были ухватиться за любую мелочь ради возможности развлечь своих читателей.

Мы с Джинни затаили дыхание, ожидая решения представителей закона. Оставалось только надеяться и молиться, чтобы во время опроса свидетелей произошло нечто такое, что спасло бы Гермиону.

Хотя никто в магическом мире и не сомневался, что девушку признают виновной. Газеты давным-давно распяли ее. Страницы журналов пестрели яркими заголовками: «Неистовая гриффиндорка, лучшая подруга легендарного Гарри Поттера, убила бывшего Пожирателя смерти!», «Грязная кровь против чистой!», «Кому сегодня позволено убивать?»

Журналистам было глубоко наплевать на судьбу Гермионы Грейнджер, их волновали только высокие рейтинги и количество проданных экземпляров своих жалких газетёнок.

Но прикованная к креслу Гермиона не выглядела ни несчастной, ни поверженной. Она высоко держала голову.

ГРЕЙНДЖЕР
Я не боялась решения судей. Любого. Правда была на моей стороне, даже если никто об этом и не знал. Поэтому ничто сегодня не смогло бы выбить меня из седла. Нет, что-то не похоже это кресло на седло. Ну и черт с ним!

Я пыталась дышать ровно и глубоко, стараясь оставаться спокойной и думать только о хорошем – о маленьком несмышленом Феликсе, оставленном на попечении родителей в далекой Австралии. С ними ему будет безопасно, ведь мной сделано все, чтобы их не нашли. Пусть он проживет долгую и счастливую жизнь! Жаль только, что мальчику придется расти без матери.… И без отца…

Решение далось нелегко. Мне пришлось выбирать между двумя такими похожими мужчинами. Но у одного из них были ясные и чистые глаза, а у другого лишь черная израненная душа. А так хотелось, чтобы и в ней наконец-то наступил мир. Война закончилась три года назад, а Драко все продолжал воевать с самим собой, с Поттером, со своей семьей.

Я люблю их обоих. Но одного из них нужно спасать. И если этого не сделаю я, то не сделает уже никто другой. Потому что у него нет друзей, у него нет никого, кроме меня.

- Пригласите в зал первого свидетеля, - судьи наконец-то пришли к единому мнению.

Что ж, спектакль продолжался. Выше голову, мисс Грейнджер!

*****
Допрос свидетелей закончился. Представители Визенгамота удалились для вынесения решения. Из судейских в зале остались охранники и секретарь.

Наконец судьи вернулись обратно, чинно расселись по своим местам, довольные тем, что этот необычный бурно обсуждаемый во всем магическом мире процесс прошел на удивление спокойно, достаточно тихо и без эксцессов.

Председатель предоставил слово человеку в судейской мантии с лицом нездорового желтоватого оттенка.

Я не смотрела на судью, но краем глаза видела, как он снова и снова перечитывал приговор, словно не решаясь произнести его вслух.

И все-таки я боялась! Безумно боялась! Стараясь казаться невозмутимой, втайне от всех, я молила Бога о спасении.

Судья прокашлялся.

Воздух в зале суда сгустился от напряженной тишины.

Представитель правосудия начал гнусавым голосом читать преамбулу:
- Сегодня, двадцать пятого сентября две тысячи первого года, Верховный суд Визенгамота рассмотрел дело в отношении…

Зачем так много слов, когда и так всем все понятно?

Я быстро оглядела зал, остановившись на бледной, напряженно вслушивавшейся в приговор Джинни. Перевела взгляд на гневно сжавшем губы и опустившем вниз глаза Гарри. Они были и остались моими самыми лучшими друзьями – и в радости, и в горе. Но сегодня я видела их в последний раз.

Судья продолжал гнусавить.

Нарцисса украдкой плакала. Зачем она здесь? На чьей она стороне? Как обвиняющая или как простившая?

Я подняла выше голову. Нет, я не сломаюсь. Я достойно встречу любой приговор. Никто и никогда не увидит моих слез, моего отчаяние, моей слабости.

– И суд признал подсудимую Гермиону Джин Грейнджер...

Пауза. Как быстро колотится мое сердце! Еще секунда, и оно выпрыгнет из груди.

– …виновной в совершении преднамеренного убийства Люциуса Малфоя безо всяких смягчающих обстоятельств. Она приговаривается к пожизненному заключению в Азкабан!

И все-таки вердикт оглушил меня. Словно тяжелый каменный топор опустился на мою голову. Словно электрический ток пронзил мое тело.

Финита ля комедия. Всё! Это конец!

Тишина зала суда взорвалась от невыносимого шума.

Остекленевшим взором я смотрела на судей, вслушиваясь во внезапно возникшую сутолоку в проходах. Каждый из газетчиков спешил первым добраться до выхода, чтобы успеть передать новость в утренний номер. Каждый стремился поскорее бросить алчущей развлечений и зрелищ толпе новую кость.

Но вдруг раздался пронзительный, перекрывающий гам человеческих голосов и топот ног, громкий крик:
- Не-е-ет!

Только что торопившаяся в направлении дверей толпа застыла, предчувствуя долгожданную сенсацию, и в зале наступила оглушающая тишина.

Гарри вскинул голову. Джинни вскочила на ноги. Но мне не нужно было оборачиваться, чтобы узнать, кто ворвался в зал сквозь толпу людей. Я узнала бы этот голос из миллионов других точно таких же голосов. Только зачем он здесь? Ему ни в коем случае нельзя быть тут! Это опасно!

– Нет! – спокойным голосом сказал Драко, но его услышал каждый, находящийся в этом зале. – Гермиона Грейнджер невиновна. Это я убил своего отца, потому что он посмел угрожать смертью моему сыну Феликсу Малфою!

Джинни ахнула, Гарри судорожно выдохнул, а я, в одно мгновение лишившись сил, откинулась на спинку кресла, не замечая, что железные наручники врезались в кожу запястий. Откровением Драко я была не просто поражена в самое сердце, я была убита наповал: стены бастиона, которые я так упорно возводила вокруг сынишки, пытаясь спрятать его от злых глаз этой алчущей волчьей стаи, рухнули в одну секунду. Зачем он это сделал? Как он мог?!

ПОТТЕР
Малфой прошел в центр зала и встал за спиной Гермионы. Она не подняла головы, не оглянулась, чтобы посмотреть на него. По ее напряженно-застывшей позе можно было судить, что девушка зла на слизеринца - он в одну секунду открыл волшебному миру то, что она пять долгих лет пыталась скрыть от всех любопытных глаз.

- Представьтесь, пожалуйста.

- Драко Люциус Малфой. Я хочу сделать официальное заявление. Мисс Грейнджер не имеет к этому убийству никакого отношения…

В зале наступила такая звенящая тишина, что, казалось, было слышно, как над нашими головами сквозь толщу земли дребезжа и постукивая на стыках, проезжали магловские трамваи. Нет, не напрасно пришли в этот зал назойливые журналисты. С жадностью ловили они каждое слово одного из самых богатых людей в магической Англии, который неторопливо и во всех подробностях рассказывал события того вечера.

Я внимательно вглядывался в Малфоя. Длинные светлые волосы сегодня были зачесаны назад, легкая, едва заметная бледность покрыла обострившиеся в тусклом свете ламп скулы, глаза чуть сощурены, но в них ни капли страха или сомнения. Голос слизеринца не дрожал, пальцы, лежащие на спинке кресла Гермионы, не тряслись. Он был спокоен, более того, презрительно равнодушен ко всему, что происходило в зале - к перешептыванию любопытных газетчиков, к мрачным взглядам судей, к слезам собственной матери.

- Вы должны представить мальчика суду, - голос Элиаса Фриса вырвал меня из раздумий.

Плечи Гермионы вздрогнули, и она еще глубже вжалась в кресло.

- Ни при каких условиях мой сын не переступит порог этого зала, - резко ответил Малфой. - Но у меня есть свидетели, которые подтвердят его существование. Кросс, вводи их.

При этом имени я напрягся и уставился на запертую дверь, а Грейнджер впервые за последние полчаса повернулась и удивленно посмотрела на вход.

- Мой первый свидетель - Персифаль Игнатиус Уизли, младший заместитель министра магии. Именно он разбирал архивы директора Хогвартса Альбуса Дамблдора, изначально скрывшего ото всех факт появления Феликса на свет, и может документально подтвердить, что Феликс Малфой не выдумка и не фантом.

Логан Кросс, а это к моему великому удивлению был именно он, втолкнул в дверь упирающегося Перси. Тот, не желая давать показания, и изо всех сил пытаясь оттянуть свое появление в зале суда, сделал вид, что споткнулся. Но Логан, стоявший словно страж за спиной замминистра, схватил Уизли за шиворот и, слегка встряхнув, поставил на ноги и подтолкнул вперед. Оказывается, этот рыжий засранец несколько лет знал о существовании моего крестника. Не удивлюсь, если он шантажировал Гермиону своим открытием.

- Свидетель номер два – повитуха семьи Малфоев Патрисия Долсон. Она принимала роды у мисс Грейнджер и знала о существовании мальчика с самого его рождения.

Вслед за Перси Уизли в зал заседания вошла незнакомая мне женщина - метаморф. Ее волосы отливали ярко-красным оттенком, почти таким же ярким, как и ее щеки.

- Есть еще два свидетеля, - продолжил Малфой и пристально посмотрел на меня. - Они оба сейчас находятся в этом зале. Это близкие друзья Гермионы Грейнджер и крестные родители моего сына - Гарри Поттер и его жена Джинерва Поттер, урожденная Уизли.

Я встретился с ним взглядом и поразился тому, что слизеринец улыбнулся мне. И не было в его взгляде ни презрения, ни ненависти, ни желания насолить, наказать, или унизить.

*****
Драко Малфоя признали виновным в смерти собственного отца, классифицировав смерть Люциуса как превышение допустимых пределов самообороны. Приговор звучал - пять лет Азкабана. Гермиону Грейнджер отпустили из-под стражи и вернули ей волшебную палочку.

Девушка молча выслушала вердикт судей, дождалась, когда цепи освободили ее руки, тяжело поднялась с кресла, подошла к слизеринцу, сорвала со своей шеи цепочку и, не поднимая на него глаз, вложила ее в его ладонь. После этого она покинула зал, так ни разу и не посмотрев на парня. Следом за ней бросились репортеры, щелкая магическими фотоаппаратами и надеясь на эксклюзивное интервью. Особенно их интересовал юный Малфой. Один из самых наглых газетчиков осмелился даже предложить Гермионе тысячу галеонов за колдографию Феликса. Но она так приложила парня Ступефаем, что повторить его попытку больше никто не решился.

Драко проводил ее долгим тоскливым взглядом.

- А, Поттер, - заметив меня, усмехнулся он. – Теперь можешь быть спокоен - твоя мечта осуществилась. Номер один в твоем списке будет сидеть там, где ему и полагается.

- Как тебе удалось привлечь на свою сторону Кросса? – не реагируя на его колкость, спросил я.

- Наверное, мои аргументы показались ему убедительными.

- Деньги?

- Идиотом ты родился, Поттер, им и помрешь. Таких, как Кросс, не заманишь звоном галеонов. Тебе ли этого не знать? Просто мы с ним поговорили по душам, - Малфой потер скулу и улыбнулся, словно вспомнил что-то на редкость смешное, - и решили забыть все прежние обиды. Завидую Грейнджер – она всегда умела выбирать себе друзей.

И он вновь оглянулся на дверь, в которой несколько минут назад исчезла Гермиона. Потом опустился в кресло, где недавно сидела она. Цепи-наручники, зашевелившись, медленно поползли к его запястьям.

- Скажи ей, Поттер, когда увидишь.… Нет, лучше ничего не говори. Пусть живет, как хочет. Пять лет - это очень большой срок. Моему отцу хватило трех. Это она сильная, а я… я слабый…

Я не перебивал Малфоя, давая ему возможность выговориться.

- Как же много я в своей жизни наделал ошибок, - его голова бессильно опустилась. – И больше не будет возможности их исправить. Поттер, прошу тебя, Гермиона слишком гордая, чтобы просить о помощи. Не оставляй ее, ей сейчас будет так нужна твоя поддержка. Не думаю, чтобы моя мать…

Он снова выпрямился в кресле:
- Я знаю, что ты крестный моего сына. Помоги ему вырасти достойным человеком, ты сможешь, у тебя это получится.

Малфой в упор посмотрел на меня:
- О материальной стороне его жизни я позаботился. По моему завещанию именно ты, Поттер, будешь распоряжаться той долей наследства, которая перейдет к Феликсу после моей смерти. До тех пор, пока он сам не станет совершеннолетним. Ты как никто другой сможешь распорядиться этими деньгами во благо моему сыну.

Его глаза опасно сверкнули:
- Ладно, Мальчик-который-выжил, выше нос! Не поминай лихом! Зато теперь по моим венам течет кровь истинного гриффиндорца.

Он тяжело поднялся на встречу приближающимся охранникам. Цепи на его запястьях раскрылись и с грохотом упали вниз. Малфоя вывели в пустой коридор, за его спиной глухо захлопнулась тяжелая железная дверь.

Прав был Дамблдор, когда сказал, что мы слишком рано проводим распределение.