…– Книжный червь, – звонкое сопрано не оторвало Константина от увесистого фолианта, который тот пытался прочитать. Шелковистые чёрные волосы – цвета ночи, цвета вороньего крыла – легли на текст, заставляя дампира поднять недовольный взгляд. – Моё общество настолько хуже общества книг?
Он улыбнулся – немного застенчиво, с толикой лукавства.
– Разве я когда-нибудь говорил об этом, Пандора? Тем более, ты легко можешь переубедить меня в чём угодно.
Лёгкая, словно сотканная из воздуха, девушка присела на краешек стола; её маленькое округлое лицо было почти совершенным, а большие тёмные глаза смотрели мягко, будто у кроткой голубки. На бледных щеках горел человеческий румянец.
– Я никогда не заставляла тебя делать ничего против твоей воли.
Константин выгнул бровь.
– Ладно, почти никогда, – сдалась Пандора, запустив пальцы в каштановые кудри юноши. – Надо же как-то бороться с твоим упрямством и замкнутостью.
– Одиночество меня не тяготит.
Она устало вздохнула и принялась перебирать его волосы, и это занятие, казалось, полностью поглотило его. Он видел, что девушка всё не решалась начать более серьёзный разговор и не торопил её, вернувшись к книге. Читал вслух – ей нравился его голос. Константин был к ней по-своему привязан, хотя и не позволял привязанности окрепнуть. Их мир был слишком жесток для нежностей – зачем испытывать чувства к тому, кому, может быть, придётся всадить нож в спину? Он вздохнул. «Пустые ценности». Так ли? Но единственный, у кого он мог бы спросить, с ним говорить не захочет.
– Это правда?
Константин поднял взор от витиеватых строчек.
– Надеюсь, что да.
– Ты так жаждешь битвы, Константин?
Он не спешил отвечать, раздумывая над вопросом – ответить сразу отчего-то не получалось. Голубые глаза поблекли.
– Необходимость… Да и наш разговор пустой – всё уже решили, и ослушаться приказа я не имею права. Твой отец тогда отправит меня на плаху, – усмехнулся, но она не разделила его весёлости.
– Обещай, что вернёшься.
– Я вернусь, я обязательно вернусь.
Горячая юная кровь. Кто из них первым потянулся к другому, они не понимали, но, кажется, Пандора прикоснулась губами к его губам раньше; юноша не нашёл причин не отвечать на поцелуй.
– Библиотека не самое подходящее место…
– Плевать…
…Стальная птица взмыла вверх, оставляя жаркую землю далеко внизу. Константину не доводилось летать – он с нескрываемым интересом наблюдал за уменьшающимся тосканским пейзажем, за голубыми прожилками рек и чёрными лентами автострад, пока те не скрылись за ватными облаками. Безмерное небо вокруг – холодное и такое яркое, что его глаза казались блёклыми. Дампир тряхнул головой и зевнул.
– Ты же должен был выспаться, – вежливым тоном произнёс Деметрий, удобно расположившийся в кресле рядом и без особого интереса просматривающий свежую прессу. Легкое недовольство послышалось в его голосе; юноша почти сразу сник, пытаясь придумать толковое оправдание. Само по себе чудо – отец с ним разговаривал, но ирония судьбы – Константину нечего было ответить.
– Я… отдыхал…
– Я заметил.
– Я выносливый, – без должной уверенности.
– Это мы ещё проверим, не сомневайся. – Пальцы его чуточку сжались, но в целом вампир ничем не выражал своего недовольства; выражение лица оставалось совершенно бесстрастным. – Отдыхай. Перелёт долгий.
– Разве? – Константин совершенно оробел, не зная, как реагировать и что сказать. А сказать ему хотелось так много! Только слова не шли на язык, застревая в горле. Почти с отчаяньем он понимал, что упускает шанс, который больше может и не представиться.
– Ты рано перестал считать время. – Деметрий выразительно перевернул страницу, давая понять об окончании разговора. Юноша отвернулся к иллюминатору и смежил веки, стараясь заснуть – прошлую ночь действительно следовало оставить отдыху. И предыдущую… Ему не то, чтобы было стыдно за время, проведённое с Пандорой, но он боялся подвести отца. Если бы он знал, с кем его в итоге отправят! Сожалеть было поздно, и им завладела мрачная решимость. Он всё проделает безупречно.
– Люблю нашего правителя за нездоровую иронию, – хмыкнул ищейка, ни к кому конкретно не обращаясь. Две стюардессы шептались, не в силах определить, кем Константин приходится Деметрию – не то племянник, не то сын; дампир кожей ощущал раздражение отца подобными пересудами. Если обе девушки вернутся обратно живыми, произойдёт чудо. Впрочем, юноша не сожалел – одна из них была как раз в его вкусе.
…Константин всматривался в вязкую тьму, стараясь ни о чём не думать и терпеливо ожидая возвращения ищейки. Не беспокоился – не было причин; сердце его забилось часто-часто в предвкушении предстоящей расправы. Он чувствовал себя львёнком, которого впервые взяли на настоящую охоту – пусть к запаху крови и пепла его давно приучили; теперь и ему предстояло уничтожать тех, кто, возможно, и не был виновен. Имело ли это для него значение? Юноша дёрнул плечом.
Деметрий появился бесшумно, возникнув из ночных теней, словно сам был одним из них. Дампир не посмел ничего спрашивать, только вопросительно посмотрел, не надеясь на объяснения.
– Нас опередили. – Вампир вытянулся в струнку и походил сейчас на гончую, идущую по следу. Его холодный взгляд блуждал по пустынной улочке, но кого отец стремился высмотреть, юноше было невдомёк. Перемена завораживала – вдалеке от стен замка Деметрий казался диким и опасным, вся его холёность и почти изнеженность исчезла, будто её никогда и не было. Константин понимал, что говорить без позволения опасно, поэтому молча ждал пояснений.
– Насколько близко ты можешь подойти, оставаясь незамеченным?
– Вплотную, – сдерживая нетерпение в голосе, отозвался дампир. – Если, конечно, не к вам.
Ему показалось или ищейка чуточку приподнял уголки губ в улыбке? Неуверенный, он списал это на игру теней. Отец никогда ему не улыбался.
– Прекрасно. Обследуешь логово наших дорогих друзей – вне зависимости от наличия хозяев, а потом расскажешь мне обо всём.
Константин, едва дослушав, уже сорвался с места, но его остановил ощутимый подзатыльник.
– Мальчишка, – Деметрий обнажил зубы в оскале, – уйми свои эмоции – они будут тебе только мешать, – его пальцы властно впились в загривок сына, точно удерживая того на поводке. Константин через плечо посмотрел на ищейку и, как ни старался, не смог скрыть недовольства во взгляде, ощутив клокочущую злость; голубые глаза сделались прозрачными, точно лёд. Он совсем по-змеиному зашипел и услышал в ответ низкое раскатистое рычание. – Щенок, – снисходительно, с толикой иронии.
– Если я щенок…
Деметрий приподнял бровь, ожидая дальнейших слов; колючий взгляд его не предвещал ничего хорошего.
– То я пёс? Гончая? – мягко подсказал он. – Ну же, не молчи. – Юноша понуро опустил голову, стараясь сдержать эмоции. Дыхание клочьями вырывалось из груди, застывая в морозном воздухе облачками пара. Ищейку, казалось, забавляло бессилие сына.
– Я не должен был, извините, – рычание так и не сорвалось с бледных губ.
– Тебя прекрасно вышколили, но раз уж мы здесь одни, то почему бы не быть откровенным? – Пальцы его разомкнулись, чтобы вновь сомкнуться на горле дампира. Не сильно, но дыхание у того перехватило.
– Эмоции мешают, разве нет? А доставлять вам удовольствие собственным провалом я не собираюсь, – дерзость сорвалась с языка прежде, чем Константин обдумал ответ. Он меня убьёт, невольно пронеслось в его мыслях.
– А я уже начал думать, что у меня дочь, а не сын. – Вампир не особенно ласково толкнул юношу вперёд, отчего тот едва не споткнулся. Зашипел и тут же исчез, поглощённый всколыхнувшимся мраком. Его просто нет. Он остановился и посмотрел на Деметрия, затем сплюнул и решительно направился дальше. «Посмотрим, кто окажется прав, дорогой родитель».
Тенью Константин проскользнул в старинный особняк, не тревожа возможных обитателей – окно на верхнем этаже оставалось приоткрыто, словно в ожидании гостей. Дампир прислушался, но не уловил даже малейшего шороха; повисший же в воздухе запах насторожил его. Он нахмурился. Не пепел, нет, а что-то более вязкое и горькое, точно какая-то хворь… Против воли его верхняя губа приподнялась, обнажая жемчужно-белые зубы. Деметрий не подходил так близко – даже ему не удалось бы остаться незамеченным. Юноша принялся неторопливо осматриваться. На всех предметах богатой обстановки лежал тонкий слой пыли, а по углам серебрились нити паутины. Переходя из комнаты в комнату он не находил свидетельств чьего-либо присутствия, заставлявших его лишь тщательнее удерживать ауру вокруг себя. Было подозрительно тихо даже для жилища вампиров. А уж царивший аромат, прилипающий к коже, заставлял дыбиться малейшие волоски на теле. Так пахла смерть, вдруг понял Константин, но смерть, принесённая не огнём. Тлен… Он бешено заозирался по сторонам, ощутив, как сердце забилось где-то в горле.
Эмоции мешают, вспомнил дампир, уже начав отступать. Глубоко вздохнул. В трусости нет чести. Он толкнул дверь, выходя во внутренний дворик, окружённый высокой живой изгородью. Пролитая кровь уже почернела, напоив промёрзлую землю. Удивление сменилось паникой, за которой пришёл страх. Преследовавший юношу запах нашёл своё объяснение – такой аромат источала мёртвая вампирская плоть. Неуязвимые на первый взгляд существа были растерзаны так, что было почти невозможно понять, кто есть кто. Он видел множество смертей и не всегда самых приятных на вид, но в этих было нечто совершенно омерзительное. Тела рвали на части со звериной жестокостью, а некоторые будто пережевали и выплюнули. С ними словно игрались… Тошнота подкатила к его горлу; Константина вырвало кровью. Гадкий, отвратный запах… Он вытер рот рукавом, продолжая осматривать каждое тело – вне зависимости от собственного отвращения, необходимо было выполнить всё безупречно. Запоминал.
Деметрий внимательно слушал рассказ дампира, который был рад, что его желудок опустел. Он замолк и, не дожидаясь позволения, спросил:
– Вы ведь там были?
– Да. Зачем тогда туда был послан ты?
– Мне хотелось бы знать.
Ищейка едва заметно нахмурился, делая заметными оставленные человеческой жизнью мелкие морщинки в уголках глаз и у линии рта.
– Тебе следует привыкнуть к запаху и вкусу смерти. Она не всегда похожа на то, к чему мы привыкли. Ты бледен, как полотно, – с легкой иронией. – Увиденные картины тебя впечатлили?
– Благодарю за преподнесённый урок, – сдержанно отозвался Константин. – Что за твари сделали такое? Вампиры неуязвимы…
– Любое земное существо смертно, только каждое имеет свой отрезок пути, который рано или поздно закончится. Вечность весьма относительное понятие, так же как и бессмертие. – Деметрий со странным выражением смотрел на полную Луну; весь вид его стал задумчивым, а голос – почти мягким. Юноша приготовился слушать. – Когда-то между нашим родом и оборотнями, неспособными контролировать себя в ипостаси зверя, были жестокие войны – они были угрозой тайны существования любого нечеловеческого создания. Наверное, мы действительно оказались природными врагами – наш яд для них смертелен, а их укусы убивают нас. Так или иначе, но они оказались почти полностью истреблены, – его взгляд обратился к дампиру. – Последние оставшиеся – озлобленные твари, но, как бы то ни было, они освободили нас от работы. Что-то не так?
Константин опустил глаза.
– Разве мы их не сожжём? Не слишком правильно, что они… не упокоены, – Спохватившись, он добавил: – Люди могут увидеть…
Деметрий вскинул бровь.
– Ты займёшься этим сам.
Юноша не стал возражать.
Ищейка бродил неподалёку, пока его сын, старавшийся скрыть дрожь и омерзение, перетаскивал останки в дом. Желание вымыть руки сделалось почти непреодолимым; Константин не мог избавиться от горечи во рту и ощущения опасности, угнездившегося в самых глубинах его существа. Огонь занялся не сразу; оранжево-жёлтые язычки, казалось, не были способны причинить вред бессмертной плоти, но потом вдруг пламя ярко вспыхнуло, сделавшись прожорливым. Дампир вышел лишь тогда, когда загорелись половицы и убранство главной залы. От горького запаха дыма кружилась голова.
Он замер на пороге, не чувствуя разгорающегося жара за спиной, и низко зарычал, согнувшись. Существо, с интересом смотрящее на него, лишь отдалённо напоминало волка – в нём было слишком много человеческого. Константину вспомнились иллюстрации в старых фолиантах, рассказывающих о «серой чуме». Но разве человеческий рисунок отражал хотя бы сотую долю правды? Юноша не мог назвать это создание уродливым – скорее красивым, но красота была дикой. Уши с кисточками стояли торчком, прислушиваясь к живому сердцебиению. Зверь даже высунул красный от крови язык, пробуя незнакомый запах. Дампир исчез раньше, чем успел осознать, и высоко вспрыгнул, спасаясь на крыше от острых зубов. Паника. Дикий страх.
– Деметрий… – беспомощный шёпот.
Волк недовольно заворчал внизу; где-то послышался визг сирены. Деметрия нигде не было, отчего дампир ощутил полную растерянность. Он не знал, что делать и что думать. От донесшегося до него звука он вздрогнул – не вой, а жалобное поскуливание; оборотень яростно взвыл, встав на задние лапы и сорвался с места, стремительный, как сама смерть. Опасность ушла… Константин застыл, глядя вдаль. Звуки схватки в близлежащем лесу. Юношу прошиб холодный пот – ищейка вряд ли знал о втором враге.
– Отец!
Он следовал за зверем, да только не мог нагнать – слишком сильно проигрывал в скорости. Он сам дал ему фору, не сразу сбросив оцепенение, когда необходимо было действовать молниеносно. Огромная серая туша мелькала среди деревьев близлежащего леса, легко ориентируясь в окружающей темноте, которую не грел холодный лунный свет. Зверь, взрывающий когтями подлесок, следовал на отчаянный зов своего сородича. Пахло промозглой сыростью и землёй. Дампир остро ощущал каждую прошедшую секунду – никогда прежде время не было столь важным.
Он лишь мельком заметил, как отец расправлялся с другим оборотнем – отточенные и быстрые движения вселяли уверенность; кажется, его не ранили. Хрипы и рычание. Ликованию не осталось места – увлечённый схваткой, Деметрий не видел нового врага, летящего на него со спины. Тяжёлый запах звериной крови. Сильный прыжок. Броску недоставало точности и силы, но его хватило на то, чтобы отвратить пасть волка от тела ищейки. Константин со всей силы вцепился в загривок волку, пытаясь разорвать шкуру – она оказалась на удивление прочной. Зверь взвился на задние лапы, стараясь сбросить с себя досаждающую ношу, а затем рухнул на спину. От сильнейшего удара у юноши на миг потемнело в глазах, но вроде бы даже все кости оставались целы. Оборотень поразительно быстро поднялся на ноги; с обнажённых в оскале зубов капала слюна. Радость сменилась жгучей болью, сдавившей грудь – сам Константин оказался не так ловок, его движения утратили быстроту и лёгкость. Он почти с удивлением наблюдал, как изогнутые клыки впились в него, и попытался разжать смертоносные челюсти. Тщетно. Константин бешено изворачивался и отбивался, почувствовав, как его, словно тряпичную куклу, подняли над землёй. Хруст костей. Сухожилия и вены не выдерживали такого натиска. Собственный крик оглушил его. Он перестал чувствовать тело – казалось, там не осталось места, которое бы не болело. Задыхался, не понимая, почему не хватает сил на столь простое действие. В глазах потемнело, дампир, собрав последние силы, попытался вырваться из стального объятия, ощущая, как захлёбывается своей кровью. Треск, словно сухих веток. Всё закончилось не более, чем за минуту – его бросили, точно наигравшись и утратив интерес. Удара он не почувствовал, ощущая только, сколько муки приносит каждый сбивчивый удар сердца. Темнота не принесла спасения – лишь приглушила агонию, в которой он медленно сгорал. Всё потеряло значение. Константин вдруг подумал, какая наглая ложь – перед его мысленным взором не промелькнула вся короткая жизнь. Обманывали даже в такой мелочи… Невидящими глазами он отстранённо наблюдал за схваткой теней, пытаясь вспомнить нечто очень важное. Захрипел, когда его свела судорога, зачем-то попытался подняться. Больно, ему так больно…
…Холод облизывал кости – раньше Константину не приходилось замерзать. Он попробовал свернуться клубком в попытке согреться, но чувствовал себя слишком слабым; позвоночник словно подожгли. Заскулил. Сжал пальцы, ощутив постороннее присутствие, и не то захрипел, не то зарычал. Дампир распахнул глаза – всё вокруг было странно-размытым, нечётким. Он слышал знакомый голос, впрочем, не мог разобрать слов, и, кажется, это обращались не к нему. Мысли постепенно меркли, теряли значение. Уснуть бы и не проснуться… Он так устал…
– Пей!
Юноша дёрнулся в попытке защититься, но ему крепко сжали челюсть, заставляя разжать зубы. Остывшая кровь имела странный солоноватый привкус; первый глоток дался с неимоверным трудом, и Константин попытался отстраниться. Терзавшая его жажда не стоила таких усилий. Словно битое стекло… Она его не согревала, и лучше он себя не стал чувствовать, только сердце бешено заколотилось, больно ударяясь о рёбра. Дампир не мог отдышаться и вспомнить, кому принадлежал тёмный силуэт, нависший над ним. Он чувствовал холод руки, лежащей на горле. Прошла долгая минута, прежде чем пальцы исчезли. Он вновь провалился в беспокойную полудрёму.
…Прошло немало времени до появления в его голове связных мыслей и обрывков воспоминаний. Он не хотел умирать и яростно боролся с хворью, сжигающей нутро. С заторможенным удивлением он ощущал вокруг себя знакомые запахи, но вспомнить возвращения домой не мог – всё размыла боль, которой, казалось, не будет конца. Кончики пальцев стыли – он до сих пор не мог согреться. Голоса сливались в раздражающий гул. Он невольно поморщился.
– Смотрите, он приходит в себя! – от пронзительно-высокого сопрано ему захотелось накрыть голову подушкой. Наступившая тишина разорвалась невообразимым шумом.
– Синьорины, не могли бы вы оставить его. Ему требуется покой. – Константин прислушивался к влажному биению сердца и току крови по венам, чуть приоткрыл рот, пробуя воздух на вкус. Человек?
– Разве мы плохо за ним ухаживаем? – голос другой, пониже, в нём чувствовался вызов. Шорох. Движение.
– Нет-нет, что вы…
– Тогда почему вы отсылаете нас?
– Мы не уйдём!
– Вы нас не выгоните!
– Он нам как брат.
– Да… брат…
Повисшую на мгновение тишину всколыхнул чистый искрящийся смех. Его губы чуть дрогнули в улыбке. Они неисправимы.
– Пусть только он придёт в себя, и я его расцелую, как положено любящей сестре.
– Смотрите!
Константин распахнул глаза и сощурился от яркого света. Человек – врач? – пытался его расспросить, но он не отвечал, не в силах отвести взгляда от пульсирующей ярёмной вены. Не было звука слаще, чем пульсация горячей крови по живым жилам. Провёл пересохшим языком по губам. От сильнейшего голода меркли мысли, высвобождая инстинкты. Он убьёт любого, кто попробует ему помешать. Почувствовал тёплые прикосновения. Мышцы сжались, отдаваясь болью, и он схватил мужчину за шею, прижимая его к себе. Сил вполне хватало на то, чтобы удерживать отбивающееся и верещащее на разные голоса тело. Зубы легко взрезали мягкую плоть. Он пил и не мог насытиться, находясь на грани обморока от удовольствия. Не самый лучший вкус, но живительная влага согревала его до самых кончиков пальцев рук и ног. Дампир почти с отвращением отпихнул от себя труп. Тяжёлое дыхание. Низкое, довольное рычание.
– Константин? – он чуть повернул голову на голос. Пандора, Мелисса и Леда внимательно смотрели на него, но ни одна не решалась дотронуться. Три грации, невольно пришло на ум сравнение; прекрасные в своей вечной юности, свежие, как дыхание весны. Дампир попытался улыбнуться.
– Кто из вас обещался поцеловать меня? – собственный голос показался ему чужим, до того тихо и хрипло он звучал. Белокурая Леда, сверкнув зелёными, как ревень, глазами, мгновенно прижалась к его губам.
– Ему трудно дышать!
– Доволен, братец? Ты нас до смерти напугал, так что…
– Тебя не целовать надо, а хорошенько взгреть! – Мелисса капризно поджала губы и принялась накручивать на палец локон рыжих волос.
– Я же обещал вернуться, – выдохнул он, глядя на Пандору, которая в ответ чуть сжала его пальцы. Тёмные глаза её влажно блестели.
– Ты же нам всё расскажешь?
– Хочешь чего-нибудь?
– Мы приведём другого человека, ты только скажи.
Константин недовольно поморщился – они были столь же заботливыми, сколь и утомительными. У него ныло всё тело, а эйфория от свежей крови быстро прошла, будто её и не было. Воспоминания… Он бессильно ударил кулаком по кровати.
– Я бы хотел остаться один, – наконец, выговорил юноша, больше не испытывая радости от своего спасения. Не так уж и важно теперь, жив он или мёртв. – И рассказывать мне нечего.
– Вы только посмотрите на него! – Мелисса, проворная, точно кошка, подалась вперёд и несильно прикусила его за шею. Он был настолько слаб и измотан, что не мог дать отпора; его хватило только на оскал. – И эта твоя благодарность?!
– Тише-тише, успокойся. Наверное, ему правда необходим покой, – Леда всеми силами пыталась урезонить девушку, увлекая её к двери. – А может он боится, что мы воспользуемся его беспомощностью? – она показала дампиру язык. – Я бы не прочь…
– Леда!
– Согласись, Пандора, нечестно, что всё достаётся тебе.
Константин с трудом сдержал стон – боль и не думала его отпускать; там, где в его плоть впивались клыки зверя, всё горело огнём. Тугие бинты, порядком пропитавшиеся кровью, стягивали его торс. Высокий лоб покрылся испариной. Последнее, что юноша запомнил, озабоченное лицо Пандоры.
– Я его подвёл… – тише шороха листьев в кронах. Благословенная тьма…
Тревожные мутные сны – практически кошмары, но в реальность возвращаться ему не хотелось. Он почти ни с кем не разговаривал, хотя Пандора проявила ужасную настойчивость, не желая его покидать. Она молча сносила его капризы, сменявшиеся раздражённой замкнутостью, ухаживала и не просила ничего взамен, ничего не спрашивала. Константин же, погруженный в собственное отчаянье, не замечал ничего вокруг.
– Ты себя изводишь, – девушка не подняла глаз от рукоделия, старательно вышивая его инициалы на манжетах белоснежной рубашки. – Мне больно смотреть.
– Так не смотри! – Юноша отвернулся к окну. Несмотря ни на что, он медленно приходил в норму, пусть и его нестабильное состояние ещё внушало некоторые опасения. – Я не держу тебя.
Она промолчала, но и не думала уходить. Такие вспышки были уже не в первый раз, и ей надоело отвечать на его провокации.
– Лучше бы я подох там, – едва слышно произнёс дампир, обхватив голову руками. От осознания собственного провала стало нестерпимо горько. Он зашипел, когда Пандора приблизилась к нему. Отец, раньше ни во что не ставивший сына, теперь и вовсе даже не посмотрит в его сторону. И винить Константин мог только себя. Отчего только Деметрий не добил его?
– Пожалуйста, не говори так.
– Пандора, оставь меня одного. Хотя бы сегодня.
Она не сдвинулась с места.
– Убирайся к Дьяволу!
– А сам бы ты не пошёл к чёрту? – она смерила его гневным взглядом и, отбросив вышивку в сторону, ушла. После громкого хлопка двери повисла долгожданная тишина, впрочем не принесшая покоя его душе. Он уже был не рад тому, что сорвался на Пандоре, но ему действительно требовалось побыть одному. Мысли обращались к той ночи – память постепенно восстановила всё до мельчайших подробностей. Горько. Он ошибся, а за ошибки надо платить. Не признает… Никогда.
Лёгкая поступить, мягкие шаги.
– Я же сказал, чтобы ты убиралась!
– Прощу на первый раз, малыш.
Он резко обернулся, отчего заныли все раны разом, только сейчас поняв, что не слышал сердцебиения. Хайди мягко улыбалась, рассматривая его.
– Извините… я думал…
Она взмахнула рукой.
– Тебе следует извиниться перед той, с которой ты был так неласков, – в её голосе прозвучал лёгкий упрёк. – Это приказ. – Константин не без труда поднялся. – Впрочем, я пришла не за этим.
– Я всегда рад вас видеть, – слабо проговорил он, теряясь в догадках. Причина её визита оставалась для него неясной.
– Как ты себя чувствуешь?
– Вполне хорошо. – Признаться, что он с трудом стоит на ногах, дампир не мог; ему было жутко стыдно чувствовать себя настолько слабым. Хуже человека… Хайди улыбнулась и, будто бы потеряв к нему интерес, решила уйти, но в дверях остановилась.
– Тебя хочет видеть Деметрий. Он ждёт.
Известие поставило его в тупик, оно никак не укладывалось в голове. Юноша несколько минут стоял в полном оцепенении, пытаясь свыкнуться. Отец звал его! Но разве возможно? Как? Почему? Следовало сменить бинты и привести себя в более подходящий вид… К чёрту, он не может медлить. Шипя от боли, Константин всё же переоделся. Его вид оставлял желать лучшего – бледный, со следами неотступившей болезни, он выглядел почти жалко. Впрочем, Деметрий уже видел, как он выл от укусов, и его вряд ли потревожит такое неуважение. Подвязал волосы.
Никогда ещё путь до покоев отца не был для дампира таким долгим – спешить не получалось и не хотелось. Он не сразу постучал и с тревогой, перерастающей в панику, ждал ответа.
– Входи, – в голосе отца не слышалось недовольства. Константин, громко сглотнув, переступил порог. На столе горела свеча; её пляшущий огонёк отбрасывал странные блики и сюрреалистично вытягивал тени. – Мне непривычно разговаривать, когда я не вижу и не слышу собеседника. – Ищейка стоял спиной к нему, наблюдая за течением суетной городской жизни. Из распахнутого окна тянуло прохладой, но юноша и не думал жаловаться. Аура исчезла, рассыпаясь туманом.
– Вы звали меня?
Деметрий чуть повернул голову.
– Ты так здесь всё рассматриваешь, будто никогда не был, – лёгкая насмешка. – Присаживайся, составь мне компанию в игре.
– С вашего позволения.
Искусно вырезанные шахматные фигурки ожидали своей очереди; Константин подумал, что вне зависимости от удачливости, выиграть он сегодня не посмеет. Ищейка не спешил начинать разговор, а юноша не осмеливался сам сказать первое слово. Сотни вопросов… Наконец, Деметрий, будто вспомнив, что он не один, опустился в кресло напротив и принялся пытливо осматривать сына.
– Ты опять исчезаешь.
– Простите. Иногда способность несколько бесконтрольна, – смущённо. Унять бы пустившееся вскачь сердце! Самообладание оставляло его, как и всегда при встречах с отцом. Он робел и ничего не мог с собой поделать.
– Ты желаешь что-то спросить?
Константину было неуютно под соколиным взором отца; он осторожно передвинул белую пешку.
– Если вы позволите.
– Что ж, тогда спрашивай. Я отвечу, если сочту нужным.
Дампир кивнул.
– Я вас подвёл там, – он опустил взгляд на доску. – Тогда почему всё это? – Признаваться оказалось сложно, но он тихо-тихо произнёс: – Я не заслужил…
Деметрий молчал, сложив руки шатром – кончиками пальцев друг к другу.
– Следующий вопрос. У тебя, безусловно, есть что спросить?
– Да, – слишком поспешно ответил Константин и тут же смолк. Ищейка перевернул ладонь, поощряя его. – Кем вы были до того, как получить поцелуй бессмертия?
Впервые на памяти юноши отец улыбнулся ему – почти тепло, с толикой лукавства.
– Я был бастардом и люто ненавидел собственного отца, Константин.

Предыдущая глава