— Не подходи ко мне! — сродни осиновому листу, Тед дрожал от каждого прикосновения Карлайла, и жадно веруя в непоколебимую верность маминого друга, все сильнее прижимался к Эдду уже второй час подряд. Каждый шорох напоминал недавнюю бойню, и всякое прикосновение в сознании олицетворялось желанием причинить боль. Все напоминало об отце, ужасах войны и той беде, которая сломила бы стремления и желания каждого ребенка, ведь как ни как, мальчик потерял члена семьи и родное сердцу существо. Весь этот хрупкий бумажный мир, что они отстраивали так скрупулёзно и щепетильно; их картонные короны и целлофановые мантии, найденные в мусорных баках, и весь другой мусор, окружающий его с рождения, начинал просто рассыпаться, впрочем, как и любая иная детская мечта. Его мир был уничтожен тогда, когда погиб верный друг.

И что происходит теперь? Тед, бывший когда-то безымянным Джигги, начал понемногу осознавать, что эти Каллены пытаются стереть абсолютно все воспоминания о его жизни: с него сняли потрепанную одежду, помыли и причесали, так сказать, нарядили Маугли в парадное. Остались лишь синяки — те, что на теле и те, что внутри. Сначала они вылечат первые, а потом возомнят, что и другие сумеют разогнать. Нет уж, братцы, такого никогда не будет, ибо забыв то, с чем родился, начнешь повторять все сначала. А Тедди не хотел больше видеть подобного никогда.

Эдвард вначале хотел помочь отцу. Они вдвоем бы точно с легкостью его скрутили, осмотрели и усыпили, но и доверие бы потеряли в его глазах тоже вдвоем. Все же, как ни как, теперь все сидящие в гостиной желали лишь того, чтобы Белла осталась с ними как член клана, а Тедди, получается, шел в комплекте. Парень даже посмеялся над своими мыслями, представив мальца в качестве необходимого его девушке аксессуара, словно зарядное устройство для телефона. Надо было как-то расположить его к себе, и у Эдда пока получалось.

— Это не больно, — Карлайл сидел на корточках, рядом с диваном. Он не выглядел злым или уставшим от такой невоспитанности маленького гостя; речь его казалась весьма дружелюбной, только вот ничего из этого не могло заставить Тедда хотя бы повернуть свою голову, чтобы взглянуть на Каллена. Ему было достаточно верить, что все это не больше, чем обман. — Ты же доверяешь Эдварду, да? Мы с ним в одной лодке — он слышит мои мысли, и если бы я хотел тебе навредить, то давно был бы им остановлен. Да и в руках у меня ничего нет, чтобы тебе навредить.

— У папы тоже в руках ничего не было, но он убил Ваську! И маму искалечил, а меня… Меня он просто кинул в яме, оставив замерзать словно котенка. И только Эдвард решился мне помочь, — Арчери лишь на секунду отстранился от своего спасителя, чтобы взглянуть в глаза Карлайла. Он не поддавался чарам его красоты или доброты, ведь, всматриваясь в бездну столько лет, из-за страха увидеть зло, начинаешь повсюду видеть только плохое. О каком доверии вообще могла идти речь, когда малолетний ребенок уже начал проводить грани между теми, кто намерен причинить ему боль, и теми, кто относился к нему безразлично. Губы задрожали, руки затряслись, и последние слова он, скорее, промычал, чем проговорил. — Если бы меня нашел бы кто-нибудь другой, та же Элис или Джаспер, я бы там до сих пор сидел. А мне было так страшно, и так больно. Да, возможно, мама и родила меня от такого чудовища, как папа, но я не хочу быть таким. Я не люблю боль, и никогда не причиню ее другому. И мне так плохо от того, что я ранил маму.

Тед больше не вжимался в Эдварда, и кулачок, держащий дорогую рубашку, наконец, разжался. Однако легче не становилось, а, наоборот, чем сильнее становилось слышно детское рыдание, тем сильнее Эд жалел, что был не в силах обуздать стремление семьи защитить лишь себя, а не всех. Они и впрямь могли остановить Джеймса еще до того, как тот устроил все эти злодеяния. А тайна? Она бы и так вскрылась, как только бы Белла сблизилась с ними еще сильнее.
Эсми начала плакать вслед за Теддом. Слез, конечно, не было, но разве в горе они необходимы? То, что сказал мальчик было лишь крупицей из того песка проблем, в которых уже какой год тонули эти дети. Естественно, всю кучу песка Белла никогда не покажет им, даже если и удастся ее уговорить на вступление в чету Калленов; однако Эдвард понадеялся, что хотя бы песочные часы-то можно будет состряпать. Все же, она и так согласилась многое рассказать ему, глядишь, и еще какой секрет удастся выведать.

— Успокойся, все хорошо. Твоя мама вскоре проснется, — от незнания, как стоит успокаивать в таких ситуациях, и даже от неловкости Эдвард решил отказаться вмиг. Не сказать, что он питал большой любви к этому ребенку, но плохого ему он точно ничего не желал, поэтому, возложив на себя ответственность за прирученного им зверька, Каллен принялся сначала утирать слезы все тем же злосчастным одеялом, а, поняв, что от этого мало будет толку, взял Тедда к себе на колени, начиная медленно раскачиваться. Конечно, тот не надеялся, что это поможет, но это было лучше, чем просто смотреть на то, как он заливается слезами.

Спустя несколько времени крики начали утихать. Всхлипы все еще продолжались, но с каждым разом становились все тише и тише, будто утопая в пелене усталости. Эдвард не считал это своей заслугой, но, тем не менее, ему становилось легче от каждой мысли, что той страдающей частице Беллы становилось хоть немного, но все же лучше. Тед больше не держался за него, но это не позволило Эдварду его отпустить, ибо теперь сам вампир держался за ребенка.

Эсми сидела рядом, на самом подлокотнике. Она осторожно касалась маленьких пальчиков, и трепетно поглаживая детскую ладонь, со всей своей добротой была обращена к внуку. Женщина хотела помочь, согреть и защитить, но к ее большому огорчению, сейчас Тед не был настроен на любые разговоры с нею. Сейчас, ощущая себя в цепях собственного страха, Эсми боялась даже произнести что-нибудь, однако вовремя решила себя перебороть.

— Тедди, — наверное, мать клана впервые обратилась к своему внуку по имени. Естественно, она не раз уже успела подумать о его прошлом, о их родстве, не раз и переживала за него, но заговорила с ним она все же только теперь. Усталые глаза как-то вяло взглянули на нее, но былой злости уже в них не было. Только маленькая толика заинтересованности. — Милый, ты же очень любишь Беллу, да? Заботишься о ней, небось, постоянно. Так вот, подумай о ней и сейчас. Я понимаю тебя, как никто иной, ты хочешь увидеть маму. Но, так или иначе, сейчас ты немножко заболел. А Белла настолько устала, что не в силах будет сражаться с всякими пакостными бактериями и микробами, которые ты можешь занести к ней. Она тогда начнет болеть лишь сильнее…

Женщина все также держала его руку, на этот раз уже не боясь говорить даже тогда, когда Тед снова начал всхлипывать с пущей частотой. Но, приобняв его за плечи, Эсми поняла, что успокоить ребенка не так уж и тяжело.

— Мы ведь не говорим тебе, что ты не должен с нею видеться, просто просим тебя быть чуточку осмотрительнее. Тебе ведь ничего не стоит подлечиться, а твоей маме станет лучше от этого. Ведь даже не считая риска заражения, представь каково ей будет увидеть тебя нездоровым.

Тед хотел было еще раз залезть в свое убежище. Однако мозг его все еще соображал, поэтому, посчитав слова Эсми весьма вразумительными, он больше не стал прятаться. Лишь пропищал что-то вроде: «Тогда ладно», решил поддаться на эти уговоры.

***

Белла не просыпалась уже двое суток. Эдвард, хотя и прекрасно понимая, что серьезных травм у нее не было, но все же поддавался панике, представляя разные нехорошие картинки у себя в голове. Тот был на взводе, наверное, еще более своих родителей, которые вот уже какой час обсуждали сложившуюся ситуацию.

Этого, конечно, никто не понимал, однако все решили, что разговоры — прекрасный способ борьбы со стрессом. К счастью для родителей, и в особенности, к счастью для Эсми, последнюю новость все восприняли очень спокойно. Больше никто не возражал против Беллы, и это не могло не радовать.

Естественно, в мыслях каждого еще прослеживался ступор от произошедшего. Эдвард же решил надеяться, что это вскоре пройдет, и в последующем, ни у кого не возникнет больше и мысли считать Беллу чуждым элементом в их семье. И особенно в этом плане он был рад за отца. Карлайл, недавно лишь обо всем узнавший, уже считал девушку частью своего мира; Эдвард даже стал подумывать о том, что, если Белла не согласиться остаться среди них, то отец соберет вещички и пойдет вслед за ней. С одной стороны смешно представить, как Белла будет убегать от них, а они, цепочкой из семи вампиров, будут ее догонять, ибо тут как в русских сказках получается: Карлайл кинется за Беллой, за ним и Эсми подоспеет, а там и Эдвард, Элис, Джаспер и так далее. Хотя нет. Эдвард хотел быть первым, кто присоединится к девушке в ее побеге. В общем-то, Каллен любил представлять себя в качестве члена маленькой семьи, где были бы только он, Белла и Тедди. Родители, конечно, тоже нужны, но будет лучше, если те будут держаться на расстоянии.

— А как называется этот зверь? — Каллена из его мира грез как всегда пришлось вытаскивать из вне. Он, сидел на полу, рядом с дверью, за которой отдыхала его подруга, и смотрел на подошедшего к нему Тедди. Мальчик подошел ближе, чем для него было привычно, и сидя на корточках, показывал Эдварду очередной пластырь с картинками. В руке у того была большая тетрадь, которую Джаспер доставил в дом вместе с другими вещами Арчери, и в кою постоянно делались какие-то странные заметки. Тед все еще не шел на контакт ни с кем, кроме Эдварда. Также он боялся подойти к еде, а воду и таблетки в него приходилось чуть ли не силком запихивать. И единственным случаем, когда тот раскрывал рот, становились эти разговоры о животных с красочных пластырей.

— Это панда, — тихо ответил Эдвард, смотря, как его маленький собеседник обдумывает орфографию данного слова. Он повернулся к окну, тихо проговаривая это слово несколько раз: «панда, панда, панда», но Каллену почему-то было не до детских мыслях, связанных с животными, когда он видел это: вся шея была покрыта бурыми, почти фиолетовыми пятнами, напоминающие отпечаток руки. В первый день это не было так заметно, как сейчас, иначе бы Эдвард побоялся подвести Тедда даже к зеркалу, он и без того был напуган. Рука его была обездвижена плотной манжетой после диагностирования перелома ключицы, а разноцветные пластыри закрывали энный десяток швов. Но Тед все равно утверждал, что ему совсем не больно.

— А панда это вид медведей? — мальчик дождался, пока Эдвард встанет с пола, прежде чем задавать свой вопрос. Почему-то этот ребенок решил, что чем больше вопросов за маленький промежуток времени он задает, тем хуже к нему относятся. Вот ведь дурачок.

— Да. А еще они едят бамбук и живут в Китае.
Каллен ушел, и только стоило ему подойти к лестнице, как Тед открыл свою «книгу». И лишь только Эдвард знал, что он туда записывает.

***
Карлайл решил зайти к Изабелле уже ближе к вечеру. Он, переживая пуще своего сына, уже задумывался над тем, чтобы перевезти новоиспеченную дочь в больницу, дабы сделать еще пару тестов. Мало ли, вдруг у нее действительно что-то серьезное, а он, надеясь лишь на опыт, решил оставить все на самотёк. Однако все же решил, что, действительно, сделал все необходимое, и если что-то и впрямь было не так, то он непременно это уже заметил. Она просто спала, и все. Надо думать лишь об этом, не допуская волнению затмить его навыки. Все же верно говорят, что врачи не должны лечить родных.

Остановившись у самой двери, и уже кладя руку на входную ручку, блондин замер. Он не ожидал услышать ничего кроме тишины, но на этот раз его ожидания не оправдались. Тихий и глухой, даже можно сказать хриплый голосок, устало что-то рассказывал. Рассказчик спешил, сбивался, будто боясь того, что его прервут, но спустя секунды, начинал замедлять свою речь, и даже останавливался на деталях повествования, а потом снова гнал. И мужчина узнал голос Теодора.

— А это называется лемур, — за дверью шелестели листочки бумаги, которые изредка переворачивались в детском альбоме. Наверное, он что-то показывал, хотя, если Белла и спала, то вряд ли она могла бы видеть это. — Но Эммет сказал, что это, скорее, мультяшная лупоглазая чупокабра, нежели лемур. Эдвард на него сильно разозлился за то, что он смеялся над моими рисунками, обещая, когда-нибудь показать настоящего лемура.

Конечно, эти маленькие монологи умиляли доктора, и он все же дал себе волю послушать внука. Вампир решил для себя, что пять минут вряд ли утомят Беллу, ну, а Тедду сейчас было просто необходимо поговорить хоть с кем-нибудь. И он упивался своими рассказами, перечисляя матери все то, что узнал от Эдварда. Да, это были лишь крохи от всего того, что действительно связывало перечисляемых зверей с миром, но, видимо, Тед был рад получить хоть что-то.
Обманывать себя старший Каллен не смел, и, отсчитав триста секунд, повернул ручку двери. Он хотел немного пожурить Теодора за то, что тот мешает матери отдыхать, но ругать его он не решился. Это можно было назвать даже необходимостью, ибо любому ребенку общение было просто необходимо. Улыбка с лица была специально стерта, и, сдержав все одобрение, блондин прошел внутрь комнаты, ожидая увидеть лишь провинившееся дитя.

Тед, конечно, сидел в комнате, однако все было совсем не так, как Каллен себе представлял. Мальчик одной рукой держал свой планшет для рисования, где были довольно красиво и точно перерисованы картинки с пластырей, а рядом, уже корявыми буквами, да еще и с ошибками, подписаны название разной живности. Все картинки были синими или черными, наверное, потому, что у мальчика было всего два цветных карандаша. Но рисунки сейчас не особо интересовали Карлайла, больше всего его удивила вся ситуация.

Эдвард тоже был тут, расположившись в кресле-качалке. Он не смел прерывать повествование Теодора, да и вообще предпочитал чуть ли не слиться с обстановкой, оставив сына и мать наедине. А Белла… Она сидела, облокотившись спиной о мягкую спинку двуспальной кровати, и ее красивые шоколадные глаза смотрели прямо на визитера. Она засмущалась от его визита, и на бледных щеках моментально выступили красные пятна. Карлайл смотрел, как та начала перебирать кончик одеяла в своих тонких ладонях, и взгляд ее приковался к этому клочку материи. Сердце начало все четче отбивать удары, а на глазах появилась противная жидкость.

— Эмм, здравствуйте, — девушка чуть ли не пропищала свое приветствие. Ей было жутко неудобно от того, что приходилось тут находиться; и, думая о том, как над ней, вероятно, все хлопотали, пятна на щеках становились еще больше заметны. Она все еще надеялась, что отец не видел ее раздетой, не смотрел на ее внешний вид после очередной попытки Джеймса ею воспользоваться.

Блондин медленно подошел к ее кровати, присаживаясь на самый край. Он с неким укором сначала взглянул на сына, потом на расстроенного от недочитанной речи внука, а потом, уже другим совсем взглядом, вновь обратился к дочери. Он осторожно коснулся пальцами ее запястья, хотя вряд ли это было нужно, чтобы расслышать стук сердца, и, отсчитав пятнадцать секунд, отпустил.

— Ты себя хорошо чувствуешь? В груди не болит?

— Нет, — тихая, в отличие от своего строптивого сына, Белла накинула одеяло на себя еще сильнее. Ей было страшно говорить сейчас, особенно, когда та представляла, что Эсми уже все рассказала отцу. Это было так неловко, словно она лезет туда, где ей быть не стоило. — Все хорошо.

— Ой, да ладно. Ты же над ней специально издеваешься, — Эдвард быстро встал на защиту своей первой любви. Тяжело ему было смотреть на то, как та, готовая от стыда провалиться под землю, общалась с родственником. — Дай ей одеться сначала, а потом уже проводи свои воспитательные беседы.

Парень лишь подмигнул девушке, когда почти силком выталкивал родителя из комнаты. Тед решил отправиться прямо за ними, думая, что отмазка про «переодеться» — реальна. И в этот момент девушка действительно поняла, что не ошиблась с выбором молодого человека, ибо Эдвард и впрямь был именно таким, как она себе представляла своего мужа: ненавязчивый и добрый. А большего ей и не надо.