После недолгого рассказа все вернулись в свои комнаты в общежитии. Мы с Элис до утра наблюдали за Самохиной, кожа которой из прозрачной ближе к утру приобрела цвет слоновой кости. Это было что-то невероятное, как будто вместо рук мы смотрели на механические протезы. В голову навязчиво лез вопрос «Что же в конце-то концов я тут делаю?».
Наблюдения закончились утром, Элис с Викой пошли на свою первую пару, а я чуть позже отправилась на свою, так и не дождавшись, когда Сашка проснется. Будить девушку я не собиралась, не хотелось бы увидеть ее замешательство в первые минуты осознания себя новой. Если это осознание требовалось. Конечно, была вероятность того, что изменилась не только ее внешность, мог пострадать внутренний мир девушки – самый ужасный вариант из всех возможных.
Когда, наконец, после второй пары она появилась в коридоре, я молча улыбнулась ее способу не выделяться. Самохина надела темные очки (сквозь которые было видно закрытые веки с нарисованными зрачками), два свитера и куртку (капюшон которой был натянут на голову), темные джинсы и перчатки. Сашка шла на индивидуальное занятие с Портновым. Моя очередь уже прошла, у Эдварда было окно, так что я спокойно захватила его способность щитом, и мы вместе смотрели на то, что происходило в кабинете глазами Портнова.
Я вдруг поняла, о чем ночью говорил муж. Я действительно слышала мысли, которые слово в слово через пару секунд были сказаны в голос. Портнов на самом деле думал только то, что говорил. Но это невозможно! Когда способность Эдварда не может услышать мыслей преподавателя, последний имеет очень даже задумчивый вид.
Сашка решила продемонстрировать ему результат ее стараний, сняла куртку, свитера и осталась в одной майке. Ее кожа посинела, кое-где на ней были видны маленькие лиловые перья. Со стороны все выглядело ужасно странно и страшно. Эдвард посмотрел на меня своим успокаивающим взглядом, и мы молча отправились в общежитие, пока преподаватель пытался вернуть Самохиной прежний вид.
В коридоре, который вел в мою комнату, что-то произошло. Я увидела мою бывшую соседку по комнате – Оксану. Она выглядела очень злой и растерянной.
– Что случилось? – я подошла к ней и еще троим девушкам, ее новым соседкам, чьи имена я не знала.
– Представляешь, нас выселяют! Это капец просто, не объяснили даже ничего, – ее лицо раскраснелось, а глаза стали большие, как никогда раньше.
– Куда выселяют? На улицу?
– Мы еще ничего не знаем, ждем тут новостей, видишь ли. А кто это? – она показала взглядом на Эдварда.
– Это Эдвард, мой парень.
«Парень» очень уж непривычное слово. Скорее «судьба», «жизнь», «любовь», но вот странностей эта девушка и так предостаточно видела.
– А как же твой жених? – она лукаво посмотрела на мужа.
Вот уж неожиданность. Нужно мне было говорить что попало? Эдвард непонимающе на меня посмотрел.
– Мы… расстались. Да, расстались, он слишком много волновался, – я предупреждающе посмотрела на своего вампира.
– Странная ты, – тихо сказала Оксана, – хотя тут все отменно глупеют.
Я не успела согласиться, потому что пришел (точнее, прибежал) перепуганный первокурсник и начал объяснять ситуацию с общежитием.
Оказалось, квартиру Лилии Поповой затопили соседи сверху, и ей срочно понадобилась комната, которую в общежитии для преподавателей найти не смогли. Значит, заморочить юной Сашке голову, обманом заманить ее в институт Фарит Коженников мог, а найти квартиру в облике Лилии не получилось? Как же сильно тогда мне захотелось с ним поговорить. Вряд ли тут он сможет выкрутится, даже его сообразительности будет мало.
Оксану и еще троих девушек должны расселить по другим комнатам до вечера. И все из-за чего? Из-за сумасшедшего, который не умеет придумывать нормальные оправдания.
«До вечера» наступило очень быстро, поэтому, когда я зашла в свою комнату, там уже стояла пятая кровать.
Ну чудесно!



Следующей ночью внешность Сашки снова изменилась. На этот раз ее кожу покрывали не перья, а чешуя. Когда девушка проснулась, она сразу заметила это и, пока все спали, как можно тише подошла до стола и достала свой плеер. Девушка вернулась в кровать и включила один из треков. Ни я, ни Элис ничего не слышали. На записи была полнейшая тишина, но через несколько минут чешуя превратилась в кожу, Самохина облегченно вздохнула.
Несколько минут стояла тишина, а потом форточка вдруг открылась и со всей силы захлопнулась. Стекло разбилось, при этом Саша странно поморщилась и зашипела, как бывает у людей, когда они порежутся или им наступят на ногу.
– Блин... Что это…Ветром форточку разбило? Вот блин, я же вчера закрывала! – возмущалась Вика.
Да, она закрывала.
А ветра не было.
Очень скоро все снова уснули, а Самохина поднялась с постели и во второй раз подошла к письменному столу. Она положила плеер на место, а потом достала свой черный альбом, который был предполагаемой альтернативой плееру, но ничем не смог помочь.
Прошла ровно минута и девушка упала на пол, с такой силой, как будто ее смачно пихнули. Шум разбудил остальных, Самохина медленно поднялась и под возмущение девушек вернулась в постель.
– Прошла не минута, – уверял нас с Элис Эдвард после первой пары.
– С чего ты взял? – Элис надоела вся ерунда, связанная с университетом, ей требовалась хоть капля логичности в этом полном океане сумасшествия.
В доказательство Эдвард показал на голову:
– Это неопровержимое доказательство. Например, могу вас заверить, что форточка разбилась не из-за ветра. У вашей соседки появилась новая способность – она присваивает предметы. Не понятно каким образом та форточка, да и половина комнаты заодно, стали частью самой Сашки. Разбитая форточка была проверкой. А альбом она достала, чтобы справится с чудовищем, которое там обитает. Неоконченное дело перфекционистки. К слову, вторая попытка ей тоже не удалась, то падение было инстинктом самосохранения.
Мы понимали каждое слово, которое слышали от Эдварда, но понять всю картину в целом было очень сложно – так много нереального было сказано.
– Думаю, нужно действовать, – твердо сказал Джаспер.
– Но… Как?
Я единственная не знала его намерений – из всей четверки одаренных мне попался не самый лакомый кусочек.
– Четыре вампира, – он фыркнул, – для победы хватило бы и одного. Четыре пары ушей и глаз. Все разговоры и перешептывания должны быть услышаны, замки – открыты, а действия преподавателей – проанализированы.
Ну что же, думаю, давно пора бы это сделать.



Через несколько дней наши старания дали успехи, мне удалось подслушать разговор Стерха и Сашки.
– Что ты узнала? – спросила Элис голосом, который выражал полную усталость.
– Он сказал: «Содержание ваше меняется, и форма не успевает адекватно реагировать… Отсюда мелкие неприятности в виде чешуи, перьев и лишних рук».
– Мелкие неприятности? – как будто не услышав, спросил Джаспер.
Никто не ответил.
– Это еще не все, он сказал, что скоро Сашка осознает, что ее не наказывают, а вознаграждают.
– Хорошенькое вознаграждение, лучше не придумаешь. А знаете, что? Нет у меня причин не пойти завтра никуда. Пойду поохочусь лучше, может, вдали от всех сумасшедших смогу что-то увидеть.
Никто не запрещал Элис так поступить. Более того, мы бы все с радостью поступили так же, но не вызывая подозрений. К ней присоединился только Джаспер.
Не нужно быть вампиром, чтобы заметить, как моя семья ставала мрачнее и мрачнее с каждым днем. И некого было винить в этом, кроме меня. И самое большее, чего я хотела бы – найти способ избавить их от бремени помогать мне. Я бы могла перейти к старому плану, как-нибудь доучиться и спокойно вернуться домой. Жаль, это мне не по силам, никто не согласится оставить меня одну, да и институт их не отпустит. Я должна быть благодарна им за помощь, я и благодарна, очень благодарна, правда, но это не приносит радости. Никто бы не хотел видеть, как близкие люди страдают.
Сашка тем временем поссорилась с Егором и поначалу очень переживала. Как мне сказал Джаспер, который все слышал, в тот день, когда ее заключили в кольцо (в третий, последний из тех дней), Егор сделал ей предложение. Сашка, которая слышала это уже в третий раз, грубо его перебила и этим оскорбила. Она же не знала, что именно тот день будет заключительным и станет единственно верным. Но чем больше убегло времени с того дня, тем меньше она об этом думала, тем более счастливой казалась. Почти все свободное время она проводила за учебой. И чем больше радости появлялось, тем сильнее были видны ее странности.
Я была у себя в комнате, наблюдала за тем, как на лице Самохиной расцветало удовольствие: глаза были закрыты, а губы расплылись в улыбке. О чем она думала? Вдруг Элис зашла в комнату и позвала меня за собой. Мы встретились с парнями и пошли в уже привычное укрытие в лесу.
– Элис? – осторожно спросил Джаспер.
– Возьми трубку, – тихо сказала она, а потом повернулась ко мне и закричала – сейчас же!
Зазвонил телефон. На экране высветилось имя Карлайла.
– Алло?
– Белла, хорошие новости: Глушков жив!