Италия, Вольтерра, 21 июля 2015 года
Последующие два дня в замке было слишком много народу, чтобы продолжать исследование найденных в подземелье пустот. Но Эдик все равно провел время с пользой в огромной библиотеке, зарывшись в старинные рукописи. И среди покрытых вековым слоем пыли манускриптов обнаружил то, что искал – план подземелий, на котором был обозначен и подземный ход, ведущий за пределы крепости. Но радоваться было рано, за несколько веков штольня могла обвалиться, засыпав туннель землей, следовало детально все разведать.
В одном из подземных коридоров, куда, не утерпев, Эдик пробрался вчера, чтобы проверить одно свое предположение, он стал невольным свидетелем разговора, посеявшего в нем новые зерна сомнений.
Все началось с того, что его внимание привлек неясный гул голосов. Он замер, приложив ухо к отверстию вентиляционной шахты, весь обращаясь в слух. И вскоре удалось различить обрывки фраз.
– …такая уверенность? – холодно звучал голос, в котором он узнал Маркуса, – … отказывался от твоих предложений.
Ему отвечал другой мужской голос, менее четкий, принадлежащий, как ему показалось, Деметрию. Эдик разобрал только отдельные словосочетания: «уязвимое место», «эта девка ему нужна», «он ее прячет», «шантажировать», «на роль убийцы».
Вскоре голоса пропали, видимо, собеседники переместились туда, где он не мог их слышать. Мало ли о ком они могли говорить, но цепкое воображение и природная смекалка натолкнули Эдика на неутешительные выводы: речь идет о Мейсоне и Белле. К тому же неприятное предчувствие подтверждалось логической цепочкой – Джаспер говорил, что его жена и дочь в очень надежном месте. И что это за место?
От одного только предположения, что Белла сейчас находится у Мейсона, хотелось выть и бросаться на стены. Утешало лишь одно – дед ни за что не отдаст ее Волтури. Но в тоже время сам может нанести немалый вред. Белла с таким трудом преодолела страшную зависимость от его яда, а теперь все могло вернуться на круги своя.
А воспоминания уже услужливо подкидывали кадры из видеозаписи, которую видел пять лет назад. Нет, он не забыл те ужасные картинки, любимую женщину, удовлетворяющую другого. Такое невозможно выкинуть из памяти, просто Эдик запрещал себе об этом думать. Но теперь, если он прав в своих догадках, то положение было еще хуже, ведь у Мейсона не только его жена, но и дочь. Страшно было даже представить, к чему он мог принудить Изабеллу, шантажируя ребенком.
Эдик просто не может оставаться здесь, когда его любимые девочки в такой опасной компании, и все эти страхи и сомнения подтолкнули к отчаянному решению: бежать вместе с Алисией.
И как только выведал у словоохотливого Феликса, что Аро и Маркус, захватив большую часть охраны, покинули замок, вплотную занялся подземным ходом. Убедившись, что за ним никто не следит, аккуратно разобрал кирпичную кладку в самом низу, сделав небольшой лаз. Нырнув в него, оказался в темном коридоре.
Подземный ход оказался узким, иногда поднимающимся к поверхности, а потом снова уходящим глубже под землю. Временами приходилось ползти, но в общем туннель оказался во вполне пригодном для побега состоянии. Минут через десять он уткнулся в канализационный люк, выходящий, судя по доносящемуся сверху шуму проезжающих машин, прямо на проезжую часть одной из улиц Вольтерры.
Велико было искушение сбежать прямо сейчас, но на Эдике был ошейник, по которому легко вычислят его местонахождение, да и Алисию он не мог бросить после того, как дал девушке надежду на освобождение.
Как бы ни хотелось этого делать, однако пришлось вернуться в замок. Аккуратно вставив кирпичи на место, он замазал отверстие заранее припасенным раствором. Теперь нужно было как-то выманить у Феликса пульт от своего ошейника, а заодно и узнать, не одели ли такой же на Алисию. Чем он тут же и занялся, забравшись по вентиляционной шахте к ее апартаментам.
– Эдвард, – позвала она, как только его почуяла.
В обычно безучастном голосе явственно проступали радостные нотки, на этот раз Эдика определенно ждали. Сердце невольно сжалось от сострадания к девушке. Он даже не знал, привел ли Маркус свои угрозы в действие, или еще нет. Очень хотелось успеть, сбежать до этого страшного момента, и в тоже время понимал, что совершенная в спешке ошибка может стоить им обоим жизни.
– Как ты? – заботливо поинтересовался он.
– Нормально, – бодро отозвалась она.
Алисия определенно вызывала у него симпатию: находясь в таком незавидном положении, не раскисала, сохраняла присутствие духа, находила силы бороться. К счастью, ошейник ей не надели. Очевидно, боялись, что девушка убьет себя, разорвав смертоносную удавку. Ну конечно, разве позволено кому бы то ни было повредить элитную самку, выведенную с целью продолжения славного рода Волтури?
Вроде как все, что было необходимо, Эдик уже выяснил, можно уходить. Но какая-то неведомая сила заставила его согнуться в три погибели, наклоняясь к расположенному у самого пола небольшому отверстию вентиляционной решетки, и с каким-то болезненным наслаждением втянуть сладкий аромат девушки.
– Ты давно в замке? – спросил, чтобы иметь хоть какие-то оправдание для своего дальнейшего здесь присутствия.
– Около месяца, – с готовностью отозвалась Алисия.
Похоже, ей тоже было приятно, что он остался просто поговорить, наверняка вынужденное одиночество в тягость такой красивой молодой девушке.
– А родители? – продолжил незапланированное общение Эдик.
– Они погибли, – резко ответила она после недолгой паузы, и он не стал настаивать на подробностях.
– Сочувствую, – тихо проговорил, стараясь выразить тоном свои соболезнования. – А родственники, знакомые? Где бы ты могла спрятаться?
– У меня никого нет, – в ласкающем слух низком грудном голосе Алисии отчетливо слышалась тоска. – Моя семья долго скрывалась от Волтури, и ни с кем не поддерживала отношений.
И снова сердце болезненно сжалось от ее слов. Стараясь не зацикливаться на кружащем голову аромате девушки, он пытался обдумать сложившуюся ситуацию. Все осложнялось, он надеялся, что на воле ей будет, где укрыться, ведь бежала же она куда-то. А теперь получалось, что придется брать девушку с собой.
Тем временем Алисия протянула руку через прутья разделяющей их решетки, наверняка надеясь, что он ее коснется. Ответное желание дотронуться до нежной кожи, ощутить теплоту изящных пальчиков показалось неправильным, даже неприличным, он инстинктивно отпрянул, дабы избежать искушения.
А ведь его бескорыстное желание помочь вполне можно расценивать так, как будто он хочет ее для себя. И разве девушки не влюбляются в своих спасителей?
– Спасибо, что пытаешься мне помочь, – тихо сказала она, так и не дождавшись от него ответной реакции.
Нужно было сразу же прояснить ситуацию, не давая неуместных надежд, чтобы его не поняли превратно.
– Алисия, я должен тебе сказать… – набрав побольше воздуха в легкие, решительно заявил Эдик, – я женат. У меня есть дочь.
За несколькими мгновениями молчания последовал короткий вздох, и пальчики исчезли за решеткой.
Он сам испытывал странные чувства, с одной стороны, было безумно жаль эту девушку, совсем юную, почти ребенка, а с другой прекрасно понимал, что участие в организации ее побега ничего хорошего не принесет ни ему, ни его семье. Но отступать не собирался.
– Алисия, – мягко окликнул он ее.
– Уходи, – донеслось из-за решетки, – я не нуждаюсь в подачках.
Непроизвольно сжались кулаки, черт, ну почему все так сложно!
– Алисия, не выдумывай, – прорычал он, – это не подачки! Просто прими мою помощь. Это ни к чему тебя не обязывает. Моя семья поможет тебе спрятаться.
– И как ты объяснишь жене, что привел домой незнакомую молодую женщину? – с горечью отозвалась она.
На мгновение он задумался над этим вопросом. Но тут же откинул все сомнения, Белла умная женщина, и не станет изводить себя подозрениями и глупой ревностью.
– Не думай об этом, моя жена все поймет, – заверил он Алисию, и тут же стал спешно прощаться: – Главное – выбраться отсюда. Я нашел выход, как только будет подходящий момент, мы сбежим. Будь готова.
Услышав от нее подтверждение, стал быстро спускаться вниз по вентиляционной шахте. От разговора остался неприятный осадок, но Эдик не стал анализировать странные ощущения, полностью погрузившись в обдумывание подробностей будущего побега.

Канада, окрестности Банфа, 21 июля 2015 года
Весь сегодняшний день прошел в хлопотах и заботах о раненом мужчине, которого Мейсон бросил умирать в пещере за водопадом. И лишь ближе к вечеру, когда солнце уже заходило за вершины гор, Изабелла расположилась на камне перед домом, придаваясь своим невеселым мыслям.
Два дня после ужасного происшествия с Бетти тянулись долго и мучительно, словно сутки вмещали в себя гораздо больше, чем двадцать четыре часа. Слава Богу, девочка пришла в себя, и под действием яда вампира не вспомнила тех страшных событий, которые с ней произошли. Изабелла понимала, что такое спасительное забытье временно, рано или поздно пережитое вернется к ребенку кошмарами, но в данный момент потеря памяти была лучшим вариантом. Пусть Бетти окрепнет физически, а там она постарается помочь дочке правильно осознать содеянное.
Мейсон за эти дни появился всего лишь раз, собранный и в тоже время отстраненный. Он привез им продукты и спутниковый телефон, строго настрого приказав Изабелле никому не звонить, и в то же время не выпускать аппарат из рук.
Изабелла все еще сомневалась, были ли его слова об убийстве Джейн правдой или очередной уловкой для того, чтобы удержать ее возле себя. Но если он даже оставил ей оружие, значит, все более чем серьезно. Вот только с какой радости Мейсон рискует собственной шкурой, укрывая ее от Волтури? Каков его интерес? В бескорыстность его намерений верилось слабо.
Достав один из кинжалов, она невольно залюбовалась игрой последних солнечных бликов на изящно выгнутом лезвии. Отличная вещь, рукоятка как влитая расположилась в ладони, такой незаменим и в ближнем бою, и в дальнем, если его ловко метнуть в противника. Провела пальцем, оценивая качество заточки. «Mors tua, vita mea»*, гласила надпись, выгравированная на лезвии. Интересно, что Мейсон хотел ей сказать?
В любом случае, кинжалы придавали уверенности. Теперь есть надежда, что сможет защитить себя и дочь. Нет, не от Мейсона. В ходе последних событий поняла, что он не причинит ей вреда.
Побудительные причины его странного поведения так и остались для нее загадкой. В самый тяжелый момент ее жизни он волею случая оказался рядом, помог пережить происшедшее с дочерью. От нее не укрылась его боль, его искренняя забота о девочке, и Изабелла испытывала к нему благодарность.
Но вот Бетти стало лучше, и они снова стали чужими. Трудно поверить в то, что Мейсон вообще может измениться. На ее вопрос, где Эдик, он так и не счел нужным ответить, заставляя мучиться новыми сомнениями, переживая за судьбу любимого человека.

От грустных мыслей ее отвлекла Ева. Запыхавшись от быстрого бега, она сообщила, что раненый приходит в себя, не скрывая своей радости по этому поводу. Все-таки девушка очень переживала, что пришлось стрелять в человека, и искренне надеялась, что он выживет.
Изабелла поспешила в дом и склонилась над стонущим от боли человеком. Еще вчера, когда переносила его из пещеры, он показался ей странно знакомым, но так и не смогла вспомнить, где видела мужчину раньше.
Состояние раненого оставалось тяжелым, пуля прошла навылет, раздробив ему бок, но жизненно важные органы не были задеты. У них не было подходящих медикаментов, так что приходилось отпаивать его травами. К счастью, Ева обладала неплохими познаниями в области фитотерапии, и взяла лечение на себя.
Но пока значительных успехов достичь не удалось, мужчина весь горел, и Изабелла серьезно опасалась за его жизнь. Хотя, в любом случае, Мейсон не разрешит оставить в живых ненужного свидетеля.
Мужчина с трудом разлепил глаза и тут же с удивлением на нее уставился.
– Изабелла? – шевельнулись потрескавшиеся от жара губы. – Это действительно ты? Я что, попал в рай?
Опешив от неожиданности, она склонилась над ним, жадно всматриваясь в искаженные страданием черты. И, наконец, вспомнила, где его видела: двадцать лет назад, когда жила у отца в Форксе.
Ну конечно же! Сэт! Соседский мальчишка с вечно разбитыми коленками, которому тогда едва исполнилось десять. Он еще оказывал ей по-детски неловкие знаки внимания, подкладывая незамысловатые букетики полевых цветов на крыльцо. И она с удовольствием проводила с ним время, Мейсон даже ехидно посмеивался насчет ее малолетнего поклонника.
Спустя годы после своей мнимой гибели Изабелла разузнала, что отец женился на матери Сэта. Получалось, что лежащий перед ней мужчина – ее сводный брат. Как же его занесло в это богом забытое место? Но ответа на этот вопрос она так и не получила, мужчина снова потерял сознание.
Осторожно собирая мокрым полотенцем жар с его лба, Изабелла думала о том, что ее жизнь снова летела в пропасть, как и тогда, в Форксе. Страх, неуверенность, сомнения – все эти чувства, почти позабытые за последние пять лет, вновь вернулись к ней.
Неожиданная встреча всколыхнула в памяти события из того времени, неразрывно связанные с Мейсоном.

Форкс, июль 1995 года
В том году лето выдалось очень жарким. Совершенно нетипичное для пасмурного и дождливого климата Форкса, оно безжалостно изводило его жителей редким для здешних мест зноем.
Но Изабелла, с головой окунувшись в подготовку к побегу, не обращала внимания на природные аномалии. План был продуман до мельчайших деталей, с Филом все договорено, осталось только дождаться подходящего момента.
Наиболее сложной задачей было усыпить бдительность Мейсона. Она изо всех сил старалась выглядеть беспечной, но внутреннее напряжение давало о себе знать, все чаще пробиваясь через мнимую покладистость и смирение, и в любой момент могло выдать ее с головой.
В очередной раз, расстегивая пуговицы на его рубашке или расправляясь с застежкой джинсов, Изабелла вымученно улыбалась, делая вид, что испытывает от всего этого удовольствие. Вернее, к своему стыду, она действительно его испытывала.
Определенно, это было ненормально – получать наслаждение от того, кого ненавидишь. Это противоречило всем ее представлениям об отношениях между женщиной и мужчиной, неважно, были ли они вампирами, людьми или же сплитами. Все чаще неуверенность в правильности задуманного мешала, путала мысли. Изабелла постоянно находилась на грани нервного срыва, и то и дело закрадывались сомнения в том, что попытка побега увенчается успехом. Но, вопреки всему, яростно стиснув зубы, продолжала старательно изображать из себя верную подругу.
А вот Мейсон как будто чувствовал, что она задумала неладное. Не отлучался из Форкса, практически все время проводил с ней. Даже когда его не было рядом, она почти физически ощущала его незримое присутствие. Он душил ее своим навязчивым вниманием, создавалось впечатление, что все время не хватало воздуха. Зависимость от его яда росла, первые признаки ломки стали проявляться уже через сутки после укуса, но она гнала тревожные мысли, откладывая борьбу с этим страшным явлением на потом, когда вырвется из-под его гнета.
И все же характер их отношений немного изменился, они стали больше времени проводить вместе действительно как пара. Не только его замешенное на крови вожделение стало причиной их встреч, но и просто общение. Перед ней постепенно открывался совсем другой Мейсон: задумчивый, рассудительный, интересный собеседник. Особенно удивляло, что он наконец-то отказался от своей навязчивой идеи приучить ее к человеческой крови.
И в то же время он по-прежнему мог одним махом перечеркнуть все хорошее, что ей с таким трудом удавалось в нем обнаружить. Дьявольский огонь снова вспыхивал в почерневших глазах, изгоняя оттуда малейшие признаки человечности, а грубые слова и пренебрежительное обращение разом убивали те робкие ростки симпатии, которые иногда пробивались в ней сквозь страх и ненависть.
Так случилось и в одну из душных июльских ночей, когда они, гуляя вдоль побережья, забрели в старый запущенный сад, разбитый над океанской кручей в нескольких километрах от Форкса.
Заброшенная усадьба давно не использовалась, и некогда добротный дом превратился в руины. По городку ходили слухи, что лет сорок тому назад здесь вместе со своей женой жил врач, работающий в местной больнице. И что не все чисто было с этим врачом, поговаривали, будто бы его кожа светилась на солнце. А еще вездесущие мальчишки твердили, что из дома доносился детский плач, хотя официально никаких детей у пары не было. Как известно, у страха глаза велики, обыватели сразу же представили доктора этаким пожирателем младенцев, и как только подозрительными отшельниками заинтересовалась полиция, семья бесследно исчезла.
Сэт клялся и божился, что видел в полуразрушенном доме привидения. Но сплиты не боятся привидений, и она часто бывала здесь одна. Ей нравилось бродить по тенистым аллеям сада, прислушиваясь к шуму океанского прибоя, иногда даже пробираться в развалины дома. Со странным волнением разглядывая то, что осталось от былой жизни, пыталась представить себе эту семью, вампира, вынужденного скрывать свою сущность, и тем не менее работающего врачом, его жену, занимающуюся в его отсутствие домом и садом. Была ли она человеком, или все-таки сплит? И как этот вампир относился к ней, был ли жесток, как Мейсон, или действительно любил свою женщину? Почему-то хотелось верить, что в таком сказочном месте могла царить только семейная идиллия, а ребенок, благословение божие, лишь скрепил союз двух любящих сердец.
Собственные размышления об бывших хозяевах заброшенного дома вызывали у нее невольную грусть, и даже легкую зависть. Ведь ее отношения с мужчиной были совсем другого рода. Основанные лишь на низменных инстинктах и подчинении слабого сильному, они были лишены той глубокой эмоциональной привязанности, которую ей, как любой женщине, хотелось бы познать.
И вот сейчас, оказавшись здесь вместе с Мейсоном, Изабелла почувствовала себя неуютно. Его присутствие было лишним, мешало ее уединению, разрушало маленький уютный мирок, в котором она, пусть временно, но обретала некий душевный покой. Кощунством казался этот хищный взгляд, скользивший по любовно высаженным у парадного входа стройным кипарисам, и эти грубые шаги, безжалостно сминавшие ковер из многолетних цветов в месте, где раньше была разбита клумба.
А когда они остановились перед разрушенным фасадом дома, Мейсон с нескрываемой ненавистью уставился на обшарпанные барельефы по обе стороны входной двери, в которых с трудом угадывались головы львов. Сжатые в порыве злости кулаки натолкнули ее на мысль, что он мог знать вампира, который здесь жил. Девушка застыла рядом, даже дышать перестала, стараясь не привлекать его внимания, с удивлением разглядывая в свете луны искаженные злобой черты его лица, пытаясь отгадать причину такой реакции.
Простояв так пару минут, он резко сорвался с места, и, не сказав ей ни слова, исчез в кустах, окружающих дом. Снедаемая любопытством, Изабелла двинулась следом, по шлейфу его запаха, который привел ее к океанской круче. Здесь она растерялась, потому что запах вампира терялся в зарослях жасмина, перебиваемый душистым ароматом этого цветущего кустарника.
Аккуратно раздвигая ветки, щедро усыпанные гроздьями белоснежных цветков, она пробралась вглубь, очутившись на небольшой полянке, окруженной плотным кольцом кустов жасмина. И увидела там его, лежащего на траве, неотрывно смотрящего в ночное небо, усеянное россыпью далеких звезд. Одну руку Мейсон подложил под голову, а в другой задумчиво крутил веточку жасмина, сминая пальцами нежные белые цветки.
Поскольку он не обратил на нее внимания, Изабелла тихонько опустилась рядом на траву и машинально тоже сорвала себе душистую веточку, как будто таким образом хотела стать ближе к нему и, возможно, лучше его понять. Делая вид, что поглощена своими мыслями, продолжила украдкой за ним наблюдать.
Дурманящий аромат жасмина был слишком насыщенным для их чувствительного обоняния и забивал остальные запахи, притупляя то чувство опасности, которое обычно возникало рядом с ее мучителем. Да и на фоне нежного цветочного великолепия Мейсон выделялся чужим инородным телом, никак не вписывающимся в столь романтичную обстановку.
И выглядел он сейчас непривычно, как будто под влиянием этого волшебного места что-то в нем изменилось, надломилось, выпуская наружу неудержимый поток подавляемых ранее эмоций. Она не узнавала той скрытой тоски, с которой он всматривался в звездное небо. Несколько морщинок пролегли через высокий лоб, делая его старше, перед ней был уже не юноша, а древний старик, пресытившийся жизнью во всех ее проявлениях, уставший от всего и мечтающий только об одном – о скорой смерти.
Весь во власти одному ему доступных мыслей, он не замечал ее присутствия. Изабелла готова была поспорить, что сейчас он вспоминает женщину. И даже задумалась о том, что причиной его озлобленности на весь белый свет, возможно, является несчастная любовь.
Совершенно неожиданно для нее сердце сжалось от ревности. Существовала другая, к которой он испытывал совсем иные чувства, нежели к Изабелле. Несмотря на всю ненависть, которую к нему ощущала, эта мысль больно ранила, задевая что-то глубоко в душе.
– Любишь ее? – тихо спросила.
На звук голоса он медленно, словно нехотя, повернул голову. Глянул так, словно она совершила святотатство, прервав его размышления.
– Кого? – недовольно нахмурился, откидывая далеко в сторону голую веточку, с которой безжалостно ободрал все цветки.
Но Изабелла не испугалась его мрачного взгляда, слишком велико было желание знать правду, настолько велико, что даже заглушило инстинкт самосохранения.
– Ту, о которой сейчас думаешь, – смело спросила, глядя ему в глаза.
Он порывисто сел, оказываясь в опасной близости от нее, но она даже не дернулась, лишь инстинктивно сжала в кулак свою ветку жасмина, сминая ни в чем неповинные цветы. Когда его ладонь тяжело легла на затылок, притягивая ближе, а прохладные губы поползли вверх по скуле, оставляя пылающий след на коже, тело по обыкновению отозвалось, формируя тугой комок желания внизу живота, и веточка выпала из невольно разжавшихся пальцев.
– Изабелла, не стоит задавать глупых вопросов, – раздался зловещий шепот возле самого уха, выбивая из нее судорожный вздох. – Женщинам больше к лицу молчание.
Его обидные слова задевали, заставляя душу нещадно терзаться сомнения ревности, не давали расслабиться, принять все более настойчивые ласки. А холодные губы уже скользили по шее, задержавшись на несколько томительных мгновений у бьющейся жилки пульса, спускаясь ниже, в вырез футболки. Ладонь легла на грудь, сжала ее крепко и отнюдь не нежно, срывая с уст неприличный стон.
Тело привычно выгнулось ему навстречу, отдаваясь во власть жадных поцелуев и прикосновений, ощущая волнительную дрожь предвкушения. Но горечь осознания, что другая женщина, возможно, значит для него больше, чем просто утоление безудержной похоти, мучила, не давая забыться. Даже то, что Мейсон придавался воспоминаниям о сопернице в таком сказочно красивом месте, открывало всю глубину его чувств.
Было неприятно ощущать себя всего лишь заменителем. Невысказанная обида переросла в мысли о собственной неполноценности: что в ней не так, почему он лишь использует ее для удовлетворения низменных потребностей в еде и сексе?
– Зачем ты так унижаешь меня? – тихо спросила, когда Мейсон опрокинул ее на траву и навалился сверху, беспорядочно покрывая шею жаркими нетерпеливыми поцелуями.
Он на мгновение оторвался, заглядывая ей в глаза. В черном, как ночь, взгляде было столько ожесточения, что внутри все невольно сжалось от ужаса.
– Ты – не она! И никогда ею не станешь! – кинул жестко и зло, резанув так больно, что напрочь отбил желание спрашивать что-либо еще.
А дальше, не давая ей вздохнуть и до конца осознать услышанное, он яростно обрушился на ее губы. Заставляя забыть обо всем, с головой окунуться в гремучую смесь страха и болезненного, с соленым привкусом собственной крови удовольствия. Кусты жасмина вокруг поплыли, завертелись, сливаясь в одно размытое белое пятно, вытесняя какие-либо связные мысли, и все вокруг исчезло, потерялось в неистовом вихре животной страсти.

Там, на полянке, скрытой в зарослях жасмина, он показался ей другим. Брал особенно исступленно, как будто доказывая ей и себе, что не было той минутной слабости, невольным свидетелем которой она стала. И, как ни странно, даже не укусил.
Позднее, когда жар страсти спал, они долго лежали рядом на траве и молчали, глядя в звездное небо, каждый думая о своем. Его рука, плавно скользящая по ее волосам, как будто раскрывала что-то важное, чего невозможно было сказать словами, а передать только вот так, легким невесомым жестом.
Несмотря на полные желчи слова, брошенные в лицо, Изабелла ощутила странное чувство единения с ним. Ей даже показалось, будто бы он раскрылся перед ней, демонстрируя не привычный оскал зверя, а что-то другое, тщательно спрятанное за хищной личиной. И впервые она испытала к нему некое подобие жалости, ведь его эмоциональная неполноценность мешала познать всю глубину и силу душевной привязанности, которая объединяет мужчину и женщину куда крепче и прочнее, чем животная страсть.
Но стоило только оказаться за пределами кольца из цветов жасмина, как все вернулось: и жестокость, и холодность, и ледяное равнодушие. Закравшиеся сомнения в правильности задуманного побега развеялись без следа, оставляя после себя твердую уверенность в том, что ей необходимо бежать как можно дальше от него и от тех противоречивых чувств, которые он в ней вызывает.

Сиэтл, грузовой порт, 22 июля 2015 года
Мрачные металлические контейнеры, тянущиеся бесконечными рядами вдоль береговой линии, заваленные коробками и прочим мусором узкие проходы, близость темной воды, отлично скрывающей следы любых преступлений – все это делало заброшенную часть грузового порта излюбленным местом разборок криминальных личностей Сиэтла. И вампиры не стали исключением, предпочитая именно здесь находить жертвы среди всякого отребья, а также назначать встречи с себе подобными.
Этой безлунной ночью Мейсон, как обычно, совместил приятное с полезным. Утолив жажду двумя наркоторговцами, наивно полагавшими, что никто не узнает о сокрытой от картеля сделке, он избавился от трупов и теперь замер возле одного из контейнеров, весь обратившись в слух.
Не сказать, чтобы он нервничал, просто не позволял себе расслабиться, недооценить возможности противника, старался просчитать все возможные последствия на несколько ходов вперед. Его план уже сработал: Деметрий сам разыскал его и назначил встречу. Теперь предстоял сложный разговор, в котором каждое лишнее слово может иметь необратимые последствия.
Прошло несколько томительных минут, прежде чем идеальный слух выхватил из шума прибоя звук легких шагов, а слабый ветерок донес резкий запах другого вампира. Вскоре чуткое зрение уловило движение в конце длинного коридора, образованного двумя рядами контейнеров.
Мейсон сам двинулся навстречу по узкому проходу, предварительно убедившись, что диктофон на мобильном включен. В принципе, он особо и не надеялся, что удастся записать что-нибудь компрометирующее, ведь разговор наверняка будет полон туманных намеков. Просто сделал это на всякий случай. А вдруг? Бывает, и сильнейшие допускают промашки, которыми можно воспользоваться, если быть хорошо подготовленным к такому повороту.
Они сближались излишне медленно даже для людей, выигрывая время на оценивание потенциальной опасности. Сразу бросалось в глаза, что на Деметрии не было черного длинного плаща, традиционного для всех представителей Волтури. Хотя, в отличие от Мейсона, на котором был спортивный джемпер и удобные джинсы, он был одет полуофициально: серый, делового покроя пиджак с узкими темными джинсами, на шее повязан щегольской платок. Такой смешанный стиль одежды, скорее всего, свидетельствовал о том, что разговор предстоит доверительный, но предложения поступят более чем серьезные.
Деметрий, брезгливо переступая через разбросанный повсюду мусор, так же не сводил с приближающегося Мейсона внимательно прищуренных глаз, готовый к любым сюрпризам с его стороны. При данных обстоятельствах их силы были примерно равны, и оба это прекрасно осознавали.
Когда между ними оставалось не более двух метров, мужчины синхронно остановились, замирая в напряженных позах.
– Эдвард, – представитель Волтури величественно кивнул.
– Приветствую Вас, Деметрий, – так же излишне официально отозвался Мейсон, почтительно склонив голову, но не опустив при этом цепкого взгляда.
Видимо, такая дистанция не входила в планы Волтури, и он сделал осторожный шаг, сокращая расстояние между ними до непозволительно малого.
Казалось, такое явное нарушение личного пространства никак не задело Мейсона. Он даже не шелохнулся, ожидая дальнейших действий собеседника.
– Да брось ты эти церемонии, – натужно улыбнулся Деметрий, – мы столько лет знакомы, вполне можно обойтись без них.
Его рука покровительственно опустилась на плечо Мейсона, и потребовались немалые усилия, чтобы сдержать порыв стряхнуть тяжелую ладонь прочь. Но за столько лет вампирского существования он преуспел в умении скрывать свои чувства, и легкая улыбка, искривившая губы, скрыла захлестнувшее его негодование.
– Как скажешь, – почти приветливо, но сдержанно ответил он, принимая более раскованную позу.
– Отлично, – удовлетворенно кивнул Деметрий, наконец-то убирая ладонь с его плеча. – Я хотел обсудить с тобой ситуацию вокруг одной девушки… скажем так, замешанной в очень нехорошем деле. Тот, кто укрывает ее, рискует навлечь на себя неприятности.
Мейсон понимающе кивнул, сейчас не время прикидываться, что не знает, о ком и о чем речь.
– Так вот, – невозмутимо продолжал Деметрий, – этот кто-то… ему следует принять давнее предложение одного старого друга. Причем условия кардинально меняются, открывая воистину безграничные перспективы. Всего лишь одна небольшая услуга – и вопрос о девушке закроется навсегда. А дальше все будет зависеть от него самого.
Заранее предусмотрев такой шантаж, Мейсон тем не менее сделал вид, что крепко задумался над завуалированными угрозами и щедрыми посулами. Насчет того, какого рода будет услуга, он тоже догадывался. Более того, надеялся, что это деликатное дело поручат именно ему.
Как он и предполагал, никаких имен с подробностями не прозвучало, видимо, запись разговора никакого толку не принесет. Но ведь и не рассчитывал, что будет так просто. Переигрывать было нельзя, слишком хорошо Деметрий знал, как быстро он принимает решения. Поэтому с ответом не стал сильно затягивать.
– Какие гарантии для того, кто укрывает девушку, после положительного ответа на выгодное предложение старого друга? – по-деловому уточнил Мейсон.
– Думаю, честного слова Волтури ему будет достаточно. Он обретет могущественного покровителя, служение которому автоматически дает неограниченные возможности и привилегии, – веско пообещал Деметрий, и уже более тихо, почти интимно добавил: – и плюс дополнительные приятные бонусы: девушка в личное пользование и избавление от соперника.
После этой фразы Мейсону пришлось подавлять приступ нервного смеха. Да если бы он захотел, Эдвард Каллен давно был бы мертв. Но его внук достоин большего, чем просто послужить разменной монетой в интригах вампирской верхушки.
Где-то глубоко клубилась злость, стремясь выплеснуться наружу. Несмотря на все, что было между ними в прошлом, он никому не позволит причинить вред Эдварду-младшему. Намерение заполучить Изабеллу все еще оставалось в силе, если надо будет, Мейсон убьет соперника сам, в честном поединке, но чтобы жизнь внука – и в обмен на привилегии… нет, до такой низости он не опустится.
А вот Деметрию об этом знать совсем не обязательно, и внешне лицо Мейсона оставалось абсолютно непроницаемым, без малейших признаков бурлящих в нем в данный момент эмоций.
– Что ж, думаю, если этот кто-то не дурак, то такое выгодное предложение должно его заинтересовать, – так же туманно, приняв стиль собеседника, согласился он.
Деметрий прищурился, оценивая его искренность. И сейчас репутация прожженного негодяя, которому наплевать на все и всех, играла Мейсону на руку. Причем история с Изабеллой отлично вписывалась в созданный им образ: какой вампир откажется заполучить в личное пользование женщину-сплита, к тому же обладающую таким изысканным запахом и вкусом?
И Деметрию ничего не оставалось, как поверить в разыгранный Мейсоном спектакль.
– Будь на связи, – уже по-хозяйски безапелляционным тоном распорядился он, – в самое ближайшее время я сообщу лично, когда и куда тебе следует прибыть.
Не прощаясь, Волтури легко запрыгнул на ближайший контейнер, не замечая, как Мейсон хищно ухмыльнулся ему вслед. Теперь, когда Деметрий уверен, что крепко держит его на крючке, можно сделать ответный ход, продолжая задуманную партию.
Убедившись, что вампир скрылся из виду, Мейсон достал телефон и еще раз внимательно прослушал запись разговора. Потом сделал один короткий звонок.
– Все по плану, – кинул он невидимому собеседнику, – теперь твоя очередь.
Затем, спрятав мобильный, переместился на берег залива. Какое-то время стоял на дощатом настиле пирса, напряженно вглядываясь в темную гладь воды.
Да, Мейсон прекрасно осознавал, что меряться силами с таким могущественным противником – все равно, что играть с огнем. Но это чертовски нравилось, щекотало нервы и заставляло давно мертвое сердце сжиматься в томительном предвкушении. А, следовательно, он снова чувствовал себя живым. И эти ощущения стоили того, чтобы поставить на кон собственную бессмертную жизнь.

---

*Mors tua, vita mea – в переводе с латыни «Смерть твоя – моя жизнь»
Под спойлером замечательные иллюстрации к главе, спасибо их автору helencapricorne

Традиционно спасибо моей незаменимой помощнице Инге dasik за редактирование главы и идейную поддержку.

ФОРУМ