Эпилог mp3

В Форкс мы вернулись уже вшестером. В аэропорту к нам с Джейком и к Эммету с Розали присоединились мои родители. Они прилетели первым же рейсом, но к развязке не успели. Джейкоб рассказал о случившемся вкратце, не вдаваясь в детали. Да, собственно, он их и не знал. Розали, потрясенная и уничтоженная, молчала. Казалось, она окаменела от боли и чувства вины. Эммет, и так немногословный, тоже был нем как рыба, только все гладил плечи любимой и тревожно заглядывал ей в лицо. Все детали знала только я. Но я вообще была не в состоянии ни говорить, ни тем более показывать. Я ощущала внутри такое опустошение, как будто мою душу выжгло напалмом. Все, что осталось в ней – сухая безжизненная пустыня, лишенная красок и эмоций. Казалось, что вместе с сердечком этого несчастного ребенка во мне умерла радость. Все светлое и хорошее, что было в душе до этого страшного дня, растворилось в серой мути безысходности. Я молча гладила себя по животу, мысленно прося прощения у своего еще не родившегося сына за все, что ему пришлось пережить из-за меня. Чувство вины за боль, которую я ему причинила, останется со мной навсегда. Я это знала. Так же как и вина за оборванную детскую жизнь. Этот последний удар детского сердца я буду помнить вечно.
Отец пытался прочитать мои мысли, но, видимо, безуспешно. Мыслей, по сути, у меня в голове и не было. Мама заглядывала мне в глаза, пытаясь утешить, я улыбалась ей, механически растягивая губы. В голове все крутились обрывки моих страшных слайдов. До дрожи знакомое странное полупрозрачное лицо с жестокой усмешкой на тонких губах. И две пары не по-детски осмысленных глаз.
Мы улетели первым же рейсом, как только Джейк уладил формальности с местным отделением Интерпола. По его мрачному лицу я поняла, что у него будут крупные неприятности из-за нашего «освобождения». Ведь официальной версией было мое похищение одним из воротил наркокартеля.
По прибытии в Сиэтл Джейкоб скрепя сердце оставил меня на попечении родителей и умчался отчитываться перед своим новым начальством. Что-то мне подсказывало, что это был конец его карьеры в качестве агента Интерпола.
Как только мы прибыли в Большой дом, я тут же попала в заботливые руки своего личного доктора. К моему приезду дом снова напоминал филиал медицинской клиники. Эта перемена неприятно резанула моих родителей ощущением дежавю. В последний раз, насколько мне известно, дом так выглядел, когда мама носила меня под сердцем. Это время не любил вспоминать никто.
Карлайл сразу же взял у меня анализы, которые потом собирался отвезти в лабораторию, и сделал мне УЗИ. Помня о том, что при беременности Беллы этот вид исследования не приводил ни к чему, он очень удивился, когда смог отчетливо рассмотреть один плод, как он выразился, развитый по возрасту. Я облегченно вздохнула, значит, две пары детских глаз были просто видением. Так же как и мой плен в Вольтерре. Пол ребенка дедушка даже со своим вампирским зрением рассмотреть не смог, так как было еще слишком рано. Но я и так знала. Это был мальчик. Мой Лето.
Джейкобу пришлось почти на три недели остаться в Сиэтле. Поскольку доказательств моего похищения мой муж предоставить не смог, его обвинили в злоупотреблении должностным положением и начали служебное расследование. На время расследования ему запретили покидать город, он фактически находился под домашним арестом на служебной квартире. Его сердце, как и мое, разрывалось от разлуки, он звонил мне по сто раз на дню. Правда, зная, что телефон прослушивается, Джейк говорил только всякие милые глупости, ничего не значащие для посторонних ушей. Но не для моих. Каждое слово, произнесенное любимым хриплым голосом, добавляло мне сил.
В отсутствие мужа я днями напролет сидела в кресле-качалке у окна в комнате своего отца и, положив руку на живот, разговаривала со своим сыном. Я рассказывала ему все сказки, которые могла припомнить, выбирая самые светлые и счастливые, мурлыкала ему песенки. Я отчаянно пыталась вернуть в свою душу то светлое искрящееся чувство радости, которое наполняло меня в Лондоне. Но радость больше не жила в моей душе. В ней вообще было пусто, как в заброшенном доме.
Мои родные пытались всячески меня поддержать, утешить. Элис постоянно звала меня совершить набег на магазины детских вещей, Эсми – заняться разработкой интерьера детской в подаренном нам на свадьбу доме. Кстати, новый дом для Эммета и Розали уже начали возводить. Моя тетушка все еще тяжело переживала страшные события последних дней и мучилась от вины передо мной. Это чувство подогревал также и Эдвард, который не упускал случая укорить сестру за безрассудство, едва не стоившее жизни ей, Эммету и мне. Но постепенно надежда на то, что ей посчастливится снова понянчить уже внучатого племянника, вытеснила и боль от потери Амели, и укоры совести.
Наконец, в начале сентября Джейк вернулся. Из Интерпола его все же уволили, однако сильно его это не расстраивало. Зато дедушка Чарли Свон был несказанно рад, тут же предложив Джейку пост своего заместителя.
Джейк обещал подумать, попросив у Чарли отсрочку до рождения малыша. Он больше не хотел расставаться со мной ни на минуту.
Карлайл, проведя все исследования и убедившись, что со мной все в порядке, разрешил мне покинуть Большой дом, и мы с моим мужем снова вернулись в подаренный нам на свадьбу дом на лесной опушке.
Моя жажда особенно усилилась за полтора месяца до предполагаемой даты родов. Я уже выпивала почти два литра донорской крови за день. Тогда же Карлайл, снова сделав мне УЗИ, увидел какое-то новообразование в матке рядом с уже почти сформировавшимся плодом. Сообщив мне новость, которую я уже и так знала, что ребенок – точно мальчик, доктор Каллен забеспокоился. Просканировать это новообразование ему так и не удалось. Когда он показал мне на экране темное пятнышко, у меня остановилось сердце. В голове снова возник слайд: две пары не по-детски осмысленных глаз. Я не стала рассказывать никому о своих видениях, даже Джейку. Не сказала я и дедушке. Всматриваясь в темное пятнышко на экране, слушая рассуждения Карлайла о гематоме и возможном кровотечении, я уже поняла. Это начала расти моя дочь. Полукровка, как и я. Именно она и требовала крови.
С каждым днем приближаясь к родам, я чувствовала себя все хуже. Живот начал расти просто невообразимо быстро. Мама не отходила от меня ни на шаг, только иногда давая побыть нам с Джейком наедине. Отец мерил шагами нашу гостиную, словно дикий зверь в клетке. Они все трое опять вернулись в прошлое, в страшные дни, предшествующие моему рождению. Я, как могла, успокаивала родителей и Джейка, объясняя им, что я не человек, ведь я гораздо сильнее и мне ничего не грозит. Но чем ближе была дата родов, тем больше нарастала тревога. Карлайл снова заставил меня вернуться в Большой дом и подключил к всевозможным аппаратам, отслеживающим малейшее изменение состояния как моего, так и детей.
Когда до предполагаемой даты родов, рассчитанной доктором Калленом, оставалась неделя, его начал беспокоить маленький Лето. Его сердечко стало работать хуже, с перебоями. Казалось, соседство с сестрой-полукровкой ослабляло его, отнимало у него силы. Дедушка предлагал мне сделать кесарево, но я боялась, что недоношенный ребенок не сможет выкарабкаться. Тогда доктор Каллен запланировал стимулировать роды, как только состояние мальчика хоть немного ухудшится.
День «Ч» настал, как всегда, неожиданно. Подключенные ко мне аппараты выдали тревожные сигналы: сердечко моего маленького сына снова дало сбой. Карлайл принял решение немедленно вызвать роды, так как ждать дальше было опасно.
Роды я помню плохо. Моя странная полувампирская память милосердно позволила мне не хранить каждое мгновение, каждый вдох… Ни с чем не сравнимая, ни на что не похожая, разрывающая все мои внутренности всепоглощающая боль. Она была сродни той, что я испытала под взглядом маленького демона Джейн. Она срывала все плотины, затопляя сознание и делая меня беспомощной игрушкой в ее безжалостных стальных тисках. Но я знала, ради чего должна была пережить эту боль. И это придавало мне сил. Карлайл боялся давать мне обезболивающие, опасаясь за сердце мальчика. Я помню его виноватые глаза и бескровные губы, шепчущие мне слова утешения. Он не мог мне помочь, я была один на один с разрывающей меня на части мукой.
Барахтаясь в липкой трясине боли, я думала только об одном – мой сын должен жить. Я не смогу простить себя никогда, если его сердце остановится, так же как и сердце несчастной Амели. Я боялась, что Господь заберет у меня моего сына взамен той жизни, которой я лишила бедного ребенка, совершив смертный грех.
Лето родился первым. Он почти не дышал. Я услышала его слабый хрипящий писк, который сразу же прервался. Мое сердце замерло от горя. Карлайл даже не показал мне его, сразу же подключив к аппарату искусственного дыхания. Невероятным усилием, превозмогая все нарастающую боль, которая, как мне казалось, уже не может стать сильнее, я приподнялась на локте и сквозь пелену слез разглядела в руках доктора Каллена крошечное бледное тельце. Из моего горла вырвалось рычание раненого зверя.
- Это мальчик?! Мой сын?! Он умер?!
Карлайл, не оборачиваясь, нарочито спокойным голосом произнес:
- Да, это мальчик. Все будет хорошо. Он жив, сердце бьется, он дышит почти сам. Я просто хочу его стабилизировать.
Я бессильно упала на кровать. В моем помутневшем мозгу кровавыми сполохами вспыхивало: «Он жив… он жив… он жив».
Потом я начала терять сознание. Видимо, у моего нечеловеческого организма все-таки существовал болевой порог. Но и в темно-багровой кровавой мути, в которую я погружалась, все равно жила боль.
Внезапно, дойдя до немыслимого апогея, практически доведя меня до безумия, боль прекратилась. Внутри я ощутила странную пустоту.
Сквозь кровавую пелену я неясно различила крошечное тельце в руках Карлайла, которое он положил мне на живот, и услышала его ласковый голос, звучавший как сквозь вату.
- Ренесми, это твоя дочка. Она так же прекрасна, как была ты. Просто твоя копия.
Слабеющими руками, из последних сил цепляясь за остатки сознания, я прижала к своей груди мою новорожденную дочь.

***
Это был день зимнего солнцестояния, двадцать первое декабря. День рождения наших с Джейком детей. Брата и сестры. Лето и Лиры. Человеческого ребенка, правда, скорее всего, с генами оборотня, и полукровки – полувампира и получеловека. Никто на свете не сказал бы, что эти дети – брат и сестра, родившиеся с разницей всего в несколько минут. Мальчик был настоящим альбиносом. Белоснежная полупрозрачная кожа, бледно-голубые, белесые глаза с розоватым оттенком, белые волосы. Я с болью смотрела, как лицо Джейка выразило разочарование при первом взгляде на новорожденного сына. Не таким он представлял его себе, совсем не таким. Но малыш протянул свою крошечную ручонку и цепко схватился за кажущийся огромным рядом с ним палец папочки. Лицо моего волка тут же расплылось в улыбке. Я судорожно выдохнула.
Девочка, как в один голос твердили все мои родные, в точности напоминала меня в младенчестве. Такие же карие, с оттенком молочного шоколада глаза, каштановые волосы. Только кожа была смуглой, что в сочетании с едва заметным жемчужным сиянием смотрелось очень необычно, но безумно красиво. Мама и Розали готовы были покусать друг друга в борьбе за место у ее кроватки. Господи, думалось мне, ей придется еще труднее. У нее будет еще на несколько нянек больше. Лира или как ее окрестила Роуз, Лилу, родилась с полным комплектом молочных зубов и так же, как и я, росла не по дням, а по часам. Ее кормили поочередно мама и Роуз донорской кровью. Пить детскую смесь она отказалась категорически. Мама смеялась, что я была гораздо сговорчивее в этом вопросе.
Лето, в принципе, был обычным младенцем. Я кормила его грудью, к моей радости и изумлению, у меня сразу же после родов появилось молоко. Это было просто изумительно. Каждый раз меня просто накрывало волной нежности к этому хрупкому, но удивительному существу, такому крохотному и беспомощному.
Конечно, Лилу я любила не меньше. Просто из-за слабого здоровья Лето забота о нем занимала почти все мое время. Роуз и мама с превеликим удовольствием полностью взяли заботу о девочке на себя.
Тревога о здоровье сына отравляла мне радость материнства. Карлайл говорил, что из-за сестры – полувампира, слишком сильной по сравнению с ним, он родился со слабым сердцем и недоразвитыми легкими. И несмотря на все усилия доктора Каллена мальчик никак не шел на поправку. Несколько раз в день его сердечко то начинало колотиться, то внезапно спотыкалось, грозя остановиться. Я, в отчаянии склонившись над беспомощным тельцем, молила Бога не забирать у меня сына.
Так, балансируя между жизнью и смертью, мой сын встретил свой десятый день. Его сестра к этому времени уже выглядела на месяц, а то и на полтора. Она уже держала голову и научилась улыбаться. Отец говорил, что слышит ее мысли, но «показывать», как я, Лилу не умела.
И вот, когда детям исполнилось десять дней, а мое отчаяние, казалось, достигло своего предела, Джейк привез в Большой дом своего отца и Сью Клируотер. Эдвард и Карлайл было попытались возразить против их посещения, особенно опасаясь за Лето. Но Джейкоб смог, видимо, найти необходимые аргументы. Знакомство дедушки и внука состоялось.
Морщинистое темное лицо Билли выразило целую гамму чувств – от удивления и разочарования до тихой радости. Строгое лицо Сью было непроницаемым. Доктор Каллен спокойным вкрадчивым голосом рассказывал о состоянии здоровья малыша, подбирая слова и избегая медицинских терминов. Билли кивал, но ни он, ни Сью за все время не проронили ни слова. Они лишь многозначительно переглядывались между собой.
Перед тем как уйти, старый вождь подъехал ко мне на своей неизменной коляске, сжал мою руку в своей горячей ладони и, пристально посмотрев в глаза, сказал:
- Не беспокойся о сыне. Мы поможем ему.

***
Все мои родные, включая родителей и даже Эсми, категорически были против «индейского знахарства», как называл это Карлайл. Но мы с Джейком были непреклонны.
И вот, когда Лето исполнилось пятнадцать дней, Джейк увез нас с сыном в Ла-Пуш.
Ни мне, ни Джейкобу не позволили участвовать в ритуале. Сью сказала, что это дело только великого вождя и духов. Больше никто не смеет видеть это. Мое сердце разрывалось между желанием увезти сына обратно домой и призрачной надеждой на его спасение. Мы сидели на ступеньках знакомого крыльца домика Блэков и напряженно вслушивались в бормотание и гортанные вскрики Билли. Пахло какой-то неизвестной мне травой и дымом. И тут старый вождь запел. Мелодия была замысловатой, как древние письмена, она накатывала и отступала, как океанские волны. Я не понимала слов, но откуда-то из глубины сознания приходило понимание того, что Билли просит дух великого Таха Аки принять этого младенца как своего преемника и наследника. И еще он называл моего сына Белым Волком. Надеждой и проклятием. Последним в роду Воинов Духа.
Внезапно песня оборвалась. Наступившая тишина была звенящей, как натянутая до предела струна. Сью, побледнев, метнулась в дом. Мы с Джейком, переглянувшись, бросились следом.
В комнате Джейкоба на кровати лежал голенький Лето. Он недоуменно смотрел на нас не по-детски смышлеными глазенками. На его предплечье, на бледной полупрозрачной коже отчетливо синела родовая татуировка квилетов! Она выглядела так, как будто была там всегда. Но я могла поклясться, что еще десять минут назад ее не было. И еще мой полуторанедельный сын впервые улыбался!
Внезапно Сью издала странный гортанный звук, похожий на рыдание. Посмотрев на Билли, я с ужасом увидела его остекленевшие глаза и страшную застывшую улыбку.
Джейк со стоном рухнул на колени перед телом отца. Я схватила на руки сына и чуть не вскрикнула от неожиданности – кожа маленького Лето обжигала мои руки.
Я позвонила матери, сообщив ей страшную весть, и попросила ее забрать малыша. Мои родители приехали в Ла-Пуш настолько быстро, насколько это было возможно. Белла хотела войти в дом, чтобы утешить Джейка, но, прислушавшись к мыслям моего мужа, Эдвард помрачнел и отрицательно покачал головой. После того как машина родителей скрылась из глаз, увозя моего сына, я вернулась в дом. Джейк все так же сидел по полу, рядом с инвалидной коляской, обняв руками колени отца. Я села с ним рядом и молча прижалась к нему всем телом.

***
Пока Джейкоб был занят похоронами в Ла Пуш, я попросила отца и маму помочь мне снова переехать с детьми в наш дом на опушке. Находиться среди моей вампирской родни моему мужу уж точно было бы лишним. Хотя он и так почти не появлялся дома, предпочитая в одиночестве сидеть в пустом доме Билли. Я не находила себе места, разрываясь между заботой о детях и желанием быть рядом с любимым в это тяжелое для него время.
После похорон Джейкоб все же вернулся. Я с болью смотрела на его потухшие глаза, осунувшееся мрачное лицо. Он не разговаривал почти три дня. Я тоже молчала, не находя слов утешения. Самое страшное было в том, что он перестал даже подходить к детям. Казалось, он винит в смерти отца своего маленького сына. Я была в отчаянии.
Спасло нас появление Сью. Моя названая мать, мельком взглянув на Джейка, с безучастным лицом переключавшего каналы телевизора в гостиной, попросила меня проводить ее к сыну.
С того страшного дня Лето как будто подменили. Его сердце билось ровно и сильно, проблем с дыханием тоже как не бывало. Доктора Каллена вначале беспокоила его повышенная температура, но поняв, что причина ее вовсе не в болезненном состоянии, он успокоился. Мальчик заметно окреп и становился сильнее день ото дня.
Сью подошла к кроватке Лето и погладила его по щеке. Малыш тут же заулыбался и протянул к ней крошечные ручонки, сжимая и разжимая кулачки. Суровое смуглое лицо моей названой матери смягчилось, в темных глазах заблестели слезы. Повернувшись ко мне, она сказала глухим взволнованным голосом.
- Я постараюсь объяснить Джейку. Это было право Билли и его выбор. Он отдал свою жизненную силу своему внуку. Он так решил. Береги этого ребенка. В нем последняя надежда племени. Или его погибель. Как решат духи.
После разговора со Сью Джейк понемногу стал приходить в себя. Когда он снова взял на руки Лето и его глаза засветились любовью и нежностью, я чуть не расплакалась от облегчения.
Жизнь потихоньку налаживалась. Постоянные заботы о детях и муже заполняли мою душу, вытесняя из нее ту пустоту, которая поселилась там после страшных событий в Рио. Джейкоб самозабвенно возился с детьми, правда, в основном с сыном. Это естественно, с девчонкой ему не так интересно, успокаивала я себя. Но что-то екало у меня в груди, когда мой муж смотрел на Лилу. В его взгляде было что-то такое, что вызывало тупую боль.
Зато тетушка Роуз расцветала в заботах о маленькой племяннице. Позволь я, она бы совсем переселилась к ней в комнату. Но я время от времени давала ей понять, что ее присутствие тяготит Джейка. Она хмурилась, но не спорила.
К трем месяцам, когда Лето едва научился твердо держать головку, Лилу уже вовсю бегала, разговаривала звонким хрустальным сопрано, даже танцевала и пела с тетей Рози песенки. Она все чаще просилась в Большой дом, где к команде ее воздыхателей тут же присоединялись моя мать, Элис и Эсми. Даже отец, всегда сдержанный в проявлении чувств, буквально таял от нежности к своей маленькой внучке. Они вместе с Розали учили Лилу игре на рояле, Элис каждый день придумывала ей новые наряды, а Эсми пыталась приготовить то, что заинтересовало бы девочку, которая категорически отказывалась от человеческой пищи, предпочитая кровь.
Я и не заметила, как постепенно моя дочь стала все реже бывать дома. И однажды Розали и моя мама попросили меня разрешить Лилу переехать в Большой дом. Я засомневалась, но, спросив совета у Джейка, не нашедшего в этой идее ничего плохого, согласилась.
Если бы я только могла знать, чем обернется мое решение в будущем…

***
Мрачный каменный зал. Высокие своды рождают странное эхо. Темные фигуры на резных тронах, зловещие и почти неподвижные. Тихие шелестящие голоса.
- Ты опять проиграл, брат мой. Сколько может эта семейка вместе со стаей шелудивых псов стоять у нас на пути!
- Ты слишком нетерпелив, Кай. Ничего не пропадает бесследно. Все, что я делал и буду делать, каждый мой шаг, любое решение приближают нас к заветной цели. Я, к сожалению, не могу видеть будущего, но уверен в том, что ничего не было сделано зря. Это не проигрыш, мой брат. Это только передышка. Иногда, чтобы продвинуться вперед, нужно сделать шаг назад. Мы получим все. В свое время. Но ты прав насчет псов. Пора решать эту проблему кардинально.
- Наконец-то! Я слышу от тебя разумные речи! Этих индейских шавок должна постичь участь Детей Луны. Мы уничтожим их, брат мой. Всех до одного.
- Или найдем способ использовать в своих целях. Они по-своему уникальны. Ты знаешь мое мнение относительно всего необычного. Как жаль, что мне недоступно будущее!

***
Наше прошлое… Моя странная память хранит все. Мельчайшие детали, звуки, образы. Оголенные проводки, соприкасаясь, рождают в памяти яркие вспышки.
То, что мы однажды пережили, прочувствовали, решили, сплетаясь в большой разноцветный ковер, составляет фундамент для нашего будущего. Если хотя бы одна ниточка в этом полотне исчезнет или поменяет цвет – будущее изменится навсегда. Я знаю это. Потому что делала это однажды. Будущее – это то, что мы совершили в прошлом. Каким оно будет, наше будущее? Я не знаю. И в этом мое счастье. Или нет?

Большое спасибо нашей бете Тане tatyana-gr за редактирование главы.

ФОРУМ

Предыдущая глава