– Сегодня в районе Чешир Блэкон в два часа ночи сорок минут у перекрестка Самнер-роунд и Чешир-Пойнт-роунд произошло дорожно-транспортное происшествие. Легковой автомобиль марки «Опель» тёмного цвета совершил наезд на двадцатидвухлетнюю уроженку Германии Эвелин Гроссе, после чего скрылся с места преступления. Пострадавшая находится в реанимации. К сожалению, врачи дают неутешительный прогноз, – ровным голосом сообщила ведущая новостей. Её лицо, ухоженное и нарумяненное, не выражало никаких эмоций, точно также как и жгуче-зелёные глаза. – Наш корреспондент Брайан Фокс взял интервью у очевидца трагедии.

На экране телевизора сменилась картинка. Грузная, пожилая женщина, неловко поправив грустную пародию на причёску, тяжко вздохнула:

– Который год меня мучает бессонница. То спина заноет, то виски сдавит, то давление подскочит, то, – женщина расстроенно махнула дряблой рукой. – Ночью мне стало душно. Страсть как захотелось подышать прохладным ноябрьским воздухом. Дома прямо дышать нечем было, словно в скверный август! Уж сколько и куда только я жалоб не писала, чтобы не включали так рано отопление! Им как будто январь на дворе, – недовольно скривила тонкие поблёкшие от старости губы, оправила махровый халат. – Но сейчас я не о том… а про бедняжку, которую задавили. Доковыляла я от телевизора до окна и, открыв его, едва не уронила электронные часы. Мне подарил их сынок Алекс, он уже как два года живёт в Лондоне, в самой мэрии работает, – укрытое сеткой морщин лицо озарила солнечная улыбка. Но спустя миг погасла, точно упавшая с неба звезда. – Глянула я на время, было сорок минут третьего. А тут жуткий визг колёс! Вскрик… Звук, словно большой мешок картошки упал свысока. Охо-хо-х… – горестно покачала головой. – Смотрю на улицу, а там в белом пальто девушка лежит на грязном асфальте. Светофор мигает красным, и рядышком прямо на тротуаре стоит та проклятая машина, которая бедняжку сбила, – женщина потёрла заслезившиеся глаза. – Мерзавец-то даже не вышел из автомобиля. Дверь вначале приоткрыл, а за тем, как помчал убегать, аж дым от колёс пошёл! Но я запомнила, что автомобиль-то у него чёрный, ну или тёмно-синий, – она задумчиво прищурилась. – Номер, жалко, было мне не разглядеть, стара и далеко, а вот название машины полицейским подсказала! Узнала я «Опель» то, как у моего внучка Майка. Он как раз завтра приезжает…

Корреспондент вежливо, но безапелляционно прервал женщину, поблагодарил её за беседу и передал слово в студию новостей.

– Полицейское управление города Честер просит откликнуться всех, кто может оказать помощь в расследовании этого дорожно-транспортного происшествия. Обращайтесь в ближайшее к вам отделение полиции. Анонимность и награда за ценные сведения гарантируется, – сообщила ведущая.

Эрик выключил телевизор и залпом осушил стакан виски. За плотно закрытыми шторами бушевал ливень.

– Будто у нас в городе в первый раз автомобиль сбивает человека, – выпустив струйку дыма, Эрик нервно покрутил в пальцах сигарету. Сделал новую глубокую затяжку. – Почему именно её показали по новостям? Почему уделили столь много дорогого эфирного времени? Ещё и наградой поманили… – сжал кулак. На том проступили жирные вены. – Девчонку жаль, – душу с новой силой принялась кромсать боль. Разъедать вина. Эрик налил себе ещё виски. – Если бы я не поссорился с Анжелой, не пропустил в баре лишних пару стаканов бренди, – с силой надавил пальцами на стакан, – не пребывал бы в ярости от расставания и не гнал бы как сумасшедший… Чёртово «если бы»! – резко встав, он с размаху разбил стакан об стену. – Падла! Не трус я! Убежал. Не помог, – нервно протёр ладонью лицо и заходил по комнате, как хищник, загнанный в клетку. – Только чем там было помогать?.. Если сам не медик, то трогать пострадавшего – это верх идиотизма. Без наложения шейного и спинного корсета нехрен и браться. Покалечишь больше или прикончишь раньше, чем каплю пользы принесёшь. Позвонить в неотложку?.. Так там было кому набрать медиков. Старуха в окне так отвратительно таращилась… – он хлебнул виски из бутылки. Ему было противно от самого себя. Прежде он ловил, сажал или без бумажных проволочек убирал навсегда с улиц разных мразей и убийц. Они часто имели для себя оправдания, а теперь и он выискивал, чем прикрыться от человечности, отгородиться от воплей совести, придушить её, гадину. – Пускай я на шаг стал ближе, чтобы стоять в одном ряду с выродками, но пока от меня больше пользы на воле. Ну сел бы и что? Кара? Дерьмо! Тут моё наказание… – он постучал кулаком в грудь, ещё глотнул алкоголя. – С улиц говно чистить нужно, а не без толку гадить в клетке, жря на налоги в том числе и родных этой несчастной Эвелин Гроссе. Не оправдание! То правда! – потёр подбородок, стукнул ладонью по столу. – Я отлично умею убирать дерьмо! Ещё неделя, и коновалы в белых халатах позволят вернуться на работу. Первым делом через Томи аккуратно разузнаю о том, кто кнутом машет и бабками трясёт ради поимки сбившего ценнейшую Эвелин Гроссе, – он едко хмыкнул, смял в пальцах окурок и зажёг новую сигарету. – Томи точно в курсе, от чего такой шум с этим делом. Как-никак это его участок. Да, сначала выясню, кто под меня копает могилку. Главное - не суетиться, не спешить и тем не привлечь к себе внимание. Дальше видно будет, как быть! Важно глупо от нервов не обосраться. Сам не засвечусь, копам на меня не выйти! – Эрик быстрыми затяжками ополовинил сигарету. Воздух в мрачной комнате был спёртым, насквозь пропитанным никотином и алкоголем. – Я хороший! Когда на нож посадил насильника пятилетней девчонки, меня не дёргало, не прокололся ли я, заметая следы. Радость переполняла, что этот урод червей кормит и не выйдет из-за решётки лет через пять за приличное поведение, не тронет ещё чью-нибудь малышку. А сейчас кусает нервы паника. Хотя… – он, прихрамывая, отошёл от стола к окну. Отворил его нараспашку, впуская поцелованный лёгким морозцем ветер. Стянув с себя майку и кинув ту в угол, сел на подоконник. – …абсолютно уверен, что ничто не указывает на меня. Камеры в том районе висят для галок. Их работоспособность уже как полгода предмет для скабрёзных шуток в участке. Как там звучит самая безобидная?.. Изменила мэру жена, и решил он повеситься. Взял верёвку, мыло, стул… залез и спрыгнул. Да вот петлю сделать забыл, и только нос разбил и мылом подавился, – Эрик угрюмо хмыкнул. Затянулся. – Так и висят камеры без подключения к центру обработки информации. Нет денег в мэрии на увеличение его мощностей. Зато есть бабки у жены мэра, владелицы фирмы по установке систем видеонаблюдения. Потому меня в камере и нет. Да, нужен кто-то для чистки улиц с мылом, – усмешка. Глубокая затяжка. – Что ещё против меня может быть? На «Опеле» есть вмятина, пока есть. Джейми на днях от неё избавится. Хорошо иметь карманного автослесаря. Даже за награду меня он не сдаст, иначе всплывёт, что стучал копу на подельников по теневому бизнесу, а полиция получит исчерпывающую порцию доказательств его трудов по продаже угнанных авто. Джейми плут, каких поискать, но не дурак влезать между заточками уголовников и дубинками копов, – порыв ветра хлестнул каплями по щеке Эрика, точно желая дать пощечину. Он взглянул на небо, заколоченное грозными тучами. На сердце больше прежнего потяжелело. – Так и есть, мама. Как, убирая грязь, не испачкаться? Ты учила быть чистым. Хорошо учила. Только экзамен жизни идёт не по честным правилам. Белое на улицах всегда серое, как не три с него чёрное. Что, мама? Как там за тучами? Свет… А тут тьма. Честным я бы проработал месяц, два, а потом либо увольнение, либо пуля в лоб. Нужно уметь крутиться как чёртовому ужу на раскалённой чертями сковородке, – смежил веки. На совсем короткое мгновение ему показалось, что материнская рука, тёплая и нежная, погладила его по волосам. – Прости, – сжал челюсти так, что на скулах появились желваки. – Кого ты видишь во мне сейчас? Убийцу? Своего убийцу?.. Я похож на того, кто отнял тебя у меня. Он сбил, и я сбил. Он сбежал, и я сбежал. Его не нашли, и меня не найдут, – спрыгнув с подоконника, Эрик вернулся к столу и сделал несколько глотков виски из бутылки. Горло не опалило, ему показалось, что пил воду. – Садистский сарказм учителя жизни. Тебя забрали на небо. Я в шестнадцать лет остался в приёмной чистилища. Ещё совсем зелёный мальчишка, один, без опоры на родных. Но я не встал на колени. Ты знаешь, ты видела. Я победителем покинул приют. С гордостью прошёл армию. С достоинством стал полицейским, отмывающим дерьмо с… – ярость нахлынула внезапно как лавина, и он наотмашь ударил по бутылке. Она отлетела в стену и упала, разбившись надвое. – Какая нахрен разница?! Какая?! Я ненавидел того, кто убил тебя, мама, и был убеждён, что и близко не буду таким выблядком! А стал же, стал, падла! Может быть, ты и осталась бы в живых, сделай он хоть что-то… – в бешенстве Эрик перевернул стол. – Сделай для тебя! Как мне отмыть себя, хоть немного оттереть и не быть как он? Помочь девчонке… – бурно задышал. Шатаясь, подошёл к зеркалу и отстранённо посмотрел на своё отражение. Хмуро заглянул в глаза цвета ночного океана. – Что она, дура, забыла там ночью?.. Мою жизнь? Ты учила, мама… – глубоко вдохнул и медленно выдохнул. – Кому будет польза, если я сдамся?.. Нет проку. Дерьма не убавится на улицах, и невинные детишки будут шлёпать по нему маленькими слабенькими ножками, весело, как по лужам летом. Нет… Нужно отвечать за грязь на себе, по чести отвечать и с улыбкой. Не жалеться самобичеванием и покаянием. Мыть дерьмо! Мыть! Я найду этот мой провальный экзаменационный билет по названию Эвелин Гроссе и пересдам. Отмою её от своего говна. Если она выживет… а нет… – Эрик вжал руку в зеркало, скребя по нему пальцами, словно стремясь содрать с себя лицо.


… – Больно, – Эрик услышал за спиной порывистый шёпот. – Очень. Холодно… Так дышит Смерть? Это она обнимает меня? – в кромешной темноте он обернулся, но никого не увидел. Где-то вдалеке послышался резкий и противный визг колёс. – Белое на чёрном… – шёпот перешёл на слабый стон. – Оно уже никогда не очистится, как снег, смешавшийся с сажей. Изменился. Изуродовался. Ему лишь остаётся дожидаться весеннего солнца, чтобы под ним испариться. Исчезнуть. Забыть всё, – могильная тишина коснулась слуха Эрика и облизала льдом плечи. Пара секунд, и вот справа от него появилось огромное окно, в которое светила одинокая луна. Мгновение, и на его фоне стал слабо проступать женский силуэт. Прозрачный. Дымчатый. Эрик сделал шаг навстречу к нему. – Будь им, – просьба, граничащая с мольбой. – Будь моим солнцем, – тьма скрывала лицо девушки, но Эрик явственно увидел, как она протягивает к нему руку. Вой сирен загремел в ушах.

Эрик распахнул глаза и тут же прищурился. Он лежал на полу возле кровати, обливаясь холодным мерзко-липким потом. Его сердце оглушительно колотилось, гулко стуча по вискам. Солнечные лучи гладили ему перекошенное лицо. В ладони было что-то твёрдое.

«Плотное, будто закоченевшая кисть у трупа», – ошпарила мысль затуманенное сознание. Эрик резко сел и, задержав дыхание, взглянул на отягощённую руку. В ладони находился пистолет. Не табельный, тот он сдал, попав на больничный. Это оружие было трофейным, тайно привезенным им из службы в Афганистане.

– Сука… – он отбросил пистолет на койку. Потёр лицо подрагивающими руками. – Я собирался застрелиться, что ли? А нет... я думал пристрелить в себе совесть, – косая усмешка. Вой сирен продолжал резать ему уши. – Какого хрена? Я уже не сплю же… Ах, да, – он понял, что воем сирен во сне был его мобильный телефон, на который кто-то упорно звонил. Взяв тот с кровати, посмотрел на дисплей и прочитал: «Роберт». Это был его напарник из отдела полиции. Эрик принял вызов.

– Здоров, Авель!

– Привет, Каин. Как нога? – из динамика раздался низкий, но в тоже время мягкий голос. – Когда думаешь выходить на службу? Или тебе понравилось прохлаждаться?

– Через пару дней ковыляю на осмотр к маньякам в белых халатах. Если комиссия не даст допуск к работе, перекусаю их, как бешеный пёс! Надеюсь, тогда мой отпуск продолжится в весёлом санатории, где задарма дают много цветных таблеточек. А то моя унылая пещера на меня уже смертную тоску нагоняет, – Эрик хмыкнул. – А что, неужели белому и пушистому детективу подонки не каются? Неужто не тянешь сам, друг? Или ты втайне в меня влюблён и соскучился?

– О, брат, да ты настроением в жопе, – Роберт шумно выдохнул. – Я подъеду на твой медосмотр. Начнёшь кусать врачей, буду их щипать. Покутим в больничке вместе, напарник! Я, может, и Авель, но жлоб. Мне тоже хочется бесплатных весёлых пилюлек. Без тебя в участке как на кладбище. Преступники что зомби. Им не хватает огонька под пятки! Честно, с тобой признания получать и проще, и увлекательнее. Ты мастер страху навести на нежить, заставить потанцевать… – глубокий короткий смех. – Ладно, это лирика. Что у тебя стряслось, любимый?

– С Анжелой поцапался, – сквозь зубы процедил Эрик. – Предложил ей переехать ко мне, а она – мол, с радостью, милый, но уйди из полиции, не хочу, чтобы ты возвращался на службу, у тебя светлая голова, поэтому сможешь работать в фирме моего отца аналитиком. Буду я, напарник, получать в десять раз больше, а не пули ловить. Ну и добавила со слезами: как мне, мол, семью строить с мишенью?.. Понимаешь, брат, такое вот дерьмо! В итоге я вспылил и надирался всю ночь, и сейчас не прочь выпить.

– Женщины, – многозначительно сказал Роберт. – Забей… у тебя не проблемы. Пощади печень, пошли Анжеле цветы. Максимум неделю она постынет, и помиритесь. Сводишь её в тир выпустить остатки пара, и она сдастся, переедет к тебе мозг выносить по поводу разбросанных носков, не опущенного стульчака унитаза и прочей лабуды... всё ради того, дабы тебя крепче заводить на отменный секс! – раскатистый глубокий смех.

– Какой ты к чёрту Авель? Пора тебя в змея переименовывать! – Эрик хмыкнул. – Шуточки тебе…

– А что? Я тебе реально говорю: не проблемы у вас! Вон вчера ночью в районе Чешир Блэкон неизвестный на легковушке прямо на тротуар влетел… сбил невесту сынка окружного прокурора. Вот где у парня проблемы, и не только у него. Все местные силовики, и бандиты, и пресса подняты на уши, и жопы теперь у многих горят!

«Теперь понятно, почему ей уделили столько внимания», – мрачно подумал Эрик и напряжённо сглотнул.

– Серьёзно? – как можно отстранённее поинтересовался он, прилагая все усилия, чтобы голос не дрогнул. В груди дыхание спёрло.

«Мне больно, – вспомнил он голос из сна. – Будь моим солнцем!»

– Стал бы я таким шутить, чтобы тебя подбодрить, – Роберт кашлянул. – Сверху есть не официальный указ: не распространяться о личной жизни этой бедолажки. Окружному прокурору не нужны пересуды про его заинтересованность в расследовании. Связи у него приличные, и под это дело подняли и другие происшествия, копают серьёзно.

– Ясно. Как девчонка, погибла? – сухо спросил Эрик, сжав свободную руку в кулак.

– Пока жива. Плохо она. Перелом таза, перелом позвоночника. Находится в искусственной коме. Жаль мелкую, если и выкарабкается, то лечиться будет годы. Жизнь, считай, сломана. Слышал, она большие надежды подавала в юридическом поприще, приехала на стажировку по обмену из Берлина в Лондон. Бывает та… – Роберт запнулся. Потом зашептал: – Напарник, тут начальство завалилось, злое, будто от ведьмы в зад помело получило. Так что я сваливаю работать. А ты обязательно позвони мне, как поедешь к врачам. Я подскочу к тебе. Гав-гав… – смешок. Гудки…

– Да-да, – Эрик бросил телефон к пистолету и поднялся с пола. – Ожидание смерти хуже самой смерти. Что на счёт ожидания жизни?.. – он потёр лицо ладонями. – На какой хрен Дьявол тебя, Эвелин Гроссе, понёс ночью на тот грёбанный перекрёсток? Не сиделось тебе с твоим хреном в пафосном Лондоне, теперь, блядь, хорошо лежится в чопорном городке Честер. Сука…



Ночь выдалась тихая. Природа замерла в ожидании удара стихии. Беззвучная вспышка молнии, скользнувшая у горизонта, проявила смоляные низко висящие облака, скрывающие звёзды. Эрик жадно вдохнул сигаретный дым, глуша им витающие в прохладном воздухе ароматы весны. Прячась за толстым стволом раскидистого сладкого каштана, аккуратно взглянул в окно частного дома. В спальне, слабо освещённой настольной лампой и светом компьютерного монитора, находилась худенькая рыжеволосая девушка. Она сидела у стола в инвалидном кресле и что-то писала. Её тонкие пальцы то энергично порхали над клавиатурой, то замирали, словно окаменев. Бывало, она отрывала взгляд от экрана монитора и задумчиво смотрела вверх. Складывалось ощущение, что потолок не мешал ей видеть небо и там искать важные ответы на волнующие вопросы. Шёлковый халат, дразня, сполз, приоткрывая её точёное плечо и лебединую шею.

– В который раз наблюдаю за тобой, Эвелин Гроссе, и всё больше убеждаюсь, насколько ты красива. Тьма совершённого мной зла не в силах погасить сияние твоей души. Слепящими лучами оно пробивается через покалеченное тело. Грызёт клетку… – прошептал Эрик и глубоко затянулся, прикрывая ладонью огонёк на кончике сигареты. – Ты ангел. Да, мама, она ангел. Я вижу в ней осколок звезды, которую разбил. Ей нужно солнце, чтобы возродиться словно Фениксу. Из сияющего пепла вновь вспыхнуть звездой.

Не первый месяц он украдкой следил за ней, собирал информацию о здоровье и жизни. Её стойкость вызывала в нём уважение. Он восхищался тем, насколько эта девушка оказалась несгибаемой перед бедой. Не раз ему выпадало застать её плачущей, но слёзы были пропитаны не солью слабости и поражения. В них кипела боль и решимость драться. Рыдая втайне от свидетелей, Эвелин всегда сжимала кулаки и после неизменно улыбалась, отгоняя от себя жаждущую удушить депрессию. Шумиха вокруг её трагедии и поиски виновника уже как пару месяцев сошли на нет. Она вышла замуж за сына окружного прокурора и осталась в городе, разрезавшем её судьбу на «до» и «после». Семейная жизнь текла у неё тихо. Муж проявлял о ней рачительную опеку и нежную заботу, но в этом не было любви. Всегда, когда он смотрел на неё, в его глазах дымом пожара клубилась жалость и штормом плескалась вина. Он изменял ей, деликатно, осмотрительно, не напоказ. На постоянной основе встречался с весьма симпатичной блондинкой, часто оставаясь у той на ночь. Перед женой у него было оправдание, что уезжал по работе в командировку. Эвелин никогда не оставалась одна, в доме неизменно присутствовали две добропорядочные сиделки и её мама, переехавшая из Германии. Эрик до сих пор так и не смог разузнать о причине, почему Эвелин в роковую для них ночь оказалась на злосчастном перекрёстке. Он предполагал, что это как-то связано с находящейся неподалёку начальной школой Хайфилд. В ней делался упор на инклюзивное образование, но Эрик был убеждён, что за инновационными методиками преподавания скрыто нечто большее, нежели новые подходы к обучению. Из собранной за полгода информации он сложил для себя картину, где данная школа представлялась в виде матрёшки. Он узнал, что на круглосуточно охраняемой территории часть корпусов работает и ночью. Оставались вопросы: с кем, как и для чего? На них Эрик решил найти ответы когда-нибудь потом, сейчас всё его свободное время занимала нынешняя жизнь Эвелин. За время слежки и прослушивания она ни разу ни с кем не обмолвилась и полунамёком на причину, побудившую её оказаться на роковом перекрёстке в тот поздний час. Но её муж раз в три месяца бывал в Хайфилд и всегда за полночь. Это и навело Эрика на мысль о связи школы и трагедии.

– Сегодня отличный день, чтобы признаться, – прошептав одними губами, он затушил пальцами окурок и спрятал его в карман куртки, – что ты реальное солнце. Моё.

Эрик достал из кармана брюк мобильный телефон. Тот он украл несколько недель назад в автобусе у задремавшего выпившего мужчины. Сим-карта всё ещё была активна. Безалаберность данного гражданина радовала Эрика.

– Прекрасная ночь, чтобы тебе поставить многоточие в печатаемых фантазиях о жизни и начать вновь жить! – он набрал номер Эвелин. – Хватит ждать. Пора сломать твою клетку.

Эрик левой рукой приложил трубку к уху. Глубоко вдохнул. Ему дико захотелось осушить бутылку виски. Занавес мелкого дождя опустился с чёрного неба.

– Алло, Эвелин слушает. Кто вы? – её голос был спокойный, она продолжала смотреть в монитор.

– Я люблю тебя! – твёрдо признался Эрик. Дождь резко усилился. – Люблю! – он стремительно извлёк из кармана куртки трофейный пистолет и, моментально прицелившись в затылок Эвелин, спустил курок.

Сверкнувшая молния и оглушающий раскат грома прорезали небо и землю. На секунду стало светло, словно вспыхнуло солнце.