Как только Эдуардо уехал, Джейкоб ворвался в комнату, взволновано обыскивая помещение, уверенно держась в защитном жесте за рукоятку своего меча.

— Моя королева, — выдохнул он с облегчением, уважительно низко кланяясь мне. Я отвернулась от него, взбираясь по ступеням на свой трон, прежде чем откинуться на спинку. Глубоко вдохнув, я протяжно выдохнула сквозь полу сжатые губы. Я крутила замысловатую корону в руках, удивляясь ее тяжести. Однако все больше и больше убеждаясь, что этот вес ей придавало не количество золота, а то значение, что заключала в себе корона.

Я в нетерпении махнула рукой в его сторону.

— Встань. Как видишь, я совершенно невредима. — Я не смогла скрыть сухость в своём голосе, обращаясь к нему, полностью истощённая от ранее пережитых эмоций. Изнутри меня словно растягивали в разные стороны. Одна часть меня, большая часть, ликовала; а вторую все еще трясло от пережитых событий.

— Ваше величество, — начал он, поднимаясь, но тут же прервался, не закончив своё предложение. Огонь загорелся в его глазах, которые сузились, когда он уставился в направлении моей шеи. В защитном жесте я подняла руку, пройдясь пальцем по отметке, которая была видна всем, учитывая её яркость на фоне моей бледной кожи. Под пристальным взглядом Джейкоба я чувствовала себя странно, словно голой.

— Что он сделал с Вами? — потребовал он, сузив ещё пуще глаза и сжав губы в столь тонкую полоску, что те почти исчезли с лица. Я молчала, зная, что мой ответ лишь ещё пуще разозлит его. И, в отличие от Эдуардо, с Джейкобом я ощущала лишь гнев в ответ на его вопиющее неуважение. — Он пометил Вас, — констатировал он ровным голосом.

Я поднялась, резко вставая на ноги. Этот жест явно заставил бы Госпожу Фэрворт — женщину, которая провела несчитанные часы, превращая меня в элегантную и утончённую женщину — съёжится. Произошедшие сегодня события настигли меня, и я чувствовала себя измотанной. Я отказывалась заводить очередной спор с Джейкобом. Только не тогда, когда мы оба прекрасно понимали, что я не изменю решение.

— Как знак своего согласия на моё предложение, он сделал видимую отметку на моём теле, чтобы показать знак принадлежности ему. Уверена, он заменит это чем-то более стойким, после того как мы сделаем официальное заявление.

— И когда это будет? — коротко спросил он.

— Сегодня в сумерки, — спокойно ответила я, встречая его тяжёлый взгляд, безмолвно предупреждая следить за своим языком. Мудро прислушавшись к моему приказу, он развернулся и словно лань выбежал из тронного зала.

Я покинула комнату, не желая иметь дело с теми, кто решит предупреждать или поучать меня.
Служанки испугались, когда я с грохотом открыла двери. Ноги подкосились от неожиданно навалившихся впечатлений от прожитого, энергию словно высосали из моего тела. Они бросились мне на помощь, затаскивая меня внутрь и придерживая, пока не довели до постели, где уложили на большую мягкую подушку.

— Моя королева? — спросила Агнес с явной тревогой в голосе.

— Я чувствую слабость, — тихо ответила я, откидываясь назад и позволяя глазам закрыться. Я сжала их со всей силы, желая хотя бы на мгновенье оттолкнуть и забыть события сегодняшнего дня. Честно говоря, я не была уверена, что готова для судьбы, которую себе выбрала, но в то же время я понимала, что должна стойко встретиться лицом к лицу со своим единственным будущим. У меня не было другого выбора; выбора, при котором я сохраню и королевство, и свой народ. Поэтому я просто просила и молилась потустороннему миру, ища мудрость и силу для того, чтобы встретиться с будущим.

— Немедленно дайте ей выпить, приложите холодную тряпку и говорите с ней, — проинструктировала Агнес, заставляя моих служанок торопиться.

— Когда всё это закончится? — сокрушалась я, потирая мои ноющие виски и наслаждаясь лёгким ветерком от размахивающих рук над моей горящей кожей.

— Прошло почти два месяца с момента, как все началось, моя королева, и ещё пройдёт несколько, — ответила Агнес. — Если вы не возражаете, могу ли я спросить, моя королева, — добавила Агнес после нескольких мгновений тишины. — Король Берберев принял ваше предложение?

Приоткрыв один глаз, я увидела, что все служанки ожидают моих слов, всё ещё не способные понять, как трепещет мой желудок лишь от воспоминаний об этом. Нервно облизав губы, я прошлась рукой по отметине на своей шее, как будто боясь, что она испарилась после последнего моего прикосновения. Это осязаемое напоминание о моей принадлежности ему наполняло меня глубоким чувством удовлетворения.

— Да. Он также объявил, что наша помолвка состоится в сумерки.

Радостный, но в то же время нервный шум разнёсся по комнате после моего заявления — в их тоне слышалась смесь облегчения с толикой неуверенности. Я понимала их опасения в том, что я беру в мужья мужчину, который разительно отличался от меня и от культуры моего королевства. Но я также понимала, что это был единственный путь, пройдя по которому мои люди и королевство вновь возродятся из сумрака.

В конечном итоге шумиха утихла, и они сосредоточились на своих поручениях. Тишину нарушили звуки шагов и открывающиеся двери. Спустя несколько минут, я уже лежала обложенная холодными марлями и попивала напиток пересохшими губами.

— Мы должны подготовить праздник, — объявила я, — наши гости проделали долгий путь, и заслуживают надлежащего Свандовианского приветствия. Сколько еды есть в закромах нашего замка?

Агнес занервничала, блуждая взглядом по комнате, прежде чем встретиться с моими глазами.

— Моя королева, наши запасы истощены. Голод разрушил наши урожаи и ослабил скот, — тихо ответила она.

Я нахмурилась, зная, что мы находились в ужасном состоянии, но не совсем осознавая глубину проблемы.

— Тогда мы обязаны собрать то, что осталось, — спокойно, но твёрдо заявила я, — не слишком умно разозлить наших гостей, не оказав им нужного приёма. Согласны?

— Конечно, моя королева, но… у нас осталось совсем немного мяса, — ответила она.

— Значит, мы обязаны начать охоту в Свандовианских королевских лесах, — решительно заявила я, прекрасно зная, что этим нарушу закон о том, что ни один человек не имеет права охотиться и убивать животных в этих лесах. Этот закон был написан много веков назад, и мой отец был непреклонен в желании следовать этому. Лес охраняли и регулярно обыскивали в поисках тех, кто пытался вылавливать животных. Этот лес также был домом для животного с королевского знамени — белого оленя. Это редкое и прекрасное создание, которое стоило огромных денег и очень быстро передвигалось. Именно из-за него моё решение обойти данный закон будет не просто скандальным, но как минимум — неприемлемым.

— Но ваш отец…

— Мой отец мёртв. Он покоится со своими предками в другом мире. Я ваша Королева, и я желаю, чтобы сегодня же издали приказ с моей печатью, дающий помилование тем, кто будет охотиться в королевском лесу в мою честь в этот день… но с одним запретом — не убивать ни одного белого оленя. Я хочу, чтобы королевская гвардия следила за тем, чтобы ни один олень не пострадал. Наказанием будет смертная казнь без судебного заседания. Это всё.

Я отпустила её, не желая больше обсуждать это. Возможно, было жестоким с моей стороны посылать её в качестве посланника совету с моим сообщением, но у меня не было сил разбираться с ними. Особенно после того, как ранее выгнала всех из тронного зала. Уверена, что они всё ещё скрываются с моих глаз с уязвлённым эго; мне совершенно не хотелось вставать на первую огненную линию их обид.

Переведя своё внимания на остальных служанок, я продолжила.

— Я хочу, чтобы были приготовлены и выложены наши самые отборные и лучшие фрукты, вина, злаки и овощи — всё должно быть приготовлено так, чтобы было под стать королю. Я хочу музыки и развлечений. Наше лучшее золото и серебро будут отданы в знак благодарности. Вы должны сделать наших гостей счастливыми.

Кажется, моя речь произвела нужный эффект, потому что спустя мгновенье все начали действовать.

Раздавшийся стук, заставил моих служанок ринуться открывать дверь, пока поднималась с постели, чтобы встретиться взглядом с переводчиком Эдуардо. Он сделал полупоклон, выкручивая руки в реверансе. В его глазах плескалась радость от того, что совершённые им действия скорее выглядели насмешливо, нежели уважительно.

— Мой король потребовал, чтобы я передал вам его подарок, — провозгласил он, входя в комнату, даже не потрудившись спросить разрешения и оглядывая её с небольшим интересом. В руках он держал широкую квадратную деревянную коробку. Она выглядела обычно и простенько, но как только одна из моих служанок забрала её, передавая мне, я увидела на крышке знакомые рисунки. Медленно открыв, я вытащила бордовую ткань из коробки.

— И что это должно означать?

— Он желает, чтобы вы надели это на сегодняшний праздник, — объяснил он, и я была уверена, что это не просто просьба, а скорее приказ.

— Разумеется, — пробормотала я, пробегая пальцами по материалу. Я никогда прежде не ощущала такой мягкости. Хоть материал был гораздо плотнее и разительно отличался от того, что я привыкла носить в этом сезоне, я не могла отрицать его красоту. — Скажите королю Эдуардо, что, возможно, я надену это.

— Очень хорошо, ваше величество, я пошлю рабынь, которые помогут вам одеться. Позвольте мне сказать, что это платье немного сложнее привычного вами наряда.

Я кивнула в согласии.

— Спасибо…

— Хавьер, Ваше величество.

— Хавьер, — пробормотало я, пробуя его имя на языке, — какова ваша официальная ставка на службе у короля?

— Я исполняю любые его пожелание. Я сижу рядом с ним и нашёптываю советы ему на ухо. Я исполняю задания, на которые у него нет времени, и в битвах я сражаюсь с ним бок о бок.

Я промычала, обдумывая.

— Вы одного родства, не так ли?

— В нём течёт моя кровь, ваше величество, но я заслужил своё место так же, как и все остальные.

— Разумеется. Думаете, он сможет одержать победу над Басситами?

— Без сомнений. Вы должны понять, что мы не смотрим на войну так, как её воспринимает остальной мир. Наша вера королю не исходит от принуждения и властвования. Мы служим и верим, потому что мы уважаем и чтим. Это большая честь и радость — сражаться бок о бок с ним — и величайшее унижение, которое ожидает мужчину у нас в народе, — пережить короля в битве. Мы идём на войну, чтобы защищать и побеждать. Поражение — слово, которого нет в нашем языке; а слабость — то, что из нас выбивают в молодости. Умереть в сражении — это самая большая честь для наших мужчин; и если наш противник был достойным — наши души обретут свой мир в Беуле, чтобы царствовать дальше с нашими мёртвыми предками и Богом. Я знаю, что вы, зовущие себя цивилизованными, находите наши поступки варварскими, а мысли пустыми; но наша дикость, свобода природы — это то, чем мы гордимся. Мы — дикие, жестокие, агрессивные и безжалостные, но мы не бессердечные и не сумасшедшие, как вы о нас думаете. Вы должны помнить об этом, потому что в нём вы увидите ту сторону, которую цивилизованный мужчина тщательно скрывает, — закончив свою речь, он быстрыми шагами направился прочь из моей комнаты.

Остаток дня прошёл относительно спокойно — в постоянной дворцовой суете. Несмотря на то, кем были наши гости, я могла чувствовать, как восторженные слухи распространялись между слугами, и я не винила их за приподнятое настроение.

Вечерний ветерок начал охлаждать истощённые земли, когда рабыни Эдуардо пришли в мою комнату. Их было легко узнать — кожа цвета кофе, большие голубые глаза, обрамлённым густыми ресницами — они были доарианками. Даже с обстриженными волосами, они прекрасны — пухлые губы и идеальные пропорции лица. Кроме того, на их шеях красовались уже знакомые мне золотые воротнички, которые лишь усиливали их красоту, когда они вошли в мою комнату, болтая и хихикая между собой на баравийском языке.

Они раздели меня, прежде чем двое взяли банку с пряными духами и покрыли ими каждый дюйм моего тела. Я должна была чувствовать себя принужденной по тому, как они прикасались ко мне. Они действовали без колебаний, даже когда оставляли парфюм на оголённой коже между моих ног и на груди.

Они массировали, убирали излишки волос, приводя моё тело в порядок. Они уделили особое внимание волосам на моей шее, удаляя даже самые коротенькие из них. Наличие лезвий так близко к моему телу должно было напугать меня, но они так утонченно и осторожно управлялись с ними, будто лезвие было продолжением их рук, что я лишь загипнотизировано наблюдала.

Они одели меня, обернув ткань вокруг тела. Верхняя половила обвивалась вокруг моей шеи, пересекаясь на груди и исчезая за спиной, оставляя большую часть моего живота, бока и спины открытой. Вторая половина состояла из юбки в пол, по обе стороны до бёдер которой шли разрезы. Это выглядело бы неприличным, если бы не серебряные застёжки, прикреплённые к ткани на моих бёдрах.

На шею они одели нанизанные на тонкую серебряную цепочку старинные серые монеты, также подавая мне кольца и браслеты, сияющие словно луна.

Мои волосы остались распущенными и перекинутыми на левое плечо, доходя практически до талии. Несмотря на то, что они были тёмные как ночь — жасминовое масло, которое служанки втёрли в них, заставляло их сиять и мерцать, как море в ночи. Они специально выделили метку Эдуардо, которая теперь была полностью открыта. И я носила её с гордостью.

Комок нервов взбирался к горлу, пока я наблюдала за тем, как солнце опускается, приближая встречу с моей новой судьбой. Судя по звукам со двора — праздник уже был в самом разгаре, эпицентром которого стала самая большая палатка, поставленная в качестве парадного зала.

Хавьер перехватил меня прежде, чем я смогла войти, останавливая прикосновением к моему локтю. Мои пальцы дёрнулись, чтобы схватить изогнутые лезвия, прикреплённые к бёдрам, но я подавила свои инстинкты, осознавая, кто меня схватил, и немного расслабилась.

— Ваше величество, — поприветствовал он, опустив голову и знающе ухмыльнувшись. Он согнул руку, приглашая меня и направляя в сторону двух стражников, одетых в толстые кожаные доспехи и держащих копья. Они стояли по обе стороны от входа. Нырнув внутрь, я ощутила прохладу, несмотря на тёплую ночь.

Если бы я не привыкла быть центром внимания, то мне бы было сложно вынести такое количество устремлённых взглядов мужчин и женщин в мою сторону. Однако, годы практики позволили мне уклониться от своей природной стеснительности, убирая страх на затворки. Мои люди также стояли по сторонам — бледные, создавая явный контраст с загорелыми людьми Эдуардо, — также наблюдая за происходящим.

Наступила тишина, и я глазами нашла короля Эдуардо, удобно расположившегося на широком деревянном троне, покрытым мехами. Он выглядел совершенно иначе, не как при нашей первой встрече — без грима и грязи от путешествий, чистый и, если это вообще возможно, ещё более внушительный. Его блестящие, также смазанные маслом волосы оказались смешанного цвета — золотисто-каштанового и красновато-коричневого. Они спадали с его плеч, заплетенные в косу, концы которой едва касались его бёдер. Золотистая лента, вплетённая в косу, разделяла её на части примерно каждый пять дюймов.

Я почувствовала гордость, зная, какое для них имеет значение длина волос. В Берберской культуре волосы были очень важны. Они отражали честь и уважение, показывая насколько высоко ваше положение в общине. Если мужчина проиграл в бою и при этом выжил, то его волосы сбривали наголо в знак унижения — до уровня раба. Отсутствие равноценности деньгам и нужды к этому привело Берберов к указанию своей ценности благодаря длине и качеству волос. Такие длинные волосы как у короля Эдуардо означали одно — он никогда в своей жизни не проигрывал.

Его голая грудь была покрыта татуировками черных племенных узоров; юбку он поменял на коричневые кожаные штаны, которые плотно обтягивали его широкие, мускулистые бёдра. Его борода сплеталась вместе к середине подбородка.

Незаинтересованным взглядом он прошёлся по помещению, поднимая к губам отполированный золотой рог. Откинув голову, он сделал несколько глотков, отчего его адамово яблоко задвигалось. Всем своим внешним видом он старался не показывать своего интереса к тому, что происходило вокруг, пока Хавьер вёл меня через толпу людей, развалившихся на матах и стульях.

Каждый, казалось, ожидал чего-то, пока меня вели к подиуму, на котором был трон. Пройдя сквозь толпу, я смогла заметить стоящего на коленях мужчину, которого с двух сторон держали стражники. Эдуардо едва удостоил его взглядом, допивая свой напиток.

Я остановилась, сбитая с толку, но заинтригованная, наблюдая, как мужчина борется со стражниками. Король Эдуардо закончил свой второй напиток, вытирая рот рукой и отбрасывая рог в одну из девушек-слуг за своей спиной. Казалось, что вся комната дышит каждым движением короля, пока тот спускался с возвышения. Его походка была медленной и неторопливой, как будто у него было все время мира для выполнения любой задачи.

В воздухе повисло ощутимое напряжение, когда Эдуардо схватил длинную, богатую косу мужчины, стоящего на коленях, и резко дёрнул его голову вверх. Глаза Эдуардо на мгновенье встретились с моими, прежде чем он вытащил меч из ножны. В толпе раздался рёв, когда он обвил косу вокруг своей руки и быстрым движением отрезал её со скальпа мужчины.

Я едва сдерживала дрожь от вопиющего крика мужчины, который упал вперёд, сжимаясь в унижении. Боль в его голосе была почти такой же сильной, как если бы Эдуардо всадил меч в его грудь.

Эдуардо держал в своих руках чёрные, словно ворон, блестящие волосы так, будто это был самый драгоценный камень. Никто не обращал внимания на рыдающего мужчину, которого выносили из шатра — все глаза были прикованы к королю, который подошел ко мне, протягивая и предлагая мне косу.

Я сделала шаг навстречу, протягивая вперёд руку с дрожащими пальцами. Коса была словно из шёлка, когда она скользнула между моими пальцами, и я посмотрела на Эдуардо, догадываясь, что это и было его предложением. Волосы такого качества и размера считались самым дорогим подарком, превосходя по своей «стоимости» даже самые драгоценные камни в мире. Обвив пальцами косу, я с осторожностью взяла ее из рук короля. И тут же была сражена реакцией, вызванной моим действием, — громкие возгласы и крики наполнили воздух, и поняла, что он имел в виду, когда говорил, что в сумерках мы объявим о своей помолвке.

Откинув голову назад и издав громкий рык, он закричал на своём языке что-то громко и яростно. Прозвучали пения, и речь короля эхом сопровождали громкие удары барабанов. Быстрым движением он схватил моё тело. Я не смогла подавить писк удивления, когда словно какой-то мешок оказалась на плечах Эдуардо. Одна его рука была обёрнута вокруг моей талии, а вторая — расположилась на моих ягодицах, похлопывая по ним, пока он шагал в сторону личного шатра.

Все время, пока мы не оказались внутри, он нес меня на руках, после чего кинул на покрытый мехами флет, который служил его кроватью. От мехов исходил его запах, столь сильный и мужественный. Моё сердце вновь яростно забилось в груди.
— А как же праздник? — нервно заикалась я, пока он оглядывал меня сверху вниз голодными глазами. Мой взгляд опустился к его талии, наблюдая за тем, как его руки ловко расправлялись с брюками, ослабляя ремни и стягивая кожаные оковы с его ног, оголяя короля передо мной.

Моё дыхание пропало, когда я полностью рассмотрела его — загорелое тело с сильными и накаченными мышцами, которые играли, когда он опустился на колени на край мехов. Его потребность была очевидной и видимой, толстой и набухшей от вожделения, пока он проводил ладонями по ней, смахивая бисеринки жидкости на конце.

Я не понимала своей реакции, но решила поддаться ей. Мне хотелось, чтобы он пометил меня, заставляя кричать под его сильными и властными прикосновениями; оставляя метки на моих бёдрах и синяки на боках. Я желала, чтобы он взял меня так сильно и грубо, что я буду чувствовать жжение в течение нескольких дней.

С его губ сорвалось толи урчание, толи рычание, когда, опираясь на руки, он взбирался вверх — туда, где раскинутая на мехах его ждала я. Я полностью позабыла о своём предыдущем вопросе, когда он завладел моим телом, переворачивая меня на живот. Я попыталась подняться на четвереньки, но ему совершенно не понравилась моя затея. Я едва заглушила крик, когда он обернул мои волосы вокруг своей руки, откидывая мою голову назад, причиняя боль. Его дыхание окутало мою шею, когда он яростно прорычал мне на ухо. Это был мрачный, угрожающий звук, и я задрожала — не от страха, а от возбуждения — в ожидании, пока он прижимался коленом к центру моей спины, удерживая меня лицом вниз.

Он разорвал моё платье, ногтями впиваясь ногтями в кожу, срывая последние куски, чтобы полностью оголить моё тело. Я снова вздрогнула, когда жар от приглушённой боли, которую он оставлял на своём пути, охватил меня; и я инстинктивно раздвинула ноги шире, чувствуя ноющее возбуждение между ног. Полностью раздев, он оставил меня обнажённой и беспомощной под ним.

Эдуардо не спрашивал разрешения, грубо раздвигая мои ноги. Он требовал моего содействия, когда проскользнул коленями между моих бёдер. Моя кожа покрылась крапинками пота, и дрожь пронзила меня, когда он со способностями умелого любовника уделял внимание каждому дюйму моего тела.

Возможно, я и была нетронутой мужчиной девственнице, но я точно могла сказать, что его действия были весьма умелыми. Нет, они были отточены и полны нужды, которую только мое тело могло удовлетворить. Обернув рукой мои бёдра, он вырвал рык из моего горло, поднимая меня вверх на колени. Эдуардо провел рукой по моим волосам, поднимая за них мои плечи с мехов, заставляя меня изогнуться. Свободной рукой он пробрался под меня, грубо сжимая мои груди и оттягивая возбуждённые соски, всё ещё жёстко прижимая спиной к себе.

Он накинулся на меня, пройдясь своим набухшим членом вверх и вниз по моей спине, заставляя меня возбудиться ещё сильнее. Скользнув рукой вниз по моему животу, он добрался до соединения моих бёдер, чтобы удостовериться, что я была готова к его вторжению. Он завибрировал от силы своего рыка, низко выругавшись.

— Olyan nedves. (Такая мокрая)

Все мои чувства были обострены от силы его прикосновений. Звук посасывания донёсся до моих ушей, и глаза расширились при мысли, что возможно он пробует меня на вкус, оборачивая свой язык вокруг своих мозолистых, влажных пальцев.

— Isteni az ízed, — простонал он. (Божественна на вкус)

То, как он произнёс слова на своём родном языке, оказало на меня странное влияние, которое я не могла описать. Но нужда в этом отпала, когда все мои мысли свелись к тому, как он переместился между моих ног, направляя себя к моему горящему от вожделения центру и проводя кончиком члена по моим влажным от желания складкам.

— Пожалуйста, — умоляла я, сквозь сжатые губы.

Он слегка качнул вперёд бёдрами, растягивая мои стеночки и входя полностью в меня… сильным, но не грубым толчком. Я вскрикнула от совершенной, неописуемой агонии, которая наполнила меня, отталкивая прочь толику боли и подавляя более дикий крик, готовый сорваться с моих губ.

Мои стеночки пульсировали, растягиваясь, чтобы приспособиться к нему; и всё, что я могла сделать, — впиваться ногтями в меха перед собой, дрожа и задыхаясь. Он остановился, проводя руками по спине и моим ягодицам, ожидая, когда я смогу принять его полностью. Я ждала гораздо большей боли от потери девственности, вспоминая сплетни о том, как агония пробивает тело при первом соитие. Но удовольствие, которое охватывало каждый дюйм моего тела, кажется, перевалило ту едва ощутимую боль.

Наше соитие было тем, к чему, как я теперь поняла, было невозможно заранее подготовиться — то, как он заполнял всю меня снова и снова, требуя и ожидая, когда моё тело сможет по-настоящему принять его. Я осторожно толкнулась назад, и он воспользовался моими бёдрами в качестве рычага, сильно притянув моё тело ближе к своему, заставляя меня принять его глубже. Тишину шатра разрывали звуки нашего соития, в то время как моё сознание полностью заполнил мускатный запах с примесью секса.

Он переместился, спуская меня ниже и раздвигая мои бёдра шире, от чего колени немного разъехались в стороны. Я подчинилась ему, спускаясь, хоть и мои мышцы яростно протестовали; грубо схватив запястья, Эдуардо завёл мои руки назад, прижимая их со всей силы к моей спине. Мягкие волосики щекотали лицо, когда после изменения положения меня вдавило щекой в меха. В то время как король, держа одной рукой меня плотно прижатой к мехам, второй ухватился за мои бёдра, направляя движения.

Каждый толчок был глубоким и протяжным; покачивание и прокручивание его бёдер вжимало меня всё глубже и сильнее в меха, пока его тело властвовало над моим. Каждый новый приступ боли сопровождался приливом удовольствия, и я уже не была уверена, где была граница между ними.

То, как он брал меня, было Берберской традицией — и он знал только этот способ. Контраст между мягкой и нежной постелью подо мной и грубым обращением с моим телом казался захватывающим, заставляя моё тело гореть бешеной и безудержной похотью, которая набирала обороты внутри меня, что вскоре начало доходить до боли от желания освобождения.

Мои стоны и крики превратились в рычание от восхитительной агонии удовольствия, испытываемой от его неистового темпа, когда он сам пытался утолить свою похоть. Он хмыкнул, делая толчки более безудержными и жёсткими, без перерыва, наконец-то помечая моё тело и поглощая меня полностью.

Не были никакой милости в том, как он брал меня, не замедляя ни на секунду и не смягчая темп толчков. Он врывался в меня настолько глубоко, что я и не подозревала, что такое возможно.

Я впитывала в себя каждый дюйм его тела, пока он оставлял синяки на моём, клеймил его так, что никакой другой мужчина никогда не сможет прикоснуться ко мне, кроме него. Я знала, что когда мы закончим, то смогу чувствовать его присутствие ещё несколько дней. Лихорадочность его движение лишь подтверждала мои догадки, что он хочет сделать меня своей и только своей.

Накрутив мои волосы в кулак, он потянул мою голову наверх, заставляя кожу гореть.

— Моя! — прорычал он, практически выплёвывая слова.

Я простонала и захныкала, толкаясь попой навстречу его толчкам. Огонь, горящий и накапливающийся внизу моего живота, резко спустился ещё ниже, заставляя меня гореть изнутри. Я обильно кончила, сжимая его со всей силы, с моего тела стекали ручейки пота, а бёдра были влажными от полученного удовольствия.

Рёв, который вырвался из него, когда он увеличился в размерах и кончил глубоко внутри меня, был животным и диким. Ответный крик сорвался с моих губ, когда мои стеночки в очередной раз сжались вокруг него. Я всё ещё нуждалась в нём, в его руках, зубах, его желании; но, когда я попыталась подняться на руки, ища большего, он резко опустил меня вниз, в предупреждении проходясь зубами по моей шее. Вспышка похоти от едва уловимой боли пробила моё тело, заставляя вновь задрожать от вспыхнувшего желания. Но я подчинилась Эдуардо, расслабляясь на мехах.

Я ожидала, что он выйдет из меня и уйдёт, когда получит то, что желал. Но вместо этого он прижался своим телом к моему, всё ещё держа большую часть своего веса на руках. Чувствовать тяжесть его тела на себе было столь утешительным, и твёрдо напоминало мне, что теперь я была не одна. Он всё ещё был внутри меня, обнимая руками моё тело и облизывая своим грубым бархатным языком метку на моей шее, успокаивая и снимая тем самым мою боль.

Я понимала, что прошло очень мало времени с нашего знакомства, но такое ощущение, что всё внутри меня перевернулось. Все мои мысли, чувства, реакции — казалось, что всё теперь было сосредоточено на нём. Каждая частица моего тела хотела угодить ему, отдавая всё, на что я была способна. Я хотела, чтобы он был счастлив и доволен от того, что выбрал меня.

Тихое урчание сорвалось с моих губ, и я откинула голову в сторону, когда он снова вжался в меня, всё ещё облизывая каждый дюйм своей метки. Боль в моём сердце ушла, пульс утих, и я поняла, что меня накрывает усталость. Чувство спокойствия нахлынуло на меня, от чего губы разошлись в широкой улыбке, а глаза наконец-то мирно закрылись. Теперь я могла отпустить все проблемы, зная, что у меня есть тот, с кем я могу их разделить.

Предыдущая глава