Название: Серебряные озёра

Категория: Авторские истории. Сумеречная Сага
Обложка: 59
Автор: katerina420
Бета: tatyana-gr
Жанр: современная сказка
Рейтинг: PG-13
Пейринг: Эммет/ ?
Саммари: В этих местах не идет снег. Точнее, Эммет ни разу не видел, когда бы он шел. Не видел, как падают и кружатся снежинки, но по утрам сугробы опять были пушисты, свежи и манящи, будто за те несколько часов, что он спал, прошел мощный снегопад.

---

В этих местах не идет снег. Точнее, Эммет ни разу не видел, когда бы он шел. Не видел, как падают и кружатся снежинки, но по утрам сугробы опять были пушисты, свежи и манящи, будто за те несколько часов, что он спал, прошел мощный снегопад.

Каждое утро, открыв дверь домика, он наслаждался невероятной красотой этих мест. Той, ради которой по собственной ежегодной традиции он выбирался из шумного города в уединенный домик в горах, выбранный каждый раз по случайному объявлению. Приехав сюда, он заключил с самим собой соглашение не использовать во время отпуска ни одного гаджета, кроме профессиональной фотокамеры. Продукты и другие необходимые для комфортного отдыха предметы раз в неделю на вездеходе привозил хозяин дома Элеазар Денали. Он же по окончании отпуска должен был подвезти Эммета до железнодорожной станции.

Эммет любил прогулки: долгие и по новым тропам. Сегодня он выбрал очередное направление — на лыжах пересечь большое поле в стороне от дома и изучить снежный лесок вдали.

Этим днем ветер с севера казался особенно суровым, но и он иногда отступал. Тогда, благодаря припекающему солнцу, в куртке на меху становилось жарко и появлялось желание ее снять, но, будто услышав человеческие мысли, очередной ледяной порыв развеивал намерение, как легкую порошу с ветки.

Добравшись до зимнего леса и сняв короткие лыжи, Эммет вдохнул глубже. Ветер остался позади, будто стесняясь нарушить здешнее беззвучие и нетронутый даже зверем белый ковер. Запрокинув голову, человек замер, завороженный утопающими в небе бесконечными соснами, ласкающими бледно-голубую гладь безбрежного озера игольчатыми лапами. Маленькое облако медленно проплыло, словно подгоняемое течением ленивое бревнышко, Эммет следил за его перемещением краем глаза, пока оно не скрылось из виду.

Странная тишина жила в сосняке, более всепоглощающая и покойная, чем безмятежность привычных для прогулок мест. Эта тишь звучала в мужчине особенной мелодией — музыкой мыслей, которые вставали в стройный хоровод, танцуя, а иногда замирая в затейливом па.

Невероятно, но в этом местечке на краю мира все волнения из обычной городской жизни вдруг обернулись незначительными и неважными, отойдя на второй план. Почувствовать эту легкость Эммет желал давно. Непонимание отцом их с братом надежд и стремлений в эту минуту казалось не таким и существенным. Предательство Розали, случившееся около года назад, обычно болью отзывалось в душе, но сейчас его мысли о ней парили спокойно, не срываясь в бездну отчаяния.

Вдохнув морозного воздуха, Эммет направился дальше, к виднеющемуся сквозь необъятные стволы серебряному морю. С каждым шагом он приминал снежную перину, заковывая след в паутину снежинок, оставляя его здесь до весны.

За теперь уже изученным леском раскинулось широкое бескрайнее поле с высоким закрывающим горизонт холмом, до вершины которого было, на глаз, около пятисот шагов.

Ослепнув от окружающей белизны, подсвечиваемой яркими солнечными лучами, не сразу Эммет заметил движение на самой маковке взгорья. Позабыв надеть лыжи, так и сжимая их в руках, он устремился вперед, порой застревая ботинком в цепком снежном покрове, пытаясь не потерять из виду любопытную цель. Как Афродита из пены морской, медленно поднялась из снежной кипени стройная золотоволосая богиня и закружилась, все быстрее с каждым мгновением, разбрызгивая крошечные льдинки вокруг. Прозрачное облако мерцающих на солнце снежинок окутало представшее перед человеком видение.

Остановившись, Эммет моргнул, полагая, что белоснежная земля затеяла игры с его разумом… но нет. Очаровательница никуда не исчезла. Он, хоть и являлся профессиональным фотографом, в это мгновение начисто позабыл о камере, оставшись безмолвным созерцающим зрителем.

Не отрывая от девы взора, как совсем недавно от совершенной небесной глади леска, Эммет поплыл к ней, порой утопая в глубоком сугробе, разгребая обнаженными ладонями снежные волны, а иной раз нащупывая подошвой твердую почву, позволяющую крепко стоять на ногах, дающую надежду, что путь к Грации существует и он не падет ко дну окоченевшим камнем.

Не дойдя до прекрасной нимфы десятка футов, Эммет замер, в очередной раз упав на колени, очарованный зрелищем. Несколько маленьких вихрей вращались вокруг танцующей в снеговороте богини.

Дева не замечала его, то быстро, то медленно кружась, иной раз останавливаясь, чтобы вскинуть сверкающие снежинки, часть из которых не опадала, а, казалось, замирала вокруг богини или даже поднималась.

Солнце лучилось, белизна снега ослепляла, Эммет щурился сквозь слезы, выступившие от яркости окружающего его мира, от красоты видения, а может быть, от того и другого сразу. Наверное, именно поэтому он не видел четко ее лица…

Одежда богини была легкой — тонкое и длинное бледно-голубое платье, голова непокрыта, а ноги босы. Она беспрестанно кружилась, чуть зависнув над снежной гладью.

Эммет не знал, сколько просидел так в сугробе у ее ног, не отрывая глаз. Возможно, несколько минут, а быть может, часов.

Но вот гармоничные движения замедлились. Замысловато изогнувшись в танце, дева замерла и посмотрела на человека через плечо, позволив тому вдоволь налюбоваться на нее, наконец застывшую.

Неповторимая красота: точеные, совершенные черты лица, невероятные глаза — Эммет никогда не видел подобного серебряного зрачка, переходящего в немного более светлую, переливающуюся словно ртуть радужку, игриво изогнутых бровей, аккуратного прямого носика и чуть пухлых прелестно розовых губ, через несколько мгновений наблюдения приоткрывшихся, чтобы сказать:

— Ты видишь меня.

Не без удивления Эммет отметил, что ее голос был уверенным и сильным — своим, особенным, как и у любого человека, но привычным на слух, без эха или демонического многозвучия. Эммет перевел дыхание. Он не мог поверить, что прекрасная дева обратилась к нему. Ее вопрос звучал так, словно она видела его раньше, знала его.
Он не удержался от ответных банальных слов, произнесенных настороженно.

— Мы знакомы?

Богиня ничего не ответила. Она отвела глаза, будто смутившись, и медленно опустилась на снег, приняв элегантную позу: одну ногу согнула в колене и вытянула другую, откинув золотистую голову на мраморно-белое ложе. Не щурясь от яркости, она наслаждалась солнечными лучами, а светило будто только этого и ждало, купая деву в озаряющем великолепии.

Показалось, что стало очень жарко, как в летний день, хотя, и это вызывало удивление, снег не таял, а будто наполнялся еще серебром и сиянием. Эммет снял с себя куртку и прополз на коленях немного вперед. Им овладела какая-то необычайная смелость и любознательность. Словно бы терять ему было нечего, желание прикоснуться к неведомому возобладало над всем.

Никто не помешал ему приблизиться к богине и протянуть к ней свои немного дрожащие пальцы.

Дотронувшись до бледной нежащейся на солнце кисти, Эммет поразился тому, какой холодной она была — ледянее ветра, охраняющего тот умиротворенный лесок.

— Ты окоченеешь… — пробормотал он. Но нимфа не шевельнулась. Ему показалось, что она уснула или умерла. Следуя некоему инстинкту, Эммет укрыл хладное тело своей курткой.

— Ах, — богиня широко раскрыла завораживающе прекрасные глаза, сейчас отражающие небесную синеву, и приподнялась, прямо посмотрев на Эммета, заинтересовавшись его действиями. — Зачем ты это сделал?

— Очень холодно, — Эммет повел рукой по воздуху, а после огладил снег перед собой — дева внимательно следила за каждым его движением, эмоцией. — Ты можешь замерзнуть и… — он замолчал, обдумывая продолжение фразы.

Но нимфу это не беспокоило, ее интересовало другое. С непониманием посмотрев на человека, она немного наклонила длинноволосую головку, лаская упругими локонами снег.

— Замерзнуть? Я хочу всегда ощущать тепло. Кажется, больше не буду существовать без него.

Эммет нахмурился. Вновь протянув руку, он обхватил бледное запястье нимфы, чтобы объяснить, что имел в виду, но прежде услышал:

— Да, и правда. Твое тепло так приятно. Совсем как мне рассказывали, — слегка приподняв уголки губ, улыбнулась дева, медленно вывернув запястье из захвата, обхватив теперь его пальцы.

Эммет только ошарашено смотрел на место соединения их рук, силясь понять, что ощущает. Кончики ее пальцев были очень низкой температуры, но холод не обжигал. Казалось, Эммет сможет ощущать на своей коже прикосновение ее пальцев долго, не чувствуя онемения и боли.

— Ты как солнце — ласковый… красивый. И такой теплый, — потянувшись к лицу Эммета, золотоволосая богиня коснулась пальцами его щеки. Эммет одновременно наслаждался нежными касаниями ее холодной руки, и в то же время некий инстинкт кричал ему бежать прочь от этого места. — Тебя я могу трогать и не бояться. Потому что уже поздно.

«Бояться? Уже поздно? О чем она?» — мысленно изумился Эммет.

— А это, — нимфа схватила куртку и с невиданной для девушки силой отбросила ее за спину Эммету, — мне не нужно. Мешает наслаждаться… тобой и твоим теплом, — бесхитростно улыбнулась она человеку.

Эммет чуть улыбнулся в ответ, получая от ее внимания ни с чем не сравнимое удовольствие.

— Я хочу больше тебя, — прошептала богиня и, вытянув руку, медленно провела кончиком пальца по лбу мужчины, не имеющего ни сил, ни желания остановить ее. Затем обхватила всей ладонью щеку Эммета, притягивая его лицо ближе, со всем вниманием всматриваясь в него.

Начало происходить странное. В животе, груди и горле человека медленно расцветали ледяные цветы, зрение затуманивалось. Он словно погружался в колодец, полный стылой прозрачной воды, покрытой невесомой ледяной коркой, и мог лишь смотреть сквозь нее наружу, встречаясь с серебром глаз богини. — Ты интересно смотришь, — все так же шепотом проговорила она, в отличие от него не выпуская облачков пара изо рта. — Я видела похожий коричнево-голубой взгляд у земли, когда тает снег. Перед тем как наступает пора уснуть.

— Что? — сипло удивился Эммет странному описанию. — Земля засыпает? — а про себя добавил: «Странно, никто никогда не называл мои темно-карие глаза коричнево-голубыми…»

Нимфа не ответила, продолжая изучать пальцами его лицо. Их холодные кончики гладили щеки и бороду, и Эммет терпел сколько мог, внутренне содрогаясь от все сильнее пронизывающего его изнутри морозца, вызывающего крупную дрожь. Уже не хватало ни жара солнца, ни его любопытства, чтобы не обращать внимания на леденящий воздух, обжигающий легкие.

Ее светлые брови нахмурились, черты лица гневно исказились, белая тонкая рука оттолкнула его голову.

— Иди. Боюсь, мне нельзя трогать твое тепло. Так оно закончится. Я могу забрать его навсегда, но… этого не хочу. И не знаю, как подарить тебе свое.

Царственно приподняв подбородок, с отстраненным выражением на лице дева подняла глаза к солнцу, будто вмиг позабыв о существовании Эммета. А он все повторял в уме ее слова, пытаясь понять, что же собеседница имела в виду.

Через несколько минут Эммет пришел в себя и пошевелился, чувствуя, как стучат зубы. Он снова хотел ощутить ее пальцы на своем лице, возможно, снова коснуться ее самому, только надо было одеться теплее.

— Сейчас. Накину куртку, постой, — Эммет отвернулся. Он сильно замерз, позабыв о естественной человеческой потребности в тепле. Поднявшись и сделав несколько шагов по глубокому снегу, он схватил отброшенную куртку. Натянув на себя одежду, застегивая ее, он обернулся к богине.

А та вновь танцевала, окутанная мириадами сверкающих снежинок, не замечая его.

Понемногу согреваясь, с силой растирая озябшие пальцы, Эммет встал, замерев на месте, не приближаясь к богине. Ее необычный прекрасный танец сейчас был важнее его жадного интереса и потребности снова ощутить прохладные касания на коже.

Ноги Эммета дрожали от холода… или по другой причине. Он тяжело опустился на снег, не отводя восторженного взгляда от волшебства, происходящего перед ним.

Где они прежде лежали, виднелись только вмятины на снегу, оставленные Эмметом. Место отдыха богини оставалось нетронутым — снежинки выглядели обычно, будто замерзшая воздушная пена, взбитая и густая.

Дева кружилась как прежде, то ускоряясь, то замедляясь, не касаясь бледными обнаженными ступнями снежинок, устилавших холм. Их сестрички тянулись шлейфом, вторя нимфе, переливаясь серебряными, золотистыми и перламутровыми искорками, с небольшим опозданием дублируя каждое ее движение.

Возможно, хоровод всего лишь привиделся замерзающему, но отчаянно не желающему сходить с места Эммету. Смежив веки, он все еще видел сказочный образ. Чудесный запах солнца и морозца усиливался.

Засыпая, Эммет ощущал себя безмерно счастливым.



Очнулся Эммет посреди заснеженной поляны, в двух сотнях шагов от домика, под ласковыми лучами заходящего солнца. Любые следы вокруг его «лежбища» отсутствовали, снег был ровен и чист. Рядом валялись лыжи.

Как он сюда попал и видел ли богиню наяву?

Сильно замерзнув, он посчитал, что верхом глупости будет тут же броситься за разъяснением приключившегося. Он и так чудом проснулся вовремя, до того как погрузился в вечный сон.

Желая найти ответы на вопросы, следующим после странных событий днем Эммет отправился на разведку к тому холму из сна.

Необычайно тихий лесок, упорядочивающий мысли, оказался настоящим. Вот только по небу над ним не плыло то маленькое облачко-бревнышко, что Эммет посчитал ободряющим фактом. Повторись все до мельчайших деталей, это было бы дежавю, а все произошедшее накануне — сном.

Ландшафт оказался тем же — Эммет припоминал мельчайшие детали: небольшие кусты, пологость холма, припорошенные снегом деревья вдали. Единственное отличие от памятного образа — отсутствие его глубоких следов, солнечных лучей и… богини.

Блеклый и унылый день.

С трудом забравшийся наверх горки с помощью лыж Эммет растеряно опустил руки, окидывая взглядом окрестности. Грудь пронзило сильнейшее ощущение одиночества, которым он и так был полон до краев еще до приезда в горы. В унисон чувству его чуть не снес с ног шквал, ледяной, но невечный, освиставший его глупые надежды.

Засунув замерзшие даже в толстых перчатках руки в карманы куртки, подняв и застегнув высокий воротник, человек огляделся вокруг, изо всех сил всматриваясь вдаль, выискивая среди казавшихся малюсенькими деревьев ненароком мелькнувший золотистый проблеск…

Сумерки сменила темнота, но золотоволосая дева так и не явилась.



Невероятно яркое утро. Проникающий сквозь небрежно закрытые жалюзи свет резал глаза. Быстренько выскочив из теплой постели, Эммет оделся, умылся и, позавтракав, поспешил выйти за дверь. С недавних пор его тянуло из домика со страшной силой.

Три дня минуло, как Эммет познал свое наваждение. Теперь всегда, осматриваясь на очередном белом поле или в чаще, он искал глазами ее. Особенно если видел свежевыпавший снег. Казалось, какая-то связь между ними существует.

Кстати, ни одной самостоятельно падающей на его глазах снежинки Эммет так и не застал.

Волшебство.

Невероятная красота пейзажей, не в полной мере схватываемая фотоаппаратом, по-хорошему шокировала каждый день. Эммет все реже и реже брал с собой его. В какой-то момент он понял, что, отвлекаясь на съемку, упускает в суматохе движений то, ради чего ехал сюда. И это удивляло его.

Он всегда ощущал себя сроднившимся с камерой — взгляд через объектив позволял ему видеть больше. Но здесь, в горах, это правило не работало. Остроухие вершины, бурлящие белым огромные пространства (после таинственных ночных бурь то опадающие, то вздымающиеся, как океанские волны) — все это безмерно радовало его глаза и разум, свободные от объектива и поиска лучшего ракурса.

И все чаще посещали мысли о том, кто и зачем создал этот мир. Его и ее мир.

Розали не разделяла его любви к снегу, уединению. На удивление, к моменту расставания после ее измены у них вообще оказалось мало общих интересов, но Эммет узнал об этом из ее экспрессивной речи в его адрес, последней. То ли он был слеп, то ли она так хорошо притворялась, изображая воодушевление по любому поводу, предложенному им. Будь то поездка в уединенное местечко или посещение минералогического музея. Видимо, они были совершенно разные. Но как он этого не замечал?!

Смазанные лыжи катили легко. Ритмично отталкиваясь с помощью лыжных палок, Эммет сам формировал лыжню, намереваясь воспользоваться ей и на обратном пути. Некоторые подъемы заставили человека попотеть, тем приятнее было скатываться с них вниз без усилий.

Расположившись под высокой сосной, Эммет любовался окружающей природой, впитывающей сияние ярого солнца, замершими в небесах горами, похожими на картон, смятый сильной рукой. Совсем рядом раздавался усердный стук дятла.

Неожиданные цветовые переходы от вершин скал к основанию формировались не одну тысячу лет, как и сосны, что крепли не одно столетие. Так необычно было сравнивать себя с одной из хвоинок вечнозеленого дерева. Они умирают не как обычные листья, опадающие ежегодно по осени. Иголки живут несколько лет, помогая растению выживать, после чего их сменяют новые побеги. Совсем как люди — накапливая опыт и знания, через некоторое время они засыпают навечно, оставляя после себя новую жизнь. Или не оставляя. От тоски по тому, чему не суждено было случиться, Эммет печально вздохнул: Розали не хотела детей.

Из мыслей в реальный мир человека потянула свежесть легкого ветерка, как будто зашептавшего: «Все будет… Жди… Все будет…» На душе стало покойно и тепло, будто он оказался в объятиях брата, с которым они всегда понимали друг друга с полуслова до ссоры с отцом, отдалившей друг от друга и их. Глубже вдыхая ароматный морозный воздух, Эммет старался отбросить все вновь накатывающие переживания, как в том лесочке, когда он видел нимфу. Но выходило не очень. Наверное, та волшебная способность покинула его вместе с богиней.

Перед носом Эммета медленно и плавно опустилась одинокая снежинка. Поначалу он не обратил на нее никакого внимания.

Потом еще одна, и еще.

Маленькие кристаллики сверкали, будто подсвеченные изнутри, хотя солнечный свет не доставал до места отдыха Эммета — он присел в тени.

Эммет медленно поднял голову и посмотрел наверх. Шел снег.

Такой необычно обильный, что дубленка Эммета на груди и плечах вмиг покрылась белоснежными узорчатыми пушинками. Снегопад не останавливался, мягко опускаясь откуда-то сверху: полупрозрачные кристаллы лениво укрывали его и застарелый толстый слой снега на земле.

Вскочив, хотя всего несколько минут назад казалось, что сил после долгой дороги совсем не осталось, Эммет фактически отпрыгнул на несколько шагов от ствола и осмотрел «свою» сосну.

На дереве, над самым местом его отдыха, сидела богиня.

Она уже была здесь, когда он приехал, или появилась только что? Эммет так и не понял.

Нимфа уместилась на ветке (расположенной на высоте двух человеческих ростов от земли), будто на качелях, покачивая в воздухе босыми ногами, развевающими фиалково-голубое одеяние. Ее веки были опущены, а лицо открыто ласковому солнечному свету, словно украдкой проникающему через густые кроны деревьев. Иной раз клубясь, снежинки кружили вокруг нее, спускаясь или поднимаясь полупрозрачными лентами. Почти как в тот раз.

Не сразу Эммет понял, что ему не хватает дыхания — он задержал его, упиваясь восторгом от встречи с нею, сознания, что недавняя история не привиделась ему. Он не знал, почему физические законы действуют рядом с богиней совсем иначе, чем он привык, но отчего-то сейчас это совершенно не волновало его. Она снова была рядом.

Он наблюдал за нимфой, пока солнечные лучи не скрылись из виду и девушка не открыла глаза, потеряв блаженное тепло. Ее удивительный серебряный взгляд сразу переместился на замершего у корней Эммета. Она смотрела пристально, ничуть не удивившись, а Эммет не мог выдавить и слова, завороженный пристальным вниманием со стороны той, кого считал своей фантазией. В тишине они смотрели друг на друга, пока легкое дуновение ветерка не намекнуло, что солнце вскоре совсем скроется и на опушке похолодает.

Эммет почувствовал бегущие по телу мурашки, но деве, казалось, совсем не было морозно. Она восседала на ветке в одном лишь тонком платье, и только шаловливый ветерок, от которого у Эммета уже заледенел нос, колыхал полупрозрачную ткань ее одежд.

— Твое лицо покраснело, — мягко и буднично, как будто они вовсе не расставались, сказала Эммету девушка (он чувствовал, как пощипывает от мороза лоб, скулы и бедный кончик носа). — Мое тоже, хотя бы немного?

— Н-нет, — Эммет не соврал, с жадностью разглядывая бледную неземную красоту ее лика.

— Значит, нет, — дева слегка нахмурила брови, удерживая взгляд на Эммете.

— Иди ко мне, — попросил Эммет, не удержавшись, уступив своему самому большому желанию, — спустись на землю. Я не могу понять, кажешься ты мне или нет. Дай мне свою руку. Как в тот раз.

Но богиня не слышала его. Или делала вид, что не слышит. Эммету оставалось только растерянно наблюдать за ней. Она переместилась на ветке, поставив бледные ступни на толстый сук, встав в полный рост. Окинув взглядом ветку, расположенную чуть выше и в стороне, богиня легко подпрыгнула и оказалась чуть выше, чем была, на верхнем ярусе, затем взобралась еще на уровень выше. На тот участок кроны еще падали солнечные лучи, и нимфа, каким-то чудом удерживая идеальное равновесие, сначала присела, а затем и легла на крепкий сук.

Такой, в подсвеченном светилом лиловым облачении, сияющей, будто изнутри, кожей, бледно-золотистыми волосами, Эммет мог любоваться вечно. Лучи играли с красотой богини в только им известную игру, касаясь ее, оставляли томные поцелуи, ласкали. И Эммет ощутил покалывание в кончиках пальцев — настолько он захотел стать солнечным светом, получить его власть, почувствовать любовь девы к нему, ощутить ее нужду в нем.

— Снежинка плыла по теченью реки,
Прозрачной, как свет, что мелькает вдали.
Пушистые волны, курчавый поток.
Растает снежинка, пришел ее срок.

Эммет удивленно разглядывал богиню, которая так запросто мелодичным голосом исполнила песенку, а затем пояснила:

— Эту колыбельную пела мне мама… — слово «мама» прозвучало долгим эхом, словно мороз подхватил слог, никак не желая отпускать его, а ветер унес с опушки. — Я плохо помню ее тепло, но иногда она играет со мной в природном обличье. Она была со мной всего одну зиму, обучила, а потом ушла, оставив меня среди этих полей, деревьев, речушек. Солнце тоже оставляет меня иногда, но потом всегда приходит, — поведала богиня, а потом добавила тише: — Тебя же оставляю я. Но потом опять нахожу, даже если ты не видишь меня. Но мне нельзя быть с тобой близко, иначе твое тепло иссякнет…

Изумительный голос, и новая безумно грустная песня.

— Я плыву по течению безвременья,
Исполняя свой долг вне часов.
Ничего нет важнее призвания,
Ничего тяжелее оков.

Хотя он и находился далеко, Эммету показалось, что в ее прекрасных глазах застыли слезы, вдруг засверкавшие, переливаясь серебром. Словно из солидарности с девой, природа вокруг замерла — куда-то пропал озорной ветерок, затих стук дятла, наступила полная тишина. Только солнце все продолжало купать нимфу в своих лучах, оставаясь с ней и в этот грустный миг. Богиня запела снова, но уже другие печальные строки, веки Эммета отяжелели, и он закрыл глаза. Казалось, всего на несколько секунд.

— И меня укроет снежным одеялом,
Что не даст исчезнуть по весне.
Я тону в пространстве, снежинок не считая.
Чтобы вновь воскреснуть на заре…

Вновь открыв их, когда последние слова песни отзвучали, он обнаружил себя сидящим у корней широкого ствола ели, в темноте, озаряемой лишь скупым лунным светом, проглядывающим сквозь заполонившие небо тучи.

«Прозрачной, как свет, что мелькает вдали».

Эммет поразился, как точно строфа описывала видимое им. Прозрачный свет луны, то исчезающий, то возникающий снова, и свежевыпавший снег, который искрился, переливаясь в море серебряных лучей.

Неужели ему опять приснился сон? Сон, который он так отчетливо запомнил. Эммет постарался воспроизвести в памяти колыбельную, вопросы девы, заданные как бы между прочим, ее воспоминания о матери. Она общалась с ним, будто знала его, знала, что он придет. Она совсем не удивилась его появлению как в том, первом видении, которое Эммет мог считать их знакомством.



Эммет принципиально игнорировал даты в электронном календаре своих часов, убранных в задвинутый глубоко под кровать чемодан. Он пока не видел прямых признаков весны, но знал о ее близости, чуял кожей, ощущал мурашками, пробегающими по его телу не от холода, а от увеличившейся в воздухе влажности. Скоро Элеазар потеряет неприхотливого клиента и вновь будет подыскивать жильца в свой до неприличия уединенный дом.

Столько дней прошло со времени приезда, что приход весны был им ожидаем, но Эммет не желал уезжать отсюда, не хотел покидать суровый край, расставаться с одиночеством, прощаться со странными видениями, занимавшими его мысли чаще, чем простые сновидения того заслуживали. Впрочем, возможно, они не были простыми, в чем Эммет так силился себя убедить.

Фотографии, ради которых затевалась долгая поездка, хранились на пленках, заботливо уложенных в прочный короб — проявить и распечатать их Эммет планировал уже в городе.

В поездке Эммет приобрел больше, чем рассчитывал. Не только материальные свидетельства в виде потрясающих кадров, а спокойствие на душе, на которое он и не надеялся — волшебный лес дарил умиротворение не только во сне, но и наяву. Эммет еще не раз посетил то чудное местечко.

А во время одной из последних прогулок его воображение разыгралось вновь — Эммету в очередной раз привиделась дева. И это видение было настолько реально, насколько в одно мгновение стало ирреальным — богиня опять непонятным образом исчезла.

Он тогда стоял на небольшом мостике над горной речкой, неясно, когда и кем построенным, но довольно крепким. Течение бурлило и шипело, воды текли, разбиваясь на серебристые ленты, огибающие небольшие валуны. Чуть впереди невысокие ели и сосенки в излучине реки будто верные стражи охраняли резвый настрой вод, а мостик аркой приветствовал непокорный поток, после двигающийся медленно, будто утихомирившись.

С трудом оторвав взгляд от окружающей красоты природы, Эммет глянул вниз, в надежде поймать свое отражение… и неожиданно увидел ее, лежащую на дне речушки.

Камней и валунов непосредственно под мостом не было, и вода представляла собой толстый совершенный лист стекла. Лишь изредка проплывающая мимо веточка или листок тревожили зеркальную гладь. Тень моста не касалась прекрасного лика, длинные золотистые волосы стелились по песчаному дну, как по подушке. Девушка не двигалась, но ее серебряные глаза в упор смотрели на человека. Брови не приподнялись в изумлении, а рот не был изогнут в приветственной улыбке. Она ждала его, знала, что Эммет придет. Или она вовсе не видела его.

Он не мог тронуть ее. Так же как она не могла или не хотела касаться его, общаться с ним. А он так хотел вновь соединить их руки. Такого ледяного, как в первую встречу, ветра не было, а его куртка грела очень хорошо — в этот раз все могло быть лучше, он бы смог вытерпеть холод богини дольше.

Веки Эммета под действием неведомой силы вновь отяжелели. Человек прикрыл глаза на несколько секунд, а открыв, никакой девушки под мостом уже не увидел. Исчезла. Опять.

Существуй дева на самом деле, Эммет не удивился бы тому, что она, пусть это и звучало глупо, растворилась в водах речушки, настолько всецело она принадлежала этому месту, существовала в унисон с ним. Ее не пугал ни холод покрывающего все вокруг снега, ни обжигающий льдом речной поток, ни морозный воздух и пронизывающий его до костей ветер.

Опять она скрылась с глаз. Но зачем-то она являлась ему?

Эммет предпочитал верить увиденному, чем разумной и логичной области мозга, утверждающей, что он банально съехал с катушек.



Европейский, родной Эммету городок ранней весной — жалкое зрелище. Выматывающая чехарда из то выпадающего, то тающего снега, а иногда и дождя, лужи, грязь, беспросветное серое небо утомляли даже его, казалось, привыкшего к подобной непогоде. Это время года Эммет предпочитал проводить в более стабильных климатических условиях, но, к сожалению, не мог проигнорировать как семейное торжество, так и срочную работу в столице, навалившуюся сразу по его возвращении из отпуска.

Мама всех собрала в эти дни — приехали отец, брат и он.

Эммет не представлял, как они усядутся за одним столом и обойдутся без взаимных претензий и оскорблений, но что-то в этой идее продолжать собираться было и рациональное. Как иначе решать разногласия и вопросы, если не видеться, хотя бы периодически. Все же с течением времени могут меняться как сами люди, так и их взгляды на те или иные аспекты.

Сегодня Эммет проснулся поздно, что было для него нехарактерно, возможно, из-за случившегося резкого перепада давления. Неожиданно ночью ударил сильный мороз, поэтому сейчас на улице было ощутимо холодно. Не замечая его, мама возилась в цветнике перед домом со своими красивыми, но такими хрупкими любимицами — утепляла кусты роз. Судя по ее тихим сумбурным проклятиям, она очень злилась на метеорологов, утверждавших, что весна уже вступила в силу и резких изменений ночных и дневных температур ждать не следует.

Голова гудела, непривычно морозный воздух обжег отвыкшее от него горло. Черт-те что с погодой! На мгновение возникла мысль не выходить сегодня из дома и проваляться весь день у телевизора под теплым пледом. Эммет потрогал свой лоб — когда такое было, что ему хотелось застрять дома. Неужели заболел?

Но съездить в город было необходимо — забрать из ремонта один из своих фотоаппаратов и несколько отпечатанных фотографий его путешествия в горы. У Эммета от волнения задрожали пальцы, и он убрал их в карманы куртки: а вдруг случайно, мельком получилось запечатлеть и ее?!

Эммет одновременно и надеялся на это, и не хотел, чтобы его желание сбылось.
Он не разглядывал полученные негативы тщательно, быстро «на глаз» отсеяв ненужные или повторяющиеся кадры. Богиня была слишком эфемерна, слишком уникальна, чтобы отпечататься на примитивном человеческом устройстве. К тому же восторг, испытанный им, когда Эммет видел деву своими глазами, не сравнить ни с чем. Так и должно оставаться, а он будет лелеять воспоминания об этом бережнее, чем иные фотокарточки, успокаивал себя он, втайне укоряя, что не сделал ни одной фотографии. На самом деле он просто-напросто забывал о земном и бренном, когда видел ее.

Одинокая снежинка медленно спускалась с неба, и Эммет подхватил ее рукой, чтобы разглядеть необычное переплетение лучиков. Она доверчиво легла на его ладонь, растаяв через мгновение. Необычайно сильное чувство тоски накрыло Эммета: по золотоволосой фее, по той, с кем он виделся всего-то пару-тройку раз, и то будто бы во сне.

С каждым днем Эммет все больше понимал, что последняя поездка в горы изменила его жизнь, ее планомерное течение. В его мыслях царила теперь только богиня, иногда чуть касаясь воспоминанием, в другой раз — сводя его с ума им. Вообще-то, Эммет не верил в волшебство и Санта-Клауса, но затем напоминал себе, что лицезрел ее своими глазами.

Когда он уставал от своих измышлений, то отодвигал их в дальний уголок разума и просто вспоминал. Прокручивал в мыслях, как впервые увидел ее, что сказала она, и какие слова произнес в ответ он; вспоминал ее странную песню, мелодия и слова которой так хорошо запомнились ему; воспроизводил в памяти их последнюю «встречу», ее совершенную красоту, сводящую его с ума сквозь толщу ледяной воды.

Не сразу он понял всю глубину значения слов песни. Она была той снежинкой, плывущей по течению реки, ласкаемой бурлящими волнами, дева искала смысл своего существования, как он понял, в том числе и в разговорах с ним…

Его постоянно тянуло вернуться в горы, к ней, но Эммет заставлял себя успокоиться и подумать о насущных делах. Заключенные с рекламодателями контракты, подписанные еще осенью того года, обязательства перед семьей вынуждали его находиться здесь. А так хотелось вновь пропасть среди высоких гор, заснеженной пустыни, и возможно… возможно, он вновь увидит ее.

— Чертовы прогнозисты, — выдернув Эммета из фантазий, себе под нос заругалась мама, по новой укутывая в специальный плотный материал большой шипастый куст. Тут она заметила сына: — Ты же смотрел прогноз погоды вчера со мной, да, малыш?

Эммет улыбнулся кивнув. Было все же что-то невероятно милое в том, что для матери они с братом навсегда оставались детьми. Джаспера она называла еще хуже: «мой крошка».

— Что-то ты бледный и усталый, совсем невыспавшийся, хотя день только начался! — добавила она с иронией, намекая на позднее время его пробуждения. Эммет пожал плечами в ответ. Он сам не понимал, что с ним. — И не забудь захватить фотоаппарат вечером, мой сонный малыш! — ехидно улыбаясь, мама оторвалась от любимых раскидистых питомцев, перепрыгнула от них на дорожку, ведущую к автомобилям, и провела его под ручку до машины.

— Самой собой, ма. Лучше вспомни, ты когда-нибудь видела меня без него? — усаживаясь на водительское место, Эммет усмехнулся.

Мама подошла впритык к машине и постучала костяшками пальцев по стеклу. Эммет завел двигатель и приоткрыл окно, мама тут же положила прохладную ладонь на его лоб. Конечно, сейчас он был пойман в клетку из стекла, металла и приборной панели, попробовала бы она провернуть этот приемчик на улице, со своим-то маленьким ростом.

— Я так и знала, что с тобой не все в порядке! Ты горячий! Подхватил, наверное, какую-то редкую болезнь в своих горах. Надо было мне ехать с тобой.

«Да, ты права, — ответил мысленно Эммет. — И у этой болезни есть название — влюбленность. Поистине редкое недомогание. Для каждого у нее свой штамм».

— Мам, и что? Как бы ты меня спасла от этого «вируса»? — задав двусмысленный вопрос, Эммет приложил пальцы ко лбу, не замечая ничего особенного. Лоб как лоб. Теплый, может, чуть больше обычного. У живых так и должно быть. — Мамы здесь бессильны. К тому же через сутки ты бы уже взвыла без телевидения. Как минимум. Я уж молчу обо всех других ограничениях, сопутствующих затерянному в горах домику!

— Да… — с наигранной печалью вздохнула мама, — к сожалению, ты прав, Эммет. Я тут на днях как раз начала смотреть один сериал. Не терпится узнать, что же будет дальше! Стой! — закричала она, заприметив, что сын дернул рукой к пульту управления, намереваясь поднять стекло. Изогнувшись, она просунула голову в салон и прижалась губами ко лбу «малыша».

Эммет терпеливо сносил мамину заботу, зная, что лучше потерпеть и тогда с высокой вероятностью от него отстанут.

— Ну ладно, — вынесла миссис Маккарти вердикт после десятисекундного материнского вмешательства. — Можешь идти отсюда, точнее, катиться… восвояси. Возможно, мне показалось… и ты все-таки здоров, но, по моему мнению, все же относительно.

Эммет не стал спрашивать «относительно чего» — некоторые вещи должны оставаться недосказанными. Поцеловав маму в любезно предоставленную гладкую щеку, он как можно быстрее поднял стекло автомобиля и отъехал, прежде чем эта женщина заподозрила еще какую-нибудь болезнь или заметила его подходящий для женитьбы возраст.

— Вечером я проверю у тебя температуру еще раз! — донеслось до него будто бы из-за леса или как минимум из-за пышных кустов. — И на всякий случай прихвачу в гостиную градусник. Так что тебе придется меня просить, чтобы я всего лишь поцеловала и потрогала снова твой лоб! Умолять! Скорее всего, на коленях! Ты не отвертишься, Эммет! — вроде бы крикнула мама напоследок, но сын был уже довольно-таки далеко от дома, поэтому не был уверен в этом точно.



Наступившим вечером Эммет больше всего опасался этого момента, когда после обещанного мамой измерения температуры, приготовленного ею же вкусного домашнего торжественного ужина отец вновь затянет свою волынку.

Миссис Маккарти старалась увести разговор в сторону как могла, но неумолимый отец затронул-таки неприятную для сыновей тему. Глава семейства мгновенно дошел до точки кипения — здесь мама была, к сожалению, бессильна.

— Вы мои наследники! Оба! И нет, хотя бы один интересовался семейным бизнесом! Нет. Оба занимаются глупостями! Я создавал империю, чтобы передать ее детям, — отец перевел дыхание, но не успокоился, а, казалось, еще больше разъярился и покраснел. — Да мой ассистент интересуется производством и продажей горелок больше, чем вы!

— Дорогой, мы же договаривались. Ты обещал… — мамино лицо скривилось. Только не это. Она собиралась заплакать. К сожалению, ситуация повторялась практически при каждой встрече, но мама всякий раз надеялась, что будет по-другому. Отцовские стенания звучали для братьев заезженной пластинкой: он не только не понимал стремлений сыновей, но главное — не хотел их понимать.

— Папа, послушай, — каждый раз Джаспер находил силы дискутировать с ним. — У нас своя жизнь, свои интересы. Мы с Эмметом достигли успеха в своих областях, и не тебе заставлять нас прекратить это. Попробуй представить обратную ситуацию, что сейчас тебя бы вынуждали бросить любимый бизнес и заняться сочинительством музыки или еще чем похлеще! — произнес он, озорно поглядев на брата, намекая на его скучную профессию. — Как долго ты бы выдерживал подобное давление?

Джаспер говорил разумные вещи, но они были сказаны уже не единожды и все без толку. Только немного менялись слова и сравнения, которыми Джаспер пытался прошибить упертого родителя.

Сложив руки на груди, Эммет уперся взглядом в опустевший стол. Мыслями он унесся далеко-далеко. К ней…

Временно успокоившаяся после миролюбивых слов Джаспера мама тем временем относила грязную посуду на кухню, подготавливая стол к чаепитию. Обычно хотя бы один из сыновей помогал с этим, поэтому Эммет вскочил было, но миссис Маккарти остановила его, выразительно посмотрев от дверей и кивнув на его стул, унося с полей театра военных действий последнюю тарелку. Как стыдно, мама перетаскала всю грязную посуду одна.

Отец с возмущением и злостью смотрел на Эммета, хотя Джаспер все еще говорил что-то, пытаясь донести до главы семейства свою мысль, что-то разъяснить по новой.

— Что? — не сдержался Эммет, перебив брата. — Я все объяснил тебе еще в пятнадцать лет, когда поделился, чем бы хотел заниматься и зарабатывать себе на жизнь. Ты, как настоящий манипулятор, лишил меня карманных денег и, должен сказать, это только помогло мне. Спасибо, отец, — папины брови поднялись достаточно высоко для его вечно недовольного лица, и тут встрял Джаспер.

— Да, пап. Эммет прав, твои методы воспитания мне тоже больше помогли, чем навредили. И огромная благодарность маме и бабушке, — он нежно улыбнулся нашей матери, принесшей заварочный чайник из прозрачного стекла. — Не продолжи они оплачивать мое дальнейшее обучение в музыкальной школе, когда ты отказался его финансировать, и не желай я с безумной силой доказать тебе, что чего-то стою — я не был бы тем, кто есть сейчас, — сотовый телефон Джаспера зазвонил. — Извините, это важно, — пробормотал он и отошел к камину, обсуждая с кем-то, судя по донесшимся до сидящих за столом словам, перенос даты записи в своей звукозаписывающей студии.

Эммет все еще напряженно смотрел на отца, размышляя тем временем, когда же он наконец хотя бы что-то поймет о них или по-настоящему услышит хотя бы слово.

— Дорогой, — мама подошла к супругу сзади и принялась массировать его плечи. — Возможно, действительно пора пересмотреть твои взгляды на наследников империи. Я надеюсь, мальчики в скором времени порадуют нас внуками, и тогда у фирмы появится шанс. А если нет, значит, руководить компанией будут другие люди, в то время как она все равно останется в собственности у нашей семьи…

Привычные к переливчатому трезвону звонка, никто из присутствующих, кроме Эммета, не услышал вновь повторившегося слабого стука в дверь, поначалу принятый им за цоканье шаловливых веток по окну.

Отвечая родителям, Эммет направился открыть дверь гостю.
— Но не рассчитывайте, что если мои дети захотят заниматься другими вещами, я буду заставлять их по вашей указке. Они будут свободны в своем выборе, — щелкнув замком и распахивая тяжелую дверь, Эммет грозно посмотрел на вроде бы равнодушного к его заявлению отца, а затем перевел взгляд на улыбающуюся мать. Она была счастлива от одной мысли, что старший сын задумывается о детях, пусть даже в такой момент.

За дверью, в двух шагах от порога спиной к Эммету замерла невысокая стройная девушка. Ее прямые светлые волосы длиной до пояса чуть развевались на злом, порывистом ветру. Незнакомка обхватила себя руками за предплечья, добела вцепившись пальцами в ткань серого пальто. На улице, действительно, похолодало сильнее, чем было днем. Эммет зябко поежился, прикидывая, насколько затянется предстоящий разговор. Может быть, стоило захватить куртку?

— Чем могу помочь? — резко спросил он, прикрывая за собой дверь. Мама страшно не любила сквозняки.

Слова Эммета растаяли в морозном воздухе, но девушка будто и не заметила их. Она не шевелилась, и Эммет прищурил глаза.

— Мисс? Что вы хотели? — спросил он грубее, чем собирался, распаленный скандалом с отцом.

— Я ищу одного человека… — проговорила с трудом незнакомка, закашливаясь, но не оборачиваясь. Эммет внимательно слушал ожидая. — Кажется, я ошиблась…

Ее голос ломался, хрипел, с последним словом сойдя на шепот. Эммет приподнял бровь, в стремлении понять ее. Как она поняла, что ошиблась, если даже не посмотрела на него? Что за, в самом деле, странная беседа?

— Кого вы ищете, можно узнать? — он шагнул к девушке. — И кто вы? Мое имя Эммет Маккарти. В доме находятся еще три персоны, перечислить их имена? — добавил Эммет с сарказмом. Он не любил подобных ей замороченных на себе особ, еще больше запутывающих любое, даже самое простое дело.

Она медленно обернулась, опустив голову, но это не помогло Эммету узнать ее. Волосы закрывали лицо, скрестив руки, она обхватила себя, с силой сжимая стройный стан. Девушка казалась напуганной, закрывшейся ото всех. И Эммет предположил только одно.

— На вас напали? Мне вызвать полицию? И медиков, — сменил он тон.

Девушка, заметно пошатываясь, приблизилась к нему, ступив сапогом в снежную кашу. Эммет поморщился из-за неприветливости собственной нерасчищенной дорожки, но побоялся дальше давить на незнакомку с вопросами, ведь он так и не понял, что именно с ней произошло. Предоставить в ее распоряжение средство связи показалось ему наиболее удачным вариантом. — Сейчас, погодите, милая девушка, я принесу телефон и позвоню, кому и куда скажете. Или это сделаете вы сами.

Эммет медленно, чтобы еще больше не напугать незнакомку, развернулся, но, сделав шаг к дому, остановился, потому что услышал:

— Тепло… я все еще чувствую его. Оно никуда не исчезло. Даже вместе с тобой.

Странная девушка. Грубоватый, незнакомый голос. Будто не от мира сего. О чем она? Откуда ей знать, теплый ли он, если она до него даже не дотронулась?!

Но «тепло»… Так о нем, словно это нечто большее, чем просто температура, говорила только она.
Неужели? Эммет быстро обернулся к светловолосой незнакомке и протянул руку ладонью вверх.

— Если позволишь, — казалось, сама его душа узнала ее раньше, чем это сделал разум. Приближаясь к разгадке ее личности, Эммет очень испугался своих невероятных предположений. Это невозможно. Но теперь он не уйдет, не оставит ее здесь одну, и пусть весь мир подождет. Теперь он хотел обратного, желал быть рядом, стать ближе к ней. — Твоя кожа белее снега, наверное, ты очень замерзла.

— Мне так холодно. Наконец-то холодно, — с трудом прошептала девушка сквозь стиснутые зубы и, сделав шаг, вложила свою ладонь в его.

Ее рука была очень холодной, практически ледяной. Эммет поразился ощущениям. Лишь раз он встречал подобное — далеко в горах, Ее, которая, обладая подобной температурой, могла двигаться и разговаривать, петь и танцевать.

«Богиня…» — подумал или произнес вслух — он сам не понял, но незнакомка еще сильнее опустила голову, пряча лицо за волосами.

Привидевшуюся в том снежном краю фею было не сравнить с девушкой, стоящей перед ним, с тусклыми волосами, слабой на вид, сутулой фигуркой, отчего-то еле живой и тихой. Но Эммет вдруг ясно увидел, что это она, только изменившаяся. Не теряя контакта их рук, он осторожно приблизился, другой рукой схватив девушку под локоть, принимая ее вес на себя.

— Как это возможно? — бормотал он больше для себя, отрезвляя себя. А она все не исчезала, да и он не засыпал, как бывало раньше. — Ты здесь… И ты одета, как обычный человек. Я все же сплю?
Девушка несколько раз покачала головой, что, видимо, означало «нет».
— Нет, — хрипло произнес Эммет, — не может сон быть таким реальным. Все же ты существуешь?

— Да, — гостью начало потряхивать от холода в руках Эммета, — теперь да.

И хотя он все еще ничего не понимал, но не собирался позволять ей стоять на морозе и дальше, обсуждая реальность или нереальность происходящего. Пусть даже происходящее было лишь его сновидением.

— Пойдем, тебе надо согреться.

В отличие от непонимающей смысла слова «согреться» девы снежной поляны эта девушка кивнула: «Скорее», и медленно, с трудом переставляя ноги, направилась внутрь дома, вцепившись в руки Эммета, утягивая за собой и его.

Эммет был так поглощен спутницей, доверчиво прижимающейся к нему, полностью положившейся на него в этот момент, что совсем забыл о том, сколько народу ожидает их в гостиной. Мама удивленно приоткрыла рот, разливая по кружкам воду из чайника. Как бы ни перелила кипятка от неожиданности. Отец, настороженно насупив брови, разглядывал незнакомку.

— Пойдем поближе к огню, — прошептал Эммет на ушко девушке, ведя ее к креслу у камина. Она беспрекословно подчинилась, и Эммет вздохнул с облегчением. Ей действительно необходимо было согреться.

— У нас гости? — громко спросил отец и немного бесцеремонно добавил: — Кого ты привел?

— Эммет, дорогой, кто эта девушка? — одновременно с ним прозвучало от мамы.

Джаспер же просто внимательно рассматривал незнакомку, отмечая ее несчастный вид. Кинув быстрый беспокойный взгляд на Эммета, он уловил уверенный кивок брата в ответ. После их молчаливого диалога, убедившего его, что все в порядке и под контролем, Джаспер продолжил лишь задумчиво разглядывать брата, обнимающего симпатичную блондинку.

Эммет всегда был довольно щепетилен в вопросах взаимодействия с женским полом и никогда не позволял себе вольностей в присутствии других, даже родных людей. Значит, эта девушка была дорога для брата, раз он так заботился о ней.

— Это моя близкая знакомая, она нуждается в тепле, — пояснил присутствующим Эммет, усаживаясь в кресло и привлекая светловолосую деву к себе на колени — только так он мог быстро согреть ее и уберечь от любых угроз. Присаживаясь, она приподняла подбородок, так что теперь он мог лучше разглядеть ее лицо. Неуверенно она взглянула на него обычными серыми, словно даже потускневшими глазами, и Эммет понял, что изменились не только ее волосы, уверенность осанки — вся она потеряла яркость, излучаемый ею волшебный свет. Но, потеряв свои неземные черты, так отчаянно стесняясь этого, она, как ни странно, стала ближе к нему, словно спустившись с недостижимых небес в мир людей, став заурядным человеком. Для других, возможно. Для него же все равно доверчиво льнущая к его груди дева оставалась поразительно красивой девушкой, самой прекрасной, что он встречал когда-либо.

Однако она все еще выглядела усталой, ей определенно требовалось отдохнуть.

Мама подошла ближе к ним, пытливо заглядывая в лицо незнакомки, проявляя не совсем уместный интерес.

— Как тебя зовут? Прости мое любопытство, но мой сын редко приводит девушек домой, и мне очень хочется познакомиться с тобой поближе!

— Мама! — Эммет негромко прикрикнул на родительницу, стараясь не смотреть на нее с укоризной. Скорее всего, воодушевленная приятными мыслями о внуках мама не заметила плачевного состояния гостьи.

Как зовут его нимфу, Эммет не знал сам. Да и вообще, есть ли у нее имя? Он вопросительно посмотрел на незнакомку, сидящую на его коленях.

— Эммет, как же зовут твою подругу? Скажи, пожалуйста, тогда ты! — давила мама. Рядом хмыкнул отец, показывая, что также немного заинтересован в ответе.

— Дело в том, — Эммет лукаво улыбнулся и, напитываясь потрясающим ощущением ее тела в своих объятиях, чуть сильнее прижал девушку к себе, — что на радостях от встречи я сам позабыл ее имя! — усмехнулся он, с нежностью разглядывая приобретающее от смущения и тепла камина все больше красок личико, что удивительно ей шло. Он будто бы пошутил для своих родственников, хотя на самом деле не знал имени девы.

Объятие оказалось неописуемо приятным, хотя до этого вечера Эммет не посмел даже задуматься о том, чтобы подобным образом прижать к себе прекрасную богиню.

Поначалу она была напряжена, но вскоре расслабилась, уместившись на его коленях, отдав себя безопасности и теплу его рук. Ее дрожь постепенно проходила, на щеках оформился более яркий румянец, а руки заметно потеплели. Такими Эммет их никогда не чувствовал.

— Меня зовут… зовут Джейн, — хрипло проговорила дева, и Эммет поразился тому, как просто и обычно звучало ее имя. Но не для его ушей.



После того как мама пригласила их к чаю, он проводил девушку к столу и опять усадил ее к себе на колени, чтобы сподручней было помочь сориентироваться в, как он понял, пока не совсем знакомом для нее мире.

Минуты шли, а Эммет ни на мгновение не мог расстаться с Джейн, но она и сама не стремилась к этому. Вкус чая его богине понравился, как и сладостей, что предложила мама и расхвалил Джаспер. Отец молчаливо наблюдал за сыном и его знакомой, даже смягчив обычно грозное и всем недовольное выражение лица.

Мама много расспрашивала Джейн, но на деле больше беседовала с Эмметом, старающимся перехватывать различные возникающие у его родных вопросы. Но не на все он мог ответить без помощи Джейн.

— Милая, откуда ты родом? — спросила мама.

— Издалека, — не сразу ответила Джейн.

А Эммет дополнил:

— Мы познакомились во время моего последнего отпуска в горы, мам.

На этом данный вопрос был исчерпан, но последовал новый.

— А чем занимаются твои родители? — поинтересовался старший мистер Маккарти. — Как зарабатывает на жизнь твой отец?

— Он и матушка направляют… меня и моих сестер… — постаралась объяснить Джейн, чуть запинаясь. — Дают нам… задания, показывают местность, где мы можем применить наши… умения.

— А каков род их занятий? — дружелюбно задала вопрос мама, не понимая, как Джейн сложно отвечать на них. — Они разводят скот?

— Нет, мам, у них все по-другому, — встрял Эммет, предполагая, насколько у Джейн в семье все «по-другому». Тем более он сам не знал, как именно. Приподняв бровь, Эммет посмотрел на Джаспера, моля брата о помощи.

— А чем ты увлекаешься, Джейн? — тут же подхватил он. — Тебе нравится… например, музыка?

С радостью Эммет отметил, как с лица девушки исчезло напряжение, сменившись выражением чистым и одухотворенным. Она кивнула.

— Да, Джаспер. Мне очень нравится музыка… Мелодия быстрой реки, оставленной для меня незамерзшей Морозом; шелест и стон вековых сосен, раскачиваемых усилиями моей мате…

Эммет быстро наклонился и чмокнул Джейн в губы. Только таким образом он придумал остановить поток ее откровений, странных и непонятных для членов его семьи.

— Я так соскучился по тебе, дорогая, — тихонько, но так, чтобы услышали все, прошептал он деве, с улыбкой глядя в ее удивленные глаза. Джейн перевела взгляд на его губы, и Эммет не удержался — он медленно нагнулся снова и припал к живительному источнику, растворяясь в их втором поцелуе.

На вкус богиня была невероятна и чудесна, как свежий снег, выпавший на заре, сияющий в первых лучах, как теплый ветерок, колышущий молодые ярко зеленые ветки ели, усыпанные нежными и мягкими новорожденными иголочками. Эммет не имел сил от нее оторваться.

— Кх-м, — прочистил горло отец. Как вовремя. Со смешком закашлялась мама.

С усилием оставив в покое губы Джейн, Эммет отстранился. Первым, на кого он наткнулся взглядом, был его брат, взирающий на Эммета с таким же неверием, какое ощущал и он сам. Только их эмоции были по разному поводу.

Эммет нечасто сближался с девушками, в особенности после ни к чему не приведших отношений с Розали. Он решил отдать все силы служению искусству фотографии, а не отношениям с противоположным полом. Но даже Эммет понял, что между ним и Джейн случилось нечто особенное. Причем не только что.



На белоснежном постельном белье с небрежно разбросанными по подушке завивающимися в кольца светло-желтыми прядями, в голубом одеянии, состоявшем из любимой футболки Эммета и маминых леггинсов для йоги (миссис Маккарти выдала одежду, покопавшись в своем и сына шкафах), Джейн выглядела как в тот день, когда Эммет впервые увидел ее… на снегу. Ее взгляд был совсем другим, чем тогда. Она смотрела доверчиво и с таким теплом, от которого таяла не только душа Эммета, но и его сердце.

Полностью одетый в джинсы и футболку, чтобы не шокировать гостью обнаженным сверх меры телом, Эммет сидел рядом на кровати.
Очаровательно стесняясь, Джейн прокралась в его комнату пятнадцать минут назад, прошептав, что не знает, как поступить дальше. Как люди ложатся спать? Что имела в виду мама, сказав, что Джейн выглядит страшно утомленной и мама не хочет видеть ее до утра?

Видимо, Эммет все же смутил девушку пристальным разглядыванием. Она вдруг засуетилась.

— Как видишь, я теперь совсем другая, — пугливо пробормотала она, в то же время легко и грациозно приподнявшись с ложа, чтобы затем сидя устроиться рядом с ним, подогнув одну ногу под себя.

Но что бы она ни говорила, пытаясь приуменьшить свою значимость для него, Эммета это не останавливало — он хотел быть с ней рядом, все время касаться ее. Тем более она сама нашла его, значит, желала того же…

Протянув руку, Эммет обхватил пальцами светлый и такой беззащитный локон, пусть не испускающий прежнего сияния, но все равно прекрасный, потому что принадлежал ей. Джейн практически тут же схватила его пальцы и отодвинула их, вытягивая из захвата светлый завиток, чуть опуская голову, чтобы вновь спрятаться за завесой волос. Однако робко выглядывая из-за них, она тихо добавила:
— Но я верю тебе.

Эммет хотел улыбаться во весь рот, даже смеяться от радости, но удерживал эмоции при себе, сохраняя на лице привычное для девушки добродушное выражение. Эммет опасался напугать Джейн видом безмерно счастливого мужчины — таким она его еще не видела.

— А я тебе, — коротко и просто произнес Эммет, вкладывая в эти нехитрые слова особый смысл.

Джейн ничего не знала о его жизни, о проблемах с доверием, но как теплый ласковый солнечный лучик проникла под его кожу, еще когда была холодной и неприступной девой заснеженных лесов.

Он прилег рядом, опираясь на локоть, наслаждаясь установившейся между ними тишиной и близостью, словно охраняя собой красавицу от всего на свете.

— Моя близкая сестра десятилетие назад тоже полюбила человека, — чуть расслабившись, смелее встречая его взгляд, Джейн печально улыбнулась Эммету. — Он жил в деревне на границе ее периметра. Сначала это было простое любопытство. Ведь в нашей семье на свет появляются одни сестры. Мы любим издалека следить за мальчишками, наблюдая, как они превращаются в мужчин, а затем и в украшенных сединами стариков.

Эммет с нежностью провел ладонью по руке Джейн, умышленно игнорируя скромно произнесенное ею «тоже полюбила», прежде чем спросить.

— Что значит «близкая сестра»?

Температура ее кожи еще не достигла привычной человеческой, но и больше не была ледяной. Главное – девушке было комфортно и тепло.

Джейн удивленно приподняла брови, замерев на несколько секунд. С интересом наблюдая за своими пальцами, она таким же медленным движением провела по коже Эммета: от локтя до запястья. Впитывая новые ощущения, она ответила не сразу.

— Значит, она появилась на свет не так давно до или после меня, — Эммет кивнул, принимая новую информацию. — Сестра следила за ним. Она говорила, что испытывает тепло, когда видит его. Я не понимала, как это. В моем лексиконе не было такого слова, — Джейн опустила взгляд, чуть сведя брови. Эммету стало тревожно. — Затем однажды она явилась ему. И он потерял разум.

— Как я? — воскликнул он шепотом, не сдержавшись.

— Не знаю… — Джейн вопросительно посмотрела на него. — А ты?

Чуть помедлив, Эммет кивнул и, бережно обхватив ее ладонь, прижал к своим губам. На щеках Джейн выступил слабый, еле-еле видимый румянец, при виде которого Эммет не сдержался и все-таки позволил широкой улыбке коснуться своих губ. На несколько мгновений.

— Когда вижу тебя, я чувствую тепло, о котором и рассказывала сестра. Отец однажды сказал, среди вашего народа это зовется любовью, — выпалила Джейн. Эммет опешил, затем нерешительно кивнув в ответ, хотя Джейн в этот момент не смотрела на него. Он совершенно не был готов к таким громким словам по отношению к себе. Любовь… Это что-то настолько сильное, насколько и губительное.

— Когда ты увидел меня на холме, — вдруг затараторила Джейн, вырывая Эммета из неприятных размышлений, — уже было поздно… для меня. Лучи непривычного теплого ощущения к той поре захватили меня всю. Поверье рода сработало — я стала видимой для возлюбленного. Но еще задолго до нашей первой встречи лицом к лицу я смотрела за тобой. Заглядывала в окна, пока ты спал… присматривала и на прогулке, — Джейн, нервничая, комкала в руках голубое покрывало, опустив глаза. — И все это время я чувствовала… но не могла признаться себе в том. Потом ты пришел. И ты увидел меня. Это объяснило мне все, — румянец Джейн стал чуть более ярким, можно было сказать, что она покраснела, ее дыхание участилось, а взгляд серых глаз от испытываемых эмоций слегка переливался серебром. Почти как раньше.

Восхищающийся этими чудными переменами Эммет же толком не понимал, о чем Джейн говорит — он же всегда видел ее…

Отдышавшись и подуспокоившись, Джейн внимательнее посмотрела на Эммета.

— Постой, — произнесла она, положив прохладную ладошку на его руку чуть выше локтя. — Ты многого не понимаешь, верно? Позволь, я объясню.

Эммету оставалось только кивнуть.

— Нам запрещено подходить к людям, вступать с ними в контакт… хотя вы все равно нас не видите, поэтому не замечать вас легко. Отец всегда говорил, что вы очень хрупки, ваши тела полны тепла, но оно легко может покинуть вас. А без него вы мертвы. То, что вы не видите наших фигур, по сути, спасает ваши жизни, ведь мы для вас практически боги, хотя задачи, поставленные перед нами создателем, довольно прозаичны, — смущенно улыбнулась Джейн, а Эммет старался не упустить ни словечка. — В мире несколько семей и отвечают они за разные роли. Мы отвечаем за время холода. Зима живет в нас, мы приносим ее в мир: холода, морозы, ветер, снег — за все это отвечает мой род. Некоторые из нас живут столетиями, тысячелетиями, другие совсем мало — я не знаю, почему так. Мой отец — холод, мороз, иногда грозный, порой мягкий, даже нежный, но не все ценят это. Мать — чаще лютый ветер, вьюга, впрочем, и она бывает доброй. Иногда они приводят в этот мир дочерей. Иногда много, а порой всего одну. Я была этой одной однажды. Но больше меня с ними нет. И не будет.

Удивительные глаза Джейн наполнились слезами, голос потускнел. Она страдала. Но Джейн вытянула ладонь, останавливая Эммета, когда он зашевелился, чтобы обнять девушку и утешить.

— Отец так… — Джейн затихла, подбирая подходящее слово, затем робко посмотрела на Эммета, — любил меня. И любит сейчас, я знаю. Как и твой тебя. Но он отпустил меня. К тебе. Потому что видел, как я несчастна. И видел, что я могу не проснуться, когда придет срок. Он принял решение подарить мне новую жизнь, непростую и сложную, в вашем жестоком мире.

Эммет не знал, что сказать. Поэтому он продолжал смотреть на Джейн, стараясь взглядом поддержать ее.

— В нашем роду существует поверье, передаваемое сестрами от одной к другой, что если одна из нас испытает то особенное тепло по отношению к мужчине из вашего мира, то он сможет видеть ее.

— И я нашел и увидел тебя в тот день.

— Да… Все произошло так быстро. Ты обратился ко мне на поляне… тогда я поняла, что означают все терзающие меня последние недели волнения. Я даже обрадовалась. Ведь я попала в легенду… Но когда ты прикоснулся ко мне, то я увидела, что не зря отец предупреждал нас не контактировать с людьми — жизнь покидала твое тело. И даже дареного мной тепла не хватало, чтобы остановить этот процесс. Твоя внутренняя сила спасла тебя от моей сути, как и твое греющее облачение. Иначе я могла стать причиной твоего сна. Навеки.

Джейн передернуло от воспоминаний, крупная дрожь охватила ее тело, и на несколько мгновений она даже позволила Эммету обнять себя, но после вырвалась.

— Поэтому я постаралась избегать тебя, но ты — необъяснимым образом — приходил туда, где была я! И к моему стыду, я всегда ждала тебя, ждала, что ты найдешь меня. Я даже пела для тебя, надеясь, что ты не услышишь…

Эммет снова не знал, что сказать. Очень уж противоречивы были ее слова. Он безотрывно смотрел в прекрасные серебристо-серые глаза Джейн, полные слез.

— Ш-ш-ш… — успокаивающе зашептал Эммет, убаюкивая вновь прижавшуюся к нему деву. Он пересел чуть выше, упершись спиной в подушки у изголовья кровати.

Так она и уснула в его руках. Эммет же долго не мог погрузиться в блаженный сон. Он любовался лицом Джейн, наслаждался ею, ее чудесным теплом, даря свое в ответ.



Проснулся Эммет резко, как от удара. Возле его кровати стояла мама и, смешно сложив руки, умилялась зрелищу. Нынче шоу было одно — Джейн в его объятиях.

Они так и уснули в одежде, обнявшись.

— Пора вставать! С добрым утром, а точнее, с добрым днем! Сегодня прекрасная погода, морозы отступили, солнце сияет, синоптики, как один, щебечут, что теперь-то уж точно весна! — провозгласила мама, но, к счастью, шепотом. Так умела в их семье только она. Между тем Джейн не проснулась.

Эммет закатил глаза — маму было не остановить. Он и не стал пытаться. Спасибо, что старается быть тихой. Просканировав опытным хозяйским взглядом его комнату, видимо, на предмет возможной уборки, мама направилась к окну. Одним движением раздвинув на максимальное расстояние друг от друга неплотно сомкнутые шторы, мама ахнула:

— Что с вашим окном?! — вскрикнула она, все же разбудив звонким возгласом Джейн.

Окно, и правда, выглядело очень странно. Стекла покрывал толстый слой инея, через который с трудом, но все же пробивался слабый утренний свет, тем более что иней уже помаленьку подтаивал.

— Это он! — воскликнула Джейн и подбежала к окну. Эммет тоже вскочил на всякий случай, но так и не понял, что же произошло. Осмотрев комнату на случай возможной опасности и не найдя ничего подозрительного, он подошел к Джейн и приобнял ее сзади.

Развернувшись и прильнув всем телом к Эммету, Джейн шепнула ему на ухо: «Папа приходил попрощаться». Затем она снова повернулась к покрытому живописными узорами окну, легчайше поцеловала свои пальцы и, нежно прикоснувшись, оставила свой теплый поцелуй на инеевом стекле.

— Отец… — прошептала она.

Мама промолчала, с любопытством наблюдая за девушкой. Но Эммет не расслаблялся, он готов был в любую минуту защитить нимфу. Даже от неосторожных слов собственной матери.

— Жду вас к завтраку, — в конце концов заявила миссис Маккарти и, больше ничего не сказав (хотя сыну было очевидно, что интерес переполняет женщину), вышла из спальни, а Эммет перевел взгляд на прекрасную, переполненную чувствами к истинной семье Джейн.

Девушка развернулась к Эммету, без прежней доли стыда и смущения заглядывая в его глаза. Ночь полноценного сна положительно сказалась на ее самочувствии. Ее кожа уже не была такой бледной, как вчера, она выглядела отдохнувшей и бодрой.

До вчерашних событий Эммет планировал этим утром уехать поскорее из отчего дома, не желая оставаться с отцом дольше необходимого. Но сейчас он готов был задержаться здесь дольше, надеясь, что Джейн пойдут на пользу мамины кулинарные шедевры, как и ее материнское тепло. А отец… Что ж, его отцу следовало быть более сдержанным.

— Мне кажется, папа увидел, что я в тепле и безопасности с тобой. Он благословил нас. Его узоры так прекрасны, — пристально смотря в его глаза, произнесла Джейн, положив руки на его грудь.

Эммет не был с ней согласен, это она была по-настоящему прекрасна: чистая лучащаяся радость, освобождение от давящих измышлений, по всей видимости, тяготивших ее. Ее необычные глаза вновь сияли серебром, переливаясь волшебством для Эммета.

Наряду с другими чувствами, переполнявшими его душу, он ощутил профессиональный зов фотографа запечатлеть мгновение, оставить его материальное свидетельство в их мире.

— Джейн, можно тебя кое о чем попросить? — уловив простодушный кивок в ответ на вопрос, Эммет с нежностью накрыл руки девушки своими. Нагнувшись, он поцеловал ее гладкую прохладную щеку. — Ты не против, если я сфотографирую тебя?

— Не против. А как это? — с любопытством задала вопрос девушка, вызвав у Эммета смешок.

Вместо ответа, он подвел ее к окну, прижав ягодицами к подоконнику, руки Джейн расположив по обеим сторонам от нее, уперев их в горизонтальную поверхность.

— Замри в этой позе. Я сейчас.

Эммет постарался без излишней прыти, чтобы не напугать Джейн, броситься к лежащему на столике у стены кофру с фотокамерой. Достав прибор, он подготовил его к съемке и затем занял наиболее удобную позицию. Он так давно мечтал запечатлеть ее, и вот наконец этот момент настал. Эммет поднес камеру к глазам.

Сквозь подтаивающий, а где-то и вовсе исчезнувший иней, пробивались солнечные лучики ясного дня, лаская свою богиню, напитывая ее своей энергией, играя с ней. Вместо снежинок, в потоках солнечного света вокруг Джейн то тут, то там мелькали, сверкая, пылинки, что напомнило Эммету первую их встречу. Как же давно она случилась.

Джейн с задорным интересом наблюдала за Эмметом. Видимо, он очень смешно выглядел, кружа вокруг нее в поисках лучшего ракурса с непонятной черной штуковиной в руках. Она засмеялась, в порыве веселья откидывая светлую головку назад. Творческое вдохновение завладело Эмметом. Его палец, повинуясь его мысленным приказам, ритмично надавливал на клавишу затвора, подстерегая неуловимые доселе моменты, фиксируя каждый кадр в недрах аппарата, навсегда запечатлевая его. Из пустоты создавая шедевр жизни.

Эммет ощущал редкую эйфорию и восторг. Теперь он мог фотографировать Джейн всегда, в любой момент, когда ни захочет. И это было малой долей той радости и счастья, что, он был уверен, они вместе создадут и испытают. Конечно, невзгоды и трудности будут порой преграждать их жизненный путь, как же без этого в реальном мире? Тепло каждого из них, сливаясь в один мощный животворящий поток, способно преодолеть все.