Встреча с Майком меня убила, я долгое время пребывала в подвешенном состоянии. Как кукла на ниточках. Марионетка, которую вздёрнули под самую крышу театра. Дёрг — она машет руками. Дёрг — шевелятся ножки. Дёрг — она улыбается. Вот только плакать куклы не умеют. Я же за месяц выплакала барреля три, не меньше. И если бы слёзы на фондовой бирже стоили доллар за штуку, я б, наверное, уже разбогатела. Но слёзы ничего не стоят, в мире и без меня хватает воды. Океан и так слишком большой, зачем пополнять его своим соплями?

И всё же мне долго не удавалось справиться с собственными слезными железами. Они существовали отдельно, я отдельно. Каждое утро начиналось с мысленного приказа «Не плачь, дура», а каждый вечер заканчивался укором «Опять, сука эдакая, плачешь».

Майк… «Какого чёрта?» хотелось спросить мне! Где ты пропадал, почему не дал о себе знать? И сколько ты ещё собирался скрываться?

Сначала мы говорили обо всём, кроме того, что волновало нас обоих. Мы вспомнили прошлое, как последние идиоты: наши обшарпанные обои в спальне и бегающих наперегонки по кухне тараканов. Майк вспомнил, как сам мастерил мне подарки на день рождения. Я прослезилась. Мы оба понимали, что всё осталось в прошлом, но признаться друг другу в этом боялись. Как актёры провинциального театра, мы бездарно продолжали играть заученные роли любящих супругов.

— Где же ты был? Что они с тобой сделали? — Я первая нарушила запретные границы, ступив на земли недозволенных вопросов. Но кто-то же должен был их задать? Сколько можно уходить от этих поганых вопросов.

— Где я только ни был. — Майк усмехается. — У этих наркоторговцев множество «офисов» по всему миру. Как правило, это заводики и плантации в Южной Америке, но мне доводилось побывать и в Австралии, и даже в России.

— Значит, ты теперь на всю жизнь повязан с наркотой?

— Боюсь, что да. — Майк выводил пальцем по столу какие-то узоры.

— Так и будешь до гроба налаживать производство героина?

— Белла, не злись.

— Это мерзко, Майк. То, что ты делаешь, это хуже убийства. Ты заставляешь людей страдать, отнимаешь их души.

— Не говори глупостей! Я стараюсь выжить и ничего больше. Причём здесь вообще души? Давно ты ударилась в религию?!

— Ты бы и мной пожертвовал ради выживания?

— Что? Ты охренела! Я до сих пор тебя люблю. Я никого кроме тебя не хочу даже видеть рядом.

— Ты что, хочешь всё вернуть? Вот так взять и вернуться ко мне после всех этих лет?

— А почему я не могу этого сделать?

— Хотя бы потому, что ты связан с наркотой! Зачем мне твои проблемы? Я не хочу трястись каждый раз, выходя в магазин за хлебом, и ждать пули от твоих дружков или их нетерпеливых конкурентов.

Да, я убиваю людей. Но не в таком же количестве и не так изощрённо. К тому же, пусть Майк думает, что я бросила его из-за наркотиков, а не из-за другого мужчины. Такого переворота, я знаю, он не поймёт. Начнутся всякие выпендрёжи типа «Да кто он, а кто Я? Как ты могла променять Меня на это? Да пока Я там выживал, ты, значит, согревала постель какому-то ублюдку?» Все мужики — и Майк в первую очередь — собственники. Им приятно считать тебя своей, как машину, как часы. Ты всегда должна быть под рукой. И никто больше не смеет прикасаться к тебе. Хоть печать на лоб ставь «Собственность М.Ньютона. Просьба руками не трогать».

— До свидания, Майки.

— Ты что, так просто уйдёшь?

— У меня на завтра самолёт.

— Ты только и умеешь, что уходить. Ты бросила меня тогда, и сейчас позорно бежишь!

Вот видите, я же говорила! Мужики!

— Я всё равно найду...


До свадьбы осталось всего пять дней, значит пора завершать всё незавершённое. Потому что к алтарю супружества, ровно как и на алтарь жертвоприношения, нужно восходить очищенной. Самый тяжёлый из моих камней на шее — невыполненный заказ. Убийство модели. Правда, кое-какие подвижки я в этом направление всё же сделала. Работа есть работа, её нужно выполнять не смотря ни на что. Нехотя, сморкаясь в платочек (я теперь часто ношу с собой пачку одноразовых салфеток), я наблюдала. И вот что навыблюдала. Объект ведёт поразительно неправильный образ жизни. Не курит траву, не колется и ни с кем не встречается в плане интимном.

Да, задача моя усложнилась. Но отнюдь не стала от этого не выполнимой. Тут можно придумать миллион способов, но я сейчас не в состоянии лишний раз напрягать голову. Поэтому воспользуюсь самым примитивным, самым дебильным из всех возможных вариантов — смертельная инъекция. Да, всё это будет выглядеть паршиво: связанная модель с остановившимся сердцем. История, достойная бульварных газет и экранов ТВ, а возможно, и строчек в блогах. Но я стремлюсь не к чистому исполнению, а просто к исполнению поднадоевшего заказа. Мне похеру.

Я проникаю в подъезд под видом проститутки. Консьерж плотоядно улыбается и пускает слюни, но без проблем пропускает девушку в чулках и вызывающем мини. Для него это не новость: кто-то из богатых жильцов вызвал девку на ночь. На моём лице три килограмма тональника и ухмылочка стервы-обольстительницы. Накладные ресницы мешают нормально видеть. Про ярко-красные акриловые когти лучше умолчу, иначе они будут сниться вам в кошмарах. В общем, я отлично вписываюсь в образ.

Туки-туки, красотка. Думали, я взломаю замок? Но я не медвежатник. Могу, кончено, вскрыть простенький замок, но тут замки явно не простенькие, а самые-самые крутые. Мне гораздо проще открывать их руками хозяев, чем мучиться с отмычками.

Кто же пустит незнакомого человека в квартиру? Пустит, если будет думать, что человек не такой уж незнакомый. Мои наблюдения, помимо отрицательных результатов, дали и один положительный. У объекта намечалась не то чтобы дружба, а некий намек на дружбу с коллегой по цеху — такой же тощей страховидлой Лидией. Поэтому сегодня я не только дешёвая проститутка, но и элитная модель. Вон даже пришлось разориться на блондинистый парик. А мои шпильки такой высоты, что при ходьбе качает, но иначе с моим ростом за модель не сойти. Короче, всего за пару сотен баксов получился неплохой муляж модели в нижнем белье от «Victoria's Secret».

А вообще-то я неспроста обратила своё внимание на эту Лидию. Она идеально вписывается в мою схему: наркотики, странные дружки и многочисленные конфликты. Поэтому вполне естественно, что «лже-Лидия» вдруг возьмёт и придёт в гости среди ночи к своей типа подруге.

Для пущей убедительности я корчусь, изображая приступ ломки. Как и предполагается, парочки жалобных всхлипываний хватает с лихвой — дверь отворяется сама. И не нужно никаких фомок.

Через пять минут я уже мило беседую с девицей. А почему бы и нет? У меня лично к ней никаких негативных чувств нет, да и меня она видит впервые, а значит ей тоже злиться на меня не за что.

— Не вырывайся, пожалуйста. А то на руках останутся следы от верёвок. — Кончено же я примотала её эластичной, мягкой верёвкой, но синяки всё равно могут остаться. Плохо, но что сделаешь.

Я набираю из ампулки лекарство в шприц.

— Не нужно, я отдам все бумаги!

— Да брось ты этот дешёвый спектакль. Сейчас один укольчик, и всё. Больно не будет. А через полчаса яд окончательно распадётся в крови, и никто не догадается, чем же тебя убили.

— Я не… я не знала. Они меня использовали, сказали, что этот тип… он вроде торгует наркотиками. Им нужны были бумаги. Но я только сняла копии со всех документов, всё как они сказали.

— Не интересно. Да и рассказчик из тебя плохой, заикаешься, носом постоянно хлюпаешь. — Попробуйте связать человека и каким-либо образом обозначить своё намерение его убить, и он вам ещё не такое наплетёт. Признается во всём, вплоть до истребления динозавров. А уж про какие-то бумаги мне говорила чуть ли не каждая вторая жертва.

— Я действительно не читала. Они в столе. Но я их не читала. Сегодня должен был придти…

— Говорю же, мне не интересно.

— Разве вас не Каллен послал?

— Поди-ка. — Я приближаюсь к модели вплотную, так что видно расширенные от страха зрачки и капельки пота над верхней губой. — Какой ещё Каллен?

— А я имя не помню. — Она в панике. Думает, что может погибнуть из-за глупости, из-за того, что не помнит имени. Девчонка не хочет верить, что всё равно я её убью. Что разговор оттянет, но не отменит исполнение заказа. — К-к-кажется, Карлайл. Да-да, точно!

— Спасибо за интересные сведения и прощай.

Сама не знаю, зачем перед уходом роюсь в комнате и забираю те самые ксерокопии. Мне-то что за дело? Пусть занимается этот Карлайл, чем хочет. Господи боже, ну надо же. Наркотики? Кругом сплошная наркота! Но это меня касаться не должно.

Я своё дело вроде как сделала, убила, отвязала, отнесла в ванную, инсценировала естественную смерть у девятнадцатилетней девушки от сердечного приступа, как могла. На моё счастье, на запястьях синяков вроде бы не осталось. А если и обнаружатся какие-то следы, доступные опытному взгляду патологоанатома, то их можно списать, ну, скажем, на браслеты или тугой ремешок от часов. След от укола? Я не стала изгаляться и влепила ей шприц в задницу. След от укола на заднице — это банально и вряд ли привлечет пристальное внимание. Главное, сам яд. Он распадётся через полчаса-час. Естественно, идеальных ядов не существует, и любой из ныне существующих токсинов можно обнаружить. Но только экспертизу нужно проводить чем быстрее, тем лучше. Иначе тю-тю, яда и след простынет. А что-то мне подсказывает, что мою модель найдут в лучшем случае утром, а в худшем — через неделю.

Будет здорово, если ленивые следователи не захотят копаться и решат, что причина смерти в слишком горячей ванне и вызванном ею сердечном приступе. Мне бы не хотелось уголовного дела, но не думаю, что кто-то станет подозревать в убийстве проститутку. Ещё Агата Кристи сказала: людей в форменной одежде и за людей не считают. Никто, как правило, не помнит про почтальона или кухарку. Вроде бы человек приходил, а вроде бы и нет. Ну а чем проститутка не специалист продажной любви? И чем её одежда не своеобразная униформа? Проститутки в наши дни приелись ничуть не меньше, чем почтальоны.

А теперь к общим проблемам. А проблемы есть. Возле дома, где я в последнее время снимаю квартиру, припаркован джип с тонированными стёклами. Как правило, такие джипы — предвестники беды. Ведь известно: порядочным людям тонировка ни к чему. А все остальные, так или иначе, могут причинить вам вред.

— И в таком виде ты гуляешь по Нью-Йорку?

— А, Каллен, сволочь. Это ты. Я вот решила, раз меня продают, почему бы мне и самой не начать продаваться и получать уже хоть какую-то прибыль от сего прискорбного факта.

— Садись-ка в машину.

— Да иди-ка ты!

— Скоро свадьба, пора тебе знакомиться с нашей семейкой Адамс.

— А нельзя это перенести на после? Я, как ты заметил, не в самом удачном своём наряде.

— Да ничего, потерпят.

Вообще-то я уже успела ознакомиться с семейкой мужа заочно. Чарли показал мне фотографии с какого-то публичного сборища. Там были все они: Эдвард, его братец Эммет, его папуся Карлайл, его племяшка Элис с молодым дарованием Джаспером (крепкая у них, однако, любовь) и, наконец, Эсми, мать его.

На этот раз мы приезжаем в совершенно незнакомое мне место.

— Ты живёшь отдельно?

— Я не могу сосуществовать с ними вместе. Они со мной тоже не могут.

— Печально.

Знакомство происходит быстро. Пожатие рук, объятия и приглашение садиться за стол. Хуже меня здесь выглядит только Джас. Он во фраке и пляжных шортах. Но мои чулки в сетку смотрятся ещё хлеще. Мини-юбка при попытке сесть задирается чуть ли не до шеи. Я быстренько кидаю на колени салфетку, но поздно: вся мужская часть компании неотрывно смотрит на мои оголенные ноги.

Застольная беседа идёт своим чередом. Сначала все восхищаются мной, какая я прелесть и лапа, как повезло Эдварду и всё в том же духе. Сам Эдвард безучастно курит.

— Дорогой, курить за столом нехорошо, — делает замечание Эсми.

Ну конечно же! Поэтому достаю свои сигареты и зажигалку. Раз уж это недоразумение станет моим мужем, придётся его во всём поддерживать. Тем более, я и сама люблю курнуть сигаретку-другую после плотного обеда.

— Пусть курит, — замечает Карлайл и возвращается к салату. Что он там, угольную шахту в тарелке выкопать собирается? Всё чего-то копает, копает.

Ну, весело мы, короче, сидим. Разговоры прям так и льются рекой. Наконец, Эдвард интересуется:
— А правда, что ты пилот? Или как правильно, пилотесса?

— Правда, — кисло отвечаю я и, уподобляясь Карлайлу, начинаю прокладку штреков и штолен в своей тарелке.

— А можно как-нибудь с тобой полетать в кабине?

— Нет, это категорически запрещено. — Ну, не то чтобы категорически, не то чтобы мы не идём навстречу любопытным деткам, восторженным дурочками и пенсионерам и не показываем им свою работу… Любое искусство требует зрителей, хочется же иногда выпендриться. Я сама лично пускаю желающих в кабину. Но Эдвард мне за спиной не нужен. Ещё не хватало мне такой радости.

— Какая жалость. Это было бы круто!

— Эдвард, выражайся нормальным языком. Что это за «круто»? — снова встревает Эсми. На её лице ещё отчетливо видны синяки и рубцы: хорошо я её помолотила. Может быть, стоит напомнить ей все неприличные слова, которые мне в тот вечер пришлось услышать от мисс «ну веди же себя прилично, сынок». А то сидит, цепляется к бедняжке.

— И сколько получают пилоты? — пытается спасти разговор Эммет.

— Нормально получают, на жизнь хватает.

— Белла, ты должна посетить выставку Джаса в Гамбурге! — Угадайте кто? Мисс «покровительница искусств и поддержка непризнанных талантов».

— Буду в Гамбурге, обязательно посещу.

— Вообще-то там выставлены в основном мои ранние работы, они бездарны, — нехотя говорит Джас. — Так что лучше не ходите. Лучше посетите Ольсдорферфридхоф¹.

— Спасибо за совет.

— Во сказал! Кто-нибудь понял, о чём он? — смеётся Эдвард. Улыбочка у него ослепительная и очень, ну очень приятная. Хочется улыбнуться в ответ, какую бы тупость он там ни говорил.

— Нужно было меньше прогуливать лекции, — зло бросает Карлайл. Похоже, поведение Эдварда в этой семье наболевшая мозоль и заноза в заднице. Куда они только его не пихали, видать, и из каких только колледжей его не выгоняли. Сотни тысяч долларов, потраченные на образование, потраченные зря. Да, тут есть из-за чего взбеситься.

— Я вот, например, тоже не знаю, что это такое, — специально говорю я. Хотя, кончено, знаю, но сегодня я на стороне Эдварда. И никому не позволю его обижать или унижать. Крепись, муж, я с тобой!

— Не нужно его защищать.

— Я серьёзно, я не знаю, что это ещё за парк такой!

— Откуда ж тогда знаешь, что это парк? — Сделал меня. Один-ноль, герой, ты выиграл!

— Блять! Ну ты достал!

— Белла! Молодец! — Элис хлопает в ладошки и заливисто смеётся.

Эдвард ошарашено смотрит на свою вилку. Такое ощущение, что это вилка сейчас наорала на его отца. У Эсми и Эммета траурные лица. Карлайл спокоен, он затаился, готовит удар в спину. Хрен тебе, попробуй только.

— Ну что же поделаешь… Придётся тебе меня терпеть. Я вот, представь себе, тоже не рад нашей встрече.

— Ах, вот оно как. — Меня прямо уже распирает высказать всё, что я думаю. Но вместе с тем скандалить при таком скоплении народа стрёмно. Так что я оставляю последнее слово за противником. Встаю, и, стараясь не сильно качаться на своих шпильках, покидаю сей гостеприимный домишко.

В съёмной квартире меня уже ждут темнота, бардак и пять сообщений на автоответчике.

«Здравствуйте. Говорит детектив Эрик Йорк. Сегодня после полудня на железнодорожных путях близ Чикаго был найден труп Анжелы Вебер. При ней мы обнаружили записную книжку с номерами телефонов, а так же записку, адресованную Изабелле Свон. Поэтому, как только сможете, свяжитесь со мной по следующему телефону…»

Я тут же хватаю трубку и набираю заветные цифры, цифры, которые отделяют меня от страшной трагедии. Но я должна пройти и через это тоже.

— Что, самоубийство? — напрямик спрашиваю у детектива.

— Вполне возможно, что нет. Однако судя по записке и отсутствию каких бы то ни было признаков насильственной смерти…

— Говорите уже понятным языком!

— Мы на девяносто процентов уверены: да, это самоубийство. Но нельзя исключать так же возможность несчастного случая или убийства.

— Да кому нужно её убивать?!

— Вы, насколько я понял, близко знали погибшую.

— Ну да, правда, последнее время мы почти что не общались. Я выхожу замуж и, естественно, что… ну, наши отношения загнулись сами собой.

— Думаю, нам лучше встретиться и всё обсудить в личной беседе.

— Я сейчас не могу. У меня через несколько дней свадьба.

— Ну что же. Желаю вам удачного замужества. Но как только сможете, свяжитесь со мной. Я вас не тороплю, но вы и сами понимаете, что дело не терпит отлагательств. Я бы сам к вам приехал, но у нас сейчас запарка. К Рождеству все убийцы и насильники словно с цепи сорвались.

— Да уж, я вас понимаю, детектив Йорк.

На следующий день, сидя в больнице у Розали, я думала про Анж. Никто её, конечно, не убивал. Но многие скажут «это ты убила её». Да нет, не я. Я не толкала её под поезд, как толкнула меня, скажем, Розали. Я бросила её, не отвечала на звонки. Ну и что? Анж многое мне давала, но я не чувствую себя обязанной или даже виноватой.

Теперь мне кажется, я это предвидела. Анж всегда была слишком впечатлительной. Она не признавала полутонов. Чёрное так чёрное, а белое — значит белое. Эта серая жизнь явно была не для неё. Вот пускай теперь летает с крылышками и нимбом.

Да, я совершенно скурвилась на своей второй работе. Потеряла всякое сочувствие к людям. Потеряла то немногое хорошее, что было во мне. И мне абсолютно этого хорошего не жаль. Ну, сидела я бы сейчас, лила слёзы по Анж. Неужели кому-то от этого стало бы легче?

— Ну как ты, Розали? Нога не сильно болит?

— Нет, уже лучше. Правда, я не понимаю, почему ты это сделала.

— Я же сказала, что всё для твоего блага. Пройдёшь курс лечения транквилизаторами и антидепрессантами, а там глядишь, снова станешь психически устойчивым человеком.

— Обычно так говорят, когда хотят причинить зло.

— Глубокое замечание, но это абсолютная неправда. До больницы ты была бешеной, склонной к суициду идиоткой, теперь же постепенно приобретаешь человеческий облик.

— Наверное, мне ещё нужно тебя поблагодарить?

— Не обязательно. Я вообще забыла, когда люди в последний раз мне говорили спасибо.

И Розали тоже не говорит мне спасибо. Она воображает себя жертвой. Ну и пусть. Главное, что её я вовремя успела вытащить из петли, а то живу в каком-то клубе самоубийц. Зима на них так, что ли, влияет?

Но почему тогда на меня не влияет? Если разобраться, то у меня проблем чуть больше, чем у любого из вас. А ещё эта гребаная свадьба и грёбаная Элис в придачу. Вспоминая наш поход по магазинам, я до сих пор дрожу от скрываемой ярости. За полчаса мне пришлось перемерить, наверное, больше десяти платьев. При этом не скажу, что они чем-то сильно отличались друг от друга. Единственное, что разнилось, так это реакция Элис: от бурного восторга до столь же бурного негодования.

— Божественно!

— Нет, не подходит!

— Думаю, это стоит померить ещё разок!

— Ну чего же ты молчишь?!

Мне хотелось сказать, точнее, спросить, только одно: когда же ты сдохнешь, Элис Каллен. Когда освободишь этот несчастный мир, полный маньяков и психопатов, от своего назойливого присутствия? Миру и так тяжело, не нагружай его ещё больше. Гляди, он уже весь содрогается. Зачем ты орёшь, зачем повышаешь энтропию вселенной?

Платье мы худо-бедно выбрали. Зато с туфлями застряли намертво. Убейте меня, но их же всё равно не будет видно из-под пышных юбок, так чего надрываться? Зачем мерить все представленные в магазинах пары? Да я лучше ноги себе отрежу, чем ещё раз пойду с Элис за обувью.

— Эти вроде ничего! — под конце недели пыток, наконец, изрекла Элис, и с обувью мы тоже худо-бедно определились. Оставалась фата и дизайн моего букетика невесты. Но этим Элис обещала заняться уже на месте, в Вегасе.

Что может быть пошлее свадьбы в Вегасе? Да ничего. Поэтому я и настояла на женитьбе в игорной столице.

«Welcome to fabulous Las Vegas, Nevada». Это будет дибилизм по всем правилам. Ну, во-первых, всё должно утопать в цветах, атласных лентах и золотых фигнюшках. Во-вторых, какая свадьба в Вегасе без Элвиса? Правильно, никакой! Поэтому на моей будет сразу пять Элвисов Пресли, да ещё какая-то попсовая певичка, выписанная из Германии. А ещё белый лимузин, голуби, фейерверк, посещение Гранд-Каньона и… чертова туча всего, что мне нахрен не нужно. Оно вообще никому не нужно, разве что Джес Стенли, занимающейся организацией свадьбы и получающей за это охеренные деньги.

Ох, Вегас, берегись! Ты должен это пережить и рассказать о пережитом потомкам. Потому что я уж точно не переживу такого кошмара.



Автор: Dr.Mabuse
Бета: Miss_Laer (не забываем говорить спасибо нашему замечательному редактору)

---

Ольсдорферфридхоф¹ — крупнейшее в мире парк-кладбище.

---

---