Глава 7

Утром я с большой неохотой вылез из спальника и поехал в универ. С данным Аянке обещанием прилежно писать конспекты. Как бы паршиво она себя ни чувствовала, мысль о пропущенных лекциях её жутко напрягала.
После утомительных пар, поскрипев зубами, я вскрыл заначку «на цифрофотик», выбрал в салоне связи мобильный телефон попроще, чтоб только звонил, и кинул немного денег на новую «симку». Заехал в магазин по дороге. Ощущая себя глубоко женатым человеком, купил стиральный порошок и туалетную бумагу. Чтобы чуть сгладить это чувство, взял ещё пару балтики-нулевки и сухарики на вечер.
Заходя в квартиру, я испытал настолько сильный рецидив внезапной ошеломительной семейственности, что крикнул:
- Дорогая, я дома!
После чего придурочно заржал.
Смех, к сожалению, быстро увял, так как выяснилось, что у Аяны почти пропал голос, а кашель стал ещё сильнее.
- Ну вот, а я хотел сегодня побомбить мальца, - огорчился я.
- Так что тебе мешает? - прошелестела она в ответ, мучительно кривясь при сглатывании.
- А передумал. Захотелось вдруг составить тебе компанию, а то ты что-то совсем никакая, - сообщил я миролюбиво.
Аяна пожала плечами, не желая лишний раз напрягать горло. Потом всё-таки созрела и открыла было рот, но я остановил её:
- Стоп.
Метнулся к столу, вручив ей блокнот и ручку.
- Ты пиши лучше.
Аяна нашла чистую страничку и быстро, уверенно вывела на бумаге:
«Иди, не хочу тебя заразить».
Я покачал головой:
- Уже приняты меры предосторожности.
«Какие?»
В ответ я вытащил пакетик сухариков и кинул в рот несколько, аппетитно ими захрустев.
В ответ на непонимающий взгляд Аяны пояснил, продемонстрировав обертку:
- Они с чесноком.
Улыбнулась. Отлично.
- А это тебе.
Аяна нахмурилась, не торопясь брать в руки новенький телефон.
- Дарю.
Яростно схватила ручку и нацарапала:
«Не могу принять».
- Хорошо, - согласился я легко. - Не дарю. Одалживаю. Чтобы могла позвонить мне. Или в «скорую». Если ты не заметила, в квартире нет стационарного телефона. Свой номер я в память забил.
Заколебалась, а я подвинул к ней коробочку и заговорил о другом, демонстрируя, что вопрос решен.
- Слушай, я тут второй день прям сгораю, как хочу знать, что ты там шаманить решила? Совсем-совсем как настоящий шаман? С бубном?
Аяна смущенно кивнула.
Я продолжал вопросительно глядеть, и она написала:
«Да, у меня от дедушки вещи остались. Он их мне завещал. Я просила только бубен в Москву переслать и маску с верхней одеждой, но дядя привез всё».
- Круто! А твой дедушка был великий шаман?
«Не смейся!!!(подчеркнуто)»
- Да я не смеюсь, чего ты? Просто очень интересно.
«Великим был мой прапрадедушка. Но дедушка – тоже очень сильным».
- Прапра? Погоди, а это не через поколение случаем передается?
«Иногда».
- А как понять, передалось или нет?
Аяна заколебалась, с неохотой написала что-то, а потом, не глядя на меня, быстро, но тщательно зачеркнула. Подумала ещё и аккуратно вывела:
«У будущего шамана есть знак на теле».
Заинтригованный, я попытался разобрать, что она замарала, но Аянка отобрала у меня блокнот и перелистнула страницу.
- А какой знак, к примеру?
Она попыталась что-то показать, но сдалась и продолжила черкать:
«Лишний палец и т.п.».
Видя мое изумление, Аяна дописала:
«Или родимое пятно. Необычной формы».
- И, - дополнил я вопросительно, - совершенно случайно у тебя как раз такое и есть. Правильно?
Кивнула.
- Покажешь?
Покраснела и замотала головой.
- Ну ладно. То есть ты шаманка по крови и по телу? Но необученная?
Пожала плечами и, задумчиво посмотрев в окно, написала:
«Мне дедушка всё показывал, когда я маленькой была. Петь горлом учил. Он меня очень любил. А потом меня в город забрали, а дедушка остался. Я его больше не видела, родители не разрешали. Он умер два года назад».
- Сочувствую.
Мы помолчали немного. Я принес Аянке горячий чай, а себе открыл безалкогольное пиво.
- То есть дедушка обучать начал, но ты была ещё маленькой. А потом родители воспротивились, да? Иначе ты бы сейчас не в универе училась, а с бубном болезни лечила и тучи двигала?
Девушка снова пожала плечами.
- Ну а как ты планировала удивлять Вениамина Юрьевича? Когда затевала всю эту историю с пересылкой дедушкиных вещей?
Аяна перелистнула страницу блокнота:
«Хотела ему обряд какой-нибудь показать. Как дедушка мне, я всё помню. Обращение к духам или лечение болезни».
- Не, это я понял. Я хотел спросить, где и как ты собралась это делать?
«Не знаю ещё. Хотела попросить В.Ю. с пустой аудиторией помочь».
Я представил себе Аянку, пляшущую с бубном перед доской, и скривился.
- Что? - с трудом прошелестела девушка, смотря на меня с тревогой.
- В аудитории, по-моему, фигня получится.
Я задумчиво отхлебнул пива и захрустел сухариками.
Аяна расстроенно смотрела на меня. Хотела что-то сказать, но опять судорожно раскашлялась, хватаясь за горло.
Я подождал, пока приступ пройдет, и предложил то, о чем уже задумывался раньше:
- А может, на природе всё сделаем? Как взаправду, чтоб с костром, елками там вокруг всякими? И на видеокамеру снимем. Если не понравится или что-то не получится с первого раза, ещё снимем. И уже наилучший вариант покажем Венику?
Аяна сосредоточенно соображала. Схватила блокнот:
«А у тебя камера есть?»
- У меня лично нет, но я знаю, у кого есть. И видеомагнитофон для монтажа найдется. Можно даже будет музыку наложить позагадочней... Ты камлаешь, я на камеру снимаю и монтаж организую, а сдавать работу будем вместе. Сказано же, что разрешается группой задание выполнять. Ты не против такого распределения обязанностей?
Девушка кивнула. Потом, улыбаясь, мотнула головой и, совсем запутавшись, просипела:
- Не против, с радостью.
Я поднял приветственно пивную бутылку и чокнулся с полупустым стаканом Аяны, скрепляя договор:
- За успех до дна!
Морщась, девушка героически допила опостылевшее ей питье.
- Слушай, ты как вообще себя чувствуешь? А то я всё-таки на охоту за пассажирами – сейчас самый «клёв».
Аяна махнула рукой, пытаясь улыбнуться и продемонстрировать: «всё в порядке, не о чем волноваться».
- Врешь ведь... Температура не упала? – я коснулся её горячего лба и нахмурился:
- Ты же вроде при мне глотала таблетки, вообще жар не сбивается?
Девушка неохотно пожала плечами и поморщилась.
- Врача на дом вызываем?
Аяна испуганно замотала головой. Тяжело вздохнув, я глянул на часы и встал:
- Ладно, поеду я всё-таки к Павелецкой, клиентов половлю. Если что, звони не раздумывая, всё брошу и прилечу. А так вернусь к полуночи где-то, о’кей?
Внимательно поглядев на больную, я ещё раз уточнил:
- Всё нормально?
Та стала мучительно заливаться краской.
- Так... Чего ещё случилось? Мне лучше остаться дома?
Пряча глаза, Аяна схватила блокнот и начала очень быстро и мелко что-то писать. Потом вырвала этот лист, тщательно сложила несколько раз и зажала в руке. Продолжила строчить и, наконец, показала мне написанное:
«Артем, пожалуйста (подчеркнуто), дай эту бумажку в аптеке и попроси положить это в пакет. Только не читай и не смотри!!! (дважды подчеркнуто)».
- Хорошо, - немного обалдев, пообещал я. Демонстративно достал бумажник и спрятал туда Аянкину секретную писульку.
- А не в аптеке надо что-нибудь? Нет? Ну ладно...
Вернулся я уже заполночь, но довольный, клиент клевал неплохо. Заглянул в темную комнату, поставил рядом с кроватью пакет, заклеенный скотчем для гарантии сохранности его содержимого от моих глаз. Молоденькая фармацевт в аптеке с большим вниманием отнеслась к переданной инструкции и творчески дополнила её от себя.
Зашел в ванную. Ох ты ж ёжики... Красота. Мечта фетишиста. Мои высохшие вещи аккуратно сложены стопочкой, а на веревках развешано девичье белье.
Блин... Я ж не железный... Р-рррр...
Спалось, э-э-э, не то чтобы плохо. Хорошо, скорее, спалось. Как говорил дедушка Фрейд, сны бывают кошмарные, эротические и скучные. Мой сон скучным не был. Правда, на самом интересном месте меня грубо прервал очередной приступ сильного кашля в соседней комнате.
Утром я отвез всё ещё температурящую и «грохающую» Аянку к врачу. Невзирая на её страдания по поводу пропускаемой учебы, на лекцию не пошел, терпеливо сидел вместе с ней в очереди. И оказался прав, потому что уже минут через пять после того, как девушка скрылась за дверью кабинета, в коридор выглянула медсестра и, найдя меня глазами, позвала за собой.
Та же грозная врачиха победным тоном спросила у меня так громко, что, наверное, в коридоре слышно было:
- Что, парень, уколы делать доводилось?
- Уколы? - от неожиданности я резко затупил.
- Да, антибиотики внутримышечно назначаю твоей даме. Так эффективнее. - Судя по садистской ухмылке врача, она наслаждалась.
- Нет, - честно ответил я.
- Ну, вот и ответ, дорогая, - врач больше не обращала на меня внимания, развернувшись к Аяне. – Я звоню в стационар. С бронхитом шутки плохи. Тебе инъекции нужны и массаж. Чего ты упрямишься, не понимаю. Съедят тебя там, что ли?
Однако так быстро я сдаваться не желал. И уверенно продолжил:
- Сам не делал, но есть знакомая медсестра. Она и массаж может, и уколы любые.
Вспомнив тут же, сколько она при этом брала за свои услуги, когда болела бабушка, я поморщился и добавил:
- Аян, решай сама. Почему ты стационара боишься, не очень понятно, не так вроде и страшно...
Однако Аянка, с глазами на мокром месте, угрюмо смотрела в пол.
- Ну, как хочешь, силком я тебя заставить не могу, - раздраженно сказала врач. После чего, обращаясь к нам обоим, намного более подробно, чем мне бы этого хотелось, проинструктировала по поводу дальнейшего лечения.
Выйдя за дверь с пачкой направлений на анализы и новым рецептом, Аяна, не поднимая глаз и отчаянно краснея, просипела:
- Насчет медсестры ты придумал?
- Нет, - ответил я обиженно. - У мамы только телефон уточню нашей знакомой, что за бабушкой ухаживала до самой смерти.
- А ты маме говорил?
- Про тебя? Нет ещё. Ой, да маман сейчас в своих заботах, ей не до меня. Совру что-нибудь – допустим, у меня знакомые телефон медработника просили.
Медсестра, которую я помнил с собственного мелкого возраста, согласилась, даже не дослушав до конца, и пообещала появиться вечером.
Я забросил Аяну в квартиру и, забрав у неё рецепт, поехал на третью пару. На конспект торжественно забил, планируя отксерить его потом у однокурсника. Просидел всю лекцию, честно думая о своем и морально отдыхая от беготни. Как-то напряжение последних дней стало сказываться...
Причем я так и не мог ответить себе на вопрос: зачем добровольно влезал в это болото всё глубже?
В аптеке меня уже встретили как родного. Девчонка только улыбнулась:
- Скотчем заклеивать сегодня? Нет, не надо?
Дома горел яркий свет и царил непривычный порядок. Ничего не валялось, пол был ещё влажный после мытья. Даже пыль протерта, вот уж до чего у меня ни разу руки не доходили с окончания косметического ремонта. В ванной тоже ничего не висело, стиралка, побулькивая, мерно крутила барабан.
Зашел в комнату, честно собираясь сделать суровый выговор, потому как нельзя в больном состоянии с тряпкой ползать, но не сумел. Больная, являя миру лишь хитрое скуластое лицо из-под аккуратно подвернутого с краешков пледа, делала вид, что спит.
Блин. Повернулся и вышел. В общем-то, сам виноват, не подумал об уборке. Перед медсестрой было бы неудобно… наверное.
Ну и фиг с ним. Я себя как-то неуютно чувствовал к вечеру, слегка подташнивало, и вообще тупил не по-детски. Так-то, конечно, молодец Аянка. Только бы хуже ей не стало...
Звонок... Так, встряхнулся, собрался, выдохнул. И пошел открывать дверь.
- Здрассьте, Вероника Матвеевна.
Медсестра деловито отряхивала от снега пальто, на линзах её массивных очков поблескивали капельки воды. Она почти не изменилась: крупные черты лица, волевой подбородок, тот же собранный на затылке пучок волос, только ещё более седой, чем пять лет назад, уверенные движения и непоколебимая уверенность в собственной правоте. Повесив одежду на вешалку, Вероника Матвеевна приобняла меня, улыбаясь и обдавая мятным запахом:
- Ну привет, Артемка, вот это ты вымахал! Ведь был-то худенький, маленький, а теперь во какие плечи... Давай, показывай, кто тут у нас болеть вздумал?
От её по-прежнему громкого голоса и знакомой напористости проснулось легкое раздражение.
- Та-ак, да у нас тут барышня в постельке нежится, смотри-ка, Артемка! И зачем же тут моя-то помощь понадобилась, когда ты и сам уже взрослый удалец?
У меня заболела голова. Я молча предоставил Аяне самой пересказывать указания врача, принес звякающий аптечный пакет и направился на кухню ставить чайник. Только успел бросить пакетик в кружку, как меня громогласно позвали.
Плохо соображая, я открыл дверь, вошел и остолбенел, так как первым делом в глаза бросилась белеющая на темном пледе аккуратная круглая девичья... понятно, что.
- Ну? Ты чего застыл, Артем, иди сюда, - нетерпеливо позвала Вероника Матвеевна и тут же рявкнула рыпнувшейся было Аяне:
- Лежи спокойно, не вертись!
И снова повернулась ко мне:
- Артемка, смотри внимательно и запоминай. Потом ещё покажу, как лекарство разводить. Мысленно делишь ягодицу на четыре части и протираешь спиртом место укола, вот здесь, в центре этого квадрата. Если левую колешь, то примерно сюда.
- Так, чего зажалась? А ну быстро попу расслабила! - медсестра слегка шлепнула Аяну по заднице. - И без того сейчас запищишь, цефотаксим - укол больнючий. Смотри, Артем, значит, шприцом брызнул, чтобы воздуха не осталось, и прямо вертикально... Оп!
Поясняя свои действия, Вероника Матвеевна привычно и безжалостно глубоко всадила иголку и медленно выдавила мутную жидкость из шприца.
- Теперь ваткой прижимаешь, иголку вытаскиваешь. Эй, держи тампон сама. Массируй слегка. Вот и всё. Ну, а ты чего покраснел-то? Знаю я вас, молодежь, ты, поди, не по разу в день на эту красоту любуешься, хороша девка!
Аянка, что-то шипя сквозь зубы, прижимала ватку к уколотой ягодице. Лицом девушка утыкалась в подушку, так что видна была лишь часть багровой от смущения щеки.
Я, не говоря ни слова, не мог отвести прикипевший к Аяне взгляд. На верхней части её левой ягодички действительно виднелось крупное родимое пятно, в котором, при некоторой фантазии, можно было угадать силуэт хищной птицы с распростертыми крыльями.
- Завтра утром приду ещё раз, под моим присмотром уколешь сам. Теперь массаж.
- Вероника Матвеевна! - обрел я, наконец, голос. - Не надо! Вы же сказали, что можете взять ещё одного клиента на пять ближайших дней?
- Ну да, могу. – Медсестра явно удивилась. – У тебя что, деньги лишние есть, мне, старой кошелке, платить, чтобы я твою цыпочку руками мяла? Покажу, как делается, и рубля не возьму, играйте потом в доктора хоть весь день. И в семейной жизни пригодится.
- Вероника Матвеевна! Пожалуйста! Деньги есть, лучше вы сами делайте, Аяна меня стесняется!
Медсестра изумленно уставилась на девушку, вжавшуюся всем телом в мягкую кровать, и набросила на неё край пледа. Протянула подозрительно:
- Эй... А тебе лет-то сколько, родная?
- Восемнадцать, - донеслось первое внятное слово от Аяны за время инцидента.
- С ума сойти. Я думала, таких девок уже не осталось в Москве.
- Она из Улан-Удэ, - подал я голос. Когда Аянкина попа скрылась из глаз, говорить стало значительно легче.
- Понятно... Точнее, не до конца понятно. Так... Тогда, Артемка, брысь отсюда, ухажер. Ой, надо будет с мамкой твоей поговорить... Как зовут-то, барышня? Давай, скидывай с себя верх, массаж делать будем. И разговоры разговаривать...
Я ретировался и плотно прикрыл дверь. Уши горели от неловкости, но... Зрелище того стоило, пусть и случайное.

Глава 8

Выйдя в коридор, Вероника Матвеевна с непонятной гримасой на лице молча потрепала меня по голове. Я закрыл за ней дверь и вернулся в комнату. По молчаливому согласию мы с Аяной не стали обсуждать неловкую ситуацию, как если бы её не было вовсе. И хотя из моей памяти эта эротичная картинка никуда не делась, но других подобных эпизодов, к некоторому моему сожалению, больше уже не добавилось. Вероника Матвеевна, допросив Аянку с пристрастием, добровольно взяла на себя решение девичьих интимных вопросов, и, если таковые и возникали, то разрешались без моего участия.
Антибиотики помогали, девушка уверенно пошла на поправку. Когда отек горла спал, у Аянки проснулся аппетит. Теперь я отправлялся в «супермаркет» не за десятком яиц, макаронами, пельменями, тушенкой и пивом, а с длинным списком продуктов, из которых получались экзотические, но вкусные блюда. Спал я, правда, по-прежнему на кухне в спальнике и вел себя с Аянкой исключительно по-братски. На мою пробную попытку приобнять меня очень вежливо, но твердо попросили больше так не делать. Я, конечно, надулся, но по большому счету виноват был сам, так что ничего не оставалось делать, как играть по мной же объявленным правилам.
В пятницу с раннего утра на мой телефон позвонил Тамир Дарханович и хмуро спросил, могу ли я передать Аяне, чтобы та с ним как-нибудь связалась. Не желая говорить, что она в соседней комнате, я немедленно отрапортовал, что как только её увижу в университете, так сразу же и скажу. Аянка, перепугавшись, выждала не более получаса и набрала номер на своем телефоне, после чего выслушала длительный монолог, изредка поддакивая. Потом торопливо спросила:
- Артем, ты можешь дядю отвезти в аэропорт? Только не за деньги! Пожалуйста!
Я кивнул, хотя вовсе не обрадовался этой перспективе. Аянка прочирикала что-то в телефон и пояснила мне:
- Дядя уезжает. Он вспомнил про пакет с передачей для меня. Обещал отдать в аэропорту.
- Ладно. Когда? Понятно, я поехал.
По дороге дядюшка был молчалив, а я старался вести машину очень аккуратно, включив для контраста с прошлым разом диск с классической музыкой. Вручив мне при выходе из машины увесистый пакет, Тамир Дарханович сухо попрощался и скрылся, мало интересуясь делами племянницы.
Из интересного в передачке оказался конверт от родителей с надписью «На телефон», в котором лежало несколько купюр.
- Вот видишь, - весело сказал я. – А сотовый-то у тебя уже есть. Теперь можешь честно отзвониться маме и доложить обстановку. И лучше сделай это до того, как дядюшка Тамир доложит о том, в каком ты тут обществе вращаешься.
Аяна насупилась и, взяв свой мобильник, отправилась на кухню звонить, закрыв за собой дверь. Вернулась довольная:
- Всё, поболтали. Только, кажется, деньги закончились, разговор прервался.
- Ну а что ты хотела. Межгород же…
Улучшившееся финансовое состояние Аяны заметно добавило ей бойкости. Она самостоятельно рассчиталась с Вероникой Матвеевной, со мной за лекарства, ну а за собственно телефон торжественно пообещала отдать при первой возможности.
Как только закончился курс уколов, Аяна вернулась в Дом студентов на Вернадского, оставив после себя вымытую до блеска квартиру, ставшую сразу какой-то пустынной и печальной. С одной стороны, было приятно вернуться в собственную кровать. С другой... я уже немного привык к возможности вместе потрепаться и поржать перед сном за компьютером. И возвращение к рациону из пельменей с яичницей тоже как-то заставляло задуматься над особенностями одинокой жизни.
Зато работа над проектом «Шаманский обряд» шла вовсю. Аяна сделала вылазку в гараж, где долго копалась в сундуке, определяя, что из его содержимого ей потребуется. Я договорился о видеокамере и монтажном видаке, а также нашел подходящее место для всего действа. Как-то летом мы ездили на шашлыки у лесного озера рядом с Балашихой, и я запомнил там неплохую полянку: с одной стороны, достаточно уединенную, а с другой (я проверил это) – туда можно было добраться на машине и зимой. Аяна ездила со мной, делая окончательный выбор из нескольких предложенных мной мест. Единственное, что нас удерживало от начала съемок, – это Аянкино здоровье. Хотелось, чтобы она слегка окрепла перед тем, как распевать песни и стучать в бубен на морозе.
Аяна трудолюбиво переписала у однокурсниц все пропущенные лекции. Начался декабрь. Посовещавшись, мы назначили день Х на ближайшее воскресенье. Чем ближе подступал срок, тем больше нервничала Аяна, хотя и отказывалась говорить почему. Я тоже как-то временами чувствовал себя неуютно, но… с учетом разработанного детального плана отступить из-за каких-то невнятных предчувствий было бы обидно.
И вот время пришло. Чтобы получилась запись, мы решили снимать часа в два-три дня, когда ещё и солнце на небе есть, и отсветы от костра будут уже заметны на танцующей Аяне. Взяв большой мешок с реквизитом, Аянка залезла во взятую специально для переодевания палатку, а я в ожидании её выхода занялся настоящим мужским делом – разжиганием костра.
Провозился я существенно дольше, чем ожидал, в бойскауты меня не взяли бы. Однако, когда пламя уже весело лизало поленья, «шаманка» всё ещё копошилась внутри.
- Эй, тебе, может, помочь? – Я подошел ко входу в палатку, опускаясь на колени и собираясь залезть внутрь.
- Н-нет, не заходи! – испуганно взвизгнула девчонка. - Б-блин, Артем, н-не мешай, я сб-билась. Нем-множко ост-талось.
- Ты что, дрожишь там? Аянк, не дури, недавно ж только болела!
- Д-да сейчас! Ж-жди!
Это «сейчас» продлилось ещё минут десять, в ходе которых я бесцельно топтался по полянке, приминая неглубокий снег вокруг горящего костра.
Наконец, из палатки неуклюже выползло нечто. Бесформенные меховые одежды полностью скрывали девичью фигурку, на голове красовалась костяная причудливо раскрашенная маска, украшенная орлиными перьями. Со всех сторон с одеяния свисали, позвякивая, прикрепленные к длинным белым и черным ленточкам маленькие металлические обереги в виде животных. Двигаясь довольно неуверенно, Аяна расставила на подготовленном плоском камне рядом с костром какие-то кувшинчики и мешочки. Выпрямилась, чуть покачнувшись и брякнув подвесками, и махнула мне рукой, делая знак начинать.
Я поспешно включил камеру. Вокруг поляны тихо шумели и поскрипывали вековые сосны. В просвете леса над озером красный свет заходящего солнца освещал одинокую березу поодаль. Я сделал круговой обзор поляны с застывшей над огнем неподвижной Аяной, стараясь не захватить в кадр палатку, и закончил сцену крупным планом багрового диска, пылающего за черными склоненными ветвями.
Послышалось горловое пение, сначала тихое, а потом Аянка распелась и не похожий ни на что звук зазвучал громче и увереннее. Шаманка распрямилась, отпила из кувшинчика, прервавшись на секунду-другую, наклонила край сосуда над огнем и капнула жидкостью в костер, вызвав клуб белого дыма, а затем пустилась стелящимся широким шагом вокруг поляны, продолжая петь горлом, меняя тональность и разбрызгивая широкими размашистыми движениями содержимое кувшина.
Я шагнул назад, чтобы капли не попали на объектив - судя по поведению Аяны, она явно об этом не заботилась.
Свой обход шаманка завершила у березы и склонилась перед ней (или перед заходящим солнцем), выливая при этом остатки жидкости у корней и оставляя пустую посудину там же. Второй кувшинчик Аяна разбрызгала, обойдя поляну в противоположном направлении. Третий - она, так же отпив, вылила в костер полностью, и, судя по тому, как взметнулось пламя, это был или спирт, или как минимум водка. Сам опустевший сосуд она снова поставила у огня. Затем бросила в костер солидный ворох собранных ею из-под снега мокрых опавших листьев, так что вместо языков пламени поднялся столб белого дыма, и высоко подняла большой бубен, вооружившись внушительного вида колотушкой. Шаманский инструмент имел вид овального щита, украшенного связками орлиных перьев и раскрашенного замысловатыми узорами белой и черной краской.
Колотушка застучала по бубну в одном ритме, не умолкая. Ударов сто пятьдесят-двести в минуту, не меньше. Я снимал, как Аяна, практически исчезнув в дыму, раскачивалась, делая бубном круговые движения над костром, и мог только представлять, как должно першить у неё при этом в горле. Постепенно я стал улавливать, что при неизменном ритме ударов они звучат то громче, то тише. Тише-тише-тише-громко. Тише-тише-тише-громко. Тише-тише-громко-громко. Шаманка снова пустилась вокруг поляны, то поднимая бубен высоко над собой, то склоняясь к самой земле. Листья прогорели, и костер вспыхнул с новой силой. Поднялся ветер, зашелестевший в кронах сосен. Мне стало чудиться, что по мере движения Аяны пламя костра начало клониться в её сторону, выбрасывая жадные яркие языки. Отбиваемый колдовской ритм подчинял сознание. Я поймал себя на том, что мои руки, держащие камеру, стали тоже подрагивать в такт. Когда удары звучали тише, Аяна стелилась скользящим шагом над землей, удары громче – она распрямлялась, вздрагивая всем телом и звеня оберегами.
Последний сильный удар – и шаманка опустилась на колени, снова пронзительно затянув горловую песню. Под этот звук бубен с колотушкой были бережно отложены в сторону, и Аяна щедро сыпанула в костер какой-то порошок из развязанного мешочка. Поднялся клуб вонючего дыма, который ощутил даже я, пламя окрасилось на миг в колдовской зеленый цвет, и мне показалось, что шаманка, чуть-чуть приподняв маску, засунула что-то в рот. Замолчала и, встав, снова подняла бубен высоко над собой.
Теперь гулкие удары слышались редко, лишь на каждый третий медленный шаг. Шаг-шаг-бум. Шаг-шаг-бум. Шаг-шаг-бум. Шаг-шаг-бум. Аяна запрокинула голову так, что орлиные перья, свисающие с бубна, закрывали шаманскую страшную маску и переплетались с перьями на ней. В таком состоянии она явно не могла видеть, куда идти, и я встревожился, опасаясь, что её сейчас занесет в костер. Но шаманку как будто что-то повело в сторону, и она, тяжело ступая - шаг-шаг-бум, шаг-шаг-бум, - направилась от огня в сторону белеющего в сумерках обнаженного тела березы.
А затем, немного не дойдя до дерева, остановилась, повела головой, как будто услышала чей-то зов, медленно повернулась лицом ко мне, покачнулась и упала на колени.