2024-4-25

39

0

0

Примечание: Выделенное курсивом – точные цитаты из фанфика; их орфография и пунктуация сохранена в оригинальном виде.



Как много произведений об отверженных и непонятых изгоях общества, замкнувшихся в себе и строящих свой обособленный – зачастую злодейский от обиды – мир? Немало.

Истории, герои-лиходеи – на любой вкус. Тут и шокирующий изуверствами «Изысканный труп» Поппи Брайт, и пугающий игрой реальности и вымысла «Американский психопат» Брета Истона Эллиса, и искусный Das Parfum Патрика Зюскинда, и жуткое «Молчание ягнят» Томаса Харриса. И, конечно, глубокий, все еще социально актуальный «Коллекционер» Джона Фаулза.

«Его дневник» – фанфик-продолжение «Рассвета» С. Майер – блекло выглядит в стройном ряду великих классиков жанра. Говорить о какой-либо оригинальности идеи в масштабе мировой литературы не приходится. Да и ненужно. Фанфик все-таки. И фанфик тем не менее неординарный.

Неординарен он в первую очередь потому, что, читая, понимаешь: С. Майер никогда бы так не продолжила вампирскую сагу. Не тот стиль, не тот герой, не та атмосфера. Сюжетно подобное продолжение не несло бы никакой ценности: мы и так знали, что вампиры ослепительны, и предполагали, что их неземная красота теоретически способна вывести из равновесия неокрепший ум; но какой вред бессмертным и всесильным – просто уедут.

То есть в рамках любительского продолжения Саги – вполне себе находка.

Название и обозначенный автором жанр Angst в полной мере соответствуют содержанию: перед нами дневник непонятно кого, а внутри – тоска.

Название сулит и не обманывает: уже с первых абзацев читателя закружит в вихре местоимений. Наиболее часто среди них встречаются «я» и «ее»:

«… я боготворю ее и преклоняюсь. Никто и никогда не будет способен обожествлять ее так, как это делаю я. Она не чувствует, как я люблю ее»...

Нестрашно. Хуже – запятые, сбивающие с толку своим наличием («Он казался настороженным, и даже немного встревоженным»; «И я блаженно купаюсь в этих переливах, словно вихрем, закручиваясь, погружаюсь в пучину…») или отсутствием («Я рассматривал их, сидящих за столом в местном кафетерии во время большой перемены [где-то тут – в кафетерии или на перемене – потерялась запятая] через окно своего автомобиля»).

Фанфик написан от первого лица в прошедшем, настоящем и даже будущем времени. Прошедшее – пересказ героем недавних событий. Будущее – мечты о грядущем. Гораздо сложнее с настоящим, а оно встречается чаще. Прием представляется нетипичным для мемуаров: «Я любуюсь ею…», «Я закрываю глаза…», «Они садятся в машину…», «Они ждут ее…», «Она уезжает с ним…». Будто автор заметок сидит с тетрадью (или диктофоном?) на коленке и молниеносно фиксирует события под запись. Но в целом наличие нескольких времен в рассказе не сбивает, в хаотичных мыслях протагониста они переплетаются достаточно гармонично.

Фанфик сразу начинается дневниковой записью от первого сентября. На дворе 2059 год. Такой же, как и 2005 или 2014. Потому что к фантастике произведение не имеет никого отношения. Да и Каллены все те же, будто и не было никогда «Рассвета»: школа; столовая; в глазах – «равнодушие и безразличие». Конечно: «Живи еще хоть четверть века…» (А. Блок)…

Сам главный герой неожиданный – и во многом благодаря своей несуразности, нелепости. Он даже имени не удостоился от создателя. Никто. Просто «маленькое вялое ничтожество» (Г. Л. Олди). Впрочем, так называемый герой не согласится, наверняка полагая: внутри хиленького тельца бурлит океан невиданных страстей.

Но на суд представлено лишь семь записей одержимости, позволяющих утвердиться в мысли, что внутренний мир летописца невзрачен, невыразителен и неинтересен. Никакой предыстории и рефлексии. Много пространных размышлений, но нет глубины психологизма. Ничего о семье, друзьях, учебе (хотя он посещает школу даже по субботам) и увлечениях. Что повлияло и сделало таким – остается лишь догадываться.

В герое мало маскулинности, что отчетливо проявляется в лексиконе. У него все не по-мужски «изысканно» и «изящно изогнуто». Еще и эти «щечки», «ножки»... Речь припудрена красивыми словами, щедро осыпана прилагательными, он использует эпитеты и метафоры (например, о цвете глаз: «…листва, по осени упавшая с деревьев, чуть жухлая, но все еще живая, светящаяся в последних лучах заходящего солнца»), но – из уст ничтожества – попытки красноречия вызывают лишь усмешку.

Быть серой мышью само по себе не плохо. Плохо навязывать эту серость остальным. Будь его воля, он бы всех лишил имен, спрятал бы за обезличенными местоимениями.

Он говорит: «Каллены» – и никого, кроме Изабеллы, не называет по имени. Тщательно фиксирует внешность и действия, при этом не думает о личностях, не раскрывает образы.

Однако читатель, конечно, знаком с «крупным темноволосым парнем», «прекрасной блондинкой», «высоким блондином», «маленькой брюнеточкой» и «парнем со взъерошенными волосами». Герой ограничивается вот только такой скудной характеристикой второстепенных – особо не занимающих его ум – персонажей (и почему-то неизменно акцентируется на волосах). А вот «девушка с коралловыми губами» (ее внешность герой характеризует подробно, о волосах тоже не забывая) узнается с трудом, особенно после резкого перехода от описания Элис:

«Ее [здесь речь идет об Элис] взгляд время от времени становился отрешенным, как будто она неожиданно погружалась в свои мысли или воспоминания. Третий парень, волосы которого казались слишком взъерошенными, большую часть времени глядел себе под ноги, но иногда он поднимал глаза и смотрел не нее [а здесь уже – о Белле].
Прекрасней, изящней и восхитительней девушки мне встречать не доводилось. Ее красота не была вычурной и легкодоступной людскому взгляду, как у ее старшей сестры».

Герой упоминает и отца загадочного семейства, почему-то с ходу характеризуя его как «профессионального доктора», который «странно, что согласился» работать в провинциальной больнице с «некомпетентными» специалистами. Вообще, убежденность подростка в своей правоте и осведомленности обо всем потрясает. Заявляет словно просветленный мудрец: «Я познал высшую любовь, а это дано не каждому».

Герой даже личности за внешними свойствами объекта не познал. Точно в день кульминации фанфика – тридцатого октября – Миранда писала в своем дневнике: «Всего три слова. Я люблю вас. Они прозвучали так безнадежно. Будто он сказал: "Я болен раком". Вот и вся его сказка» (Д. Фаулз «Коллекционер»).

Он-де верит, что объект обожания пойдет за ним – в светлое будущее подвала без окон – добровольно. Но если нет, то есть хлороформ, веревка и мягкое покрывало в багажнике. Ерунда для вампира, но почему-то так пугает Элис, что «ее лицо перекашивает дикий ужас, и она, роняя сумку, закрывает руками рот». Не хватает только сбитого с ног от шквала эмоций Джаспера.

Развязка скоротечна и предсказуема. Каллены бессмертны и всесильны, а подросток из числа лузеров, доведя интерес до крайней степени одержимости, прекратил всяческую интеллектуальную деятельность. Вот и все. Веревка ему пригодится.

И никто не приметил, никто не помог.

Так что, пожалуй, все же стоит чаще снимать шоры с глаз и быть внимательней. К себе, близким и окружающим. Ведь если ребенок долго сидит один, «зажав голову между коленей», это может быть не только признаком гибкости и знамением выдающихся акробатических достижений в будущем, но и тревожным симптомом.

Невнимательность, беспечность и безразличие к тому, что происходит рядом, социально губительно. Потому что все светлое, доверчивое и открытое миру оказывается запертым в подвале не маньяками, а «людьми, отупевшими от равнодушия» (Д. Фаулз «Коллекционер»).