— Где же сейчас твой муж?
— Где еще ему быть?! С обломками корабля покоится на океанском дне.
— Куда вы направлялись?
— Врачи рекомендовали ему поправить здоровье в местах с теплым, сухим климатом. Но кое-кому не повезло.
— Почему на тебе было черное платье?
— О, это романтическая прихоть «драгоценного» мужа, – съязвила Хлоя, ее глаза заблестели от вновь подступивших слез. – Личное знакомство с Шанель и модный культ ее «маленького черного платья» привели к тому, что однажды Ливермор обновил мой гардероб платьями только черного цвета. Но теперь… Знаешь, Эдгар, ты первый, кто узнал о моей семейной жизни. Никогда и никому я ничего не рассказывала, да и, собственно, не с кем было откровенничать. Хочу обо всем забыть. Хочу стереть из памяти опостылевшие мысли о мерзком человеке. Хочу дотла сжечь тяготящие воспоминания, а пепел и золу развеять, чтобы больше ничто не напоминало о нем ни завтра, ни послезавтра, ни через пятьдесят лет. Конечно, все можно прекратить одним действием, но действие это – преступление против себя. На принятие столь непростого решения именно сейчас у меня почему-то не хватает смелости. Однако она была не далее как год тому назад…

В Париже я с мужем присутствовала на светском приеме у одного из его приятелей. Тогда-то и взяла на вооружение рассказ француза. Ты слыхивал о «русской рулетке»?.. Суть ее такова: когда русские офицеры хотели удивить своей храбростью или желали воспользоваться рулеткой как одним из видов дуэли, они прибегали к опасному действу. Брали револьвер, оставляли один патрон в барабане и несколько раз его проворачивали, чтобы доподлинно не знать, где располагался единственный патрон. После чего приставляли дуло к своей голове и нажимали спусковой крючок. Вероятность остаться в живых составляла один шанс из пяти.

Так вот, выждав момент, когда Ливермор отбыл по делам в Германию, я воспользовалась его немалой коллекцией оружия, взяв одно из орудий убийства. Следуя правилам рулетки, оставила один патрон и, подавляя волнение, уже наслаждалась последствиями своего поступка, ощущая спасительную хладность металла у виска. Однако стоило мне вдуматься в то, ради кого намеревалась лишить себя жизни, как обманчивая сладость предстоящего тотчас улетучилась. Несколько долгих дней я терзалась, к какой чаше весов склонятся мои колебания: покончить с собой или не покончить. В общем, не сумела я свести счеты с жизнью. Малодушие? Разумеется, да. Тем не менее, я была сплошь изранена мнимыми пулями.

Я оступилась не по собственной воле и была погружена в существование без участливости родного человека. Во имя чего и ради чего отец разрушил родственную связь и отнял мои мечты, сделав их недостижимыми? Об этом ведомо только ему. Он толкнул меня в беспощадные тиски порочной реальности, бросил в мерклую пропасть несовпадения – в ад, выстлав дорогу осколками моей разбитой юности, словно у меня девять жизней. Первая пуля. Цель.

Я не искала себе цены сообразно статуса, оттого бесповоротно затерялась в песчинках времени духовной горечи безрадостного бытия. Находясь под абсурдным давлением мужа, прозябала в ожидании редких часов одиночества, ставших моей любимой мелодией. Бессловесная мелодия иногда доходила до сердца, вернее сказать, до того, что от него осталось. Вторая пуля. Снова цель.

Я пребывала наедине с кромсающим изнутри отчаяньем, бывшим подобием абсента с тайным видением измененной действительности. Не имея преград, яд времени малыми дозами поступал и оседал во мне в абсолютной тишине, не оставляя шансов на спасение. Третья пуля. Опять цель.

Я была пригвождена к скале унижений, словно Прометей, только мой «орел» выклевывал им же опустошенную душу, как я ни пыталась окружить ее заграждениями с колючей проволокой и отстоять. Выжженные безысходностью раны кровоточили и кровоточили. Четвертая пуля. Вновь цель.

Я спасена. Пятая пуля. Осечка. Сколько шансов из скольки? С моим везением – никаких к одному.

Хлоя замолчала. Не моргая, посмотрела на меня потерянным взглядом.
— Будущее не пересечется с прошлым. Отпусти его и оно отпустит тебя, – помедлив, сказал я.
Видя, сколь непросто далось Хлое выворачивание ненавистной памяти наизнанку, мне вздумалось утешить ее, как утешают детей: взять на руки, обнять и уверить, что все будет хорошо.

И об этом думаю я? Но ведь течение мыслей в подобном русле совершенно мне не свойственно. Более того, посети они меня ранее, рассмеялся бы над собой, но теперь… Неужели мой эгоизм растаял под палящим солнцем здешнего эдема? Или то симпатия к леди взяла верх?

— Уже поздно. Ложись и постарайся уснуть.
— Благодарна тебе, что проявил терпимость к моему словоизлиянию. Даже представить не могла, что бывают такие, как ты, – произнесла она, выдавив из себя жалкое подобие улыбки и глядя на меня так, словно видела впервые.

… Следующие дни Хлоя словно бы заново познавала мир. Она ожила, в ее взгляде блеснуло нечто новое и светлое, от чего она становилась постепенно другой, более спокойной. Но, конечно же, не без доли присущей ей категоричности, на что я не реагировал и на чем силился не акцентировать внимание.

Мы более не возвращались к разговору о ее прошлом, точно на него наложили вето, табу и запрет одновременно. Нас не поджимало время, и мы окунулись в обсуждение абсолютно всего. В нескончаемом списке тем были литература, живопись, страны и города, в которых мы бывали и в которых намеревались побывать.

Однажды я попытался обучить Хлою навыкам ловли рыбы деревянной пикой, как учил меня егерь моего деда, наглядно продемонстрировав мастерское владение орудием ловли на примере пойманного десятка рыб. Леди уверила, что все поняла, и, взяв пику, воодушевленно заявила «Это элементарно, я справлюсь!».

Я поощрительно присвистывал, когда она азартно с варварски-восторженными криками набрасывалась на очередную рыбу. Мы время от времени падали в воду, поскольку из-за быстрого течения Хлое было сложно устоять на ногах. Она падала и тянула меня за собой. Мы смеялись и подшучивали друг над другом. В общем, с рыбой у нее не сложилось, но повеселились мы от души.

После мы отдыхали, сидя на камнях. Хлою разморило на жарком полуденном солнце и она, расслабив спину, откинулась мне на грудь. От подобной близости мои инстинкты обострились и было велико искушение поддаться физическому порыву, но я не хотел этого делать, дабы не нарушить особый настрой того дня.

— …Самое время начинать жить вольготно, слушая поэзию сердца, – улыбаясь, возвестила Хлоя тем утром в ранний час.
— Не исключаю, что сумею стать соавтором в муках творчества, призвав на помощь мать всех муз Мнемосину.
— Да будет так, ибо не хочется веки вечные дожидаться осенения. Пришедшая с небес музыка излилась предвестницей начала на рассвете, точно укутанный в облаке ангел, вознаградивший душу волшебной нитью, ставшую спасением, – витиевато выразилась Хлоя.
— Отличное начало, – подбодрил я ее, и уже было почти оделся, как ощутил пальцы Хлои на поясе своих брюк.
Поддев шлевки пояса, она слегка потянула за них. Я обернулся. Хлоя поднялась с кровати и стояла передо мной нагая, прикрывшись краем простыни.
— Могу ли я открыть тебе секрет? – интригующе спросила она.
— Конечно. Мне интересны секреты, – признался я, пытаясь не отвлекаться на ее едва прикрытое тканью тело, а смотреть в глаза.
— Свои секреты мне не интересны, но этот…
— И?
— Ты влюбляешь меня в себя, Эдгар.
— Не может быть, – заулыбался я. – Мне несказанно повезло? Поэтическая эйфория достигла кульминации? Или, может, ты оттачиваешь чувственность?
— Смотри не споткнись на очередном слове. Не нахожу твою неуклюжую попытку сострить хоть немного забавной, – серьезным тоном заметила она, однако игриво поднятая бровь ее выдавала.
— А я так старался. И что, все зря? – подыграл я ей.
— Охота же тебе повсеместно иронизировать.
— Мой провал настолько очевиден?
— Есть немного. Быть может, со второй попытки получится лучше?
— Тогда я начинаю.
— Ты заинтересовался? – она отбросила простынь в сторону.

Я смотрел на Хлою словно на лакомство, еще немного и стал бы облизываться. Прильнув к ее призывно открытым губам, проник в горячую глубину рта. Ни на дюйм не отстраняясь от женщины, подвел ее к столу и усадил на край.
— Иди ко мне.

Встав между моими ногами, Эдгар оперся ладонями о стол и навис надо мной. Я попыталась обвить руками его шею, но, перехватив мои запястья, он слегка оттолкнул меня, отчего я бессильно откинулась спиной на стол. Мужчина провел пальцами по моей груди, животу, бедрам. Его пылкий взгляд следовал за его пальцами. Я видела, как он напрягся, слышала приглушенный стон. С неподвластным волнением Эдгар расстегнул брюки, приспустил их и, не медля закинув мои ноги себе на талию, без предварительных касаний ворвался в жаждавшее лоно. Исторгая из груди отрывистые стоны, он сводяще с ума скользил вглубь меня, пока вскоре мы не взлетели на сладостную вершину обладания друг другом.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~