Название: Осада Ла-Рошели
Автор: -
Бета: +
Жанр: history
Рейтинг: PG-13
Пейринг: -
Описание: Некоторые события, возможно произошедшие во время осады Ла-Рошели и не нашедшие должного отражения в исторических источниках.

---

Глава I,
в которой читатель узнает, сколь долог и тернист путь до Ла-Рошели, а также знакомится с главными героями повествования

Седьмого мая 1626 года на дороге, рассекающей тенистые леса, окружавшие знаменитую Ла-Рошель, было необыкновенно людно. Путники пешие и конные, низкого рода и высокого, в одеяниях бедных и пышных, несущие свой скарб на плечах или гордо восседающие в битком набитых повозках, в течение нескольких дней направлялись к оплоту гугенотов, осажденному войсками.
Холодная и дождливая погода, длящаяся почти весь апрель, не позволила в достаточной мере высохнуть глубоким глинистым колеям на разбитом тракте, и усталые, но не теряющие оптимизма, отважные люди из королевской инженерной службы с неиссякаемым усердием пытались укрепить самые топкие места. Подъезжающие фургоны испытывали судьбу и прочность своих осей, преодолевая эти хляби самостоятельно или же с посторонней помощью.
С милостивого позволения читателя, автор обратит свой взор на одну из подобных повозок, на облучке которой восседали двое флегматичных солдат. По пыли на их одеждах можно было предположить, что проделали они немалый путь, стремясь в этот уголок благословенной Господом прекрасной Франции. Фургон, влекомый здоровенным битюгом, из-под широких копыт которого во все стороны разлетались брызги и комья грязи, был нагружен доверху.
- А что, Мишель, - лениво обращался державший вожжи невысокий солдат с вечно встрепанными темными волосами к своему массивному спутнику, - признай, что в этой холодной весне есть и свои неоспоримые плюсы. Лишь представь, какие бы ужасные толпы кровососущих исчадий ада жужжали округ, будь этот май по обыкновению жарким.
- Твоя правда, Шарль, ибо места эти воистину комариные, - отвечал неспешно второй солдат, крепко держась за поручень, дабы не приложиться головой о дуги фургона на очередном ухабе.
Шарль Голль и Мишель Жарр, так звали этих достойных вояк, направлялись в расположение своего полка, именуемого Шампанским, и, по своему обыкновению довольствоваться лишь малым для суровой походной жизни, взяли c собой только самое необходимое, как-то: небольшой шатер, в котором могло лечь бок о бок от силы с дюжину человек; два разборных стола; два крепких сундука, побольше и поменьше; пушку на деревянном лафете; внушительную ручницу, кою Мишель ласково звал Жоржеттой; три мушкета; две длинные шпаги; три даги разных размеров; два старинных полуторных меча (из чувства ностальгии по временам наших дедов и прадедов); два пистолета Шарля и пять новеньких пистолетов Мишеля (последний рассчитывал их выгодно продать); зачерненные ножи для «ночной работы», а также изрядный запас пороховых зарядов, ядер и пуль; плотный восточный ковер средних размеров (чтобы не спать на голой земле); огромная доха Мишеля, под которой он не мерз и в самый лютый холод; две походные плиты с набором кастрюлек; сковородку; шесть бутылок анжуйского и два бурдюка вина попроще; разумеется, не были забыты яйца, колбасы, ветчина, мясо, хлеб, чай, кофе, молоко, растительное масло и т.п.; а также несколько смен одежды на холодную и теплую погоду, подготовленную и к парадным смотрам полка, и к ночным тайным вылазкам; пара железных подсвечников и большой фонарь; не позабыв в достатке свечей, гвоздей и скоб; взяв с собой лопату, пилу, два топора и походный набор инструментов; и, наконец, прихватив битком набитую на все случаи жизни аптечку.
Словом, можно было с уверенностью сказать, что нашим героям было свойственно задумываться о будущем и встречать любые повороты судьбы с философским спокойствием изрядно повидавших жизнь практичных людей, привыкших рассчитывать только на себя, но всегда готовых поделиться с не столь предусмотрительными ближними.
- Тпррру... – Шарль натянул вожжи, завидев впереди застрявшую, сильно накренившуюся повозку, которую раскорячило поперек колеи. Несчастная взмыленная, остро пахнущая лошадиным потом кобыла храпела, била копытами и дико вращала глазами, но не в силах была сдвинуть увязшую в глине телегу.
Люди из королевской инженерной службы пришли на помощь к бедолаге и копали, освобождая колеса. Спустя каких-нибудь пятнадцать минут, навалившись всемером, проминая грубыми ладонями тонкую жесть современных фургонов, столь не похожих на те, что были привычны нашим отцам, повозку вытолкали на сухое место. Возница, что несмотря на одежду, выдающую приличный достаток и даже, возможно, дворянское происхождение, правил самостоятельно, искренне выразил свою глубокую признательность за помощь, усадил рядом с собой свою симпатичную спутницу и погнал усталую кобылу дальше.
Последовали за ними и два наших бравых солдата, чей фургон был более подготовлен к французским дорогам, а могучий битюг лишь задорно ржал, преодолевая очередную внушительную лужу.
Однако не суждено им было достичь цели своего путешествия в тот же день, так как в окрестностях Ла-Рошели их подстерегало новое препятствие. Говорилось с усмешкой не раз, что во Франции путников ждут две беды: дороги и мосты. Знатные дворяне и простой люд, солдаты и торговцы, священнослужители и ремесленники, et cetera, выходя из леса, вынуждены были останавливаться и мрачно взирать с высокого берега на холодные мутные воды медленно текущей реки, ибо единственный в округе мост развалился пополам не то в результате гнусной диверсии злокозненных гугенотов, либо просто от старости и пренебрежения местных властей своими обязанностями.
Чьи-то головы неминуемо должны были слететь с плеч, однако наказанием причастных к сему безобразию следовало заниматься тем, кому это положено по должности, в то время как королевским инженерам пришлось героически работать всю ночь при свете факелов, дабы к следующему утру его величество Людовик XIII, блистательный король Франции, прошествовал на тот берег со своей августейшей супругой Анной Австрийской, королевой-матерью Марией Медичи, а так же многочисленной свитой.
Пока же мост не был восстановлен, Шарль и Мишель, а также месье, что сдружился с нашими героями во время вытаскивания той злополучной повозки, просивший называть его Рафаэлем, устроились на ночлег, чуть отойдя с тракта и натянув временные навесы.

Глава II,
в которой читатель сочувствует героям, ибо ночь темна, холодна и полна ужасов, а затем радуется, ведь далее жизнь, кажется, налаживается

Быстро смеркалось, начинало холодать, и естественным образом возникало желание развести огонь, чтобы готовить еду и греться. Однако властью, что стоит превыше королевской, по всей Франции был установлен запрет на открытое пламя, о чем нашим путникам и поспешили сообщить. То есть вообще никак нельзя, понимаете ли. Несмотря на то, что описываемые нами события происходили в болотистой местности после мокрого и туманного апреля, dura lex, как говорится, sed lex.
Высказывались мнения, что таким образом французов готовят к тяготам возможного отлучения от Церкви, при котором, как известно, непозволительно ни зажигать огонь, ни проводить богослужения, ни совершать таинства. То бишь это, так сказать, лишь первый каркнувший ворон, призывающий ослушников папского престола вкусить горького плода, давая в милосердии своем им время одуматься и покаяться.
К сожалению, а может быть и к счастью, род человеческий грешен по природе своей, а посему легко склоняется к беззаконию, поддаваясь страстям плотским. И, как это часто бывает, к суровому латинскому выражению про «дуру лекс» простыми французами обычно присовокуплялось житейское «если нельзя, но очень хочется, то –можно, токмо вельми, зело, паки и паки осторожно». Словом, через некоторое время огонь весело пылал в железном ящике, и на отсветы того пламени из хладной тьмы являлись люди различных сословий, чтобы погреться, выпить горячего, ну и поговорить, разумеется.
Выходили мокрые инженеры, делились своими мыслями про этот мост, про эту ночь, про эту ...ля-Рошель, но, что преизрядно поражало собравшихся, все это произносилось весело, с улыбкой, не теряя оптимизма. Можно было лишь дивиться подобному геройству и торжественно снимать шляпу.
Низкий вам поклон, о мужественные люди! Вашим тщанием к утру вереница путников потянулась к своей заветной цели, пусть часть моста еще и не была зашита досками, так что идти приходилось мелкими шажками, опираясь на два бревна, в то время как между ног при этом, по меткому народному выражению, была страшная действительность в виде зиющей пропасти, грозящей неосторожному или неуклюжему переломанными конечностями, воспалением легких от вынужденного купания в ледяной воде, ну или, ad minimum, потерей ценного груза, что перетаскивался на плечах.
Но подобные опасности казались смешными бравым солдатам, привыкшим смотреть Смерти в лицо на полях сражений, посему уже к полудню Шарль и Мишель прибыли в расположение своего полка, где приступили к обустройству лагеря и возведению фортификаций.
И снова была холодная ночь, пылало пламя, жарилось мясо, и из темноты выходили люди, чтобы греться у огня, петь песни и кричать здравицы его величеству королю, королеве и его высокопреосвященству кардиналу. И все, о чем сожалели солдаты Шампанского, Лотарингского и Наваррского полков, так это о неоткрывшихся еще кабаках, невыданном жалованье и, самое прискорбное, о полном отсутствии заведений, где можно было бы утолить неизбывную мужскую тоску по ласковым женским объятиям и иным прелестям, дарованным Господом прекрасному полу.
Объявленный загодя парад, хоть и запоздал почти на сутки, тем не менее состоялся. Ласковый весенний ветерок трепал плюмажи на широкополых шляпах, солнце было яркое, с одной стороны, не настолько жаркое, чтобы заставлять важных господ изнывать и потеть в их плотных камзолах, а с другой, было достаточно тепло, чтобы знатные дамы смело демонстрировали признательным мужским взорам свое декольте, не прикрывая его платком или шалью от холода.
Красота собравшихся, мудрость, лежавшая на возвышенных челах, сложность причесок и изысканность костюмов превышала всякое воображение и была по праву достойной описания величайших поэтов из всех живших когда-либо служителей муз Эрато, Эвтерпы и Каллиопы.
Автор, не дерзая соревноваться в бойкости пера с прославленным писателем, позволит себе несколько небольших цитат из знаменитых «Трех мушкетеров», дабы забывчивый читатель вспомнил и лучше осознал текущее положение дел в описываемом уголке Франции:
«...Знатные господа сражались друг с другом; король воевал с кардиналом; испанцы вели войну с королем. Но, кроме этой борьбы - то тайной, то явной, то скрытой, то открытой, - были еще и воры, и нищие, и гугеноты, бродяги и слуги, воевавшие со всеми. Горожане вооружались против воров, против бродяг, против слуг, нередко - против владетельных вельмож, время от времени - против короля, но против кардинала или испанцев – никогда...»
«...Из всех больших городов, отданных Генрихом IV гугенотам в качестве укрепленных пунктов, теперь у них оставалась только Ла-Рошель. Следовательно, необходимо было уничтожить этот последний оплот кальвинизма, опасную почву, взращивавшую семена народного возмущения и внешних войн…»
«...Порт Ла-Рошель был последним портом, открывавшим англичанам вход во французское королевство, и, закрывая его для Англии - исконного врага Франции, - кардинал завершал дело Жанны д'Арк и герцога де Гиза...»
«...Для Ришелье дело было не только в том, чтобы избавить Францию от врага, но также и в том, чтобы отомстить сопернику; к тому же это мщение обещало быть значительным и блестящим, вполне достойным человека, который располагал в этом поединке военными силами целого королевства.
Ришелье знал, что, победив Англию, он этим самым победит Бекингэма, что, восторжествовав над Англией, он восторжествует над Бекингэмом и, наконец, что, унизив Англию в глазах Европы, он унизит Бекингэма в глазах королевы...»
Да, недоверчивый читатель, так все и было, клянусь Господом, пусть покарает он меня, если солгу! А если автор и не упомянет о чем-нибудь, то виной тому либо забывчивость, либо неосведомленность, ибо не может человек претендовать на всезнание, и даже, не побоюсь этих слов, его высокопреосвященство кардинал Ришелье, несмотря на всех его шпионов, порой оказывался в неведении относительно происходивших удивительных, прекрасных и волнующих событий.

Глава III,
в которой гремят пушки, свистят ядра, стучат барабаны, а земля содрогается от тяжелой поступи марширующих полков

Автор был бы рад описать имевшие место батальные сцены во всех подробностях, но честность не позволяет их придумывать, посему приходится довольствоваться лишь скудными рассказами участников сражений, чья скромность не позволяла им живописать собственные подвиги, в то время как немногочисленные сторонние очевидцы склонны были скорее закатывать глаза и воздевать руки к небу, не в силах выразить переполняющие их чувства гордости и патриотизма перед лицом столь несравненного мужества королевских полков.
Потеряв недостроенный бастион Сен-Жерве без единого выстрела, ларошельцы укрепились в бастионе Сен-Жермен, хладнокровно выжидая, когда у атакующих полков закончатся артиллерийские заряды. Некоторый недостаток ядер восполнялся прямо на поле боя, так как время от времени солдаты собирали железные гостинцы, посланные на головы наших рубак гугенотами, и относили их пушкарям, которые тут же закатывали их в свои смертоносные орудия.
От артиллерийских залпов закладывало уши, сизый пороховой дым затягивал поле битвы, по которому бродила Смерть, собирая свою страшную жатву.
Щелкали пули, не делая различий между родами войск и сословиями воинов. Герр Ульрих из Лотарингского полка, рискуя жизнью, вытаскивал с поля боя некого раненого гарячего гасконца, что готов был захватить все бастионы, а также и саму Ла-Рошель в одиночку. По словам очевидцев, сей великолепный мушкетер во всеуслышание жаловался, что коварные гугеноты стреляли только и исключительно в него по причине его неописуемой красоты.
Ядра дырявили стены бастиона, превращая его в развалины, разрывая протестантов в клочья, однако укрепления держались, а порох у атакующих подходил к концу, что заставило наши полки под прикрытием мушкетов перетащить пушки практически вплотную к стенам, теряя при этой самоубийственной вылазке одного героя за другим, и сделать последние выстрелы практически в упор.
Зазвучала барабанная дробь, и защитники бастиона, сверкая на солнце кирасами и железными шлемами, вышли из развалин, построились в линию, наклонив пики перед собой, и двинулись вперед, прямо на дула выставленных им навстречу мушкетов и пистолетов, и нельзя было не восхититься их мужеством. Грянули выстрелы, часть ларошельцев упала, но остальные продолжили чеканить шаг вплоть до самого столкновения с нашими пикинерами. Измученные голодом, болезнями и другими ужасами осады, многие, будучи легкоранеными, протестанты храбро сражались, но Господь был на нашей стороне, и бастион Сен-Жермен пал.
Полковники приказали отдать дань уважения павшим воинам и благородно позволили немногочисленным оставшимся в живых гугенотами беспрепятственно вернуться в стены осажденного города. Это была воистину куртуазная война, которую вели вежливые люди, одной рукой протыкающие врага шпагой, а другой в этот самый миг приподнимающие шляпу в знак восхищения доблестью неприятеля.
Милорд Микаэль, полковник Наваррского полка, торжественно исполнил взятый им перед боем обет и сбрил свои густые черные усы, отмечая взятие стратегически важного укрепления.
И на этом боевые действия временно закончились, что позволило и офицерам, и солдатам радостно направиться в кабак, чтобы праздновать победу, проедая и пропивая полученное скудное жалование. Осознанная невозможность оплатить из выданной горстки экю даже один ужин на полк привела бойцов в ярость, и положение спасло лишь то, что сначала кабатчик согласился обслуживать доблестных рубак в кредит, а затем все расходы стали записывать на счет его высокопреосвященства кардинала Ришелье, что значительно подняло его популярность в армии.

Глава IV,
в которой автор слегка отвлекается от общей картины происходящего, устремляя взор на несколько рискованные похождения Шарля Голля, пушкаря Шампанского полка

С милостивого позволения читателя, на крыльях авторского замысла мы воспарим над поднимающими стаканы за победу и за его высокопреосвященство солдатами и офицерами и последуем за тем самым невысоким голубоглазым солдатом, чьи волосы всегда торчали в некотором беспорядке, усугублявшимся при каждом снятии им шляпы перед очередным благородным дворянином.
Нельзя не отметить, что оные представители высших сословий общества, одетые в богатые камзолы и плащи, мушкетеры и гвардейцы, испанцы из посольства, а также иные неведомые Шарлю господа великое множество раз, повергая скромного пушкаря в трепет, отвечали на его униженный поклон простолюдина ответным помахиванием шляп и склонением голов. Единственное объяснение, приходившее на ум скромному солдату, заключалось в том, что таким образом благородные дворяне отдавали дань уважения в его простецком лице всем полкам, отважно защищавшим Господне дело на поле брани. Но даже с подобным доводом Шарль ощущал (помимо непреходящего чувства изумления) некую особую гордость, заставлявшую его расправлять плечи и невольно улыбаться.
Направлялся же солдат к единственной в округе церкви, взыскуя духовного успокоения после страшного боя, в котором он убивал людей, не сделавших лично Шарлю ничего дурного. Он надеялся поприсутствовать на вечерней службе, хоть бы и в последних рядах, предназначенных для низкого сословия, а если будет на то возможность, то исповедаться и получить отпущение грехов.
Увы, увы, с вечерней ничего не вышло, но отец Жан уверил, что на следующее утро, в половину десятого, обязательно состоится утренняя служба, и Шарль ушел, положив себе наверное побывать на ней, выбив увольнительную у лейтенанта.
Вслед за тем солдатские мысли направились к другому утешению, долженствующему поднять боевой дух и увеселить плоть. Однако всего две наличествующие маркитантки на три боевых полка означали чрезмерную конкуренцию между желающими вкусить сладость их губ и жар женских объятий. Тем не менее попытка уединиться была сделана, хоть и не увенчалась успехом.
Немного приуныв, Шарль направился в форт, и... увидел по меньшей мере ангела, спустившегося с небес и озарившего своим светом армейскую действительность. Это была бледная белокурая женщина с волосами, уложенными в сложную прическу, с томными голубыми глазами, с розовыми губками и белыми, словно алебастр, руками.
Мадам Изабэль дю Виенн, знакомая господина полковника Пьера де ля Мот Арно, с озабоченным и немного усталым видом медленно шла мимо самого шатра Шарля, и, набравшись храбрости, наш солдат тихим голосом поприветствовал ее, склонив голову. О чудо, прелестные губки улыбнулись, тихий голос произнес его имя, мадам Изабэль даже вспомнила, как зовут нашего героя!
- Могу ли я предложить вам чаю? - подражая господам из высшего общества, предельно вежливо и от того, вероятно, несколько смешно, так как это мало вязалось с его внешностью простолюдина, заикнулся Шарль, отчаянно надеясь, что дама не сочтет это оскорблением.
К его огромному изумлению, благородная госпожа лишь склонила на миг прелестную головку, размышляя над предложением, а затем ласково кивнула:
- С удовольствием.
Не стоит даже говорить о том, какие чувства обуревали нашего героя, но к чести его следует сказать, что он мужественно сражался с дьяволами, терзавшими его душу, и не позволял ни словом, ни жестом дать повод упрекнуть себя в неуважении или тем паче посягательстве, кое могло бы оттолкнуть или ранить чувства столь очаровательного ангела во плоти.
Сопровождая затем мадам Изабэль ко двору и подсвечивая ей дорогу фонарем, наш герой не удержался и, несколько робея от собственной дерзости, вручил прекрасной даме небольшой, но красивый полудрагоценный камень, которым очень дорожил. Шарль понимал, что другого подобного случая в его жизни может не представиться, и ему было приятно думать, что, может быть, когда-нибудь прекрасная Изабэль найдет этот камень среди своих драгоценностей и, возможно, улыбнется, вспомнив немолодого пушкаря Шампанского полка, так пожиравшего ее глазами.

Глава V,
в которой вновь гремят выстрелы, а Шарль оказывается в неловкой ситуации, из которой выходит с честью

Наутро Шарль, спросив разрешения у лейтенанта, вторично отправился к церкви, несколько наивно полагая, что точность – вежливость королей, а уж кардиналов то тем более. Известно было, что заутреню долженствовал проводить его высокопреосвященство де Ларошфуко, и наш солдат всем сердцем жаждал присутствовать на богослужении. Как помнит наш читатель, оная служба назначена была на половину десятого утра. Появившись у церкви задолго до этого времени, Шарль растянулся на травке чуть в стороне от дороги. Перед ним открывался великолепный вид на ставку королевского двора. Кардинал де Ларошфуко изволили пить кофе и переругиваться с господином Рошфором, из-под навесов вылезали заспанные гвардейцы кардинала и ругались относительно времени смены дежурств.
Жизнь кипела, но чем дольше солдат любовался этим зрелищем, меланхолично пожевывая травинку, тем яснее ему было, что если заутреня и будет, то явно не в ближайшее время. Мимо Шарля периодически пробегали гвардейцы и иные господа, и хоть бы кто из них поинтересовался, чего именно ждет на протяжении получаса вооруженный человек рядом с королевским лагерем в двух шагах от церкви. Вздохнув и взбодрившись хотя бы напутствием святого отца Жана, пушкарь направился в свой полк, где уже вовсю шла подготовка к новому акту военных действий.
Автор не сомневается, что читатель великое множество раз слышал про некую великолепную четверку мушкетеров, посему не станет тратить чернила и бумагу на описание их храбрости, граничащей с безумством. Лишним подтверждением последнему послужило громогласное заявление, что эти уважаемые господа планируют героически позавтракать в бастионе Сен-Жерве, отбитом у ларошельцев накануне.
Злые языки могли бы заметить, что мушкетеры могли бы покрыть себя большей славой в битве за вновь захваченный гугенотами бастион Сен-Жермен, который осаждали Наваррский и Лотарингский полки, однако, по всей видимости, мужество королевских гвардейцев наилучшим образом демонстрировалось среди бутылок вина, сыров и иных припасов, захваченных ими из кухни самого короля.
В то время как Шампанский полк, выкатив пушки рядом с полуразрушенным Сен-Жерве, обстреливал укрепления ларошельцев на другой стороне рва, а те, в свою очередь, стреляли из пушек и мушкетов в ответ, господа мушкетеры пили, закусывали и махали шляпами восхищенным дамам из королевской свиты, взиравшей на ужасы войны с почтительного расстояния.
Сие мероприятие довольно затянулось, так что завтрак в бастионе, можно сказать, плавно перешел в обед. Его величество король Людовик XIII лично почтил своим августейшим присутствием отважных мушкетеров и даже выстрелил из пистолета в сторону врага, нанеся последнему урон если не физический, то, ad minimum, моральный.
Тем временем артиллерийская канонада стихала, так как пороховые заряды вновь подходили к концу. И, пока мушкетеры горланили песни с бастиона, поднимая воинский дух пушкарей Шампанского полка, личный королевский камердинер Ла Шене по приказу его величества собирал оставшийся порох по другим полкам, и дважды замолкавшие было пушки гремели снова.
К огромному сожалению артиллеристов, их усилия оказались тщетны, укрепления ларошельцев были сильно потрепаны, но выстояли. И хотя король распорядился поощрить деньгами пушкарей, чьи выстрелы нанесли урон врагу, полковник Пьер де ля Мот Арно, тяжело переживавший невыполнение приказа его величества по проделыванию бреши в крепостной стене, задумал совершить диверсию, подорвав заряд из всего оставшегося в трех полках пороха в наиболее поврежденном месте. Такая операция требовала преизрядной подготовки, благо что боевые действия временно прекратились.
В этом месте автор перейдет на доверительный шепот, поскольку отваживается сообщить заинтересовавшемуся читателю сведения, относящиеся ни много ни мало, а к тайнам королевской семьи!
Случилось так, что артиллериста Шарля Голля во время чуть затихших боевых действий отправили в расположение полка со срочным курьерским поручением. Каково же было удивление этого достойного солдата, когда он увидел рядом со своим шатром богато одетых женщин, сидящих за столом и занятых беседой. Машинально сдернув шляпу, пушкарь опустил вниз глаза и осмелился поднять их лишь после милостивого разрешения, данного мелодичным голосом, звучавшем подобно ангельской арфе.
- Перед вами королева-мать, - улыбаясь смущению воина, сообщила мадам Изабэль дю Венье. - Но это секрет, милый Шарль, так как здесь не следует находиться королеве, официально будучи в сопровождении всего лишь двух своих доверенных дам.
Пушкарь, онемев, мог лишь кивнуть в ответ, а затем бросился в шатер, чтобы королева-мать, даже будучи инкогнито, не могла счесть, что в Шампанском полке не знают, как следует оказывать гостеприимство благородным госпожам. Хлопнула пробка лучшего вина из походного буфета, выхваченным походным ножом был напластан на ломти припасенный маковый рулет, и через минуту стол был сервирован пусть грубовато, но от всей души.
- Прошу прощения за недостаток манер и неизящество посуды, - извинился Шарль, краснея перед ласковым взглядом знаменитой Марии Медичи. – Я был бы счастлив прислуживать вам за столом, но вынужден спешить, выполняя поручение вышестоящего офицера.
Королева-мать с милой улыбкой позволила солдату удалиться, и артиллерист помчался назад, уже слыша недовольные вопли господина лейтенанта.


в которой временами звенят шпаги, а ларошельцы отражают знаменитую «голую» атаку, по праву вошедшую в анналы этой удивительной войны

После окончившейся баталии солдаты вовсю обсуждали сведения, которыми с большой неохотой поделился господин полковник. Закончилось строительство дамбы, и Ла-Рошель оказалась в блокаде, так что оставалось лишь ждать, когда Смерть, Голод и Болезнь заставят гугенотов сдаться. Это была хорошая новость, но была и плохая. Так как министр финансов Франции был трагически убит, положение с армейским жалованьем из прискорбного стало угрожающим. Стремясь предотвратить угрозу бунта, королевский эмиссар отдал распоряжение кабатчику кормить солдат и офицеров бесплатно, но, право же, долго так продолжаться не могло.
В кабаке можно было услышать и другие сведения разной степени важности и правдивости. По непроверенным слухам, двое гвардейцев кардинала перешли на сторону ларошельцев, открыв им все военные секреты ставки его высокопреосвященства Ришелье. Папский легат кардинал де Ларошфуко во всеуслышание грозил отлучением от Церкви всей Франции, но точной причины его возмущения сплетники не знали.
Пересчитав немногочисленные монетки в кошеле, Мишель Жарр решительно зарядил пистолеты, проверил, наточена ли шпага, и буркнул, что ему вдруг срочно потребовалось навестить свою матушку где-то в предместьях Парижа. Шарль, пожав плечами, пообещал прикрыть его перед начальством, и бравый солдат пружинистым шагом направился в сторону Леса Чудес.
Прикрывать Мишеля потребовалось довольно быстро, так как полковник, вернувшись из королевской ставки, все еще пребывал в раздражении от неудачи в бою, и его настроение не улучшилось от того, что весь личный состав полка словно растворился. Недовольство офицера удалось несколько смягчить рапортом, ведь капитан Алехандро с отрядом добровольцев убыл в срочную миссию по предотвращению попытки гугенотов взорвать дамбу, лейтенант Антонио Фернандес и Гомес залечивал несерьезное для жизни ранение, не без приятности проводя время в госпитале по соседству с полком, а остальные солдаты находились в увольнительных.
Господин полковник Пьер де ля Мот Арно отдал приказ собирать всех бойцов, а сам, не доверяя никому, занялся подготовкой порохового заряда, предназначенного для ларошельской крепостной стены. Шарль Голль, сделав небольшой крюк до госпиталя, дабы предупредить лейтенанта, направился разыскивать своего приятеля, предполагая, что найдет того в окрестных лесах. Так и вышло. Не прошло и получаса, как Мишель, тщательно вытирая шпагу и изрядно повеселев, вышел на дорогу в компании других вооруженных людей, с которыми и распрощался на перекрестке у моста.
- Ну, как матушка? – осведомился Шарль.
- Отлично... Вот доходы от ренты, - ответствовал Мишель, усмехнувшись и ударив себя по кошельку, отозвавшемуся приятным слуху звяканьем.
- Поздравляю, а теперь нас ждет господин полковник.
- Мое отсутствие... э-э-э?
- Не волнуйся, дорогой друг, ибо это очень неспешная война, а посему ты почти ничего не пропустил.
- Слава Господу, а то я, признаться, боялся нежданно оказаться в ранге дезертира. То есть все по-прежнему?
- Ну не совсем. Ларошельцы взорвали дамбу. Со второго брандера. Так что голод им теперь не грозит...
Действительно, в форте все было по-прежнему тихо и спокойно, никакой суеты не наблюдалось, так что у Шарля даже оказалось время вкусить женской любви за жалкие пять экю с красавицей, что сама активно искала мужских объятий. К слову сказать, на память ей был оставлен второй из красивых камушков, парный к тому, что был подарен пушкарем прекрасной и возвышенной мадам дю Виенн...
И тут, наконец, настало время для подлинного геройства!
Солнце спускалось все ниже, холодало. Но, нимало не смущаясь изумленных взглядов гугенотов, смотревших со стен крепости, перед кромкой крепостного рва, заполненного ледяной водой, господин полковник, господин лейтенант, а также солдаты Шарль и Максимилиан раздевались до исподнего, брали в зубы шпаги и по одному заходили в обжигающую тело мутную грязную жижу.
Ларошельцы, отдавая должное мужеству горстки смертников, позволили отряду преодолеть весь ров, чье дно было завалено скользкими бревнами и иной неведомой, но острой дрянью и даже выйти на берег перед крепостной стеной и построиться в линию.
Лишь затем защитники Ла-Рошели, в железных кирасах и шлемах, с длинными пиками и острыми шпагами, атаковали наших обнаженных, подобно античным героям, смельчаков.
Господин полковник, двигаясь подобно атакующей змее, сумел донести пороховой заряд до почти проделанной в стене пушечными ядрами бреши, но поджечь фитиль ему уже было не суждено. Каждый из голых бойцов сражался как лев, но перед ними стояла задача не только сразить кого-либо из закованных в железо нападавших, но и защитить полковника, несущего бочонок, и, хотя это была славная попытка, увы... она не удалась.
Тяжелораненых господ полковника и лейтенанта со всеми возможными почестями переправили через ров, а затем группа парламентеров под белым флагом донесла их тела до позиций католиков, где ими занялись квалифицированные медикусы. Обычные солдаты – Шарль и Максимилиан – таких усилий, разумеется, не заслуживали, но из чувства сострадания им не дали умереть, а сочли необходимым провезти на тряской телеге по улицам Ла-Рошели, чтобы сгрузить затем в гугенотском госпитале.
Господь не оставил наших героев в стенах оплота кальвинистской ереси, и их раны затянулись с необыкновенной скоростью, так что уже через некоторое время ничто не мешало им улыбаться и шутить с симпатичными гугенотками. Однако, как только они смогли передвигаться самостоятельно, им вежливо, но настойчиво предложили удалиться из города. Объяснялось это вполне незатейливо, ведь, несмотря на снятую блокаду, с едой и питьем в городе было плоховато, а выздоравливающие солдаты охотно пользовались добротой своих противников, чей знатный офицер разрешил кормить и поить Шарля и Максимилиана за его счет.


в которой Шарль и Мишель оказываются вовлеченными в игры великих мира сего, выполняя личное поручение его высокопреосвященства кардинала Ришелье

Не успел Шарль вернуться в свой полк и переодеться, искренне рассчитывая как следует отдохнуть и посетить обитель госпитальерок для более полного сравнения достоинств лечения протестантского и католического, как внезапно оказался в эскорте его высокопреосвященства кардинала Ришелье, что стремительно обходил ставки полков, собирая вооруженных бойцов для некой ответственной миссии.
Солдаты, повинуясь приказу Ришелье, окружили кабак, а кардинал вошел в отдельный кабинет, предназначенный для знатных господ, откуда сразу же послышались неразборчивые, но возбужденные голоса.
Минут через десять кардинал с печатью глубокой задумчивости на высоком челе покинул трактир и обратился к бойцам:
- Мне нужны добровольцы для важной миссии.
Разумеется, Мишель, Шарль и отлично знакомый им свежеиспеченный лейтенант Наваррского полка, не колеблясь, тут же шагнули вперед.
Его высокопреосвященство поманил их за собой, и в почтительном молчании они выслушали приказ кардинала, самого влиятельного человека во Франции:
- Primo, повелеваю вам троим немедля скакать в Нант. Secundo, по дороге и в самом городе вам следует опрашивать людей, не проезжала ли перед вами знатная особа, стремящаяся сохранить инкогнито. Tertio, постарайтесь выяснить максимально полно, с какой целью оная особа возжелала попасть в указанный город. Ясно? Выполнять.
И застучали копыта, и трое спутников понеслись, не щадя королевских коней, по тракту к городу Нант. Удача улыбнулась воякам, и в первом же придорожном трактире им подтвердили, что знатная дама в черной маске, сопровождаемая испанскими идальго, проезжала, опережая их менее чем на сутки. Погоня продолжилась, и воодушевленные личным приказом великого кардинала солдаты не знали усталости.
Несмотря на все их усилия, сократить отставание от цели их миссии значительно не удалось. Время было потеряно на поиски гостиницы, где остановилась знатная дама. А когда искомое здание обнаружили, оказалось, что она провела там лишь несколько часов, встретившись со знатным англичанином, выкупившим весь верхний этаж, а затем быстро уехала. Проклиная все и вся, наши герои разделились, чтобы выяснить, через какие из двух ворот могла покинуть город незнакомка, в то время как третий из них остался в гостинице, пытаясь узнать имя таинственного лорда, расшвыривавшего золото налево и направо.
Читатель вряд ли удивится, когда узнает, что имя англичанина было Джордж Вилльярс, известный также как герцог Бэкингем. Не обращая внимания на следовавшего за ним в отдалении солдата, напыщенный лорд со свитой важно покинул гостиницу и направился напрямую в гавань, где и сел на свой собственный корабль, который тут же отплыл в направлении Англии.
И уже через некоторое время, оставив за спиной бесчисленные лиги, заполненные грязью дорог, зеленью лугов и лесов, а также немногочисленными мелкими селениями, наша троица делала свой доклад его высокопреосвященству по возвращении к Ла-Рошели.
Ришелье, хмурясь, выслушивал их слова очень внимательно, кивая время от времени, как если бы его мысли находили подтверждение. Однако, когда его высокопреосвященство услышал описание драгоценных подвесок, что так ярко блеснули на солнце, когда франтоватый англичанин небрежно распахнул плащ, садясь в лодку на глазах внимательно смотревшего лейтенанта Наваррского полка Луи, то кардинал чуть улыбнулся, расспросил подробности, а затем щедро наградил и отпустил наших героев, счастливых от того, что смогли оказать услугу этому великому человеку.
Вернувшись в форт, Шарль и Мишель, едва успев умыться и поесть, как уже выразили согласие на планируемый господами офицерами ночной поход на Ла-Рошель. Подготовка к нему велась до полной темноты, после чего бойцы, не иначе как с помощью уставших от осады горожан, открыли ворота и вступили на улицы города...
О факте взятия Ла-Рошели господа полковники доложили его величеству королю Людовику XIII, после чего последовал торжественный прием, на котором вместе с офицерами в зал были приглашены и наиболее отличившиеся в боях солдаты. Стоит ли говорить, что среди последних были двое наших знакомых – Шарль и Мишель.
Полковники получили ордена, дворяне были одарены новыми земельными наделами, и, выполняя обещание, данное королем еще до начала военных действий, простые солдаты, сыны торговцев, ремесленников и крестьян, доблестью своей и пролитой кровью доказавшие свое мужество и беззаветную преданность Франции, получили дворянские титулы, пусть и без собственных владений.
Таким образом Шарль был возведен в сьера Шарля де Голля, а Мишель получил право именовать себя сьером Мишелем де Жарром.
Так закончилась эта удивительная страница истории Франции, небольшие подробности которой автор дерзнул предложить вашему милостивому вниманию, искренне надеясь, что заставил, если не улыбаться в процессе чтения, то хотя бы не зевать.

P.S. Утверждают, что на пиру, отмечавшем славную победу, и знатные дворяне, и свежеиспеченные, и даже простые люди сидели в одной зале и пели песни, прославляющие любовь, отвагу и романтику этой замечательной эпохи.
Говорят так же, что сьер Шарль де Голль, оказавшись волею судеб непосредственно рядом с ее величеством королевой Анной Австрийской, улучил момент и, воспользовавшись ее благосклонным к нему отношением, сугубо почтительно и в то же время непозволительно дерзко надел на благородный палец простенькое серебряное кольцо в знак своего непреходящего восхищения красотой августейшего лица и дивностью чарующего голоса.
Но... это могло ему и присниться.