Часть 2

Они ехали целую вечность. Иззи боялась шевельнуться и лежала, уткнувшись лицом в грязный резиновый коврик. Иногда она слышала мужской голос, но он будто проходил через вату, которой были набиты не только уши, но голова и всё тело. Один сплошной комок ваты, плотный, скатанный в рулон, ничего не чувствующий. Не думать – вот на чём надо было сосредоточиться, а иначе она могла не сдержаться и снова начать кричать. Может быть, уже можно было подняться и сесть на сидение, но Иззи боялась шевелиться, боялась, что ватный рулон раскатается, и сердце не выдержит.
В какой-то момент она провалилась в сон, но, как только почувствовала, что её начинают вытаскивать из машины, мгновенно проснулась и стала отбиваться.
- Тише, тише, прекрати, - мужчина, державший её, был сильным, но ей удавалось доставать его руками и ногами – она брыкалась, царапалась и кричала.
Он несколько раз встряхнул её, пытаясь привести в чувство, и на одной из этих встрясок её голова врезалась в его подбородок.
- … - выругался он и, подкинув её в воздухе, повернул к себе лицом.
Он так сильно прижал её к себе, что выбил их неё весь дух. Руки сдавили настолько сильно, что Иззи показалось, будто она слышит, как трескаются рёбра. Дышать стало очень трудно, она уткнулась носом в его свитер. Последний раз всхлипнув, Иззи замерла.
- Успокоилась?
Она не двигалась.
- Вот и хорошо. Сейчас я тебя отпущу, и постарайся больше не кричать.
Медвежья хватка ослабла, и Иззи сделала первый судорожный вздох.
Она боялась смотреть на него, боялась поднять взгляд и увидеть эти холодные металлические глаза. Но он сам заставил её сделать это, взяв за подбородок и поднимая к себе лицо.
- Мне нужно, чтобы ты слышала меня. Не нужно задавать вопросов, не нужно спорить, просто кивай и выполняй всё, что я тебе говорю. Только так я смогу помочь тебе выбраться из этого дерьма. Это понятно?
Он говорил без эмоций – чётко, отрывисто, будто отдавал приказы. Да так и было: его голос, его глаза подчинили её, и Иззи оставалось только кивнуть. Он отпустил её.
- Здесь я ничего сделать не могу. Нам нужно быть ближе к Сиэтлу. Там я смогу действовать.
- Что с моим отцом?
- Когда мы отъезжали, я слышал полицейские сирены. Твой отец профессионал, он справится.
- Ты оставил его там безоружным. Они могли убить его.
- Моя задача была не дать погибнуть тебе. Думаю, у твоего отца на этот счёт было то же мнение.
- Нам надо вернуться.
- Нет.
- Отпусти меня!
- Я рискнул всем ради тебя, ты понимаешь! – Мейсен схватил её за плечи и хорошенечко встряхнул. Зубы Иззи клацнули, и она слабо пискнула, испугавшись огня злобы, пылающего в его глазах. – Я не должен был приезжать, не должен был вмешиваться. Никто не должен был. Всем было удобно, чтобы тебя убили, ты понимаешь это, маленькая идиотка? Волтури и твоей матери насрать на тебя, но Райли ничего об этом неизвестно. Ты очень удобная мишень. ФБР не станет защищать тебя. Твоё убийство остановит кровопролитие – это тоже удобно. У тебя есть только отец, но он ничто по сравнению с той силой, что пришла за тобой. И не важно, кто это – Райли или же Волтури, готовые с радостью отдать им тебя.
- Я не знаю никого из них. Что им всем от меня нужно?
- Твоя жизнь.
- Господи…
- У тебя есть только я. И чем скорее ты это поймёшь, тем будет лучше для нас обоих.
- А как же отец? Они могут убить его.
- Могут. Но он для них не так важен.
- Они могут навредить ему.
- Могут. И наверняка попытаются это сделать. Но я рассчитываю на его профессионализм, он не даст себя использовать.
- А если всё-таки даст?
- Значит, ты оправдаешь его ожидания и не позволишь выманить себя.
- Он же мой отец!
- Я здесь, чтобы не дать тебе сделать глупость.
- Зачем это тебе?
Он неожиданно отпустил её и, развернувшись, пошёл к машине.
- А если ты один из них? – крикнула Иззи в его спину.
Он обернулся, окинув её долгим взглядом:
- Тогда ты в полном дерьме, девочка.

Зачем это ему?
Он не ответил на её вопрос, потому что сам задавал его себе всё то время, что добирался сюда.
Своим поступком он нарушил прямой приказ не вмешиваться. Он знал, что с этого момента на него тоже начнётся охота. Он поставил на карту не только свою карьеру, но и жизнь. Слишком много он знал, чтобы оставаться в живых для чужих, а если всё окажется хуже, чем он предположил, то и для своих.
Его перевели из Сиэтла в Чикаго специально для этой операции. Он год готовился к работе под прикрытием. И вот уже два года он был у Райли. Он поднялся по иерархической лестнице ирландского клана, с молчаливого одобрения начальства убивая, грабя… Он не знал, кто он больше: боевик Райли, Джейкоб Блэк или внедрённый к ним федеральный агент Энтони Мейсен. Было ещё одно имя – его настоящее имя, но о нём не знали даже в бюро. Он давно похоронил его, вместе со своей настоящей жизнью, которая была не очень хороша для того, чтобы за неё цепляться.
Они уже почти достали Райли. Информация, которая приходила от него федералам, могла помочь засадить всю ирландскую верхушку. Они бы не стали отдуваться за все бесчинства, творимые в городе, и потянули бы за собой и своих кровных врагов – итальянцев Волтури. Но он всё бросил и полетел спасать совершенно чужую ему девчонку, которую он видел только на фотографиях из досье, да на личных страницах в социальных сетях и…
В этом и была его главная ошибка.

Он ничего не мог с собой поделать, но эта девочка с пронзительными шоколадными глазами… как много в ней было того, чего не было в нём самом. Она не принадлежала миру, в котором жил он, она вообще ничего о нём не знала. Но с самого первого раза, как он увидел чёрно-белую фотографию Изабеллы в деле её матери, Энтони почувствовал с ней связь.
Отсюда, из Чикаго он иногда следил за ней. Всё, что она писала на своей страничке в фейсбуке и твиттере, каждое сообщение, каждая выложенная фотография – всё это была жизнь, которой у него никогда не было, да и вряд ли будет. Эта девочка – открытая, счастливая – влекла его к себе. Только защищённый со всех сторон человек мог так улыбаться. Он удивлялся, почему никто не замечал этой улыбки, этих горящих глаз. Будь он рядом с ней, он никогда бы не упустил свой шанс.
Он знал о ней то, что она позволяла знать о себе всему миру, а этого было достаточно, чтобы он мог сказать, что знал её хорошо. Открытым людям, таким, как Изабелла Свон, обычно нечего скрывать. Они не чувствуют опасности, которую навлекают на себя подобной открытостью. Может, будь она дочерью полицейского из города побольше, чем трёхтысячный Форкс, отец смог бы научить её быть осторожной. Но ни у Чарли, ни у Изабеллы не было повода бояться за свою жизнь или опасаться чьего-либо ненужного к ней внимания. Незнание о том, что стало с бывшей женой, чуть не погубило бывшего шефа полиции и его дочь.

Он случайно узнал о готовящемся убийстве Изабеллы Свон. Это должна была быть такая же публичная казнь, как этого подонка Алека Райли. Но он заслужил её всей своей никчемной, погрязшей в крови и грабежах жизни. А чем подобного ужаса заслужила эта девочка?
Он предупредил бюро и получил приказ не вмешиваться. Это было логично, правильно, это нужно было для успеха всей операции. Все они давно уже преодолели не один нравственный барьер, и если бы речь шла не о ней…
Уже через час он мчался на запад. Он молил Бога о том, чтобы не опоздать, но ему и в голову не приходило, что он должен обогнать не только боевиков Райли, но и Волтури.
Те, кто напал на Изабеллу, те, кто ждал её возле дома и кто обстрелял их на заправке – это были люди её отчима. Люди Райли вряд ли успели бы оказаться здесь раньше его. И хорошо зная, каким человеком была её мать, он был уверен, что она в курсе происходящего. Как у этого беспринципного, жадного чудовища мог родиться подобный ангел. Дочь могла стать её спасением, но она выкинула её из своей жизни. Интересно, она пришла бы посмотреть на неё, прежде чем отдать Изабеллу на растерзание врагам своего мужа? Что бы она почувствовала? Вспомнила бы она хотя бы её имя?
Он должен был раскрыться перед Своном, он хотел, чтобы тот ему поверил. Он не сказал, что мог быть в числе тех, кого послали бы убить его дочь. Он не смог бы жить в мире с собой, если бы это произошло.
Мейсен называл это защитой, оправдывался именно этим, и даже в душе боялся признаться себе, что любит Изабеллу Свон. У него не было на это никакого права. И никогда не будет. И чем скорее он убедит себя в этом, тем будет лучше для них обоих.

Они были в Сиэтле около восьми утра. Иззи спала на заднем сидении, и он слышал, как она, вздрагивая, всхлипывала во сне. Он несколько раз останавливался на заправках, чтобы позвонить, чтобы подготовить для них пути отхода. Последний звонок был в чикагское бюро, Карлайлу – руководителю всей операции. Разговор был не из лёгких. За три года у них сложились хорошие отношения, которые могут быть при их работе, но своим поступкам он ставил под удар не только себя, но и работу огромного количества оперативных сотрудников, и лично Карлайла.
- Ты осознаёшь ответственность за то, что сделал, Энтони?
- Она не должна была стать разменной монетой в вашей игре.
- В нашей игре. В нашей.
- У вас есть всё, чтобы взять их всех. Зачем было нужно отдавать им девочку?
- Не вам решать, когда прекращать операцию, агент Мейсен. Я жду вас у себя сегодня же, с полным докладом.
- Я должен позаботиться о её безопасности.
- Предоставьте это дело полиции Вашингтона.
- Нет. Пока я не удостоверюсь, что она в безопасности, я не вернусь.
После долгой паузы он услышал в трубке тяжелый вздох:
- Ты не должен был этого делать, Энтони. Теперь ты бесполезен для нас, ты понимаешь?
- Да, понимаю. И я беру на себя всю ответственность за возможный провал операции.
- Это попахивает не только увольнением, но и трибуналом. Подумай ещё раз, прежде чем окончательно что-то предпринять. Ещё можно всё вернуть.
- Я не сделаю это. Я не привезу её в Чикаго.
- Я этого и не говорил.
- Да, и я это не услышал.
- Чтобы ты не делал, впредь оглядывайся в два раза чаще.
Агент Мейсен понял, что остался без поддержки.



- Бэлла Каллен, ты шутишь? – Иззи разглядывала водительские права, которые Энтони вручил ей, с её фотографией и незнакомым именем.
- Бэлла – производное от Изабеллы, тебе будет легко привыкнуть.
- Совершенно глупое имя.
- А Иззи – прямо верх интеллектуальности.
Она хмыкнула и отвернулась от него.
- Мог бы найти фотографию и получше.
- Уж извини, какая была.

У них были непростые отношения, но она хотя бы слушалась его. Или делала вид, что слушалась.
Она всего один раз попыталась сбежать. Это было в Такоме. Он отвёз её туда и спрятал в одном из мотелей. Запер её в комнате, а сам вернулся в Сиэтл. Она выбралась оттуда, разбив окно в ванной. Энтони чуть с ума не сошёл, когда, вернувшись, обнаружил пустой номер. Запрыгнув в машину, он начал объезжать район и нашёл её у телефонного автомата в двух кварталах от мотеля. Она пыталась дозвониться до отца. Она снова кричала на него и брыкалась, пока он тащил её в машину, а потом из машины - в номер. Она расцарапала ему щёку. Он прямо в одежде поставил её в душ и включил холодную воду. Иззи визжала, била его по рукам, а потом в какой-то момент сползла на пол душевой кабины и прямо под струями свернулась в комочек и заплакала. Энтони так её и оставил, только сделал воду теплее. Когда через полчаса он зашёл в ванну, Иззи всё так же сидела и плакала. Энтони поднял её, ослабевшую от слёз. Она не сопротивлялась, когда он снимал с неё мокрую одежду, когда заворачивал в широкое полотенце и нёс на руках в кровать. Они всегда брали двуспальный номер, но он отдавал кровать ей, а сам устраивался в кресле.
- Это не моя жизнь, не моя, - повторяла она сквозь слёзы. – Я хочу домой, хочу назад. Хочу к папе.
В тот вечер она уснула в его руках, а Энтони не сомкнул глаз, смотря на неё во сне. Иногда он дотрагивался губами до её шелковистых, спутанных волос, впервые за долгие годы позволяя себе быть счастливым.

Они уже две недели колесили по Вашингтону вблизи Сиэтла, не задерживаясь в одном городе больше чем на двое суток. Энтони менял машины, внешность, одежду. Он выбирал мотели похуже, где за пару лишних долларов никто не интересовался их документами. После своей неудачной попытки побега, Иззи успокоилась, только каждый раз, когда он уходил, оставляя её в номере, просила узнать что-нибудь об отце. Энтони выяснил, что его ранили, но говорить об этом девушке не стал, сказал, что всё в порядке. У него не было сомнений, что она этому не поверила.
Она категорически отказалась изменить цвет волос, но он настаивал, чтобы она хотя бы подстриглась. Назло ему, Иззи сама в ванной отчекрыжила свои роскошные вьющиеся волосы, коротко и бессистемно, как бунтующий подросток.
Затылку было непривычно холодно, и она то и дело проводила по нему рукой, в бессознательной попытке согреться. Энтони завораживал этот голый трогательный затылок, и он еле сдерживался, чтобы не погладить его, заменяя её руку своей, мечтая, чтобы на её месте оказались его губы.

Она смутилась тогда, проснувшись в его объятьях, и с этого момента почти с ним не разговаривала. Он всегда возвращался к ней вечером, и она ждала его, но потом, быстро съев всё, что он приносил для неё из еды, чистила зубы и запрыгивала в постель. Сидя в своём кресле, Энтони слышал, как она ворочается в кровати. Она так же почти не спала, как и он. Двое совершенно чужих людей, брошенных друг на друга

Иззи было больно ощущать свою зависимость от этого хмурого человека. Он не делал ничего, чтобы понравится ей. Да и она не отличалась любезным поведением, хотя, в данной ситуации, ждать этого от неё было бы глупо. А ещё было бы глупо рассчитывать, что он поймёт её, но он, казалось, понимал.
Самый сильный страх в жизни – это страх за близких. За себя она не боялась, но её трясло от мысли, что может произойти с отцом и всеми теми, кого она знала и любила.
Лютая ярость поднималась в душе, когда она думала о своей матери – вряд ли можно было ненавидеть кого-либо больше. Она ни разу в жизни не видела её, ни разу не слышала её голос, ни разу не сказала ей ни слова, не удостоила взгляда – и к чему такая жестокость? Будто сам факт её существования обижал эту женщину. Жестокость безразличия к судьбе того, кого ты сама породила – этому Иззи не находила объяснения. И пусть бы оно так и было, пусть бы она забыла о ней совсем, но эта женщина вынырнула из небытия, чтобы воспользоваться ею, как забытой на чердаке вещью. Как же сильно ей было всё равно, что будет с её дочерью.

Всё, что в ней было – было от отца. Он был её миром, её семьёй. И она держалась крепко-крепко за него и чувствовала свою связь с ним, как бы далеко от него она не находилась. И она не поверила Энтони, когда он сказал, что с ним всё в прядке. Не было в порядке – она чувствовала.

Он стал для неё Энтони после той ночи, которую она провела в его объятьях. Но это только в душе. Снаружи она всячески избегала обращаться к нему прямо по имени. Его это, кажется, устраивало.
Всё, что он говорил, все доводы, которые приводил, и которые она поначалу не воспринимала, не хотела воспринимать, теперь казались ей разумными. Бездействие всегда было её слабой стороной, и она металась по номеру, сгорая от страха и ярости, что не может ничего сделать. Любой план выбраться отсюда, который она обдумывала по ночам, утром казался ей верхом глупости.
«Останься с ним», - лицо отца, когда он говорил это, стояло у неё перед глазами.
«Оправдай его ожидание, не дай себя использовать», - звучали в голове слова Энтони, и именно это удерживало её.
Отец всегда доверял ей, и она не хотела его подводить. И дальше будет так, но она хотела знать, что и он не подведёт её, что с ним всё будет хорошо. И именно чтобы узнать это, она убежала. А Энтони вернул её, и потом это унижение, этот душ, слёзы. Но он же и помог ей успокоиться, и держал её в руках, когда она плакала, и потом не ушёл от неё ночью, и она так хорошо спала рядом с ним.
После этого Иззи стала бояться и за Энтони. Она начала замирать всякий раз, когда он уходил, боясь, что в какой-то день он не придёт. Но он всегда приходил и Иззи понемногу успокаивалась.

Она смотрела на документы, которые он небрежно бросил на стол: паспорта, водительские права, страховые свидетельства, пачки купюр.
- Откуда это?
- Ты действительно хочешь знать?
- Нет, но…
- Завтра мы летим в Торонто.
- В Канаду?
- Нет, в Китай.
- Прекрати!
- А ты прекрати задавать глупые вопросы.
- И что мы будем делать в Торонто?
- Я посажу тебя на рейс до Рио.
- Рио? Бразилия?
- Да.
- Ты отправляешь меня в Бразилию? Одну?
- Да.
- Я не хочу в Бразилию.
- Я тебя не спрашиваю, хочешь ты или нет. Я говорю – ты делаешь. Мне казалось, мы это давно выяснили.
- Я не полечу без тебя.
- Ещё как полетишь.
- Не полечу! И в Канаду не полечу! Какого чёрта! Да пошёл ты, Мейсен! - Иззи пнула ногой столик, и часть бумаг спланировало на пол. – Пошёл ты! – она развернулась на пятках и рванула в ванную, со всей силы бабахнув дверью и задвигая щеколду.
Она еле успела отбежать к стене напротив, когда дверь распахнулась, срываясь с петель. Иззи взвизгнула: Энтони выбил её одни движением плеча и вошёл в тесную ванную, заполняя собой всё пространство.
- А я чуть было не начал скучать по твоим истерикам.
- Не подходи ко мне.
- Успокойся.
- Иди к чёрту!
- Это я уже слышал.
- Ты устал со мной возиться, да? Устал бояться за меня и отсылаешь, чтобы я больше не осложняла тебе жизнь? Зачем же так далеко, в Рио? Вези сразу к Райли или к долбанным итальянцам моей мамочки. Зачем ты увёз меня из Форкса? Чтобы, в конце концов, заткнуть в какую-нибудь тьмутаракань, где я проведу остаток жизни? Я не хочу и не буду всю жизнь прятаться не знамо от чего, я не готова к этому. Я молчала, я делала всё, как ты говорил, но ты выкидываешь меня, как… как….
Она кричала, смотря ему прямо в стальные, непроницаемые глаза.
- Нафига ты вообще за это взялся? Это твоё самолюбие, твоя совесть, твои принципы – что из этого относится ко мне? Я даже не твоя работа. Я никто для тебя, и мы оба это знаем. Ты приходишь, уходишь, ничего не рассказываешь, не позволяешь задавать вопросы, и в какой-то момент просто говоришь, что я лечу в Рио. Какого чёрта, Энтони? Какого чёрта?
Иззи выдохлась. Слёзы жгли глаза. Она тяжело опустилась на край ванны, руки упали на колени и она заплакала.
- Это не моя жизнь. Я не хочу так жить. Не для меня всё это.
Как всё было просто раньше: дом, работа, друзья. Ей никогда не нужны были приключения. Она была хорошим, послушным ребёнком, ей нравилось жить в маленьком городке, нравились пятничные посиделки с подружками и выходные с Чарли. Нравились поездки в Порт-Анджелес и каникулы, проведённые на лесных базах высоко в горах. Ей этого хватало, чтобы быть счастливой.
Она скучала по всему, что было в её жизни. И по креслу она скучала, которое хрюкало… и ей страшно, до истерики страшно, что, будучи вырванной из всего этого, она навсегда потеряет себя. Она оплакивала то, что осталось там, позади, не желая принимать того, что обрушила на неё новая жизнь.

Она впервые назвала его по имени, и именно это разрушило всю его оборону.
- Ты не моя работа.
- Что? – за рвущимся из груди сердцем и всхлипами она не расслышала его.
- Ты не моя работа, - повторил он громче. – И ты для меня не никто.
Она подняла на него заплаканные глаза и еле удержалась от того, чтобы не ахнуть.

Стальная тяжесть исчезла, холодная ярость уступила место жидкому серебру, такому тёмному, такому пылающему, что Иззи почувствовала, будто она окатывает её словно тёплый душ.

Он развернулся, чтобы уйти, но она, подскочив, схватила его за руку и заставила посмотреть на неё. Теплота уже уходила из его глаз, но она видела её – видела, и одного раза было достаточно.
- Кто я для тебя? Скажи это, Энтони. Скажи.

Карие глаза пытали его. Хриплый, требующий голос отдавался прямо в сердце. Он не мог сопротивляться, больше не мог. То, что он прятал в себе, вырвалось на свободу, и он еле сдержался, чтобы не сжечь её своей силой.
Энтони взял её лицо в свои ладони. Большие пальцы стёрли дорожки слёз, бегущие по её щекам. Ладони, обрисовав лицо, пошли назад, на этот чудный, стриженый затылок, и она закрыла глаза, когда его пальцы заиграли с её волосами.
Он притянул её к себе и повернул голову так, чтобы иметь лучший доступ к её губам.
Он ещё мог удержаться и не сделать этого, но она чуть приоткрыла раздутые от слёз губы, и Энтони со стоном обрушился на них. В них. В неё.

Всё, что было в нём, он отдал ей. Поначалу она испугалась его напора, но потом пришла очередь испугаться ему – так неистово, так страстно она отвечала на его ласки.
Они нашли утешение друг в друге: то, от чего один всеми силами пытался убежать, а другая и не знала, насколько это может быть чудесно. Он так долго мечтал о ней, что, получив желаемое, растерялся. И это она вела его за собой, помогала, направляла. Не он, а она сделала его своим. И он был счастлив это ей позволить.

- У нас гости.
- Что?
- Не оборачивайся. За нами хвост. Я уведу его. Мы об этом говорили. Ты знаешь, что делать.
- Нет! Я не полечу без тебя.
- Не спорь, Иззи. Через пару кварталов будет торговый центр. Слева от входа есть женский туалет, у него два выхода. В твоей сумке есть запасная куртка и бейсболка – надень их. Ты пройдёшь весь центр и выйдешь с другой стороны квартала. Напротив ты увидишь стоянку. В дальнем левом углу стоит серебристый вольво – ключи ты найдёшь в куртке. Ты пересядешь в него и поедешь в аэропорт. Ты полетишь в Торонто, а потом в Рио. Ты всё сделаешь, как я тебе сказал, слышишь меня?
- Ты всё продумал.
- Я пытался.
- Я не смогу без тебя.
- Сможешь, малышка. Ты смелая и сильная. Ты сможешь.
- Я не хочу. Не хочу без тебя.
- Я никогда тебя не оставлю.
- Я боюсь, что...
- Ты должна мне верить.
- Эдв…
- Ты помнишь, что я говорил тебе ночью? Помнишь?
Удивительно, как в этой ситуации ей удалось покраснеть. Он много что говорил ей, ещё больше было высказано не словами, но она знала, что именно он хочет, чтобы она вспомнила. «Ты всё для меня».
Она всё для него.
- Да.
- Никогда не забывай об этом.
Он объяснил, что она должна была делать по прилёту в Рио, и заставил её несколько раз повторить указания, убедившись, что она всё запомнила правильно.
- Готовность две минуты. Я чуть приторможу рядом с тем белым фургоном, тебе придётся выпрыгивать на ходу. Беги изо всех сил, слышишь меня? Скорее всего, им нужен я. Но даже если не так, они не нападут на тебя в толпе. Надеюсь, они вовсе не заметят, как ты выбежишь, но не будем рисковать.
- Я… я… - нужно было что-то сказать, но слова не находились. Она могла произнести то, что он от неё ждал, но даже самой себе вряд ли сейчас поверила – слишком это было рано для них. А ей очень хотелось, чтобы он поверил.
- Я знаю. Я всё знаю, Изабелла. И я тоже это чувствую. Будь осторожна. Ради меня. Ради нас.
- Прошу тебя, я…
- Сейчас. Давай!



- Сеньорита Белла?
- Да, Густаво.
- Для вас было оставлено сообщение. Куари не сильна в английском, поэтому послание записал я. Вот. Простите за мой почерк.
- Ничего, спасибо большое.
Белла дрожащими пальцами взяла из рук паренька в форменном пиджаке сложенную вдвое бумажку и отошла от стойки администратора.
Она медлила, боясь развернуть бумажку. Боясь увидеть то, что она видеть не хотела. Она не знала, какой будет текст послания, но знала два варианта имени, которым записка могла быть подписана.
Одно – было настоящим. Он сказал его Белле в их последнюю ночь. Она сразу приняла это имя, потому что оно шло ему больше, чем то, каким он назвался поначалу. Именно его она кричала ему в губы, не в силах сдержать свою страсть. Это имя говорило о том, что всё в порядке, и они скоро встретятся.
А другое…. Насчёт другого у неё были более подробные инструкции.

- Что было в той записке, Густаво?
- Зачем это тебе?
- Смотри, как она улыбается…
- А… - парень обернулся, глядя на красивую, сияющую темноволосую девушку, стоящую посредине вестибюля их небольшой прибрежной гостиницы. Она счастливо улыбалась, глядя прямо перед собой невидящими глазами, и прижимала к груди записку, которую он отдал ей.
- Интересно, что там?
- Любопытство сгубило кошку, Каури.
- Да ладно тебе…
- Там сказано, что он любит её.
- И всё? Только за этим звонил?
- Да. Велел, чтобы я записал всё слово в слово. Я и записал. Он велел всё перечитать. Странный какой-то.
- Ты перечитал?
- Ну да. Там и перечитывать-то было нечего. Только «я тебя люблю» и подпись – Эдвард Каллен.
- Слушай, так это, наверное, её муж был.
- Думаешь?
- Ну да. Она же Каллен. Сеньорита Белла Каллен.
- Тогда уж сеньора.
- Ну да, сеньора. Только кольца на пальце я что-то не вижу.
- Ну и что. Сейчас редко, кто кольца носит. Особенно эти ненормальные американцы.
Густаво покачал головой, сожалея о том, что такая красивая девушка оказалась замужем. Тяжело вздохнув, он отошел от стойки, вернувшись на своё рабочее место к открытым дверям зеркального лифта.