– Мне ка­жет­ся, что счас­тли­вее ме­ня ни­кого нет, – взды­хаю, том­но прик­ры­вая гла­за.

– Я бы пос­по­рил, – он фыр­кнул, прив­ле­кая ме­ня к се­бе ещё бли­же и ос­тавляя не­весо­мый по­целуй на мо­ей ма­куш­ке. Неж­но. При­ят­но. Уми­рот­во­рён­но.

– Зву­чит ужас­но слад­ко, – хи­хикаю, ког­да он на­чина­ет во­дить паль­цем по мо­ей ла­дони, вы­рисо­вывая, вы­чер­чи­вая толь­ко ему зна­комые сло­ва, сим­во­лы и фи­гуры.

– Как мои лю­бимые бу­лоч­ки с ко­рицей? – под­держи­ва­ет он, а я от­ры­ва­юсь от его гру­ди, заг­ля­дывая пря­мо в лю­бимые сап­фи­ры, сей­час пе­репол­ненные доб­ро­той и лас­кой. Так неп­ри­выч­но ви­деть его та­ким смир­ным, спо­кой­ным и люб­ве­обиль­ным, что я ста­ра­юсь за­печат­леть этот мо­мент нав­сегда в сво­ей па­мяти. Де­лаю внут­ренний «щел­чок», как ког­да на­жима­ешь на кноп­ку фо­то­ап­па­рата, и до­воль­но рас­плы­ва­юсь в улыб­ке. Те­перь точ­но за­пом­ню.

– Моя вы­печ­ка вкус­нее, – пы­та­юсь от­сто­ять свой ку­линар­ный та­лант. Он зна­ет, как ме­ня за­дева­ет, ког­да он от­зы­ва­ет­ся о «чу­жой» еде, как о луч­ше той, ко­торую го­тов­лю я. Он зна­ет это, по­это­му хит­ро ух­мы­ля­ет­ся и про­дол­жа­ет иг­ру, а я иду у не­го на по­воду. Очень глу­по, очень по-дет­ски, но мы не мо­жем ос­та­новить­ся.

– Ты же зна­ешь, что я ем твою «стряп­ню» толь­ко по­тому, что не хо­чу те­бя оби­деть, – шут­ли­во приз­на­ёт­ся он.

– Тог­да я боль­ше не бу­ду те­бе го­товить, – де­лаю серь­ёз­ное за­яв­ле­ние, заг­ля­дывая в тём­но-си­ние лу­кавые гла­за. Они – мой нар­ко­тик. Не мо­гу и дня про­жить без их озор­но­го уве­рен­но­го взгля­да.

– Тог­да я не бу­ду те­бя боль­ше це­ловать, – па­риру­ет он, ду­мая, что это его вы­иг­рышная фра­за. Но я уже знаю, что от­ве­тить.

– Как хо­чешь, – он удив­лённо вски­дыва­ет бро­ви вверх и по­доз­ри­тель­но щу­рит­ся, по­нимая, что это не ко­нец раз­го­вора. – Это не по­меха, ведь я бу­ду те­бя це­ловать.

И в до­каза­тель­ство сво­их слов я тя­нусь к его ли­цу и ос­тавляю быс­трый по­целуй на изог­нувших­ся в са­модо­воль­ной улыб­ке ро­зова­тых гу­бах. Так же ско­ропос­тижно отс­тра­ня­юсь и при­нимаю преж­нюю по­зу, ус­тра­ивая го­лову как раз на его гру­ди. Счас­тли­во прис­лу­шива­юсь к ус­ко­рив­ше­муся сер­дце­би­ению.

Мы си­дим не­кото­рое вре­мя в ти­шине, нас­лажда­ясь об­щес­твом друг дру­га. Пле­вать, что спин­ка де­ревян­ной ска­мей­ки - не слиш­ком удоб­ное мес­то для дол­гих по­сиде­лок, но нам все рав­но. Мы ста­ра­ем­ся не упус­тить мо­мент, по­нимая, что это лишь воп­рос вре­мени, ког­да наш по­кой кто-ни­будь на­рушит.

– По­чему ты рань­ше ме­ня сю­да не при­возил? – за­даю воп­рос я, ког­да же­лаю на­рушить мол­ча­ние и ус­лы­шать бар­хатный го­лос сво­его муж­чи­ны.

– Эс­ме, у нас всё ста­ло серь­ёз­но не­делю на­зад. Рань­ше я бы это­го сде­лать не смог, – ти­хо го­ворит Кар­лайл. Мне ка­жет­ся, что я ус­лы­шу его го­лос, с ка­кой гром­костью бы он не го­ворил. Пусть да­же шеп­чет – ус­лы­шу. Ес­ли я пос­мотрю на его ли­цо, то мне бу­дет это­го дос­та­точ­но, что­бы его без­звуч­ные мыс­ли наш­ли свой го­лос в мо­ей го­лове. Не­веро­ят­но креп­кая связь.

– Но об­ща­ем­ся мы один­надцать лет, – на­поми­наю я. Сов­сем не пы­та­юсь его прис­ты­дить или уко­рить, не это моя цель. Я во­об­ще не ду­маю, что в от­но­шении к это­му муж­чи­не у ме­ня есть ка­кие-то чёт­ко об­ри­сован­ные це­ли. Же­лания, стрем­ле­ния – да, но ос­таль­ное… ко­му это нуж­но? Мы плы­вём по те­чению, и прек­раснее это­го ни­чего в ми­ре нет.

– Не бы­ло по­вода, – тя­жело взды­ха­ет он. Ка­жет­ся, я слы­шу в его го­лосе грус­тные нот­ки. Это гре­ет ду­шу, ведь оз­на­чать это мо­жет толь­ко од­но – он уже дав­но меч­тал о том, что­бы у нас бы­ли та­кие мо­мен­ты. Та­кие на­ши, та­кие тёп­лые, та­кие не­пов­то­римые.

– По­вода, – эхом пов­то­ряю, сжи­мая его ла­донь креп­че. Я ря­дом, он дол­жен об этом знать.

Сно­ва мол­ча­ние. Я рас­па­хиваю преж­де прик­ры­тые от удо­воль­ствия гла­за и с ра­достью об­на­ружи­ваю, что мы всё-та­ки зас­та­ли за­кат. Вот оно, сол­нце, мед­ленно дви­жет­ся по сво­ей тра­ек­то­рии. Не­бо пе­рели­ва­ет­ся все­воз­можны­ми от­тенка­ми ро­зово­го, на­чиная от блед­но­го от­тенка, сов­сем как моя ко­жа, и за­кан­чи­вая на­сыщен­ным, нем­но­го крас­но­ватым как гу­бы Кар­лай­ла. И без то­го по­ража­ющую кра­сотой кар­ти­ну до­пол­ня­ет зах­ва­тыва­ющий дух пей­заж: нес­коль­ко ря­дов со­сен, ещё не­высо­ких, с тон­ки­ми ство­лами, а за ни­ми – бес­край­ние по­ля с ко­лося­щей­ся тра­вой, дос­та­ющей мне до пле­ча. На­ша скамья сто­ит на воз­вы­шении, ко­торое ещё нель­зя наз­вать хол­мом, но тем не ме­нее бла­года­ря этой не­боль­шой фо­ре мы и мог­ли поз­во­лить се­бе упи­вать­ся кра­сотой здеш­них мест.

– Наш пер­вый за­кат, – со­об­щаю я и так зна­юще­му об этом Кар­лай­лу. Слы­шу, как из его гру­ди вы­рыва­ет­ся ко­рот­кий сме­шок. Я вспо­минаю, что у не­го бы­ла та­кая же ре­ак­ция, ког­да я ска­зала «наш пер­вый рас­свет» три го­да на­зад. Тог­да он стал пер­вым и пос­ледним. До не­дав­них пор. По­зав­че­ра мы пов­то­рили со­бытия ушед­ших лет, зас­тав под­ни­ма­ющий­ся сол­нечный шар на бал­ко­не мо­ей квар­ти­ры. Кар­лайл уку­тал моё об­на­жен­ное те­ло в тон­кое изум­рудное оде­яло и на ру­ках вы­нес, что­бы по­казать то, что его так по­рази­ло. Это был нас­толь­ко тро­гатель­ный и зна­чимый для ме­ня мо­мент, что я уро­нила нес­коль­ко ти­хих сле­зинок. Слиш­ком прек­расно, слиш­ком вол­шебно, но глав­ное, что ре­аль­но, а не оче­ред­ной нес­бы­точ­ный ми­раж.

– На­чина­ешь счёт? – сно­ва ус­ме­ха­ет­ся он.

– Ду­ма­ешь, по­ра? – Кар­лайл по­нима­ет, о чём я го­ворю.

– По­ра, Эс­ме.

Это знак, на­мёк на то, что про­дол­же­ние точ­но бу­дет. Я и без то­го это зна­ла, но под­твержде­ние мо­их до­гадок и на­дежд не мог­ло быть лиш­ним.

– Прош­ло мно­го вре­мени, – скром­но за­певаю я.

– С тех пор, ког­да я уви­дел твою улыб­ку, – при­со­еди­ня­ет­ся Кар­лайл, вы­зывая во мне смер­то­нос­ную бу­рю ра­дос­тных эмо­ций. Ка­жет­ся, что сей­час мне по­силь­но всё.

– Прош­ло мно­го вре­мени, – про­дол­жаю, точ­но не по­падая в но­ты, от че­го дол­жна бы­ла бы стес­нять­ся, на­ходясь ря­дом с че­лове­ком, по­лучив­шем му­зыкаль­ное об­ра­зова­ние, но ни­чего по­доб­но­го нет. Я ему пол­ностью до­веряю, и я знаю, что ему все рав­но на то, как я пою, ему важ­но, что я пою и ка­кой смысл это в се­бе та­ит.

– С тех пор, ког­да я нас­лаждал­ся сол­нечным днём, – за­кан­чи­ва­ет он сво­им пот­ря­са­ющим и при­ят­ным для слу­ха ба­рито­ном. Обо­жаю, ког­да он по­ёт. Это бы­ва­ет так ред­ко, но так цен­но.

Боль­ше не ска­зав друг дру­гу ни сло­ва, мы до­жида­ем­ся, ког­да сол­нце зай­дёт, и син­хрон­но ру­шим на­ше креп­кое объ­ятие. Ког­да Кар­лайл об­ни­мал ме­ня, мне бы­ло так теп­ло, так у­ют­но, но как толь­ко его ру­ки ис­че­за­ют, я на­чинаю ощу­щать хо­лод и лёг­кий, но мо­роз­ный ве­терок. Ста­новит­ся не по се­бе. Зяб­ко, неп­ри­ят­но. Я лов­ко спры­гиваю со скамьи, по­ка лю­бимый ак­ку­рат­но пе­рес­тавля­ет но­ги и, при­дер­жи­ва­ясь за спин­ку, сле­за­ет. Мне каж­дый раз боль­но смот­реть, как тя­жело ему да­ют­ся не­кото­рые дви­жения. Сна­чала вой­на, по­том по­жар, ава­рия… Ему так мно­го приш­лось пе­режить, а он всё ещё ос­та­ёт­ся та­ким же силь­ным и не­поко­леби­мым, ка­ким ког­да-то я его и встре­тила. Он рас­ска­зывал, что до фрон­та был бо­лее мяг­ким и трус­ли­вым, но бо­евые сра­жения на пе­редо­вой слиш­ком силь­но ме­ня­ют лю­дей. Кто-то сда­ёт­ся под на­тис­ком, но мой муж­чи­на не из та­ких. Он из­ме­нил­ся, он вы­дер­жал, он про­шёл и вы­жил. Он – мой ге­рой.

Опус­тившись на зем­лю, он еле за­мет­но жму­рит­ся, что не­замет­но бы­ло бы нез­на­комо­му че­лове­ку, но я ус­пе­ла изу­чить Кар­лай­ла вдоль и по­перек, что­бы ут­вер­ждать, что ему боль­но, и толь­ко что он сдер­жал стон. Я не мо­гу ни­чего ему ска­зать по это­му по­воду, не имею пра­во и жа­лос­тли­во взгля­нуть. Его уби­ва­ет жа­лость к се­бе, он те­ря­ет свою твёр­дость, ре­шитель­ность и силь­но злит­ся. Ведь он – бо­ец, для не­го слиш­ком по­зор­но приз­на­вать­ся в собс­твен­ной бо­ли, ощу­ща­емой из-за ра­ны, по­лучен­ной в мир­ные дни, а не на фрон­те. Это слиш­ком ра­нит его, по­это­му я сдер­жи­ва­юсь и де­лаю вид, что ни­чего не ви­дела.

– В дом? – спра­шиваю, пе­реп­ле­тая свои паль­цы с его. Так при­ят­но дер­жать ко­го-то за ру­ки. Осо­бен­но та­кого че­лове­ка, как он. Я поч­ти чувс­твую, как на­ши а­уры со­еди­ня­ют­ся и об­ра­зовы­ва­ют один ку­пол. Ку­пол, спо­соб­ный за­щитить нас от все­го, по­тому что мы вмес­те. Ря­дом. На том мес­те, ко­торое нам и бы­ло пред­назна­чено судь­бой.

– Есть ещё ва­ри­ан­ты? – хмы­ка­ет муж­чи­на.

– Мне все рав­но, ку­да ид­ти, – чес­тно приз­на­юсь, за­быв до­бавить «глав­ное с то­бой». Но он без слов по­нима­ет, что я име­ла в ви­ду. Мы пе­рерос­ли не­дос­ка­зан­ность в це­лях скрыть что-то, от­ны­не на­ша не­дос­ка­зан­ность – это спо­соб об­ще­ния, ког­да ты по­нима­ешь, что дру­гой пой­мёт те­бя без слов, оп­ре­делит по взгля­ду, ус­лы­шит мыс­ли и счи­та­ет эмо­ции. Не это ли ис­тинное вза­имо­пони­мание и, мо­жет быть, лю­бовь?