---

Эдвард Каллен не любил Рождество. Даже больше: ненавидел. Царящая повсеместно суета, сорванные планы, горящие предпраздничным ожиданием глаза – все это стало глубоко чуждым очень-очень давно, и желание возвращаться к былому отсутствовало. Восемь лет назад в его жизнь ворвались кардинальные перемены, сломав кажущуюся прямой и ясной линию судьбы, заставив выбросить на обочину все дорогое и близкое, превратив в совсем другого человека. Изменилось все – в том числе, и отношение к празднику.

С тех пор в эти дни вместо радости он ощущал лишь досаду: многое сбивалось с привычного ритма, заставляя прилагать дополнительные усилия, не всегда венчавшиеся успехом, часто приходилось лицемерить, показывая людям те эмоции, которые они предполагали с его стороны увидеть. А в награду доставалась лишь усталость, с которой было так нелегко бороться, которая накапливалась с каждым промелькнувшим мимо годом.

Вот и на сей раз именно в канун Рождества Эдвард умудрился застрять в аэропорту Сиэтла, и теперь вынужден был наблюдать, как рейсы один за другим отменяют и переносят. Зимняя непогода внесла коррективы, и шансов вовремя успеть в Ванкувер, где Каллена ждали на важных переговорах уже послезавтра, не осталось вовсе. Мало того, прогнозы становились все менее утешительными, уверяя, что ближайшие пару дней покинуть землю, скорее всего, не удастся.

«Никогда никуда не опаздывать» – это правило было установлено давно, в первые месяцы новой жизни, и Эдвард свято соблюдал его, как и некоторые другие, помогавшие выжить и превратиться из взбалмошного мальчишки, типичного представителя золотой молодежи, грезящего о славе музыканта, в успешного молодого бизнесмена с блестящей репутацией, к которой даже вездесущие газетчики не могли подкопаться. Только накануне ему в очередной раз присвоили звание «человека года» на пафосном мероприятии, устроенном Торговой палатой Портленда. Он никогда не любил такие праздники, но теперь, как говорится, noblesse oblige – положение обязывало, и на них приходилось бывать регулярно. Он привык, научившись «держать лицо», отвечать на вопросы журналистов, улыбаться нужным людям. Это был элемент бизнеса – такой же, как остальные.

С трудом удержавшись от гримасы при виде восторженного выражения на лице у девушки – представителя авиакомпании, сыплющей глупыми поздравлениями и сожалениями, он резко развернулся и направился к стойке проката автомобилей. В конце концов, сто восемьдесят миль – ерундовое расстояние.

Однако для успешной поездки существовало весомое препятствие: до данного момента он не спал около суток, закрывая различные дела в Портленде, а потом – ожидая в аэропорту самолета, который сразу после долгожданного взлета посадили в Такоме. И без нескольких часов крепкого сна в кровати больше шансов оставалось на то, чтобы заснуть за рулем, чем доехать до места назначения. А обнаружить номер в более-менее приличной гостинице на Рождество, не бронируя заранее – утопия, это Эдвард понимал отлично. Последние места, без сомнения, заняли его товарищи по несчастью: отмененных рейсов оказалось очень много.

Выход существовал, но как же не хотелось к нему прибегать! В Эверетт несколько лет назад из Форкса переехала его семья. Те, кто воплощал собой старую жизнь. Те, с кем он перестал общаться, оборвав все связи...

Холодно усмехнувшись, мужчина забросил сумку в багажник внедорожника и вырулил со стоянки, отмечая точки маршрута, с привычным рационализмом принимая единственный возможный вариант как план действий. Похоже, настало время навестить тех, кто когда-то решил, что лучше знает, как ему жить... и показать им, чего они добились. Глупо, конечно. Но стопка открыток от матери нет-нет, но заставляла проснуться давно отставленную в сторону совесть. И именно благодаря обратному адресу на конвертах он знал, куда ехать теперь.

Он всегда был честен с собой, потому спокойно признал: если бы родители по-прежнему жили в Форксе, никакие уговоры и угрызения совести не заставили бы его появиться дома. Однако теперь многое переменилось, дом был другой, там он никогда не был, как и она, поэтому можно было все-таки решиться. Да и один день ничего не изменит.

Мимо пролетали малоэтажные пригороды Сиэтла, а мысли упрямо возвращались к событиям многолетней давности, о которых все эти годы он старался забыть, вычеркнуть раз и навсегда.

Последний класс школы. Класс биологии. Он сидел за партой один, разругавшись с бывшей подружкой. Скука смертная, мысли носились где-то в Порт-Анджелесе, в небольшой студии, в которой они зависали с друзьями, записывая и сочиняя музыку в основном, но и развлекаясь тоже. Поиск девчонок для компании никогда не составлял проблем, вот только приедались они очень быстро: слишком скоро сдавались, готовы были на все, а потом и поговорить-то оказывалось не о чем.

Она вошла, споткнулась на пороге... По классу пролетел смешок, выдернувший Эдварда из мыслей. Бесформенный свитер, джинсы, длинные темные волосы. Ничего особенного! Но глаза... Что-то перевернулось на тот момент глубоко внутри первого хулигана школы, талантливого музыканта Эдварда Каллена: проснулось сердце, впервые властно заявив о своем существовании. Не тело: такая реакция на девушек давно стала привычной, но нечто совсем иное. Захотелось сорваться с места, поддержать ее. Уберечь от насмешливых взглядов. Найти в удивительных глазах благодарность, а лучше – нечто большее...

Впервые он тогда не нашел слов, чтобы заговорить с девчонкой. Пялился на нее молча весь урок, а потом, злясь на себя, вылетел прочь из класса, чтобы рвануть в студию и записать одну из лучших своих песен.

Чтобы на следующий день увидеть эту самую девчонку у себя дома. Правда, уже на пороге: она тепло прощалась с его родителями. Допрос с пристрастием, устроенной Эдвардом сестре, показал, что девочку звали Беллой, что с ее матерью когда-то дружили Карлайл и Эсми, учились вместе. И вот теперь Белла приехала к отцу из-за каких-то семейных неурядиц. Отцом ее оказался «хороший» знакомый Эдварда – шериф Свон.

Следующий день Эдвард также прогулял, думая о музыке и новой знакомой, а потом внезапно столкнулся с Беллой в Порт-Анджелесе. Даже дважды: сначала около небольшого ресторанчика, который он покидал, и куда собиралась она с одноклассницами, а потом – в одном из глухих переулков города. Он поздно возвращался из студии, и тут увидел ее уже без подружек, в окружении крайне неприятных типов. Авантюра чистой воды, но украсть девчонку у них из-под носа ему удалось. Познакомиться, отвезти домой....

Она не говорила ни да, ни нет, но он не отставал. Когда Белла согласилась на свидание, он считал себя самым счастливым человеком. Вскоре стало ясно: ему никто не нужен, только она. Пусть и слово «любовь» продолжало пугать, но издеваться над влюбленным в Элис приятелем Эдвард прекратил, наконец-то получив возможность понять переживания Джаспера.

Сказка продлилась до Рождества, чтобы рухнуть в один миг. Да, Эдвард знал о своей репутации, однако не думал, что его родной отец вздумает предупреждать девушку об этом.

В тот вечер они репетировали концерт, который собирались давать в клубе на праздниках, и Эдвард приехал домой поздно. Стояла тишина, однако он знал: Белла здесь, ведь ее жуткий старый пикап обнаружился на подъездной дорожке. Карлайл и Эсми заботились о девочке, приняв ее как еще одну дочь, потому у Калленов Белла бывала нередко. Только вот по общему соглашению свои только-только зарождающиеся отношения Эдвард и Белла решили не афишировать: ей не хотелось оказаться в центре внимания и в школе, и дома, слишком заметной фигурой был Эдвард Каллен до появления в Форксе девушки, а он готов на все, лишь бы она была рядом.

Голоса раздавались из кабинета, дверь которого была приоткрыта.
– Белла, я понимаю, что вмешиваюсь не в свое дело, но считаю своим долгом тебя предупредить, – в голосе Карлайла звучали озабоченные нотки. – У моего сына не лучшая репутация и не лучшая компания. Как ты знаешь, я работаю в больнице, и слишком много слышал сплетен о нем и его дружках, в том числе, об их развлечениях в Порт-Анджелесе, клубах и концертах.
– Карлайл... – Белла явно смущалась.
– Погоди, дослушай, – продолжил отец. – Я знаю, что ты хочешь сказать: он изменился. Но надолго ли? Пока Эдвард не показывал стремления к чему-либо серьезному. Музыка... Ты собиралась поступать в колледж? Результаты его тестов вряд ли смогут это позволить, а заниматься он не хочет. Девочки, музыка, слава – вот все интересы!
– Да, я планировала колледж, – согласилась девушка. – Хочу когда-нибудь стать врачом.
– И я не хотел бы, чтобы влияние Эдварда внесло коррективы в твои планы, – завершил мысль отец. – Может, я бы промолчал, но ко мне обратился Чарли, ему кто-то из городских сплетниц доложил, что видели вас вместе, и не раз, а твой отец, к сожалению, не понаслышке знаком с деяниями моего сына. Шериф просил поговорить с тобой. Убедить, чтобы ты расширила круг общения: тот же Джейкоб – отличный парень, он тоже планирует поступление в колледж, и, насколько мне известно от Чарли, ты нравишься ему. Поверь, школьные романы забываются, а у тебя впереди целая жизнь. И лучше, чтобы тебе никто ее не сломал в таком возрасте.
– Но он же ваш сын! – воскликнула Белла, и Эдвард ощутил тепло в сердце от того, что она защищала его.
– Да, именно так, – согласился Карлайл. – И потому я знаю, о чем говорю. Обещай подумать, начать общаться с другими молодыми людьми, и главное, обещай, что поедешь в колледж.
– Да, конечно, – не стала возражать Белла. – Я как раз завтра собиралась в Ла-Пуш к Джейкобу. Вы правда считаете, что я ему нравлюсь? И что мне стоит присмотреться к нему повнимательней? Он милый, приятно ухаживает. Но Эдвард…
– Найдет тебе замену, не беспокойся о нем. Мне жаль тебя огорчать, но девушек у него было за последний год немало, и я сомневаюсь, что он может так быстро измениться, пусть ты очень сильно и отличаешься от обычных его подружек, – пояснил свою позицию старший Каллен. – Так что не пренебрегай просьбой отца, Белла, очень тебя прошу. Удачной поездки тебе в Ла-Пуш.

Каждое слово Эдварду казалось гвоздем в крышку гроба. Белла лишь раз попыталась возразить, мало того, спокойно пообещала начать общаться с другим парнем... Ему слишком хорошо было известно: Белла не любила и не умела лгать. Краснела, менялась в лице... Не ей было обманывать опытного психолога Карлайла, вырастившего троих детей, и двоих – более чем удачно! Вывод напрашивался сам. Как и ответ на мучивший его вопрос, почему девушка не позволяла ему говорить о чувствах.

Волна гнева поднялась в парне, обдав жаром. Он обернулся и вдруг столкнулся с матерью. Эсми, похоже, давно стояла за его спиной.
– Ты тоже думаешь так? – вопросительно кивнул он в сторону двери.
– Эдвард, ты мой сын и я люблю тебя, – мягко ответила женщина. – Но оставь Беллу в покое. Девочке непросто пришлось с такой матерью, как Рене, у нее почти не было детства. Она другая, не такая, как твои подружки. Ей будет очень больно, когда она тебе наскучит.
– И ты... – холодно, как-то совершенно на себя не похоже усмехнулся парень.
– Эдвард!

Но крика матери он уже не слышал. Полчаса на сборы тайком. Следующее утро – чтобы забрать документы из школы. Возможно, у администратора будут проблемы, но его это не колыхало.

Деньги были – родители никогда не ограничивали его в средствах.

Письмо – несколько строк: «Я уезжаю. Со мной все будет в порядке, а у вас меньше будет проблем. Мой огромный привет Белле и Джейкобу. На свадьбу можно не приглашать».

Автомобиль, дорога...

Конечно, отец его позже нашел. Они даже почти поговорили. Точнее, кричали друг на друга, разругавшись в пух и прах. Карлайлу пришлось уступить, позволив сыну дальше выбирать дорогу самому.

С тех пор он год за годом доказывал. Сначала родителям, потом – самому себе. Теперь уже образ жизни вошел в привычку.

За полгода в новой школе он умудрился выправить ситуацию и отлично сдать все тесты, получив стипендию для обучения, иначе без помощи родителей пришлось бы туго. Потом университет. Затем собственное дело, год за годом из маленькой конторы, занимавшейся программированием, превратившееся в огромную корпорацию.

Никогда не опаздывать, ни с кем не заводить близких отношений, всегда следить, чтобы твои действия не оказались достоянием общественности – вот простые правила, которые он соблюдал годами.

И конечно, не думать о Белле Свон. Пусть и не всегда получалось.

У него были женщины, но они, как и во времена до появления кареглазой брюнетки в его жизни, были длинноногими, с отличной фигурой и минимумом мозгов. «Выставочные экземпляры», как когда-то пошутил один из его партнеров по бизнесу.

Навигатор посоветовал свернуть с трассы направо: пока Эдвард предавался воспоминаниям, шестьдесят с хвостиком миль пролетели мимо. Мужчина невольно усмехнулся: родители были верны себе, и дом здесь немало походил на оставленный особняк в Форксе. Опять на удалении от жилых кварталов, опять окруженный лесом.

Вокруг все было засыпано снегом, на высоких елях рядом с домом мигали огоньки. Справа стояла пара машин, а во всех окнах горел свет. Похоже, семейство Калленов отмечало Рождество дома. Оставался один вопрос: как отреагируют они на появление блудного сына? Последняя встреча Эдварда с отцом прошла отнюдь не мирно, пусть и закончилась в его пользу...

Оставив на площадке автомобиль, мужчина вышел наружу, полной грудью вдыхая морозный чистый воздух. Хотя Портленд и считался самым зеленым городом северо-запада США, однако оставался городом, к тому же большую часть времени Каллен проводил в офисе, а совсем не на природе, работая практически без выходных и отпусков: так было проще.

Поймав себя на нерешительности, он сквозь зубы ругнулся и шагнул вперед, стараясь думать о том, кем он стал, а не о том, кем был когда-то. Это всего лишь один день. Визит вежливости? Да, кажется, это называют так...

Дверь распахнулась прежде, чем он успел постучать или позвонить, и его чуть не сбило с ног маленьким вихрем, который пронесся мимо и рухнул с разбега в огромный сугроб, оглашая всю окрестность громким смехом. Эдвард отступил, и тут мимо пролетел его старший брат, падая в тот же сугроб, а следом вышла длинноногая блондинка, сильно внешне смахивающая на те самые «выставочные экземпляры», с которыми Каллен нередко проводил время в Портленде. Вот только лицо у нее было совсем иным: с мягкой улыбкой в глазах она смотрела на возню мальчика и мужчины. Она оказалась более внимательной и заметила гостя. Эммет же вытащил мальчишку, похоже – сына, из сугроба, подкинул над собой, а потом тоже уставился на Эдварда.

– Ох! – выдал он через несколько секунд. – Надеюсь, у меня не галлюцинации? Рози, это блудный сын семейства, Эдвард. Вы, кажется, не знакомы, ведь приглашение на свадьбу он проигнорировал. Рози – моя жена. Этот сорванец – наш сын, Майкл.

Эдвард вежливо улыбнулся, получилось натянуто: слишком острым стало ощущение чужеродности его персоны здесь, в этом уголке семейного счастья. Может, уехать? Зачем он будет портить праздник?

Но следующий момент изменил все: от дверей раздался еще один вздох – вышла Эсми. И вот теперь на душе у мужчины зацарапали даже не кошки. Горные пумы, жуткие хищники раздирали чувства в кровь, сдирая кожу клочками. В родных глазах матери горело столько... любви и прощения, радости, что выдержать было трудно. Его окатило болью – с грохотом разрушился ледяной замок иллюзий, в котором он жил эти годы. Мгновенно вернулись все старые ощущения, вот только дурацкая обида, заставившая уйти и доказывать свою состоятельность, оказалось, давно вся вышла, оставив от себя только соленое море разочарования с нетерпимой горечью совершенной непоправимой ошибки.

Мать оказалась в его объятиях, и спустя несколько минут пришлось чуть ли не силой отводить ее с мороза в дом: она не хотела отпускать сына и на дюйм. Там обнаружились все родные, включая давнего приятеля. Эдвард и не знал, что Джаспер все-таки добился своего...

Самым тяжелым было заставить себя поднять голову и встретить взгляд отца. Тот постарел, в волосах блестели седые пряди, однако глаза смотрели по-прежнему прямо и открыто.

На несколько секунд умолкли все, включая неугомонного Майкла, который стремился познакомиться с незнакомцем, оказавшимся родным дядей.

– Я рад, что ты приехал, – тихо произнес Карлайл, протягивая руку. – И сразу скажу, пока не передумал... я был неправ. Во всем. Жаль, что не удалось поговорить раньше. Я ошибался, считая, что ты ни на что не способен. Возможно, неправильно, что мои неосторожные слова лишили мир отличного музыканта. Но случилось то, что случилось. И я хочу, чтобы ты знал: я давно горжусь тобой. И в том числе тем, что ты приехал.

Эдвард шагнул навстречу, зная, что никогда не скажет, почему здесь оказался. Эта маленькая ложь... пусть останется на его совести, как и все остальное. Лучше им не знать. А ему пора взрослеть...

Рукопожатие было сильным, а объятие – полным облегчения. Так странно и быстро: еще несколько часов назад он был изгоем, одиноким волком, носящим камень на сердце. И вот он стоит, окруженный семьей, собравшейся отпраздновать Рождество...

Постепенно суета улеглась. Эдварда заставили осмотреть комнату, которую, как оказалось, все-таки выделили ему в новом доме, а потом накормили так, как могла только Эсми. Шаг за шагом все старались преодолеть некоторую неловкость, и очень в этом помогал маленький сын Эммета, носящийся по дому быстрее урагана.

Звонок прервал подробный рассказ о событиях прошлых лет: Элис со смехом объясняла, как же Джасперу удалось добиться ее внимания, сколько времени на это ушло и какие понадобились усилия.

Майкл распахнул дверь как раз в тот момент, когда Эдвард обернулся, гадая, кто мог еще пожаловать.

В дверях стояла она. Старше... кажется, еще красивее. Ведь он помнил девчонку, а теперь на пороге замерла молодая женщина, потерявшая угловатость, обретшая плавность и размеренность движений. По-прежнему длинные волосы, такие же карие глаза, только вот почему-то тусклые, погасшие. Как будто что-то потерялось, осталось там, в событиях, минувших много лет назад...

Эдвард с трудом подавил в себе желание сбежать куда глаза глядят. Лишь убедившись, что Белла одна, он заставил себя остаться на месте, скрежеща зубами от приступа злости на родных. Впрочем, откуда им знать, что он до сих пор...

Она поздоровалась со всеми мягко и тепло, прежде чем увидела его. На миг замерла, потом тихо проговорила:
– Эдвард...

Мужчина кивнул, призывая на помощь все актерские способности. С трудом, но получилось. Даже голос не подвел и не сорвался в хрип, чего стоило ожидать. Ощутив, что происходит что-то неправильное, засуетилась Эсми, помогая раздеться Белле. О чем-то заговорил с девушкой Карлайл, кажется, обсуждая пациентов: она что, работает в больнице? Значит, мечты о медицине были не пустым звуком...

Поддавшись на уговоры Эммета и Майкла, Эдвард сел играть с ними в «монополию», но мысли его витали далеко. Он не мог не разглядывать тайком девушку, отмечая каждую деталь: от маленького шрамика над правой бровью до отсутствия кольца на безымянном пальце. Ни разу за все эти годы он не пытался узнать о ее судьбе. Вычеркнул из своей жизни, как и себя – из ее, пусть и продолжая любить...

Приближалась ночь, постепенно все разбрелись по комнатам. Понимая, что не уснет, пока Белла здесь, Эдвард накинул пальто и вышел на улицу, разыскивая в кармане пачку сигарет. Он приобрел эту привычку в колледже, и так и не смог от нее отказаться, хотя таился ото всех. Забавно: в школе его и в этом обвиняли, но тогда – совершенно напрасно...

Мороз усилился, а снег перестал падать. Из-за леса медленно поднялась луна, теперь видная в разрывах облаков. Ее разрозненный свет отражался от голубоватых сугробов, заставляя их сверкать.

Стояла оглушающая тишина, дым смешивался с дыханием и струйкой улетал в высоту.

– Почему ты уехал тогда? – раздался за его спиной самый дорогой и самый ненавистный одновременно голос.
– Почему ты не замужем? – не удержался он. – Джейкоб не смог соответствовать стандартам? Это же нелегко!
– С Джейкобом все в порядке, – неожиданно спокойно ответила она, словно не слыша яда в его голосе. – У него жена, двое сыновей. И мы с ним дружим так же, как тогда. Так почему ты уехал?
– Чтобы доказать, – глухо бросил он.
– И как, стоило того? – тускло усмехнулась Белла. Улыбка не коснулась глаз и вышла взрослой, наполненной горечью, какой тогда, много лет назад, у нее не было и не могло быть.
– Не знаю, – покачал головой мужчина. – Еще вчера я думал – да. А вот сейчас...
– Почему?
– Потому что тебя там не было... – все-таки решился он на откровенность.
– Тебе стоило только позвать, но ты предпочел думать, что я буду слушаться старших, – в словах звучал лишь оттенок упрека.
– Так было лучше для тебя? – поднял бровь он.
– Нет...

Он стоял и смотрел на нее, потом, вдруг опомнившись, снял пальто и повесил его на хрупкие, вздрагивающие от холода плечи Беллы. И, оказавшись рядом, не удержался, обнял. Осторожно, словно фарфоровую бесценную статуэтку...

Она не стала отстраняться. Подняла взгляд карих глаз, смотря на него совершенно так же, как прежде. Словно не было этих лет, будто ничего не изменилось, а одно объятие могло многое изменить. Он снова видел тот самый пропавший свет, восхищавший его когда-то, с самой первой встречи.

– Для меня тоже не было лучше... – опустил взгляд он, сражаясь с глупой надеждой. – Но теперь уже поздно что-либо менять...
– То есть ты опять не позовешь, не предложишь? – шевельнулась в объятиях она. – Не стоит мне и надеяться?
– А ты пошла бы?

Надежда выиграла: несбыточная, но заветная, та, которую он все эти годы держал очень далеко от себя, понимая, что стоит замечтаться – и не выдержит, сорвется с места и побежит к ней, рухнет на колени и будет умолять...

Три слова. Любимый голос...

– На край света...