Время идёт. Идёт вопреки всему. Даже когда любое движение секундной стрелки причиняет боль, словно пульсирующая в синяке кровь. Даже когда ты чувствуешь себя отвратительно, больше не понимая, зачем просыпаться по утрам, но всё равно открываешь глаза, ведь прожита ещё одна ночь. Казалось, хуже уже не будет, но видеть неестественно безмолвного и бледного Эдварда с глазами, пристально смотрящими мне в лицо, как раз-таки и делает всё хуже. Но в глубине души я его понимаю. Преуспевающего, целеустремлённого и красивого Эдварда Каллена пытались переманить и раньше. Не с тринадцати лет, когда мы только-только пришли в фигурное катание, и нас поставили в пару, но лет с двадцати трёх так точно. К тому моменту мы уже были победителями чемпионата мира среди юниоров, бронзовыми призёрами Олимпийских игр, трёхкратными чемпионами мира, а также семь раз выигрывали первенство страны.

Теперь, спустя четыре года, мы ещё дважды стали лучшими в мире, а также повторили свой олимпийский успех, вновь взяв бронзу игр вслед за восьмым золотом на родном чемпионате, но сейчас Эдвард не шутит так, как это было раньше. Он столько раз твердил, что никому не хватит денег, чтобы его переманить, и мы подолгу смеялись над этим, когда он рассказывал об очередной попытке какого-нибудь чужого тренера. Но это было прежде. Словно в прошлой жизни. Десятки рейсов, соревнований, турниров, гостиниц с номерами по соседству и раздевалок назад. Задолго до моей травмы, полученной прямо на тренировке в ходе неудачного приземления. Сломанная лодыжка, тяжёлый перелом, и отсутствие всяких прогнозов, когда именно я смогу вернуться. Как я уже сказала, я понимаю Эдварда Каллена. Он не может меня ждать, если хочет ещё побеждать и оказаться на высшей ступени олимпийского пьедестала. Даже если бы я на его месте пропустила целый сезон, лишь бы кататься только с ним одним. Но век фигуриста не очень долог. А нам уже двадцать семь. Я боялась, что этим всё и закончится, с той минуты, как только упала и поняла, что не могу встать без посторонней помощи, но не бросать же Эдварду карьеру, когда можно просто образовать новую пару со здоровой и перспективной партнёршей, чей партнёр как раз завершил выступления. У нас за плечами четырнадцать совместных лет и много общих вещей, которые мы испытали и пережили бок о бок. День за днём. И год за годом. Синяки от падений, разъезды по миру, долгое ожидание выхода на лёд, когда сильнейшие фигуристы выступают в заключительной разминке, связанный с этим мандраж, показательные выступления для публики, многочасовые тренировки, подъёмы спозаранку, учёба на дому или в отеле, отсутствие настоящих друзей, близкие, которые остались в родном городе, пока ты тренируешься и живёшь в другом, и твоей второй семьёй становятся тренера и коллектив, который помогает, присматривает, заботится и следит за самочувствием. Но в основном ты рано обретаешь самостоятельность, а твой партнёр является тем, с кем можно обсудить практически всё и попросить почти о чём угодно.

Так и Эдвард Каллен словно стал частью меня. Больше, чем просто партнёром или другом. В своё время мы вместе впервые попробовали пиво, а несколькими годами раньше прокатились на американских горках, и впоследствии в средствах массовой информации нас часто считали парой не только на льду, но и за пределами катка, но это никогда не было правдой. Каждый из нас встречался с другими людьми, хотя это так ни разу и не переросло ни во что серьёзное. Однажды, когда я повторно рассталась с Джейком, тренировавшимся у нашего же тренера, а Эдварда бросила его вторая в жизни девушка, мы отметили это бутылкой пива в качестве отклонения от режима и сочли всё это знаком, что не видать нам личной жизни до окончания карьеры. Что невозможно иметь всё и сразу, когда в двадцать четыре ты обвешан десятками самых разных медалей, подкреплённых конкретными титулами, а твой парень-одиночник никогда не оказывается хотя бы в пятёрке лучших даже на чемпионате страны, ну а девушка вообще далека от мира спорта и высоких достижений. Тогда это казалось логичным, а теперь я готова выть от того, как всё вышло. Но я как бы не могу. Разучилась что ли. Фигурное катание закаляет характер сильнее многих других видов спорта.

- Ну скажи же что-нибудь, Белла, - просит Эдвард, сидя около моей здоровой левой лодыжки, но не слишком близко, будто и она сломается, если пододвинуться вплотную. Но он не виноват ни в чём. В спорте бывает всякое. В том числе и ситуации, когда партнёр не удерживает партнёршу, и она летит вниз с большой высоты. Но я прыгала одна. Выполняла элемент, когда Эдварда не было рядом. Он стоял у бортика спиной ко мне, обсуждая свои недочёты с нашим тренером. Здесь нет ничьей вины. Просто случилось то, что случилось. Я называю это реальностью.

- Эшли... миловидная и вполне задорная. Пусть ей только двадцать четыре, целеустремлённости и желания побеждать ей не занимать, и медали на крупных соревнованиях, как и участие в них не будут для неё в новинку. Мы оба это знаем, - мы столько раз встречались с Эшли и её ещё тогда партнёром на различных турнирах. И мы не просто были представителями одной страны. Мы трижды проигрывали им на чемпионате стране в борьбе за первое место, а на чемпионатах мира им доводилось выигрывать если и не серебро, так бронзу, и это не говоря о других более мелких стартах, на которых именно пару Эшли с Эваном выбирали защищать честь государства, и они успешно справлялись с поставленной задачей, занимая высшую строчку в турнирной таблице. Если бы Эван не ушёл из спорта в силу возраста, а ему сейчас уже тридцать пять, кто знает, чего ещё они смогли бы достичь вдвоём. Но Эшли подаёт надежды и сама по себе. Вместе с Эдвардом перед ней наверняка откроются новые горизонты. Эшли и Эван участвовали в крайней зимней Олимпиаде вместе с нами, но им не удалось подняться выше седьмого места. Следующая состоится через два с небольшим года. У новоиспечённой пары предостаточно времени на то, чтобы отточить свои умения в связке друг с другом и подготовиться к самому престижному соревнованию в мире на высоком уровне.

- Ты меня не... осуждаешь?

- За что мне тебя осуждать, Эдвард? Мы столько лет вместе. Я не могла пожелать себе лучшего партнёра. Но я больше не могу быть твоей парой, и ты принимаешь правильное решение. Эшли лучший выбор из всех возможных. И, пожалуйста, не смотри на меня так. Ты должен двигаться дальше. Это совершенно нормально. У вас всё получится, вот увидишь.

К тому моменту, как я договариваю, Эдвард дёргает ногой уже гораздо меньше. Это его нервная привычка, возникшая ещё в подростковом возрасте. Он реагировал так, даже когда нам просто предстояла индивидуальная тренировка. Я думала, он станет старше и перерастёт всё это, но в моменты сильного эмоционального напряжения его всё ещё порой трясёт. Мне хочется верить, что Эшли будет стараться успокаивать Эдварда так же, как это пыталась делать я, но я не могу быть уверена. Всё-таки она не я. И я не знаю Эшли, как человека. Мы с Эдвардом видели множество видео их с Эваном выступлений, но осознавать её профессиональный талант не равносильно тому, чтобы иметь хотя бы малейшее представление о её характере и внутренних качествах.

- Спасибо тебе, Белла, - Эдвард придвигается ближе и окружает мою левую руку своей тёплой и широкой ладонью, сочетая прикосновение с поглаживанием кожи большим пальцем. - Послушай, ты обязательно поправишься, сколько бы времени это ни заняло, и мы тоже найдём тебе прекрасного партнёра. Или сделаем его из одиночника, знаешь. Всё будет иначе, конечно, но самое главное, что мы есть друг у друга.

- Ещё рано об этом думать. Ты извини, но я немного устала.

- Я понимаю, Белла. Тебе помочь или принести что-нибудь, пока я здесь? Чай или воды? Или ещё что-то?

- Нет, я уверена, мама вот-вот вернётся, - из-за всего, что случилось, ей пришлось взять на работе самый длинный отпуск, какой ей только дали, и приехать ко мне в Бостон из Нью-Йорка. Правда, сейчас она ушла в магазин. Они с Эдвардом встретились как раз в дверях, и мама оставила меня с ним. Что будет дальше, когда отпуск подойдёт к концу, сказать трудно. Может быть, меня перевезут в Нью-Йорк, или, может быть, я найму сиделку, но я точно не рассматриваю вариант, при котором маму сменит папа. Учитывая, что я больше не маленькая девочка, есть множество вещей, на помощь с которыми обрекать его будет крайне неловко для нас обоих.

- Ты уверена?

- Да, просто захлопни дверь за собой.

Эдвард встаёт и, не отпуская моей руки, подходит ко мне, неожиданно целуя меня в лоб. Я вдыхаю запах Эдварда, чуть терпкий с нотками апельсина от горького шоколада, который он так любит, и смотрю на серо-голубые клетки его рубашки. Когда мы встретились в первый раз, поверх майки с коротким рукавом на тринадцатилетнем Эдварде Каллене была однотонная бордовая рубашка. До сих пор помню, как её цвет мне резал глаза. Я воспользовалась своими накоплениями, чтобы, когда ему исполнилось четырнадцать, подарить ему нормальную рубашку. Мне понравился рисунок в клетку, и со временем я стала видеть Эдварда преимущественно только в таких рубашках. Или в однотонных спокойного цвета. Я никогда не говорила ему, насколько та рубашка ему не подходила, даже когда мы стали значительно старше, но, может быть, он и сам всё понял.

- Захлопну. Но я зайду завтра, Белла. Принесу тебе что-нибудь вкусное. Пока.

- Пока, Эдвард.

Всё ещё выглядящий тоскливо, Эдвард уходит, немного помедлив, и я так и смотрю ему вслед, пока, обернувшись перед дверью, он не выходит из комнаты совсем. Я остаюсь одна и в давящей тишине, когда он покидает квартиру. По возвращении мама удивляется, что он ушёл так быстро, спрашивая, не поругались ли мы. Я качаю головой и делюсь его новостями с вымученной улыбкой на губах. Наверняка мама знает, что она именно такая. Потому что оставляет покупки временно нетронутыми и садится рядом, чтобы прижать меня к себе и обнять изо всех сил. Такого между нами давно не случалось. Но я не думаю и анализирую, а просто прикасаюсь к ней в ответ. Это кажется единственным способом выдержать то, что мужчина, в которого я влюблена, больше не является моей парой в том единственном смысле, в каком это понятие было к нам применимо.

Один год и почти два месяца спустя...

- Вот. Это твой размер. Тридцать девятый. Я помню верно? - Джейк опускает на лавку коньки. Те с громким стуком приземляются слева от меня, звякнув лезвиями друг о друга. Я вздрагиваю от прозвучавшего звука. Время во многом заставило отвыкнуть от того, чтобы слышать его.

- Да, верно. Но ты ведь проделал такой путь из Бостона прямо после Нового года, оставив там свою беременную невесту, не для совместного катания на коньках и не ради еды моей мамы.

- Почему нет? Она готовит весьма вкусно.

- Да хватит тебе, Джейк. Давай уже поговорим начистоту, - перемещая кофе из Старбакс в правую руку, я спускаю коньки на снег в намерении освободить место для бывшего парня, с которым удалось сохранить дружеские отношения. - У вас с Ребеккой всё нормально? Вы ведь не разбежались, нет?

- Упаси Бог. Нет, не разбежались. Но ты переобувайся. Если будем просто сидеть, замёрзнем, а я не хочу отставать от твоих родителей. Жду тебя на катке.

Джейк испаряется, словно его и не было. Я остаюсь допивать напиток и смотреть на коньки, взятые Джейком напрокат. Я знала, что мы все идём на каток у Рокффелер-центра, где ещё стоит ёлка, играют праздничные мелодии, как и каждый год, начиная с рождественских праздников, но мои личные коньки далеко отсюда. В моей бостонской квартире. И я не горю желанием кататься, хотя со мной уже довольно давно всё хорошо. Я могла бы вернуться на профессиональный лёд если и не летом прошлого года, то в сентябре уж точно. Врачи дали добро, неоднократно всё перепроверив. Снимки, анализы, подвижность ноги, рефлексы, её движение при выполнении различных базовых упражнений. Для моих друзей и родителей всё это общеизвестные факты, согласно которым я вновь могу ходить, самостоятельно о себе заботиться и быть полноценным человеком, способным преодолевать круг за кругом на катке вместе с членами семьи. Но я не говорила им, что несколько раз приезжала на арену, где тренировалась раньше, перед самым закрытием по личной договорённости, чтобы просто вспомнить, как всё было раньше. Саму атмосферу крытого катка, себя, способную выполнять элементы без страха, и свист воздуха в ушах на скорости. Но я так не вспомнила. Потому что всё изменилось. Точнее, очень многое. Я не утратила уверенности в выполнении разных шагов, вращений и поворотов корпуса для перемещения по площадке, и я столько раз набирала скорость, чтобы зайти на прыжок, но каждый раз тормозила почти в самый последний миг. Я не в силах сделать этого. Будучи одной, без партнёра. Без... конкретного партнёра.

Я присоединяюсь к родным и Джейку через пару минут. Глубоко в душе мне всё ещё не верится, что он больше не фигурист в том понимании, в каком мы оба им были, и зарабатывает на жизнь участием в ледовых шоу и комментированием соревнований по фигурному катанию. Согласно его словам, он понял, что если уж и раньше не мог конкурировать с более успешными соперниками, то по мере подрастания нового поколения, которое и в шестнадцать способно побеждать на Олимпиадах, тягаться со всеми этими парнями стало совсем непосильной задачей. Может, он и прав. Фигурное катание сильно помолодело. Элементы, не представляющие великой сложности в пятнадцать, в возрасте около тридцати пытаться осваивать тебе, конечно, никто не запретит, но, скорее всего, это будет лишь пустой тратой времени, нерв и сил. Даже в спорте есть свои пределы, а выше головы прыгнуть не выйдет.

Джейк обгоняет меня слева, тогда как я держусь поблизости от кромки льда и наблюдаю, как друг выполняет каскад из двух тулупов подряд. Это выглядит виртуозно и без помарок, а я не уверена, что справилась бы сейчас даже с сальховым, одним из самых простых прыжков, который преподают детям в первую очередь. Мы катаемся ещё около часа, и за это время Джейк пару раз выполняет и другие прыжки, когда убеждается, что вокруг него достаточно свободного пространства, чтобы никого не зацепить. Он заходит и на лутц, но в эти моменты я отворачиваюсь, потому что повредила лодыжку именно после него. Спустя несколько минут я просто двигаю лезвием конька вверх-вниз и иногда по кругу, замечая, что людей на катке становится всё меньше и меньше. Джейк подъезжает ко мне и дышит так часто, как и должен после всей физической нагрузки, которой себя подверг.

- Ну, как ты тут?

- Нормально.

- А что думаешь делать со своей жизнью дальше? У меня на примете есть один одиночник, который хочет заняться парным катанием, если ты за него возьмёшься. Подходил ко мне, зная, что мы с тобой дружны. Как бы просил замолвить словечко.

Я вдыхаю морозный воздух и перевожу взгляд на Джейка. Он пристально смотрит своими карими глазами в ожидании, когда я что-то скажу. В принципе я так и думала, что он приехал, чтобы в том числе поговорить и о моей карьере. Окажись на моём месте он, мне бы тоже было не всё равно. Но он был одиночником. Он бы восстановился, встал и поехал. Без нужды в другом человеке рядом. Наши ситуации изначально различны.

- Джейк, я не хочу. Я ведь ушла, знаешь.

- Нет, не ушла. Иначе бы сделала официальное заявление, и ни у кого бы не было вопросов. На этом твоём Каллене свет клином не сошёлся.

- Может быть, и сошёлся, Джейк.

- Да брось, Белла, ты что, - Джейк сильно повышает голос. Так, что в нём становится слышно всецело неодобрительную реакцию с оттенком самого настоящего осуждения. Я даже содрогаюсь, потому что никогда не видела Джейка таким сердитым. Даже когда мы спорили и ругались из-за чего либо, будучи в отношениях. - Он уже не тот, что раньше. Особенно учитывая то, как они начали этот сезон. Как по мне, так на чемпионате мира им и тем более нечего ловить.

- Мы этого не знаем. Ещё даже не было чемпионата страны.

- Но были другие турниры. И ни одной медали, кроме серебра на нашем Гран-при. Как итог, в финал всей серии они не вышли.

- Джейк...

- Я понимаю твои чувства. Тебе больно видеть его неудачи, но ты не можешь ему помочь, Белла. Он сам сделал такой выбор, оставив тебя во всех отношениях.

- Речь шла и о его карьере тоже.

- Да, знаю, - смягчается Джейк, - но ты ведь понимаешь, что ни в чём не виновата? Вы были потрясающие вдвоём и многого достигли, но глупо держаться за что-то, когда этого уже больше нет. Подумай по поводу Брэндона, ладно? Ему двадцать девять, уходить из спорта в ближайшие года три он не намерен. Парень грезит об Олимпиаде. Или хотя бы о Чемпионате мира. Никто тебя не торопит с решением, но он честно лучше, чем был я. Может быть, встретишься с ним в Бостоне после чемпионата? Он из Солт-Лейка, там и тренируется, но готов переехать. Если что, я дам тебе его номер, чтобы он позвонил, когда вернётся из Миссури.

- Ну ладно. А когда он примерно вернётся?

- Чемпионат до двадцать второго января. Вот и считай, - Джейк хмурится и, пытливо глядя мне в глаза, требовательно добавляет. - Ты вообще знаешь сроки проведения чемпионата?

- Знаю, - я тоже хмурюсь. Если я перестану знать и это, если мне станет до такой степени плевать, тогда можно будет больше не медлить и начать прямо сразу составлять заявление об уходе из спорта.

- Хорошо-хорошо. Я просто спросил. Не смотри на меня так, а то мне жутко и страшно.

Джейк уезжает в Бостон, проведя со мной и моей семьёй ещё два дня, не считая сегодняшнего, а я остаюсь до восьмого января и только тогда тоже улетаю домой. Это суббота, и хоть я порядком устала, я отдыхаю не более пары часов после приезда в квартиру, прежде чем поехать на арену. Я договорилась, что приду, ещё до праздников и своей поездки в Нью-Йорк. Я не думаю о том, чтобы вдруг осмелиться исполнить хотя бы один прыжок. Мне просто хочется побыть наедине со льдом, где никого, кроме меня. Всё-таки общественный каток это совсем другое дело. Полно неровностей, выбоин, никакого блеска недавно залитой машинами площадки, иной воздух, уличный шум вместо тишины. Но сегодня на катке совсем не тихо. Едва выйдя из раздевалки, я уже слышу громко звучащую агрессивную музыку. Когда я только вошла в помещение переодеться, с катка не доносилось ни единого звука. Но теперь доносится. И ещё как. Мне говорили, что никого не будет, но, может быть, кому-то срочно понадобилось. И, может быть, мы не помешаем друг другу. Точнее, я могу посидеть и подождать, пока лёд освободится. Я продолжаю путь, просовывая руки в рукава фирменной куртки, которая сохранилась у меня с тех пор, как мы с Эдвардом ездили на вторую Олимпиаду в нашей жизни. Всей команде шили форму по специальному заказу. Обычная практика в любой стране-участнице. Агрессивная музыка становится только громче, когда я вижу его в центре катка. Его это Эдварда Каллена. Я останавливаюсь на месте, закрываю глаза, полагая, что, быть может, мне мерещится, но он по-прежнему там и спустя минуту. Выполняет вращения. Соединяет элементы в единое целое посредством плавного скольжения и комбинаций спиралей. Исполняет прыжки без раздумий и колебаний, не останавливаясь за секунду до мгновения отрыва опорной ноги, как это происходит со мной. Четверной тулуп, каскад из тройного риттбергера и тройного тулупа, связка тройного лутца с двойным тулупом, тройной сальхов, риттбергер и лутц с таким же количеством оборотов, двойной аксель, и вращение в самом конце программы. Я стою ошеломлённая. Задыхаюсь, будто это я только что завершила прокат точь-в-точь под аккомпанемент последних нот музыки, отдав всю себя. Эдвард никогда не жалел своих сил. Отдавался полностью. Мы оба так поступали. И уезжали с катка, ведомые не колоссальной энергией, а лишь адреналином, потому как она вся оставалась на льду. Затраченная на вращения, поддержки, подкрутки, выбросы, обводки и тодесы разных уровней сложности. Эдвард останавливается, переводя дыхание, расположив руки по бокам. Он весь в чёрном. Водолазка, штаны, коньки. Взъерошенные волосы. Наверняка и прикосновением ладоней из-за нервов, и скоростью катания. Он всё ещё непревзойдённый. Прекрасный. Красивый. Сильный и готовый бороться. Поразительный в каждом жесте, эмоции, позе, способе отталкивания, наклоне или приземлении. Другой, переживающий отсутствие побед, но по-прежнему не согласный на то, чтобы щадить себя. Само совершенство. Видеть его столь близко не через экран оказалось не настолько больно, как я думала, что будет, если однажды мы где-то встретимся и задержимся рядом друг с другом.

С того дня, как он сказал мне об Эшли, и до нынешнего мгновения в последний раз я видела Эдварда Каллена с год назад, в дни, предшествующие его первому чемпионату страны с новой партнёршей. Тогда в итоговой турнирной таблице они расположились на третьем месте, получив право выступить на Чемпионате четырёх континентов и выиграв там серебряную медаль, но на более значимом Чемпионате мира в самом конце сезона Эдвард с Эшли остались далеко за пределами пьедестала почёта. Всего лишь девятое место по сумме короткой и произвольной программ. Но я оттолкнула Эдварда задолго до тех событий. Когда мог, он исправно приходил ко мне чуть ли не каждый день, делился тем, как у них всё складывается с Эшли, ведь на словах я поддержала его выбор, притаскивал с собой фрукты или сладости, вспоминал что-то смешное из нашего прошлого, чтобы развеселить, и я смеялась, но глубоко в душе я ещё и страдала. Было трудно выносить его рассказы про тренировки с другой, когда я сама могла только мечтать о них и о том, чтобы оказаться в его объятиях снова. Наверняка он чувствовал, что я больше не та Белла, какой была все эти годы. Потому что ещё до родного чемпионата настал день, когда Эдвард Каллен перестал меня навещать и звонить, а когда я написала ему поздравительное сообщение по поводу третьего места в стране, ответил до тошноты коротким «спасибо». Писала ли я ему после? Да, писала. Поделиться воспоминанием о нас, вспышкой возникшим в голове. Сделано. Рассказать о результатах обследования. Готово. Написать, что он всё равно лучший, уже зная про девятое место из телевизионной трансляции. Да, и это тоже было. Поздравить с Днём рождения спустя три месяца. Разумеется, ведь это важно. А теперь между нами дикая пропасть, и, быть может, я виновата в своей травме не больше, чем любой другой фигурист и фигуристка, когда получает серьёзное увечье, но я виновата в том, что могла делать гораздо большее, чем просто писать сообщения. Я могла не настолько сильно лелеять себя и свои проблемы. Может быть, тогда Эдвард остался бы моим другом за неимением большего. Может быть, тогда я бы знала о его нахождении в Бостоне меньше, чем за неделю до старта мирового первенства, и не подходила к бортику столь робко. Эдвард вскидывает голову, услышав мою поступь, лишь когда я уже оказываюсь там, где он оставил свой телефон, чтобы музыка подавалась в колонки через микрофон. Я ничего не трогаю, хотя раньше заимствовать какие-то вещи Эдварда не представляло проблемы, а он тем временем так и стоит там, совершенно замерев. Я решаю, что, наверное, нужно что-то сказать. Потому что он приехал сюда раньше меня, и в таком случае я словно гостья, если всё это вообще имеет смысл. То, кто кого опередил на арене, которой никто из нас всё равно не владеет.

- Я была уверена, что ты в Детройте. Заключительные тренировки перед отъездом и прочие моменты, - Эдвард теперь тренируется там. Он лично говорил мне об этом, о желании попробовать с новым наставником, и периодически я видела снимки Эшли, которые она размещала в инстаграме с геолокацией именно Детройта. На многих из них есть и Эдвард в разном настроении. Когда улыбающийся, а когда хмурый и не смотрящий в камеру. Кроме того, я видела и сторис с тренировок, на которых Эдвард и Эшли либо катались вдвоём или по одному, либо она снимала себя и переводила камеру на него, сидящего рядом, и рассказывала, чем они сегодня заняты. Как правило, он просто кивал и соглашался с ней. Он никогда не был любителем социальных сетей, да и я в принципе тоже, хотя у меня всё-таки есть свой инстаграм. Без него я бы и знать не знала, что этим двоим, судя всё по тем же сторис, иногда случалось бывать и в барах. Я бы сказала, что чаще, чем следует, если отмечать на самом деле нечего, но я наверняка просто завидую. Ведь это у нас с Эдвардом были такие снимки прежде, а теперь он спокойно построил в той или иной степени дружеские отношения с Эшли, а я стала прошлым, которое находится за бортом и в буквальном, и в переносном смысле.

- Да, наверное, мне стоило быть там. Я уже уезжал туда после Нового года. Но вот снова приехал. Решил погостить у родителей ещё пару дней. Неважно. Со мной-то уже давно всё ясно, - качает головой Эдвард. - Всё это словно не мы, да? И это место... Чёрт, я думал, что приеду сюда и почувствую что-то, что ощущал прежде, когда мы были тут вдвоём, приезжая рано утром и уезжая порой последними, но всё изменилось, верно? - Эдвард умолкает, опустив голову вниз. Умолкает так же внезапно, как и начал говорить всё это. Я чувствую смятение. Острую тревогу. И понимаю его ностальгию, которая должна приносить исключительно тепло, но вместо этого может отзываться болью от желания всё повторить и вернуть. Я смирилась с тем, что находится вне моего контроля. С мыслями, которые всё равно остаются. С сокровенными воспоминаниями, засевшими в голове навсегда. С десятками одиноких вечеров, когда ты ложишься рано, ведь тебе некуда и не с кем пойти, но вместо этого думаешь и стараешься уговорить себя не проверять инстаграм «соперницы» в очередной раз за последние часа полтора.

- Да, всё изменилось, но это нормально. Это... жизнь.

- Жизнь, да... Как думаешь, ты можешь вспомнить хотя бы ту короткую программу? Наверняка нет. Вот сколько раз мы её исполнили? Один? Два?

- Два, и мне не нужно вспоминать. Я и не забывала.

Эдвард подъезжает к бортику за несколько секунд. Я переминаюсь на коньках. Теперь Эдвард не просто близко, а фактически рядом, и его взгляд не сходит с моего лица. Вопрошающий, пристальный, серьёзный. Я чувствую себя... противоречиво. Но с Эдвардом Калленом и в его присутствии мне всегда было иначе, чем с другими людьми. Его не стало рядом, и так я словно перестала быть полноценной.

- Тогда, возможно, мы могли бы исполнить её? Если ты не против, и твоя нога в порядке.

- Эдвард...

- Извини. Забудь, я сейчас уйду.

- Нет, ты не должен уходить. Я в порядке, и я не против.

Я снимаю защитные накладки с лезвий коньков, прежде чем ступить на лёд через открытую ещё Эдвардом дверь. Он наблюдает за мной на расстоянии. Я и сама пытаюсь себя понять. То, что мной движет, если я столько времени не в состоянии решиться даже на самый простой прыжковый элемент. Но это Эдвард. Если не с ним, то... ни с кем.

- Хочешь выбрать музыку?

- Не особо. Выбери на своё усмотрение. Но только ничего вроде того, что у тебя тут играло. И я... Можем помедленнее?

- Да, Белла.

Я неспешно перемещаюсь примерно в центр площадки. Эдвард поворачивается, чтобы взять телефон, и вскоре надо льдом разносится лиричная и спокойная мелодия. Эдвард встаёт у меня за спиной. Без прикосновений, просто нахождение позади. Так мы тогда решили. Вместе с тренером и хореографом. Пара секунд, в течение которых мы стоим неподвижно, прежде чем сдвинуться с места. Я красиво приподнимаю руки, и вот тогда, ровно секунда в секунду, Эдвард нежно скользит мне по талии правой рукой. Я не забыла его всегда бережных прикосновений, разве что за исключением мгновений, когда он должен был проявлять силу, чтобы удержать и не дать упасть с высоты, но телесные ощущения другое дело. Движение ладони, чтобы вместе совершить оборот против часовой стрелки, а потом обратно. Левая рука, ненадолго соприкасающаяся с моей. Посмотреть друг на друга и разъехаться в противоположные стороны для самостоятельного, но синхронного скольжения по льду. Вращения вокруг оси, дорожки шагов, движения руками. Эдвард настигает меня позади, дотягивается левой рукой до моей правой руки и надёжно обхватывает её. Мы проезжаем так пару метров, а потом меняемся, и уже я становлюсь ведомой, а он ведущим. Он везёт меня за собой, крепко держит обе мои ладони, неотрывно смотря мне в глаза, и я отрываю левую ногу ото льда, поднимая её, насколько необходимо. Ещё несколько перестроений, и я снова двигаюсь за Эдвардом в самостоятельном выполнении элементов, пока мы не встречаемся лицом к лицу, одновременно с чем он протягивает руки ко мне. Я хочу вновь ощутить их тепло, то, как они прикасаются с трепетом и силой одновременно, но меня словно прошибает током изнутри. Наверное, прошло уже достаточно времени. Минута или, быть может, даже больше. Наша программа не отличалась поддержками или выбросами в самом начале, но после определённого момента сложные элементы начинали идти почти друг за другом. Тогда они были просто сложными, дарующими большее количество баллов, а теперь... теперь они опасны. И здесь даже нет судей. Для чего и кого ради мне рисковать? Я не замедляюсь, пока ещё нет. Просто отталкиваю руки Эдварда. Я не могу позволить себя поднять. Нет... нет. Он пытается снова, не понимая произошедшей во мне перемены, и тогда я толкаю сильнее. Он отшатывается, и всё наконец подходит к концу. Хотя музыка по-прежнему струится вокруг нас, я уже переступаю через порог в двери, на ходу хватая куртку. Как глупо было думать, что я смогу просто потому, что это Эдвард. Эдвард, который через пару дней поедет к своей нынешней партнёрше и вместе с ней отправится в Канзас-Сити на чемпионат страны. А дальше... Кто знает. Может, они копили силы именно ко второй половине сезона и покажут высший класс. Так, что Джейк уже не сможет сказать ничего обидного.

- Белла.

Эдвард зовёт меня, перекрикивая музыку, но я продолжаю идти по направлению к раздевалке. Я не собираюсь именно сбегать, я максимально спокойно снимаю коньки, опустившись на лавку. Защитных накладок нет. Видимо, остались на катке. Ну и ладно. Дома есть другие. Я складываю коньки в сумку, когда слышу стук по дверной коробке. Дверь и так открыта. Эдвард стоит в проёме с моими накладками.

- Можем поговорить о том, что произошло? Ты не доверяешь мне после того, что я тебе сделал?

- Ты ничего не сделал, Эдвард.

- Вот именно, что ничего. Я столько тебе говорил, что помогу найти партнёра, и что ты обязательно поправишься, но не помог, а другое произошло совсем не благодаря мне.

- Я не держу на тебя зла, - отвечаю я, вытаскивая пуховик из шкафчика. - Мы оба уже взрослые. Ты не обязан опекать меня или что-то в этом роде. Наши пути разошлись, Эдвард. Да, в юности мы не могли себе этого представить, и я бы со многими вещами не справилась без тебя, но нам больше не тринадцать и даже не двадцать.

Я наклоняюсь, чтобы застегнуть сумку с коньками, после чего, едва выпрямившись, понимаю, как близко находится Эдвард. Расстояние между нами стремительно становится совсем ничтожным, потому что он обнимает меня обеими руками, обхватывая туловище прямо поверх моих рук. Думала я о подобном или нет и хотела ли внезапно почувствовать Эдварда столь близко, теперь это словно уже не имеет значения, потому что прямо перед моими глазами его затылок, волосы и часть спины. Я ощущаю странную дрожь, но она точно не моя.

- Я так по тебе скучаю. Я запрещал себе об этом думать, но мне так тебя не хватает, Белла, - приглушённо шепчет Эдвард, потому что его губы где-то рядом с моей головой или одеждой. - Мы с тобой были так близки... Накричи на меня, если хочешь, или снова ударь. Я согласен на всё, лишь бы ты меня обняла.

Ощущение того, как его голос словно ломается под натиском эмоций, проходит через всё мое тело. Я застываю на месте, хотя и так не двигалась уже минуту или около того, но мои руки живут собственной жизнью. Они поднимаются, дотрагиваясь до спины Эдварда, и, вдохнув, он обнимает меня ещё сильнее. В голове столько много всего, потому что я не ожидала ничего из этого, когда садилась за руль машины, чтобы поехать на каток. Проходит словно вечность до того, как Эдвард отстраняется. Однако он не убирает руки, смотря на меня, немного нахмурившись.

- Итак. Теперь ты меня ударишь?

- Вряд ли Эшли оценит, если её партнёр будет кататься с болезненной гримасой из-за крохотного синяка.

- Как смешно.

- Ну да, как будто я не помню, как поначалу ты прятал лицо после падений. Не хотел, чтобы кто-то видел, как тебе больно.

- В отличие от тебя, Эшли и не заметит. С не очень давних пор нам, как бы это сказать, всё равно друг на друга. Вот если я приду на костылях, да, наверное, будет понятно, что я не в самой оптимальной физической форме, а так... Ну разве что ещё кашель прокатит. Извини, не стоило так говорить про костыли.

- Всё нормально, - я аккуратно отодвигаюсь от Эдварда, не уверенная, как воспринимать его откровения. Да, на основании опять-таки инстаграма Эшли от меня не укрылось, что ещё месяца два назад она почти перестала выкладывать сторис с тренировок, да и Эдвард фактически исчез из поля зрения, не говоря уже о том, что она и в бары будто бы перестала ходить. Наверное, именно так в современном мире и можно понять, когда между двумя людьми что-то портится. Отписаться друг от друга, перестать выкладывать совместные снимки, которые раньше появлялись если и не регулярно, то довольно часто, и поневоле начать замечать плохие вещи. - Сочувствую по поводу Эшли. Но впереди чемпионат. Вам всё равно нужно... объединиться. Вы всё ещё пара.

- Не самая лучшая. А ты не хотела бы попробовать вновь...

- Что попробовать?

- Ты не хотела бы попробовать вновь встать в пару со мной? - несколько тихим голосом спрашивает Эдвард. Я смотрю на него, пришедшего в раздевалку прямо в коньках, что делает его выше меня, хотя без них мы были бы примерно одинакового роста, и всё это не просто неожиданно. Скорее невероятно, как что-то, чего втайне хочется, но ты уверена, что никогда этого не обретёшь и не получишь. Сердце словно дёргается внутри. Я ведь не ослышалась?

- Эдвард. Ты же сам всё видел. Там, на катке. Я... боюсь.

- Теперь я знаю, Белла, и мы можем совсем не торопиться. Просто кататься в своё удовольствие, а когда ты будешь готова, встретимся с Френком и убедим его взять нас снова. Приготовим новые программы или слегка переработаем те, что были у нас тогда. Они ведь не успели примелькаться.

- Мне кажется, ты уже торопишься. Ты не знаешь, как всё будет с Эшли на чемпионате. Лучше отложить этот разговор.

- Почему отложить?

- Потому что у тебя может не оказаться свободного времени, чтобы просто кататься со мной. Вот пройдёте отбор на Чемпионат мира, и мысли будут о другом.

- Даже если так, я не хочу продолжать кататься с Эшли после этого сезона, - убеждающим голосом продолжает Эдвард. - Впереди чемпионат, ты права, но для тебя это время подумать. Если будет необходимо, я смогу всё успевать.

- А Эшли об этом знает? Что ты больше не хочешь быть с ней в паре?

- Я скажу в правильное время. Сейчас оно кажется неподходящим. Я поговорю с ней после чемпионата.

- Ладно, - отвечаю я, немного опустив голову. - Мой номер не изменился, так что ты можешь написать или позвонить мне, если или когда что-то станет яснее.

- А я могу просто писать и звонить тебе? - с кривоватой улыбкой спрашивает Эдвард. - Знаешь, просто так, без повода.

- Я совсем не против. Помнится, раньше мы обменивались фотками того, как смотрим телевизор на выездных соревнованиях, будучи каждый в своём номере, но по сути нас отделяла только стенка, так что вскоре ты барабанил в дверь и настаивал переключить на то, что смотрел ты. Я даже не сразу тебе открывала, зная, что всё так и будет.

- Но всё-таки открывала.

- Я не хотела, чтобы у нас были проблемы, если ты кого-то разбудишь.

- Но теперь я всё-таки повзрослел. Спокойно сижу себе в номере и никого не беспокою. И знаешь, у меня даже есть водительские права. Могу подвезти тебя домой.

- Заманчиво, но я тоже на машине. И я уже одета, а ты ещё на коньках. И всё равно нам в разные стороны, если ты не переехал никуда из той своей квартиры.

- Нет, не переехал. Так и живу там. Точнее, сейчас не живу, но это временно, - Эдвард ненадолго опускает глаза к своим ногам. - Тогда ты поезжай, наверное, пока не запарилась.

- Ладно, да. Ну тогда пока, наверное.

- Видимо, так.

Мы снова обнимаем друг друга, и в этот раз есть в этом что-то странно неловкое. Я беру сумку, прежде чем обойти Эдварда и покинуть раздевалку. По пути домой я пытаюсь обдумать его слова, понять, нужно ли мне возвращаться к нему, если он не передумает, и что будет потом, но во многом прямо сейчас эти мысли не имеют смысла. Я действительно не намерена встревать между Эдвардом и Эшли. Пусть теперь она нравится мне ещё меньше, чем нравилась изначально, Эдвард был честен со мной, и она заслуживает того же в любом случае. По приезду домой я переодеваюсь в домашнюю одежду и располагаюсь перед телевизором, хотя он включён скорее для фона. Я читаю книгу, когда телефон издаёт сигнал о пришедшем сообщении. Сообщении от Эдварда. Он прикрепил фото экрана телевизора, по которому идёт фильм-катастрофа. Наверное. Смутно видно, что люди бегут вверх по дороге мимо вереницы машин, а сзади надвигается действительно огромная волна цунами. Эдвард всегда любил именно такие фильмы, и я тоже смотрела подобное, но только если он очень настаивал, что хочет посмотреть именно со мной, и тащил меня в кинотеатр, обещая купить мне всё, что я захочу. В принципе я тоже предпочитаю драмы, но, пожалуй, без трагичных смертей.

И что за фильм?

Волна. Думаю, произошло что-то вроде землетрясения. Чем занимаешься?

Читаю. То есть читала до этого момента.

Я, правда, хочу вновь кататься с тобой, Белла.

Мы поговорим об этом. Честно. Но сейчас тебе нужно максимально думать о чемпионате.

Несколько странно вновь поддерживать общение, налаживая утраченную связь, но спустя несколько дней перед перелётом из Детройта в Миссури Эдвард делится со мной видео в ожидании посадки. Вид из окна на взлётно-посадочную полосу и предположительно тот самый самолёт, телескопический трап, стойка завершающей проверки билетов. Только я досматриваю ролик, как Эдвард звонит мне впервые за пять дней обмена исключительно сообщениями.

- Привет.

- Привет. Как настроение? Боевое?

- Не сказать, чтобы прям боевое, но короткая программа только девятнадцатого числа, а произвольная двадцать первого. Может стать лучше, наверное.

По его голосу понятно, что он не особо на это рассчитывает. Мы разговариваем совсем недолго, прежде чем объявляется посадка, и Эдвард говорит, что ему пора. Я желаю благополучного полёта и сижу с телефоном в руке ещё некоторое время после завершения звонка. Я не собиралась сегодня на каток, но отвлечься, пока Эдвард с Эшли в воздухе, неожиданно начинает казаться хорошей мыслью. На протяжении последующих дней я вряд ли ли смогу уделить этому достаточно внимания. Я смотрю все трансляции подряд, а в дни конкретно мужских прокатов ко мне приходит Джейк, чтобы мы посмотрели на его протеже вместе. Честно сказать, друг явно испытывает энтузиазма гораздо больше моего. Не то чтобы Брэндон катается откровенно ужасно, и по итогам всей соревновательной программы у мужчин он с уверенностью входит в семёрку лучших по стране, но я вижу недокруты и смазанные элементы, что едва не приводит к как минимум одному падению. Быть может, если бы я не знала Эдварда столь долго и не могла сравнивать с ним, Брэндон показался бы мне вполне достойным, однако я сомневаюсь, что хотела бы попробовать с ним даже в отсутствие вероятности воссоединиться с Эдвардом.

- Ну что думаешь? Седьмое место из двадцати одного не так уж и плохо.

- Да, наверное. Но тут всё равно много работы.

- Как и с любым одиночником. Многое с нуля. Но ты представь, сколько у тебя времени, и мы знаем, что трудности тебя никогда не пугали. С его седьмым местом его точно не отправят на международные соревнования, так что в феврале точно сможете начать. Уверен, Френк тебя возьмёт.

- Но не факт, что и Брэндона тоже, - отвечаю я, чтобы налить нам с Джейком ещё по чашке чая. На экране тем временем начинается подготовка к церемонии награждения. Ковровая дорожка, подиум, официальные лица, девушки, которые будут подносить медали и цветы.

Я помню ту атмосферу триумфа. Особенно когда ты побеждаешь на мировом первенстве в завершение сезона, и на ледовой арене исполняется гимн твоей страны. Всё было не зря. Вот какое чувство тогда посещает. Ты не зря вставал в несусветную рань вчера и многие годы до того, чтобы тренироваться, падать и снова вставать для продолжения тренировки. Всё это окупается с лихвой, а медаль на шее придаёт сил и мотивации доказать, что это не было случайностью, потому что более сильным соперникам повезло меньше. Что ты заслужил награду по праву колоссальными усилиями. И я хочу испытать это снова.

- Ты можешь и уговорить его, и вместе вы сделаете из парня классного партнёра.

Я отвечаю на это что-то неопределённое, а после завершения трансляции начинаются спортивные новости, в сюжет которых внезапно попадает и Эдвард. Как я понимаю, это репортаж с открытой тренировки, и ведущая передаёт слово корреспонденту в Миссури, который рассказывает о результатах у мужчин более детально, а также напоминает о старте соревнований среди пар, до которых остаётся меньше суток. Эдвард проезжает прямо перед камерой, уперев руки в бока, и на время скрывается из поля зрения. Но потом я различаю Эдварда за спиной корреспондента. Вместе с Эшли они осуществляют выброс, и после оборотов в воздухе она уверенно приземляется на правую ногу, согнутую в колене, вытягивая левую назад. Эдвард подъезжает к Эшли и что-то ей говорит. Репортаж заканчивается тем, что корреспондент передаёт слово обратно студии новостей.

- Однако это было довольно прилично, - замечает Джейк, - хотя вместе с тобой выброс был бы наверняка сложнее. И вообще...

Он смотрит на меня, и я тоже смотрю на него в ответ:

- Что вообще?

- Может, прозвучит бредово, но вас отличала не только совершенная техника. Вы были... Вы излучали словно магию. А у них с Эшли её нет. Я на полном серьёзе. И всё-таки мне не хочется думать, что ты так и будешь сидеть на этом диване, пока Каллен катается с ней. Встреться с Брэндоном, когда он позвонит, ладно?

Джейк собирается домой ещё до окончания новостного выпуска. Домой к невесте и будущему ребёнку. Я готовлю себе ужин, думая о магии с Эдвардом и про Брэндона. Парень может позвонить мне если и не завтра, то уже послезавтра. Ведь для одиночников соревнования официально окончены, и по идее оставаться дольше там просто незачем. Если только он не дружит с кем-то из пар и останется до конца, чтобы поддержать их. Исходя из слов Джейка, парню очень нужно и важно встретиться со мной. А я так и не определилась, нужно ли это мне. И внутри царит ощущение, что Эдвард и встреча с ним тут совсем ни при чём. Что я в принципе не хочу побеждать ни с кем, кроме него.

Я только-только заканчиваю с едой, сидя за столом на кухне, когда начинает звонить телефон. На экране высвечивается имя Эдварда вместе с его снимком, который я сама же и сделала. В один из летних дней полтора года назад. Уехав из Бостона, чтобы отдохнуть, мы проводили время на пляже в Санта-Монике. В лёгкой светлой майке с коротким рукавом и бежевых шортах Эдвард стоял между мною и кромкой воды, смотря куда-то вдаль, когда я его запечатлела. Одни из последних счастливых дней до падения и травмы.

- Да.

- И снова привет, - Эдвард ещё не звонил мне сегодня, но количество сообщений, которым мы обменялись, однозначно больше десяти, а то и двадцати. - Как дела?

- Всё так же, как и в прошлый раз, когда ты спрашивал. Только с тех пор заходил Джейк, чтобы посмотреть вместе трансляцию. И, кстати, мы видели тебя в новостях. Точнее, тебя вместе с Эшли. Это был красивый выброс.

- Спасибо, но ты вряд ли можешь судить объективно.

- Первым так сказал Джейк. Что это было довольно прилично.

- Он приходил... по-дружески, или вы снова..? Ну ты понимаешь.

- Нет, конечно, нет, - в течение мгновения отвечаю я. - Ты что? Думаю, двух раз нам обоим хватило с лихвой, чтобы понять, что это не работает. У него уже своя семья. Точнее, на подходе. Они с невестой не так давно узнали, что у них будет ребёнок.

- Это здорово. То, что он почти семейный человек. Кстати, который у тебя сейчас час?

- Без пятнадцати восемь. А у вас там сколько времени?

- На час меньше. Ты как бы в будущем, знаешь, - замечает Эдвард тягучим голосом. - Расскажи мне что-нибудь, Белла.

- Лучше ты мне. Как прошла тренировка? Или она ещё не закончилась?

- Нет, закончилась. Я уже у себя в кровати, и знаешь, о чём я думаю? О том, как раньше мы лежали вместе либо в твоём, либо в моём номере, не смотрели телевизор или прокаты конкурентов, а просто лежали. Мы перестали делать это, когда ты стала встречаться первой, но ведь сейчас мы оба свободны. Наверное, не было бы странно снова проводить так вечера, если бы это ты была тут. Или странно?

- Думаю, что не странно. С Эшли всё не так?

- Определённо нет и никогда не было. Но тренировка прошла неплохо. Я малость удивлён.

Эдвард не особо распространяется, чему именно он удивлён, а я и не настаиваю. Мы в основном говорим на отвлечённые темы, прежде чем закончить общаться минут сорок спустя. Я обнаруживаю это уже после завершения разговора. Позже от Эдварда приходит сообщение с пожеланием спокойной ночи. Я пишу в ответ ещё и пожелание удачи завтра. На следующий день он не особо общителен, но это и неудивительно. Когда мы катались вдвоём, в этом плане я тоже напоминала его. Уходила в себя, пропускала звонки от родных или игнорировала их намеренно, потому что вся нервничала, и попросту держалась рядом с Эдвардом, как с единственным человеком, рядом с которым могла обрести хотя бы подобие спокойствия. Мы действительно были командой, и я даже знаю, как это выглядело через объектив камеры на соревнованиях, а глядя на них с Эшли, когда наступает черёд их разминки, нетрудно заметить, что она словно сама по себе. Хотя у неё красивое платье. Светло-бежевого цвета, с чёрным пояском на талии и v-образным вырезом спереди с подкладом под ним. На спине также имеется вырез, а само платье украшено серебристыми и чёрными стразами. Более чем подходяще к светлым волосам Эшли на контрасте с тёмно-синими брюками Эдварда, в которые заправлена рубашка из той же ткани. Он не сразу смотрит на Эшли, направив взгляд прямо перед собой, а точнее в спину соперникам, пока они все стоят за бортиком катка и ждут разрешения выйти на лёд для разминки перед исполнением короткой программы. Но вот Эдвард поворачивает голову вправо и прикасается к руке Эшли. Что бы она ни думала в это самое мгновение, она соединяет свою руку с его рукой и шепчет беззвучно для меня и прочих телезрителей. Кивая, он тоже что-то говорит, прежде чем всем позволяется ступить на каток, и тогда я замечаю Эдварда, только когда на арене кратко предоставляют их пару. В своей разминке они будут выступать третьими, а после них на лёд выйдут ещё две пары. Всего пять программ, и станут известны результаты коротких прокатов. Мои нервы уже зашкаливают, невольно заставляя меня думать о том, чтобы вообще не смотреть, но я не прощу сама себе, если выключу телевизор.

Я сижу на самом краю дивана, когда спустя минут пятнадцать Эдвард с Эшли получают последние напутствия от своего тренера у борта. Они откатываются к центру катка, начиная двигаться с первыми нотами музыки. Я словно нахожусь именно там. Представляю, как сама бы совершала аналогичные движения руками, прыжки или те же вращения, в том числе и вместе с Эдвардом, и как он прикасался бы ко мне, прежде чем поднять надо льдом хватом рука в руке или совершить выброс. Но меня там нет, всё это делают они и не совсем безупречно. Я бы хотела не замечать, но у них и так не самые высоко оцениваемые элементы, и я почти уверена, что недокруты или не самые уверенные приземления точно будут замечены судьями. После выброса почти в самом конце программы Эшли и вовсе едва сохраняет равновесие, и когда музыка сменяется тишиной, по лицу Эдварда многое можно прочесть. Что он недоволен прежде всего собой, несмотря на то, что это было приземление Эшли. Но если вы пара, то зачастую виноваты оба, а не кто-то один. Вдвоём они оба слегка кланяются в знак благодарности публике, вслед за чем покидают каток. Эшли первой надевает накладки на коньки, в то время как, находясь чуть позади и ещё на льду, Эдвард только берёт защиту для лезвий из рук тренера. Он обнимает Эшли, а потом и Эдварда, на что тот впоследствии лишь качает головой, пожимая плечами. На экране запускают повтор некоторых элементов программы. Эдвард и Эшли ждут своих оценок на диване в специально отведённой зоне. Эшли сидит между тренером и Эдвардом и смотрит немного в сторону камеры, передавая привет родным. Эдвард просто ждёт в молчании, пока тренер не обращается к нему. Тогда Эдварду приходится ответить, и по его жестам я понимаю, что он не горит желанием обсуждать всё так скоро, но достаточно вежлив, чтобы сохранять терпение. Наконец женский голос, разносящийся по арене посредством микрофона, объявляет оценки. Оценки, с которыми Эдвард и Эшли занимают четвёртое промежуточное место, потому что впереди выступления ещё двух пар, и всё может перемениться. Эдвард и Эшли поднимаются с дивана, но камера уже снова переключается на лёд и следующих участников. И они, и заключительная пара исполняют свою программу фактически безукоризненно, но места распределяются, как второе и четвёртое соответственно. Таким образом, сначала Эдвард с Эшли спускаются вниз на пятое место, а потом и на шестое. Шестое место перед произвольной программой, когда в таблице нет плотности результатов, а есть отрывы в несколько баллов, не выглядит обнадёживающе. Мы с ним никогда не были в такой ситуации. Джейк был, но он изначально не хватал звёзд с неба. Ни разу за всю свою карьеру. Я могу только догадываться, каково сейчас Эдварду. Насколько именно плохо внутри. Ведь мы были победителями на чемпионате страны столько раз. Начинать сезон плохо на этапах Гран-при это одно, а впервые рисковать тем, чтобы не отобраться в состав сборной на мировом первенстве, это другое. Когда я звоню спустя время, Эдвард отвечает, хотя я уже думала, что он так и не поднимет трубку.

- Привет.

- Привет. Ты видела? - медленно спрашивает он, будто ему трудно спросить и убедиться, что я действительно смотрела. Но мы оба понимаем, что я бы не пропустила. Он знает об этом. Вне всяких сомнений.

- Да.

- Всего лишь шестое место. Ужас, правда? Точнее, мы были таковыми.

- Нет, не были. Будь вы ужасны, вы были бы в самом конце таблицы. Могло быть лучше, да, но при данных обстоятельствах вы вдвоём сделали всё, что могли.

- Мы с тобой сделали бы больше, - мрачным тоном замечает Эдвард, - я чувствую себя таким... разбитым и уставшим. Просто развалиной. Прости. На самом деле ты не должна всё это слушать.

- Полагаю, что должна. Ты всё ещё... близкий для меня человек, Эдвард. Знаешь, тебе нужно просто лечь пораньше. Сходи в ванну ненадолго, это тебя успокоит, и ты сможешь быстрее уснуть. И завтра ты не должен слишком рано вставать. Может быть, сходишь прогуляться по городу. Должно же там быть хоть что-то, чтобы посмотреть.

- Может быть, и схожу. Так ты отправляешь меня в кровать?

- Получается, что так. Но сказку, боюсь, не прочту, - в шутку добавляю я. Не знаю, откуда это взялось, я просто говорю. С Эдвардом мне никогда не приходилось фильтровать свои мысли.

- Вот как? И почему же?

- Я не знаю сказок и вряд ли сочиню что-то нормальное.

- Это плохо. Знаешь, у тебя однажды ведь могут появиться дети, и придётся тебе познакомиться с миром детской литературы.

- Или ты будешь приходить и выручать меня. Но сейчас иди в кровать.

- Тогда спокойной ночи, Белла.

- Доброй ночи, Эдвард.

Наутро следующего дня после завтрака я занимаюсь своими счетами. На лечение и восстановление после травмы ушло немало денег, несмотря на частичную материальную помощь со стороны Ассоциации фигурного катания, и хорошо, что у меня всё ещё есть четырёхгодичный контракт с Nike. Я заключила его практически сразу после прошлой Олимпиады, приняв участие в съёмке двух рекламных роликов с куртками и беговыми кроссовками, но всё это было ещё до травмы. Тогда же Nike позвали и Эдварда, хотя в случае с ним всё ограничилось лишь одними кроссовками. Тем не менее, его контракт тоже действует и по сей день, а я нахожусь на связи с представителями компании через персонального менеджера. Они заняты подготовкой новой кампании с моим участием. Не будь этого сотрудничества и прописанных в соглашении отчислений, моя ситуация была бы плачевной.

Спустя некоторое время я заканчиваю с оплатой всего, что необходимо. Как раз тогда мне поступает звонок с незнакомого номера. В принципе такое со мной случалось и прежде. Журналисты как-то находили способ со мной связаться по домашнему телефону и, когда Эдвард только стал кататься с Эшли, просили прокомментировать, что я думаю по этому поводу. Но тогда тут была мама, и она просто посылала всех куда подальше. А к тому моменту, как я поправилась и смогла обходиться без помощи, эта тема уже стала старой новостью и исчерпала себя. Но сейчас звонок поступает на телефон сотовый, не на домашний.

- Алло, - отвечаю я, скользнув пальцем по сенсорному экрану. - Я слушаю.

- Здравствуйте. Это Белла Свон? - на том конце довольно приятный мужской голос. Не похожий на тот, с которым говорят журналисты, но кто знает. На всякий случай я сосредотачиваюсь, закрыв уже ненужные вкладки в ноутбуке. Сейчас ведь тоже могут звонить из СМИ. Спрашивать, что я думаю об Эдварде и Эшли в контексте их короткой программы.

- Да, это я. А вы, собственно, кто?

- Простите, я не представился. Я Брэндон Миллз. Мне ваш номер дал Джейкоб. Он сказал, что вы не против, чтобы я позвонил. Но если у вас что-то изменилось, то извините.

- Нет, всё в порядке. Да, он говорил о тебе. Не против, если мы перейдём на «ты»? Ты не сильно старше меня, и я тем более не старше тебя, чтобы общаться на «вы».

- Не против. Извините... то есть извини, что я вот так позвонил. Но я решил поехать сразу в Бостон, не заезжая домой после чемпионата, и я сейчас в аэропорту. Я найду отель, если у тебя нет возможности встретиться.

- Не стоит. Мы можем встретиться на ледовой арене, где я катаюсь. Тебе проще поймать такси. Я пришлю тебе координаты сообщением и заплачу за машину.

- Это точно удобно?

- Да, Брэндон, удобно. Я встречу тебя снаружи арены.

- Спасибо, Белла. До свидания.

- До свидания, Брэндон.

Собравшись, я выезжаю в сторону ледового комплекса своим обычным маршрутом. По приезду у меня ещё есть время зайти внутрь и посмотреть, насколько сейчас свободен каток. Я бы приехала вечером, как и всегда, но Брэндон уже в городе. Было бы не совсем правильно оттягивать встречу. Может быть, так он сможет улететь домой без необходимости ждать утреннего или дневного рейса. На катке тренируется пара будущих юниоров в танцевальной дисциплине, но их тренер меня узнаёт и совершенно не возражает против того, чтобы потесниться. Мы говорим ещё немного, и, немного подумав и решившись, я обращаю его внимание, что мальчик периодически совершает явно выраженный разбег. Я далека от танцев, но примерно знаю о необходимости поддерживать скорость танцевальными шагами.

- Говорил ему и не раз. Забывается. Они ещё молоды. Двенадцать лет. Ты вроде бы тоже пришла примерно в их возрасте.

- Да. Мы тоже забывались. Но это временно. Они станут внимательнее, как и мы.

- Уж надеюсь на то. Дерек. Что я говорил про шаги? Шаги и только шаги.

Я улыбаюсь про себя, когда отступаю от бортика, чтобы пойти за Брэндоном. Несмотря на мои слова, он оплатил такси от аэропорта сам, и через пару-тройку минут мы останавливаемся у мужской раздевалки. Я дожидаюсь парня на льду, хотя без коньков. Мальчик с девочкой всё ещё катаются, но теперь слегка в стороне. У обоих развернуты плечи, и закреплена спина. Девочка скользит назад, мальчик двигается вперёд, и его правая рука находится на левой лопатке девочки. Девочка же прикасается левой рукой к правому плечу своего партнёра, и, глядя на них, я вспоминаю нас с Эдвардом. Я оборачиваюсь, когда слышу шаги позади. Брэндон выезжает на лёд с очевидным волнением на лице.

- Что мне сделать?

- Не покажешь свою короткую программу, если тебя не затруднит?

- Конечно.

Брэндон начинает слева от меня, и первый прыжок он выполняет на довольно высоком уровне. Четверной сальхов, тройной тулуп. После он заходит на аксель, который выглядит ничем не хуже. Но на стадии четверного тулупа вся программа словно разваливается. Брэндон падает, прежде чем последующий каскад из прыжков на соревновании был бы явно чреват снятием баллов. И впоследствии, ещё несколько элементов спустя, после тройного лутца Брэндон приземляется тоже не совсем удачно. Он пытается сгладить впечатление вращениями и дорожками шагов, пока ещё один аксель снова всё не портит. Я не хочу быть жестокой, очень не хочу, но успокаиваю себя тем, что никому ничего не обещала. Часто дыша, Брэндон подъезжает ко мне с руками, вытянутыми по швам. Он старался, я видела. И необязательно он будет плох в дальнейшем. Но рисков с ним на порядок больше, чем если бы раньше он уже выступал с кем-то в паре.

- Ты молодец, Брэндон.

- Спасибо, что говоришь это, хоть я и налажал. И спасибо, что встретилась со мной.

- Тебе спасибо, что проделал весь этот путь, - должно быть, Брэндон и сам понимает, что я намереваюсь сказать. - Я видела тебя на чемпионате. Ты техничен, но ты словно ждёшь падения, выражение твоего лица меняется, а ты не жди. Знаю, легче сказать, чем сделать. Просто постарайся не думать о публике, ладно? На тебя смотрят, но ты должен быть погружённым в себя и в свой прокат. Есть только ты, твоё тело и лёд под коньками. В моём случае был ещё и партнёр, но в целом... Ты понимаешь, что я пытаюсь до тебя донести?

- Да. Да, понимаю. Спасибо, Белла. Прости за отнятое у тебя время.

- Не извиняйся. И если тебя это успокоит, то в последний раз, когда я налажала, я получила травму и выбыла, так что всё остальное не в счёт. Тебя подвезти в аэропорт?

- Нет, я справлюсь сам.

- Хорошо, но эту поездку точно оплачу я, и возражения не принимаются.

Мы не обнимаемся на прощание, ничего такого, однако расстаёмся на хорошей ноте. Пользуясь случаем, я решаю немного покататься, но не сильно долго, чтобы вернуть лёд юной паре. Я прогреваю машину, прежде чем поехать обратно домой, только в ней и обнаруживая непрочитанные сообщения и пропущенный звонок от Эдварда. Всё потому, что мой телефон остался в кармане пуховика, а пуховик был в раздевалке. Сообщения содержат лишь фото с прогулки и слово «привет», и я просто набираю номер сама. Но Эдвард не отвечает. Судя по времени, он может быть и на тренировке. Я еду домой, положив телефон на сидение, чтобы при необходимости точно услышать. Но всё это не имеет особого смысла. Я звоню ещё пару раз, уже будучи дома, всё с тем же результатом. Эдвард даёт о себе знать лишь к вечеру. Опять-таки его голос звучит измотанным.

- Привет. Не слышал от тебя ничего целый день. Ты была занята?

- Привет. Да и ты как бы пропал. Но да, мне нужно было кое-что сделать. А ты всё-таки выходил. Это хорошо, я рада.

- Мне вроде пошло на пользу.

- Послушай, я... Я готова, Эдвард. Если ты ещё не передумал насчёт нас, как пары.

- Ты согласна? Правда, согласна?

- Да, я согласна вернуться с тобой.

Может, дело в детях, которые напомнили мне про то, какими мы были, а может, в глубине души я знала о своём грядущем выборе ещё в ту секунду в раздевалке, но теперь это целиком осознанное решение. Только теперь. Эдвард вдыхает столь шумно, будто не дышал несколько минут кряду.

- Поверь, ты не пожалеешь. Будем двигаться в твоём темпе. Я приеду, и сразу договоримся встретиться с Френком.

- Я не общалась с ним с тех пор. Не уверена, что он обрадуется, если мы позвоним, чтобы вроде как просто поздороваться.

- Всё получится. Мы его уговорим. Доверься мне.

Я соглашаюсь, преисполненная энтузиазмом Эдварда, который передаётся от него ко мне. Во второй и заключительный день соревнований среди пар Эдвард с Эшли исполняют произвольную программу намного лучше, чем короткую, без срывов элементов и видимых погрешностей, и хотя им не удаётся исправить своё положение до уровня третьего-четвёртого места, по сумме баллов и после выступления всех участников они перемещаются на одну строчку вверх, становясь пятыми среди двенадцати пар. Пятое место это не самый оптимальный вариант с точки зрения отбора на Чемпионат мира и Чемпионат четырёх континентов. Но Эдвард будто бы уже готов ко всем объявлениям сверху, связанным с составом сборной. Когда на следующий день он прилетает в Бостон и появляется у меня незадолго до половины седьмого вечера, я сомневаюсь, что ему доводилось заглядывать в интернет в последние часы. Ну, если он провёл их между аэропортами и в воздухе. Только потому я заговариваю об этом вслух.

- Вы с Эшли будете запасными. Но только на Чемпионате четырёх континентов. Это официально. Огласили часа три назад.

- Да и ладно. Эшли сказала, что она в любом случае никуда не поедет. Даже если нас выберут на Чемпионат мира не запасными. Видимо, у нас с ней всё уже сутки как. Со вчерашнего вечера. И, к слову сказать, я связался с Френком, пока ехал в аэропорт днём. Поздоровался в одиночку. Встречаемся с ним завтра вечером, - Эдвард ошеломляет меня своими словами. Я так и смотрю на него, когда он говорит с просящей тональностью. - Можно мне остаться на ужин, как раньше? В самолёте кусок в горло не лез.

- Мог и не спрашивать. Курица и салат с авокадо подойдут?

Мы ужинаем вдвоём, прежде чем Эдвард уходит спустя время. Назавтра он заезжает за мной, чтобы поехать на арену вместе. В назначенное время Френк уже там. Сидит на одной из трибун по центру второго ряда. Осматривает нас внимательным и всё равно что сверлящим взглядом, слишком пристальным, чтобы можно было считать, что Френк хотя бы на десять процентов жаждет заниматься с нами снова. Не моргая и не разрывая зрительного контакта исподлобья, он красноречиво приступает сразу к главному:

- Ну и с чем вы двое пожаловали? Готовы начать с нуля? - голос у него такой же, как и взгляд. Напряжённый и пронзительный. - Вы ведь понимаете, что все ваши результаты за давностью времени в расчёт уже никто не возьмёт? А значит, да здравствует трёхступенчатая система отбора даже просто на чемпионат страны. Региональный этап, секционные соревнования, и только потом сам чемпионат, если доберётесь.

- У меня была травма ноги, а не головы, Френк. Мы медалисты последней по времени Олимпиады, имеем право участвовать без отбора, - тут же отвечаю я. - Никакой трёхступенчатой системы.

- Твоя взяла, признаю. Но что с прыжками? Предполагаю, что ничего и никак. И ты, Эдвард, оставляешь желать лучшего. Откуда уверенность, что выгорит?

- Мы уже катались, Френк. Без поддержки и прыжков, но мы помним те программы. - подключается к разговору Эдвард, не утрачивая рассудительности и трезвого подхода к делу только потому, что Френк относится к нам с недоверием или даже скепсисом. Эдвард абсолютно спокоен. Трогательный в своей решительности, он явно не собирается умолять или что-то подобное, чтобы переломить ситуацию. - Они подзабылись другими. Можем немного изменить порядок элементов и добавить новые, заменить музыку, и всё. Нам даже не нужен хореограф заново. Мы и сами поймём, что нам больше подходит.

- Так вы уже всё продумали, и теперь вам нужен я?

- Вы лучший, Френк. Для нас. Вы были с нами с самого начала. Мы многое вместе пережили. С кем, если не с вами?

Френк переводит взгляд в сторону льда, скрестив руки в замок. Лёд сейчас пустой. Блестящий. Залитый машиной по окончании дня после всех, кто катался на катке сегодня. Френк вновь концентрируется на нас. И посреди всего напряжения и тишины едва заметно кивает головой. «Так давайте сделаем это», - словно говорит его взгляд, - «но одно несогласие, и вам придётся забыть, как меня зовут».



Будильник, звонящий над ухом, пробуждает меня в семь утра. Мой старый режим дня снова стал новым. С месяц как. После Чемпионата четырёх континентов. Со слов Эдварда Эшли говорила всякое, но ещё когда Эдвард рассказал мне о об этом, я отнеслась к её заверениям с определённым уровнем недоверия. И в итоге пару так и обязали поехать в Корею в статусе запасных. Это не понадобилось, но, тем не менее, они были там в десятых числах февраля. И вернулись лишь двадцатого числа вместе со всеми, кто представлял страну. Спортсмены, их тренера, персонал вроде врачей и массажистов. На этом и закончилась совместная карьера Эшли и Эдварда. На поездке, которая была абсолютно лишней и не принесла им ровным счётом ничего, кроме зря потраченного времени и разочарования. Они ещё не делали никаких официальных заявлений, но Эдвард приехал оттуда как в воду опущенным. Теперь его отпустило, а вот в первую неделю он доводил себя буквально до изнеможения. Причём не на катке, а в тренажёрном зале через каждые два дня. Одно время, когда нам было слегка за двадцать, я тоже пыталась ходить туда с Эдвардом, но я ненавидела так потеть и в итоге выбрала гиротонику за сочетание в ней элементов йоги, танца, гимнастики и плавания. Тоже нагрузка, и тоже способ бросать вызов телу, но расслабляющий и более целебный. Так мне кажется. Но Эдвард любит колотить по грушам, бегать и иметь дело с тяжестями. Отсюда и все его потрясающие мышцы с мускулами. Хотя сегодня никто из нас не собирается куда-то, кроме катка, и мне скорее предстоит бросить вызов своей голове, нежели физической выносливости. Я думаю о том, чтобы совершить прыжок. Или позволить Эдварду меня поднять. Прошёл уже месяц. Кажется, если тянуть ещё дольше, мы никогда не начнём переделывать программу, сначала откатав её от начала и до конца, чтобы Френк записал видео, и он просто пошлёт нас куда подальше. Кататься в своё удовольствие зачастую без присутствия тренера с перерывами на второй завтрак и обед, конечно, приятно, но сколько ещё это может продолжаться?

Я заканчиваю с чашкой овсянки, в которую добавила чернику. Время без пятнадцати восемь утра. Поначалу я ездила на тренировки за рулём собственной машины, пока Эдвард как-то не предложил забирать меня, а по вечерам привозить обратно домой. Он фактически настоял, что наматывать круги из-за того, что мы живём в разных районах, совсем не проблема для него. Я согласилась, желая быть с ним как можно больше. Не только на тренировках в течение пяти-шести часов, но и хотя бы по пути туда-обратно. Теперь он приезжает за мной на своём ниссане, скидывая сообщение, будучи внизу. И сегодня всё точно так же. Без изменений. Мы добираемся на арену довольно быстро. Френка там нет. Если он и появляется, то всегда позже. Как правило, в полдень. Думаю, всё будет иначе, как только мы перейдём к настоящей работе. Я выезжаю на каток чуть раньше Эдварда. Приступаю к разминке и, привыкнув к температуре, остаюсь в кофте без куртки. Он появляется минуты через две в перчатках, как и я. Мой голос звучит тише, чем я намеревалась и хотела, чтобы он звучал, однако я продолжаю говорить:

- Я тут подумала, что нам нужно сделать главное. Пришла пора. Уже конец марта, и то, что мы просто катаемся, начинает беспокоить меня гораздо больше необходимости прыгнуть или того, чтобы ты меня поднял.

Эдвард проходится руками в перчатках по волосам. Грубо и нещадно. Выдохнув остатки воздуха из лёгких, Эдвард встречается с моими глазами вопросительным глубоким взглядом.

- Ты точно хочешь попробовать? Если ты не уверена хоть немного, хоть на один процент, мы не станем. Я не стану. И причём здесь конец марта? Первые соревнования у нас лишь в октябре.

- Да, знаю, но я хочу, и я готова. Сейчас. Точнее, мне это необходимо. Почувствовать себя... полноценной.

- Ты и так полноценная, Белла, - за мгновение хмурится Эдвард, и от этого на его лбу залегают три продольные линии, а на переносице возникает межбровная складка. - Что ещё за глупые мысли?

- Но это мои мысли. Ты слышишь, что я говорю? Всё словно не так, пока мы ограничиваемся вращениями или тодесами. Давай просто сделаем это, - я не могу толком объяснить. Да и не хочу объяснять. Я просто хочу сдвинуться с точки, наверное. С мёртвой точки, если уж быть совсем точной. Эдвард продолжает хмуриться, но уже не настолько сильно что ли.

- Что ж. С чего мне начать? Как к тебе... прикоснуться?

- Давай ты поедешь назад, я соответственно вперёд, и ты возьмёшь меня за левую руку. Я протяну тебе правую, и мы сделаем поддержку. Рука в руке. И дальше как в той поддержке из произвольной программы.

Эдвард трёт руки о штаны. Два раза подряд. Вниз и обратно вверх. Он подъезжает ко мне и прикасается к моей левой руке, как я и сказала. Нежно, но с сильным обхватом ладони и пальцев. По-моему, если сравнивать, я нервничаю и то меньше. Но мы не говорим больше ни о чём. После серии вдохов и выдохов, от которых моё сердце начинает биться ещё быстрее, Эдвард просто тянет меня за собой в медленном темпе. Оторвав левую ногу после попеременного скольжения на обеих ногах, я немного вращаюсь на правом коньке туда-обратно по типу бумеранга, прежде чем Эдвард уверенно дотягивается до моей правой руки в воздухе над нашими головами. Мы смотрим друг на друга. Глаза в глаза. Медлить и дальше исчезает всякая возможность. Либо мы закончим и выполним элемент, либо необходимо тормозить. Но я не хочу. Я отталкиваюсь ребром правого конька, и Эдвард поднимает меня, насколько хватает наших рук. На скорости перед глазами всё сливается в расплывчатое пятно, но я думаю лишь о том, что я смогла, всё-таки смогла, и потому мы смогли. Эдвард держит меня обеими руками уверенной хваткой и вращается, скользя по льду по-прежнему назад. Решившись, я меняю позицию, выгибаюсь, чтобы сложиться туловищем и обхватить правую ногу руками. Теперь руки Эдварда на моих бёдрах, иногда две, иногда только одна. Он ловит меня, находящуюся в горизонтальном положении, спустя ещё несколько вращений против часовой стрелки и переворачивает, чтобы поставить на ноги. Я преодолеваю пару метров вдоль бортика, пока не разворачиваюсь к Эдварду, и он словно только этого и ждал. Его руки смыкаются вокруг моего тела, приветствуя сделать то же самое в ответ. Ощущать его столь близко обнимающим невероятно крепко значит для меня не меньше, чем всё, что мы только что сделали. Это... равноценно. Я не могу отделить одно от другого и думать, что для меня важнее быть парой, нежели друзьями, или наоборот. Я хочу... всё.

- Ты в порядке?

- Да. Да. Более чем в порядке. Нам нужно...

- Повторите снова.

Голос Френка обрывает меня на полуслове. Он стоит за бортом, требовательный и без сомнения подразумевающий именно это. Чтобы мы повторили поддержку снова. Он сегодня рано. И это непривычно. Но до его появления я и сама собиралась сказать то же самое. Что нам нужно всё повторить. Эдвард кивает, прежде чем сдвинуться с места. Мы заходим на поддержку повторно. После дорожки шагов и совместного перемещения. Эдвард не сводит с меня взгляда, наделяющего дополнительной уверенностью в своих силах. Мы двигаемся интуитивно, так, как это было прежде сотни раз. Ощущение, которое я забыла, но оказалось, что тело, руки и ноги помнят. Как двигаться, чтобы выглядеть грациозно и красиво, и даже как правильно дышать ради распределения дыхания до момента, когда можно будет снова вдохнуть по окончании выполнения элемента. Эдвард вращается быстрее, чем в первый раз, наша скорость выше, но мне не страшно. С ним не страшно. С ним хорошо и правильно. Всегда так было. И все границы, которые и так существовали лишь в моей голове, исчезают совсем. Разбиваясь вдребезги на мелкие куски, когда Эдвард вновь переворачивает меня в воздухе, надёжно прижимая к своему телу, прежде чем отпустить в самостоятельное перемещение по катку. Внутри от самого сердца распространяется чувство эйфории. И ещё больше я ощущаю её, стоит приблизиться к Эдварду и скользнуть правой рукой на его спину. В ответ он улыбается мне слегка кривоватой и оттого ещё более милой улыбкой, а левая рука спокойно обхватывает мои плечи. Мы останавливаемся только у самого бортика напротив Френка, который прислоняется к ограждению перед первым рядом сидений. Смысла что-то спрашивать попросту нет. Френк из тех, кто скажет всё сам, если ему есть что сказать. А если нет, то это равно похвале. Хватит десяти или максимум пятнадцати пальцев, чтобы посчитать все случаи, когда он хвалил нас именно вслух. Не хочется признаваться, но затянувшееся молчание начинает давить на нервы. Это не то же самое, что безмолвная похвала. Наконец он скрещивает руки на груди и говорит:

- Осанку надо держать. Относится к вам обоим. И выход с поддержки тоже надо додерживать. Но поддержка потрясающая. Готовы приступить к настоящей работе?

- Всегда готовы.

- Это только время покажет, - Френк указывает наклоном головы в сторону льда. - Тройной тулуп. И потом выброс. Тройной флип. Начали.

В течение многих часов мы делаем всё, что говорит Френк. Выбросы, тодесы, совместные вращения в ласточке и приседе, параллельное и последовательное построение, прыжки. В перерыве на ланч мы прогуливаемся, чтобы перекусить и купить фрукты, чтобы восполнять силы позже, но к концу дня у меня всё равно болит всё, что только можно. После многочисленных самостоятельных прыжков, которые я испортила приземлением всего-то раз десять из тридцати. Я на самом деле ожидала худшего, но, видимо, нужно было просто начать, чтобы оказалось, что не всё так ужасно.

- Слушай. А если мы съездим поужинать в гости к моим родителям? - Эдвард останавливается около моего подъезда и глушит двигатель, поворачиваясь ко мне. - Ты устала, я устал, а у них всегда есть много еды.

- Да, я помню. Твоя мама может приготовить всё, что угодно. Но как мы им всё объясним?

- Объяснять не придётся. Я сказал им про нас где-то с неделю или полторы назад. А ты что, своим не говорила?

- Не говорила.

- И почему?

- Потому что не о чем особо говорить. Как ты и сказал, сейчас лишь март, и мы ведь не завтра куда-то едем, если вообще поедем. Я не имею в виду, что уйду, но рассказать я всегда успею. Не знала, что это так важно для тебя, и что ты расскажешь родителям уже так скоро. Хотя, наверное, в твоём случае это просто имеет больше смысла. Они ведь здесь, вы в одном городе.

- Ну да, в одном городе. Но я сказал, потому что для меня это действительно имеет значение. Я не должен был тебя бросать. Ни как друг, ни как партнёр. А я сделал всё это. Сначала одно, а потом и другое. И я всё ещё злюсь на себя за это.

В тускнеющем свете дня Эдвард прикасается к моему плечу через ткань пальто. Я смотрю в его глаза, которые выглядят ранимыми, и не могу остаться равнодушной к их выражению. Так и хочется тоже дотронуться в ответ, и, потянувшись, я беру руку Эдварда в свою. Она слегка прохладная, вероятно, из-за обшивки руля после того, как машина много часов стояла на улице.

- Прекращай, ладно? Я же на тебя не злюсь, и ты не должен. И мы обязательно как-нибудь поужинаем вместе с твоими родителями, но не сегодня, ладно? Я хочу в ванну, поесть что-нибудь перед телевизором и рухнуть в кровать, скажем, в десять, - будто задумавшись о чём-то своём, Эдвард смотрит на наши руки, прежде чем немного стиснуть пальцы вокруг моей ладони. Мне не больно, нет, но вроде как непривычно. Мне привычнее держаться за руки на льду, а так, как сейчас... Я не знаю. - Ты в порядке?

- Да, всё нормально. Тогда я тебя провожу. Отнесу сумку. Пойдём.

- Ладно.

Перед уходом Эдвард желает мне спокойной ночи. Я отвечаю взаимностью и остаюсь одна, принимая душ, ведь по факту мне совсем не хочется заснуть в ванной. Я ем тем, что нахожу в холодильнике, а именно яичницей и рыбой, в то время как на фоне включён телевизор на спортивном телеканале. Там говорят о разных видах спорта, пока не переключаются на тему чемпионата мира по фигурному катанию, стартующего уже двадцать восьмого марта. Это всего через несколько дней. В репортаже довольно подробно освещается то, кто будет представлять страну на мировом первенстве, и строятся прогнозы на его исход, а именно стоит ли ждать медалей от соотечественников. Я не особо слушаю и вообще переключаю канал, когда эксперты в студии начинают обсуждать то, как за невероятно короткий срок Эдвард из победителя превратился в аутсайдера, и обратим ли этот процесс, или пора вешать коньки на гвоздь. Отвратительные люди. И ещё труднее осознавать, что есть лишь один единственный способ заткнуть им рот. Труднее потому, что они используют слова, но чтобы доказать, как они ошибаются, не хватит никакого словарного запаса. Все эти эксперты, быть может, станут думать иначе, только если вернуться и снова привезти медаль с Олимпиады в следующем году. Эта мысль словно подстёгивает меня на протяжении последующих дней, а потом и недель. Я привыкаю к боли в мышцах и суставах, постепенно свыкаясь с ней, а потом она и вовсе становится несущественной. Тем, что вроде и есть, но на что перестаёшь обращать внимание. Спустя это время, которое было в достатке уделено нами отработке элементов и частично иному построению программы, я просто уже хочу, чтобы мы откатали её безупречно хотя бы раз. И хочу сегодня. Не завтра и не после пары дней отдыха, а именно сейчас или хотя бы минут десять спустя. У нас же получается фактически всё. Ну, кроме двух элементов. Или трёх, если учесть тот выброс, после которого я всё ещё не могу устоять полноценно, и меня ведёт куда-то не туда. И особенно обидно, что этот выброс почти в самом конце короткой программы. Вот и сейчас я опять выезжаю недостаточно качественно и ровно, и моя левая нога, которая должна быть идеально прямой, так и норовит согнуться в колене. Чёрт, чёрт, чёрт. Мы заканчиваем прокат секунд тридцать спустя, но именно столько времени я уже и охвачена недовольством самой собой.

- Ещё, - я едва позволяю себе отдышаться, когда поднимаю глаза вверх от созерцания поцарапанного коньками льда и нахожу взглядом Эдварда в нескольких метрах у борта. Там Эдвард пьёт напиток, восполняющий жидкости, теряемые организмом во время тренировок, и оглядывается было на Френка, но тот сидит словно безучастный на своём обычном месте. Какой бы реакцию Эдвард не хотел получить, он не получает ничего и смотрит вновь на меня поверх бутылки. Наконец он отставляет её на бортик и одновременно произносит со странным раздражением:

- Никаких ещё, Белла. Хватит уже на сегодня. Я устал, ясно? У меня уже шея затекла, и я едва могу ею двигать, чтобы смотреть на тебя при подкрутке. Хочешь, чтобы я не поймал тебя или что?

- Ты обязательно поймаешь. Я тебя знаю. Ещё никогда не было такого, чтобы ты не ловил. Ещё один раз, и всё. Я чувствую, что мы можем исполнить всё чисто.

- Белла, время уже шесть. Мы тут с девяти утра. С девяти, понимаешь? Я несу ответственность за тебя и твою жизнь. Мне ни хрена не нужно повторять твоим родителям, как мне жаль, сотни раз, если с тобой что случится по моей вине, - Эдвард кричит на меня на весь каток, активно подкрепляя словами жестами рук. - Да я сам себя никогда не прощу. Что вообще с тобой творится? Недели две точно сама не своя.

- Ничего со мной не творится. Я просто хочу сделать это. Сегодня. И потом, я клянусь, мы все отправимся по домам.

- Так вы двое будете сегодня кататься ещё раз, или я могу не ждать, пока вы закончить с выяснением отношений? Честное слово, если бы я хотел послушать ругань, то был бы сейчас дома и смотрел с женой один из её любимых сериалов. Там без этого почти ни одна серия не обходится. Не поверите, но с вами я словно отдыхаю. Поэтому либо ещё один прокат через пару минут, либо я ухожу, а вы оставайтесь спорить хоть до утра.

Эдвард повторно смотрит на Френка, но я смотрю лишь на Эдварда. Наконец он зло отталкивается от бортика рукой:

- Ладно, но только один раз. Не получится идеально, значит, не получится.

Мы занимаем исходное положение по центру катка, и Френк включает нашу прежнюю музыку. Всё это время мы так и тренируемся под неё, но впоследствии найдём новую. Более динамичную и не такую грустную. Тогда мне нравилась лиричное настроение, а сейчас хочется чего-то совершенно иного. Вот это нам и предстоит найти. Но у нас ещё есть время. Мы останавливаемся на льду с опущенными руками, смотря вниз, прежде чем посмотреть друг на друга с первыми нотами музыки и совершить вращение вокруг своей оси для возвращения в изначальную позицию. Расстояние между нами ничтожно, и Эдвард скользит ладонью мне по талии, чтобы начать совместное движение. Я отталкиваю его руки со своих плеч в соответствии с сюжетом программы через несколько секунд. Мы оба совершаем дорожки шагов, я двигаюсь впереди, а Эдвард чуть позади. Но потом мы перестраиваемся дважды подряд с короткими промежутками, и только тогда Эдвард берёт мою правую руку в свою левую ладонь. Это словно сигнал, напоминание, что до подкрутки осталось не более десяти секунд совместного скольжения. Но всё это время моя рука так и находится в руке Эдварда. Сначала правая в его левой, а потом наоборот. И вот тогда мы и заходим на элемент. Тот самый, когда Эдвард должен меня поймать после оборотов в воздухе и снова опустить на лёд. Я знаю, что он поймает. Непременно поймает. Что бы ни было. Это... доверие. Вера. Чувство, что он не подведёт. Его руки почти больно обхватывают меня с боков, что напоминает отвести правую ногу назад и подготовиться. Я скольжу только на левом коньке и им и отталкиваюсь, помогая Эдварду меня закрутить. Он отпускает меня, я вращаюсь в воздухе быстро, неспособная различить что-либо, и так же скоро Эдвард ловит меня. И это безопасность. Я в безопасности в его руках и с ним. Он обхватывает мою правую руку левой, я двигаюсь назад на полусогнутой правой ноге, двигаюсь с ощущением его зрительного контакта, и кажется, нет ничего, что мы не сможем сделать вместе, если не сдаваться. Мы передвигаемся раздельно друг от друга, параллельное построение переходит в последовательное и наоборот, и я различаю Эдварда лишь боковым зрением, как и он меня. Мы наблюдаем друг за другом перед прыжком. Всё, чтобы добиться синхронности движений. Скольжение на левом коньке, смена опорной ноги, чтобы оттолкнуться единственно верно и исполнить тройной тулуп. Приземлившись на правую ногу, я следую за Эдвардом, мы сближаемся в метре от борта, и я жду руку на своей талии, когда сама мгновением раньше обнимаю Эдварда за шею. Моя спина соприкасается с его телом выше пояса. Мы скользим так вместе несколько секунд, и я не могу не чувствовать особенного тепла, несмотря на холод ото льда. Эдвард не сразу отнимает руку, лишь в самую последний миг перед сменой позиции, чтобы отдалиться позади меня. Слаженно мы оба оттягиваем правую ногу назад, прежде чем пальцы Эдварда плотно смыкаются вокруг моей лодыжки над коньком. Я не вижу, как это происходит, только ощущаю их так, будто на мне тонкие колготки, а не тренировочные штаны. И потом Эдвард снова берёт меня за руку, тянет за собой, ведущий и сильный. Я подаюсь ближе перед выбросом, ладони вновь оказываются с моих боков, и сердце бьётся совсем сильно. Я едва не забываю оторвать правую ногу ото льда перед выбросом. Выбросом, который мне не давался, но теперь всё наконец складывается так, как нужно. Я выезжаю на правой ноге, выпрямляя левую. Наконец-то. Наконец я это сделала. Но расслабляться ещё не время. Совместное скольжение. Рука в руке. Перед поддержкой. Эдвард поднимает меня и вращается вместе со мной. Против часовой стрелки. В ускоренном темпе я вижу трибуны и силуэт Френка. Он вроде бы держит камеру в руках, но на скорости сказать трудно.

Чуть погодя, наклонившись вперёд из своего положения, я дотягиваюсь левой рукой до правого плеча Эдварда со спины. Теперь он держит меня за левое бедро и правую руку, но ещё спустя секунду только за бедро, красиво опустив одну из рук и сохраняя её вытянутой в сторону. Когда-то мне было страшно при таких поддержках из-за необходимости полагаться лишь на одну руку, но со временем страх ушёл. Рука Эдварда не дрожит, и он ровно возвращает меня на скользкую поверхность льда. Осталось совсем немного. Мы выполняем тодес, а потом раздельные вращения, соединяя их дорожкой шагов. Комбинация из различных вращений подводит итог программе, но заканчиваем мы совсем эффектно. В приседе я скольжу по льду правой коленкой, сгибая левую ногу в колене в самом конце. Одновременно с тем, как Эдвард приседает рядом, вытянув правую ногу назад и ударяя правой рукой по льду. Музыка заканчивается точь-в-точь в момент соприкосновения. И снова я понимаю, что она больше не подходит. Потому что мы прежде концовка программы была иной. Мы изменили её. И теперь нужен аккорд, который подчеркнёт удар ладонью. Но пока я пытаюсь прийти в себя и осознать, что мы справились. Что я настаивала не зря. Грудь часто вздымается, когда я встаю на обе ноги и поднимаю глаза на Эдварда. Он тоже выпрямляется, двигая головой, и я сильно, но максимально бережно обхватываю его шею руками. Всё моё тело дрожит от радости и адреналина, что я осознаю, лишь замерев в объятиях Эдварда и опустив голову ему на плечо. Он тихо стонет, ведь, возможно, у него болит и плечо, но он не из тех, кто привык жаловаться и жалуется по любому поводу.

- Прости.

- Не извиняйся. Это всего лишь усталость. Посплю, и всё пройдёт. Вот только отвезу тебя домой.

Мы уходим со льда, переступив через невысокий порог, где Френк протягивает нам накладки. Он не делал этого ни разу за все эти недели с тех пор, как мы начали тренировки. Он не уходил прежде времени, но предоставлял нам самим заботиться о такой ерунде. Но сегодня, сейчас он кажется гордящимся нами. В уголке его губ содержится намёк на улыбку, когда он сначала отдаёт накладки мне, а потом и Эдварду, едва заметно пожимая плечами:

- Ну теперь-то ты довольна, упрямица?

- Да, теперь да. Ты снял?

- Да. И уже отправил тебе, не дожидаясь, когда ты попросишь. Идите собирайтесь и отдохните эти два дня. Вы заслужили.

- Спасибо, Френк, - Эдвард кивает ему, прежде чем тот уходит. Мы остаёмся один на один, надевая накладки на коньки. Тем временем в другой стороне катка уже открываются ворота, чтобы на каток выехал машина для заливки нового льда. Наверное, рабочий день сотрудника уже вполне мог закончиться, но к нам никто не подходил ни с просьбой уйти, ни с вопросом, когда мы собираемся завершить тренировку. Иногда я думаю, что нравлюсь здешнему руководству. В смысле как фигуристка. Иначе отчего мне никогда не отказывали в том, чтобы порой я каталась по льду, по идее подготовленному уже к следующему дню?

- Шея сильно болит?

- Не сильнее, чем в былые времена. Ничего. Завтра схожу на массаж и забуду об этом. Ты была великолепна, Белла.

- Без тебя ничего бы не вышло, - говорю я, ведь это, и правда, так. Каждый из нас не сам по себе. Мы вместе. Как пара, мы в одинаковой степени ответственны за свой успех или же неудачу. Так всегда было. И сейчас всё снова так. У нас общая цель. Я чувствую, пусть мы и не говорим об этом вслух. - Ты тоже был великолепен. Встретимся у машины?

- Без тебя не уеду, не торопись.

Мы расходимся по раздевалкам, и Эдварду, как всегда, требуется меньше времени, потому что, когда я выхожу на улицу, он уже стоит у открытого багажника, куда я и кладу свою сумку, подойдя. В автомобиле Эдвард включает радио, а спустя несколько минут в пути делает чуточку громче:

- По-моему, в этой композиции что-то есть. Все эти бум и бом, и снова бум.

Я прислушиваюсь, слушаю, и всё это время Эдвард смотрит на меня, пока мы стоим на светофоре с только что включившимся красным сигналом. Эдвард явно ждёт, застывший в ожидании, когда я что-то скажу. Но я почти дожидаюсь окончания песни, так что движение мы возобновляем раньше.

- Есть, но не особо. Лишь местами. Уверена, что нам встретится что-то гораздо лучше. Но в целом можем искать что-то с бум-бум. И чтобы в конце заканчивалось подобным образом. Подчеркнёт то, как ты ударяешь по льду. Я подумала об этом одновременно с тем, как мы закончили.

- Что ж, буду слушать свой плейлист, может, услышу что-то подходящее.

- А я свой.

- Как думаешь провести выходные? - спрашивает Эдвард, убавляя звук обратно. - Может, придёшь в гости? Я что-нибудь приготовлю. Или закажем пиццу в виде исключения.

- Разве ты не собирался на массаж?

- Да, но это днём, а ты можешь прийти вечером или послезавтра.

- Завтра я не могу. Джейк говорил, что заглянет, - я бы позвала и Эдварда, но даже если бы Джейк уже знал про наше воссоединение, Эдвард и Джейк никогда не общались друг с другом. Мы зависали вместе, если ездили на одни и те же соревнования, точнее, Эдвард мог находиться с нами в одной комнате, но он скорее просто присутствовал рядом, чем участвовал в разговоре. И я помню, что он и вовсе мог уходить, если мы с Джейком начинали целоваться. В общем, они точно не близкие друзья. И даже не приятели. - Но я напишу тебе насчёт послезавтра.

- Хорошо.

Эдвард провожает меня до квартиры, как и всегда. Я ужинаю и расслабляюсь в ванне, а на следующий день просыпаюсь только около десяти утра. Джейк приходит в начале первого. У него никогда не было проблем с пунктуальностью. Но вот с его привычкой порой заваливать вопросами прямо с порога я сталкиваюсь довольно часто. И сегодня это тоже имеет место быть.

- Привет, пропажа. Как ни позвоню, ты то не отвечаешь, то говоришь, что занята. Кто тот счастливчик, кому везёт больше?

- Привет. Это не то, что ты думаешь, - я закатываю глаза, пока Джейк разувается. Мы не виделись уже довольно долго. Созванивались, да, но общаться лицом к лицу у нас с другом просто не было ни единой возможности. В связи с его работой и поездками в качестве комментатора в том числе и на Чемпионат мира, моими тренировками и тем, что для сохранения беременности Ребекка соблюдала постельный режим две с лишним недели. К счастью, теперь с ребёнком всё хорошо. - Я не встречаюсь ни с кем.

- Ну а что тогда?

Вслед за мной Джейк проходит на мою кухню. Я разливаю чай по чашкам, прежде чем разместить их на столе друг напротив друга и достать из холодильника капкейки, которые я успела испечь. Джейк съедает один из них, но после, сделав глоток чая, смотрит на меня в нетерпеливом ожидании. Я говорю после глубокого вдоха:

- Я снова тренируюсь. И мы собираемся поехать на Олимпиаду. И на другие турниры до неё, надеюсь, тоже.

- Я что-то пропустил? Ты передумала насчёт Брэндона, а мне не сказала?

- Нет, не передумала. Я не с ним собираюсь. Я снова с Эдвардом.

Джейк открывает рот два раза, но ничего не говорит до третьего раза, да и то сначала отпивает из чашки. Не знаю, что он думает о том, как выглядит сейчас, но я никогда не видела его таким сосредоточенным и сердитым или непонимающим. Он даже поджимает губы, качая головой, будто ему не хочется верить.

- Откуда он только взялся?

- Ну, я ведь не меняла номер телефона, и теоретически он мог позвонить, но мы встретились на катке. Когда я вернулась от родителей.

- Ты серьёзно общаешься с ним снова с января и к тому же не просто общаешься?

- Слушай, я понимаю, тебе всё это, наверное, не слишком нравится, но я всё тщательно обдумала. Он предложил снова встать в пару, и я действительно думала. Я не согласилась спустя день или два. И нет, я не катаюсь с ним с января. Мы начали, только когда он вернулся после Чемпионата континентов. Ты первый, кому я говорю. Ну, не считая родителей.

- Не знал, что у тебя есть целая толпа друзей, кому ещё можно было бы рассказать.

- Да иди ты, - с притворной злостью отвечаю я. - Знаешь ведь, что с друзьями как-то не сложилось.

- Да знаю я, знаю. И как Чарли и Рене восприняли всё это?

- Они назвали это возвращением к истокам. И потребовали держать их в курсе. Честное слово, прямо-таки потребовали.

- А что же его Эшли?

- Она не держалась за него, если ты об этом. Эдвард сказал, что ещё свяжется с ней. Ну, чтобы сделать совместное заявление летом.

- Беллз, ты... Как ты можешь снова ему доверять? Быть уверенной, что, случись что, он снова не свалит?

- Не знаю. Я просто доверяю. И всё.

- Ладно. Если это то, чего ты хочешь, то давай, рассказывай, как ваши успехи.

Я рассказываю и ещё показываю видео. Джейк смотрит несколько раз, только чтобы сказать, что я сгорбилась во время поддержки. Я выхватываю телефон, намереваясь взглянуть, но Джейк держит и не отдаёт, и так я понимаю, что он меня разводит. Я злюсь сквозь смех, так что мы смеёмся оба, пока запал не иссякает. Джейк уходит спустя часа полтора или два, говоря, что он обещал невесте вернуться к ужину, а до того нужно сделать ещё одно дело.

- Это дело секрет или..?

- Да нет, не секрет. Мы поговорили и собираемся пожениться ещё до родов. Может быть, недели через три. Мы ещё думаем насчёт окончательной даты. Не знаю, я ведь сделал предложение до того, как мы узнали о беременности, и не хочу ждать год или около того. Живот ещё не будет явно заметен. Я взял на себе миссию посмотреть рестораны по списку Ребекки. В общем, независимо от даты мы надеемся, что ты придёшь, и так уж и быть, можешь взять с собой своего Каллена.

- О, спасибо за разрешение, но я буду ждать официального приглашения. Красивой карточки.

- Будет тебе красивая карточка, - улыбается Джейк. - Представляешь, я скоро стану женатым. А потом и отцом. Ты бы тоже подумала. Я имею в виду, что наша жизнь не должна состоять только из побед, и когда ты закончишь, а однажды так и будет, у тебя уже должен быть кто-то, к кому можно прийти домой. Не только тишина и медали в шкафу.

- И где же мне взять этого кого-то? Не все влюбляются, просто отправившись в кинотеатр, - говорю я, имея в виду то, как Джейк увидел Ребекку в фойе, едва приобрёл билет на сеанс. Она как раз покупала мороженое. Оказалось, что им на один и тот же фильм, а её подруга не смогла прийти в самый последний момент. Когда фильм закончился, Джейк пригласил девушку на свидание, и теперь они семья.

- Этого я не знаю. Но для начала, может, ходить не только на каток. Или воспользуйся приложением для знакомств. На этом я тебя оставляю.

Приложением для знакомств. Смешно. Хотя когда-то я скачивала себе такое. Между тем, как повторно и окончательно разошлась с Джейком, и последовавшей за этим Олимпиадой, на которой мы с Эдвардом снова взяли бронзу. В двадцать пять мне ещё отдалённо верилось в перспективу этого начинания, и я даже пробовала встречаться с одним парнем, но ему хотелось быть для меня на первом месте, а я не могла этого дать. Я засыпала и просыпалась с мыслями о победах и об Эдварде, и ничто не могло быть важнее. А потом настал день, когда я поняла, что люблю его. Но даже если бы не любила, теперь я точно не представляю себя заводящей знакомства через приложение.

Эдвард кривовато улыбается, когда, приехав к нему на следующий день где-то в половину пятого, среди всего прочего я упоминаю и то, с какой идеей выступил Джейк. Эдвард притаскивает на журнальный столик в гостиной кувшин с апельсиновым соком, прежде чем рухнуть на диван рядом со мной. В квартире фоном играет музыка. Тихо, но не слишком. Эдвард вытягивает ноги вперёд, тогда как свои я сразу забросила на мягкое сидение. И теперь мои ступни от бедра Эдварда отделяет не более десяти сантиметров расстояния. Он потягивается, отчего его светло-серая майка немного обнажает живот, но лишь самую малость, и в любом случае Эдвард остаётся безразличным к этому. Раньше мне доводилось видеть его и вовсе без майки. Да, было дело, когда я стучалась к нему в номер, и Эдвард уже выглядел так, открывая дверь.

- Ну и? Собираешься так и поступить? С приложением для знакомств?

- Нет. Но в остальном Джейк прав. Ты так не думаешь? Что человеку нужен человек, который был бы не просто другом? Ты ведь хочешь когда-нибудь создать семью и родить ребёнка?

- Если только с правильным человеком. Иначе нет, не хочу. Итак. Сделаем музыку погромче? - Эдвард меняет тему, и я принимаю это, не собираясь заставлять его говорить о чём-то, если он не хочет делиться со мной. - Я вчера слушал и выписал названия нескольких композиций, чтобы ты тоже их послушала. Но ты можешь сделать это и дома.

- Или я просто найду их в интернете.

Поочерёдно я прослушиваю всю музыку из списка Эдварда. Из того, что более-менее знакомо, там есть Metallica и Билли Айлиш, каверы на небеызвестные Wicked Game и Survivor, а также легендарная Sweet Dreams, но в моей голове наша программа не сочетается ни с чем, что записал Эдвард. Мы слушаем его плейлист дальше, даже поедая пиццу во время неправильного ужина, но потом у меня начинает слегка побаливать в висках. Десятки песен, текст которых наслоился друг на друга, просто не позволяют думать обо всём это и дальше, и я отталкиваюсь от журнального столика, чтобы подняться на ноги и, подойдя к ноутбуку, нажать на паузу. Если Эдвард захочет, он продолжит слушать, когда я уйду. Но я больше не могу.

- Я уже устала.

- Ладно. Можем посмотреть что-нибудь. Фильм или сериал.

- Уже поздно. А нам обоим завтра рано вставать.

- Ты можешь остаться, и мы заедем за твоими коньками и одеждой утром, - предлагает Эдвард, смотря так, будто совсем не хочет, чтобы я уходила. - Я отыщу тебе новую зубную щетку и постелю себе на диване.

- Чтобы к утру у тебя снова заболела шея, или заклинило плечо? Если уж я останусь, то и ты тоже будешь спать в кровати.

- Хорошо. Как насчёт посмотреть последний фильм Нолана?

- Мне хватило и «Начала» с его сюжетом, который я фактически не поняла. Или ты готов расшифровывать мне, что к чему?

- Думаю, мы разберёмся.

- Ладно. Включай.

Как ни странно, но я понимаю фактически всё. Эдвард спорит со мной лишь пару раз, да и то насчёт мелких деталей, которые в сущности не так уж и важны. Фильм заканчивается в десятом часу вечера, и это значит, что нам обоим пора ложиться. Если мы хотим приехать на тренировку не сильно позже обычного, учитывая необходимость прежде заехать ко мне домой. Мы вместе чистим зубы в ванной комнате, что кажется вполне естественным и привычным, хотя раньше мы не делали так ни разу.

- Дать тебе майку? Ну чтобы спать? Сомневаюсь, что тебе будет удобно в блузке, - спрашивает Эдвард, закончив споласкивать рот от пасты, но ещё не вытерев лицо и позволяя каплям стекать вниз по шее. Я несколько погружаюсь в свои мысли из-за того, что наблюдаю за ними, пока не становится очевидно, что он всё ещё ждёт ответа. И тогда я киваю головой:

- Да, давай.

Я переодеваюсь в комнате, оставляя свои вещи лежать на плетёном ящике для хранения у кровати. Эдвард заходит и кидает майку туда же, а потом, выключив свет, тоже забирается под одеяло. Я вдыхаю, как и он, но, в отличие от меня, он не молчит.

- Тебе уютно? Ты давно тут не была.

- Насколько я могу судить, ты не менял кровать с тех пор, как я в последний раз оставалась на ночь.

- Не менял.

- В таком случае мне уютно. Спокойной ночи, Эдвард.

- Спокойной ночи, Белла.

Мы так и засыпаем каждый на своей половине кровати. Но просыпаюсь я от того, что мне стало гораздо теплее, чем было, когда я только закрыла глаза. На самом деле мне почти жарко. Всё потому, что теперь Эдвард обнимает меня левой рукой со спины, наши ноги соприкасаются между собой, а его грудь ощущается особенно очевидно, когда он делает вдох за моей головой. И ещё Эдвард не совсем расслаблен. Он несколько… твёрдый сзади меня. Футболка, что он дал в качестве пижамы, задралась мне почти до живота, и я чувствую всё, но не уверена, что хочу чувствовать. Наверное, Эдварду просто что-то снится. Точнее, кто-то. Ну и они… Нечего и говорить о том, чтобы снова попытаться заснуть. К тому же нам уже скоро вставать. Со своего места я различаю время на часах. 6:35. Эдвард завёл будильник на 6:55. Я могу просто попытаться аккуратно встать, оставив Эдварда спать дальше. Но тут он произносит моё имя. Хриплым, но чётко звучащим голосом. Он... проснулся? Я не шевелюсь, чтобы понять, но больше Эдвард ничего не говорит и лишь продолжает дышать. То громче, то тише, но в целом равномерно. И мне уже не хочется уходить. Помедлив, я касаюсь его руки в ответ и лежу так до самого будильника. Когда он звонит, Эдвард тянет одеяло вверх, и в результате становится тише и темнее, а запах Эдварда концентрируется вокруг меня, едва он перемещает руку так, что теперь уже она касается моей ладони.

- Белла.

- Всё ещё она самая, да.

- Ты и не представляешь, как давно я мечтал проснуться с тобой в своих объятиях и просто лежать вот так, - говоря всё ещё хриплым после сна голосом, Эдвард переплетает наши пальцы, будто так и надо. Но всё это не имеет для меня смысла. Я бы охотно осталась под этим одеялом навсегда, но то, что он говорит, звучит так, словно он ещё спит и думает, что я и есть та девушка из его сна. А потом левая рука и вовсе слегка надавливает на меня, чтобы я перевернулась на спину, и мне не удаётся противостоять прилагаемой силе. Эдвард смотрит в мои глаза, прежде чем убрать руку от моей ладони и дотронуться мне до правого плеча обхватывающим прикосновением. Я так хочу понять, что с ним творится, что это напряжение становится всё труднее выносить, и я так и не справляюсь с ним.

- Я тебя не понимаю.

- Неужели за все эти годы ты ни разу не думала, что мы могли бы быть большим, чем просто партнёрами? Стать по-настоящему парой, как и писали про нас?

- Думала. И больше одного раза, Эдвард. Ты давно мне... нравишься, - слово кажется каким-то странным. Оно даже близко не описывает моих чувств. Но пока я ограничиваюсь им.

- Но не настолько давно, как я испытываю это к тебе.

- Как ты можешь знать?

- Ну, ты не пошла со мной на свидание. Это о многом говорит, я думаю. Тебе только-только исполнилось семнадцать, и я пригласил тебя поужинать, но ты сказала что-то вроде того, что в другой раз, а где-то через месяц уже вовсю гуляла с Джейком. Ты помнишь?

- Да, - тихо говорю я. В тот вечер Эдвард выглядел необычайно нервным, когда пришёл в небольшую студию, которую мне в Бостоне снимали родители, но я не думала ничего, кроме того, что он просто хочет позаботиться о том, чтобы я поела. Я, и правда, была занята. Накопившимися школьными заданиями. Так или иначе я была намерена получить диплом об окончании школы. И я его получила. Но тогда я корпела над учёбой, одновременно перекусывая салатом. И последнее, о чём я размышляла, это что Эдвард Каллен, мой партнёр Эдвард Каллен, имеет в виду... свидание. Он ушёл, заметно погрустневший, а я осталась дома, а потом мы поехали на первый этап Гран-при в сезоне, хотя для этого не пришлось далеко уезжать, лишь в другой штат, и именно там всё это с Джейком закрутилось словно само по себе.

Мой первый парень... Я была если и не влюблена в него, то чувствовала, что хочу впервые влюбиться. Это желание или уверенность, что между нами и есть любовь, и являлись той причиной, по которой мы снова начала встречаться спустя время после расставания. Учитывая разъезды и обоюдную занятость, две попытки длительностью около двух с половиной лет каждая с перерывом между ними так и не кажутся мне тем, что я отдала человеку слишком много времени, но при этом всё было фактически зря. Или не казались до нынешнего момента. Эдвард хотел, чтобы я пошла с ним на особенный ужин, который мог бы стать началом большего, а я не поняла?

- Почему ты предпочла его?

- Это было не так. Я и не думала, что нравлюсь тебе. Я думала, ты просто хотел убедиться, что я не голодна. Но почему... почему ты не говорил ничего потом? Я ведь не всегда была с Джейком.

- Ты всё равно вспоминала его, даже не будучи с ним. Джейк то, Джейк это... А потом вы попробовали ещё и вновь расстались, и прежде, чем я смог сообразить, что к чему, ты сказала, что вообще больше не хочешь отношений, - напоминая, говорит Эдвард, но тут снова звонит его будильник, ведь мы его так и не отключили. - Чёрт. Наверное, нам уже пора вставать и собираться.

- Да, скорее всего. У тебя ведь найдётся что поесть?

- Уверен, что найдётся.

Я выбираюсь из кровати, одёргивая футболку, в намерении пойти на кухню. В холодильнике обнаруживаются яйца, которых вместе с тостами вполне хватит на завтрак. Но сначала необходимо привести себя в порядок. Я иду в ванную, откуда уже доносится шум воды, с мыслью, что Эдвард меня опередил. Ну и ладно, мы просто потеснимся, как и вчера. Однако Эдвард не умывается, и его вообще нет у раковины. Он принимает душ за матовой ширмой, через которую виден лишь силуэт. Я не думала, что Эдвард находит на это время по утрам. Я включаю воду в кране, стараясь не думать об Эдварде буквально в шаге от меня, но мне это трудно удаётся. Слышать звук падающих струй и капель и представлять, как они стекают по его божественному телу, и как он водит по нему руками, начиная что-то напевать себе под нос. Наверняка в ответ на движения происходит сокращение рельефных мышц, и это, должно быть, сексуально. Я уже заканчиваю умываться, когда за ширмой выключается вода, и даже прежде вероятной просьбы беру полотенце с полки, вешая его на ширму. Если я вижу Эдварда, то и он должен заметить, что я здесь. Он тянет его вниз, а значит, моё присутствие действительно не осталось незамеченным. Ширма отодвигается спустя примерно минуту. Ступая на коврик у душевой кабины, Эдвард невозмутимо закрепляет полотенце чуть выше пупка, а потом шлёпает влажными ногами по полу до самой раковины, где я так и продолжаю стоять всё это время. Я не способна ни выйти, ни просто отвести взгляд от груди и живота, по которым одна за одной вниз скользят многочисленные капли. Эдвард спокойно дотрагивается до моей левой руки и притягивает меня к себе, так что своей, но его майкой я соприкасаюсь с его туловищем, и от этой близости мне становится не то жарко, не то просто нервозно. Да ещё и его взгляд. Пристальный и глубокий.

- Ну... будешь моей девушкой?

- Звучит старомодно, не находишь?

- Нет, не старомодно.

- А если я не сторонница порядка и любитель раскидывать вещи? - я обхватываю шею Эдварда правой рукой. Естественно, у него всё ещё влажные волосы и кожа. Я касалась его так и раньше, обычно после выступления на соревнованиях, но не тогда, когда он только-только вышел из душа.

- Шути-шути, но я-то знаю, что с тобой мне беспорядок не грозит. Ты даже в своих номерах в отеле мыла раковины, чтобы они блестели до следующего раза, когда тебе надо будет умыться или помыть руки. Тебе не удастся отделаться от меня, используя такое глупое обоснование, которое к тому же не является правдой. Пойдём, я приготовлю завтрак.

Позавтракав яичницей и тостами, перед тренировкой мы заезжаем за коньками ко мне домой. В какой-то момент уже по пути на ледовую арену Эдвард убирает правую руку от руля и находит мою ладонь, обхватывая пальцы. Это ново для нас. Хочется, чтобы так всё и оставалось на протяжении всей дороги, но чаще всего Эдварду требуются обе руки для управления машиной, и совсем скоро он возвращает свою руку обратно. На катке мы оказываемся немногим раньше Френка, которому не составляет труда понять, что мы ещё даже не разминались, и он велит начать. Сегодня он будто встал не с той ноги и гоняет нас, как одержимый. Но на самом деле это его обычное поведение. Мы и прежде сталкивались с этим. Стоит нам впервые откатать новую программу безупречно, как на следующий же день Френк требует от нас показывать её снова и снова. Будто надеется и хочет, чтобы мы ошиблись. Этакая проверка на эмоциональную выносливость. Но мы выдерживаем. Справляемся. Раз за разом. И так до самого вечера. Хотя вместе с тем появляется нервозность иного характера. От того, что теперь касания, физический контакт и сжатие ладоней на талии или бёдрах ощущаются как будто иначе, чем ещё вчера. Сокровеннее и более волнующим образом. С удовлетворённой улыбкой на лице Эдвард помогает мне подняться после очередного проката, заправляя высвободившийся из хвоста локон за правое ухо. Меня охватывает дрожь от того, как пальцы задевают ушную раковину. Я часто выдыхаю не столько потому, что задохнулась, сколько из-за Эдварда и его усилившегося влияния на меня. Он двигает рукой вверх-вниз по моему боку, также учащённо дыша, пока мы скользим к бортику. Хотя я немного недокрутила один элемент, прикосновение ободряет меня.

- Устали? - обращается к нам Френк, чуть отступая назад, чтобы дать нам пространство нацепить накладки на коньки. - Не совсем удачное приземление после прыжка, Белла, но уверен, ты и так знаешь.

- Да, знаю, - киваю я на очередном выдохе. - Но в остальном я...

- В остальном вы оба были потрясающими. Не только в плане техники. Сегодня от вас исходила и энергия, и энергетика. Я и не помню, когда видел вас такими в последний раз, - левой рукой Френк касается моего плеча, а другой рукой сжимает плечо Эдварда, прежде чем отпустить нас и потянуться к сидению за своей лёгкой курткой. Несмотря на конец апреля, вечерами на улице ещё бывает довольно прохладно. - Но уже поздновато. Собирайтесь домой и отдохните.

Впоследствии Эдвард ждёт меня прямо у раздевалки, и мы просто едем к нему. Он даже не спрашивает, хочу ли я. Не то чтобы я не хочу, я хочу, просто, может быть, его в принципе бы не устроил никакой другой ответ за исключением положительного. Я не знаю. По приезду Эдвард говорит, что займётся ужином, но сначала сходит в магазин, до которого тут не более двух кварталов. Я остаюсь одна, включая плейлист там, где мы остановились его слушать, и подхожу к шкафу, в котором Эдвард хранит медали, идентичные моим. Но он не любуется ими при любом удобном случае. Да и я в принципе тоже не повёрнута на своих наградах. Просто они есть, и иногда рука сама тянется, чтобы прикоснуться, вспомнить ту тяжесть на шее и то, сколько лет было отдано ради достижения мечты. Эдвард застаёт меня за переключением между композициями на его ноутбуке. Он проходит с пакетом на кухню, попутно спрашивая меня насчёт рыбы и овощей на ужин. Я отвечаю, что согласна, достаточно громко, чтобы Эдвард услышал, а потом иду к нему в шортах и рубашке, которые захватила из дома утром. Будто была уверена, что не вернусь к себе вечером. Снова ходить в блузке и легинсах до самого сна, как вчера, было бы утомительно. Вчера я просто приезжала в гости, не будучи усталой. Но сегодня всё иначе. Впрочем, я не могу себе позволить просто ждать, когда Эдвард приготовит всё самостоятельно. Я не сомневаюсь, для него это не составит труда, он умеет управляться на кухне, однако мне не хочется слоняться по квартире без дела, пока он делает всё в одиночку, уставший не меньше моего. Вдвоём мы получаем готовый ужин быстрее, чем если бы я осталась в стороне, так что относительно скоро уже садимся за стол, а потом Эдвард отправляет тарелки и столовые приборы в посудомойку.

- Налить тебе чай?

- Пока нет, - пожимаю плечами я, - прежде я хотела бы сходить в душ.

- Так вперёд. Ты знаешь, где полотенца. Я пока сосредоточусь на музыке. Тебе пока ещё ничего не запомнилось?

- Нет. Я бы сказала.

Намылив всё тело и простояв под струями воды ещё некоторое время, уже смыв с себя пену, я чувствую себя чуть посвежевшей и уже не такой измотанной, чем когда мы только вошли в квартиру. Эдвард сидит на диване, откинув голову на спинку, когда я появляюсь в гостиной с влажными волосами и в майке. Ещё мгновение, и я сижу рядом, а он передвигается, прежде чем коснуться моей левой ноги и провести пальцами по своду ступни. Всё это время Эдвард не сводит с меня целенаправленного взгляда, будто всё, что сейчас происходит и что ещё может произойти, привычно для нас. На самом же деле это как сугубо незнакомая территория, но я вроде хочу посмотреть, куда нас это заведёт. Да, точно хочу. Когда Эдвард придвигается ко мне и сразу следом опускается сверху, а я оказываюсь лежащей под ним, мне слегка тяжело от его веса, но приятно. Очень приятно. Я переплетаю свои ноги с его лодыжками, отчего он вдыхает, одновременно касаясь меня немного под майкой, в самом низу, где она прикрывает мои бёдра. Я дотрагиваюсь до спины Эдварда, неспособная унять это желание, и он снова совершает довольно шумный вдох, чтобы выдохнуть практически мне в губы:

- Ты почти горячая после воды. Хотела омолодиться что ли?

- Я не старая.

- Конечно, не старая. Но тебя стоит дразнить, пока ты реагируешь так.

Я ещё сильнее ощущаю Эдварда, когда, больше не теряя времени, он прикасается в поцелуе к моим губам. Его чётко очерченные губы оказываются такими же мягкими, какими я и представляла их иногда, но не слишком часто. Но целуется Эдвард не совсем нежно. Скорее опьяняюще и смело, чем трепетно. Мужские руки скользят по моему телу вверх, к талии, всё время поверх ткани, но я проникаю руками под футболку Эдварда. Тем временем поцелуй становится только глубже, настойчивее, и меня словно охватывает пламя. От прикосновений, в том числе и от того, как изучающими движениями рук я касаюсь впадин, изгибов и родинок, от взаимодействия наших губ, когда Эдвард утрачивает последнюю сдержанность, и от всепоглощающего, потрясающего чувства, что он будто читает мои мысли и знает, чего я хочу в тот или иной миг. Когда я хочу, чтобы он дал мне вдохнуть, а когда чтобы снова прижался обратно, дотронувшись до влажных волос. Музыка так и продолжает играть, одна песня на фоне сменяет другую, что я едва слышу, охваченная восхитительными ощущениями и эмоциями, но внезапно Эдвард чуть отстраняется от меня, и я тянусь за ним.

- Стой. Ты куда?

- Никуда, - шепча, он интенсивно проводит большим пальцем по моей нижней губе, - просто послушай. Музыку. Мне кажется, это она. Та самая для нашей короткой программы.

Я перебарываю импульс рассмеяться из-за выбора времени и начинаю слушать. Но не вытаскивая рук из-под майки Эдварда.

Bang, bang, bang, bang
I'm gonna shoot you right down
Boom, boom, boom, boom
Take it all with me
I’m gonna shoot you right down

Аккорды, ноты, слова, бум-бум-бум-бум, незатейливый текст. Текст, в смысл которого на самом деле лучше не вникать. Или же просто не стоит воспринимать всё буквально. Что кто-то кого-то пристрелит. В остальном же композиция... дерзкая. Энергичная. Способная завести и удержать внимание людей на трибунах. Меня она привлекает. Под неё хочется двигаться. И я уже могу представить выбросы, прыжки и вращения под неё. Как и тодесы с поддержками. То, как она придаст нам дополнительный импульс и усилит нашу энергетику.

Boom, boom, boom, boom
Bang, bang, bang, bang
Knock you off of your feet
Take it all with me

Bang, bang, bang, bang
I'm gonna shoot you right down, aah
Boom, boom, boom, boom

Композиция заканчивается идеальным образом. Действительно идеальным. Я чувствую это по эмоциям внутри себя. И по тому, как кивает Эдвард в ожидании моего ответа. Но, клянусь, он ещё и улыбается, хоть и едва заметно. Словно ему уже всё очевидно на основании одного моего внешнего вида. Мы снова на одной волне, как и во все предшествующие разы, когда наступало время определиться с музыкальным сопровождением. Я чуть стискиваю руки на коже Эдварда. Мы нашли нашу первую музыку. Определённо нашли. Со временем найдём и вторую.

- Да.

- Да?

- Да, это она. Та самая.

Эдвард снова возвращается к моим губам, и мы целуемся ещё две песни кряду. Или, быть может, даже три.



Мы обнимаем родителей и прощаемся с ними у контрольно-пропускного пункта. Вместе мы выходили посмотреть ночной Пекин, жизненно нуждаясь во времени с семьёй и в том, чтобы расслабиться, позабыть о стрессе хотя бы на час-полтора, но дальше родным нельзя. Можно только спортсменам, высокопоставленным людям или журналистам. Для простых людей посещение Олимпийской деревни недоступно. Да, мы наконец на Олимпиаде. Спустя много месяцев беспощадных тренировок, где мы выкладывались по полной, согласования организационных моментов, пошива костюмов и после турниров, с которых начался сезон. И несколько часов назад мы с Эдвардом отобрались для участия в произвольной программе. Мы. Отобрались. Всё ещё не верится. Да, наверное, я уже и не успею поверить. Ведь всё решится уже завтра. Судьба олимпийских медалей. Повторим ли мы свой успех, или же за прошедшие четыре года расстановка сил изменилась безвозвратно, несмотря на много знакомых имён среди пар, которые составят нам конкуренцию. Китай, Россия, Канада, Франция, Италия. Кто-то из них выше нас, а кто-то ниже. Мы на четвёртом месте. Сразу вслед за канадцами. Но по баллам у нас ещё есть шансы. Мы проигрываем не сильно много, чтобы совсем не иметь возможности совершить рывок.

Спустя несколько минут мы с Эдвардом уже оказываемся в своём номере. На самом деле мы должны были жить отдельно друг от друга, но договорились внутри сборной и поменялись, а в комнате сдвинули две одноместные кровати. Я уже не представляю себя засыпающей без человека, которого люблю, и к которому переехала, даже не заметив. Просто с течением времени в его квартире оказывалось всё больше и больше моих вещей, и однажды Эдвард заметил, что ему это дико нравится. Видеть мои гель для душа, шампунь и прочие принадлежности в ванной комнате, перекладывать свою одежду в шкафу так, чтобы там помещалась моя, и освободить мне два ящика в комоде. Эдвард запирает дверь, пока я снимаю зимние сапоги. Ночами температура тут опускается до минус восьми, а иногда и ниже градуса на два-три.

- Хорошо погуляли, да?

- Да. Я счастлива, что родители здесь и будут на стадионе завтра, - я поворачиваюсь к Эдварду, включая освещение в крохотном коридоре. Эдвард склоняется ко мне, проводит рукой по моей щеке, прежде чем коснуться моих губ поцелуем, от которого становится тепло и эмоционально лучше внутри. Сердце словно увеличивается в размерах от ощущения любви и единства, как неотъемлемой части нас. Теперь мы едины во всех смыслах. И неважно, чем всё закончится завтра. Мы много говорили об этом в предшествующие месяцы. Порой даже допоздна. О том, что мы хотим друг от друга и каким видим будущее, и видим ли друг друга в нём. Ответы всегда были однозначными. Да, видим. И хотим всего-всего. Полноценную семью, в которой есть и дети. Как у Джейка теперь. Почти четырёхмесячная девочка. Милая и красивая. Мы с Эдвардом ездили в гости несколько раз.

Надежды США по итогам короткой программы в парном катании на нынешних Олимпийских играх вновь связаны с Изабеллой Свон и Эдвардом Калленом. Пара распалась после получения Изабеллой травмы в ходе неудачного падения на тренировке два с небольшим года назад, и до недавних пор Эдвард состоял в паре с Эшли Коллинз, но в этом сезоне Изабелла и Эдвард снова вместе. После воссоединения на радость поклонникам они уже занесли в свой актив второе место на канадском этапе Гран-при в конце октября и лидирующую позицию на заключительном отечественном этапе серии месяц спустя. В декабре они стали триумфаторами и в финале всего турнира, и не можем не упомянуть про недавнюю золотую медаль на Чемпионате четырёх континентов три недели назад. И вот теперь в преддверии произвольных прокатов они располагаются на четвёртой строчке турнирной таблицы.

Выйдя из ванной, я забираю у Эдварда планшет, по которому он включил новости, как раз идущие в прямом эфире на одном из телеканалов в нашей стране. Если в Пекине сейчас девять вечера, то в Бостоне только восемь утра. В большинстве своём на родине все спали, когда мы с Эдвардом выступали с короткой программой.

- Эй. Я же смотрел.

- Да, знаю, но нам не нужно слушать об этом. Мы и раньше так договаривались, помнишь? - я сажусь к Эдварду на колени и в то же мгновение протягиваю руки к его шее. - Если нам что и нужно, то вот это. Чувствовать друг друга и прикасаться.

- И поспать. Да, ты права. Извини. Слушай, я... Мне это важнее всего остального. То, что есть между нами сейчас. Мы как пара вне льда. Выиграем мы завтра или нет, я люблю тебя, Белла.

Я смотрю на Эдварда, наверняка широко раскрыв глаза. Я чувствовала, что он любит, но услышать это впервые... Это... потрясающе. Значительно. Я ничего не хочу сильнее, чем ответить ему взаимностью. И я так и поступаю. Буквально долю секунды спустя.

- И я люблю тебя, Эдвард.

Кто-то из нас целует другого первым. Или он меня, или я его, я не уверена. Это просто происходит. Поцелуй, прикосновения, ласки, то, что мы занимаемся любовью. Мы приникаем друг к другу совсем близко, двигаемся в унисон, то замедляясь, то быстрее. Эдвард держит меня за спину, пальцы впиваются в кожу, всё, что он хрипло шепчет в пылу страсти, отдаётся мне прямо в сердце. И я знаю, что мне тоже важнее быть с Эдвардом постоянно, нежели просто являться его партнёршей.

В день произвольных прокатов, исходя из распределения мест, мы выступаем в последней разминке. Ожидать своего выхода не менее нервно, чем выйти на лёд. Это значит накраситься заблаговременно, а потом находиться в специальном зале, разминаться, повторять элементы без коньков и осознавать, как пар вокруг становится всё меньше и меньше. А ещё видеть Брэндона и Эшли, вставших в пару и отобравшихся на Олимпиаду через квалификационные соревнования. Представьте, как я была удивлена и через что прошла, когда однажды, вернувшись домой к Эдварду после своей йоги, услышала от него новость про новоявленную пару. Это уже было везде. Хотя Эдвард только думал, как бы сделать общее заявление, что они с Эшли больше не пара. Он злился на неё, так ещё и мне пришлось признаться, что я рассматривала вариант кататься с Брэндоном. В общем, лучше не вспоминать. Эшли и Брэндон тренируют поддержку в нескольких метрах от нас. У неё не самый высокий уровень сложности, но и не низкий. Они не ужасны. Они довольно хороши вдвоём. Четырнадцатое место после короткой программы на первой совместной Олимпиаде о чём-то да говорит. Эдвард дотрагивается до моей левой щеки, переключая всё внимание на себя и одним взглядом говоря, что сейчас есть только мы и лёд. Мы переодеваемся в костюмы, которые идеальным образом сочетаются между собой. Моё красное платье с вкраплениями чёрного оттенка и с «голой» спиной, украшенное кристаллами сверху донизу, гармонирует с кофтой Эдварда, рукава которой на одну треть тоже являются красными, а всё остальное на нём чёрного цвета. В том числе и коньки. Выступающая перед нами пара из Китая, одна из двух, что представляют страну, проваливается в своём выступлении и предварительно опускается в район восьмого места. И потом наступает наш черёд. Я отключаюсь от всего, кроме льда и руки Эдварда в моей. Вместе мы сила. Независимо от того, как всё закончится. Мы просто должны сделать это, забыв обо всём, что за бортом. Последние молчаливые наставления Френка, который жмёт руки нам обоим, и вот мы в центре катка. Занимаем исходное положение, моя левая рука в правой руке Эдварда, а правая в левой. Он прямо за моей спиной, хотя, склонившись, из своей позиции я вижу только лёд и наши ноги. Но я чувствую Эдварда всеобъемлюще. Над ареной разносятся первые ноты нашей музыки. Кавер на Billie Jean.

Мы выпрямляемся, совершаем несколько красивых движений на месте, всё ещё рука в руке, прежде чем я поворачиваюсь к Эдварду лицом и, приседая, провожу руками по его лицу. Он обхватывает мою талию и отпускает будто неохотно.Мы заходим на раздельное вращение против часовой стрелки, вращаясь не только вокруг своей оси, но и совершая аналогичное движение головой. Я протягиваю правую руку к Эдварду, он обхватывает пальцы левой ладонью крепко и неразрывно, и я скольжу назад, а он вперёд. У него сосредоточенное выражение лица, и уверена, у меня тоже. Совместное перемещение сменяется раздельным, но я ощущаю близость Эдварда даже на расстоянии. Он двигается за мной вдоль борта, в моих ушах немного свистит ветер от набранной скорости, необходимой для того, чтобы зайти на элемент и выполнить прыжок так, как он заявлен. Дыхание словно замирает, и все звуки стихают, когда я отталкиваюсь правой ногой. Сейчас. Вот сейчас. Я прыгаю, три оборота в воздухе, и приземление. Правая нога не подводит. Сразу же мы совершаем и ещё один прыжок, тоже сальхов. Также приземляясь на правую ногу и красиво оттягивая левую назад. Я слышу аплодисменты, как признак того, что мы справились, иначе их бы не было, но отключаюсь от них спустя короткий миг. Исполнив дорожку шагов, я скольжу за Эдвардом, вижу его спину и красиво вытянутые в стороны руки. Мы синхронно поднимаем их вверх, так и двигаясь отдельно друг от друга. То последовательно, то параллельно. Мы вновь вращаемся против часовой стрелки, прежде чем я догоняю Эдварда, протягиваю ему левую руку, и он притягивает меня ближе также левой рукой. Теперь мы скользим вместе, я прикасаюсь к его плечу правой ладонью, и сразу после он немного раскручивает меня, как в танце. И вот так нам предстоит первая подкрутка. Мне становится нервно, но едва Эдвард прикасается, надёжно обхватывают мою талию обеими руками, словно обещая, что обязательно поймает, как все переживания почти улетучиваются. Мне не нужно ничего делать, только сгруппироваться. И вместе мы делаем всё необходимое.

Я снова на льду через несколько секунд, моя правая рука в левой ладони Эдварда, и он смотрит на меня с очевидной нежностью. Я нетерпеливо подаюсь к нему для совместного перемещения. Прикосновение к талии отдаётся особенным теплом внутри меня, и я снова понимаю, что не чувствовала бы этого ни с кем, кроме Эдварда. И мне совсем не страшно перед выбросом. Эдвард уверенно обхватывает мои бёдра, я отталкиваюсь с той же внутренней стойкостью, чтобы ему помочь, и, скрестив руки на груди, после оборотов в воздухе, не дрогнув, соприкасаюсь со льдом ребром правого конька. Эдвард настигает меня, и вместе мы совершаем круг по катку посредством дорожек шагов и вращений. Небольшая разгрузка перед сложной поддержкой. Несмотря на скорость, я замечаю, как Эдвард кивает мне, сильно сжимая мою левую руку, ведь спустя секунду или две я окажусь на высоте и перестану видеть его глаза и выражение уверенности в них, передающейся мне. Не отводя взгляда, Эдвард твёрдой хваткой стискивает мою правую ладонь и разворачивает меня прямо в воздухе, поднимая высоко надо льдом. Мои руки в его руках, это словно полёт, пронизанный эйфорией, Эдвард вращается против часовой стрелки, и я вместе с ним. Я наклоняюсь на очередном обороте, меняя свою позицию и обхватываю левую ногу обеими руками. Эдвард подстраивается и в нужный момент перехватывает меня иначе. Обе его руки на моих бёдрах, но недолго. Через секунду остаётся лишь одна, когда он эстетично вытягивает левую в сторону параллельно моей выпрямленной ноге и продолжает вращаться против часовой стрелке уже так. Я оказываюсь в его объятиях, прежде чем вновь очутиться на льду в кратковременном самостоятельном скольжении.

Несколько мгновений спустя мы снова вместе, держимся за руки, Эдвард тянет меня за собой, но после совместной дорожки шагов со сменой рук мы отпускаем друг друга, двигаясь обособленно. Но я стараюсь смотреть на Эдварда и за Эдвардом. Всё ради синхронности, чтобы не утратить её. Каждый из нас прыгает каскад из двух тройных тулупов, приземляясь без срыва. Мы устремляемся вдоль борта, я поворачиваю голову налево, туда, где Эдвард, и в этот миг он тоже смотрит на меня в ожидании моей протянутой руки. Он отрывает меня от катка на несколько мгновений, прижав спиной к груди, а потом мы делаем ещё один выброс, и снова благополучно. Мы скользим рука в руке, пересекая каток в преддверии поддержки, в ходе которой я отвожу левую руку назад и хватаюсь за лезвие правого конька, сначала согнув соответствующую ногу в колене. Эдвард вновь держит меня только правой рукой, но в этот раз по-прежнему за руку, не за бедро. Вращение против часовой стрелки остаётся тем, что неизменно. Он опускает меня вниз, разжимая ладонь не раньше, чем убеждается, что я соприкоснулась коньком и вытянула левую ногу назад для красивого выезда. Мы двигаемся то в параллельном, то в последовательном построении, иногда контактируя и физически. Эдвард подхватывает меня на руки на скорости, я обхватываю его шею, не забывая о выразительности, он вращается со мной в своих руках, и я чувствую зарождение улыбки на лице. Мы на Олимпиаде, мы вместе, и мы уже можем гордиться собой. Эдвард улыбается мне, на секунду сжимая пальцы на моей ноге чуть сильнее. Он отпускает, чтобы мгновением спустя подхватить меня в вертикальном положении и приподнять. Обогнув круг каждый сам по себе, мы встречаемся лицом к лицу у борта и выполняем ещё одну поддержку, одной рукой я держусь за предплечье Эдварда, а другой касаюсь его спины для упора, в самом конце дотягиваясь до правого ботинка и конька. Эдвард всё время двигается назад и вращается, и переворачивает меня по окончании элемента, контролируя моё возвращение на лёд, и я снова слышу аплодисменты с трибун. Почти всё. Мы вот-вот закончим. Тодес, совместное вращение в приседе, зрительный контакт, вращение в ласточке. После него Эдвард вновь крепко обхватывает мою талию, поднимая меня на уровень своего пояса и кружась. Это последний элемент. Нет, не последний. Просто крайний. Я уверенно вонзаюсь левым коньком в лёд, разгорячённая и счастливая, с заключительным аккордом музыки, и сильно обхватываю шею Эдварда, прижимаясь к нему так, как будто никогда этого не делала. Он чуть откатывается назад, проводя ладонью по моей шее, прежде чем его губы оказываются на моих. На глазах множества людей, в том числе и наших родителей, и под шум аплодисментов. Это быстрый поцелуй, но он только усиливает счастье. Мы смогли. Мы справились. Я вижу те же эмоции и в глазах Эдварда, когда он скользит руками мне по платью, часто и шумно выдыхая. Он снова обнимает меня и, чтобы уехать с катка после поклонов, твёрдо переплетает наши пальцы. Френк ждёт у бортика с накладками, но, едва я оказываюсь достаточно близко, обнимает меня почти до боли, отдавая две накладки Эдварду за моей спиной. Тот уже надевает их к тому моменту, как Френк переключается на моего партнёра и парня, хлопая его по плечу, прежде чем тоже обнять. Мы так и дышим сбивчиво, надевая олимпийские куртки.

- Я думаю, что может быть недокрут, - шепчу я Френку, повернувшись к нему. Тут оператор с камерой, и, вероятно, мои слова могут услышать в трансляции, но моё беспокойство всё равно прорывается наружу. Эдвард спокойно берёт меня за руку вновь, ступая вперёд и поглаживая кожу ладони пальцем туда-сюда. Я смотрю на него, пока Френк лишь говорит что-то вроде того, что мы обсудим всё после медальной церемонии. Его чувство веры в нас заставляет меня заткнуться и просто направиться в сторону зоны ожидания оценок.

Мы садимся на диван, я беру Френка за руку, а левой рукой касаюсь колена Эдварда. Он не дёргает ногой. Ну ладно, почти не дёргает. Но, наверное, дёргал бы больше, если бы я не дотронулась. В ответ Эдвард протягивает руку к моей руке и, когда на арене начинают произносить наши имена, взлохмачивает волосы другой ладонью. Напряжение просто зашкаливает, но вот мы наконец видим свои баллы за произвольную программу, оценки за технику и презентацию, их суммируют с результатами короткой программы, и мы... мы обретаем свой личный рекорд. И... первое место. Промежуточное первое место. Первое. Место. Я не верю, но начинаю верить чуть больше, когда нас провожают в зону для победителей, где мы садимся на диван по центру. Это ещё ничего не значит, да, всё окончательно решится только после оставшихся трёх прокатов, но мы сделали всё, что могли. От нас более ничего не зависит. Остаётся только ждать. И смотреть на лёд, даже стараясь не смотреть и не слушать оценки других пар. Но мы всё слышим. Что пара из Канады уступает нам пять с небольшим баллов и предварительно размещается на второй строчке. Что у пары из России случается несколько падений, сначала партнёрши, а впоследствии и партнёра, но они, пока занимая третье место, садятся на диван по левую руку от нас. Эдвард так и держит мою руку все эти бесконечные минуты. Иногда мы говорим, но замолкаем, стоит на льду появиться китайцам. Я не в силах смотреть и утыкаюсь лбом в плечо Эдварда, чтобы не видеть. Но аплодисменты всё равно слышу. Они намного громче, чем те, что поддерживали нас. Естественно, ведь мы в Китае, и сейчас на льду родные для страны спортсмены. Время идёт. Примерно переваливает за середину программы. И снова идёт, пока не стихает музыка, тут же сменяясь ещё более оглушающими аплодисментами и выкриками с трибун. Мы уже в любом случае вторые. И серебро нам точно гарантировано. Многие не то что никогда его не получают, но и ни разу в жизни не оказываются среди участников Олимпийских игр. И рядом со мной лучший мужчина на свете. Что мне ещё надо?

Пара из Китая завоёвывает золото. Но наша серебряная медаль для нас равносильна победе. Победе над самими собой и обстоятельствами. Мы прошли через мою травму и последующий разрыв всяких отношений, чтобы только стать совсем одним целым. В межсезонье между тренировками и согласованием дизайна для новых костюмов в присутствии лишь самых близких мы с Эдвардом сочетаемся узами брака, но это уже совсем другая история.