56. Пирровы победы

Вот и началась наша семейная жизнь. Я был прав, когда сказал, что Белла и скука - это оксюморон. О какой скуке может идти речь, когда между нами началась настоящая война. С долгими осадами, обходными манёврами и неожиданными вылазками.
Разбуженное женское естество Беллы, помноженное на её упрямство, помноженное на её веру в меня, которую никакие синяки поколебать не смогли, раз за разом пробовало мою волю на стойкость. У Беллы всё-таки есть два уязвимых места. Первое - она любит меня. А вторая уязвимая точка - Белла только человек, не очень сильный человек. И этим можно было пользоваться.
Я держал оборону, стойко. Но и у меня есть слабые места, которые Белла регулярно атаковала. Первое - я люблю её, второе - я люблю её, третье - я люблю её! Ну, и моё собственное мужское естество, узнавшее свою силу, да-а… Этакая пятая колонна внутри оборонного кольца. С ним сражаться тоже… нелегко.
Остров Эсме, маленький для вампира, для человека не очень-то и маленький. И, безусловно, очень красивый. Если внимательно присмотреться, можно увидеть, где естественную красоту природы подправили хозяева - вампиры.
Природа благодарно ответила, и теперь остров Эсме на любой, самый искушённый, взгляд - действительно райское место. Там камень убран, тут-парочка добавлена, и вот настоящая жемчужина острова - родник пресной воды - стал небольшим прихотливым водопадом, прыгающим с камня на камень, чтобы наполнить глубокую, почти круглую чашу чистейшей водой, а потом убежать в лес. В лесу патриархи сейбы являют свою мощь, но и весь остальной растительный мир: пальмы, табебуйи, бертолетии, да кто их всех назовёт - здоровы и бодры, ни одного гнилого или засохшего ствола. И уж конечно никаких следов пилы и топора. Ни одной ядовитой змеи. Не потому, что вампиры боятся их яда, свой не хуже, даже сильнее, и какой змее придёт в голову укусить камень, даже тот, который на хвост специально наступил. Но, во время строительства дома и пирса, на острове появлялись люди. Ну, и обслуга бывает. Так что из пресмыкающихся остались только неядовитые ящерицы, ужики, да мелкие удавчики. И четвероногим хищникам, кроме самых мелких, вход заказан, все переловлены. Так что остров - рай не только для вампиров и людей, но и для птиц. А ещё есть пляжи, крохотные заливчики с крутыми скалистыми стенами, подводные гроты, где тоже можно увидеть следы эстетических предпочтений Эсме, и океан… его жителям вокруг острова тоже комфортно. Ни ядовитых отходов, ни бытового мусора, ни подводных охотников. Есть куда сходить, есть на что посмотреть. Даже если бы не было нашего противостояния, всё равно, побывать на острове и не увидеть ничего этого - уже обидно. А я хочу для Беллы радости. Так много радости, сколько остров может дать, чтобы Белла не вспоминала о других радостях… А дать остров может много…
Утро, Белла просыпается на моём плече, без меня ей спать слишком жарко. Сначала выплывает из своего сна. Очень тихого сна, здесь Белла во сне не говорит. Даже по лицу трудно понять, грустный или весёлый сон ей снился. Но когда просыпается, сначала пытается вспомнить с закрытыми глазами, где она. Вспомнит, и брови изумлённо поднимаются: не может быть! Потом по лицу проплывает улыбка, на которую я смотреть не могу спокойно, и не смотреть не могу: воспоминание о нашей… ночи, лучшей ночи. И я вспоминаю. Ладно бы умом, тут ещё можно побороться, но вспоминает тело, и крышу сносит, а я её ловлю, пока Белла глаз не открыла. Потом бровки собираются в серьёзный узелок. Решительное намерение уж сегодня точно добиться отмены моего драконовского решения. А вот нет, не отменю. Просто не дам шанса начать очередной серьёзный разговор. И, наконец, глаза открываются.
- Доброе утро, Белла.
- Привет. Я люблю тебя…
- Я люблю тебя… Чем бы тебя на завтрак побаловать?
- Я сама…
- Нет, у плиты горячо, и потом, это ведь моя привилегия - готовить тебе завтрак.
- Тогда омлет.
- Опять?
- Ну и что. И быстро, и у тебя отлично получается. Разные, и такие… Как это выходит?
- Морской воздух, наверное. Хорошо, омлет и кусок телятины.
- А не много?
- Так мы уходим надолго, к обеду можем и не успеть.
- Опять?
- А на дельфинов посмотреть не хочешь? Их тут никто не обижает, не беспокоит, они почти ручные.
- А, может, дома останемся?
Одна ручка Беллы коварно между подушек подкапывается под моё плечо, а вторая отвлекает внимание путешествием по моему лицу, шее, груди, пробегает по животу и мне опять пора ловить крышу. Возвращается к другому плечу, чтобы и его взять в плен. Толчок, и я окажусь совершенно беспомощно пленённым, утонувшим в волне волос, в шоколадном океане, наклонившемся надо мной, в жаре тела Беллы, и отползать будет некуда. В голубой спальне, где мы теперь устроились, вместо разгромленной белой, кровать значительно уже. Она просторная, но уж никак не «аэродром». Не-ет, умысел понятен, и я его блокирую стремительным бегством на кухню. Стремительным… это разве что только на взгляд Беллы. На самом деле преодолеть её притяжение стоит немалых усилий, и я почти тащусь. Как я немилосердно хочу обратно, в жар, в горячий шёлк кожи!!!… Но стон запрещён, я изображаю лёгкость и беспечность, от этого внутри ещё больнее. Перетерпим… много ещё терпеть. Белла уходит в ванную, дверь иногда, да почти всегда, провокационно не закрывает, я слышу, как льётся вода, как струйки разбиваются на её плечах, журчат по спинке, и снова стискиваю зубы…
- М-м, как вкусно! А, может…
- Белла, дельфины ловят течение, в котором рыбы больше, а течение зависит от ветра. Если сменится ветер, дельфины уйдут, не знаю насколько. Давай, всё-таки, используем шанс сегодня.
- Ну, ладно, давай. А где это?
- Недалеко, тут за мысом.
- По-твоему недалеко, или, по-моему?
- Н-ну, там посмотрим… Так, берём надувной матрас, тент, термосумку. В сумку загружаем бутылки с водой. Белла, что лучше взять, яблоки или апельсины?
- Ну, яблоки…
- Мороженое.
- Растает!
- Сумка хитрая, двухкамерная. Не растает. Беру земляничное, да?
- Да.
- Расчёску, зеркало, полотенце.
- Ты на верблюда будешь похож.
- Тебе не нравится верблюд Эдвард?
- Ты мне любой нравишься.
- Вот и хорошо.
Мы идём за мыс, где в удобной лагуне дельфины проводят большую часть дня. Путь не совсем близкий, и не очень лёгкий. По песку вдоль берега, потом, чтобы срезать путь по лесу, и ещё немного по скалам, чтобы дойти до узкого пляжа у лагуны. Нагрузочка.
Добрались, дельфины на месте. Белла переодевается в купальник, забавно, но для этого уходит за валуны. Быть обнажённой рядом со мной Белла не смущалась, а вот переодеваться всегда бежит в укрытие. Дельфины принимают её, почти как свою, Белла зовёт и меня, но я им не нравлюсь, с резким свистом они быстро отступают в открытое море. Ничего не поделаешь, вампиров не терпят не одни только оборотни. Дельфины прекрасны, очаровательны и дружелюбны, и Белла вспоминает, что пора бы и домой, только когда солнце сильно склоняется к горизонту, а дельфины уходят в открытое море. Дорога домой ничуть не легче, а я, нагруженный не тяжёлыми, что для меня эта тяжесть, но неудобными объёмными вещами, не могу взять Беллу на руки. И на шею посадить не могу, в лесу ветви деревьев слишком низкие, только лицо расцарапает. Пешочком… к дому Белла почти доползает, повисая на моём локте. Вот и отлично, осталось вытерпеть, пока ужин будет готов. Собственно, он уже готов, с ночи, пока Белла может спать без личного кондиционера, я всё
подготавливаю. Сейчас блюдо только доводится до готовности. Главное, чтобы не вспомнила о своих утренних планах, но тут у меня есть помощник - аппетит Беллы. Ну, зверский аппетит, просто жуткий голод, от такой прогулки и плавания, чуть ли не весь день. И ужин прошёл спокойно.
Остаётся последнее, самое тяжёлое. Белла собирается отдыхать. Сначала душ, потом переодевание, и явление Беллы в новом наряде мне. Если бы я мог прямо сейчас добраться до Элис… и её удача, что не могу. Чемодан Беллы, который Элис так конспиративно собирала. Мина замедленного действия, и каждый вечер она взрывается по-разному. Дамское нижнее бельё. Спецнабор. Изящное, тонкое, кружева и ленточки, затейливый покрой - всё, чтобы не скрыть хоть что-то, а подчеркнуть, оттенить красоту женского тела, разбудить задремавший мужской интерес. Да мне-то оно на что? Я и так криком кричу про себя, стоит Белле просто наклониться ко мне, или откинуть голову, чтобы собрать волосы в хвостик. Один вид свободной от волос линии шеи уже ввергает в огонь, от движения бедра, когда Белла забирается на кровать, просто взорваться готов, а тут это!!! А Белла… привыкает. Раз ничего не происходит, я лишь вежливо хвалю и не больше, то следующий наряд будет ещё более прихотливым, изящным, манящим. Нет, то, что Белла привыкает к хорошим вещам - это неплохо, даже хорошо. Но чего мне стоит эта вежливо-равнодушная мина, может кто-то оценить? Тем более что синяки, страшные сначала, и ещё более страшные на следующий день, постепенно начали бледнеть и таять. И я захлёбываюсь, коктейлем из желания и горечи. Нельзя, нельзя иначе. Если бы я мог плакать, как люди, моя подушка бы не просыхала. Нет, и этого мне тоже было бы нельзя. Кроме горечи мне ничего нельзя. Двойной. Личико Беллы грустнеет, она сдаётся, на сегодня. Каждый вечер Беллу ждёт поражение. А меня - победа. Пиррова. И я её праздную, новой порцией горечи. Котёнок возится, умащивается поудобнее, попрохладнее, вспоминает самые яркие моменты за день, советуется, какие снимки потом отправить маме и отцу, но силы уже кончились, котёнок, помурчав что-то совсем бессвязное, засыпает. А я спешу на кухню, что-то заготовить, пока сон Беллы самый крепкий, чтобы вернуться, остудить разогревшуюся постель. И опять натянуться, вот-вот готовой лопнуть, струной, когда Белла во сне неожиданно забрасывает свою горячую коленку мне чуть ли не на живот. День кончился. И вечер кончился. Ночь. Ночь уходит на успокоение нервов, на придумывание нового маршрута. Завтра стоит сменить морские купания на лесную тень. Идём смотреть на попугаев? Стоит посмотреть и на естественную плантацию джабутикабы, ну, и полакомиться. Где ещё, как не с самого дерева Белла может попробовать действительно спелые плоды? Такого ни в один магазин не доставляют. А ещё колония морских черепах на очереди, и коралловые рифы. И подводные гроты, с естественной подсветкой сквозь узкие трещины в камне, кое- кем старательно расчищенные до получения необходимого романтического освещения.
Что ещё можно придумать? Придумаю. Ночь кончается. Солнце бежит, разбрасывает розовые блики по спинке Беллы. Я не Пирр, всё-таки свою победу одержал не зря. Розовые блики уходят бесследно.
Белла просыпается. Вздрагивают ресницы, изумлённо округляется ротик: не может быть! Опять разгорается ТА улыбка. Я чувствую и последнюю сладкую тяжесть наката, и пальцы, впившиеся в мою спину, как будто она обыкновенная, и узкую ступню в своей ладони… прими, Белла… и закусываю до треска губу. Нельзя, нельзя иначе.
И всё-таки… это было, БЫЛО! И уже не исчезнет, а остальное перенесу…
- Доброе утро, Белла, я люблю тебя.
- Привет. Я тебя люблю. Что ты уже придумал? По глазам вижу, уже придумал.
- Нечто приятное, полагаю.
- А, может…
- Может. Но джабутикаба ждать не будет, забродит или осыплется. И до следующего урожая придётся ждать больше, чем у нас есть времени.
- А что это такое?
- Это - нечто, по свидетельству знатоков-гурманов. И ботаников тоже.
- Ну ладно. Пойдём смотреть это нечто.
- И пробовать.
- Ну, да, и пробовать, - котёнок прижмуривает глазки, и обычное слово приобретает ещё один, особый оттенок, оттенок шкоды.
Караул! Кажется, я сам себе подложил мину!
- Белла, что на завтрак?
- Как всегда.
- Ну, Белла!
- Я знаю, ты придумаешь опять что-то этакое. Так что - омлет!
Ладно, будет опять омлет, с помидорами, сельдереем, и стружками ветчины, побольше. И порцию повнушительней. Единственное, что радует - это аппетит. Уговаривать поесть не надо. Хотя не сказал бы, что на её фигурке увеличение объёмов еды как-то сказывается. Значит, режим жизнедеятельности Беллы верный.
- Ты опять собираешь целый вагон?
- Милая, мы же не на экстремальном отдыхе.
Хотя… как посмотреть.
- Зачем тебе лишние неудобства. А мне нетрудно, ты же знаешь. Да, и купальник захвати.
- А зачем?
- У меня идея. Если чуть-чуть скорректируем дорогу, то на обратном пути подойдём к водопаду.
- Тут и водопад есть? А чего тут нет?
- А чего бы ты хотела?
- Всё, чего я хотела бы - тут. Но… не значит, что мне его дают…

И не дадут. Самого желанного… и не одной тебе…
- Белла!
- Сам спросил! - надувает она губки и принимается за еду.
Она права, сам подставился. Ладно, проехали. Как бы не так. Путешествие в рощу джабутикабы начинаем молча, и моя горечь постепенно просачивается наружу.
- Не сердись, - просит Белла, разглядев мою физиономию.
- Я не сержусь, я на тебя никогда не сержусь, помнишь? Разве на тебя можно сердиться.
- И на себя не сердись. Ну, ты, как всегда, перегибаешь палку, с моей безопасностью.
Да неужто… но Белла заговорила, и горечь тает. Дальше всё, как запланировано. Долгая красивая дорога, незнакомые деревья и травы, роскошные, как и положено в тропиках. У Беллы разбегаются глаза от их разнообразия.
- А когда эта твоя джабутикаба будет? Это уже она?
- Нет, это кастанейро.
- Каштан местный?
- Нет, но родственник несомненный. Из-за похожих плодов. Но орехи съедобные и уже спелые.
- Это они такие большие? Ой, твёрдые какие, не прокусишь.
- Это коробочка. Подожди, сейчас я тебе её открою. Вот, пробуй…
- Вкусные! А давай дальше не пойдём…
- Тогда не сможешь похвастаться, что ела настоящую спелую джабутикабу.
- А чем тут хвастаться…
- Ну, в магазины, даже самые-самые престижные, джабутикаба попадает или замороженной, или в консервной банке. Потому что нежная очень.
Какой никакой интерес пробуждается, и мы идём дальше. Пока добрались, осмотрелись, пока Белла оббежала всю рощу, часть дня прошла.
- Эдвард, ягоды какие крупные, и на вкус почти как виноград! Сладкие.
- Я же говорил, что тебе понравится.
- А теперь домой?
- Теперь к водопаду.
- А-а, ну, да, а это далеко?
- Отсюда не очень. Там даже немного поплавать можно.
- Ой, как здорово, - вдохновляется Белла, и мы опять идём, идём, идём. Пришли.
Вот он, водопад. Белла с визгом несётся к воде, плещет пригоршни воды в лицо.
- И здесь можно купаться?
- Можно. Карлайл даже прыгал с верхнего уступа.
- Я сейчас, переоденусь только, и тоже прыгну!
- Белла!
- А что? В Ла Пуш же прыгнула.
Лучше бы не вспоминала… Белла почувствовала, съёжилась, а кто виноват, кто про прыжки напомнил… ну, что у меня за день за такой, одни проколы!
- Без меня прыгать не будешь, - нашёл я компромисс, и Белла в восторге. На самой высокой точке последний камень даже несколько вперёд выдаётся, как на вышке в бассейне. Точно, Карлайл постарался. Белла заглядывает вниз, и мужественно запрещает себе бояться. Платок воды не очень и велик, а высота - приличная.
- Может, не станешь?
- Стану! - упрямо заявляет Белла.
Отговаривать - затевать диспут с чреватыми аналогиями.
- Тогда так. Лезь ко мне на спину, будем прыгать вместе.
- Это ты будешь прыгать, а я - на тебе лететь.
- Белла, да какая разница, расстояние в воздухе пролетим одинаковое, а прыгать по очереди - тому, кто наверху, придётся ждать, пока тот, кто внизу, из воды вылезет. Места-то мало…
- Ну ладно… - что-то очень легко согласилась, похоже, опять за моей спиной появился шкодный котёнок. Кажется, я попа-ал. Котёнок вскарабкался на спину, облапил за шею и талию руками-ногами. Короткое замыкание! Губы Беллы приникают к шее, язычок скользнул чуть не до уха и я сейчас взорвусь!!! Прыжок в воду, как спасение, но от удара об воду Белла соскальзывает со спины. Я её потерял! Не думать, искать и найти! Вот она! Дежавю… Я и Белла, в воде, притянутые двойным объятием, и никто не хочет его размыкать, глаза в глаза, губы к губам, кожа к коже, и зачем тут какие - то куски ткани… ни к чему они… Стоп!!! Стоп!!! Это не тогда, это сейчас!!! Выскользнуть, осторожно, уйти быстро подальше… и отдышаться, уже на высшей точке водопада. Надо было быть бдительнее, это ведь Белла! И всё- же… И всё же… Я нечаянно у самого себя для себя украл секунду рая… Стыдно? А нисколечко! Но впредь - ни-ни!
- Эдвард, а я? - кричит Белла из воды.
- А ты добирайся, я тебя подожду.
Прыжки в воду вперемежку со скалолазанием, но уже без случайных поцелуев, марш-бросок до дома, и Белла, не доев роскошного пилава с барашком, уснула за столом, прямо так, с вилкой в руке, уложив голову на согнутый локоть. Сегодня точно никаких сюрпризов из чемодана не будет. Хватит и того, который Белла мне на водопаде преподнесла. Причём, безупречный, из-за внезапности без капли горечи, ну, разве, страха немного. И сюрприз особо вспоминать не рекомендуется, но ведь он был… был… Спящая Белла была, на руках, перенесена на кровать и осторожно вынута из майки и хлопчатобумажных шортов. То, что на ней под одеждой, значительно отличается от того, что Белла одевает на ночь. Ну, Элис, дождёшься ты у меня, при личной встрече… Назавтра на ужин будет местная фейжоада. И, не упустить, утром позвонить в контору, чтобы в наше отсутствие пополнили холодильник. А мы - в бухту, на коралловые рифы смотреть пойдём. Или опять на попугаев… Хороший был день… Каким- то ещё будет следующий…. Восьмой, уже восьмой день.
- Я люблю тебя, Белла. Доброе утро.
- Привет. И я тебя люблю… Сегодня мы уж точно останемся дома, телевизор посмотрим, да?
- Как хочешь, конечно. Но у меня в планах было показать тебе жемчужину Эсме.
- Какую ещё жемчужину?
- Тут на коралловых рифах живёт одна старая раковина тридакна. Вообще-то она располагалась в не совсем удобном для её существования, зато безопасном, месте. Карлайл её вместе с камнем, к которому она прикрепилась, перенёс поближе к свету, и чтобы питания было больше. А заодно обеспечил надёжную защиту: целый ажурный крепостной вал из камней. С тех пор ей ничего не угрожает. Эдакая владетельная герцогиня в своём замке. Богатая, сверх всякой меры. Если подкрасться днём, когда створки раскрыты, видна целая россыпь крупных жемчужин. Эсме говорит, что самый красивый жемчуг - это тот, который ещё растёт. Поэтому Карлайл раковину и не тронул. Ну, и кроме тридакны там есть на что взглянуть. Это тебе не «Animal Planet», здесь своими глазами можно всё увидеть, и своими руками потрогать. Открытый огромный аквариум, и ты в нём - всего лишь одна из рыбок. Только тридакну трогать не надо, для людей она слишком сильна.
- А я нырять не умею.
- А я научу, ну, и подстрахую.
- А у меня в чемодане ничего такого нет, ни маски, ни трубки…
- У меня есть. Белла, ты боишься, или тебе не интересно?
- И не боюсь, и интересно. Только я и к телевизору хочу, на диванчик, и чтобы ты не носился, а сидел смирно рядышком.
Ага, и долго мы смирно рядышком на диванчике просидим?
- Успеем. Телевидение есть и в Форксе, и в Дартмуте, и в Тампа, да хоть на Северном полюсе, антенна да аккумулятор - и все заботы. А коралловые рифы вживую утащить никуда нельзя. И когда мы сюда попадём ещё раз - неизвестно. Вон Эмметт с Розали, сколько просились, так ведь сюда и не попали.
Подавленная оказанным вниманием, Белла соглашается. Сегодня мы смотрим коралловые рифы, и это совсем в другой стороне от дельфиньей заводи. И Белла опять путешествует пешком, потому, что я снова превращаюсь в шерпа. А как же, ведь человекам без определённого минимума для выживания некомфортно на диком берегу. Ну, и кое-что для удобства.
Заметки на полях. От ежедневных прогулок Белла окрепла, и чтобы уставала достаточно, придётся маршруты усложнять. Или её возросшая выносливость усложнит жизнь мне.
День на коралловых рифах прошёл на достойном уровне. Нырять с маской Белла научилась довольно быстро, а жизнь рифов, если смотреть самому, а не через объектив неизвестного оператора, открывает свои забавные стороны, интересные именно наблюдателю.
- Белла, идём на берег, отдохнёшь.
- Подожди, досмотрю, чем у них дело кончится, кто победит, - отмахивается Белла, увлечённая дракой двух раков-отшельников за одну актинию, и снова ныряет. Ладно, пусть досмотрит, только бы следила за дыханием.
- Белла, тридакна открылась.
- Ой, наконец - то. Ты меня держи, чтобы я её не напугала.
Держу, Белла, держу… Вынырнула, отдышалась.
- Действительно, самые красивые жемчужины - те, которых ювелир ещё не коснулся. Прелесть что такое. А эта раковина - тридакна, да? На миссис Мердок похожа. Соседка наша, там, в Аризоне. Такая же могучая, даже толстая, и причёска такая же, крупные волны вокруг головы. И обязательно все свои драгоценности на себя нацепит в праздники, чтобы никто ничего из её великолепия не упустил. Только миссис Мердок ничем не напугаешь. Она сама, кого хочешь, напугает.
- Белла, иди под тент, обгоришь.
- Ну что ты со мной, как с маленькой. Не обгорю, я привыкла уже.
Белла действительно загорела настолько, насколько возможно для её кожи. Ожога можно не опасаться. Опасаться надо другого. Котёнок, наигравшись с рыбками, подкрадывается ко мне, с весьма опасными намерениями, закогтить и не отпускать. Я жду, Господи, как я жду прикосновения рук, лавины горячего шёлка, горячего даже на этом солнце, ощущения гибкой податливой нежности в своих руках… Нельзя. Нельзя. Горечь вышвыривает меня из-под рук Беллы за мгновение до захвата, и Белла разочаровано отворачивается, чтобы отомстить, швырнуть пригоршню песка мне в волосы. Не подставлюсь - не попадёт, но я подставляюсь.
- Белла, у меня в волосах тонна песка по твоей милости!
- Так тебе и надо, вот! - мстительно заявляет Белла и сбегает подальше от страшной мести - ответной порции песка. Песок летит, естественно, не долетает, и Белла радуется своему успеху.
- А риф длинный?
- Длинный.
- А там тоже интересно?
- Ещё как. Даже интереснее чем у берега.
- Вот здоро-о-во! Ты меня туда отвезёшь?
- Разумеется. Если ты хочешь.
Разумеется, хочет. Навостряется залезть ко мне на спину, добираться до намеченного места верхом. Не-ет, вот уж нет… Подставлять спину шкодному котёнку, да ещё надолго, НЕ рекомендуется, особенно всяким слабовольным вампирам…
- Белла, устраивайся на матрасе, а я тебя отбуксирую.
- А верхом нельзя?
- Можно. Но там такие интересные кораллы, ты точно захочешь взять что-то себе на память. И на сувениры. Ну и как мы всё это доставим на берег? Транспорт нужен.
- Ну, ладно, - соглашается Белла.
Перспектива эксклюзивных сувениров для близких подслащивает горькую пилюлю неосуществившегося замысла. Обратно нанырявшаяся Белла уже без уговоров добирается на матрасе, загруженном сколами особо интересных кораллов.
- Больше я в воду не пойду, а то у меня хвост, как у русалки, отрастёт.
- И не надо. Солнце вон уже где. Отсортируем самое лучшее - и домой.
- А что на ужин?
- Фейжоада. Это такое местное блюдо. Но понадобится твоя помощь, чтобы всё получилось.
- А-а, не настолько ты и всемогущ?
- Не настолько. Поможешь?
Конечно, поможет. Блюдо, занявшее так много времени и хлопот для приготовления, действительно, получилось достойным, и было съедено, не спеша, как обычно, а с расстановкой, чтобы вспомнить все этапы.
- Действительно, очень вкусно, только очень долго.
- Так ведь не каждый день его делают. Только по выходным всей семьёй. Белла, по-моему, ты сейчас уснёшь, за столом.
- А-а… нет, сначала душ приму, зубы почищу. От этого соуса во рту настоящий пожар.
Белла шествует через спальню в душ. Значит, надо подготовиться к мине из чемодана.
Шлёп, шлёп… шажки из душа, медленные, с остановками, неуверенные. Это что такое она на себя надела? Шлёп - шлёп, Белла возникает в дверях, делает пару шагов по комнате, и несколько раз крутится вокруг себя, старательно глядя мне в глаза и никуда больше.
Белла…
Женщина. Прекрасная женщина в облачке лёгкого чёрного кружева. От кружения взметнулась волна волос, облачко прозрачной ткани растеклось туманом, расслоилось надвое, сквозь разрыв светится золото кожи, плывут линии тела, плывёт и кружится всё, и моя голова…
Это моя женщина?
На плечи легла волна успокоившихся волос, с плеч течёт короткая кружевная туника, только до пупка. Линия шеи отчёркивается кружевом, льющимся по грудям, отделяя их, друг от друга, сбегающей волной, подчёркивая их совершенство. Не девичья, уже женская грудь являет свои формы сквозь прозрачный туман.
Это моя женщина?
Что-то вроде свободных шортиков, или юбочки, а, ладно, что-то, от талии едва добравшись до бедра, тоже являет не узкие мальчишеские бёдра, а нечто иное, действительно округлое, из-за чего край ткани не лежит на коже, а срывается воздушной пеной кружевного водопада. И из-под воздушной пены течёт уже совсем свободный от ночного тумана золотой хрусталь стройных длинных ножек, со ступнёй, длиной с мою ладонь.
Красота и призыв, в облаке тайны.
Да, Белла, да…
Ты прекрасна…
Глаза Беллы, ждущие одобрения её старанию быть для меня привлекательной, женственность Беллы, требующая доказательства своего могущества.
Белла…
Да, Белла, да…
Никого нет желаннее тебя…
Хорошо, что ты так пристально смотришь в глаза, иначе бы всё увидела, всё… Как моё тело напряглось от желания ответить на зов, как сжались сведённые судорогой кулаки.
Никого нет сильнее тебя…
Кроме моего страха, кроме моей горечи, сжигающей весь восторг…. как мне плохо, Белла, как мне плохо…
- Ну как? - спросила Белла, так и не дождавшись от меня никаких слов, никакой видимой реакции.
Как… а вот так, мне опять нечем дышать, нечем говорить, в лёгких пусто, как после контузии… Ладно, вздохнуть, кашлянуть, восстановить необходимый объём лёгких, обычную интонацию.
- Очень красиво. Ты всегда красивая.
- Спаси-ибо… - с лёгкой обидой протянула она.

Белла, когда-нибудь, потом, я расскажу тебе, чего мне стоил твой кружевной наряд, и ты погордишься за себя, и пожалеешь меня…

Всё, я в норме. Как мне жаль, что мне надо сейчас удерживать себя в норме...
Но нельзя, нельзя иначе, это решено. И Белла опять потерпела поражение… И я опять Пирр-победитель… Белла заползла, наконец, на постель, прижалась к моей прохладной коже. После зрительной контузии непросто сдержать реакцию тела, но ничего, смог. Как горько-то… Хорошо хоть как кондиционер я её не разочаровываю. И дрёма уже утяжеляет ресницы.
Но что-то ещё недосказано.
- Давай договоримся, - полусонным голосом пробормотала Белла.
Нет у меня после сегодняшней демонстрации сил на переговоры, ну, нет совсем…
- Никаких договоров!
- Ты ведь даже не знаешь, о чём…
- Всё равно!
- Ну и пусть, - со вздохом согласилась Белла. - Я просто хотела… А, ладно.
И замолчала. Мало ей сегодня прикрытых поражений, ещё и неприкрытый отказ, да ещё неизвестно в чём. А вдруг это в моих силах? А вдруг я что-то ещё могу?
- Хорошо. Рассказывай, что ты хотела.
Что-то такое промелькнуло на личике, типа скрытого торжества. Ну, да, на хитрости Беллы я ловлюсь почти стопроцентно. Кроме одного особого пункта.
- Мне тут подумалось… Дартмут ведь прикрытие и не больше, но ты говорил, что поучиться в колледже - совсем неплохо. Ты всегда знаешь, что говоришь. А если я тебя послушаюсь? За тамошними умниками мне не угнаться, ну и что ж, зато Чарли получит подробный отчёт, порадуется.
Мои слова. Почти дословно мои слова. Аукнулось…
- И два года разницы - не катастрофа. В даму средних лет всё равно не превращусь. Морщинами за год я вряд ли покроюсь.
И это мои слова. Все мои аргументы вернулись ко мне, когда я хотел оттянуть срок обращения. Я добился своего?
Только вот по какой причине.
- Ты хочешь подождать. Побыть человеком.
Лицо Беллы, хитрое и упрямое. Хитрости только опять видны до последней ниточки. И что с того… Упрямство Беллы страшнее. И я опять не понимаю.
Я её не знаю.
Не знаю, зачем ей теперь нужна человеческая жизнь, после того, как она так яростно от неё отказывалась.
- Зачем ты так со мной? - рвётся сквозь зубы моё непонимание, моя неутешная горечь, воплощенная в таких невесомых кружевных складках, зажатых в кулаке. - Думаешь, мне сейчас легко и просто? А, всё равно. Никаких договоров.
Все компромиссы Беллы мне только крутым боком выходят.
- Я хочу в колледж, - упрямо повторяет Белла.
- Нет. Не хочешь. Ради чего ты хочешь снова подвергать свою жизнь опасности? Опять ставить её под удар?
- Я, правда, хочу. Не столько в колледж, если честно, сколько ещё чуть- чуть побыть человеком.
Не понимаю. Не понимаю, что заставило её развернуться на все 180 градусов.
- Белла, ты меня с ума сведёшь. Сколько раз я просил тебя подождать, и столько же раз ты умоляла сделать тебя вампиром немедленно.
- Да, но… Теперь у меня есть причина остаться человеком подольше.
- Какая причина?
- Догадайся.
Женщина Белла заявила о себе поцелуем. И я понял. Горечью в груди, цепями на сердце. Но отвечает не мужчина Эдвард, а хранитель Эдвард. Вот такой мой ответный поцелуй, закованный в латы. Не подходит ни ей, ни мне. Но другого не будет.
- Человеческого в тебе и на вампирское существование останется. Пусть и не совсем людские, но, поведением вампиров тоже правят гормоны, - уж кто-кто, а я… я в курсе.
- В том - то и дело, Эдвард. Эта часть человеческой натуры мне нравится. Я ещё не всё тебе «сказала», да и не всё «услышала». А «говорить» с тобой после обращения смогу нескоро, и «говорить» мы будем по-другому. А я хочу любить по-человечески, я не долюбила тебя, настолько, насколько люблю.
Всё так. Только я не могу с Беллой «говорить» на равных. «Поговорил» один раз в полголоса, и что? И теперь захлёбываюсь болью.
А силы-то человеческие на исходе. Даже очень интересная тема не может подавить зевоты.
- Ты устала. Поспи, любимая - уговариваю я Беллу, и начинаю напевать её колыбельную. Усыпить песня не может, но может принести покой, который я вложил в мелодию, когда сочинял её для Беллы, а где покой - там и сон.
- И откуда бы усталости взяться в отпуске? - ехидничает Белла. - Ты тут ни сном, ни духом не в курсе, да?
Ну, не совсем, чтобы так. Но признаваться не буду.
- Учитывая, как я еле до кровати доползаю, должна была бы спать, как сурок.
Вот это - правда, Белла теперь во сне молчит. Это должно её порадовать. Собственная болтовня во сне не всегда ей нравится. При всей её открытости, Белла не любит, чтобы за ней подглядывали, поэтому и рада, что я не могу её читать, а разговор во сне позволяет мне в какой-то степени это делать.
- Так и есть. Спишь, как убитая. За всё время, что мы тут, ты только одну ночь, первую, и говорила, если можно так сказать, позвала меня во сне. А потом - всё, ни словечка. Ни разу.
- И не металась во сне?
- Поищешь место попрохладнее, устроишься - и все метания.
- Странно. Обычно, когда снятся кошмары, я всю постель переворачиваю. И кричу.
Действительно, странно, и тревожно.
- Тебе снятся кошмары?
- Реалистичные до жути. И очень выматывающие, - Белла зевнула посреди фразы,
прогулки с усилением всё-таки срабатывают
- Не может быть, чтобы у меня никаких воплей во сне не вырывалось.
Сны, очевидно, действительно кошмарные. Что же её может так волновать, чтобы не покидало и во сне?
- А что именно снится?
- Сны разные. И одновременно похожие. Потому что цветные.
- Цветные?
- Очень яркие, совсем как в жизни. Обычно во сне я чувствую, что сплю. А здесь нет.
И от этого ещё страшнее.
- Что же в них страшного?
Ну же, Белла, пожалуйста, помоги мне разобраться, помочь, вон ведь ёжишься от воспоминаний.
- В основном… - и замолкла.
Что это - просто сортировка снов по важности или… или мне будет сказано не всё?
- В основном… - моё нетерпение всегда опережает размышления Беллы.
Сколько раз так было, и сколько раз Белла не спешила дать непродуманный ответ. Не спрятанный, а не продуманный. Хотя… что я знаю о Белле наверняка?
Я её не знаю.
- Вольтури! - прошептала она.
Да, это повод дрожать и не во сне. Даже понятно, почему они снятся, слишком глубоко врезались в память. Ну, а теперешнее желание - продлить человеческую жизнь, тем более должно было заново всё всколыхнуть, усилить чувство опасности. Ничего, всё скоро кончится.
- Они нас больше не тронут. Ты скоро станешь бессмертной, а значит, им не к чему будет придраться.
Белла, покивала послушно головой, с выражением загнанного в угол мышонка. Ну, да, она себе это тоже не раз, наверное, говорила, но кошмары-то возвращаются!
- Чем тебе помочь, милая?
Лицо Беллы приняло другое, спокойное выражение. Если бы я не знал по себе, как это делается…
- Это просто сны, Эдвард.
- Хочешь, я буду петь колыбельную? Всю ночь. И ни один кошмар близко не подберётся.
- Ну, там ведь не только кошмары. Некоторые сны очень красивые. Разноцветные. Как будто я плаваю под водой, среди рыб и кораллов. Как наяву, совершенно не чувствуешь, что спишь. Наверное, всё дело в этом острове. Тут везде такие яркие краски…
Может быть. Может быть, избыток впечатлений слишком велик и утомляет?
- Хочешь домой?
- Нет. Пока нет. Мы можем тут ещё побыть?
- Сколько угодно, Белла, - нет, остров в приходе кошмаров не главная причина.
- А когда начинается учебный год? Я совсем забыла о времени.
Причина, ясное дело, никуда не делась. Желание продлить человеческое существование. И, значит, кошмары никуда не денутся. Буду петь колыбельную, если ничего другого не остаётся, но вот помогут ли они?
Моя прекрасная женщина уже спит… а я не сплю, я не с ней, я рядом, за тонкой стеной её сна, с этой стороны и моя великолепная память, она ведь тоже не спит. Стоит закрыть глаза, и вместо убывающей луны, ярких низких звёзд, просвечивающихся в разрывах облаков, перед глазами появляется Белла. В платьице, от выреза которого глаз не отвести, в шортиках и майке, в каплях сока этой, джабутикабы. Белла в купальнике, вытянувшаяся на солнышке, с закинутыми за голову руками. Это всё уже только воспоминания: и как сердце бухало в груди, и как руки тянулись к ней, к хрустальной чаше, чтобы обнять, прижать к себе, насколько хватит сил, чтобы нельзя было оторвать. И как руки сжимались в кулаки, чтобы не дотянуться, чтобы не раздавить. Руки мои, руки… Есть и ещё один комплект воспоминаний, самый мучительный. И самый… притягательный. Нельзя его тревожить, самому же хуже, но как отказаться, если всё остальное я себе запретил… Белла и содержимое таинственного чемодана. Розовый комплект, с трогательными ленточками, нежное доверие - и я отказался от него, впиваясь ногтями в ладони, льдисто голубой, с рисунком инея, хрупкая неповторимость - и от этого я тоже отказался, до хруста плеч, натянув руки за спиной до предела. Полыхающе огненный, огонь Беллы, я знаю, как от него горит ответно моё сердце, но я запретил себе гореть, и опять руки стиснуты за спиной до треска. А теперь этот… колдовской туман. В чёрной дымке горячий золотой хрусталь Беллы. Это - … беспощадно притягательно… и рукам снова пришлось изо всех сил держаться друг за друга, чтобы не сорваться, не схватить. Руки мои, руки, не умеющие соразмерять то, что отдаёт душа Беллы, с тем, что может принять её тело.
Ползут ночные часы, до рассвета далеко, Белла спит, за закрывшуюся дверь её снов проникают не только рыбки и птички, но и кошмары и страхи, и остановить я их не могу.

57. Чтобы сдаться, нужно победить.

Вынырнув из своего немого сна, шевельнулась Белла.
- Ай! Нет!!! - широко распахнутые глаза обводят тёмную спальню, и Белла дрожит от страха, словно попала в незнакомое место.
Какой силы кошмар пришёл на этот раз, что смог даже разрушить сон?
- Белла? - шепчу я, прижимаю к себе и укачиваю дрожащую Беллу, - Всё хорошо. Ты со мной. Да, любимая?
- Ох! - выдохнула Белла, а следом за вздохом полились слёзы.
Неудержимые, вперемежку с рыданиями. Что там было, за дверьми сна, какое горе пришло к ней там?
- Белла, - стараюсь вызвать её из моря слёз.
- Что с тобой? - я их стираю, а они набегают и набегают, горячие, горькие слёзы неизвестной мне беды.
- Мне всё приснилось! - сквозь новые рыдания восклицает Белла, и слёзы опять скользят и скользят, и каждая - море непонятного мне горя.
- Всё хорошо, любимая, всё в порядке. Я здесь, - я здесь, ничего не понимающий и бессильный, несмотря на всю свою силу.
Белла на моей груди, в кольце моих рук, но слёзы горя говорят - крепость перед нами слаба, не защитил и не защитишь, мы все равно проникли, мы уже тут.
- Опять страшный сон? Это сон, всего лишь сон… - пытаюсь я восстановить крепость.
- Не страшный… - отирает она тыльной стороной руки, как маленькая, свои слёзы, а они всё текут…
- Это был хороший сон, - и подавленное рыдание проявило себя дрогнувшим голосом.
Хороший. Не кошмар вовсе, хороший сон разбудил Беллу. И?
Не понимаю.
- Тогда почему ты плачешь?
- Потому что проснулась! - прорыдала Белла, заливаясь слезами, обняв свою бесполезную крепость за шею.
Ха-ха. Смешно? Белла не хотела просыпаться, Белле там, за дверью сна было хорошо, так хорошо, что возвращение стало горем. Вот таким, неудержимым, но обратно не вернуться. Никто не может, приходится принимать реальность.
- Всё хорошо, Белла. Дыши глубже, - вот и вся моя помощь…
- Он был такой настоящий! Я думала, это всё по правде… - жалуется Белла.
Вот оно как… За дверьми сна Белла нашла что-то… особо нужное, желанное, и это желанное вырвали из рук, вытолкнули вон, в тёмную ночную спальню.
- Расскажи, вдруг поможет? - может, мы сможем как-то разобраться в нём, проговорить, увидеть, так ли он похож на правду, немного разочароваться и успокоиться, а, Белла?
- Мы были на пляже… - нет, не решилась, или просто слов нет.
А вот горе есть, его стало даже больше, только слова не идут.
- И? - дальше что, Белла, что дальше?
Какое счастье уплыло из рук во сне, какое горе дождалось тебя здесь, наяву?
- О, Эдвард…
Да этого горя, там, в сердце Беллы, не в подъём, и что, так и будет его тащить одна?
- Рассказывай, Белла! - я уже требую.

Я - муж тебе, счастье или горе - всё должно быть разделено на двоих!
Белла, что ты… Белла, жар мой…
Да, Белла, да… Всё - тебе, всё для тебя!
Рвущее оковы воли, желание твоей любви - тебе!
А, плевать… на все решения… я так скучаю, Белла, так …

Стоп. Стоп. Вспомнить «лепестки»… Стоп.
- Белла, нет.

Ну, вспомни, вспомни синяки, Белла, вспомни, какие они уродливые, как они болели!

Белла услышала: нет, запрет, отказ. Уронила руки с моей шеи, и слёзы снова побежали из глаз.
- П-прости.
Белла просит прощения. У меня. За всё. За то, что любит. За то, что я ей нужен. За то, что просила живой, человеческой любви…
- Не могу, Белла! Нельзя!

Белла, сердце моё, да ведь мне отказать тебе в любви - мука мученическая, не для себя, для твоей безопасности я нас мучаю, Белла…

- Пожалуйста… - беззащитность Беллы плачет на моей груди. - Эдвард, прошу тебя!
Ей не нужна безопасность, ей нужен я…
Беззащитность Беллы, её последнее оружие, больше у Беллы ничего нет.
Ничего. Совсем.
Только я.

Однажды я уже струсил и отступился, там, в Форксе, и сказал: ты мне не подходишь. Моя жизнь пошла за мной на солнечный берег Стикса, остановила, спасла и простила.
Теперь здесь я сказал ровно то же самое: пока ты не переродишься, мы не будем заниматься с тобой любовью, - и по той же причине, от страха.
Моя жизнь простила мне и это. Простила, но не отступилась, она - ЖИЗНЬ, и не может отступиться.
Но был ещё самый-самый первый раз: мой побег в Денали. Когда я вернулся сам,
своей волей. Тогда я не струсил.

Я возвращаюсь, Белла.
Вот он я…
Всегда на коленях перед твоей любовью. Сходящий с ума по тебе, по твоим губам, по твоей коже, по каждой твоей чёрточке.
Всё - тебе, всегда всё - тебе…
Идущий к жизни приветствует тебя!
Что я там думал - руки оборвать? Их дурную силу, не умеющую беречь горячий гибкий хрусталь? Этого я не смогу, но могу наказать отлучением, пока не усмирятся.
Им - неподатливое жёсткое дерево, способное трещать, крошиться, но сопротивляться, вместо уязвимой хрупкой Беллы.
Как я скучал, Белла, как умирал, бессильный умереть, от тоски, как захлёбывался горечью, Белла, жизнь моя, моя жизнь…
Я сдался на твою милость, я всегда сдаюсь, так и быть должно, да, Белла? Пора выбрасывать флаг капитуляции. Белый, с моих бёдер. И тебя нужно освободить от колдовского тумана, но не руками, они временно отлучены, заняты кедровой кроватной спинкой, и, такой же жёсткой, рамой. А зубы на что? Вот незадача, прокусил. Это не декоративная прочная подвязка, колдовской туман разлетелся кружевными лоскутами, а был таким красивым. Золотой огонь Беллы свободен. Горячий, жгучий ветерок скользнул по затылку, плечу, прожигает спину, следом заскользил второй по лицу, по шее, по груди, а встретились оба на спине? Ещё один горячий смерчик пробежал по лицу, обжёг губы, ещё один очаг расползся сладким пожаром по груди, животу, облил огнём бедра, навстречу тем, что, устроились на спине… Уже скрипит и крошится от жара старый кедр. Белла, твой горячий ветер поднимает волну…
Да, отвечают почерневшие глаза, да…
И скользит узкая ступня по бедру, маленькая горячая ступня, всего в мою кисть длиной. Мой берег зовёт… Тянет меня к себе, тянется ко мне навстречу… Я весь - одна волна силы, которую ждёт моя женщина…

Я иду, Белла - моё пристанище… я иду, Белла - моя земля обетованная… я иду, Белла - жизнь моя, моя жизнь… я здесь, Белла, последним накатом - я с тобой! Я с тобой… горячий гибкий хрусталь, могущество, которому я поклялся в вечной верности. И руки, смотри ты, ослабели, не спешат хватать, уже способны осторожно прикасаться к коже, ощущать её шелковистую нежность…
Белла?
Что?
Нет, я никуда не денусь, ни от чего не откажусь, ни в чём не откажу. Волне без берега плохо, но и берег… да… их лучше не разлучать. Тихий шёпот поцелуев, прохладное прикосновение моих ладоней к горячей груди, всё, что ты хочешь, всё, чего хочу я… А ведь прохладный ветер тоже способен… разбудить берег… Белла, берег мой, меня не надо звать, я уже здесь, примешь меня?
Да, изгибается Белла мне навстречу, да… да…
И скрипит, и трещит под напором холодного ветра сухой кедр…
Последний подъём, вся сила отдана, вся… и ослабевшие руки сползают с изуродованной спинки кровати, чтобы бережно пройтись по кудрям, расправить их, убрать испарину со лба… Белла… жизнь моя…
- Эдвард.
- Да. Белла.
- Я люблю тебя. Знай и помни, я люблю тебя.
- Да, Белла, жизнь моя, единственная моя жизнь…
- Поцелуй меня ещё…
Да, Белла… да…

Только ты засыпаешь прямо посреди поцелуя, радость моя…

Это, наверное, хорошо. Не должен кошмар осмелиться прийти после… после такой отчаянно счастливой ночи.

Осталось дождаться последнего экзамена. Рассвета. До него недолго-то и осталось. Я жду и не знаю, как дождаться. С открытыми глазами, постепенно обнаруживая разрушительные следы своей капитуляции, понемногу разламывая своё счастье, разламывая надежду, что не так всё и страшно, или с закрытыми глазами, чтобы уж всё сразу увидеть, без мучительных медленных пыток? Компромисс: я не смотрю на Беллу, я смотрю на солнце. Я посмотрю на Беллу, когда косые солнечные лучи уйдут, не будут вводить меня в заблуждение. Дождался. Розовые стрелы пробили воздух, впились в лёгкие шторы, заскользили по стене, по полу. Не посмотрю, я сам для себя решил, не посмотрю, сохраню надежду целой до последнего мгновения. Позорно трушу, да… но ведь мне всё равно придётся их увидеть, так что нечего и тянуть.
Белла, боль моя…
Розовые блики уже примчались, поплыли не спеша по золотой коже. Стиснув зубы, жду, когда какой-нибудь из них зацепится, останется. Ни одного, все убежали, все, что я видел!!!
Это слишком хорошо, не может быть такого, и я сползаю с кровати следом за последним, чтобы обернуться и увидеть…
Белла…
Белла спит. И синяков нет.
Господи…
НЕТ СИНЯКОВ!!!
Под глазами ложатся тени, тонкие тени, от которых начинает снова звучать сердце. Тени полыхавшего ночью огня, в котором гореть бы и гореть, без конца. Ничего, когда Белла отдохнёт, отоспится, тени под глазами тоже растают. Белла спит. Ну, ещё бы ей не спать… Сначала довела вампира до полной паники, потом растёрла все его клятвы в пыль, потом прямиком отправила в рай, прошла по всем семи небесам рая вместе с ним, ведь это всё не так и легко, для обыкновенного человека. Белла спит, немудрено, после такой-то ночи…
А это что? Нда, без потерь не обошлось. Причём, как я расправлялся с одеянием Беллы, я ещё помню, а вот как расправился со своим - не представлю даже. Возможно, по способу того копенгагенского парня… а, неважно. Номер был - демонстрации номера не было. Значит, номера не было, так, случайность. Солнце поднимается, а Белла спит. Ещё бы нет, если большая часть ночи была… прекрасной. Но бессонной. День набирает силу, начинает подниматься температура воздуха, а Белла спит. А я при ней. Если уйду, от жары она сразу проснётся. Пусть лучше выспится, как следует, а я поразмышляю.
А вот ещё кое-что из моих ночных «подвигов», это уже не «подушки безопасности», это, можно сказать, спасательная доска, принявшая на себя самый тяжёлый удар прибоя, но вытянувшая из-под обвала. На головной спинке кровати глубокие царапины, просто борозды, от ногтей. Прекрасная кровать, ливанского кедра. Была. Не жаль, Белла на этот раз цела. И будет целой впредь. Эсме поймёт и простит, это не проблема. Проблема - как загладить то горе, которое я от своего «великого» ума сумел принести Белле. И это не проблема. Отдавать ей всё, что только есть во мне для неё - это не просто обязанность, это блаженство, соблюдая, кхе, «технику безопасности обращения с живым хрусталём».
Дать ей всё, всё, чего она захочет. А если опять захочет чего-то свыше моих сил? Хорошее слово - опять… Когда она хотела от меня чего-то другого? Значит, буду их искать, свои сверхсилы.
Дни здесь ярче, гораздо яростнее, чем в Форксе, но и короче. Вот и полдень миновал, подмигнув случайным солнечным зайчиком. Белла просыпается. Наконец-то.

Это у нас становится устойчивой традицией: не открывая глаз, вспомнить что-то хорошее из вчера, чтобы пережить что-то плохое сегодня, так, Белла?

Лежит, молчит, делает вид, что ещё не проснулась.

Не бойся, Белла, Атлант научился держать своё небо и смотрит без страха в сегодняшний день, но не без опаски - в завтрашний. Белла, счастье моё повышенной рискованности…

Наконец-то собралась с духом, решилась официально проснуться. Кто сейчас смотрит в моё лицо: женщина - победительница Белла, или котёнок Белла, опасающийся расплаты за вчерашнюю шкоду?
- Мне бежать в укрытие? - робко поинтересовался котёнок Белла.
- Немедленно! - сур-р-р-рово подтверждаю я, и котёнок облегчённо вздыхает.
Его тигр не рычит, не бьёт хвостом, истерик не закатывает. Шкода, вроде, обошлась без катастрофических последствий. Но она была, и котёнку неловко…
- Прости. Ни в коем случае не хотела… Не знаю, что на меня нашло ночью, - недоумённо мотает головой Белла.
Она себя тоже… не знает.
Ох, Белла… Если бы того, что на неё нашло, не случилось бы, я так бы и продолжал мучить нас обоих, так бы и не открыл приёма обеспечения безопасности, и не было бы этой ночи… только представить, не было бы этой безумной ночи… а всё началось с нерассказанного сна. Что в нем, кстати, было? Может, не поздно ещё его обсудить.
- Ты так и не рассказала, что тебе приснилось.
- Не рассказала. Зато показала,- нервно хохотнула Белла.
- О… - нежность и страсть Белла из сна отдавала мне, не напуганному придурку, каким я был, а мне - такому, каким я должен был быть.
- Вот как. Надо же.
- Это был замечательный сон! - отстаивает его Белла.
А разве я с этим спорю… Только стыдно, что для того, чтобы мне стать достойным Беллы, ей пришлось столько страдать. Перешагивать через свои пороги страха, совсем не похожие на мои, чтобы я смог перешагнуть через свой порог и стать таким, как должно.
- Ты меня простил? - тревожится котёнок.
- Ещё думаю, - думаю, как чувствует себя моё мужское вампирское самолюбие, что тигра буквально за хвост тащит к победным вершинам счастья слабый котёнок, причём не в первый раз.
Смущённо себя чувствует. А котёнок, помня прошлую тигриную истерику, принялся искать причины для будущей. Быстро сел, завертел головой во все стороны, и плавно стёк обратно на подушки.
- Ой! Голова закружилась.
Ох, Белла… таскание тигра за хвост - тяжёлая работа. Даже очень долгий сон не может сразу восстановить затраченные силы. Так что я побуду пока твоей опорой в прямом смысле, вместо спинки кровати.
- Ты долго спала. Двенадцать часов, но всё равно не хватило.
- Двенадцать? Странно…
Это Белле странно, а мне - совсем нет. Отмахнувшись от этой странности, котёнок продолжил поиски последствий своей шкоды. Стараясь уберечь моё самолюбие, аккуратно стреляет глазами по себе, по кровати, по комнате, тихонечко потягивается, вроде как бы со сна. Ага… кто бы в это поверил…
- Инвентаризация пройдена?
Пойманный с поличным котёнок смущённо кивает, и мужественно косвенно признаётся в содеянном.
- И подушки вроде не погибли.
- Подушки - нет. А вот твоя… м-м-м… пижама - увы, да, - признаюсь я в свою очередь, кивая на лоскутки ткани, разбросанные в изножии постели и на полу, рядом с кроватью.
- Какое несчастье! Она мне нравилась.
- Мне тоже, - за что и пострадала.
Не явила бы красоту и женственность Беллы с такой силой, может, не рвал бы я пижаму с таким нетерпением. Сумел же стянуть подвязку на свадьбе в целости и сохранности, а ведь тоже… непросто было.
- Ещё жертвы есть? - беспокоится котёнок.
Он слишком хорошо знает своего тигра, чтобы надеяться, что все обошлось такими пустяками.
- Придётся купить Эсме новую кровать, - покаянно указываю я подбородком на изуродованную спинку кровати.
Белла уважительно разглядывает царапины, а потом серьёзно собирает бровки.
- Хм, - нахмурилась она. - Странно, что я не слышала.
А когда ей это было слышать, она встречала нахлынувшую «волну»…
- Ты отличаешься поразительной невнимательностью, когда чем-то увлечена.
- Да, я слегка увлеклась, - и щёки залил пунцовый румянец.
Белла - сочетание отчаянной страсти и так и оставшейся девичьей стеснительности… Страсть вампира будет ещё сильнее и неукротимее, и смущение, может быть, останется, только… щеке никогда уже не удастся так согреть мою ладонь.
- Румянца мне будет очень не хватать, - признаюсь я в том, что не только Белла, но и я потеряю что-то после её обращения.
Увы, нельзя совместить несовместимое. Румянец ещё не отполыхал, Белла ещё что-то перебирает в памяти из происшедшего, и возвращается ко мне, всегда и во всём ко мне, опасливо заглядывает в мои глаза, а вдруг нарушение собственного слова поранило моё самолюбие.
- А ты как себя чувствуешь?
Ха-ха, уйю, ха-ха- ха, как может чувствовать себя тигр, которого за хвост вытащили из ада, да ещё в рай препроводили, а сопровождающий ещё и беспокоится, попал ли он туда, куда хотел, или нет!
- Что смешного? - недовольно интересуется Белла.
- У тебя такой виноватый вид - словно ты преступление совершила.
- Примерно, - утверждающе пробормотала Белла.
- Подумаешь, соблазнила собственного не особо сопротивлявшегося мужа. Тоже мне криминал, - веселюсь я.
А Белла смущается ещё больше, но между бровей собралась упрямая несогласная складочка.
- «Соблазнить» предполагает некоторый умысел.
В смысле она и в мыслях ничего подобного не имела. Она только хотела отдать мне то, что накопила для меня, но её дары не идут вровень с моими принципами.

Ты так подумала сейчас, Белла? И тогда так думала? Ох, и пентю-ух… прости олуха, сердце моё.

- Ну, я неточно выразился, у меня вообще насчёт слов о любви практики никакой…
- Но ты не сердишься?
- Не сержусь… - даже на себя не сержусь, откуда же мне было знать, что я есть такое там, в океане «Белла».
Я себя простил, частично. Не за ночь, ЕДИНСТВЕННУЮ неповторимую, там нечего прощать. За истеричное утро с такими горькими последствиями.
- Почему? - для Беллы это важно, всегда важно - не создавать любимым людям проблем.
Мне надо аргументировать свои слова, иначе может не поверить. И сейчас мне просто это сделать, никаких экспромтов. Чего я только не передумал, ожидая рассвета, а потом её пробуждения.
- Ну, во-первых, обошлось без увечий, я нашёл способ контролировать избыток силы, перенаправив её в другое русло, - ничего, надёжное, надёжней орехового гарнитура. Царапины глубокие, но ведь дерево не треснуло. - Наверное, потому что я знал уже, чего ждать.
Белла улыбнулась, не без толики чувства победителя в споре.
- Вот видишь? Говорила же, главное - побольше практики.
Говорила. А синяки тоже говорили. И кого мне было слушать?
Гр-р-рр? Это кто? Белла? Не совсем, это желудок Беллы заявляет о своём печальном пустом настоящем. Совсем вы, мол, со своей любовью обо мне забыли, не дадите немедленно чего-нибудь - и о постели можете забыть!
Настырный такой! Но он прав.
- Человекам пора завтракать, или хотя бы обедать!
- Пожалуй, - согласился человек.
Белла спрыгнула с кровати и тут же зашаталась от резкого движения, заваливаясь на бок и неловко переставляя ставшие вдруг непослушными ноги. Не поймал бы на полпути, врезалась бы в прикроватную тумбу.
- Что, Белла, что это?
- А, обычное дело. Если в следующей жизни останусь такой же неуклюжей, потребую компенсации за моральный ущерб.
Бывало, помню. От смущения или концентрации на чём-то другом, Белла путалась и запиналась об собственные ноги. Наиболее тупые одноклассники хихикали и ржали. А, да ладно. Что бы ни было сейчас причиной, вампиру по статусу неуклюжим быть не положено, так что никакой компенсации.
- А завтрак себе сегодня готовлю я!
- С чего это?
- Есть хочу, ужасно! Немедленно! А твои завтраки, хоть и вкусны, но, всё же, требуют времени на приготовление. Сковорода где? Совсем ты меня избаловал, не знаю тут ничего.
- Вот она, Белла. Ещё что?
- Яиц! Много!
- Вот они.
- И соли.
- А, может, хотя бы омлет?
- Да ну его! Яичница уже почти готова, ещё минута - и я спасена!
- Белла, подожди, поджарь хотя бы с другой стороны.
- И так сойдёт. Тарелочка… опля… м-м-м…
Это уже ни на что не похоже, я и не заметил, как изменились вкусы Беллы.
- И давно ты стала есть яичницу подрумяненной стороной вверх?
- Только что, - сглатывая горячий кусок и облизываясь, ответила Белла.
- А ты в курсе, сколько съела яиц за эту неделю? - предъявил я Белле мусорную корзину, набитую голубыми фирменными упаковками.
- Надо же… - удивилась она, глотая следующий, даже не остывший кусок яичницы. - Это у меня на острове аппетит разыгрался, а ещё сны странные снятся и равновесие ни к чёрту. Но мне здесь нравится. Правда, нам, наверное, всё равно скоро уезжать, если не хотим опоздать к началу семестра в Дартмуте? Ух! Ещё ведь жильё надо найти и всё такое.
Вот и ещё один нечаянный бонус. Мне больше не нужно следить за обязательным расстоянием между нами. Могу теперь сесть рядом, притянуть к себе, чувствуя тепло, а не устраиваться непременно на противоположной стороне стола. Но колледж, я думаю, как способ продления человеческого существования, для того, чтобы получить шанс возобновления человеческой любви, для Беллы уже не актуален.
- С колледжем можешь больше не притворяться. Ты ведь достигла своего? А договор мы не заключали, так что никаких обязательств, - отказался я от идеи, которую мы оба пытались использовать, как аргумент в споре, и оба не преуспели.
Белла возмущённо засопела.
- Всё по-честному, Эдвард. В отличие от некоторых я не строю целыми днями хитроумные планы: «Как бы так поинтереснее вымотать Беллу»? - проныла Белла с очень похожей, на мою, интонацией.
Артистичности Белле, если некого стесняться, тоже не занимать, получилось похоже, до смешного.
- Мне, правда, нужно ещё капельку побыть человеком, - пальцы Беллы пробежались по моей обнажённой груди, замерли, и отправились дальше, к животу. - Мне пока мало.
- Ради этого? - перехватил я руку Беллы, собирающейся что-то там изобразить на нижних плитках пресса. Это восхитительно, но… похоже, Белла выучила мои чувствительные точки гораздо лучше, чем я предполагал.
- То есть дело только в… сексе? - да, эта часть жизни не только для вампиров очень притягательна. - Мог бы и раньше догадаться. Разом прекратил бы кучу споров.
- Ты не понимаешь,- серьёзно собрала бровки Белла. - То, что накопила для тебя девочка Белла за всё наше время, в сравнение не идёт с тем, что накапливает любящая женщина, твоя жена Белла, за сущие часы. Я пока даже не успеваю отдавать, может, позже…
Разница. Вампира и человека. В свою смертную солнечную минуту в Вольтерре, когда я говорил «Белла, вот он я…», я начал меняться. Когда Белла повисла в следующую минуту на моей шее, чтобы спрятать меня от солнца, и я понял, что уже никогда нас с ней не разделить в любом виде и качестве, моё изменение завершилось. Я не поумнел, к сожалению, но повзрослел. А Белла… она только человек. Её взросление идёт по-человечески, гораздо медленнее, и, может, гораздо глубже моего, не знаю.
Я её не знаю.
- В тебе столько человеческого, Белла.
- Знаю. Я ведь женщина, Эдвард, человеческая женщина.
- Значит, едем в Дартмут?
- Не бойся, я на первой же сессии вылечу…
- Я тебя подтяну.
«Вылечу», как бы не так. Я уж лучше неё знаю, как быстро Белла умеет осваивать новое. Так что готовься, Дартмут, тебе собирается оказать честь будущая звезда колледжа. На столько времени, сколько ей захочется. А если на весь курс? Лучше не загадывать.
- А в колледже тебе понравится.
- Думаешь, ещё не поздно искать жильё? - ну да, мы - женатые люди, место в кампусе нам не подходит.
Белла действительно серьёзно отнеслась к перспективе учёбы в колледже. Но и я тоже… причём, по примеру Элис, заранее.
- У нас там вроде как есть дом… На всякий случай.
- Ты купил дом?!
- Недвижимость - оптимальное вложение средств, - заранее пресекаю я поползновения обвинения моей персоны в легкомысленном расточительстве. Предусмотрительный я, только и всего, так что не надо… возмущаться.
- Тогда поедем прямо к началу занятий, - решает Белла.
- Только сперва узнаю, можно ли пока не возвращать машину «до».
- Конечно, - саркастически изгибает бровь Белла, - А то не дай Бог на меня танк попрёт, в Дартмуте, ага. Там этих танков, как собак нерезаных…
Может быть, я и перегибаю палку, может быть, это и смешно… И пусть. Смешно - не страшно, а мне спокойнее.
- Сколько ещё мы можем тут побыть?
Белле, с учётом новых обстоятельств и прежних договорённостей, хочется взять от медового месяца как можно больше, а остров для этого идеальное место.
Согласен, но почему только остров Эсме? Теперь вся Земля для меня - медовый остров.
- Времени достаточно. Несколько недель у нас точно есть. А потом, перед отправкой в Нью-Гемпшир, предлагаю навестить Чарли.

Мой отдельный бонус в Форксе. Джейкоб Блэк. Его страх за Беллу, его ненависть за Беллу, тогда, на свадьбе. Ведь не удержится; если не хватит мужества увидеться, то позвонить-то он обязательно позвонит. И всё от Беллы узнает. Внутри шевельнулось какое-то неприятное, ревнивое превосходство. Вот я какой, а ты думал… Нет, это неправильно. Не только он так думал. Во всём, что касается Беллы, я не превосходил его никогда, ни в чём, кроме силы любви, тут мне равного нет. В остальном я только сейчас с ним сравнялся, да и то, с каким трудом. И если бы не Белла, не её вера в меня, не её… я бы не сравнялся с ним никогда. Сейчас умерла моя ревность. Я хочу, чтобы умерла ненависть Блэка.

- Рождество можно встретить с Рене… - из меня просто бил фонтан идей и возможностей, которые давало человеческое существование Беллы.
И сейчас, и в недалёком будущем, и в отдалённом будущем. Всё, чего хочет Белла, чего только может захотеть, всё возможно. У неё сложный выбор. Или её детский страх перед возрастом, или вся эта роскошь. Белла прикусила губку, взгляд невидяще уткнулся в столешницу, пальцы перекладывают что-то невидимое, словно оценивают вес и значимость предложений.
- Несколько недель. Всё, что может дать остров до начала занятий, - решает Белла.

Да, жизнь моя, да!!!

- И день… нет, два дня для Чарли, обязательно.
Как скажешь… Белла? Белла… что-то твои пальцы, сменив свою коленку на мою, намекают на…
- Помнишь, что я говорила насчёт практики? Может…
Я прав. Все боги любви, как мне хорошо оттого, что я прав! Может! Но придётся подождать. С моря доносится натужное пыхтение старенького двигателя. Моторная лодка, маленькая, в ней два человека подплывают к пирсу. Мужчина и женщина, уже слышны голоса, говорящие на португальском.
- Не упускай эту мысль, Белла. Я слышу лодку. Похоже, уборщики прибыли.
Котёнок распахнул глаза в ответ на мой одобрительный смешок, прижмурился в ответ на встречное предложение: не упускать мысль, - и улыбнулся. Хитренько так, уже имея нечто в виду на будущее. Ох, Белла… всё, что ты хочешь, вот только с делами разберусь.
- Сейчас объясню Густаво, что стряслось в белой спальне, и можем двигаться. На южной стороне джунглей есть одна полянка…
- Не хочу двигаться. Я сегодня не в настроении мотаться по острову, - немедленно реализует свою победу котёнок Белла, капризно надув губки, и хитро поглядывая из-под ресниц. - Хочу остаться тут и смотреть фильм.
Однако… ковать железо, пока оно горячо, Белла принялась немедленно.

Да, Белла, да. Всё будет, как ты скажешь. Капризничай! Быть побеждённым
тобой - это ли не величайшая радость!

- Хорошо, как скажешь. Выбирай фильм, а я пока дверь открою.
- Что-то я не слышала стука, - подозрительно замечает котёнок, видно шкоды так и рвутся на свободу, а доверия моей послушности ни на грош.
Увы, сейчас я не хитрю, шаги пришедших людей звучат у самого порога. Пора открывать дверь, уже стучат. Белла отправляется в гостиную, а я - встречать. Плотный мужчина, типичный латинос, и худенькая маленькая жилистая женщина, явно - индианка, стояли у порога.
- Добрый день, senhor. Мы - из обслуживающей фирмы, продукты возим, и по хозяйству: убрать, постирать. Мы за этим домом присматриваем. Как сказали, что гости едут, так всё и приготовили. Так что всё сделаем, senhor, как надо. Я - Густаво, а это - моя esposa, Каури. Она готовит - пальчики оближешь! Каждую неделю приезжаем, если надо, то и чаще можем.
Ну, готовить я и сам - не промах, но вот возиться с уборкой… да ещё в таких объёмах.
- Готовить не надо. Надо прибраться в доме. Спальня и кухня. Возможно, и в других комнатах нужна приборка, но незначительная, посмотрите сами. В спальне немного… намусорено, понервничал я слегка.
- Чего в жизни, senhor, не случается. Не беспокойтесь, всё быстро приберём.
Женщина скромно смотрела в пол, предоставляя вести беседу мужу, пока не услышала про нервы. И посмотрела, на меня.
«Ай, этот brancos… красивый, словно и не человек. Lobisomem, как есть lobisomem, которому обычная еда без надобности, молоденьких девчонок подавай, да ещё только самых красивых. А этот обычную еду заказал. Может, и обычный человек, но страшновато как-то. Сделать свою работу - и убраться бы отсюда побыстрее».
Почувствовала, хотя и ошиблась. Я не lobisomem, хотя и не человек, я - vampiro, и юные девы никогда не были в моём меню. Муж её вообще в этих делах не разбирался, для него я обыкновенный brancos, белый. Вот так и будем вести себя, приличными людьми.
- Я покажу, где и что надо сделать. Да, эта senhora - моя esposa, Изабелла Каллен. Её указания тоже надо исполнять, как мои.
«Врёт. Как же, esposa, больно молод, чтобы жениться. А девочка-то сладкая», - думает себе с самым вежливым лицом Густаво.
Да не вру я, а хвастаюсь, неужели непонятно.
«Ай, как же это! Истинный lobisomem, еда для девушки, а не для него заказана! Она и не знает, наверное, и не догадывается. На красоту да на сладкие речи попалась. А он с ней, как кошка с мышкой…», - ужасается Каури.

Эх, женщина, понимала бы ты хоть что-то. Где тут кошка, а где мышь. Вот один котёнок прижал меня лапкой, и как я ни дёргался, как ни рвался, а под лапкой остался. И только поэтому счастлив.

Но поскольку у Каури, кроме чутья и подозрений, ничего против меня нет, я буду с ней общаться, как с обычной, невежественной и суеверной, женщиной. Снисходительно вежливо.
- Идёмте. Сюда.
Белая спальня. Летающие перья - свидетели моего счастья, отчаяния, стыда. Накрепко закрытая дверь. Надо открыть. Увидеть снова.
- Вот.
- Не беспокойтесь, мы тут всё приберём.
А я сбегаю, к своей жене. Умелые руки уберут свидетельства моей битвы с самим собой, победы, чуть не случившейся беды, случившейся ошибки. Словно и не было ничего. Было, всё было. Пережито и переплавлено в счастье. Моя жена, моя Белла, мой главный свидетель всему. Моя Белла, моя Белла… я приникаю к ней, словно меня десять лет не было. Десять не десять, а неделя с той минуты, когда я закрыл в ту комнату дверь, прошла. И только что я там, неделю тому, побывал снова. Целую неделю… такое вот путешествие во времени. Соскучился, разумеется.
- Что с ней? - спросила Белла, отметившая, несомненно, испуганный взгляд индианки.
А что с ней. Обычная человеческая реакция на присутствие вампира.
- У Каури индейские корни. Её воспитывали тикуна. А они куда более суеверны, иными словами, куда более внимательны, чем основная масса наших современников. Так что она догадывается, кто я такой.
Догадывается, но будет молчать о своих догадках, чтобы не ославили сумасшедшей.
- У них здесь свои легенды. Лобисомем, оборотень, демон-кровопийца, охотящийся исключительно на красавиц, - улыбаюсь я фирменной улыбкой вампира.
Стрррашно?
Носик Беллы стремительно задирается вверх. Признание её красоты посторонними людьми - да, это повод для маленького чванства. И тут же носик возвращается назад.
- Но у неё такой перепуганный вид…
- Да. Ей страшно - за тебя.
- За меня? - удивляется миссис Каллен.
- Её пугает, что я тебя привёз сюда совсем одну, - пытаюсь я передать хоть сколько-то впечатление Каури от себя.
Беллу я не впечатлил, даром пропали все артистические потуги. Миссис Каллен лишь недоумённо повела плечиком.
- Ладно, давай уж ты выберешь фильм, и мы усядемся его смотреть. Вполне человеческое занятие.
- Точно! Она сразу убедится, что ты человек! - рассмеялась Белла.
Конечно, самое верное доказательство. Ну, какое разумное существо, кроме человека, способно тратить столько времени, упёршись взглядом в экран, на котором происходят выдуманные события с выдуманными людьми. Тем более что подавляющее их число - ерунда полная. Да и Белле фильм сейчас нужен, как фон, как некий привычный знак. Семейные люди имеют привычку посидеть у телевизора. А мы ведь семейные люди? А ещё семейные люди целуются, когда им заблагорассудится. Миссис Каллен заблагорассудилось немедленно, она повисла на шее мистера Каллена, невзирая на то, что в доме посторонние. Имеет право! Вот!
Белла, жена моя…

Но вы маленького роста, миссис Каллен, да ещё и босиком, даже на цыпочках не дотягиваетесь до супруга. Позвольте помочь. Если крепко обнять, ты Вы как раз дотянетесь. Теперь ножки не достают до пола, но нам это всё равно, так ведь? Нежные губы, нежная щёчка, та говорящая венка на шее, с которой я уже сколько, час, как не разговаривал, или даже больше?

- Фильмы - фигильмы - пока я объясняюсь ей в нежности, сочиняет свои определения для выбранного занятия Белла, болтает ножками, а заодно ворошит мои патлы.
- Ай! - ахнул женский голос за спиной.
Ну вот, набрался я от миссис Каллен, сам теперь увлекаюсь настолько, что не обращаю внимания ни на что.
«Он её прямо сейчас высасывать будет, значит, и нам не жить?» - мечутся мысли в голове Каури, выносящей пакеты с пером и разорванными подушками из дому.
Каури смотрит на Беллу, боится увидеть след покуса и кровь, а Белла краснеет и опускает очи долу. Оказывается, миссис Каллен не настолько привыкла к своему праву супруги в своём собственном доме, насколько декларирует.
- Простите, senhori, я не знала, извините, что помешала, мне так неловко… я не хотела.
«И совсем он не кусал, как неудобно-то. Ещё выгонит, а заработок»?
- Ничего страшного, Каури. Не волнуйтесь, занимайтесь своими делами.
- Слушаю, senhor.
«Может, он и не lobisomem, и человек учтивый, дразнить его зря нечего», - размышляет Каури, выскакивая из дома.
Вот именно. Нервы целей будут, это я точно гарантирую. Белла ничего из беседы на португальском не поняла, но поняла интонацию айканья очень точно.
- Она, правда, подумала то, что, как мне показалось, она подумала?

Вы опасное существо, миссис Каллен. Вам нет нужды лезть человеку в голову, чтобы прочесть его мысли. А уж сказать что-то, так ничего и не сказав - это талант дипломата.

- Да, миссис Каллен.
- Вот, держи, - сняла она первый попавшийся диск со старым забытым мюзиклом, чуть ли не «Серенаду солнечной долины», или как раз её…
- Как раз для медового месяца, - согласился я с выбором.
Они себе поют и танцуют, а мы себе обнимаемся, и никто никому не мешает. Белла так и собирается поступить, устраивается на диване перед телевизором с максимумом удобств, это чтобы меня было рядом как можно больше и со всех сторон. Актёры поют- танцуют дальше, а у Беллы совсем другая тема для обсуждения:
- Теперь можно будет снова перебраться в белую спальню?
- Не знаю… Учитывая, что кровать в голубой спальне я уже бесповоротно угробил, может, в разрушениях пока ограничимся одной этой комнатой? Если повезёт, Эсме когда-нибудь нас ещё сюда пригласит.
Белле это «пока ограничимся» очень понравилось. В глазах миссис Каллен заметались котёнкины шкодные искры.
- Громим дальше?
«Громим дальше». Вот так вот, Каури, настоящие женщины любого, не то что какого-то lobisomem, любого вампира под свою пяточку загнать могут, под узкую трогательную пяточку, как раз устроившуюся в моём кулаке.
- Уж лучше запланировано, чем ты застанешь меня врасплох посреди ночи.
- Да, долго ждать не придётся, - небрежно сказала Белла, а пульс вдруг резко набрал ход.
- С сердцем перебои? - вырвалось раньше, чем я подумал о возможных естественных причинах ускорения пульса.
- Нет. Здорова, как бык. Ну, что, пойдём испытаем боевой полигон?
Вот она, причина ускорения. Такая… такая… если бы не уборщики…
- Наверное, лучше дождаться, пока мы останемся одни. Это ты не замечаешь, как я мебель крушу, а уборщики испугаются.
На личике Беллы - виноватая досада.
- Точно. Вот чёрт…
Уборщики деликатно и тихо переходили из комнаты в комнату, споро убирали пыль и занесённые сквозняками пушинки из уже ликвидированных погубленных подушек, а Белла пыталась делить своё внимание между тем, что там изображали на экране, и тем, что делали уборщики. Ничего интригующего нигде не наблюдалось, заскучала, и потихоньку начала дремать. Вот и славно, как раз семейное занятие - дремать перед телевизором.
- Мы всё сделали, senhor, - не понижая силы, резким диссонансом с карамельными голосами хора из мюзикла, вдруг врезался голос Густаво, жёсткий, даже шершавый на слух.
Похоже, разбудил Беллу. Дождался котёнок времени своих шкод. И я… их дождался.
- Очень хорошо. Распоряжение об оплате отправлю немедленно, вернётесь в контору, деньги вас будут уже ждать. И небольшая премия сверху, за хорошо подготовленный к нашему приезду дом. Если и сегодняшней работой буду доволен, то появится ещё одна маленькая премия. Больше одного раза в неделю уборка не нужна, разве что дополнительная доставка продуктов может потребоваться. Справитесь, я думаю.
- Не сомневайтесь, senhor, всё сделаем, как скажете. Наилучшего вам отдыха.
- И вам доброго пути.
Густаво отправился к пирсу, где уже ожидала мужа Каури.
- Ну, что он сказал? - затеребила она мужа.
- Что заплатит, даже с премией.
- А его девочка что сказала?
- Спала его девочка, у него на руках, да и португальского она, похоже, не знает. Да тебе-то, какое дело, что у них там.
- Говорю тебе, он - lobisomem, возьмёт, да и убьёт…
- Слушай, женщина, сколько глупых девчонок погибает по доверчивости своей от рук совсем не оборотней. Ты же не кидаешься их спасать. И к тому же он платит, хорошо платит, за работу, а не за твои выдумки. Бросай ты свои деревенские замашки везде оборотней искать. Нет их. Всё, поехали, - моторка с пятой попытки затарахтела, наконец.
- Они уже точно уехали? - попыталась услышать шум мотора нетерпеливо ерзающая Белла.
- Да.
- Значит, теперь мы одни?
Да, теперь на нас никто случайно не налетит. Но! Одна, даже большая, яичница за сутки - не маловато для поддержания жизнедеятельности живого существа?
- Может, сперва перекусим, Белла? - Белла прикусила губу, разрываясь между направлением на кухню и соблазном двинуться в другую сторону.
Значит, решать мне, идём на кухню. Времени на изыски нет, живот Беллы опять яростно протестует против небрежного к себе отношения. Тушёное мясо из банки, консервированные бобы, практически, армейский рацион десантника, - всё летит в сковороду и экстренно нагревается. И тут же быстро съедается, полностью.
- Совсем в обжору превращаюсь, - жалуется Белла, подбирая соус последней корочкой хлеба.
- Хочешь, пойдём, поплаваем с дельфинами - сожжёшь лишние калории? - делаю я индифферентную мину, словно у меня склероз, и слова Беллы о полигоне у меня вынесло из памяти сквозняком, который устроили уборщики.
Но Белла ничего не забыла и ничего не отменила.
- Можно, только не сейчас. Калории можно сжечь и по-другому.
- Это как же? - продолжаю я строить из себя простодушного тупицу.
- Ну, там ещё не вся кроватная спинка растерзана…

Медовый месяц. Сладость достижения цели, сладость исполнения всех и всяческих желаний, сладость свободы чувства.
Всё, конечно, присутствует. Но не только это. Иначе бы быстро всё приелось, даже вампиру. Медовый месяц - время не траты, а накопления. Каждый день - как отдельная сота, наполняется немыслимыми прежде сокровищами, открытиями. Не только в Белле для меня, но и во мне для Беллы, но и во мне для меня.
Супружеская постель… - весь остров с прилегающей акваторией. Земля вечно ждёт любви, соединения в единое целое, встречает её, получает её, а мы лишь часть земли, и в слиянии соединяемся со всем миром. Гармония. Это если глобально.
Но есть такие тонкие оттенки, связи, которые обеспечивают эту, вроде просто так, легко, достигаемую гармонию. Оказалось, что первый взрыв чувств - это только эскиз будущего единения, детские каракули. Что есть гармонии более тонкого, высокого порядка, для достижения их надо искать созвучия, попадать в ритм души, ума, сердца, без них созвучие тел беднее, а эти три составляющие такие изменчивые, и не только в живой смертной Белле, но и во мне, бессмертном. Закат сегодня, не такой, как вчера, пришедшая неожиданная мысль, раньше не замеченная особенность поворота головы, да мало ли что может случиться, и созвучие надо искать заново, предыдущее не совсем подходит, а отдать себя любимой хочется наиболее полно, без потерь новых находок. Но и Белла… сколько раз я ловил на себе особый изучающий взгляд шоколадных глаз.
Водопад, Белла устроилась после прыжков в воду на плоском камне, отдышаться.
- Что, Белла?
- Ничего, это я так… смотрю. Ты сейчас похож древнегреческую статую.
- Белый и неподвижный.
- Нет. Идеальный.
- Ну, я не настолько хорош, хотя и большинство из них далеки от идеала: без рук, или ног, а то и вовсе без головы.
- Они не виноваты, что люди не умеют беречь красоту.
- Придём домой, я намажусь гелем для ванны, обсыплюсь песком, и вполне сойду за неповреждённую скульптуру, установишь хоть на кухне, хоть в гостиной. Хочешь?
- Не хочу. Греки, конечно, гении, но у их скульптур есть один общий изъян - целоваться не умеют, - смеётся котёнок Белла.
- У одного-то получилось, у Пигмалиона.
- Это сказки.
- Не сказал бы, ты же сумела повторить его подвиг.
Зря я напомнил, Белла полыхнула румянцем от возмущения. А потом отомстила, изобразила Галатею в небрежно наброшенном содранном с плоского валуна покрывале, предоставив мне роль Пигмалиона, и очень мужественно отказывалась оживать. Оживление заняло много времени, коварно-провокационного, терпеливо-неспешного доведения скульптуры до желанного совершенства всеми доступным способами при помощи исключительно рук, губ, в общем, всего того, чем располагаю.
Ожила, наконец-то…
- Белла…
- Да…
- Белла...
Галатея прибыла домой уснувшей от усталости на руках у своего, осыпанного крошкой раздавленного гранита, Пигмалиона, с трудом дождавшегося её пробуждения к ужину, чтобы испытать ещё кое-что из способов оживления, но в более комфортных условиях, но, с добавлением древесных стружек.

Поляна в джунглях, мы всё же до неё добрались. Дерево кешью, не такое огромное, как в Натале, но тоже солидное. Белла насмотрелась вдоволь, налазилась, погрызла совсем ещё молочные плодики, устроилась под деревом на прихваченном из дому коврике, притянув меня, по обыкновенному её правилу поближе к себе, замерла на минуту.
- Эдвард.
- Да, Белла.
- А чего бы ты хотел от жизни?
- Тебя.
- Это сейчас. А потом?
- Тебя.
- А потом?
- Всегда тебя.
- А почему?
Ну, вопросик… на него никто до конца ответить не может, хоть и написаны тонны трактатов, романов и стихов.
- Не знаю. То есть, вроде как, знаю, но не до конца.
- А почему?
А почему только я попадаю на допрос? Пора принимать ответные меры!
- А потому, - очень доступно пояснил я и бросился в атаку. - А чего бы ты хотела от жизни?
- Тебя.
- Это сейчас. А потом?
- Тебя.
- А потом?
- Всегда тебя, - улыбается Белла яркой бабочке, присевшей на мгновение, на её коленку
- А почему?
- А потому, - Белла уже не улыбается, думает, провожая взглядом улетевшую бабочку, и взгляд её глаз становится глубоким, просто бездонным.
Движения её рук, обнимающих меня вслед за таким лаконичным зеркальным ответом, лёгкие и острожные, словно это я - хрупкое создание, которое опасно трогать нетерпеливыми руками.
И поцелуй такой же - невесомый, как крыло бабочки.
- Почему, Белла?
- Потому…
И ночь, пришедшая с луной, была такой же, как этот непонятный поцелуй - невесомой, прихотливой, и тающей, как лунная дорожка на воде.
- Белла? Белла…
- Да…
Белла засыпает, а мышцы всё стараются сохранить состояние невесомой лунной паутины. Неужели это именно то, чего я сегодня желал? Наверное, да…
Белла… Моя лунная королева…
Ночь - сота, заполненная лунным мёдом, запечатанная в моей памяти навсегда, всё равно ушла, уступив место новому дню. И неизвестно, что он принесёт с собой. Но, как напоминание об этой ночи, к пробуждению Беллы в холодильнике замер небольшой воздушный торт в форме острова, с месяцем из дольки залитого в карамель лимона, на вершинке, и такой же лимонной бабочкой, уснувшей на самом краю.
А наутро стороной прошедший шторм нагнал высокую волну, и ветер с моря трепал кроны пальм и норовил хлопнуть забытой дверью. Белла носилась по берегу, в глазах воодушевление и азарт.
- Эдвард, идём в воду!
- Тебя с ног собьёт, об песок коленки сотрёшь.
- А ты будешь моей опорой, тебя не собьёт.
- Тебя унесёт.
- А ты удержишь.
- Может, у телевизора посидим, пока ветер не стихнет?
- Да ну его! Дома насмотримся. Эдвард, море сегодня такое сильное! Кто кого, оно нас, или мы - его?
Конечно, мы идём укрощать море. И Белла рыбкой бьётся в моих руках и никак не хочет выходить из воды. И валит на берегу на песок, изображая волну, а мне приходится изображать тот самый терпеливый берег. И кончилось так, как должно было кончиться такое занятие. Пришла наша «волна», и нам не было уже дела ни до какого ветра, ни до каких волн.
- Белла…
- Да Эдвард, - вьётся в сетях моих рук драгоценная рыбка, заманивает и уводит за собой в глубину.
- Белла… - уже забыты сети, самому бы удержаться за искрошенный край спасительной доски.
- Да, Эдвард, да... - поёт и затягивает глубина шоколадных до черноты глаз.
- Белла…
- Да…
Укатали драгоценную золотокожую рыбку штормовые волны. Частое дыхание никак не восстановится, и сердце бьётся быстро-быстро. Под глазами снова ложится усталая тень. А сами глаза… неуспокоенные и неукротимые.
- Белла, тебе надо отдыхать.
- Не надо!
- Любовь моя, у тебя уже тени под глазами собираются, завтра будешь никакая, а у меня планы.
- Подума-аешь, тени у меня. Ты на себя в зеркало давно смотрел? А я тебе ещё третьего дня говорила.
- Когда это?
- Тогда, позавчера.
Косой взгляд в зеркало подтвердил: выгляжу я так себе. А чувствую себя прекрасно… вот странность-то. Ладно, не сегодня, так завтра пойду на охоту. Сегодня или завтра?
- Белла?
А Белла уже спит. Вот так, на полуслове, на полдвижении. Даже колыбельной не потребовалось. А ночь ещё и не наступила даже, только сумерки наступают в полной силе и славе. Значит, иду сегодня, сейчас. Как оно там повернётся, быстро ли я справлюсь, и как ещё Белла без меня спать будет. Ветер выдул духоту, может, и не будет без меня Белле тяжело, хорошо бы. Но записку напишу. Ну как же, я - человек женатый, без уведомления супруги из дому исчезать не должен.
Итак.
«Для миссис Изабеллы Каллен.
Надеюсь, ты не проснёшься среди ночи, и не станешь гадать, куда я делся. Но если проснёшься - не бойся, я скоро вернусь. Уехал на материк, поохотиться. Ложись спать. Утром я уже буду с тобой. Люблю тебя».
Яхта спокойно дожидалась своего часа, едва качаясь на тихой воде. Запаса горючего достаточно туда и обратно, ну, и ещё бочонок в трюме. «Белая тень» вышла шёпотом из бухты на простор большой воды. Можно прибавить скорости. На полную!!! Руль вправо, мне не нужен город, мне нужна сельва. Где-то там, в Рио, сидит в засаде Ткач, оберегает свои владения. Ткач, который не хочет видеть меня больше никогда. Угораздило же его нарваться на такого заказчика, соткать коврик для меня ради того, чтобы я мог увидеть… Я всучил ему свою слишком сырую личность, вместе со своим «знанием» Беллы. Я её не знал тогда, я её и сейчас до конца не знаю. Хотел Ткач или нет, но нахлебался моей боли. Может, когда-нибудь я встречу его. И что скажу? То и скажу: прости. А ещё что? А больше и нечего сказать. Ведь он предупреждал, что тот, кто себя не знает, ничего путного об истинном своём будущем узнать не может. Нет, скажу.
Утешься, скажу, Белла исправила все мои косяки, уврачевала всю мою боль. Если ему захочется меня треснуть - не удивлюсь.
Но сейчас я на его поиски не брошусь. Есть одна боль, которую никто не уврачует, кроме Беллы. Боль разлуки. Ну и что, что короткая, только на охоту, уже немилосердно хочу обратно. И чего в этом желании больше: моей тяги, моего желания видеть и чувствовать Беллу, или страха за неё, оставшуюся одну на острове - не знаю. Если бы хоть какая-то опасность была бы, Элис бы увидела. А если опасность стремительная, вне решений людей, стихийная, вроде урагана или ещё чего-нибудь? Не должно бы, в это время года настоящих штормов не бывает, а я обязательно быстро вернусь. Всё равно… неспокойно, неуютно. Белла одна. Это… тяжело. Очень.
«Белая тень» шла на максимуме своих возможностей, ровно и мощно. Это должно успокаивать. И, тем не менее, Белла на острове одна… Берег, где сельва подходит почти к воде, приближался гораздо медленнее, чем хотелось бы, но всё же. Стоп, берег. Закрепить яхту, и вперёд! Сельва пахнет сухой травой, жаром, и это - ночью! Дождей уже давно не было. Запахи слабые, тонкие, и их мало. Придётся уходить в глубину, подальше. Это - время, но жажда вдали от Беллы вполне проявила себя. Действительно, я голоден, очень. И могу быть опасным. Удержать себя удержу, никого не выпью, но уж эмоции вполне могут выйти из-под контроля. При моей - то силе! Знакомые места, меня тут всего полгода не было, ну, немного больше. Где-то тут, да, можно что-то найти. Пусто… Сушь, следы травоядных редкие, да и сами животные - мелкие, не пища для крупных хищников. Дальше, дальше, уже скоро утро, и унесло меня от берега далеко, а всё ещё пусто. Плохой выдалась здешняя зима для сельвы. Мелкие грызуны - долго, пока наберёшь, да и невкусные, до отвращения. Идти только вдоль реки - сужать круг поисков, но в глубине, где сухо, точно ничего уже нет, потерянное время. Да где же!!! Только кислый запах крови капибары. Стоп, а кто кровушку пролил? По ниточке запаха… вот оно, то, что надо!!! У пятна крови и ошмётков шкуры и костей - следы. Пумы, большая и поменьше, похоже, одна добыла, а вторая - отняла. Значит, и я не без добычи. Две подкормившиеся кошки! Сначала - большая… а солнце всё ближе, скоро рассвет! Ничего личного, киска. Просто очень есть хочется. Атака!… А теперь вторая, она не должна быть далеко… Вот! Вторая, мелкая, худее первой… Ну, уж что есть. Атака! Солнце. Рассвет. А я - в глубине сельвы, одно утешение - основательно сытый. Две, даже худые, кошки - это две кошки. Домой! Скорее домой!

Белла, я уже бегу! Я скоро!

А ещё и по морю, да как меня так далеко занесло-то! А так, охота - не поход в супермаркет. И когда я домой доберусь? Не раньше полудня, а обещал - к утру. А Белла одна… на весь остров одна. Позвонить… позвонить, телефон где… на тумбочке. У кровати. Специально, чтобы Элис могла дозвониться в первую очередь до Беллы. Только бы всё было хорошо, только бы ничего не случилось… Господи…
Океан тих, но дневной бриз уже поднимает волну, такую маленькую, почти и незаметную совсем, яхта опять несётся на максимуме. На большой воде волна выше, но не больше обычного, была бы вчерашней, на которой прыгала вчера Белла, движение было бы медленнее. Хороший знак, да? Всё хорошо, никаких препятствий.
Гони, «Белая тень», гони!!! Что там, на берегу? Ничего не видно… Ну и зачем было строить дом так далеко от пирса? С моря не видно ничего. И Беллы на пирсе нет. Если всё хорошо, чем она может заниматься сейчас? Расположиться с книгой на веранде? Или на кухне, время обеда уже наступило…

Белла, я уже дома, Белла, встречай ворчанием загулявшего мужа…
Тихо… Совсем тихо, только сквознячок по дому гуляет. Где ты, Белла, сердце моё… Ох, Белла, вот ты где…