Глава 12. Несмотря на мои недостатки.


- Я найду способ защитить тебя. Просто помни об этом, – он прижимается своим лбом к моему, – перед тем как узнаешь все остальное и больше никогда не захочешь увидеть меня снова.

Она отстраняется - невинность не должна касаться греха.

Привыкай к этому, парень.

- Как бы все не было плохо, я бы предпочла просто знать, - шепчет она, ее глаза требовательны и почти что сердиты. - Мне нужно что-то реальное, даже если оно и станет мне ненавистным. Понимаешь?

Что-то реальное.

- Белла, это не совсем случайные знания, - уверяю я, предоставляя ей последний шанс отказаться от всего.

Каким-то непостижимым образом она здесь, по своему желанию, в моей квартире.

Осматривая все.

И даже если я здесь с целью разбить собственное сердце, все равно хочу, чтобы ей понравился мой дом. Любопытно, что она думает о моих вещах, что они говорят обо мне? Посчитает ли она меня интересным? Да и интересен ли я вообще?

Она останавливается около рояля и улыбается, возможно, даже сама того не осознавая.

- Ты записывал мой подарок здесь? – спрашивает она, и это заставляет меня думать о времени, когда все было проще. Когда ее красота была нежной, безнадежной мечтой на задворках моего сознания, переливающаяся в мое пианино.

Все еще безнадежная мечта. Может быть, я смогу получить последнее воспоминание. Последний шанс на то, чтобы показать ей, как я себя чувствую, перед тем как открыть ей правду о себе.

Несмотря на то, что происходящее напоминает последнюю трапезу перед казнью, я сажусь за рояль, пока Белла продолжает улыбаться мне, и изливаю все свои чувства на клавиши, в этюд Torrent («Поток»), название которого как нельзя лучше отображает мое нынешнее состояние. Раскаяние, безысходность и еще раз раскаяние находят выход через музыку, и когда все заканчивается, я уже почти готов к расстрелу. Почти. Не могу представить, как буду смотреть ей в глаза, когда расскажу о том, что я убивал и лгал.

Сигарету и повязку на глаза, пожалуйста.

Она безошибочно опознает пьесу Шопена, шепча про себя название, и я поднимаю глаза вверх, видя на ее лице сочувствие, смешанное с решимостью.

- Это все замечательно, Эдвард, но мы пришли сюда, чтобы обсудить тот факт, что ты… - Инстинктивно, но осторожно, я накрываю ее рот рукой.

Ее глаза широко открыты. Не напугана, но, несомненно, удивлена.

- Не говори. Думай все, что хочешь, но не произноси это вслух. – Если Аро когда-нибудь коснется ее… возможно, она его и не впустит в свой разум, но если Аро коснется меня… - Существуют определенные последствия, если использовать это слово. Может быть, ты захочешь иметь выбор в данном вопросе.

- Тогда я выбираю, чтобы ты просто решился и рассказал мне все, - быстро находится она. Туше.

- Пожалуйста, уступи мне хотя бы в порядке того, что и как излагать тебе, - настаиваю я, лихорадочно выстраивая линию разговора в голове. - Можно рассказать много правды, не связанной с риском для тебя. А к тому времени, как ты узнаешь хотя бы половину, то, вероятнее всего, не захочешь иметь ничего общего со мной, а тем более рисковать жизнью и карьерой из-за этого слова.

- Моей жизнью и карьерой. – Ее тон так и кричит: «Я не идиотка, болван».

- Пожалуйста, верь мне, - умоляю я.

- Больше никакого обмана.

Если честно, я не врал, просто уклонялся от истины.

- В принципе…

- Если следующими словами, которые вылетят из твоего рта, не будут: «Я был задницей и рад, что ты теперь об этом знаешь», я ухожу.

Гнев, пока и не очень большой, гораздо лучшая реакция, чем страх и сомнения. Гнев сейчас на пользу.

- Да, я был задницей, соглашусь. Но, Белла... - Я стараюсь успокоиться, но не могу удержать отчаяние в голосе. - Клянусь, я не хотел, чтобы ты засомневалась в себе в таком плане. Пожалуйста, не уходи.

- Я не хочу уходить, - говорит она. Как это мучительно сладко слышать. - Но почему я должна верить тебе после событий последних двух недель?

Да, я это заслуживаю.

- Я не мог рассказать по нескольким причинам, - решаюсь я, начиная свою заготовленную речь. - Во-первых, у тебя появились планы, которые могут быть серьезно нарушены знаниями, к которым ты стремишься. Во-вторых, это существенное нарушение единственного правила, которое когда-либо по-настоящему вступало в силу. Тебе приходилось держать что-нибудь в тайне?

- Конечно, - соглашается Белла, и мне вдруг становится любопытно, кого она имеет в виду. - Есть… определенные вещи, которые я могла случайно услышать не по вине… человека, проговорившегося по неосторожности. Я знаю несколько секретов, которые не мои, чтобы рассказывать о них.

Хренов Джейкоб. Собаки – наихудшие хранители тайн из всех существ на земле. Не пойму, зачем они даже пытались.

- Да, именно так. Не твои, чтобы рассказывать о них, – подтверждаю я, отгоняя от себя мысли о ее маленьком щенке. - Что, если я пообещаю не вводить тебя больше в заблуждение каким бы то ни было образом, но ты должна будешь выбросить из памяти ту информацию, которую я за неимением лучшего слова назову засекреченной?

- Что случится, если кто-то узнает, что мне все известно? – спрашивает она, ее тон наполнен невысказанными вопросами.

- Ввиду такого весьма предполагаемого события ты должна будешь либо умереть, либо стать одной из нас. – Я стараюсь не думать о Белле-вампире.

Но затем эти мысли все равно одолевают мое сознание. Со мной, навсегда, как моя вторая половина. Супруга. У меня в голове начинает обрисовываться план. Если она любит меня и выберет, даже узнав обо всем…

- Или мы могли бы убежать, - заявляю я, не успев опомниться. - Мы должны будем скрываться, но так, возможно, нам удалось бы избежать наказания.

- Ты хочешь сказать, что согласно их законам, я должна стать ва… - Я прикладываю ладонь к ее губам.

Серьезно, она не понимает. Боже, я хочу поцеловать ее.

- Белла, перестань, – настаиваю я, пытаясь игнорировать мягкость ее губ и тепло ее плечей под своими руками. - Я тут стараюсь изо всех сил, а ты все только усложняешь.

- Почему произношение… - начинает она, и я бросаю на нее предупреждающий взгляд. – Почему произношение этого слова вслух так проблематично? Есть какая-то возможность, что кто-то помимо нас двоих может узнать об этом?

- Со временем, да.

Я не могу рассказать ей о них, и в этот раз почти машинально произношу свои слова с помощью клавиш инструмента.

- У тех, кто следит за соблюдением этих правил, существуют свои методы для сбора информации. И боюсь, если доктор Джордж добьется своего, в следующем году в Италии ты будешь с ними практически ближайшими соседями.

- В Вольтерре? – спрашивает она, явно обескураженная. - Откуда ты об этом знаешь?

- Я слышал, как доктор Джордж думал об этом, - признаюсь я.

Белла сдавленно ахает, закрыв рукой рот.

Она обо всем догадалась.

- Но ты сказал, что не можешь прочитать мои мысли! – Она выглядит шокированной и сбитой с толку.

- Я не лгал. Не могу, - спешу объяснить я. – Ты – единственный человек из всех, с которыми я когда-либо встречался, чей разум абсолютно безмолвен для меня.

- Так ты это имел в виду, когда говорил, что я закрыта для тебя? – спрашивает она, и я киваю в ответ.

Она прерывается на минуту, чтобы все обдумать, при этом смотря на меня продолжительным испытывающим взглядом. Ее щеки покрываются едва заметным румянцем, а сердцебиение немного учащается. Я бы все отдал за то, чтобы узнать, что же вызвало такую реакцию.

- Могу только догадываться, насколько это отвратительно, - соглашается она к моему большому удивлению. – Мне кажется, тебе бы не помешало сделать перерыв.

- Да. Быть рядом с тобой, все это невероятно сложно для меня, - я сдержанно улыбаюсь. Закрытый разум, поющая кровь. Как это объяснишь? - Но что касается этой части, признаю, своего рода приятно быть в компании без навязчивой болтовни. Что меня удивляет, так это то, как часто мне хочется прочитать твои мысли.

- Что ж, я рада, что ты не можешь, - говорит она. Для меня это неудивительно. – Но что ты подразумеваешь под «это невероятно сложно»?

Я много думал над этим, не единожды обсуждал с Карлайлом и пришел к выводу, что у меня есть неплохой шанс скрыть от Беллы правду о вампирах. Но есть и благородная часть меня, которая хочет этого для нее, которая хочет, чтобы она услышала о моих преступлениях и справедливо меня осудила.

Может быть, тогда я перестану чувствовать себя таким виноватым. Меня поглотит боль, но груз вины упадет с моих плеч. А может быть, это хорошо – понести наконец-то личное наказание за свои поступки.

- Нам действительно надо было разделить все на два разговора. Первый был бы безо всяких для тебя последствий, после которого ты бы сделала выбор. И второй на тему, которую мы затронули раньше и которой я надеялся избежать.

- И какой ты хочешь, чтобы я выбрала?

Выбери меня.

- Честно? Оба, - сознаюсь я и заставляю себя продолжить: – Но у меня нет права даже рассматривать такую возможность. Безусловно, не раньше, чем ты узнаешь кое-что обо мне. И я не стану винить тебя, если ты никогда не захочешь видеть меня после сегодняшнего вечера.

- Буду ли я в безопасности в Вольтерре, если все-таки не захочу узнавать всю историю? – интересуется она.

Она закусывает нижнюю губу и, так же как я, погружается в свои мысли. Ее вопрос заслуживает ответа. Предположим, как стипендиат она будет в безопасности. Но что, если ее кровь столь привлекательна для всех? Вампир, который напал на Беллу, не думал о ней как о певице, но он был очень возбужден из-за ее необыкновенно сладкого аромата.

От одного воспоминания о мыслях, проносящихся тогда в его голове, внутри меня начинает закипать гнев. Он хотел большего, чем просто убить ее в ту ночь.

- О, кстати, а доктор Джордж в курсе? Он один из вас? – продолжает расспрашивать она, сложив вместе два плюс два. – Он один из вас?

- «Может быть» на первый вопрос и определенно «нет» на оба вопроса в отношении доктора Джорджа, - говорю я. У меня голова идет кругом об одной мысли о таком создании в качестве вампира. Да уж, он бы задал жару Розали по части тщеславия. - Как бы я не хотел посоветовать тебе держаться подальше от того места, возможность, о которой он уведомил тебя, совершенно законна. Он прошел через такую же программу, ни о чем-либо не догадываясь. Правда, есть у меня такое чувство, что твои подозрения останутся неподтвержденными, если лично я смогу избежать с ними контакта. Хотя, в любом случае, ты можешь быть в опасности. При таких обстоятельствах у меня не будет возможности помочь тебе.

- А ты смог бы поехать со мной? – Надежда в ее голосе пронзает меня насквозь. - Понимаешь, в целом сама эта идея похожа на прекрасную мечту, слишком хороша, чтобы быть правдой. Мне кажется, только потому, что она не виделась мне чем-то реальным, я и не рассматривала ее всерьез. Доктор Джордж постоянно утверждает, что получить такой шанс подобно выигрышу в оперной лотерее.

Пора расставить все точки над «i». Это как срывать лейкопластырь – быстро и не колеблясь.

- Он прав, Белла, - уверяю я ее. Я знаю, она не верит мне, но продолжаю упорствовать. - Для тебя это был бы самый прямой путь к славе и богатству. Но я не смог бы находиться рядом с тобой.

И сейчас не должен быть рядом с тобой.

- Мне не нравится, как это звучит. – Она садится рядом со мной, и теперь мы с ней вместе одно целое.

- И мне, - признаюсь я честно, мысленно пиная себя за это.

Признайся уже и покончи со всем этим. Ты не заслуживаешь ее.

- Но если это то, о чем ты всегда мечтала, я не могу просить тебя бросить все ради меня.

- Вот теперь видно, что ты не умеешь читать мои мысли, - заявляет она так, словно бы это не была самая странная вещь, которую мне приходилось слышать от кого-либо одного возраста с ней. - Я никогда не мечтала стать знаменитой. Мне это даже в голову не приходило! Пожалуй, лишь одному или двум певцам в одном поколении удавалось стать поистине знаменитыми.

Доктор Джордж был прав. Она очень талантлива, но отнюдь не амбициозна. Перевернутое эго примадонны.

- Что?

- Ты хоть понимаешь, что это делает тебя единственной среди всех тех певцов, которых я когда-либо встречал, не бредящей быть исключением из правил? – недоумеваю я.

- Не пойми меня неправильно, - уточняет она. - Мне нравится петь перед людьми, но мне не надо быть известной, чтобы делать это.

Я уже слышал эту мысль в умах многих старших вокалистов. После осознания того, что им уже никогда не стать знаменитыми, они утешали себя тем, что несмотря ни на что всегда останутся музыкантами. Некоторые принимали эту истину с невероятной горечью, но большинство с легкостью с ней свыкалось.

- Ну, слава для тебя сейчас как раз вариант. – Как же трудно подобрать нужные слова. Я колеблюсь.

Сделай все правильно, Эдвард. Не будь эгоистом.

- Думаю, ты должна его рассмотреть.

- Но ты сказал, что этот выбор исключает наличие тебя в моей жизни, - напоминает она.

Ты не должна хотеть моего присутствия в твоей жизни, - думаю я. - И я не должен желать этого.

- Даже если ты на самом деле хочешь этого, я не совсем уверен, будешь ли ты в безопасности в Италии. То безмолвие, что защищает тебя, может заставить их захотеть тебя для чего-то даже больше, чем просто твое пение.

- Они все читают мысли? – спрашивает она. – Что, из меня мог бы получиться приятный тихий ужин?

Я бы рассмеялся, если бы это был кто-нибудь другой, а не Белла.

- Нет, это не так. И нет, - я прерываюсь, думая об Аро и его способности, - помимо меня есть только один, кто способен на что-то весьма похожее. Твоя закрытость, она может указывать на великий талант, который смог бы сделать тебя очень могущественной, стань ты одной из нас. А они коллекционируют такого рода таланты среди особей моего вида, причем еще более ревностно, чем творческие таланты среди людей.

- Теперь я понимаю, почему ты вел себя столь противоречиво, – она начинает играть Бетховена, простую, запоминающуюся мелодию из «Лунной сонаты», умиротворяющую в своей знакомой меланхоличности. - Но пока что ты не сказал мне ничего, что заставило бы меня возненавидеть тебя.

- Знаю, - говорю я, добавляя свою партию для благозвучия мелодии. Я все оттягиваю момент признания. - Это отчасти связано с другим разговором.

Мы играем вместе до тех пор, пока песня не подходит к своему завершению. Как бы мне не хотелось, чтобы эта прекрасная интерлюдия длилась вечно, я задолжал Белле правду.

Без прикрас.

- Но могу сказать вот что: я убивал людей, Белла.

Вот и все. Слово не птица – назад не воротишь.

- Я думала… я думала, что ты убиваешь только оленей.

- Это сейчас я убиваю только оленей и других животных. Прошло много времени с тех пор, как я убил человека, правда, это мало что меняет.

- Это может кое-что изменить, - произносит Белла, и мне кажется, она хочет мне верить. - Как давно это произошло?

- Немногим более восьмидесяти лет назад. – Уже пожизненный срок.

Приговорен к восьмидесяти годам хорошего поведения: школа и колледж в бесконечном цикле. И жизнь с двумя влюбленными парами, в то время как я всегда, всегда один.

- Скольких людей ты убил? – Ее глаза крепко зажмурены, и я понимаю, что для нее это действительно важно. По каким-то причинам я чувствую облегчение.

Некоторые люди, как бы странно это ни звучало, думают, что вампиры такие, какими их преподносит на экраны Голливуд - сексуальные и крутые. И никогда о том, что они хладнокровные убийцы. Но они должны вспоминать Чарльза Мэнсона (прим. пер. - американский преступник, лидер коммуны «Семья», отдельные члены которой в 1969 году совершили ряд жестоких убийств, в том числе известной киноактрисы Шэрон Тейт, жены Романа Поланского) и Тэда Банди (прим. пер. – американский серийный убийца, известный под прозвищем «нейлоновый убийца»), думая о вампирах, а не Бреда Пита и Тома Круза.

- Сто тридцать семь. – Их лица, все до единого, проносятся в моих мыслях: иногда я вижу их ожесточенными - во время последнего злодеяния, иногда напуганными, когда к ним приходит понимание того, что они сами стали жертвой. Некоторых я помню только после того как осушил их – бледных и мертвых.

- Ты знаешь их имена? Ты знал их? Или они просто… попались под руку?

- Попались под руку? – Что за чудовищное определение? – Конечно же нет! Это как раз то слово, которое я бы не применял в этой ситуации. Я знал некоторые из их имен, но выбирал я их намеренно.

- С какой целью? – Ее лицо смягчается в озарении, когда она складывает все кусочки в полную картину. - Ты читал их мысли.

- Да. Я думал, что делаю что-то хорошее, - дополняю я, более чем благодарен Белле за то, что она дарит мне шанс объясниться, за то, что видит так много и мне не приходится растолковывать ей все до последней детали. - Я отправлялся на поиски самых худших из мужчин. Тех, которые убивали в прошлом и были полны решимости убивать в дальнейшем, насильников в темных переулках, которые охотились за несчастными женщинами. Я останавливал их всех, находя мужчин, которые замышляли ужасные деяния, включающие всегда смерть жертвы, ну, по крайней мере, в своих намерениях. Я преследовал их до тех пор, пока не становилось понятно, что они на самом деле намерены сотворить задуманное. Я всегда давал им шанс остановиться, вплоть до последнего момента. Я знал, о чем они думают. На тот момент я верил… верил, что таким образом компенсирую свою сущность.

- Чарли, мой отец, он тоже убивал, – указывает она, а я только удивляюсь пониманию с ее стороны. - Не так много, но они были подобны тем людям, о которых ты говоришь. Я могу понять, почему ты так расстроен, но это не делает тебя похожим на них.

Я не в силах сдержать горький смех, перед тем как объясняю Белле одно существенное проклятое отличие.

- Нет? А я в этом не так уверен. Возможно, твоему отцу и приходилось убивать людей ввиду служебного долга, но я абсолютно уверен, что после всего он оставлял их тела сравнительно нетронутыми. Я – нет. Я должен был прятать их тела всякий раз, когда заканчивал с ними. То, что я делал, было омерзительно и необратимо.

- И почему ты остановился?

Хотел бы я ответить, что остановился благодаря своим собственным благородным порывам. Рассказать, что на меня снизошло озарение, и этого оказалось достаточно. На самом же деле, несмотря на то, что оно действительно случилось, это произошло под влиянием другого вампира, чьи слова сыграли наиболее важную роль в моем решении остановиться. Единственного, кто смог убедить меня в том, что монстра внутри себя можно преодолеть.

- Карлайл.

- Все потому, что ты встретил его?

Белла поднимает мою руку и начинает вертеть запонку на рукаве.

Она касается меня. Добровольно.

Несмотря на все мои откровения.

- Нет, это наихудшая часть, - признается он. – Я уже тогда знал Карлайла, многие годы жил согласно его правилам. Но мне казалось, что все будет по-другому, если я буду спасать хороших людей и избавляться от плохих. Я играл в Бога.

Она все еще прикасается ко мне, играя с запонкой, ее пальцы слегка задевают мою кожу. Это не отвержение. Вовсе нет.

- В общем-то, в этом есть смысл. Я понимаю, почему это могло быть столь заманчиво. Разве не помогает думать о людях, которых ты спас?

Ее рука лежит поверх моей в прекрасном жесте, отдаленно напоминающем знак отпущения грехов. Я не знаю как, но у меня получается ответить на ее вопрос, затаив надежду в груди.

- Конечно. Это не исправит моих решений о том, кому жить и кому умереть, но знание того, что кто-то остался жив благодаря моим грехам очень помогает.

- И их дети, и дети их детей, - она шепчет вслух мое единственное утешение на протяжении этих восьмидесяти лет вины.

Я был монстром, пьющим кровь монстров, но кровь невинных будет передаваться из поколения в поколение, что стало бы невозможным без моего вмешательства.

- Я стараюсь не думать об этом, но да. И это тоже.

- Так почему же ты остановился? – спрашивает с интересом она.

Не знаю, почему она так делает, но ее рука накрывает мою, и наши пальцы переплетаются вместе.

Так, будто я не какое-то чудовище.

- Если у убийцы… моей жертвы, была семья, я обычно давал им деньги, - каким-то образом продолжаю я. - Последний мужчина, ну, его семья… они понятия не имели, что он сделал. Они были теми, о ком он думал, когда умирал. Они любили его. И я нашел их. Я мог слышать их горе, их волнение. Они так и не нашли тело, потому что я сделал все, чтобы этого не случилось. Это заставило меня понять, что в моих действиях мало праведности и заставило посмотреть в лицо низменной части своих преступлений.

- А сейчас, если ты слышишь, как кто-то замышляет убийство, ты просто проходишь мимо? Или я особый случай?

Ты себе не представляешь насколько ты особенная, моя безмолвная Певица.

Я слышу стремительное движение крови по ее венам, когда сердцебиение девушки учащается, и еле уловимую тень возбуждения, воздействующего на ее аромат. Моя собственная реакция на изменение ее запаха незамедлительна, и я вынужден сосредоточиться, чтобы противостоять безумному желанию не просто поцеловать эту девушку, но и сделать намного, намного больше этого. Мысли Беллы надежно скрыты от меня, но ее тело дает мне зеленый свет, из-за чего я едва не поддаюсь соблазну.

- Ты очень особый случай. Но нет, конечно же нет. Это случается не очень часто, но когда я случайно сталкиваюсь с чем-то подобным, я вмешиваюсь. И потом, я же не убиваю ублюдков, даже если это и кажется очень искушающим.

Она улыбается, заигрывая со мной и подбадривая, несмотря на то, что я вовсе не заслуживаю этого.

- Что еще? Ты что-то утаиваешь.

Честно говоря, я даже не надеялся, что дело дойдет до всего остального. К этому времени Белла должна быть уже далеко отсюда, но она здесь. И как преподнести ей эту часть?

Эй, думаешь, ты спала каждую ночь в одиночку? Понимаешь, я вроде как стоял у тебя над душой и наблюдал за тобой. Кстати, а ты знаешь, что разговариваешь обо мне во сне? Что ты произносишь мое имя, и иногда мне кажется, что у тебя эротические сны со мной в главной роли? И что я живу этими снами?

Возможно, ты не захочешь говорить это таким образом, мужик. Как ни странно, голос разума в моей голове подозрительно похож на голос Эммета.

- После этого ты захочешь забрать свою руку. - Я неохотно отпускаю ее руку и снова начинаю играть в тщетной попытке оттянуть неминуемое.

- Эдвард, ладно тебе. Просто скажи мне. Ты сейчас пугаешь меня до чертиков.

- Хорошо. Когда мы упоминали о том, что ты являешься особым случаем, я должен был рассказать тебе то, что, в общем-то, началось именно в ту ночь.

- Он был одним из вас, правильно? Парень из переулка?

Вот и все, - думаю я с грустью, позволяя себе один последний целомудренный поцелуй в лоб и одну последнюю легкую ласку.

- Ты остался со мной. – Ее голос, чуть ли не шепот, полон благодарности. Незаслуженной благодарности. - Чтобы разбудить меня после сотрясения. Ты охранял меня.

- Да, вот что я имел в виду, - я отступаю назад, собираясь с духом, чтобы сделать все правильно.

Быть Калленом вовсе не означает то, что ты не будешь совершать ошибок, - я слышу, как Карлайл говорит сперва это мне, потом Эсме и Эммету. Розали никогда не признает каких-либо ошибок. Быть Калленом означает то, что ты берешь ответственность за свои грехи. Поступать правильно никогда не поздно.

- Сначала это было сотрясение… и он, - мои кулаки сжимаются при мысли о потенциальном убийце Беллы, - я был абсолютно уверен, что он намерен найти тебя. И я волновался насчет твоей головы. Но затем это… вошло в привычку.

- Что вошло в привычку?

- Я как бы взял на себя обязанность защищать тебя почти все время, - говорю я тихо, не в состоянии завершить свое признание в более откровенный способ. Я чувствую: это то, из-за чего все закончится, не успев начаться.

Оно никогда не должно начинаться. Монстр. Ты мог причинить ей боль. Ты же знаешь, что мог.

- И что, ты охранял меня спящую каждую ночь? – Белла смеется, и на какое-то мгновение я уже почти вторю ей.

Но это не то, что я ей пообещал. Я обещал правду, а сам не осмелюсь даже посмотреть ей в глаза. Но прежде чем мне удается сформулировать какие-то слова, Белла догадывается обо всем сама, и я наконец-то узнаю, что за нрав скрывается под ее обыкновенно безмятежной оболочкой.

- Эдвард! Ты следил за мной во сне? Что за черт? – взрывается она в гневе, и я поднимаю на нее взгляд.

Она разъяренна. Чрезвычайно разъяренна.

Я понимаю, что это та часть, в которой я получу все, что заслуживаю, в которой увижу ее затылок, а затем она исчезнет из моей жизни. Страх, животный и пробирающий до костей, заставляет меня защищаться.

– Если это поможет, - начинаю я, смотря ей прямо в глаза – ей необходимо узнать, что я на самом деле сожалею, - я знаю, что это гадко и неправильно, и чувствую себя очень и очень плохо.

Но все идет не так. Ее грудь вздымается от негодования. Сейчас неподходящее время для того, чтобы обращать внимание на ее грудь, Эдвард, даже если Белла поистине прекрасна в гневе. Клише, но это правда.

- Ты должен чувствовать себя ужасно. Это на самом деле гадко. Как часто? Ты стоял около моей кровати и просто смотрел на меня как какой-то сталкер-извращенец?

- Согласен, я заслуживаю этого.

Это так. Все верно.

- О Боже! Ты подглядывал за мной, когда я переодевалась и принимала душ?

Я категорически отрицаю это, потому что наконец-то хоть в чем-то не виноват. Как она могла даже подумать о таком? Ну конечно, я идиот: да все бы так подумали, узнав, что их приватность была грубо нарушена. Объяснись, болван.

- Нет, все было не так, я клянусь! – говорю я, а затем с ужасом наблюдаю, как на ее лице тенью проскальзывает боль. В моей голове проносится множество споров Эммета и Розали, и я в одно мгновение выхватываю нужный пример. - То есть, ты очаровательна, и я люблю смотреть на тебя, но все не так как ты думаешь.

- Ну… если все так, как ты говоришь, - она тотчас же смягчается. Делаю мысленную заметку поблагодарить Эммета. Это его лучший ответ на то, что большинство мужчин считают безвыходной ситуацией. Эммет - гений, когда дело касается того, чтобы выдержать ураган под названием Розали Хейл.

- В своё оправдание скажу, что я пытался защитить тебя. В том, что тебя снятся кошмары, моей вины нет. В первый раз, когда ты позвала меня, я думал, что ты проснулась, и даже вздохнул с облегчением, что все открылось и нет нужды что-то скрывать от тебя. Я понятие не имел, что ты все еще спишь, до тех пор, пока твои разговоры во сне не стали слишком беспорядочными.

Я замолкаю и жду, понимая теперь в полной мере мысли тех, кто когда-либо ожидал вердикта присяжных или вынесения приговора судьи. Будьте милосердны, пожалуйста. Я слышу их мысли, отражающиеся эхом в моей памяти, как только пополняю ряды подобных.

- Я на самом деле ценю твою заботу. Но больше никаких наблюдений за мной, разве что я буду знать об этом.

Еще один отголосок памяти: радость, благодарность, решимость, новая жизнь. Я хочу дать обещание, принять клятву, ознаменовать этот момент.

- Ты простила меня? Серьезно?

- Я такого не говорила. Но у меня еще есть парочка вопросов, - говорит она, и в ее тоне слышится скрытое предупреждение. - Думаю, сейчас меня по большей части одолевает любопытство, чем гнев. Но я прощу тебя, если ты впредь больше не будешь мне лгать и всегда ставить меня в известность о своих предстоящих визитах. А еще ты можешь продолжать отвечать на мои вопросы. Мне это нравится.

Отвечать на вопросы? Я отвечу на все, что она захочет. Я сделаю все, что она захочет.

Только… не уходи. И меня не заставляй уходить.

Мысль о том, что мне, возможно, не придется уходить и что даже после того, как рассказав о себе наихудшее, Белла все еще может остаться, чтобы смотреть на меня, касаться меня, флиртовать со мной, - она ошеломляюща и, что неожиданно, доставляющая в равных количествах и боль, и наслаждение. Надежда может быть резким удовольствием, когда не ощущать ее почти столетие. Сейчас же я чувствую что-то еще, что-то новое: глубокое, сладкое и безмятежное, заполняющее каждый одинокий угол моего бездушного существования.

- Что еще ты хочешь знать?

- Почему ты никогда не целуешь меня по-настоящему? – спрашивает она, застигая меня врасплох. – Разве ты не хочешь?

- Никогда не думай, что я не хочу, Белла, - говорю я, протягивая к ней руку. Мне необходимо коснуться ее. Я не могу не касаться ее.

- Тогда почему ты не целуешь? Это связано с тем, кем ты являешься?

- Немного, – соглашаюсь я. Кончик ее розового языка показывается наружу всего на долю секунды, увлажняя губы, а все мои взбунтовавшиеся инстинкты тут же требуют, чтобы я «брал» - как мужчина и как монстр. С большой осторожностью я отгоняю монстра и в первый раз за свое долгое существование позволяю себе заговорить о желании. - Но все-таки это больше из-за того, что я сделал. Я решил, что ты заслуживаешь сначала обо всем узнать. Я не смог бы допустить даже мысли о том, что ты будешь сожалеть о поступке, который, возможно, станет самым прекрасным моментом за все мое существование.

Белла кажется потрясенной, но ее глаза темнеют от страсти. Она едва слышно выдыхает, а ее губы складываются в идеальное изящное «о». Я настолько близок к ней, что могу попробовать на вкус ее дыхание: имбирь и жасмин, - как чай, который она всегда пьет в «Клавишах». Пряное и чувственное, но всегда естественное. Я чувствую его вкус в воздухе, и с каждым миллиметром сокращающегося между нами расстояния жжение в горле становится все невыносимее.

Я, правда, смогу это сделать? Поцеловать свою певицу? И опять же, как бы я хотел услышать мысли Беллы. Ее глаза, глубокие и теплые, убеждают меня в том, что их обладательница доверяет мне и хочет этого не меньше моего. Они говорят: «Пожалуйста». Прочищаю горло и чувствую жар – я сгорю ради нее и этим уберегу. Она опять выдыхает: имбирь и жасмин. Ее пульс ускоряется, и аромат Беллы окутывает меня с ног до головы, тогда как тепло ее тела посылает мне тревожные звоночки о надвигающейся опасности.

Я смогу это сделать? Как я не смогу этого сделать?

Я бы отправился в ад, чтобы коснуться этих губ.

Не успев опомниться, как я уже целую ее. Белла, связанная со мной, с моими губами, создает телесное «мы» в пространстве, где всего минуту назад был лишь я. С первого взгляда кажется невозможным то, что ее плоть так близко к моим зубам, но вместе с тем это естественно, возбуждающе и, что неожиданно, правильно. Я ожидал наихудшего – что нечто дикое внутри меня вырвется на свободу, и у меня на руках останется ее обмякшее, невинное тело, осушенное до последней капли крови, прежде чем я пойму, что делаю.

Этого не случилось.

Я ни на секунду не забываю, кто она; о том, что я должен быть осторожным, даже когда полностью отдаюсь физическим ощущениям и этому поцелую. Она моя певица, более того, она Белла. И я сейчас не вампир, а просто Эдвард, каким был до Карлайла. Я вдруг понимаю библейское применение слова «познание», даже несмотря на то, что мы с Беллой находимся у самого истока наших начинаний. Ее горячий рот, длинные волосы, щекочущие мои руки на ее талии, пальцы, вплетенные в мои волосы, тоненькая фигурка - да, я начинаю познавать Беллу Свон.

Мое тело изучает, запоминает, внедряет ее в себя, клетка за клеткой, крича при этом о полном признании. Я теряю себя в ритме этого поцелуя – мягкие колебания создаются вовсе не за счет продуманных стремлений отдельных лиц, а за счет силы, которая направляет планеты, волны и птиц в миграции.

Она моя орбита, моя донная волна, мой истинный север. Бесконечные алхимические познания стремительно проносятся сквозь меня на клеточном уровне, изменяя то, что я знаю, чтобы освободить место для Беллы. Как я вообще мог жить без этого поцелуя? Я погружаюсь в это исследование, и меня ничего не волнует. Я должен знать.

Я должен знать больше Беллы. Должен быть осторожен с Беллой. Не должен открывать рот. Защищать ее от зубов, от яда.

Кончики моих пальцев изучают ее спину, когда костяшки неожиданно соприкасаются с полированным деревом. Странно, если бы посередине этого чуда была бы какая-то мебель. Нет, не мебель, это же рояль! Я испытываю мгновенное замешательство, и в этот самый момент мягкий рот Беллы слегка приоткрывается, и ее горячий язык… святые небеса… Внутри меня что-то надламывается, что-то дикое и опасное для девушки. Машинально мои руки перемещаются, чтобы защитить ее, создавая дистанцию между ее плотью и моими зубами; губы изгибаются в улыбке, стремясь утешить мою певицу, даже если в моем горле полыхает пламя.

Я заставляю себя отдалиться от нее на еще большее расстояние, отказываясь дышать до тех пор, пока пламя не угасает до знакомого и контролированного жжения. Когда я, наконец, поднимаю взгляд на девушку, то не вижу в ее глазах ни испуга, ни отвращения. Белла возбуждена и довольна, ее щеки покрыты румянцем, а глаза искрятся от радостного волнения. Она очаровательна, и она доверяет мне. После такого первого испытания я тоже себе доверяю, или, возможно, нам, если это новое творение под названием мы» все еще существует вне поцелуя.

- Я должен отвести тебя домой, - предлагаю я, боясь искушать судьбу, но совершенно не желая прощаться с ней даже секундой раньше положенного.

- Ладно, но если ты собираешься остаться, тогда тебе придется лечь рядом со мной, а не шпионить как жуткий, преследующий вам… - Я осторожно прижимаю руку к ее рту, наслаждаясь игривым настроением Беллы.

- Не искушай меня, - смеюсь я, чувствуя себя свободнее, чем когда-либо за девяносто лет. – Особенно теперь, когда я обнаружил удивительный способ заставить тебя не произносить это слово.

Пожалуйста, попытайся еще раз произнести слово «вампир», - молча молю я, хватая ее пальто.

- Какое слово, Эдвард? Ох, ты, должно быть, имеешь в виду слово «ва…

Да, дай мне лишь малейший предлог, любимая. Я оборачиваю Беллу, одним плавным движением закутывая ее в пальто, и во второй раз завладеваю ее горячим, восхитительным ртом. Как я мог думать, что причиню ей боль? Как же у меня получилось не причинить ей боль?

Но каким-то образом она цела и невредима. Я поглощаю ее, я поглощен ею, но сегодня не пролилась ни одна капля крови. Я чувствую, как последние оковы сомнений и вины ослабевают, и понимаю, что не смогу навредить ей, да никогда и не смог бы, неважно насколько сильна была моя жажда к Белле. Она притягивает меня к себе, как солнце притягивает планету, и сейчас я замкнут на ее орбите.

Интересно, что бы она сказала, если бы узнала, как продолжительна была ее власть надо мной? И что бы спросила, если бы знала, что я никогда не смогу сказать ей «нет»?

- Видишь, что я натворил? Я создал монстра.

Она разрешает провести ее назад к общежитию, и меня не покидает мысль о том, что нет ничего правильнее на свете, чем идти вот так с Беллой бок о бок. Когда я обнимаю рукой ее за плечи, она не вздрагивает, а прижимается ко мне еще ближе, уютно устраиваясь в моих объятьях, словно создана для того, чтобы вечно пребывать в них. Мы не обсуждаем это, но она мурлыкает с довольством кошки у теплой батареи.

Я останавливаюсь в нерешительности у двери ее комнаты.

- Хочешь зайти и остаться со мной? – спрашивает она, поднимаясь на цыпочки, чтобы оставить поцелуй на моем подбородке.

Я очень надеюсь, что она не шутит.

- Ты на самом деле не против?

- Нет, правда, то, что ты делал так без моего ведома, не хорошо, - вздыхает она. – Но думаю…

- Думаешь что? - я подталкиваю ее, когда она заминается.

- Мне хочется спать, но я не хочу отпускать тебя прямо сейчас, и ты извинился. Я бы не возражала против того, чтобы провести эту ночь в твоих объятиях. Конечно, полностью одетыми. Почему ты смеешься?

- Я полагал, что останусь один после своего признания. Сегодня и все последующие ночи. Я просто не могу поверить в свое счастье, что ты все еще хочешь видеть меня рядом с собой.

- Ты очень строг по отношению к себе, ты знаешь это? – спрашивает она, качая головой в удивлении. – Конечно, я хочу. Помимо всех этих шпионских штучек, ты удивительный мужчина. Мне кажется, что в один прекрасный день ты проснешься, поймешь, что я просто Белла, и задашься вопросом: «О чем, черт возьми, я думал раньше?»

- Я не сплю, Белла. Если кто проснется и будет задаваться таким вопросом, то это будешь ты.

Я держу ее, позволяя аромату моей певицы прожигать насквозь мое горло, ее тепло заставляет меня вновь чувствовать себя человеком. Мое тело отзывается, и я отстраняюсь от Беллы, прежде чем она что-то замечает.

Я жду, пока она вернется из общей душевой, и использую ее компьютер, чтобы написать письмо Эсме с просьбой о помощи в выборе кровати и качественного постельного белья. Уже собираясь нажать на клавишу «отправить», меня вдруг поражает то, как много раз я употребил слова «нас» и «мы». Такое чувство, что они с самого начала забрались мне под кожу. Я не имею права хотеть этого. Я не имею права чувствовать это. Но каким-то чудесным образом у меня есть ее разрешение, и хоть Белла еще молода, она уже достаточно взрослая женщина и в состоянии принимать свои собственные решения. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы она оставалась человеком и была в безопасности, даже если мой мозг закипает от фантазий о ней рядом со мной навечно.

- Сделал все, что нужно? – спрашивает она, высушивая полотенцем волосы, в то время как я опускаю крышку лэптопа.

- Все, что нужно на сегодня, - отвечаю я, улыбаясь, пока она складывает одеяло на узкой кровати. – Остальное может подождать.

Она похлопывает по кровати рядом с собой со смущенной и вопросительной улыбкой. Я нервно стягиваю с себя обувь, оставаясь в джинсах и футболке, и забираюсь к ней в постель.

Она удобно устраивается в моих руках, положив голову мне на грудь, и даже отсутствие сердцебиения не заставляет ее отстраниться. Я слышу, как выравнивается ее дыхание и замедляется пульс, пораженный тем доверием, которое она испытывает по отношению ко мне.

- Спасибо, - я шепчу так тихо, что даже большинство вампиров не смогли бы услышать меня.

- Мой Эдвард, - бормочет она сонно и напевает что-то из своего репертуара, как часто делает во сне. – Я попала в тональность?

- Да, Белла, - говорю я ее двойнику во сне, поглаживая темные, влажные локоны. – Идеально.

- Ммм… хорошо. Славный вампир, славный. – Она упряма даже во сне.

- Шш, - я целую ее в лоб, и она улыбается, в то время как меня начинает охватывать волнение.

Карлайл расскажет мне, как уберечь ее и как держать Вольтури в неведении, даже если это и означает, что придется несколько раз солгать. Мы всегда говорим безобидную ложь, если она во благо. Меня охватывает приступ страха, и я лихорадочно начинаю размышлять, как в этой ситуации поступить наилучшим образом. Если я буду осторожен, все будет в порядке. Она будет в безопасности.

Как много может пойти не так.

Но будь я проклят, если все происходящее мне не кажется совершенно правильным.

---

Спасибо огромное LoraGrey за прекрасную редакцию текста.

Жду всех на форуме