Изабель де Тюртерель – имя кружилось в голове как хоровод осенних листьев, подхваченных порывом ветра, хаотично и стремительно, не давая времени на раздумья. Не было и шанса, что я откажусь теперь от возможности увидеть лицо этой Изабель. Не знаю, что мною двигало – наивность, надежда на чудо или настоящая вера в силу Господа. Я был поражен и околдован той настойчивостью, с которой семья де Тюртерель приглашала в гости необщительного, совершенно незнакомого им соседа. Это не могло быть простым совпадением.

Я должен был немедленно отправиться в поместье Тюртерель, находившееся в десятке миль от моего уединенного дома. Если бы я не был настолько нелюдимым и невнимательным, что даже зачастую сворачивал с дороги, лишь бы не встречаться с соседями лицом к лицу, то мог давно заприметить девушку с таким прекрасным именем Изабель, возрождающим болезненные воспоминания. Хотя могло так статься, что она не представляет из себя ничего особенного и вовсе не является новым воплощением умершей невесты – моя вера в Бога была ограничена трезвым рассудком, не позволяющим слепо мечтать о подобных невозможных чудесах.

Я не имел терпения седлать коня, запрыгнув на лоснящуюся от сытости и здоровья спину. Словно одержимый, я направил Смельчака на восток и скакал до тех пор, пока бока его не заблестели от пота, а дыхание не перестало быть ровным, тогда уступил и прекратил подгонять несчастное животное – я вовсе не имел намерения загнать его.

Мы прибыли к поместью Тюртерель ближе к вечеру. Солнце почти зашло, из леса потянуло свежей прохладой, а с реки полз туман. Далекое уханье вылетевшей на охоту совы показалось мне дурным предзнаменованием, и на несколько мгновений я замер, засомневавшись, стоит ли идти. Но любопытство все же победило страх – я решил, что от одного взгляда на девушку моя жизнь не изменится.

Я отпустил верного друга на дикой, покрытой благоухающими полевыми цветами поляне, а сам отправился пешком, внимательно следя, чтобы меня никто не заметил. Крестьяне уже покинули поля, так что не составило труда пробраться непосредственно к дому семьи Тюртерель, окруженному красивой высокой оградой, сквозь который сад и двор были видны как на ладони.

Это был роскошный особняк, украшенный лепниной и мраморными статуями. Парадным входом дом был обращен к Сене, и из высоких окон наверняка открывался вид на долину реки. Семья баронов де Тюртерель, насколько я знал, состояла в отдалённом родстве с герцогами Д'Омаль, одной из самых влиятельных семей Нормандии, и поместье отражало историю и вкус владельцев. Не раз перестроенный за многие годы существования дом в настоящий момент представлял собой образец времен французского Реннесанса. Уже перестав быть замком, особняк старательно сохранял последние признаки построек, столь привычных мне. Не было сомнений, что возводился дом в те же времена, что и знаменитый замок Шамбор в долине Луары, хотя, конечно, проигрывал ему в размерах и замысловатости архитектурных изысков.

Оценив великолепие и богатство вкуса семьи Тюртерель, я осторожно прокрался в сад и, прячась за живыми изгородями и античными статуями, окруженными цветущими кустами роз и жимолости, стал продвигаться в сторону дома, надеясь взглянуть сквозь окна на каждое лицо, которое смогу рассмотреть. Мраморная плитка поглощала мои следы, острый слух ловил беседы, ведущиеся в гостиных, вперемешку с бранью слуг в подсобных помещениях, но отыскать среди гула незнакомый мне голос Изабель, девушки, которую я никогда не видел и не слышал, не представлялось возможным.

- Пшла прочь, паршивая! – крик, раздавшийся с заднего двора, принадлежал кухарке, а последовавшие за ним шлепок и обиженное блеяние подсказало, что слова были обращены к козе.
- Где соль?
- Пятнадцать, а не двадцать!
- Индейка почти готова…
- Не смей трогать хозяйский хлеб!

Я перестал подслушивать слуг, ничего интересного там не будет. Зато моё внимание привлёк тихий разговор за ближайшей стеной: бормочущий мужчина, кажется, читал книгу вслух, а три женщины обсуждали наряды и предстоящее празднование, причем две из них выражали радость, а одна не особо участвовала в беседе, односложно отвечая скучным согласием на каждое предложение.

- Свадьба тебя совсем не радует, Мари?
- Изабель, - поправила она. – Сколько раз просила не называть меня Мари?

Вот оно! Я вздрогнул, весь обратившись в слух и невольно замерев, не веря, что мне повезло так быстро наткнуться на нужного человека. Самым сильным стремлением было вскочить и заглянуть прямо в окно, но я сдержался, боясь выдать свое расположение – теперь, когда я запомнил голос девушки, будет нетрудно отследить ее передвижение и взглянуть на лицо при более благоприятных обстоятельствах, когда она останется одна, а ночная тьма скроет от ее взора меня, прячущегося в саду. А пока… я наслаждался звучанием, ловя малейшую похожесть на голос моей Изабеллы.

Судьба была жестока, сохранив в перерожденной памяти каждую деталь воспоминаний, и мне казалось, что я напрасно пришел сюда в поиске чуда. Голос Изабель был ниже и грубее, чем моей юной Изабеллы, похороненной несколько веков назад…

- Вы же знаете, матушка, как я к этому отношусь, - ответ Изабель был не в меру дерзок, по шуршанию платья стало ясно, что она резко поднялась.
- Опять ты за свое? – укорила мать дочь, мужское бормотание в тот миг сердито стихло. – Отец желает тебе счастья, ты же знаешь. Тебе уже девятнадцать! Отец с трудом нашел тебе мужа, в глазах общества ты давно старая дева, и должна бы радоваться, что нашелся добрый человек, не посчитавший твой возраст помехой браку.
- Мне… нужен свежий воздух, тут душно, - устало отмахнулась дочь. Этот спор явно был не первым, и она не желала продолжать, смирившись со своей судьбой.

Я был удивлен, что девушка настроена против предстоящего брака, а по какой причине это произошло, мне еще предстояло разгадать. Если, конечно, мое преследование не завершится сегодня ночью, и я не потеряю к девушке с прекрасным именем Изабель нелепый интерес.

- Свадьба через четыре дня! – строго напомнила мать, в то время как шуршание платья быстро перемещалось в мою сторону. – Отец дал слово, и не тебе перечить воле родителя.

Я поспешил исчезнуть, боясь быть застигнутым врасплох. Переместившись в сторону беседки, посреди которой журчал фонтан, я спрятался среди густого плюща, тянущегося ввысь.

Глубокие вздохи сопровождали шаги Изабель, медленно бредущей по саду. Раскидистые ветви молодых каштанов и высокие кусты роз позволяли мне видеть только часть платья нежно-абрикосового оттенка. Аромат девушки был скрыт от меня неудачным направлением ветра, а лицо пряталось в тяжелых каштановых ветвях. Я мог заметить, как нежно трогает вырезные листья изящная рука, неторопливые и плавные шаги не вязались со вспышкой раздражения, которое позволила себе девушка в обществе родителей. Будто любимый сад усмирил дерзкие порывы юной мадмуазель.

Я должен был сбежать, но остался, когда стройная фигурка свернула к фонтану – вторая моя удача за десять минут, что девушка не только вышла прогуляться в сад именно в то время, когда я там прятался, но и неуклонно приближалась к месту, где я смогу ее рассмотреть. Я не мог и мечтать, что все окажется настолько легко – словно сама судьба вела Изабель прямо в мои руки. Встряхнув головой, я пытался сбросить очарование мгновения – то, чего всем сердцем желал, не могло оказаться правдой!

Но вот девушка попала в поле моего зрения, буквально вплыла в беседку, потрясая мое воображение – казалось, что в каждом жесте и каждом вздохе я вижу свою потерянную возлюбленную. Вечер вступал в свои права, подкрашивая ее алебастровую кожу оранжевым оттенком заката, а зелень окружающих листьев углубила тени складок на атласном платье.

Протянув руки к переливающейся струе, источающей едва заметный пар из-за опустившейся вечерней прохлады, Изабель набрала немного воды в ладони и поднесла их к лицу. Я видел ее спину – тонкие плечи, обнаженные до лопаток, притягивали мой взор, несколько своенравных локонов выбилось из прически и свободно струились по спине. Я обратил внимание на их цвет – они были каштановыми, такими, какими я и хотел их увидеть.

Раздался нежный вздох, наполненный почти страданием. Усталый глоток. Я слышал, как вода бежит вниз по пищеводу, мимо ровно и устойчиво бьющегося сердца, качающего кровь. Сглотнул и невольно вдохнул, желая почуять аромат и оценить его воздействие.

Изабелла резко развернулась, будто бы услышала мой вздох.

Но этого не могло быть! Я вел себя слишком тихо для человеческого слуха. Однако девушка будто бы почувствовала чужое присутствие: ее испуганный взгляд метался среди ветвей плюща в поисках нарушителя спокойствия, а я… буквально застыл, пригвожденный к месту видением прекрасного лица. Все, о чем размышлял до этого, вдруг исчезло, погребенное силой явившегося предо мной видения, а сам я стал похож на беззащитную и беспомощную песчинку, головокружительно парящую в спирали смерча, засасывающего в себя все, что встретит на пути.

Чуть более полный овал лица… Розовые губы, приоткрытые в форме маленькой буквы «о», пухлее, чем у моей Изабеллы, тоньше нос, но глаза… и в особенности их выражение – как у испуганной лани – были практически слепком с моего вспоминания. Но более всего потрясало сияние кожи. Словно магический свет исходил изнутри, изливаясь ореолом волшебно мерцающих пылинок – их марево искажало лицо таким образом, что на короткую секунду девушка непостижимым образом становилась копией моей Изабеллы.

Невероятно!

Пораженное восклицание и участившееся дыхание, округлившиеся в шоке – но не в страхе! – глаза, свидетельствовали, что и я не остался незамеченным. Наклонившись вперед, девушка пристально вгляделась прямо в мое лицо, а я, движимый потрясением, схватился за витую решетку беседки, прильнув к ней с другой стороны, забыв о том, что секунду назад намеревался прятаться.

Несколько бесконечных минут мы смотрели друг на друга, не в силах что-либо сказать или сделать. Я должен был бежать, но оказался прикован к месту силами, гораздо более могущественными, чем примитивное желание разглядеть Изабель. Девушка задыхалась, и я все ждал, что она вот-вот упадет в обморок, позволив мне вырваться из-под чар ее глубоких карих глаз, наполненных смятением. Но юная красавица оказалась крепче, чем можно было вообразить – она быстро пришла в себя.

Взяв себя в руки, провела рукой по лбу, влажному из-за волнения или все еще сохранявшему следы воды из фонтана. Моргнула, будто бы отгоняя мираж, и сделала шаг вперед, протягивая руку. Наверное, я был похож на камень – такой же неподвижный и бледный, как статуи в саду…

- Сударь… - шепотом позвала Изабель, ее голос тараном прошиб меня насквозь – удивительно, как я не расслышал прежних интонаций моей Изабеллы, когда подслушивал разговор дам, прячась у окна. Теперь-то я отчетливо уловил непостижимое сходство.

Наваждение продолжало терзать меня, шаг за шагом опасно приближаясь.

- Прошу, не уходите, - почти умоляюще просила она. – Пожалуйста, поговорите со мной!

Я чуть не рассмеялся над странностью формулировки – ей стоило остерегаться незнакомца в саду, следящего за каждым ее шагом, а не уговаривать его остаться.

Девушка почти коснулась моих пальцев, впившихся в решетку – неслыханная храбрость! – и я отшатнулся, сумев, наконец, заставить себя двигаться.

Изабель преследовала меня. Со стремительностью пантеры она обогнула беседку, оказавшись вновь со мной лицом к лицу. Я был поражен ее безрассудством, она должна была испуганно закричать и призвать на помощь, встретив подглядывающего за ней чужака, но вместо этого вела себя так, словно не хотела, чтобы кто-то услышал нас – голос ее звучал тихо и скрытно. Ее нижняя губа, побелевшая от того, что с лица схлынула кровь, немного задрожала.

- Пожалуйста, скажите что-нибудь, - умоляла она, - пока я не решила, что вы призрак и я просто безумна…

Я сглотнул. Выражение моего лица, вероятно, было абсолютно потрясенным. Я не знал, чего она ждет: наша встреча вдруг стала казаться ужасной ошибкой, моим грандиозным самообманом, будто бы даже глядя на другую, я предаю память возлюбленной. Наваждение, вызванное сиянием золотой пыли, исчезло, Изабель теперь ничем не отличалась от любой другой девушки: молодая избалованная благородная девица, да к тому же ищущая приключений за четыре дня до собственной свадьбы.

- Простите меня, - пробормотал я, отступая назад. Лицо Изабель исказилось, как от страшной боли – к своему удивлению, я чувствовал то же самое, будто бы за те несколько мгновений, что провел рядом с девушкой, наши души соединила тончайшая прочная связь, которой не находилось объяснения. Мысль об уходе вдруг стала обжигать сердце, и это необъяснимое противоречие вызвало мой гнев – я был зол на себя за то, чего не понимаю.

- Извините, - повторил я, окончательно приняв решение о побеге.

Не было ничего хорошего ни для меня, ни для девушки, собирающейся выйти замуж, в этом неправильном разговоре в саду. Я зря сюда пришел, напрасно размечтался о чуде – это не могла быть моя Изабелла, даже если влечение к юной Изабель за считанные секунды превзошло любые мои представления. Даже если сердце впервые за несколько столетий болело, словно собиралось забиться как человеческое. Даже если все мое существо сопротивлялось тому, чтобы уйти, я должен был вернуться в свою одинокую обитель и молиться…. Просить у Господа уберечь меня от нового искушения, грозившего разрушить все, чего я с таким трудом добился за сотни лет тяжелейших испытаний.

Ветер засвистел в моих ушах, с такой огромной скоростью я кинулся прочь. Перед внутренним взором навязчиво застыл образ прекрасной Изабель. Сколько бы миль между нами не пролегло, моя воля оказалась не готова бороться с этим. Я чувствовал себя клятвопреступником, предавшим самое светлое, что было в моей жизни… Изо всех сил призывал разум остановить нарастающее сумасшествие, но лишь сильнее в него погружался с каждой пройденной милей… Чем дальше я был от дома Изабель, тем сильнее и как можно скорее жаждал вернуться обратно…

Это было неправильно. Это стало бы чудовищной ошибкой.

Я обезумел. Впервые за сотни лет моего существования я потерял контроль над своими порывами и действовал иррационально, поддавшись инстинктам. Я забыл про коня, оставленного на лугу неподалеку от ограды парка, не обращал внимания на то, что меня мог кто-то увидеть – я просто хотел как можно скорее оказаться дома, только там молитвами и самоотречением мог вернуть частицу себя.

Я находился в настоящем полубреду, когда упал на колени перед распятием в своей часовенке, не узнавая родные стены. Комната еще хранила следы недавнего разрушения – разломанный мною в щепки столик, потухшие огарки свечей и погнутый металлический подсвечник. Безумие прошлой ночи теперь, казалось, было отделено от настоящего времени толстой стеной перемен, словно между тем мной, каким я был несколько часов назад, и теперешним пролегло целое столетие. Мой разум был болен, а сердце наполнено неведомым доселе чувством – и его неправильность лишь усиливала уверенность в собственной неправоте.

Знакомые стены… мало помогали обрести украденный покой. Я горел, как в аду. Почти рыдал, вспоминая слова молитв, которые следовало бы произносить в подобном случае – ранее мне никогда не приходилось вставать перед похожим искушениям. Я не видел женщин, всегда думая лишь об одной, погибшей и оттого недосягаемой. И теперь не знал, о чем просить Господа: дать мне силы преодолеть соблазн? подсказать верный путь?

А может… - крохотная часть моего сознания уцепилась за эту возможность, – может, это и есть то самое чудо, о котором говорил Пьер, и я напрасно борюсь с судьбой?! Вдруг Изабель – это не искушение, а подарок, о котором я столь долго и усердно молился?

Нет, нет, невозможно! Я остановил мысли, идущие в этом обманчивом направлении. Изабелла не могла возродиться через века в каком-то юном теле с похожим именем! Подобное не смог бы сотворить Бог, разве что сам Дьявол! А с ним я уже имел некогда дело и не попадусь вновь в эту ловушку!

Я закрыл глаза, взывая ко Всевышнему за спасением. Слова сами складывались в молитву – неясно, была ли она верна, но точно шла от самого сердца. Я истово просил Бога спасти меня от этого нового опасного испытания. Но, несмотря на все усилия, попытка была обречена на провал – перед внутренним взором, занимая абсолютно все мысли, устойчиво всплывал светлый образ девушки в нежно-абрикосовом платье с живым румянцем на щеках. Лицо моей мертвой Изабеллы тускнело перед обновленным обликом девушки, врезавшейся в память подобно раскаленному клейму, оставившему глубокий шипящий след.

Приближающийся цокот копыт не отвлек бы меня от молитвы, ведь я тотчас же узнал звук подков Смельчака, решив, что тот устал ждать и вернулся сам. Но события, развернувшиеся дальше, потрясли даже больше, чем все, что случилось в злополучном саду.

Я содрогнулся, расслышав легкий удар каблуков о твердую землю, на секунду усомнившись, что это прискакал Смельчак – никто кроме меня не мог оседлать его. Но нахрапистое ржание было слишком знакомым.

Легкое похлопывание по шее коня прервалось тихими шагами к дому, и я застыл от страха. Словно сам демон явился из преисподней и преследует меня! Разве могло стать мое положение хуже, чем было в саду?! Раздался стук в дверь.

Я не сдвинулся с места, зажмурив глаза и тряхнув головой – это какое-то магическое наваждение, и оно развеется с приходом утра. Я должен молиться.

Шарканье ног Пьера вдребезги разбило мои надежды на самообман – гость и вправду был здесь, это не иллюзия и не бред безумца.

Прячась в молитвенной комнате, как настоящий трус, я испуганно подслушивал тихий разговор, пытаясь определить, верно ли все понимаю или напридумывал невесть что?! На первый взгляд все было предельно ясно: это был посыльный из поместья барона де Тюртерель, вернувший мне коня... но ГОЛОС. Искусственно заниженный, он оставался женским. Мой идеальный слух невозможно было одурачить. Это была ОНА – девушка из сада, которая посмела явиться сюда, прямо ко мне домой! Я сжал распятие пальцами, умоляя Всевышнего защитить меня от беды – воображение дорисовало прекрасному лицу Изабель дьявольские рога, ее глубокие карие глаза светились красным огнем…

Я знал, что скажет Пьер, еще до того как тот появился в дверях – заспанный и изумленный. Несомненно, весьма изумленный происшествием.

Я ждал его появления с настоящим ужасом – ведь мне придется принять решение. Что делать: выставить гостью из дома без объяснений, оставшись здесь, пусть это и крайне невежливо? или встретиться со страхом лицом к лицу, ступив на опасный путь и пройдя его до конца, найдя в себе достаточно сил, чтобы справиться с соблазном?!

- Милорд, там к вам… молодой человек, - судя по отчетливому сомнению в голосе, старик тоже не купился на ложь молодой леди, но предпочел тактично сделать вид, будто поверил ей. Он тоже был шокирован: - Он уверяет, что привез вашего Смельчака... Говорит, не уйдет, пока не поговорит с вами.

- Я выйду, - хрипло отозвался я, чувствуя, как паника овладевает всем телом, сжимая горло в кольцо. Но прятаться было неправильно. Если Дьявол явился, чтобы сломить меня, значит, я слишком близко подобрался к заветной цели. Зная это, я смогу выдержать. Не поддамся чарам Сатаны или его приспешников.

Девушка стояла спиной ко мне, разглядывая висящие на стенах гостиной гобелены – достояние прежних хозяев дома. Мужской дорожный костюм и спрятанные под шляпой длинные волосы не могли обмануть внимательного зрителя – худенькие плечи утопали в громоздком камзоле.

- Что вы здесь делаете? – тихо, но довольно грубо произнес я, напугав девушку так, что она вскрикнула и развернулась, тяжело дыша – мое приближение осталось бесшумным для человеческих ушей.

Какой-то частью сознания – не той, что была раздражена или потрясена – невольно я залюбовался тем, насколько девушка хороша, просто неземное совершенство даже в мужском, скрывающем фигуру костюме.

- Вы меня напугали, - укорила она, прикладывая руку к груди. Испуганное выражение глаз, как у застигнутой врасплох дикой лани, тут же укрепило сходство с моей Изабеллой, увеличив боль в груди… и гнев.
- Что вы здесь делаете?! – повторил я тверже и мрачнее, оставаясь на расстоянии.

Не было никаких дьявольских рогов или красных глаз – девушка была вылитым ангелом, сошедшим с неба! Что только вернее убеждало меня в том, что она – настоящий демон, пришедший отнять все, чего я достиг. И если у меня и был когда-либо шанс вернуть утраченную душу, сейчас он стремительно таял под воздействием дьявольских чар. Устоять будет невероятно трудно.

- Послушайте, - взмолилась девица, внезапно заламывая руки передо мной – несчастное выражение ее лица почти разорвало мне сердце, почти пошатнуло веру. Почти. - Я не могу уйти, не переговорив! Я знаю, что кажусь вам безумной – наверное, это так и есть! Но вы должны выслушать меня, ведь я всю свою жизнь ждала вас, с самых ранних лет представляла ваше лицо и эти… глаза. Я знала, что вы существуете. Что вы не плод моих фантазий. Но мне никто не верил. И пусть я сгорю в аду за то, что уже натворила и что еще сделаю, пусть вы погубите меня согласием или отказом, но я не могу просто взять и уйти – не после того, что пережила!

Ее слова не имели никакого смысла для моих ушей и были похожи на бред сумасшедшей, но намного ли я отличался от нее в собственном безумии?!

- Говорите, - позволил я, решив, что обыкновенная беседа ничем не сможет мне навредить.

Лицо Изабель просветлело, а щеки окрасились самым восхитительным румянцем, который я когда-либо видел. Я тяжело вздохнул, отгоняя мираж и пытаясь оставаться невозмутимым.

- Вас, должно быть, зовут Эдвардом, - твердо заявила она, и в моем мозгу выстроился десяток теорий, откуда она это знает – в конце концов, не было особого труда узнать имена всех соседей, тем более я получал приглашения от семьи де Тюртерель. Так что я промолчал.

Смутившись, Изабель достала из внутреннего кармана маленькую потрепанную книжицу и показала мне как доказательство своих слов, хотя я все еще ничего не понимал.

- Сударь, вы вправе считать меня безумной, - взволнованно и сбивчиво бормотала она, в глазах неожиданно заблестели сдержанные слезы. – Я вас ждала всю жизнь! И – вам это покажется невозможным – мне кажется, даже не одну! С детства я видела картины, которых не могла пережить сама: прежние эпохи, будто бы я была их частью, всплывали в памяти. Мама считала, что это просто детские фантазии – признаться, я ей верила и тоже думала так. Я представляла вас принцем, преследующим меня в ужасно реалистичных снах. Всегда говорила, что моим мужем станет человек по имени Эдвард. Я бредила вами, сударь… Когда отец, невзирая на мое сопротивление, собрался выдать меня замуж, я настаивала при составлении приглашений, чтобы они были разосланы всем соседям с вашим именем! Вы их получали?!

Я невольно скосил глаза на комод, в котором Пьер собирал для меня важные бумаги, но знал, что приглашения остались валяться в молитвенной комнате, где упали. И не счел нужным объясняться.

Изабель и не ждала ответа, спеша рассказать историю своей необычной жизни.

- Папа считал это моей причудой, но уступал. Увы… мне не встречался тот, кого я лелеяла в мечтах… И вот, - с горечью опустила она глаза, - когда я почти была отдана за другого, появились вы… Я не чаяла уже! – с горячностью вскричала она. – С годами я начала верить, что вы – лишь результат моего излишне богатого воображения. Но теперь, когда смотрю в ваши глаза, то понимаю, что не ошибалась. Вот, возьмите мой дневник, прошу, просмотрите его прежде, чем меня прогоните!

Она протянула мне книжицу дрожащей рукой, и я со скепсисом взял ее. Внутри меня происходила смертельная битва двух противоположных, но равносильных стихий: крайнего недоверия и головокружительной надежды. Будто качающиеся часы весов, они шатались, перетягивая каждый на свою сторону и разрывая меня на части. И, хотя скепсис пока оставался победителем в нелегкой борьбе с соблазном мерцающего чуда, слова девицы просачивались в мой мозг точно яд, разъедая защитную стену, которую я с таким трудом выстроил неустанной молитвой.

- Пожалуйста.. – умоляла девушка со слезами на глазах, ведь я стоял как истукан, не в силах отвести от ее лица взгляда и путаясь в клубке собственных противоречий.

Ее тонкие пальцы в порыве отчаяния коснулись моей руки, и я, содрогнувшись, отшатнулся в панике – прикосновение будто послало огонь прямо мне под кожу, который, добравшись до груди, воспламенил все внутри. Сердце заныло так сильно, будто бы каждая минута, поведенная с Изабель, укрепляла нашу связь. Смогу ли я разорвать ее после того, как наш разговор будет окончен? Моя уверенность в этом таяла с каждым прошедшим мгновением, с каждым разрушительным девичьим словом.

- Пожалуйста, - вновь взмолилась она, и я предпочел уткнуться взглядом в написанное, нежели тонуть в омуте глубоких карих глаз, действующих на меня как околдовывающая и затягивающая трясина.

Мысли разбегались, буквы плясали перед глазами. Я глубоко вздохнул, с трудом читая слова и теряясь в их смысле, как путник, заблудившийся в дремучем темном лесу.

Но чем больше проходило времени и чем меньше оставалось страниц, тем сильнее я оказывался потрясен прочитанным. Разве это возможно?!

Первые письма, обращенные к дневнику, выглядели простыми мечтами юной девочки о прекрасном будущем муже, но постепенно размышления приобретали глубину и конкретные воплощения: поля были испещрены набросками – Господь всемогущий, я не верил в это! – моего лица.

Я тихо ахнул, впервые увидев рисунок. И уже вчитался всерьез, потеряв связь с действительностью, тем более Изабель не двигалась и молчала, давая мне время и пространство, чтобы хорошенько взвесить все. Она не мешала, и я читал, все сильнее сжимая в руках поразительный дневник, предоставляющий такие факты, которые не могли быть случайным совпадением! К примеру, откуда девушка могла знать подробности жизни семьи Хейл, последний представитель которой почил несколько столетий назад и даже память о нем канула в лету? Или то, что у меня были когда-то зеленые глаза? Или описать те немногие моменты, которые мы с Изабеллой проводили вместе так давно, что я почти о них забыл: подростками катались на лошадях по зеленым просторам и прыгали с обрыва в реку? Девушка описывала эти видения как сны, но я-то знал, что все это случилось между нами в самом деле…

Дневник заканчивался душераздирающими строками о том, что она выходит замуж за мужчину, которого не любит и с которым ей предстоит прожить несчастливую жизнь, не дождавшись любимого… Она писала, что в этом ее наказание, но какие грехи могли лежать на плечах этого невинного ангела, преданного всем сердцем тому, кого, как она думала, возможно даже не существовало?!

Я поднял глаза и не мигая уставился на Изабель, не в состоянии осознать то, что только что со мною произошло в моей удручающе длинной и печальной жизни. Чтобы принять встречу с девушкой за знак Господень, мне недоставало веры. Но предо мной во плоти стояло неопровержимое доказательство… если это, конечно, не были происки дьявола. Как мог я верить во второе, видя неподдельные слезы в прекрасных карих глазах?!

- Это невозможно, - прошептал я, раздираемый на части сильнейшими чувствами, определения которым пока не мог дать. Дневник вывалился из рук и упал на пол, но никто из нас этого не заметил – ни я, с огромным трепетом разглядывая в лице Изабель пришедшие из прошлого черты... и находя их, ни девушка, до белизны стиснувшая руки в безропотном ожидании моего вердикта.
- Я больна, да?.. – дрожащими губами еле слышно произнесла она; кроткая слезинка вырвалась из левого глаза и безмолвно прочертила влажную линию на щеке. Я не мог выносить это, не мог смотреть на ее страдание – невольно подался вперед, еще не веря, но уже желая поверить в чудо.

Тяжело сглотнув, мучимый изнутри ураганом обрушивших и ломающих волю эмоций, я инстинктивно поклонился, проявляя запоздалую учтивость и не зная, что еще предпринять, как сказать о том, что сотни лет ждал этой невероятной встречи?! Что я – тот самый, о ком она грезила днями и ночами… как бы невероятен ни был этот факт.

- Эдвард Мейсен, ранее Эдвард Хейл, младший сын графа Хейл - хрипло представился я, бережно поднося хрупкую дрожащую руку к своим напряженным губам.

Изабель ахнула – я чувствовал, как неистово она покраснела.

- Это правда?! – бормотала она, ее слезы омрачили мое робкое счастье. – Это вы?

Разве она сама не верила в то, о чем говорила? Разве не она явилась сюда и разрушила мой больной мир, чтобы озарить его ярким светом надежды?

Изабель сделала шаг вперед, когда я выпрямился, и мы оказались слишком близко друг к другу – глядя сверху вниз на прекрасные черты, я всем телом чувствовал жар пылающей кожи. А как приятно она пахла! Словно дивный цветок, призывающий выпить нектар до дна – я был зачарован моментом, чтобы обратить внимание на жажду крови, которую привык подавлять, но не мог не отметить, что ее воздействие на мои рецепторы сильнее, чем запах крови любого другого человека.

- Как это… как это возможно?! – умолял я Небо дать мне ответ, поднимая руку и очерчивая контур аккуратной скулы, блестевшей от соленой влаги – в порыве нежности смахнул ее пальцем, поражаясь тому, как жар щеки дразнит мою нечеловеческую суть. Все было таким неизведанным, нестерпимо новым и оттого очень опасным…
- Я не знаю, - покачала головой она, неотрывно глядя снизу вверх, недоверчиво изучая явившееся непостижимое чудо. – Но не просите меня уйти, я вас теперь ни за что не покину!

Последние слова слегка привели меня в чувство, выдернув из наваждения. С шипением я выдохнул, и вся пугающая сложившаяся ситуация отчетливо встала перед глазами: порядочная девушка из-за меня только что покинула отчий дом, забыв про репутацию и грядущее замужество. Отправилась за много миль в дорожном мужском костюме на жеребце, которые не раз скидывал незадачливых седоков, калеча их копытами в приступе бешенства.

Отчего-то второе вдруг напугало меня сильнее, чем все остальное.

- Как ты добралась сюда?! – спросил я в ужасе от того, что могло случиться.

Опешив от моего гнева, Изабель объяснилась:
- Вы так быстро умчались! Я видела, в какую сторону вы отправились, и пошла за вами. Знаю – девушке благородного происхождения не пристало в одиночку бродить по полям, но я обезумела от перспективы потерять вас в тот же миг, как встретила! Я просто бежала вперед, надеясь нагнать и не думая о последствиях. Увидев пасущегося на лужайке коня, сразу решила, что он ваш, а раз хозяина рядом нет, то вы, возможно, вернулись в сад? И побежала обратно – мне поначалу и в голову не пришло, что вы отправились пешком. Тайком от мамы и няни я весь вечер искала вас в саду, а когда наступила ночь, поняла, что не могу больше ждать. У меня не было уверенности, что конь все еще будет пастись на той поляне, но это была единственная надежда. Не знаю, смогла бы я найти ваш дом, если бы не конь. Как бы там ни было, я взяла блокнот как доказательство, чтобы вы мне поверили, переоделась мужчиной, чтобы меня никто не узнал, и тихо покинула дом. Конь явно вас заждался! – Изабель утерла остатки слез, улыбнувшись воспоминанию. – Знаете, принято считать, что женщина плохо управляется с животными, но это не всегда так. Я училась держаться в седле и даже без него.
- Этот рысак совершенно необъезженный! – прошипел я, качая в смятении головой.
- Возможно, - не стала спорить Изабель. – Но он как будто только меня и ждал, за неимением вас, конечно! Он вел себя нервно, нетерпеливо оглядывался по сторонам – брошенный совершенно один в черноте ночи. Так что мне не пришлось его уговаривать – только я запрыгнула на его спину, как он помчал меня вперед. Конечно, без седла не очень удобно, но я не жалуюсь, ведь он привел меня к вам!

Я закрыл глаза на мгновение, пораженный тем, насколько Пьер оказался прав: Господь давно посылал мне различные знаки, но я упорно их не замечал! Как иначе объяснить, что даже конь понял больше и раньше, чем я? Что через него и Пьера Господь пытается докричаться до меня, слепца и неверующего в его снисхождение?

- Благодарю тебя, Боже… - зашептал я слова молитвы, привлекая Изабеллу к себе – она тихо стояла, замерев в моих объятиях и трогательно вздыхая. Ее руки робко, но почти сразу поднялись, обвив мою талию, словно бы она тоже не верила в свое счастье и, как и я, все еще пыталась осознать его.

Тихий кашель за моей спиной возвестил, что Пьер стоял тут и слышал весь разговор, столь же удивленный происшествию, сколь и я.

- Полагаю, я должен устроить для мадмуазель комнату? – уточнил старик. – Утро займется не скоро, не желает ли юная леди поспать остаток ночи, чтобы чувствовать себя отдохнувшей завтра?

Я пристально вгляделся в мерцающие карие омуты, ища ответа.

- Да, пожалуйста, - кивнула она, робко улыбнувшись старому слуге.
- Ты уверена? – должен был уточнить я. – Я имею в виду – ты еще можешь вернуться домой, я не стану удерживать тебя. Твои родители будут волноваться, а репутация…
- Я останусь! – прервала девушка твердо, ее аккуратные брови сдвинулись в восхитительном протесте, так напоминая мне характер погибшей невесты. – Я не вернусь в домой и не оставлю тебя, пожалуйста, не прогоняй меня прочь! Мне кажется, что я ждала столько жизней. И теперь скорее умру, чем отпущу тебя даже на одну минуту. Прошу, позволь мне быть только с тобой!
- Тш-ш, - нахмурился я, не желая становиться причиной новых слез и боли, исказившей привлекательное лицо. – Пьер, леди пока останется у нас.

И когда старик отправился готовить комнату, я нежно коснулся кончиками пальцев дрожащей щеки девушки, моля ее успокоиться:
- Ты получишь все, что захочешь, - поклялся я. – Утром, как только выспишься, мы все обсудим и примем наилучшее решение, хорошо?

В голове вырисовывался отчаянный план, который со временем, когда я смогу его спокойно обдумать, должен был обрести ясность. Пока что я был слишком потрясен, чтобы что-то решать, так что позволил ситуации идти своим чередом, полагаясь на волю Господа. Если Богу было угодно привести Изабель в мой дом, значит, на то были причины, и кто я, чтобы спорить? Пока Изабель будет отдыхать, я отправлюсь молиться, и к утру – я искренне верил в это – решение придет само собой. Теперь, глядя в очаровательное лицо девушки, я был способен поверить во что угодно.

На непродолжительное время я просто погрузился в блаженное чувство спокойствия, которого не испытывал целую вечность. Мы не говорили и не шевелились, наслаждаясь соприкосновением наших тел, как заблудшие души, нашедшие друг друга в жаркой иссохшей пустыне. Жажду объятий невозможно будет утолить, мне казалось, теперь никогда. Я не мечтал о будущем – оно было туманным и запутанным, - но готов был стоять так хоть до утра, лишь бы чувствовать тепло в своих руках, лишь бы слышать биение живого сердца и грезить…

Вернувшийся Пьер возвестил о том, что все готово, и я с сожалением выпустил Изабель. Она не желала уходить – в ее глазах застыл страх, будто она боялась, что я сбегу, как только исчезну из поля ее зрения. Но ей необходимо было отдохнуть, ведь она оставалась человеком и провела несколько часов в пути, скача на бешеном жеребце неизвестно куда без седла и сбруи. А мне нужно было немного уединения, чтобы привести растрепанные чувства в порядок.

Никогда еще я не молился так благодарно, как в эту ночь. Обняв распятие, почти рыдал, благословляя Бога за подарок во мраке моей постылой жизни. Мне казалось, я физически ощущаю длань Господню, протянутую ко мне в жесте прощения. Не этого ли знака я жаждал? Результат превзошел самые смелые мои ожидания. И пусть Всевышний не вернул мне человеческие черты, но сделал гораздо больше, возродив к жизни ту, что я потерял. Ради нее я готов был считаться монстром хоть до конца вечности.

И вновь Пьер появился на пороге, я успел всего лишь раза три произнести «Отче наш», когда слова старика ворвались в мой разум.

- Милорд, юная мадмуазель зовет вас, - смущенно пробормотал он.

Растерянный и ошеломленный, я, разумеется, откликнулся на просьбу о помощи.

- Как вы, милорд? – заботливо спросил Пьер, когда я проходил мимо него. Старческое лицо, усталое из-за прерванного ночного сна, отражало смятение и отеческое беспокойство.
- Я ошеломлен, - сознался я, чувствуя, как сильно мне необходим разговор с кем-то опытным и мудрым. Я мог обратить тысячу молитв к Небу, но Бог молчал. Лишь Пьер был тем, кто мог и, главное, готов дать совет.
- Честно говоря, я совсем не ожидал, что мое скромное предложение найти женщину обретет воплощение так скоро. Вы уверены, что эта юная леди подходит вам?

Я несмело улыбнулся тревоге старика.

- Она не просто юная леди, Пьер. Она та самая, - произнося это, я отчетливо ощущал правдивость своих слов, они теплом расползались внутри, самым поразительным образом отогревая мертвое сердце.

Брови слуги удивленно дернулись. Я был благодарен ему за то, что он ничем не выразил скепсис, хотя на это было много причин – простому человеку трудно поверить в чудо воскрешения, даже такому старому и верующему как Пьер. Но я был связан с мистикой столь давно, что вовсе не сомневался. Не после того, как видел дневник с изображением своего лица и имени, вписанного в каждую вторую строчку.

- Тогда не упустите шанс, - улыбнулся Пьер, отечески похлопав меня по плечу и тем самым словно бы подсказывая единственный путь, которым я должен следовать.
- Ты был прав, - кивнул я, соглашаясь с мудрым решением старика, - я был слеп столько лет...

Гостевые комнаты в доме содержались в чистоте, несмотря на то, что у меня никогда не было посетителей. Молоденькая девица по имени Жизель, немая дочь кузнеца из деревни, которую нанял Пьер несколько лет назад после смерти своей жены, чтобы ухаживать за домом и его хозяином, приходила к полудню – она готовила обед, делала уборку и снова уходила. Мне всегда было жаль ее труда – пища шла не в прок, Пьер не мог съесть такое количество, в комфорте я тоже не нуждался. Но сегодня впервые был рад, что Жизель хорошо делала свою работу.

Когда я вошел в скупо освещенную тремя свечами спальню, Изабель стояла возле столика. Она не сняла дорожный костюм, но распустила прическу, сложив шпильки аккуратно на столешнице. Длинные каштановые волосы непокорной волной рассыпались по плечам, доставая пояса.

Девушка не слышала, как я вошел – не будучи общительным, я всегда забывал, что передвигаюсь бесшумно. Пришлось стукнуть дверью, чтобы обозначить свое присутствие.

Изабель резко обернулась, впившись в меня взглядом, но расслабилась, как только узнала.

- Чем я могу помочь? – спросил я хрипло, голос вдруг пропал. Алебастровая кожа обнаженной до ключиц шеи, видимая в разрезе расстегнутого мужского камзола, стыдно признаться, притягивала слишком много моего внимания, а я пришел сюда не для того, чтобы смущать девушку и любоваться ее неземной красотой.

Ее щеки тут же окрасились нежным румянцем, и я мысленно вознес молитву Господу, прося дать мне сил оставаться джентльменом. Моя мужская сторона заснула очень давно, и я понятия не имел, что должен чувствовать, находясь в спальне молодой привлекательной девушки, но мысли, приходившие в голову, были отнюдь не невинными.

- Я не могу уснуть, кошмары мерещатся, - произнесла Изабель. Тембр тихого голоса взывал к моему естеству, и оно откликалось, хотя я не смог бы дать название рождавшимся свежим чувствам.
- Здесь никто не причинит вам вреда, – покачал головой я, пытаясь стряхнуть налет очарования и понять, чего от меня хотят.
- Я сбежала из дома слишком поспешно, сударь, - лицо Изабель залилось краской застенчивости, но глаза при этом смотрели уверенно и строго – у этой девушки, несомненно, были крепкие нервы и твердый характер. – Даже не озаботилась тем, что мне понадобится. Я вообще не думала ни о чем, мною двигал страх, что я могу потерять вас, – добавила она с горячностью. – Я только хотела догнать вас и поговорить… Но теперь, раз я осталась…

Хрупкие пальцы, удерживающие полы камзола, дрогнули, и я вдруг осознал, что только скромность девушки отделяет меня от вида ее обнаженной красоты – под мужской одеждой не было ничего…

- Я не могла попросить об этом Пьера, - тихо добавила Изабель. – Но мне приходится обратиться к вам, потому что больше не к кому – оказывается, в этом доме нет ни одной служанки. Не найдется ли у вас… какой-нибудь простой рубашки, в которой я могла бы лечь в постель? Я не прошу обеспечить меня нарядами, но в камзоле очень неудобно… я пыталась уснуть и потерпела поражение.

Мой мозг, в обычных обстоятельствах способный обдумывать много разных вещей одновременно, сегодня соображал туго. Понадобилось несколько минут, прежде чем я, потрясенный картинами обнаженной девушки, возникающими в настойчивом воображении, сдвинулся с места. Я ни в коем случае не хотел, чтобы Изабель чувствовала себя неуютно, но женская одежда была одной из проблем, которые еще предстояло решить: должен ли я проникнуть в ее дом и выкрасть достаточно платьев, чтобы девушка ни в чем не нуждалась? Мог ли я взять на себя ответственность купить, а не воровать? Не лучше ли было поступить правильно: вернуть дочь отцу и просить его отменить свадьбу, чтобы я мог сам на ней жениться?

Последний вариант казался самым разумным, и я обдумывал его все время, пока выбирал одну из чистых рубашек, которых было не так уж много в моем отшельническом шкафу, и возвращался в спальню.

Изабель приняла ношу с благодарностью – в то мгновение, когда наши пальцы случайно соединились, мою кожу обжег сильнейший удар. Два одинаковых по силе желания вскипели внутри: потребность обнять девушку и необходимость немедленно и как можно скорее уйти восвояси.

Реакция Изабель ничуть не способствовала рациональной работе моей мысли: вздрогнув и опустив глаза, она медленно и очень робко протянула руку, пытаясь коснуться меня еще раз. От неожиданности меня пробил еще один удар, а кожа, казалось, покрылась настоящим пламенем под горячими пальцами девушки. Ее естественный жар, теплое дыхание – все меня согревало, словно мертвое тело рядом с ней непостижимым образом начинало оживать. Была ли встреча с Изабель, ниспосланная Богом, тем самым, что вновь сделает меня человеком?

Изабель подняла взгляд, в котором плескалась растерянность и тысяча вопросов, на которые, я знал, мне еще предстоит дать ответ… а еще нежность и такая очевидная любовь, что я почти физически ощутил странную связь, привязывающую нас друг к другу все сильнее с каждым мгновением. Чаша весов качнулась в сторону невозможности не только покинуть девушку – стало трудно даже просто выйти из комнаты. Я должен был сделать это, пока не стало слишком поздно… не знал, что именно произойдет, если останусь, но чувство опасности росло пропорционально потребности находиться рядом.

- Пожалуйста, не уходи, - умоляюще окликнула Изабель, когда я, борясь с протестующими мышцами, с трудом отвернулся к двери. Ее голос звучал так печально и надрывно, словно мой уход причиняет ей физическую боль. – Не могу видеть твою спину, мне кажется, что это в последний раз…
- Я буду здесь, когда проснешься, - поклялся я; вряд ли был способен исчезнуть после всего, что узнал. – Я не собираюсь снова бежать.

Это было невозможно, даже если я по какой-то причине решил бы сделать это. Я чувствовал, как внутренняя связь стальным канатом держит меня рядом с невероятной, осветившей мою мрачную и безысходную жизнь Изабель. Было странно предполагать, что я захочу и, главное, смогу ее покинуть.

Я слышал шорох ткани за спиной – девушка скинула костюм, меняя наряд – и знал, что должен убраться. Но продолжал стоять неподвижно и потрясенно. Любое движение к двери вызывало протест, а сердце болезненно скорбело от необходимости проложить расстояние. Я понимал, отчего в глазах девушки возникает паника, как только я удаляюсь, ведь чувствовал то же самое – физическую невозможность даже кратковременного разрыва всего лишь до утра.

Я медленно повернулся, когда Изабель сделала пару шагов. Казалось, я теперь способен ощутить ее приближение, даже если закрою глаза и потеряю обоняние и слух, это было чем-то сродни волшебству. Мы были связаны силой, намного могущественнее, чем обычная человеческая любовь, силой, которую нельзя было игнорировать.

Девушка приблизилась вплотную, мягко ступая по холодному полу. Я мог видеть худенькие босые ноги, едва прикрытые моей рубашкой до колен, и тяжело сглотнул, сраженный откровенностью наряда, представшего моему привыкшему к одиночеству взору. Все случившееся сегодня казалось сном – будто я заплутал в сказочном лесу, полном невиданных чудес и несметных сокровищ. Глядя на аккуратные маленькие ступни, мне хотелось поднять обладательницу на руки, лишь бы спасти от переохлаждения. Вместо этого я молчал и не шевелился, боясь разрушить сказку неосторожным словом или движением.

Тонкими пальцами подцепив копну волос, девушка перекинула их через плечо на спину, обнажая шею, и на мгновение мне показалось, что она буквально предлагает себя… Не как женщина, а как… жертва? Ее движение было изящным и плавным, как у тоскующего лебедя. Аромат горячей крови ударил мне в голову, словно опьяняющий напиток, когда я вдохнул судорожно и резко. Это было ошибкой – звук получился слишком жаждущим, совсем не похожим на обычное дыхание, что заставило меня устыдиться собственного порыва. Я не привык… не умел вести себя с женщинами – Бог мой, я не был близок даже с Изабеллой, когда она еще была жива. Никогда не находился с девушками на таком маленьком расстоянии, чтобы оценить свои чувства и те, которые вызываю. Мне было некогда, ведь я только молился… И теперь, когда я стал иным, разные желания спутались в моем больном сознании: мне казалось, будто Изабель не только по-женски соблазняет меня, но и взывает к самой сути, умоляя укусить и испить ее до дна

Реакция Изабель была не такой, как я мог предполагать. Вместо того чтобы испугаться, она с трогательной доверчивостью посмотрела на меня: глубокий шоколад ее глаз потемнел, а жар кожи усилился. Была ли она смущена? Определенно. Но недостаточно, чтобы бежать от меня без оглядки…

Она была неимоверно красива. Я снова напомнил себе о необходимости уйти, но вновь проиграл битву, очарованный танцем теней на красивом юном лице.

Ресницы Изабель трепетали под моим восхищенным взором. Ее рука поднялась, лишила меня воли, когда коснулась плеча. На этот раз я не отпрянул, лишь прикрыл глаза, наслаждаясь ощущением нежности, пронизывающей все мое тело и даже разум. Я совершенно не был способен противостоять, я так долго был один, так долго страдал – я заслужил капельку счастья и не собирался от него легко отказываться. Молитвы подождут, я хотел быть здесь, рядом с Изабель, не покидая ее ни на одну минуту, даже если это казалось неправильным решением.

- Останься со мной, - робко произнесла девушка, ее пальцы разжигали настоящий пожар на моей коже, даже несмотря на преграду в виде хлопка. – Мы ведь можем обсудить все сейчас, не откладывая разговор до утра? Я все равно не усну – слишком возбуждена и взволнована. Слишком переживаю. Я хочу знать о тебе все: помнил ли ты меня, как я тебя? Мечтал ли о встрече? Искал ли? Или мое появление стало для тебя сущей неожиданностью? Чем ты жил и каким образом твое имя осталось прежним, как и мое? И почему… - она робко улыбнулась, глядя снизу вверх, - твои глаза другого цвета? Я не смогу уснуть, пока ты не поведаешь мне все свои секреты. Пожалуйста, не оставляй меня мучиться вопросами, которым нет числа…

Я ничего не ответил – не знал, что сказать. Смутные воспоминания о том, как я заботился о заболевшей Изабелле, одолели разум: тогда я видел много неположенного мужским глазам. Я не участвовал в тонкостях переодевания, но мне приходилось наблюдать, как служанки замка протирали разгоряченную жаром кожу больной девушки. Я и сам нередко занимался этим, помогая невесте чувствовать себя лучше, ведь был единственным, кто не боялся находиться рядом с чумной больной.

Но она была нездорова! Мои мысли занимала поджидающая возле постели Смерть, я не мог думать ни о чем, кроме этого, страстно молясь, чтобы моя Изабелла поправилась. Страшась, что могу навсегда потерять ее, я не смел мечтать о романтических прикосновениях или поцелуях…

Наше теперешнее положение сильно отличалось. Изабель не была больна. Она приехала издалека с ясным намерением остаться со мной навсегда. Здесь не было ни слуг, ни нянек, кто бы позаботился об ее благочестии, родителей, способных защитить… Все, на что она могла надеяться – это мое благородство. И оно во мне, конечно, было. Но я никогда… никогда прежде не проверял его границ.

Не дождавшись ответа – ведь я застыл, словно превратился в камень, ошеломленно рассматривая игру света в каштановых волосах и блестящих карих глазах, изо всех сил стараясь не опускать взгляда на тонкую мужскую сорочку, едва прикрывающую плечи и грудь, - Изабель робко улыбнулась, коснувшись кончиками пальцев моего лица и привстав на цыпочки. Я закрыл глаза от пронзившей сердце насквозь сладкой боли, точно заблудший путник, обретший, наконец, свой потерянный дом. Жажда, терзающая меня сильнее, чем обычно – ведь Изабель пахла восхитительней, чем кто-либо из людей, - перестала тревожить, притупленная атакой чувств.

Наши губы сами нашли друг друга – подобно столкновению податливого огня и неприступного льда. Нежные, как лепестки розы, горячие, как кипящая вода, губы девушки открылись под натиском моего рта, и изумительный аромат крови жизненной силой наполнил мои застывшие в вечном холоде легкие. Я не заметил, как лицо Изабель оказалось в моих жаждущих руках, а ее волосы восхитительным шелком заструились между пальцами. Я что-то шептал, не отдавая себе отчета в действиях. А когда очнулся, то это было так, словно я пробудился от многовекового сна, преобразившись в какого-то другого… обновленного человека.

Тогда я понял, что девушка дрожит. Ее дыхание было сбивчивым, припухший от поцелуев рот чуть приоткрыт, глаза затуманены поволокой страсти. Но ее тело, находившееся в моих голодных руках, мелко тряслось.

- Ты совсем замерзла, - пробормотал я, опомнившись, что в доме прохладно, а Изабель до сих пор стоит нагими ступнями на ледяном полу.
- Это ничего, - пробормотала она застенчиво, оставаясь рассеянной. Неловко сомкнула колени и поставила ногу на ногу в тщетной попытке согреться.
- Сейчас мы это исправим, - пообещал я, подхватывая девушку на руки – может, это и было опасным, но она едва могла стоять после испытанной нами пылкости. Я запоздало устыдился греховного порыва, но Изабель, кажется, вовсе не была против проявления чувств: прильнув к моему плечу в доверительном жесте, она оставила жаркий поцелуй на шее возле ворота рубахи, вырвав мой ошеломленный вздох, тут же сменившийся очередным приступом стыда. Все, что делали я и Изабель, было столь же неправильным, сколь прекрасным…

Я уложил девушку в кровать, тут же накрыв теплым одеялом – тем самым спрятав от своего холодного тела и чересчур голодного взора ее притягательную наготу.

- Ты останешься? – тут же спросила она, и боль в ее взгляде не оставила мне другого выбора, кроме как согласиться. – Пожалуйста, не уходи!
- Мужчине не положено находиться в спальне молодой девушки, - пытался убедить я, прежде всего себя, осторожно опускаясь на самый край постели - подальше от искушения. - По крайней мере, до момента, когда я предстану перед твоей семьей и возьму тебя в жены законно…
- В нашем случае на это не стоит и надеяться, - прошептала Изабель, разрушая мои планы поступить по чести и сделать все в соответствии с традициями, - ведь я уже обещана другому…
- Думаешь, твои родители не согласятся? – нахмурился я, наблюдая за тем, как девушка ложится ко мне вполоборота и двигается вперед, сокращая расстояние, которое я создал с огромным трудом для собственного самообладания.
- Отец уже дал слово и назад его никогда не попросит, - покачала головой Изабель. – Он любит меня, но гордость барона де Тюртерель важнее чувств дочери…

Я молчал, понимая, что Изабель абсолютно права: я опоздал с предложением руки и сердца, девушка была уже обещана другому, и я не имел права оспаривать решение ее отца.

- Что же нам тогда делать? – потерянно пробормотал я, перехватывая тонкие пальчики, тянувшиеся к моему лицу и вновь грозившие раскачанному самообладанию – всего случившегося за сегодня для него было слишком много.
- Сбежать, - твердо предложила Изабель, по ее глазам было ясно: она все решила.

Новый план возник сам собой, для этого не понадобилось молитвы: Изабель снова была права, мы должны уехать. В одной из придорожных церквей нас быстро и без вопросов обвенчают. Фамилия Мейсен обеспечит Изабель защиту от недобрых взглядов. Конечно, было бы идеально не нарушать никаких правил, однако в нашем случае приходилось довольствоваться выходом, который есть.

- Но мы обязательно скрепим наш союз перед лицом Господа, - клятвенно заверил я, поднося хрупкие теплые пальчики к губам.

Лицо Изабель просияло как солнце, внезапно выглянувшее из-за черных туч – я задохнулся от невероятной красоты, не в силах отвести глаз.

- Я согласна на все, что угодно, лишь бы никогда с тобой не расставаться, - прошептала она, внезапно подаваясь вперед, так что ее близость вновь вскружила мне голову. Карие глаза замерцали от сдерживаемых слез, а выражение лица стало очень серьезным. Пальцы, добравшиеся до моей скулы, обожгли кожу, сжали ворот рубашки. Пристальный взор проникал в самую душу: - Не имеет значения, что и как, в какой последовательности произойдет между нами – главное, чтобы мы были вместе. Я хочу, - смущение окрасило щеки девушки в восхитительный румянец, а губы манили, прося вновь запечатлеть на них поцелуй, - привязать тебя к себе всеми возможными способами. Я так долго ждала нашей встречи… и не хочу больше страдать. Мне не нужны ни деньги, ни титул… даже одобрение родителей. Я просто хочу быть с тобой… только с тобой. С этой минуты… и навсегда.

Проникновенная речь, произнесенная страстным шепотом, нашла ответный отклик в моей душе, и я прильнул к мягким губам, не в силах сопротивляться чувствам. Изабель вновь задрожала.

- Ты такой холодный, - пробормотала она.

Удивление в ее голосе заставляло мое сердце сжиматься в тревоге: Изабель уже заметила другой цвет моих глаз; несомненно, обратила внимание на холод и твердость кожи. Сумбурность нашей встречи или же воспитанная тактичность не позволили девушке сразу задать правильные вопросы или догадаться самой, но я понимал, что беседа о моей нечеловеческой природе произойдет скорее, чем я буду готов. Наверняка она находила самое обычное объяснение странностям: цвет глаз мог измениться в новом рождении, ведь Изабель не могла предполагать, что мне больше четырехсот лет от роду; холод кожи мог обозначать, будто я попросту замерз, хотя наша температура отличалась по иной причине. Я обязан был рассказать девушке правду, если намеревался сделать ее своей женой, оттягивать признание было бы преступлением. Но каким образом сделать это, чтобы не напугать до полусмерти, я пока придумать не мог. Да и времени поразмышлять об этом не было: пальцы девушки, нежно изучающее мое ледяное тело, не оставляли шанса.

Мы словно попали в течение реки, утягивающее за собой. Какая сила способна остановить движение мощного потока воды? Изабель и не пыталась выбраться из омута на берег, а я не обладал достаточной волей, чтобы противостоять тому, в чем совсем не искушен…

Не думаю, что мы сознательно собирались нарушить границы. Нет. Просто, по шажочку ступая на опасный путь, не находили сил остановиться. За робким поцелуем следовал другой, более горячий и откровенный, сменяющийся удивленным восклицанием или восхищенным признанием в силе испытываемых чувств. Казалось, мы не совершим ничего ужасного, если позволим себе немного любовной муки. Мы оба увлеклись, сдаваясь ощущениям постепенно, не замечая растущей страсти. Руки действовали сами по себе, касаясь все смелее запретных мест, невинные ласки усложнялись по мере прохождения ночи, вызывая изумление и трепет. Наслаждение, следовавшее за каждым новым открытием, не позволяло считать, будто мы совершаем ошибку – инстинкты увлекали нас вперед, и мы, поглощенные новыми сильными чувствами, поддавались им, утопая в эмоциях стремительно и безвозвратно. Разве могло то, что делало нас такими счастливыми, быть в чем-то неправильным? Даже жажда не становилась препятствием на опасном пути к удовольствию, которую несла эта ночь – несмотря на особенную сладость крови Изабель, многовековые уроки самоконтроля не прошли даром, и я не обращал внимания на эту досадную помеху.

Я смог остановиться всего один раз. Пораженный наготой наших переплетенных тел, на мгновение сбросил наваждение, заглядывая в карие глаза, в которых читалось доверие и абсолютная взаимность.

- Нам нужно остановиться, Изабель, - умолял я, чувствуя, как наши тела опасно льнут друг к другу в секунде от близости, после которой уже не будет пути назад – мы слишком далеко зашли и были в шаге от смертного греха, а я привык все делать правильно. Тяжело дыша, я испытующе смотрел в блестящие шоколадные глаза, надеясь на ответ, который поможет мне сдержаться и не натворить бед. – Мы должны сначала обвенчаться.
- Да, да, ты прав, - едва дыша, шепнула девушка, поворачивая голову и целуя мою ладонь, непроизвольно продолжая тянуть меня к себе – словно наши тела отделились от разума и действовали сами, бездумно. – Ты прав, конечно же…

И мы продолжили с прерванного момента, сдавшись натиску чувств.



Время почти остановилось. Как тягучая смола, вытекающая из крошечной бреши в бочке, так и секунды двигались для меня – бесконечным потоком расслабленных и туманных, но в то же время противоречивых мыслей. Глядя на мирно спящую Изабель, я метался от ощущения безграничного счастья, ничем не омраченного, до терзающего сердце отчаяния за все, что натворил и что еще предстоит…

Я слушал ровный стук сердца, подчиненный его ритму так, слово физически был привязан к этому живому звуку. Одна сторона моего тела жадно поглощала человеческое тепло; я пытался отодвинуться, чтобы Изабель стало теплее, но она неосознанно, во сне прижималась обратно. Я с обожанием смотрел на ее умиротворенное лицо, не в силах привести мысли в порядок и понять, что же случилось с нашими жизнями сегодня. Кто сотворил это волшебство? Чьей жестокой рукой Изабелле было предначертано помнить меня, затерявшегося в череде проходящих веков? Страдать, не находя мой образ среди тысяч других людей, умирать и рождаться снова без надежды на взаимность?

Или же я должен воспринимать трагедию ее жизни как удивительный подарок мне, пронесенный через столетия? Но зная, сколько жизней она прожила, так и не встретив любовь, о которой грезила все годы, оставаясь несчастной, я не мог принять благость такой ужасной судьбы. Кто бы ни околдовал Изабеллу, он преследовал отнюдь не благородную цель!

Однако мне было за что благодарить таинственного недоброжелателя: что бы он ни задумывал, Изабелла нашла меня и теперь мы, верой или правдой, сможем стать счастливыми. Я более не мечтал об исцелении – каким бы живым я не ощутил себя из-за встречи с Изабель, утро безжалостно отрезвило: моя кожа была так же холодна и тверда, как вчера, привычная жажда по-прежнему жгла горло, а запахи и звуки оставались противоестественно отчетливыми. Я не питал иллюзий: Господь вернул мне Изабель, но человечность я утратил навсегда.

Однако любви было достаточно, чтобы я смирился с тем, что навечно останусь призраком ночи. Любви было достаточно, чтобы я почувствовал себя совершенно иным – более открытым миру и людям, готовым принять удары судьбы, способным перевернуть горы ради взаимных чувств. Всегда замкнутый на самом себе и странном одиноком мирке, который вокруг себя построил, считая молитву единственным путем вперед, я не замечал преобразований, которые происходили внутри меня. Но теперь готов был открыть глаза, узнать больше и позволить себе быть счастливым вместо того океана боли, в котором непрерывно тонул несколько сотен лет.

Тысячи вопросов кружились в запутанном водовороте мыслей, не находя ответов. В основном они все касались будущего, которое было непредсказуемым и темным. Я должен был позаботиться о том, чтобы Изабель ни в чем не нуждалась, должен был спрятать ее от ока родителей, увезя как можно дальше от Франции. Эта мысль терзала меня все утро, с тех пор как в отдаленном бормотании Пьера я расслышал сильное беспокойство за меня и девушку, которую вскоре начнут искать. Полуразрушенное поместье отшельника-графа рано или поздно привлечет внимание, и лучше, чтобы Изабель к тому времени находилась от него далеко. Мой дом и поместье барона де Тютерель располагались на небольшом расстоянии, пройдет совсем немного времени, когда отец Изабель с подручными начнут прочесывать все ближайшие деревни и города. Будучи удивительно разговорчивым сегодня, Пьер перебирал варианты побега, искренне волнуясь за нас с Изабель – я чувствовал его отеческую привязанность почти физически, что немало сбивало с толку, мешая размышлять над нелегкой дальнейшей судьбой. Как хаотичный поток сознания, гул непрерывно стоял у меня в голове.

Переезд должен был быть распланирован так, чтобы Изабель не испытывала неудобств, - в моей способности сделать это Пьер очень сомневался, отлично понимая, что я привык жить один и совершенно не знал, как заботиться о жене. Новый дом должен соответствовать ее положению и запросам, и я мысленно считал, хватит ли мне средств и где взять недостающие. Я никогда не задумывался о приумножении своего благосостояния, отдавая себя молитве, и теперь не был уверен, что моих сбережений окажется достаточно для достойного будущего.

Организовать все это быстро и незаметно не представлялось возможным – я был одинок и не обладал властью или нужными знакомствами для этого. Нам придется убегать в спешке, в надежде на одно только везение.

Был и другой путь, пугающий сильнее остальных. Он стал очевиден после того как взошедшее утром солнце осветило обнаженную спину девушки и я с ужасом разглядел на ней синеватые пятна продолговатой формы. Такие же точно испещряли тонкие нежные руки и наверняка были на ногах. Вначале я не понял, что это такое. Но постепенно осознание обрушилось вместе с ужасом и огромной виной: то были следы прикосновений моих сильных и твердых пальцев… последствия бурной ночи вампира и человека.

В первые минуты я впал в глухое отчаяние, ругая себя последними словами за зверство, которое невольно учинил. Если Господь решил ввергнуть Изабель в руки чудовища, отчего не позаботился о том, как ее защитить?! Как мог добрый и всепрощающий Бог желать боли этой невинной девушке, виноватой лишь в том, что она веками помнила меня и любила? Я не знал ни единого порока за своей погибшей невестой, которым она могла заслужить такое жестокое наказание.

И это снова возвращало меня к мыслям о дьявольской руке. Тогда все вставало на свои места: кто-то, желающий зла, сотворил это с нами, сделав такими разными, чтобы мы никогда, никогда не были вместе, но при этом не смогли позабыть.

Я пытался припомнить семейное предание о проклятии рода де Хейли, которое навлек первый граф Жоффруа. Но я недостаточно интересовался историей семьи, очарованный мечтами легкомысленный и влюбленный юноша… Джаспер, ставший во главе рода, наверняка знал больше меня, но он, увы, был давно уже мертв и ничего не мог мне рассказать. Я был последним из семьи, но меня трудно было назвать живым. И все, что осталось в моих воспоминаниях, это притча о загубленной ведьме, которая, умирая, прокляла род норманна Жоффруа де Хейли гореть в вечном аду, пока не иссякнет. Что ж, это пожелание можно было считать исполнившимся. И мне было трудно понять, какое отношение к этому имеет Изабелла, при жизни даже не успевшая стать мне женой?!

И пока я терзался, глядя на отметины на теле юной Изабель, ядовитые мысли отравили мой разум, проникнув словно вездесущий плющ, опутывающий здание: очевидно, раз я не могу вновь превратится в человека, то есть способ сделать девушку равной мне… Если Изабель станет бессмертной, то не только проблема хрупкости ее тела, но и сложности побега будут решены.

Я отгонял эти мысли как совершенно неприемлемые, но раз за разом неизбежно возвращался к ним… и это невольно подводило меня к убежденности в не божественном значении нашей удивительной встречи. Разве мог Господь хотеть, чтобы я забрал чью-то чистую душу за собой в ад?!

Я возвращался мыслями ко вчерашнему вечеру, к молитве, от которой был ловко отвлечен, и вновь представлял девушку демоном, явившимся соблазнить меня свернуть с пути истинного и преуспевшим в этом... Я совершил за эту длинную ночь как минимум один грех – занимался любовью с женщиной, не взяв ее в жены – и раздумывал, а не совершить ли второй – создание еще одного чудовища. Это ли не доказательство дьявольской воли в том, что случилось со мной?

Ну и вот… я не знал, как должен поступить. Я был растерян. Полностью выведен из равновесия и смущен. И до сих пор очарован…

Изабель перевернулась на другой бок, лицом ко мне, успокоившись только тогда, когда нашла мое плечо, удобно устроившись на нем. На ее губах, чуть припухших из-за моих безжалостных поцелуев, заиграла счастливая улыбка… И мои мысли снова изменили направление: как мог я сомневаться в правильности нашей встречи, видя радость на невинном и нежном лице, преследующую девушку даже во сне? Кто я, чтобы решать за Изабель, чего она хочет?

Близился полдень, девушка все еще трогательно спала в моих руках, когда еще одно событие закрутило новый виток моих раздумий. Я был удивлен, когда вместо Жизель – немой дочери кузнеца – убирать дом и готовить обед пришла другая девица. То есть, я был уверен, что это Жизель... пока она не заговорила вслух! Хмурясь, я тщетно пытался разобраться в ее бормотании, еще более хаотичном, чем у Пьера: казалось, я нахожусь одновременно в двух местах, в постели Изабель и на кухне вместе со служанкой. Это было похоже на поток безумного сознания – девчонка была явно не в себе. Если это сестра Жизель – в чем я был почти убежден, ведь они так были похожи, - то она отличалась от родственницы лишь умением говорить. Совершенно запутанный, я зажмурил глаза и потряс головой, но несвязная речь девчонки продолжала меня преследовать, словно сон наяву.

Изабель зашевелилась, тем самым отвлекая меня от загадки. Ее длинные ресницы затрепетали, распахнувшиеся глаза тотчас же просияли, как только она увидела меня.

- Доброе утро, - тихо шепнула она. Я ждал гнева за то, что причинил боль, но девушка выглядела умиротворенной. Вместо крика она робко улыбнулась, хрупкими пальчиками потянувшись к моему лицу.

Противоречивые эмоции измучивали мой разум: совесть терзала, заставляя испытывать вину, в то же самое время прикосновение горячих пальцев к моей коже переворачивало мир с ног на голову и счастье, которому я совершенно не мог сопротивляться, затопляло сердце.

Я закрыл глаза и перестал дышать, наслаждаясь приятным ощущением всепоглощающего спокойствия, невольно расслабившего мое напряженное тело. Пусть даже всего на минуту.

- Доброе утро, любовь моя, - вторил я, купаясь в ласковых волнах нежности, источаемых прикосновением. Удивительно, как девушка в мгновение могла поменять мой мир и повернуть все мысли в другое русло – словно обладала безграничном властью надо мной. Но я все же спросил: - Как ты себя чувствуешь?

В улыбающихся карих глазах мерцала трогательная доверчивость:
- Чудесно, - разрушила она надежды на хоть какое-то порицание моих действий. Изабель не жалела ни о чем, что мы делали, и это так контрастировало с моими безумными сомнениями. Определенно, девушка была гораздо храбрее меня.

Не хотелось портить дивное утро, но у нас было достаточно проблем, которые следовало обсудить как можно скорее.

- Как сильно ты пострадала? – пробормотал я, мучимый сожалениями. Аккуратно, боясь навредить, приложил пальцы к девичьему запястью, поглаживая до локтя, чувствуя кожей каждый оставленный мною след и надеясь, что ущерб не окажется непоправимым.
- Все хорошо, - уверяла Изабель, в ее хрустальном голоске сквозило удивление. – О чем ты так переживаешь, что случилось?
- Осмотри себя, - в муке попросил я, внимательно наблюдая за выражением лица девушки, опустившей взгляд на свою измятую руку. Уголки ее нежных губ поникли, брови недоуменно приподнялись.

Исследуя множественные следы насилия на своем юном теле, девушка молчала, а я напряженно и нетерпеливо ждал ее безжалостный вердикт.

- Я не чувствую боли, - наконец, произнесла она в искреннем порыве.

Ее признание волной облегчения прокатилось сквозь меня – я боялся, что навредил гораздо сильнее, чем поверхностные отметки. Дьявол меня подери, я не думал, что мои вчерашние прикосновения будут иметь такие ужасающие последствия, не предполагал, что должен тщательно взвешивать силу. Я был так увлечен… И если бы Изабель признала меня чудовищем после этого – я бы принял любую силу ее обвинения. Но она сказала, что я не причинил ей боль…

- Правда? – умолял я, лаская в особенно пострадавших местах – все маленькое тело было испещрено синяками.
- В самом деле, не волнуйся, - поклялась она, обхватывая мое лицо ладонями и так близко заглядывая в глаза, будто хотела внушить свои мысли. – Это немного странно, да, но я ничуть не сержусь! Мне… хорошо – настолько, насколько это возможно для девушки, у которой исполнилась самая заветная мечта, – улыбнувшись, Изабель прижала мою ладонь к своей щеке, и я был растоплен, околдован ее любящим взглядом. – Мы вместе – только это имеет значение. Остальное – пустяк. Мы справимся с любыми проблемами.

Горло сжали тиски страха, когда я понял, что пришло время все честно рассказать Изабель о том, кто я есть. Недостаточно было увезти девушку из страны и даже сделать ее своей женой… самое сложное было сказать, что я – чудовище. Во времена моего рождения о вампирах ничего не было известно, но теперь демоны ночи приобрели дурную славу, о них слагались страшные легенды, невинные люди сгорали на инквизиционных кострах. Я не встречал, кроме себя, других вампиров, но подозревал, что не единственный в своем роде монстр. И слышал о злодеяниях себе подобных. Были ли эти слухи правдивыми или очередными выдумками людей, неизвестно, но будет нелегко доказать Изабель, что я выбрал праведный путь.

Терзаемый сомнениями, я сел, наверное, слишком резко для человека. Хрупкая ладонь, соскочив с моего лица, коснулась спины. Стыдно признаться, но даже собираясь рассказать Изабель о том, каким чудовищем стал, продав душу дьяволу, я все еще продолжал наслаждаться ее животворящим теплом.

- Что такое, что случилось, Эдвард? – перепугано взмолилась девушка, прикосновение ее руки было тем, что помогало мне сосредоточиться… и почувствовать себя человеком.
- Нам нужно поговорить, - прошептал я, теребя волосы и лоб в попытке взять себя в руки и подобрать правильные слова.

Легкое движение за спиной: Изабель села, доверчиво прижав щеку к моему обнаженному плечу и обвивая мою талию тонкими горячими руками. Я вздохнул – было тяжело испытывать одновременно такие противоречивые эмоции, как острый страх, ненависть к себе и всепоглощающую нежность.

- Я согласна на что угодно, лишь бы быть с тобой, - повторила Изабель вчерашние слова, но я не мог предвидеть, не передумает ли она, как только узнает правду.
- Я не богат. Все, что у меня есть - этот дом. Но смогу обеспечить твои потребности, в этом ты можешь не сомневаться, - начал я издалека. Вздохнул, вынужденный предупредить девушку не только о приятных хлопотах, но и о предстоящих испытаниях: - Ты должна знать, что побег может оказаться сложным – я никогда прежде не заботился ни о ком, даже о себе, ибо нуждался в малом. Тебе придется многому научить меня, чтобы я стал достойным мужем.

Ритм сердца девушки стал спокойнее после моих слов, чему я был удивлен, ведь только что признался в собственной слабости. Однако Изабель оказалась не из тех, кто боится трудностей – спиной я чувствовал расцветшую на ее лице улыбку.

- Мы справимся, - твердо повторила она, и я вздохнул, неуверенный, что смогу оправдать ее ожидания.
- Эта ночь… мне жаль, что я повел себя не так, как следовало, - тихо и мрачно пробормотал я, мучимый виной за страсть, которой поддался накануне. – Не знаю, как это получилось, Изабель. Я прежде никогда… никогда такого не испытывал. Я, как и ты, неопытен в делах любви, хотя это и не оправдывает моего ужасного поступка…
- Это моя вина, - перебила она. – Я должна была остановить тебя, но этого не сделала. Мне было слишком хорошо…

Eе голос был полон раскаяния, но не настоящего – девушка не хотела меня расстраивать, но на самом-то деле не жалела о нашем грехе. А самым ужасным было то, что я чувствовал то же самое… Все, что случилось между нами, в глубине души казалось таким правильным, что сожалеть об этом стало бы кощунством.

Но были вещи, которые я мог изменить, пусть даже и с опозданием:
- Мы должны исправить это недоразумение как можно скорей, - быстро добавил я.

Осторожно развернувшись к девушке лицом, я виновато взглянул на нее, испытывая смущение из-за ее доверчивой и счастливой улыбки, словно ничто из сказанного мной никак не задевало, не ранило и не пугало ее, словно она в самом деле была готова принять любую правду из моих уст, даже самую страшную. Не это ли истинная любовь?

- Меня терзает вина за то, что мы свершили грех раньше, чем предстали перед Богом, и что наша свадьба состоится без одобрения твоих родителей, - пробормотал я несчастно, ища ответное разочарование на прекрасном лице. – Скажи, готова ли ты ждать, пока мы не окажемся вдали от этого места в полной безопасности? Может пройти несколько дней прежде, чем мы сможем нормально обвенчаться. Я должен взять тебя в жены как можно быстрее и по всем правилам, и лучше бы сделал это вчера! Но если мы примем решение бежать из Франции, венчаться придется впопыхах в одной из придорожных церквей, и ты больше никогда, скорее всего, не увидишь своих родителей... Не слишком ли это большая жертва за возможность быть со мной рядом?.. Не пожалеешь ли ты о своем решении спустя время?

В шоколадных глазах читалось необъяснимое понимание, и я почувствовал себя внезапно окрыленным, когда девушка кивнула к финалу моей речи.

- Я ни о чем не жалею, Эдвард – что было, то было, мы поддались чувствам и этого уже не изменить. Не вини себя. Я всегда знала, что буду твоей женой, - улыбнулась она с огромной верой, пронизывающей каждое слово. – Не важно, когда это произойдет – прямо сейчас или спустя пару дней в маленькой церкви, я родилась с твоим именем, высеченным прямо на моем страдающем сердце. Ты не должен печалиться о том, что судьба чинит препятствия нашему браку, ведь она наконец привела нас друг к другу, и мы должны довольствоваться тем что есть. Я готова терпеть лишения, Эдвард. Я действительно готова, и ты тоже не должен сомневаться! Что касается родителей, то я все равно покинула бы отчий дом через четыре дня. И лучше я совершу побег с любимым и буду счастлива, чем стала бы женой человека, которого никогда не полюблю…

Убежденность ее речи заразила меня внезапной верой. Омрачало которую лишь осознание самой страшной тайны, которую я должен раскрыть. Страдая от невозможности отложить необходимый разговор, я закрыл лицо руками.

- Это не самое ужасное испытание, которое тебя ждет, - пробормотал я, боясь смотреть в глаза. Чувствовал тонкие пальцы, ласкающие кожу и просящие не беспокоиться, но сейчас это не помогало.
- Не бойся, поделись, - умоляла Изабель с такой любовью, что у меня сжималось сердце. – Ты можешь мне довериться…

Что-то в ее голосе заставляло меня думать, будто Изабель понимает, о чем говорит. И все мои опасения окажутся излишними. Однако надежда на принятие ею моих странностей и произнесение правды вслух оставались несравнимыми, противоборствующими вещами.

- Удивительно, что ты не озвучила свои опасения сама, - прошептал я – ведь видел, как Изабель с удивлением касалась моей кожи, понимая, что она нечеловечески холодна и тверда. Читал в ее глазах невысказанные вслух вопросы. Почему она до сих пор не осмелилась их задать?
- О чем ты? – молвила девушка тихо и смущенно.
- Да посмотри же на меня! – в сердцах повысил голос я, сердясь на то, как мне трудно говорить об этом. Вытянув бледные руки вперед, я продемонстрировал белую гладкую кожу, ожидая страха на лице Изабель. Но оно оставалось спокойным. – Откуда, ты думаешь, во мне такая сила, чтобы наставить тебе синяки? Обычные мужчины причиняют женщине вред, если не хотят? Где, ты считаешь, прячется тепло, которое должно было согревать тебя всю ночь? Неужели ты не видишь, Изабель? Я не человек…

Я ждал. С ужасом смотрел на лицо девушки, которая по всем законам логики должна была испугаться или, как минимум, озадачиться. Но ее доверие перевесило все остальное: протянув руку, она пальцами легонько коснулась моей руки, изучая кожу, как скульптор оценивает чье-то творение.

- Я довольно наблюдательна, Эдвард, и сразу поняла, что с тобой что-то не так, еще при нашей первой встрече, - пробормотала она, не поднимая глаз; сердце билось удивительно ровно для человека, стоявшего на пороге опасного открытия. – Твоя кожа источала золотое свечение в лучах заходящего солнца, будто действовало какое-то неведомое колдовство, глаза притягивали меня как магнит. Холод тела смутил меня поначалу, но ты был так нежен со мной, что я быстро забылась в твоих руках. Я боялась ранить тебя расспросами – если ты так быстро сбежал из сада, то мог покинуть меня еще скорее, прояви я чрезмерное любопытство, поэтому я просто решила потерпеть. Ждала, что ты расскажешь мне сам, как только будешь готов. А потом… - она тихонечко вздохнула, продолжая ласково и задумчиво поглаживать твердую кожу моей руки, - потом я решила, что мне все равно.
- Тебе все равно, что я не человек? – потерянно эхом отозвался я, не в силах поверить невозмутимости в голосе этой необыкновенной девушки. – Тебе все равно, даже если я... монстр?

Никакого волнения не отразилось в ее лице, когда она подняла на меня теплый взгляд и мягко, но убежденно произнесла:
- Не имеет значения, кто ты есть – я решила быть с тобой, Эдвард. Но мне все же любопытно услышать объяснения, и я надеюсь получить ответы. Ты, правда, можешь мне рассказать все без утайки… Этой ночью я стала твоей, и ничто, я верю, не сможет разлучить нас отныне. Я решила, что ни за что не стану тебя бояться. И ты тоже найди в себе силы для ответного доверия…

Я резко поднялся, разорвав наш контакт. Мне нужно было сконцентрироваться, а близость девушки отнюдь в этом не помогала. Отвернувшись, я начал издалека, и голос мой звучал не громче шороха ветра за тонким окном:
- Не знаю, помнишь ли ты причину своей смерти. Это было настолько давно…

Изабель молчала, и я, ободренный ее вниманием, продолжил:
- Чума свирепствовала в наших краях. Мы собирались пожениться, все было готово к свадьбе, когда внезапно ты заболела. – Воспоминания из моей человеческой жизни были подернуты туманной дымкой забвения, но ранили так остро, словно случились только вчера. – Когда я смотрел на твое бледное измученное лицо, то понимал, что готов на что угодно, на любые испытания, лишь бы спасти тебя.

Я мельком взглянул на девушку, сидящую в постели и невинно слушающую мою отчаянную речь. Она не перебивала.

- Когда недостает смирения перед волей Господа, - покаялся я, - дьявол тут же оказывается рядом, готовый соблазнить на ужасные деяния. Я тогда тоже думал, что мне все равно – был молод и дерзок, и когда услышал о ведьме, лечащей чумных больных, без оглядки бросился искать у нее помощи. Пойми, я не хотел тебя потерять! – умолял я. – Если бы мне предложили, я бы не раздумывая продал душу дьяволу ради твоего спасения!
- Тебе не нужно оправдываться передо мной, - отозвалась девушка мягко - ее необыкновенная доброта поражала. – Ты сделал это не для себя – такой поступок не заслуживает порицания.
- Ты еще не знаешь второй части истории, - мрачно пробормотал я.
- И что же произошло? – подбодрила Изабель заинтригованно, но вовсе не испуганно.

Присев на край постели спиной к девушке, я опустил лицо в ладони, теребя лоб и порядком взлохмаченные волосы.

- Я должен был понять, что ведьма, живущая на старых гнилых болотах, не может быть посланницей Господа, и Дьявол – ее господин. Но в тот момент… это бы меня не остановило. Я сделал все, что она велела – отправился в проклятое место, где отдал душу в обмен на бессмертный дар, который должен был принести в замок и передать тебе… Проклятая ведьма ничего мне не рассказала, я слепо и наивно доверился ей. Понятия не имел, что делать и как это должно работать – возможно, она и сама не знала всего. Я чувствовал, что стал каким-то другим, но не понимал, кем, когда возвращался в замок с мыслью спасти тебя. Но даже в этом опоздал, и пока добирался, ты уже погибла…

- Бессмертный дар? – удивленно молвила Изабель, выловив из безумного потока моих признаний правильную часть. – Так ты… бессмертный?

Я обернулся, желая видеть ее глаза в миг моего триумфального самоуничтожения:
- Мне четыреста восемьдесят семь лет, Изабель, и я не старею. Не знаю, по какой причине ты помнишь меня все эти столетия, но я не умирал и не возрождался вновь, как ты, а влачил существование в образе… слуги дьявола, демона ночи. Вампира…

Я замолчал, испуганно ожидая реакции Изабель. Сказав ужасную правду, я полностью отдал свою судьбу ее власти: она могла остаться… или уйти, презрев во мне чудовище. Затаив дыхание, я слушал сбившийся ритм человеческого сердца и искал в выражении шоколадных глаз растущий страх.

Время застыло. Невыносимо было смотреть на шок девушки, а безмолвие с каждой секундой становилось тяжелее. Каясь, будто на исповеди, я медленно наклонился, практически подползая по кровати к Изабель в отчаянной мольбе понять меня. Ее рука, которую я схватил, была едва теплой, хотя сердечный ритм ускорился совсем незначительно, что говорило о небольшом волнении, но не о поглотившем страхе.

- Ты должна знать: я не пью человеческую кровь и не убиваю людей - я обуздал демона. Все годы я молился Господу в надежде вернуть душу и человеческую жизнь. Он был глух, но я не сдавался, и поверь, Изабель, я никогда не причиню тебе вреда…

Я замолчал, почувствовав нежную ладонь на затылке, утешающую почти по-матерински. Касаясь, девушка просила меня подняться, но я не мог сейчас смотреть в ее глаза, пряча стыд в хрупкой ладони и спасительных складках одеяла.

- Прости мою невольную растерянность, - голос Изабель звучал без страха и упрека, поразительно спокойно для человека, только что узнавшего, что перед ним сидит опасное существо. – Во мне нет осуждения, просто твое признание неожиданно, и мне понадобилось время, чтобы осознать услышанное. Не стоит так печалиться: я смогу принять тебя любого! Мне все равно, кто ты, вампир или человек – это не имеет значения. Ничто не важно, кроме «нас», и все препятствия, какими бы пугающими и трудными ни казались, преодолимы. Я люблю тебя. И если это проклятие – то, что помогло тебе дожить до встречи со мной, то я должна быть благодарна дару бессмертия, который ты получил от той ведьмы. Не бойся, подними глаза и убедись – я все еще твоя. Я буду с тобой, Эдвард, ничто мне не помешает.

Не веря в счастье, я робко поднял взгляд – Изабель улыбнулась, поглаживая мое лицо. Ее доверие излечивало мое кровоточащее сердце, а спокойное принятие моей ужасающей сущности умиротворяло совесть. Поддавшись порыву, я потянулся вперед, чтобы прижаться к манящим губам в разделенном поцелуе. Искренне наслаждаясь ощущением взаимности наших чувств.

- Ты не боишься? – пробормотал я, прижимаясь лбом к ее горячему лбу и чувствуя, как сильная физическая и сердечная привязанность поглощает мое мертвое сердце, вновь заставляет ощутить себя удивительно живым. Будто скорлупа, в которой я добровольно запер себя на столетия, легко раскрошилась и превратилась в пыль под воздействием любви.
- Не боюсь, - покачала Изабель головой, оставляя маленькие горячие поцелуи на моем напряженном лице. – Я тебе верю. И даже если бы ты оказался плохим, я бы тебя не оттолкнула. Ты – моя судьба, и если твой крест быть вампиром – это и мой крест.
- Я справился с этим, - поспешно пытался я обелить себя в ее прекрасных глазах, прежде чем она сделает какие-нибудь неправильные выводы. – Я нашел способ существовать без убийств: я пью только кровь животных.
- Хорошо, - доверчиво улыбнулась она, ставя печать поцелуя на краешек моих губ. – Это же хорошо, верно?

Я кивнул, сраженный облегчением, которое последовало за нашими тяжелыми признаниями.

- Но что мы будем делать с этим? – продолжила Изабель, ее карие омуты светились глубокой страстью. - Ты бессмертен, а я нет. С годами я постарею и умру, а ты останешься вечно молодым и снова одиноким?

Я с силой выдохнул, изумленный и растревоженный проблемой, которая всю ночь не давала и мне покоя – поразительно, что наши с Изабель мысли оказались столь схожи и этот вопрос был первым, который пришел в ее очаровательную юную головку, не лишенную хладнокровия. И это была еще более сложная тема для обсуждения, чем мои признания в том, что я монстр.

Карие глаза светились доверием, которое я не мог оправдать, даже если приложу огромные усилия. Что ответить? Как разрешить ужасную дилемму: нашу общую потребность быть вместе и невозможность сохранения при этом чистой души? Я не желал становиться еще большим чудовищем, чем прежде. Одно дело – превратиться в ночной кошмар самому, и совсем другое – забрать с собой еще одну невинную душу. Таким образом я стал бы дьявольским слугой в полной мере, пополнив его коллекцию на один экземпляр.

- Так каким будет твоё решение? – поторопила Изабель, ужасные слова в ее устах звучали чересчур просто, будто она совершенно не задумывалась о последствиях. Впрочем, так и было: откуда ей было знать. – Ты можешь сделать меня бессмертной?

Беспощадный вопрос скрутил мое сердце и связал немотой язык: я не знал, что ответить. Какого решения она от меня ждала? Я был не в силах сделать выбор. Любой был бы неправильным. Не говоря уж о том, что я имел лишь поверхностное представление о создании себе подобных. Наслышан о ядовитых клыках, но никогда не представлял, что однажды придется самому столкнуться с этим. Ведьма, направлявшая меня в замок для спасения Изабеллы, знала, что я должен буду укусить ее, тем самым украв у смерти и подарив вечную жизнь в образе демона ночи? Или действовала по наитию, всего лишь воплощая старую забытую легенду? Я тогда сказал: мне не важна цена… так что судить ведьму не имел никакого права. То был лишь мой путь. И теперь предо мной вставал новый путь, являющийся следствием первого… смогу ли я забрать душу Изабель ради того, чтобы она осталась со мной навсегда?

Я помнил боль, которую пережил в склепе во время собственного изменения… способен ли подвергнуть юную Изабель такому ужасному испытанию?

- Ты не можешь желать этого, - взмолился, наконец, я, когда девушка стала терять терпение. Медленно поднявшись и неохотно одеваясь, я гадал, как смогу быть счастливым, если обреку Изабель на ад, в котором сам прожил столько времени? Сочетаемы ли вообще эти два понятия? – Ты просишь меня о невозможном: передать тебе проклятие. Я буду еще большим монстром, если позволю и тебе ступить на темный путь. Если бы ты знала, какими ужасными были прожитые мной века, то ни за что не захотела бы стать такой как я. Ты должна хорошенько подумать, стоит ли расставаться с человечностью – обратной дороги не будет, Изабель! Я не стану просить тебя о такой жертве… ты вправе прожить нормальную человеческую жизнь.
- Тут не о чем думать, - перебила меня Изабель, в ее голоске звучала убежденность человека, никогда не сталкивающегося с трудностями, о которых так спокойно просит. Она напоминала меня в далекие времена – наивного и безрассудного юнца, отправившегося на болота и посчитавшего, что любая цена за обманутую смерть – невысока. – Я хочу быть с тобой. А как – не имеет значения.

Девушка встала, накинув мою рубашку, едва достигающую ее колен – такая хрупкая и соблазнительная, напоминающая о страстной ночи, которой я не заслужил. Ее сердце, ее жизнь, любовь, невинность и даже душа – все принадлежало мне, несмотря на все, что нас могло разделить. Вчера я еще мог отослать ее домой, спасти тем самым от собственной участи – если бы вовремя остановился. Сегодня стало уже поздно: она была моей женой, пусть не перед лицом Господа, но в глазах моей совести. После этой ночи я не имел никакого права отказываться от любви, это стало бы предательством по отношению ко всему, что нас связало. Это погубило бы ее так же сильно, как и обращение.

- Эдвард, не молчи, - взмолилась она, обходя меня таким образом, чтобы иметь возможность смотреть в лицо. Теперь в карих глазах застыл испуг – она боялась, что я ее отвергну. И вновь мое нутро скрутило бешеное противоречие: желание обладать, разделить с любимой мою исковерканную жизнь спорило с необходимостью заботиться. А в понятие заботы никак не вмещалось уничтожение души и жизни.

- Я хочу остаться с тобой, Эдвард, - тонкий голос надломился и задрожал: мое суровое молчание ранило неокрепшее юное сердце, а заблестевшие слезы в глазах болью отзывались в моей собственной груди. Она сделала робкий шаг вперед, и ее страх приблизиться ко мне почти разрушил все мои убеждения, заставил сломаться. – Пожалуйста, не прогоняй меня… Я столько лет ждала… Я не смогу без тебя – не теперь, когда узнала, что ты существуешь…

Теплые пальцы коснулись моих щек. Я застыл, не в силах пошевелиться, сраженный мольбой в девичьем голосе. Закрыл глаза, теряясь в выворачивающих наизнанку сомнениях: как мог я отказать, когда ни один из нас не в силах был принять верное решение, основанное на холодном разуме, а не на чувствах?

- Я не хочу, чтобы ты страдала, - пробормотал я, растерянный и придавленный тяжестью вины.
- Тогда давай выберем тот путь, где я буду страдать меньше? – вымолвила девушка, заставив меня удивленно взглянуть на нее. В ее словах забрезжил выход, и я готов был услышать.

- Ну же, разве это не очевидно? – спросила Изабель, чуть наклонив голову: темный шоколад вновь затягивал меня в водоворот, обещая избавление от одиночества и боли. Теплое дыхание овеяло лицо. - Задумайся: если я останусь человеком, то неизбежно состарюсь и умру. Я не хочу. Нас вновь разделит время и расстояние, я вновь буду терзаться в ожидании тебя. Ты можешь обещать, что наша встреча состоится вскоре после моего нового рождения? Что я не буду выдана замуж за нелюбимого мужчину, едва достигнув подходящего возраста? И не буду вынуждена, помня тебя и нашу любовь, прожить жизнь с другим?
- Нет, - прошептал устало я: даже если обыщу всю планету, среди миллиардов живущих на ней людей могу не встретить Изабель или найти ее слишком поздно… Понадобилось почти пять веков, чтобы мы случайно встретились, и не было никакой гарантии, что это не повторится снова. Не говоря о том, как трудно мне будет наблюдать, как Изабель с годами угасает – воспоминания об ее прошлой смерти, об уходе отца Мейсена все еще заставляли мое израненное сердце кровоточить. Я не хотел снова переживать подобную потерю – я ни одну из них до сих пор не пережил, не смог утешиться или забыть.

Девушка улыбнулась:
- Значит, у меня только одна судьба: разделить вечность с тобой. Если стану такой, как ты, нам никогда больше не придется разлучаться…
- Это большая ответственность, - прошептал я в мучении. – И немалая боль. – Если я соглашусь обратить Изабель в вампира, то должен буду рассказать ей обо всех страданиях, которые предстоят, включая муку изменения и последующую за ним жажду. Я должен быть честен.
- Меня пугает только разлука с тобой, - покачала девушка головой. – С остальным я справлюсь.

Тонкие руки обвили мою шею, и я вздохнул, испытывая странное облегчение от того, что все разрешилось само собой. Возможно, это был неправильный, противоестественный путь… но он действительно выглядел единственным, при котором мы оба можем быть счастливыми и прекратить мучиться в бесконечной скачке за ускользающей любовью. И я надеялся, что Господь проявит милосердие и не покарает меня за этот болезненный выбор.

- Если ты готова… - пробормотал потерянно я, прижимая хрупкое тело к себе и представляя, что оно станет вскорости сильным, неуязвимым и бессмертным. Изабель не будут грозить болезни или смерть, а время никогда больше не встанет препятствием между нами. Вырисовывающаяся картина будоражила воображение. Дарила надежду и облегчала любую боль.
- Я готова на все, - шепнула она, и я улыбнулся от распирающего грудную клетку тепла, снова и снова целуя мягкие и горячие уста. Господь привел Изабель ко мне или сам Дьявол проложил дорожку – не важно, мы выстрадали свое счастье и теперь ни за что не упустим его. Вопреки сломавшему всю мою жизнь проклятию, я чувствовал, мы сможем снова стать счастливыми… Навечно, навсегда…

______________

От авторов: Если вам есть что сказать, мы всегда рады пообщаться с читателями на Форуме.