Глава 20. Et memorias: Просветление

Несмотря на все дерьмо, разом обрушившееся на мою голову, я всё ещё была жива. Пусть благодаря медицинским препаратам и назойливой игле в моей тонкой, словно клюшка для гольфа, руке. Пусть благодаря молитвам близких. Я была здесь, а значит, мне суждено жить дальше. Ещё что-то оставалось упущенным. Я должна была сделать в этой жизни нечто, для чего я и существовала до сих пор. Иначе Бог раздавил бы меня своей огромной могучей ладонью, словно мелкую мошку.
Палата, в которой все было снежно-белым, наводила на меня еще большую тоску. Ни поочередное присутствие родителей, ни постоянное общество Синтии не давали мне ощущения радости. Я подумала, что уже никогда не смогу испытать это чувство, хоть сестра и заверяла: всему свое время.
В один миг мой взгляд скользнул на стеклянную перегородку, разделявшую палату и шумный коридор. Я не могла поверить своим глазам! Он был здесь, сидел беспокойно у двери моей палаты. Но зачем он прикатил сюда из Филадельфии? Конечно же, он пришел проведать меня. Вряд ли в больнице Трентона в неврологическом отделении мог лежать еще кто-то из его знакомых.
Этот парнишка преследовал меня на каждой студенческой вечеринке, добивался внимания, хотя я часто отталкивала его своей колкостью. Мне никогда не нравились ровесники. Особенно после того, как я познакомилась с Лесли. В то время как упорный и уверенный в конечном своем успехе Дамиан Ларсон постоянно находился рядом со мной.
Я заметила слева от себя какое-то движение. Конечно, она до сих пор была здесь. В пакете заканчивалась жидкость, питавшая мой истощенный организм и тем самым продлевавшая жизнь, поэтому мама легким движением поднялась со стула, чтобы заменить его. Мы встретились взглядами, и она мягко улыбнулась мне одними глазами.
Как редко я могла наблюдать улыбку на её лице. Беззаботную, милую, искреннюю. Мама всегда была такой строгой, что улыбка полностью преображала выражение её лица, и Изабелла прямо-таки расцветала. Мне захотелось продлить её радость.
- Мама, - еле прохрипела я, не узнавая собственный голос.
- Милая, тебе нужно попить воды, - отозвалась мать, прикрывая мои губы пальцами. Она гладила меня по голове, наклонившись к моему лицу. Глаза её были влажными, но она смеялась. - Ты долго молчала, голосовые связки могут быть повреждены. Но, слава Богу, ты все-таки заговорила! Теперь всё будет хорошо!
Я указала головой на дверь. Мать сразу же поняла, что меня интересует.
- Отец здесь. Он недавно вышел. Синтия еще в Трентоне. А у палаты дежурит твой друг, Дамиан. Узнав о том, что ты в больнице, он сразу же приехал к нам домой и всё спрашивал о тебе. Синти ему рассказала всё в мелочах. Но не беспокойся, в “Пенн” никто ничего не знает. Официально, ты получила травму в результате небольшой аварии. Конечно, твои соседки по комнате беспокоились, но, как видишь, примчался сюда лишь один юноша. Советую оценить его поступок, Николь, - последние слова мама произнесла уже более привычным для меня строгим голосом.
И как я раньше не замечала его присутствия? Видимо, успокоительное, которое я получала, имело эффект посильнее, чем я ожидала. Я кивнула головой и обратила внимание на огромный яркий розово-желтый букет цветов. Он выглядел довольно свежим.
- И каждый день приносит в палату цветы, - мама подняла указательный палец. – Ты важна для него, Никки. Задумайся об этом. Я надеюсь, что здравый ум при тебе, доченька, и вскоре ты поправишься, вернешься к учёбе и встретишь любовь. Возможно, она не так уж далеко, как тебе казалось раньше, - завершив свою напутственную речь, мама многозначительно взглянула за своё плечо.
В дверном проёме показался тот самый Дамиан, не дававший мне покоя. Что ж, теперь я была обязана ему за чуткое сопереживание моим страданиям. Да он и не знал, о чём я страдала, но был здесь, рядом. Лесли же больше не давал о себе знать. Он не писал, не звонил, не приезжал. А вот парнишка из другого факультета приносил в мою палату цветы. Он бросил все свои дела и приехал в Трентон. Ради меня. Неужели его чувства ко мне были настолько глубоки? Я думала, он лишь добивался очередного трофея, как и все парни.
- Привет, Николь! – засунув руки глубоко в карманы, охрипшим голосом поприветствовал меня парень. Он выглядел усталым, но улыбался во все зубы. – Я переживал за тебя и вот решил приехать, проведать.
Я кивнула, изобразив на лице подобие улыбки.
- Послушай, Дамиан, ей сейчас не стоит разговаривать, - мама обратилась к парню, закрепляя новую капельницу. - Но ты можешь посидеть возле неё и рассказать что-нибудь, пока я схожу к мистеру Дженкинсу и сообщу ему, что Николь проснулась.
- Без проблем, миссис Дженкинс, - отрапортовал мой однокурсник с улыбкой на лице, пододвигая металлический стул поближе к кровати.
Мать покинула нас, обернувшись у двери, чтобы удостовериться, что я все-таки в безопасности. Я кивнула ей.
- Прости, что утомляю тебя своим присутствием, - разминая пальцы, заговорил мой посетитель. Я покачала головой, поднимая руку, но он быстрым движением бережно опустил её и продолжил: – Нет, ты не должна ничего объяснять. Меня не интересуют подробности, главное то, что человек, который мне не безразличен, находится в беде, и я чувствую, что не должен оставаться в стороне. Если ты потерпишь меня ещё немного, я смогу уехать. Но лишь когда буду уверен, что ты в безопасности. Ты не злишься на меня? – вздохнул он с нервной улыбкой на лице.
Я покачала головой в ответ и улыбнулась. Чёрт возьми! Он думает о том, что я злюсь, но я наоборот рада, как никогда! В кои-то веки я почувствовала в груди щемящее тепло. Оно было приятным, и я знала, что, в отличие от предателя Лесли, Дамиан не исчезнет в следующий миг безо всяких объяснений.
Парень разглядывал меня, и я видела в его глазах сожаление, переживание и страх. Я примерно знала, чем он мог быть напуган: я выглядела не лучшим образом и до потери ребенка. Без надлежащего питания и сна мой вес убывал с каждой неделей. Глубокие черные синяки пролегли под глазами, скулы заострились, как и все черты лица. В зеркале я всё чаще ловила безумный взгляд. Мои глаза будто еще больше увеличились, а покраснения в них усилились, создавая впечатление, что я сижу на каких-то препаратах. Но тогда мне не хотелось об этом думать. Я мнила себе, что всё в порядке и со мной, и с моим малышом. Уже после выкидыша я не могла вернуться к привычной жизни, в том числе и к питанию. Я не разговаривала и практически не двигалась на долбанной больничной кушетке. Пребывая в лучшей палате под наблюдением специалистов, я получала необходимые для существования вещества через капельницу. Вид у меня сейчас наверняка был ужасный. Я была жалкой и ничтожной.
Рука Дамиана все еще накрывала мою, поэтому я высвободила её и не без усилий сжала ладонь парня. Скорее всего, это было похоже на поглаживание, нежели на пожатие руки. Физической силы в моих конечностях практически не было. А в глазах уже защипало, поэтому я отвернулась и уставилась в окно.
- Знаю, я тебя расстроил. Прости, Николь, - выдохнул он. – Я ведь знал, что безразличен тебе, но всегда надеялся, что ты обратишь на меня внимание, если буду околачиваться рядом. Я давно уже понял, что не нужен тебе, ведь ты влюблена в другого.
Казалось, парень был осведомлен о больших подробностях моей личной жизни, чем я рассчитывала. Он явно знал больше, чем нужно, и о моем пребывании здесь, но на словах поддерживал легенду моей матери. Я терялась в догадках: он сам пришел к нужным выводам или же моя назойливая сестрица хорошо поработала? Замявшись, Дамиан продолжил:
- Я уже смирился с этим, но когда услышал, что ты попала в аварию, не смог не приехать. Увидев тебя впервые в этой ужасной палате, обмотанную всем этим, я не смог уехать. Но даю слово, я вернусь в Филадельфию, как только твоя жизнь будет в безопасности. Я не требую от тебя ничего, позволь просто быть рядом, пока ты приходишь в себя, - он умолк, закончив свою речь.
Его ладонь в моей руке вспотела, и я сжала её с ещё большим усилием. Повернувшись к нему лицом, я прошептала:
- Спасибо.
Он не давал мне покоя. Но именно это было мне необходимо. Я больше не хотела быть кататоником, внезапно захотелось жить, отбросив лишний груз прошлого.
Я должна была вернуться к жизни, а значит, активно участвовать во всех мероприятиях, запланированных Дамианом Ларсоном, дабы снова стать полноценным членом общества.
Странно, после того нелепого разговора в палате этот парнишка больше ни разу не оставлял меня. Он был рядом каждую секунду. Именно он заставил меня заговорить своим голосом. Я уже боялась, что больше никогда не смогу нормально разговаривать и уж тем более петь. Но Дамиан уже на следующий день попросил меня спеть что-нибудь, несмотря на запреты мамы. Его комплименты моему музыкальному таланту заставляли меня быть все благосклонней к этому милому парню.
- Я всегда восхищался твоим волшебным голосом, - мягко произнес он, поглаживая мои волосы.
Больше он не спрашивал разрешения на какие-либо действия, не стыдился проявлений своих чувств. Наоборот, он воспользовался моей минутной слабостью и сразу же перешел в активную фазу своего наступления. С явной целью покорить меня.
- Не смей мне льстить! – прохрипела я и дернула его за рукав измятой зелёной рубашки.
- А я и не намеревался! – замотал он головой. – Впервые увидев тебя на сцене в драмкружке, я подумал: “Вау, эта красотка многого стоит! Наверняка уже с кем-то встречается”. Но когда я услышал твой голос…ммм. Ты пела что-то ненавязчивое, но слишком уж грустное. По-моему, на французском. Чёрт, я даже не помню что. Зато ощущения глубоко запечатлелись в моей голове, словно это происходило вчера. Я сидел с прямой спиной и открытым ртом, словно идиот, каждое мгновение ловя твой облик. Тогда же и подумал, что хочу встречаться с Николь Дженкинс.
- Прости, - я опустила глаза.
- За что? – моргнул он. – Ты понравилась мне с первого взгляда, но я не требовал взаимности. Мне нравится просто быть рядом с тобой, Николь. Всё в порядке. Я же не сталкер какой-нибудь!
Я засмеялась и нечаянно дернула трубку с капельницей. Руку обожгла боль, и я с силой зажмурила глаза. Черт возьми, почему раньше я была глуха и слепа?! На кой мне сдался Лесли, когда возле меня всегда был Дамиан, настоящее сокровище?!
- Наверное, тебя стоит привязать, дорогая, - улыбнулся он и, взглянув в глаза, нежно уложил моё запястье в свою теплую ладонь.
Это слово. “Дорогая”. Я была дорогой для него, и он не стыдился своих чувств, хоть я постоянно отталкивала несчастно влюблённого парня. Я поджала губы и прикусила щеку изнутри.
- Думаю, было бы неплохо услышать, как ты поёшь, Никки. Прямо сейчас. Пожалуйста, - произнёс он таким голосом, что я забыла уже и о щипающей боли от иглы в синей руке.
Я сглотнула и принялась шепотом напевать “Malade”*.
Очень давно, впервые стоя на сцене перед другими студентами, испытывая терпение руководителя кружка сценического мастерства, я всё-таки выбрала песню. И спела её с чувством и расстановкой, не представляя, насколько она будет актуальной в моей собственной жизни спустя пару лет.
Дамиан разглядывал моё лицо, когда я завершала первую партию песни. Мать оборвала нас, резко открыв дверь в палату. Она старалась не оставлять нас долго наедине. Тут же появлялась с каким-нибудь делом. Синтия также сновала туда-сюда. Но толку от этого не было. Моя родня, кажется, вообще не смущала Дамиана. В их присутствии он чувствовал себя, словно рыба в воде. Он всегда отшучивался на мамины строгие замечания и сразу же нашел общий язык с моей сестрой. Парень сказочно вписался в компанию семейки Адамсов местного разлива и, видимо, весьма был этому рад. Ведь они сразу же приняли его. А Лесли мама и на пороге видеть не хотела.
Прошла целая неделя. Ещё семь невыносимых дней я провела в больнице, привыкая заново к пище и сну без помощи медицинских препаратов. Дамиан находился со мной на протяжении каждого дня, уходя лишь на ночь. К нам домой! Ну не думала я, что строгая мать позволит заночевать моему другу у нас дома. В моей комнате. Оставалось лишь надеяться на порядочность гостя и на полное отсутствие у него интереса к моим вещам на полках и столе в давно не прибираемой спальне. Хотя насчёт уборки можно было поспорить. Мама была слишком педантична в отношении порядка в доме.
Каждый день приносил облегчение. Мне становилось всё легче от того, что я отпускала любовь к Лесли, искренне желая ему быть счастливым и держаться от меня подальше. Что тут говорить, он и не старался приблизиться из-за огромного расстояния, не удосужившись даже по телефону спросить, жива ли я до сих пор.
Однажды вечером, когда часы посещения давно уже закончились, ко мне заглянула Синти и рассказала, что звонил виновник моего пребывания на больничной койке лишь раз. Мама не стала с ним церемониться и предложила подонку поскорей отправиться в ад, забыв о моём существовании. Никто не сказал ему о том, насколько плохо я чувствую себя после нашего расставания. Лишь о том, что он свободен от любых обязательств, ведь я больше не беременна. Представляю себе выражение его лица после подобных новостей. Наверняка отпраздновал, как и хотел того с первого дня, когда узнал о моём положении.
Незачем ворошить прошлое, да и что там было вспоминать? Если разобраться, все наши отношения с Лесли были игрой. Он был откровенен со мной лишь в том, что я могла уйти сразу, но, будучи отъявленной мазохисткой, я решила продолжать фарс, ненужный никому, кроме меня самой.
Я лелеяла себя мнимой любовью, неофициальными, скрытыми ото всех отношениями. Когда нас видели вместе общие знакомые из Мидлэнда, глаза у них округлялись, а за спинами я слышала разговорчики о собственной наивности. Ведь все знали, что Лесли влюблен в замужнюю художницу Дебби. А она умело его использовала. Сейчас же, наконец-то сбросив балласт в виде надоевшей Николь Дженкинс, он снова мог приняться ублажать миссис Олвард. В отместку я приняла решение удалить злокачественное образование по имени Лесли из своей жизни. И постараться не ненавидеть его.
Я твердо решила дать шанс Дамиану. Пусть сначала мы станем друзьями. Возможно, я смогу ещё когда-нибудь полюбить, но начинать отношения сейчас скорее всего не смогу. Пусть всё остаётся так, как есть. И волки будут сыты и овцы, надеюсь, уцелеют.
По вечерам я углублялась в собственные мрачные мысли. Тут мне на помощь приходила книга, которую оставил для меня мой новый друг. Раньше я бы удивилась, если бы кто-нибудь закинул мне, что в свои двадцать два я буду валяться в больничной кровати и изучать Библию. К религии меня никогда особо не тянуло, но Дамиан был верующим протестантом. Его семья и после смерти отца продолжала посещать пресвитерианскую церковь. Я же с трудом могла высидеть службу в католическом храме Трентона, куда меня по воскресеньям таскала подруга Миранда. В вопросах веры я была незнайкой, и когда Дамиан предложил мне почитать его затёртую старенькую библию, я смутилась, но приняла из его рук книгу. Всё было для меня не новым. В начальной школе мы проходили историю создания мира, изучали мифы разных народов, и я хорошо знала теорию, которую отстаивали христиане. Как я ошибалась! Я думала, что знала достаточно, но после недели чтения Книги книг, я поняла, что не знала совершенно ничего.
Дамиан обещал обучить меня всему, но я не спешила узнать христианство, зато меня всё больше интересовал мой личный спаситель. Он появился из ниоткуда и принес в мою жизнь луч света, разрастающийся каждодневно.
Когда наконец я дождалась дня своей выписки из клиники, была напугана тем, что Дамиан теперь будет свободен от времяпровождения со мной и вернется в Филадельфию.
Я оглянулась, увидев пустую больничную кровать и с помощью моего нового друга с легкостью покинула палату. По счастливому стечению обстоятельств день моей выписки совпал с его днём рождения. Второе июня мой друг решил провести не с друзьями или родственниками, а в компании своей сумасшедшей подруги. Торжества решили отложить, заменив их скромным ужином в компании моих не менее сумасшедших родственников. У меня не оказалось подарка для него, поэтому я решила позже подыскать какую-нибудь книгу из своей домашней библиотеки. Словесные мои поздравления парень воспринял со счастливой улыбкой на лице и крепко обнял, что дало мне возможность почувствовать себя по истине хрупкой. С ним я чувствовала себя под надежной защитой. Он опекал меня, как дитя, и больше мне не хотелось бороться и быть сильной. С ним я могла расслабиться и чувствовать себя слабой, быть собой.
Мы подъехали к отчему дому, и что-то кольнуло внутри меня. Когда Дамиан помог мне выбраться из машины, я тихо попросила его пойти со мной на задний двор. Он утвердительно кивнул, и через пару мгновений мы уже сидели на лавочке под ветвями старой липы.
- Если что-то не так, скажи мне, я же чувствую, что ты изменилась, - нервно заговорил он.
Естественно, я изменилась.
Вздохнув, я потирала ладони, собираясь излить душу перед малознакомым, но ставшим для меня уже родным человеком.
- Я не хочу, чтобы ты уезжал сейчас, - выдала я, глядя перед собой, но не смогла не заглянуть в его теплые карие глаза после сказанного.
Ведь этот парень так помог мне, он буквально вытащил меня из бездны, и я не могла отпустить его сейчас. Не в то время, когда я наконец могла чувствовать воздух в своих легких.
- Но я не собирался уезжать. Подумал, для тебя будет лучше, если я останусь еще на пару дней. Или недель, - улыбнулся он, а глаза его засверкали. Казалось, мысль об отъезде была ему так же неприятна, как и мне.
Дамиан опустил свою ладонь на мою и придвинулся ближе, а я истерически усмехнулась, поджав губы.
- Знаешь, я вышла из клиники совершенно другим человеком, и в этом твоя огромная заслуга. До того, как я увидела тебя под дверью своей палаты, окружающий мир был мне неинтересен, я не хотела жить. Но ты пробудил во мне интерес, желание вернуться к нормальной жизни, - сглатывая слезы, бормотала я.
Мне было не по себе, и не хотелось спугнуть его нелепыми признаниями.
- Всё в порядке, Никки. Я сделаю всё, чтобы ты была в безопасности. Какова бы ни была причина твоего недуга, я помогу тебе её уничтожить, - уверенно говорил Дамиан, нежно поглаживая ладонью мою влажную щеку.
Я замялась на секунду, разглядывая его блестящие глаза. Словно горячий мёд плескался об их края, источая тепло. Парень уловил моё мимолетное желание, которое, очевидно, совпадало с его, и наклонился к моему лицу. Будто бы выжидая моей реакции, Дамиан на несколько секунд застыл в миллиметре от моих губ, но не увидев никаких признаков сопротивления, нежно поцеловал меня. Я закрыла глаза и поддалась сладким ощущениям, которых не осязала до этого ни разу. Этот нежный и осторожный поцелуй я не могла сравнить ни с одним, которые были у меня с другими парнями. Губы Дамиана были мягкими, а их ласки оказались для меня неимоверно приятными, хотя я и не надеялась открыть в себе новые чувства. Теплое дыхание, исходящее из его ноздрей, уже обжигало моё лицо, и я обняла парня за шею свободной рукой, другую же он продолжал поглаживать. Я забыла обо всём, даже о боли, которая прожгла чёрную дыру в области сердца после потери ребёнка.
Поцелуй прекратился, и я открыла глаза, наблюдая счастливое и в то же время виноватое выражение лица Дамиана.
- Если я поступил неправильно, ты сможешь простить меня? – неуверенно спросил он.
- Ты сделал то, что было необходимо нам обоим. Я ведь сейчас здесь, рядом с тобой, - осторожно сказала я, прикусывая щеку изнутри.
- Если я попрошу тебя о подарке, ты сможешь оказать мне такую честь? – игриво спросил парень, пока я отходила от шоковых ощущений.
- Всё, что захочешь, - уверенно ответила я.
- Будешь моей девушкой? – сглотнув, спросил он. Я коротко кивнула, почему-то даже не раздумывая.
Дамиан улыбнулся и прижал меня к своей груди. Никогда еще я не чувствовала подобного, разве что в детстве, когда отец защищал меня от всего плохого. Только разница в том, что я уже была не маленькой девочкой и мне нужен был как минимум друг.
Тот поцелуй изменил многое, но он уж точно ничего не испортил.
Я вдохнула свежий огуречный запах его одеколона и прижалась лицом к теплой груди, вибрирующей от усилившегося сердцебиения. Да, Дамиан добился, чего хотел, но я не могла и не хотела ему сопротивляться. Мне впервые было действительно беспечно и приятно находиться в объятиях молодого человека, ведь я была уверена, что его отношение ко мне искреннее.
Краем глаза я увидела мать и сестру, таращащихся на нас из кухонного окна. Очевидно, данная картина уж слишком радовала моих близких. Могу только представить, как важно это было для парня, который сейчас волнительно прижимал меня к себе.
Всех устраивала моя дружба с Дамианом Ларсоном. Да и меня в том числе. Что же мои близкие скажут на то, что я уже безоговорочно согласилась с ним встречаться?

Май-июнь 2005 г., Трентон


* “Malade” – песня “Je suis malade”, авторами которой являются Serge Lama и Alice Dona. Это песня-страдание, песня-отчаяние, исповедь безумно влюблённого и брошенного человека, который опустошён, сломан, болен… Именно так - «Я больна» (фр.) -переводится название этой знаменитой композиции.

Предыдущая глава