Глава 27. Боль на двоих

Мы сидели на берегу водопада Брукс в парке Катмай, по горным порогам которого разгуливали бурые медведи. Бурный речной поток нес рыбу течением и подбрасывал её вверх так, что мишкам оставалось только широко открывать рот.
Тони, наблюдая за их пиршеством, перебирал мои волосы и накручивал локоны на свои пальцы.
- Ленивая рыбалка. Они, совершенно не напрягаясь, наедаются здесь до отвала.

Медведица вывела своих малышей на середину реки и встала на задние лапы, бросая вызов более крупным самцам и демонстрируя враждебный и серьезный настрой.
- Ну, это самцы. Вот посмотри на самку с тремя медвежатами. Ей надо наловить рыбы не только себе, но и для них, одновременно отгонять противников от рыбных мест и даже защищать своих медвежат от агрессивных взрослых самцов.

- Зато её медвежата уже с детства видят такое отважное поведение матери, в будущем они не будут бояться дать отпор сородичам и станут сильными медведями.
Обычно медведи гризли — это одиночки, которые живут сами по себе, но когда летом в реках начинается нерест лосося, и воды наполняются этой вкусной и сытной рыбой, гризли собираются у берегов компаниями, чтобы вдоволь наесться.

- Обилие еды не вызывает особой агрессии, им не надо драться, чтобы набить пузо перед зимой. Здесь всё кишит рыбой. Мне так нравится смотреть, как они встают на задние лапы, особенно медвежата.

- Я это заметил. Ты уже третий час за ними наблюдаешь, а на меня не обращаешь внимания. Может мне пойти, затесаться в их компанию и постоять на задних лапах, чтобы ты и мной полюбовалась?

- На это представление можно и дольше смотреть. Но нам пора. Давай возвращаться.
Тони заурчал, повалил меня на спину и сорванной травинкой стал водить мне по лицу.
- Конечно, пора, но сначала я тебя поцелую.

Он отбросил травинку и стал меня целовать там, где касался ею: лоб, глаза, щёки, подбородок. Добравшись до губ, он сначала поцеловал их лёгким прикосновением, потом подул на них и захватил в плен своими губами, нежно и ласково, потом всё сильней и настойчивей. Его рука забралась ко мне под одежду и легла на грудь.

- Скажи, что ты меня любишь, - прошептал он, оторвавшись от моих губ.
- Люблю, конечно. Я люблю тебя, мой дракон.
- Даже больше, чем этих гризли? – Тони хитро улыбнулся, прищурив глаза. - Тогда пошли отсюда, а то я не выдержу конкуренции и кому-нибудь оторву голову, например, вон тому рыжему. Он на тебя пялится.
- Он не на меня пялится, а следит за медведицей с медвежонком. Охраняет со стороны и контролирует все подходы к ней. Пойдём, милый мой ревнивец, медвежонка нельзя оставлять сиротой.

Я встала и наклонилась, стряхивая руками травинки, мокрые осенние вялые листья и прилипшие кусочки земли с джинсов. Запах сырости, осенней гнили и ещё чего-то мерзкого ударил мне в нос. В глазах стали расплываться и разбегаться разноцветные круги, в голове раздался щелчок, и резкая неожиданная боль заставила меня схватиться за голову руками.

Следом за болью в голове зашуршало, заскрипело, как из поломанного старинного радио. Сквозь весь этот треск и шипение прорвался хриплый прерывистый голос:
«Подними голову… повернись… смотри…»

Боль не прекращалась, она разрывала мою голову на части, круги, вращаясь и мигая, набирали обороты. Казалось, что они сейчас порвут мне голову, вырываясь на свободу, и она взорвётся.

Я выпрямилась и повернулась, застонав от боли, пытаясь открыть глаза. Открыть полностью не получилось, я смотрела сквозь сощуренные от боли глаза на развернувшуюся передо мной картину в порванном пространстве сквозь время. Она колыхалась и искрила по краям. В центре, как в немом кино, происходило нечто, кусок из жизни твари прокрутился передо мной за несколько секунд.

В голове снова заскрипел голос: «…ты спасла… шхршш… моего сына… шшш… я буду помнить… шхршш… я лорд… шшш… моё имя… Юлиан…»

Всё резко исчезло. Картина, сузившись в сверкнувшую поломанную молнию, дикая боль в голове, шуршание и скрежет в ушах – всё исчезло. Я упала на колени и стала тереть виски. Последние круги в глазах, ярко вспыхнув, мигнули и исчезли. Тони упал на колени рядом, схватив моё лицо руками, он стал вглядываться мне в глаза, которые я наконец-то открыла, пытаясь сконцентрировать зрение.

- Лиза, что это было? Покажи мне.
Я покачала в ответ головой, всё ещё приходя в себя.

- Это больно, очень больно, нет, – промямлила я, еле ворочая языком.
Тони помог встать мне на ноги и обнял, прижав к себе так крепко, что будь я человеком, мои рёбра треснули бы все до одного.
- Покажи, я должен знать, милая, твоя боль – моя боль.

Я опять настырно покачала головой. Если бы я могла отделить боль от информации…
- Я должен знать, показывай. Я же не младенец, в конце концов, прекрати упрямиться.
Я открыла порт. Он зарычал, сощурил глаза и прижался ко мне лбом. Всё, что я чувствовала, видела, слышала, поплыло ему в голову.
- Что мы теперь будем делать с этими знаниями? – открыв глаза, прошептал мне в ухо Тони.
- Я не знаю, надо всё сначала обдумать, а потом решим. Время у нас есть, а это главное.
Тони снова сел на траву и посадил меня к себе на колени. Обхватив меня обеими руками, стал покачивать и приговаривать, успокаивая, хоть я и была уже в норме.
- Моей девочке снова сделали больно, что им всем от тебя надо, пусть бы лез в мою голову.
- Твоя непробиваема, ты забыл? Ты же дракон.
- Нет, не забыл, - вздохнул Тони, - но это не повод лезть в твою голову и рвать тебе мозг.
- Может, у него не было выбора? И в его понимании я воин и дух огня, а не кисейная барышня. В конце концов, это было больно, но не смертельно же. В аду было гораздо хуже, там даже кости плавились.
- Поделишься своей болью? Я хочу разделить её с тобой.
- Нет, Тони, это уже пройденный этап, да и ни к чему это всё. Сейчас просто всё другое, информация - это важно. Ты должен знать всё, что знаю я, и наоборот, ты ведь помнишь наш уговор – ничего не скрывать друг от друга?
- Помню, конфетка, помню. Тогда что бы ты хотела прямо сейчас?
- Ты же знаешь – вода, мне нужна вода.

Тони подхватил меня на руки и пулей помчался домой. Он знал моё любимое средство от всех «недугов». Включив душ, он под струями воды сорвал с меня одежду и бросил в сторону на пол. Раздевшись сам, налил мне на макушку шампунь и стал втирать в кожу головы. Промыв волосы, он стал намыливать меня гелем, втирая и размазывая его ладонями, слегка нажимая на кожу кончиками пальцев.

Не выдержав испытания созерцания и натирания моего голого тела, по которому, струясь, стекала вода и пена, он подхватил меня и, усадив к себе на бёдра, вошёл в меня со стоном и рычанием одновременно. Я зарычала и выгнула спину, вода стала падать мне на грудь и, разбиваясь на тысячи брызг, разлетаться во все стороны.

Его руки крепко держали меня под ягодицы. Он поднимал и опускал меня всё быстрей и быстрей, пока я не зарычала, взрываясь, вжимая его ещё глубже в себя и сжимая ногами его талию, впиваясь когтями в его кожу на плечах.

Переждав мою агонию страсти, он прижал мою спину к стене и стал врезаться в меня со всей силы, разжигая её снова, нажав большим пальцем руки на клитор, вдавливая его в лобок. Я зарычала и, содрогаясь в накатывающих спазмах удовольствия всем телом, впилась зубами ему в шею. Несколько капель, всего один глоток его крови, и я, закрыв глаза, обмякла, повиснув на его шее и в его руках.

- Моя девочка… - услышала я, как сквозь туман.
Руки Тони сжались вокруг моего тела, крепко прижимая меня к его груди.

********************