Название: История в бутылке

Категория: Авторские истории. Сумеречная Сага
Заявка: 121. ГГ прошел(а) кастинг для участия в реалти-шоу. Одним прекрасным утром он(а) просыпается на яхте, свободно дрейфующей в открытом море без экипажа. А на борту оказывается еще несколько незнакомых друг с другом человек и… труп капитана.
Фандом: Сумерки
Бета: -
Жанр: Фантастическая драма с элементами детектива
Рейтинг: R
Пейринг: Эдвард /…Белла?
Саммари: Путешествующая по просторам Тихого океана Белла Свон однажды встречает дрейфующую яхту, на борту которой никого нет. Но она может узнать историю пассажиров, читая дневник, найденный в бутылке.

---

Синяя гладь океана раскинулась по обе стороны от тримарана, идущего полным ходом на парусах. Солнце нещадно жгло, безжалостные укусы ультрафиолета чувствовались даже сквозь порывы ветра, и Белла натянула рукава хлопкового кардигана до запястий, чтобы сберечь свою нежную белую кожу, не поддающуюся загару. Большую широкополую шляпу, поломанную и выцветшую от времени, покрепче завязала под подбородком шнурком. Проверила паруса, оценила скорость ветра и высоту волн, а затем отправилась перекусить.

Припасов осталось удручающе мало: придется в ближайшее время устроить рыбалку либо у материка, либо возле какого-нибудь из тихоокеанских островов. Неторопливо жуя кусок вяленой сардины, Белла решила сделать второе: судя по карте, до островов она доберется быстрее, тем более что рыбалка там была сопряжена с гораздо меньшим риском.

После завтрака Белла установила новые паруса и, не без усилий удерживаясь на ногах из-за сильного бокового ветра, держась за тросы, пристально вглядывалась в горизонт, надеясь вскоре увидеть кромку земли.

Белоснежный тримаран «Жемчужинка» достался Белле от отчима, профессионального яхтсмена и любителя-бейсболиста, за которого мать вышла замуж вскоре после развода с первым мужем. Фил и до свадьбы частенько становился участником всевозможных регат, но, покупая яхту после женитьбы, руководствовался не только скоростью, но и безопасностью, поэтому выбор остановил на двенадцатиметровом утяжелённом тримаране класса А, надежном и устойчивом, способном выдерживать шторма и доставлять в любую точку планеты. Фил мечтал однажды отправиться в кругосветное путешествие всей семьей.

Белла была бесконечно благодарна Филу за то, что тот научил ее управляться с парусами, хотя в то время, когда она была неуклюжим ребенком, это казалось глупой и безрассудной затеей. Теперь, когда мамы и Фила не стало, полученное знание в буквальном смысле спасло Белле жизнь. Хотя их самих и не уберегло.

Ее умение пользоваться навигационными приборами, увы, оставляло желать лучшего, а электрика на яхте давным-давно не работала, поэтому Белла могла как проскочить мимо островов, так и плыть до них несколько дней, вместо часов, на которые рассчитывала, ориентируясь по карте.

К счастью, в этот раз чутьё девушку не подвело: солнце перевалило за полдень, когда над яхтой с криками закружили чайки - верный признак близости берега. Вскоре тот, скрытый туманным маревом поднимающегося от земли тепла, привлекательно замаячил на горизонте, упираясь в небо высокими, купающимися в облаках скалами.

Убедившись, что островная гряда необитаема (долго-долго изучая берег через бинокль), Белла подошла с безопасной стороны, где царил штиль, убрала паруса и забросила сеть, медленно двигаясь вдоль рифа с помощью шеста.

Ее уединение было прервано внезапным появлением гостей: слегка покачиваясь с боку на бок, из-за высокого, покрытого кустами алое и лианами отвесного берега, вынырнула яхта размером раза в три крупнее «Жемчужинки» и, не обращая на случайную соседку никакого внимания, медленно двинулась дальше.

Поначалу перепугавшаяся Белла вскоре поняла, что яхта движется без чьего-либо управления, свободно дрейфует по течению. Поставив «Жемчужинку» на якорь, Белла спустила шлюпку и села на весла, намереваясь воспользоваться подвернувшимся шансом и осмотреть чужое судно. Она боялась делать это, но чувство голода было слишком сильным и перевешивало осторожность.

«Лёгкий бриз», - гласила красная надпись на белом борту с голубой полосой посередине. – «WWW.лёгкийбриз.реалитишоу.com».

Эта яхта принадлежала одной из многих развлекательных программ, которые любила смотреть по телевизору Рене, а Белла обходила стороной. Дочери было больше по душе рыбачить с Филом, гонять на мотоцикле с друзьями по жаркому Джексонвиллю и слушать молодежную музыку в наушниках по вечерам за романтической книжкой. Ах, каким же это прекрасное время казалось теперь далеким…

Яхта выглядела безлюдной. Однако с ее кормы приглашающе был спущен трап. Им Белла и воспользовалась, предварительно крепко привязав свою лодку. У нее был где-то час, чтобы обследовать помещения и вернуться на «Жемчужинку», в противном случае яхту могло унести слишком далеко в океан.

По открытым частям палубы девушка обходила брошенный корабль, громко зовя владельцев, опасаясь заглядывать внутрь. Пусто. Эхо гулко гуляло по металлическим переборкам. Белла нашла кое-какие признаки присутствия людей – следы на давно не мытой палубе, сохнущие на веревках полотенца, - но теперь пассажиры куда-то исчезли.

На верхней палубе обнаружилось крытое бар-кафе с голыми полками и бассейн с помутневшей грязной водой на дне. Пустые бутылки из-под алкогольных напитков стройным рядком стояли у борта от самой большой к маленькой, словно жившие тут люди от скуки не знали, чем еще заняться. Еды в баре не оказалось, и Белла, тревожно вздохнув и стиснув зубы, решилась спуститься по лестнице.

Кухня, расположенная в среднем отделении над моторным отсеком, также не порадовала буквально ничем, кроме мотка бечёвки да неплохого ножа для разделки мяса, вытащенного из-под неработающей газовой плиты. Крошки в углу на полу в счет не шли.

Бак для горючего тоже, увы, оказался пуст.

Последним, перед тем как покинуть это мертвое место, девушка решила осмотреть капитанский мостик, и здесь ее, наконец, ждало кое-что интересное: напротив пульта управления прямо на полу была сооружена кровать из надувного матраса и нескольких одеял, покрытых мятыми и желтоватыми после стирки морской водой простынями. В углу небрежной массой лежали в мусорном баке раскрытые блестящие пакеты из-под картофельных чипсов, пустые пластиковые бутылки и осколки разбитого зеленого стекла. На поручнях, привязанные красными и белыми лентами, сохли мужские вещи – джинсы и две футболки, белого и черного цвета, с принтами «Skillet» и «Muse». Кто-то здесь выживал и, судя по относительной чистоте, был тут совсем недавно. Но, кто бы это ни был, на корабле Белла его не нашла.

Бортовой журнал оказалось невозможно достать: к ящику требовался ключ, который имелся только у капитана, а капитана здесь не наблюдалось. Электроника, как и у Беллы на тримаране, отказывалась включаться. Вздохнув, девушка поспешила покинуть неприветливый корабль – время было на исходе, ее «Жемчужинка» уже едва была видна в прибрежных волнах, - решив прихватить с собой в качестве компенсации хотя бы пустые пластиковые бутылки, которые можно будет заполнить пресной водой.

Одна из них, непрозрачная, большая и пятилитровая, оказалась привязана бечёвкой к стенному поручню, и когда Белла потрясла ее, лёгкую, но не пустую, что-то забухало внутри. Раскрутив крышку, девушка вывалила содержимое на пол. Обычный грифельный карандаш покатился прочь, а со вторым предметом пришлось повозиться: он с трудом пролезал через горлышко.

Это оказался кожаный ежедневник медово-коричневого цвета. Тусклый и изъеденный морской солью, с металлическими, как положено для дорогой вещи, уголками и торчащей изнутри мягкой закладкой, он выглядел как модный аристократ, немножко подпорченный обстоятельствами и временем. Должно быть, хозяин яхты очень берёг свою драгоценность, найдя способ прятать ежедневник от вездесущей влаги и заливающих палубу волн во время штормов и дождей. Записи в непотопляемой бутылке – отличный способ сохранить свои воспоминания.

Улыбнувшись, Белла взяла с собой еще и эту находку, надеясь со страниц дневника узнать историю того, кто жил здесь и, как это ни грустно, вероятнее всего, просто упал за борт.

***

Белла любила ловить сетью. Закинула, немного подождала, вытянула дюжину коралловых рыб. Закинула снова. Никаких усилий, лишь следить, чтобы сеть не зацепилась за риф. Через несколько часов можно запастись пропитанием на месяц вперёд.

Не то чтобы Беллу вдохновляло такое количество однообразной еды, и не то чтобы она не скучала по лазанье с орегано, пицце и обыкновенной молочной каше, но, учитывая обстоятельства, жаловаться было не на что.

Устроившись в шезлонге под растянутым над головой тентом, слушая тихий плеск волн за кормой, расслабившись впервые за день, потому что была сыта и стояла на якоре в бухточке, Белла открыла кожаный ежедневник и принялась читать.

«Эдвард Каллен, «Mens.by»,
журналист и обозреватель колонки «Полезный опыт»,
Gladys avenue, 25. LA

Если вы читаете эту надпись, пожалуйста,
верните журнал владельцу. Спасибо».

Почерк был каллиграфически аккуратным. Белла вообразила респектабельного мужчину в костюме-тройке, начищенных лакированных ботинках, с идеальной прической и вздохнула, не представляя, каково ему было оказаться на дрейфующей яхте одному…

Перелистнув страницу, Белла начала читать историю.

5 мая 2024, среда

«Я воодушевлен. Редакция давно просила меня вляпаться во что-нибудь поинтереснее обзора гонок или путешествия по борделям Мексики, и вот, кажется, я нащупал золотую жилу. Реалити-шоу «Легкий бриз» кто-нибудь проходил? Я подал заявку полгода назад, и сейчас держу в руках приглашение явиться в офис и заключить контракт. Бескрайние пляжи, опасные приключения и горячие красотки – что может быть увлекательней для двадцатидевятилетнего парня, всю задницу отсидевшего в офисе и уже начавшего отращивать животик, бледного как трепонема? Необитаемый остров, ровный загар и физическая нагрузка – то, что нужно для здоровья.
Анжелика будет, конечно, злиться, а мама разволнуется, но если напишу хороший материал, получу не только заряд бодрости, но и прибавку к жалованью. Генри сказал, что, к тому же, выплатит мне положенные отпускные, так что я в полном восторге!»

14 мая 2024, вторник

«Сгораю от нетерпения: приготовил плавки, крем от загара, купил новый компактный ноутбук (старый все равно пора было менять) – на обратной дороге будет чем занять время: может, успею в кои-то-веки к сроку добить статью. Мучает головная боль: любой участник может взять с собой только пять вещей (не считая одежды, в которой ходит ежедневно), и я извелся, не в силах остановиться ни на чем. Штудировал интернет, искал список предметов первой необходимости для потерпевших кораблекрушения – увы, их там гораздо больше пяти. И что брать?! Похоже, линза для разжигания костра и холодное оружие лидируют, а еще снасти для рыбалки, веревка, теплый плед и дохрена всего подобного! А я запариваюсь насчет солнцезащитного крема и шампуня – не хочется попасть в объектив камеры с красной обгоревшей кожей и грязными волосами.
Что еще? Ах, да. Анжелика наотрез отказывается меня отпускать. Сказала: если уедешь, можешь забыть обо мне. И все потому, что участники шоу частенько вступают в интимные отношения – мол, им за это очки надбавляются, так как существование шоу зависит от телевизионного рейтинга. Я обещал, что ни-ни, но она не поверила, только кричать громче стала.
Ну и черт с ней, может, это даже к лучшему: ее присутствие уже начало меня утомлять. Ну, я же не виноват, что мне нравятся тихие спокойные девушки в последнее время! Устал я от раскрепощённых посетительниц ночных клубов, постарел. Мать не первый год намекает на внуков, а у Анжелики только вечеринки на уме. Как-никак, ей всего девятнадцать, а мне уже почти тридцатник. Все, что ни делается, к лучшему – так мама говорит».

26 мая 2024, воскресенье

«Последний шанс погулять на всю катушку: перед смертью не надышишься. Весь мой энтузиазм куда-то сдулся: чем ближе время отправления, тем страшнее. Оказывается, не такой уж я и экстремал! Мысли вертятся вокруг того, что я буду жрать, где спать. А если змея укусит? А если со скалы навернусь? О, эти массовики-затейники, создатели гонки на выживание, такого напридумывают! Что, если не справлюсь?
Поджилки трясутся как перед экзаменом, а ведь это всего лишь игра, развлечение. Оказывается, я трус?
Ну вот, выпустил пар. Теперь отправляюсь на вечеринку с другими такими же страдальцами. Всего нас шестеро: три девушки и три парня. Я, Эммет – байкер в татухах, Джаспер и Розали – блондины брат с сестрой, Элис – мелкая выскочка, которая всегда всё знает, и Таня – симпатичная платиновая блондинка. И, хотя блондинок я не особо жалую, кажется спокойной и умной. Две другие девчонки совсем неинтересные – мелкая меня раздражает, а высокая какая-то надменная, дочка богатенького папочки, привыкшая, что вокруг нее все скачут. Сегодня мы оторвемся на шоу программы, организованном в ресторане на пристани, а завтра в путь. Да победит сильнейший!
P.S. Я все-таки решил взять для себя шампунь. Чистота и антибактериальное мытье рук – наше все. Нигде не прописано ограничение объема, так что бутыль я прикупил пятилитровую!
P.P.S. Мама прискакала в последний момент, чтобы слезливо обнять на прощание, как будто я ухожу на войну, а не в круизное путешествие. Чувствую себя виноватым за то, как редко оказываю ей внимание: увидел новые морщинки вокруг глаз, и ростом она словно на несколько сантиметров уменьшилась. Опять предложил перебраться поближе ко мне – ан нет, нравится ей Барстоу, хоть тресни. А мне-то как разорваться между работой и ей? Местечко – та еще дыра, не просто ж так я оттуда сбежал, как только вырос, другое дело – ласковое побережье ЛА, свежий морской воздух. Но мать не хочет оставлять дом, в котором родилась, и свою сестру – мою тетю Мэй, а та, в свою очередь, не может бросить работу в фармацевтической компании, она там, видите ли, заведующая и все на ней. Мой отец, Карлайл, угробил здоровье на этом производстве – вечно попадал в больницу то с одной заразой, то с другой. Тетя Мэй, по всей видимости, хочет закончить, как он, даром что в день моего отъезда опять звонила Эсми и просила приехать как можно скорей: наверняка слегла с обычной простудой, но будет ведь пальцем щелкать, подай ей сигаретку, принеси воды… А Эсми-то воспринимает все слишком всерьез: заботится о сестре, позабыв о собственных нуждах. Ох, мама, придется нам серьезно поговорить, когда я вернусь».

27 мая 2024, понедельник

«Какого черта у меня так болит голова? Весь день провел в каюте: блевал не переставая от выпитого вчера огромного количества алкоголя. Я даже не помню, когда в последний раз так напивался. Эммет оказался мировым пацаном: последнее, что я помню, это как мы на скорость хлебаем текилу, текущую у стриптизерши по голым сиськам. Даже представить боюсь, что это пойдет в эфир! Мама никогда не видела меня таким отвязным и невоспитанным. Это все алкоголь виноват, я совсем не такой! Но градус, обнаженные девочки, ожидание отпуска, отличная компания, а еще бурлящий в крови адреналин сделали свое дело, и я, вероятно, немного сошел с ума от чувства свободы и предстоящего опасного испытания.
Закругляюсь: тяжело писать с оловянной головой, по которой непрерывно бьют молотки. Надеюсь, там наверху меня не потеряли. Вокруг подозрительная тишина, даже мотор не гудит. Наверное, остальные тоже отсыпаются после пьянки».

29 мая, 2024, среда

«Мне понадобилось два дня, чтобы осознать, что с нами случилось нечто непоправимое. Я даже не знаю, как это описать. Поначалу мы были уверены, что шоу уже началось, и нас тупо хотят напугать. Что повсюду установлены скрытые камеры и нас постоянно снимают. Но слишком уж реальными оказались некоторые вещи, чтобы и дальше их игнорировать.
Если это игра, и нас не собирались везти на необитаемый остров (как по контракту положено), то где хотя бы операторы или сопровождающая вторая яхта для подстраховки? Почему нам оставили больше пяти разрешенных предметов – то есть, в наших каютах лежит нетронутым абсолютно все, что мы брали с собой. И какого черта капитан отплыл без команды?
Когда я выполз из своей норы, ребята уже были в сборе, кроме Эммета – он выпил больше моего и все еще не оклемался. Девчонки сидели в баре с остановившимися взглядами и бледными от страха лицами. Джаспер молча позвал меня за собой, когда я спросил, что произошло и чья кошка сдохла.
Я долго разглядывал капитана издалека. То, что это был наш капитан, сомнений не возникло: форма с названием яхты, в руке зажат ключ зажигания, позвякивающий в такт покачиванию корабля. Но был ли это человек? Я сделал шаг вперед и Джаспер крикнул мне «стой». «А вдруг он заразен», - нервничая, объяснил он – высокий и худощавый блондин с загорелой кожей, я бы принял его за пляжного волейболиста или спасателя Малибу. Но это было лишь предположение - все, что мне было о нем известно, пока только имя.
Заразен? Он это серьезно?! Да, капитан не выглядел живым, лежа на пульте управления щекой, а ноги свесив вниз, как будто из последних сил подтягивался куда-то, да так и не дотянулся. Более того – он выглядел странно. На его лице и руках была подозрительная на вид красная сыпь, так что он больше стал похож на иссыхающий поджаренный манекен, чем на человека.
Я снова протянул руку, и Джаспер опять закричал на меня, но я его проигнорировал. Будучи сыном врача, я многое знаю о разных заболеваниях, и понять, кукла перед нами или настоящий мертвый человек, можно было только опытным путем. Если это первое задание реалити-шоу, следовало изучить труп и, как минимум, забрать ключ, чтобы продолжить путешествие, пока мы не прибудем на место. Разумное объяснение в голове сидело только одно: все это часть шоу.
Грузно съехав по пульту, капитан упал на пол, являя собой страшное зрелище: кожа его от удара растрескалась, струпья отделились и разлетелись по воздуху, заставив Джаспера испуганно отшатнуться за пределы кабины и наблюдать за моими манипуляциями издалека. Мышцы щеки под сдернутой кожей обнажились и, черт возьми, передо мной действительно оказался человек – это я мог сказать со всей уверенностью. Нельзя подделать человеческие ткани с такой точностью. А еще стояла жуткая вонь, хуже, чем даже в морге – а я бывал во многих.
Джаспер ахнул. Сглотнув, я пощупал отсутствующий пульс, а затем тихонько забрал ключ зажигания и поднялся, думая только о том, чтобы пятьсот тысяч раз вымыть руки с мылом.
«Не знаю, что тут произошло, пока я спал, - мрачно сообщил я, - но мы в полном дерьме, ребята».

1 июня 2024, суббота

«От трупа капитана пришлось избавиться. Мы ждали, сколько могли, надеясь, что жмурик – это часть плана. Но дни шли за днями, яхта продолжала дрейфовать, на горизонте ни одного корабля не появлялось, и даже радиоэфир молчал, шипя, словно разгневанная змея. А вонь становилась все сильнее и омерзительней.
На четвертые сутки мы с Джаспером завернули труп в брезент и скинули за борт, а затем при помощи самого едкого и жгучего чистящего средства вымыли весь мостик до блеска. Я, вроде как, не заболел после прошлых обнимашек с капитаном, но бережёного бог бережёт.
На кухне было полно жратвы, а в баре – алкоголя, и мы, не зная, в сущности, надо ли нам куда-то плыть, предавались праздности, загорали, болтали и пили. Из девушек только Элис, которая поначалу дико меня бесила, оказалась хозяйственной и трудолюбивой, практически одна готовя на всех. Девчонка была не избалована ни вниманием, ни деньгами, работала в городе ангелов кем придется, от официантки до разносчицы пиццы, при этом имея за плечами ни много, ни мало, как неоконченный Принстон, из которого с треском вылетела на третьем курсе из-за материальных и семейных проблем.
Джаспер стал помогать Элис по кухне, когда понял, что та собирается делать все одна (Розали было невозможно отодрать от шезлонга, эта Королева считает себя пупом земли).
Таня, липнущая ко мне еще с вечеринки, тоже нехотя присоединилась к поварам, когда туда же отправился и я (совесть у меня все-таки есть).
Эммет и рад был бы помочь, но совершенно ничего не смыслит в приготовлении. Самостоятельно он не смог почистить даже лук! Нарезал его вместе с кожурой и потом по-идиотски моргал, пока Элис, вопя, не ударила его кулаками, прогоняя из кухни.
Наш странно затянувшийся дрейф напоминает развеселую дружескую прогулку по Тихому океану в неизвестном направлении, и каждый чего-то ждёт: какого-нибудь знака, что мы все еще участники телевизионного шоу и нам вот-вот пришлют указания для дальнейшего маршрута; или однажды утром мы проснемся, а остров, на который мы следуем, – вот он, тут как тут.
Никто из нас никогда не управлял крейсерской яхтой. Никто из нас даже не представляет, где мы находимся в данный момент – а оказаться в пограничных водах какого-нибудь чужого государства страшновато. Каждый из нас надеется, что помощь рано или поздно придет извне».

2 июня 2024, воскресенье

«Это было плохой идеей – выкидывать труп капитана. Нет, от трупа избавиться следовало, но трогать его голыми руками все же не стоило. Сегодня ночью меня разбудила насмерть перепуганная Элис, ненормально громко колотя в дверь моей каюты.
Спросонья я мало что понял, только то, что дело неотложное: семеня передо мной, маленькая, но ужасно звонкая девчонка, захлебываясь в истерике, говорила о Джаспере. Я понял только одно: сегодня ночью эти голубки переспали, и Джаспер был великолепен. Вторую часть рассказа - ту, где он заболел - я разобрал, только когда зашел внутрь и увидел его воочию.
Джаспер лежал, скрючившись в позе эмбриона, на смятой постели, наполовину прикрытый простыней, и дрожал в лихорадке. Его кожа, как у капитана, была покрыта красной сыпью – на руках ее было больше, чем на лице.
«Стало быть, эта дрянь передается контактным путем, - пробормотал я, невольно осмотрев свои руки, гладкие и здоровые, как у младенца. – Стало быть, мыть руки после контакта надо лучше»… - решил я, что Джаспер этой проблемой недостаточно озаботился, и вот он, плачевный результат.
Элис заверещала на меня, почему-то уверенная, что я врач и сейчас спасу ее красавчика. Да только она ошиблась в обоих случаях: то, что я благодаря отцу мог отличить живого человека от мертвеца, а серьезную вирусную инфекцию от банальной простуды, не значило, что я могу еще и изготовить лекарство «от всех болезней сразу».
Кое-что я, правда, сделал: нашел аптечку и измерил пациенту давление и температуру - и то, и другое зашкаливало. Зрачки закатились под верхнее веко: парень был без сознания. Я приказал Элис принести таз с холодной водой и долгое время мы обтирали страдальца влажными тряпками, надеясь замедлить нагревание. Дело было хуже некуда: его состояние развивалось буквально на глазах. К утру, когда Таня, Розали и Эммет нашли нас в этом положении, Джаспер скончался, покрытый с головы до ног сыпью и характерными струпьями, иссохший, как будто страдал от голода и обезвоживания многие дни.
В гробовом молчании я поднялся, приказал Элис принять горячий душ и НЕСКОЛЬКО РАЗ намылиться с ног до головы, включая слизистые, и поплелся делать то же самое, чтобы потом упасть и заснуть мертвым сном, не выдержав эмоционального и физического напряжения».

6 июня 2024, четверг

«Четвертый день я борюсь за ее жизнь. С тех пор как Элис заболела несколько дней назад, нас всех накрыло вуалью невообразимого страха, о котором вслух не говорят, но все одинаково сильно переживают внутри. Время от времени кто-то из нас обязательно произносил это ужасное слово: эпидемия. Время от времени мы начинали вяло и осторожно размышлять, что все это творится и на материке, только в гораздо худших масштабах. Именно потому вокруг нас не плавали никакие корабли, над нами не летали самолеты, а в эфире стояла шипящая тишина – все люди вымерли от неизвестного доселе вируса, убивающего за несколько часов, и мы – последние случайные выжившие люди этой планеты.
Конечно, это было только предположение.
Каждый из нас втайне надеялся, что все это – часть мудрёного плана реалити-шоу, и Элис с Джаспером – подставные фигуры, которых подберет подводная лодка, невидимо следующая за нами и снимающая наши искаженные ужасом лица, чтобы вся страна потом смеялась, сидя в креслах перед телевизорами.
Я не врач. Но я не раз наблюдал за работой Карлайла со стороны. Преодолев всепоглощающую панику, я тыкал бедную Элис иглой и с третьего раза умудрился поставить капельницу. Благодаря физраствору и жаропонижающему, а также хрен-знает-какому-то антибиотику она протянула целых три дня вместо нескольких часов. Ее болезнь развивалась намного медленнее, чем у Джаспера. И я надеялся, держа ее за руку и считая стремительно несущийся пульс, что она выкарабкается.
Никто не помогает мне: все боятся приближаться к заразе. Я не виню их и не обижаюсь: понимаю, что на их месте, скорее всего, поступил бы так же. Хотя… я все еще сижу на кровати у Элис, а не бегу сломя голову отмывать руки. Получается, я все-таки не такой уж и трус…
Притихшая Таня без единого возражения ушла на кухню и готовит всем еду. Даже Розали, наконец, занялась делом: вместе с Эмметом они пытаются разобраться в картах, навигационном оборудовании и управлении яхтой. Последние три дня мы непрерывно куда-то плывём: мотор ровно гудит, унося нас туда, где ждёт неизвестно что. Что именно, никто не хочет думать. Все надеются не меньше, чем на спасение.
Сегодня критический день. Я пишу эти строки, и слезы, как у девчонки, льются из глаз: никогда не думал, что кто-то настолько пронырливый и раздражающий внезапно может стать так важен. Элис теперь мне как сестра: наши противоречия возникли на фоне того, что мы очень похожи. Мы могли бы стать хорошими друзьями, цапающимися иногда по всяким глупым пустякам, чтобы затем сгладить ссору за бокалом «текилы санрайз» - черт, да мы даже коктейли любим одинаковые!
И вот теперь я сижу, смотрю, как болезнь медленно, но неотвратимо забирает чудесного человека, и мне больно так, словно я вот-вот потеряю родственника.
К слову, о маме я тоже ни на минуту не перестаю думать. Жива ли она там? Или я, чертов бездушный эгоист, никогда ее больше не увижу?
Ладно, пора менять капельницу, так что я пошел – некогда заниматься бумагомарательством. Руки я по-прежнему мою очень тщательно, но что-то мне подсказывает, что дело вовсе не в этом».

7 июня 2024, пятница

«Элис умерла.
Если бы не Таня, я бы, наверное, не выдержал перенапряжения и сорвался. Разгромил бы что-нибудь жизненно-важное или поранил себя. Или напился до беспамятства и тупо свалился за борт.
Она пришла и тихо села рядом со мной – уже после того как я, действуя на автопилоте, отмылся. Положив руку мне на плечи, она привлекла меня к своей груди и гладила по голове, убеждая, что я сделал все, что мог, и даже больше обычного человека. Но я почему-то не испытывал гордости собой – лишь тяжелое, как валун, и черное, как Марианская впадина, опустошение.
Этой ночью Таня осталась у меня. Навряд ли ей, как и мне, сильно хотелось секса, но мы нашли в нем некоторое успокоение, которое было нужно нам обоим, как глоток воды путникам в пустыне».

12 июня 2024, среда

«Сегодня мы добрались до земли. Не знаю, что мы ожидали там увидеть, но точно что-нибудь более оптимистическое, чем этот апокалиптический пейзаж: Тихуана – а мы вышли прямёхонько к побережью Мексики, как Эммет с Розали ни старались – горела. Черный дым поднимался над городом десятками столбов, смешиваясь в синем небе в большую сизую тучу и закрывая солнце. Пристальное рассмотрение в мощный бинокль, найденный в капитанской рубке, показало, что в городе не происходит никакого движения: брошенные машины застыли на прибрежной магистрали; на улицах, в открытых окнах автомобилей и многоквартирных домов можно было разглядеть неподвижные человеческие силуэты, застывшие в разных позах на стульях, сидениях и земле. Корабли в порту стояли мертвые и нигде не горел никакой свет. Не бегали ни кошки, ни собаки… только птицы продолжали перелетать с места на место, обезумевшие от счастья, что весь мир теперь принадлежит им.
Не решившись ступить на берег, который мог быть заражен, мы развернули яхту на север, еще не зная, что будем делать и там».

23 июня 2024, пофиг какой это день недели

«У нас кончились все мясные продукты и некоторые крупы. Не хватает специфических лекарств – у Эммета, оказывается, бывают приступы эпилепсии, а Розали срочно понадобились женские прокладки. Хозяйничающая на кухне Таня говорит, что мы долго не протянем без белка и зелени, на пустой, без масла, овсянке, да и горючее следовало бы залить – бак полон только на треть, и это несмотря на то, что большую часть времени мы лежали в дрейфе, старались экономить.
Как бы там ни было, но мы приняли решение сделать вылазку в город ради всего этого и многого другого. Я настоял, чтобы это был Лос-Анджелес, потому что знаю там каждый закуток, магазин и склад, и могу найти все необходимое в самые короткие сроки.
Город оказался вымершим. Не знаю, что это за ужасная чума и откуда она взялась, но она прошла по земле красной волной, как от взрыва бомбы, оставляя после себя только смерть. Ничего страшнее я не видел в жизни: люди умирали там, где их заставала болезнь, словно шли и вдруг отключались, падая в конвульсиях на землю. Множество аварий на дорогах говорило в пользу того, что недуг заставал людей прямо во время движения. Возможно, так все и происходило: первая волна заболевания косила всех за считанные секунды. Так умер и капитан: успел лишь вывести корабль в открытое море и заглушить двигатель, после чего скончался, не сумев подать сигнал бедствия или написать нам, спящим в каютах в ожидании утреннего отплытия, объясняющую все записку.
Джаспер умирал несколько часов. Элис продержалась три с половиной дня, и теперь я не был уверен, что моя помощь была для нее полезной – вполне могло оказаться, что смертоносность вируса уменьшалась с течением времени. И, если где-то остались выжившие, когда-нибудь мы их найдем.
Я оставил Розали и Эммета возле гипермаркета – набирать в тележки все необходимое. Обязал их надеть резиновые перчатки и респираторы (жаль, на яхте не нашлось чего-то посерьезнее, например, противогазов). А сам решил забежать домой: надеялся, хоть и тщетно, застать там мать – вдруг она задержалась в моей квартире и избежала ужасной участи.
Дом был тихим и прежним, только немного пыльным. Мама, конечно же, ушла. Электричество отсутствовало, мобильный и интернет не работали, а обычная телефонная линия выдавала длинные гудки по любому из номеров. Для проверки я набирал другие города, даже другие страны - ни по одному случайному номеру никто не ответил. Эта зараза, похоже, распространилась по всему миру, хрен знает каким образом, наверное, самолетами. Мне пришлось смириться, что Эсми, скорее всего, погибла. Хотелось взять машину и двинуть в Барстоу, убедиться в этом своими глазами, но окружающая действительность так сильно подавляла меня, что я даже не представлял, чтоб в одиночку путешествовать среди миллионов трупов и не потерять рассудок. Больше всего на свете мне не хотелось остаться здесь, в этом жутком месте одному. Спеша назад, я молил бога, чтобы застать своих невольных попутчиков живыми и оберегать их до скончания своих дней».

24 июня

«Инфекция, охватившая весь мир, так просто не сдается: несмотря на использование средств защиты, Розали и Эммет обнаружили у себя красную сыпь – на сгибах локтей, животе, шее и на крыльях носа. Они увидели ее утром, на первый взгляд немного похоже на скарлатину. Красный нос и горло, боли в легких. Кожа тоже болит: Розали уверяет, что её будто «сушит».
Значит, эта дрянь передается не только от непосредственного контакта, Роуз и Эм ее не касались, они же не чокнутые. Я должен был догадаться: миллионы погибших людей не могли заразиться через прикосновение. Видимо, зараза находится в самом воздухе, и в месте массовой гибели людей ее количество концентрированно, раз не помог респиратор.
Паника, охватившая все мое естество, непередаваема. Но болезнь прогрессирует еще медленней, чем у Элис, и это дарит им шанс.
Я немедленно отправился на берег, не слушая ничьих возражений, и принес из ближайшей аптеки шприцы и самые продвинутые антибиотики широкого спектра действия. А еще набрал медицинской литературы из ближайшей библиотеки и стащил из больницы дефибриллятор (на всякий случай). Я не дам моим друзьям умереть. Я буду бороться с болезнью, она не заберет их у меня!
Когда я вернулся, они, хоть и серьезно подавленные, все еще сидели в баре и потягивали мохито, а сыпь распространилась лишь на несколько сантиметров. Думаю, я смогу остановить эту напасть, у меня получится. Лишь бы еще и Таня не заболела – она говорила, что у нее с детства слабый иммунитет, а я не хочу потерять еще и ее.
С утра она заперлась в своей каюте и больше не выходила. Еду попросила приносить ей под дверь. Черт, похоже, я один остался тут вменяемый и не потерявший надежду.
И еще – Розали и Эммет ненавидят меня, я это вижу: похоже, у меня все-таки иммунитет…»

25 июня

«Мне трудно писать об этом. Сегодня ночью Эммет и Розали ушли. Оставили короткую записку о том, что отправляются на военную базу, в бактериологическую лабораторию, расположенную в двухстах пятидесяти километрах к северо-западу от Лос-Анджелеса. Считают, что у них только один шанс на излечение – попасть туда живыми в качестве лабораторных крыс. В мои способности они ни на грамм не верят.
Я думаю, им стоило взять меня с собой: антитела в моей крови, - если они только существуют, и я не просто загадка природы, «невкусный» по меркам вируса представитель человечества, - могут помочь создать вакцину. Ах, если б только я сам разбирался в этом! Если б я пошел по стопам отца и поступил на медицинский факультет, то наверняка сумел бы сделать лекарство при должном усилии, времени и наличии необходимого оборудования. Трагедия в том, что я в этом ни черта не смыслю. Я так хотел стать журналистом, что совершенно сознательно выбрал другое направление. И до сих пор, до этого момента не жалел об этом. А теперь понимаю, как же отец был прав, говоря о практичности и бесполезности профессии! Какой толк от того, что я умею марать бумагу?! Это не спасет жизнь моим друзьям – единственным людям, которые еще живы, и которые могли бы остаться со мной в этом разверзшемся наяву аду».

6 июля

«Таня продолжает запираться в своей каюте, пока мы не отплывем, а я не хочу забирать у друзей шанс вернуться. Вдруг они передумают? Если бактериологическая станция окажется закрыта, они будут рады увидеть «Легкий бриз» в порту.
Но прошло две недели, а их все еще нет. По самым крайним подсчетам, они смогли бы протянуть на лекарствах, которые я им подобрал (и они взяли их с собой), неделю, может быть, десять дней. Если бы лаборатория оказалась вымершей, они бы уже вернулись. Если бы они выздоровели от лечения – тоже. Так что осталось лишь два варианта: либо они нашли там помощь, либо уже мертвы.
Эти две недели я потратил с умом: полностью заправил бак и забил склад едой и водой, чтобы на материк выходить нам понадобилось не скоро. Я набрал книг по медицине, микробактериологии и вакцинированию и одержимо читал их, понимая, что это самое важное знание, которое в этом новом мире мне может понадобиться. Если Таня заболеет, я встречу врага с оружием в руках.
Сегодня мы отплываем. Направимся на север вдоль побережья в надежде найти кого-то живого, общину устойчивых, как я, к вирусу людей или, на худой конец, военную организацию, ищущую выживших. Нас двое, и это уже лучше, чем один».

17 августа

«Я долго не писал, потому что мне было нечего сказать. Дней десять назад (на самом деле, я потерял им счет и не знаю, какое сегодня число) я похоронил Таню.
Не знаю, заразилась ли она через продукты, взятые со складов, которые трогал кто-то из инфицированных людей, или ветер принес заразу с материка, и она вдохнула ее в один из дней, когда мы плыли близко от берега, или болезнь зрела в ней дольше, чем у других - уже неважно.
Мы сразу же отправились в Лос-Анджелес, потому что там мне было легче ориентироваться. Работай интернет или имей мы подробные карты других городов, я бы воспользовался любой прибрежной больницей или лабораторией, но у нас их не было, и мы потеряли драгоценное время, возвращаясь на юг.
Красная сыпь - это название закрепилось в нашей компании - прогрессировала у Тани медленно, но неумолимо. Я три раза перелил ей свою кровь, надеясь хоть так передать свой иммунитет и замедлить процесс (группа у нас, к счастью, была одинаковая). Не помогло.
В Лос-Анджелесе я сразу же принялся за дело, но из журналистов получаются фиговые фармацевты - эта наука требует точности и многолетней практики. Да черт возьми, я даже не знал внешний вид аппаратов, которыми должен воспользоваться! На их обнаружение уходило время. Многие работали от электричества, которое давным-давно исчезло. Искать автономные электрогенераторы, пробираясь меж гор вонючих трупов, мне не очень-то хотелось – так недолго подхватить и что-то помимо красной сыпи.
Приходилось все делать руками, не соблюдая необходимой технологии и норм стерильности, отчего я раз за разом терпел крах. То полученный результат вонял, как дохлая крыса; то был подозрительно мутным на вид.
Словом, я абсолютно, и теперь уже бесповоротно, облажался. Когда я решил, что получившаяся жидкость достаточно прозрачна, Тане оставалось жить день, максимум два. Она уже не приходила в сознание. Я привязал ее к кровати, чтобы она в лихорадке не выбила иглу, и, мысленно помолившись всем богам, сделал ей укол.
То ли я самонадеянный болван, то ли уже было слишком поздно...
Я ревел, как мальчишка, ненавидя себя за дурость и беспомощность, глядя на ее успокоившиеся черты, когда жизнь ее покинула. В тот день я немного сошел с ума. К утру я обнаружил себя в собственном доме, пьяным в стельку, лежащим на грязном ковре - как я там оказался и зачем, понятия не имею.
Несколько дней я беспробудно пил, желая затравить себя спиртом до смерти. Жить не хотелось совсем. Таким, полумертвым, полупьяным, в состоянии полнейшего неадеквата я добрался до Барстоу, чтобы убедиться, что там тоже живых нет. Тетя Мэй лежала в нашем доме на ступеньках крыльца, как будто сил у нее не хватило даже доползти до постели. В ее руке был зажат сотовый телефон - я предположил, что в тот последний миг она и успела позвонить Эсми с просьбой приехать, даже не подозревая, что через пару минут умрет – наверняка думала, что поправится.
Искать труп матери, признаюсь честно, духу у меня не хватило. Прокричав ее имя несколько раз (хотя она уж точно не успела бы доехать сюда за то короткое время, скорее всего болезнь застала ее где-то в пути), я вдруг абсолютно протрезвел, и реальность обрушилась на меня с мощностью мчащегося локомотива: все люди в мире мертвы, мои родные мертвы, мои друзья, мои единственные попутчики мертвы, я остался один, стою посреди города с разбросанными повсюду гниющими трупами. Один. Навсегда абсолютно один... Я ОДИН».

примерно 20 сентября, наверное…

«Я редко теперь обращаюсь к дневнику – писать в нем нет никакого смысла. Я начал забывать, для чего я это делал, как звали моего босса и мою девушку, названия улиц, по которым я ходил, марку и цвет машины… Единственное, чего я не могу забыть, это лица матери. То, как она смотрела на меня, когда я уходил – будто понимала, что видит в последний раз. Что это было? Тогда я думал, это обычный женский каприз – все матери беспокоятся за своих детей, даже если это беспокойство выросло на пустом месте. Но сейчас я невольно размышляю, не почувствовала ли она своим материнским чутьем приближение того, что нас ждет? Было ли это чем-то вроде предвиденья?
Больше всего на свете я жалею, что редко у нее бывал. Позволил ей постареть, брошенной в одиночестве. Я был так занят собой, своей любимой работой, чистотой волос, что совершенно не думал о близких, как будто они бессмертные. Даже внезапная смерть отца от инфаркта не заставила меня пересмотреть свой стиль жизни и начать больше ценить родных.
Да, я приезжал иногда к матери после Рождества – сам праздник предпочитал проводить с друзьями. Звонил раз в несколько недель – а точнее, чаще номер набирала она. Я был ужасным сыном, и то, что со мной произошло, представляется мне чем-то вроде наказания за это. Типа, ад на Земле. До конца своих дней я буду помнить ее усталые черты, горький взгляд любящих глаз, буду продолжать существование без права когда-либо снова прижать Эсми к своей груди и сказать, как сильно люблю ее и как благодарен за все, что она для меня сделала, за ее бесконечное терпение.
Я, наверное, стал похож на космонавта, летящего к новой звезде в одиночестве в бескрайнем пустом космосе. С тем лишь отличием, что цели у меня никакой нет. Я праздно шатаюсь из порта в порт, уже не надеясь встретить какие-либо признаки жизни. Мой рацион – консервы и то, что не имеет срока хранения, потому что большинство продуктов, оставшиеся без холодильников, уже месяца два как безнадежно испортились. Никогда не думал, что в тридцать лет буду жрать одну только растворимую кашу, еще и без молока.
Я могу ловить рыбу, но у меня недостаточно газовых баллонов для ее приготовления. Я бы мог пополнять их запас, но у меня нет никакого желания часто сходить на землю и заниматься их поисками. Консервы, чипсы и конфеты вполне меня устраивают.
Иногда я думаю о том, чтобы спрыгнуть за борт.
Иногда – что пора отправляться в кругосветное путешествие: ну не может же быть, что во всем чертовски большом мире не осталось, кроме меня, ни одного живого человека! Есть дикие обособленные острова, есть закрытые сообщества глубоко на севере, куда красная сыпь могла не добраться.
Но все это – лишь мечты. Я уже попал пару раз в шторм, и для меня очевидно – такое путешествие ничем хорошим для данной яхты не кончится. Не говоря уж о том, что мне не хватит бензина, и я застряну где-нибудь посреди океана в вечном дрейфе, пока не умру.
Какая разница, где сходить с ума?
Я выбираю тихие бухты, где нет больших волн».

25 декабря

«Это Рождество я провожу в приятном обществе самого себя. Мы со мной, с еще одним мной и со… мной пьём колумбийский ром. Или перуанское брэнди. Или чилийское писко. ДА ХРЕН ЕГО ЗНАЕТ! Я понятия не имею, где сейчас нахожусь, дрейфуя вдоль побережья Южной Америки и с удовольствием обчищая все прибрежные города. Кто бы мог подумать, что для того, чтобы мне оторвать задницу от офисного стула и попутешествовать, потребуется уничтожение всего человечества размером с апокалипсис?!
Господи, какая ужасная шутка…
На самом деле, в данный момент мне хорошо, - не знаю, это говорю я, другой я или брэнди. В этой стороне земного шара царит лето и почти нет ветров, которые чуть не убили меня осенью на севере. Неоднократно. Здесь светит солнце, полно красивых заливов и высоченные горы. Моя кожа, наконец, приобрела защитный коричневый слой, и я точно не похож теперь на бледную трепонему (жаль, что этого никто не увидит, кроме зеркала).

Мне кажется, я даже наблюдал то ли касаток, то ли китов, но не простых, а занесенных в Красную Книгу, тех, которые чуть ли не считались вымершими. Может, это и неплохо, что человечество освободило место тем, на кого веками охотилось? Может, матушке-природе просто надоело веками терпеть издевательства над собой и она поставила человечеству шах и мат, стерев его с лица земли, а заодно и других наземных млекопитающих, потенциально способных использовать свой мозг? Настала эра птиц, насекомых и рыб – самых безмозглых созданий этой планеты.
Я понятия не имею, что собираюсь делать завтра – может, я проснусь и снова начну искать крюк, на котором смогу повеситься. А может, займусь изучением строения военных кораблей и пересяду на авианосец, которому никакие шторма нипочем. И тогда, наконец, смогу найти тех, с кем можно будет поговорить, пока мой язык окончательно не разучился этого делать».

2 марта 2025, воскресенье

«Это должно было когда-нибудь случиться. В мире, в котором нет никого, кроме меня, и не происходит ничего сколько-нибудь значительного, в котором дни и недели сливаются в один бесконечный серый миг скуки и рутинных действий, очень легко потерять связь с реальностью и ошибиться.
Сегодня у меня закончилось горючее. А без бензина яхта, подобная «Лёгкому бризу» - не более чем консервная банка, болтающаяся по волнам.
Сегодня я провел ревизию продуктов и воды: их хватит, чтобы продержаться около месяца, если экономить. Можно и дольше, но тогда у меня не хватит сил, чтобы таскать запасы, тем более что пристаней, неповрежденных штормами, к которым можно безопасно и крепко пришвартоваться, становится все меньше. Как я смогу войти в порт, не имея ни мотора, ни парусов? Возможно, мне придется покинуть этот дом, добраться до берега вплавь и найти другой… или остаться там, на суше. И стать одним из мрачных путешественников по апокалиптической Земле, про которых я смотрел когда-то давно в фантастических фильмах – в жизни, которую все труднее удерживать в памяти.
Но я буду и дальше сражаться, обещаю… Хотя, для кого я все это пишу? Ни один человек никогда не прочитает мой дневник. Я – единственный выживший».

5 мая 2025, понедельник

«Я выбрал этот день, чтобы сделать очередную ненужную запись, потому что прошел ровно год с тех пор, как я начал вести этот дневник. Знаменательная дата. Не верится, что утекло так много времени – кажется, что пролетела целая жизнь длиной в несколько десятков лет, и я уже глубокий старик!
Впрочем, я уже находил у себя седые волосы, так что это утверждение не ушло далеко от истины.
Писать у меня нет сил. Думать – особо тоже. Я все еще дрейфую черт знает где, вокруг только синяя гладь и солнце, иногда темные, почти черные волны. Я несколько раз чинил ржавые бреши в бортах, которые понаделал сам, неумело лавируя между застывшими в портах мертвыми кораблями и швартуясь с размаху, не рассчитывая скорости – к счастью, я успел изучить специальную литературу и набрать нужные материалы и инструменты, так что эта яхта еще немного посопротивляется. Но, как это ни прискорбно, ее время заканчивается, и мне нужно искать, к каким берегам – навсегда – пристать. Увы, я подумал об этом уже после того, как просрал горючее и ручные навигационные приборы, которые следовало взять с собой и изучить наравне с умениями проводить ремонт.
Я очень слаб. У меня осталось всего около шести галлонов пресной воды и несколько ящиков картофельных чипсов, от которых уже воротит, несмотря на голод. Я пытался ловить удочкой, но у меня нет никакой приманки – а чипсами рыба не интересуется. Если повезет, я продержусь еще недели три, особенно если у меня получится старым способом собирать конденсат из морской воды. Эта мысль откуда-то сидит у меня в голове, хотя никогда прежде я такого не делал, а по физике в школе регулярно получал «неуд». Вот оно, еще одно знание, которое следовало пополнять, а не то, чей айфон круче и сколько лайков я соберу за видосик со стриптизершами в пьяном угаре. Эти воспоминания кажутся теперь такими… примитивными…
Медленное существование имеет свои преимущества, давая свободу разуму думать, экспериментировать и размышлять: кажется, я понял, как изготовить вакцину из моей крови и разобрался во всех премудростях и приборах. Трагедия в том, что мне негде ее хранить: фабричную упаковку сделать вручную не получится. Трагедия еще и в том, что единственное живое существо здесь – я, и мне не на ком будет ее опробовать. Даже собак, кошек и крыс инфекция начисто стерла с лица земли – не видел ни одной во время вылазок. Коровы и свиньи - извечный источник мяса, - и все, наверняка, млекопитающие, кроме морских, – вымерли. Остался только я, рыбы да птицы, и никому из нас нет дела до красной сыпи.
Хочется полежать. Прости, дневник, моя рука слишком слаба, чтобы долго удерживать карандаш…»

6 июня 2025, пятница

«Сегодня я обрел надежду: меня прибило к какой-то земле. Здесь есть старые, разбитые ветрами, покосившиеся деревянные хижины и кирпичная, уцелевшая двухэтажная гостиница с номерами, кухней, мягкими постелями, запасом шоколада и кока-колы в автоматах и прочими радостями. Ржавыми затонувшими лодками у причала и старыми, сухими трупами, - куда же без них.
Прибило меня, разумеется, не туда, куда бы хотелось: пришлось привязать яхту канатами к пальмам в надежде, что ее не унесет в закат во время сильного волнения. Все-таки я к ней очень привык.
Якорь заело – наверное, тросы слежались за несколько месяцев без использования или отсырели; сам разобраться, что произошло с механизмом, я так и не смог. Придется придумать что-то новое, вопрос только в том, как? Как один человек сможет затащить на тридцатиметровую яхту что-то достаточно тяжелое, способное заменить якорь?!
Но я намереваюсь здесь остаться. Бензина, найденного в подсобном помещении, не хватит, чтобы добраться до материка, а рисковать и дрейфовать еще полгода я не готов. Попробую обосноваться здесь. Кухня газовая, баллоны, на вид приличные, имеются – буду готовить рыбу, которую научусь ловить. Я слишком устал, чтобы мечтать о дальнем плавании к мифическим, несуществующим общинам с живыми людьми».

9 июня 2025, понедельник

«Совершенно не могу спать на суше, все время вынужден возвращаться сюда, на корабль. Плавное покачивание на волнах умиротворяет – а на берегу мне кажется, что окна и дверные проемы скрывают ночных чудовищ. Прямо как в детстве, только сейчас гораздо, гораздо страшнее. Каждый звук заставляет меня вскакивать и проверять, кто крадется к моему номеру, но нет, это или мотылек с мохнатым брюхом, бьющийся где-то в углу, или сороконожка, шуршащая по кафельному полу среди опавших листьев. Может, это змеи – я не знаю, водятся ли они тут, но не удивлюсь.
Отель я очистил и обследовал, но названия острова не нашел. Отель называется «Тропикал Бич Ресорт» - обалденно редкое название, такой найдется в любой точке мира, куда ни плюнь, так что я по-прежнему не знаю, где нахожусь. Думаю, это Гавайи, хотя я на них никогда не бывал. Как только наберусь сил, взломаю все запертые двери и отыщу документацию – там-то наверняка будут и карты, и названия, и точные координаты. Хотя кому, кроме меня, это нужно? Мне очень жаль, что жизнь моя протечет и закончится вот так – в полном одиночестве, на необитаемом острове, с ветром, гоняющим листья по пустым коридорам дома, построенного с любовью для тех, кто прибывал сюда когда-то, чтобы отдохнуть и повеселиться, ощутить покой и счастье. Сейчас здесь бродят только одиночество, безысходность и тоска.
Завтра я собираюсь посадить яхту на несколько самодельных якорей – канаты, которыми я ее привязываю, обрываются, а я не хочу в один прекрасный день остаться без любимого дома. Возможно, это еще одна причина, по которой я могу спать только здесь, так сильно боюсь потерять связь с прошлым. Лишиться «Бриза» - все равно что признать, что сдался. Пока он здесь, я смог бы тешить себя надеждой когда-либо воспользоваться им и доплыть до родных берегов, вернуться в собственную квартиру. На материке все же побольше ресурсов для выживания, чем на маленьком островке.
Поэтому я все еще ночую здесь. Дремлю перед новым трудовым днем, безрадостно вспоминая все, что потерял, и мечтая о совершенно несбыточном».

***

На этом записи обрывались.

Белла еще раз посмотрела на последнее число и поняла, что мужчина из истории потерял яхту больше двух месяцев назад – сейчас стоял август, двадцать третье число. Должно быть, те канаты, о которых он говорил, все-таки не выдержали в один из дней, когда он находился на острове, и волны унесли яхту в открытое море вместе с ежедневником.

Глубоко задумавшись над тяжелой прочитанной историей, Белла долго смотрела на ярко-красный закат, вспоминая и свою необыкновенную жизнь тоже. Ее история не так уж сильно отличалась от драмы журналиста Эдварда Каллена, которого трагедия перемолола даже похуже, чем её. В отличие от Эдварда, Белле никогда не было скучно в обществе самой себя, и она почти не испытывала чувства одиночества за этот прошедший год. Единственными, по кому она скучала, были родители. Но тут уж ничего не поделаешь – их уже не вернешь.

Когда началась эпидемия, Белла сидела дома: приготовив индейку по-бразильски, она ожидала возвращения мамы и Фила с тренировки, а пока коротала время за старой, до дыр зачитанной книжкой. Телевизор работал фоном.

Развлекательная программа внезапно прервалась местными новостями: испуганная телеведущая стала говорить что-то о взрыве к северо-западу от Лос-Анджелеса, и о том, что с городом ангелов за считанные минуты была полностью потеряна связь. Отправленные в место происшествия корреспонденты бесследно пропали, и даже Пентагон находится в панике, потеряв сразу несколько вылетевших туда военных подразделений.

Эта ситуация возникла накануне, и только много позже Белла поняла, что до Джексонвилля волна инфекции докатилась с опозданием в одни сутки, что позволило заранее разглядеть опасность, и некоторые люди – наиболее подготовленные и прозорливые – сумели скрыться.

Белла восприняла эпидемию всерьез, ей даже в голову не пришло посчитать все за шутку. Она тут же позвонила Рене, но трубку взял Фил. Его голос сразу показался девушке подозрительным: он был каким-то чрезмерно усталым, будто отчима накачали успокоительным.

- Слушай меня, детка, - тихо начал он; на заднем плане раздавались испуганные крики. – Тут что-то происходит, и ты должна сделать кое-что для меня.

- Где мама? – перебила Белла, испытав глубокий страх перед обрушившейся на ее семнадцатилетние плечи бедой, наступающей настолько быстро и неотвратимо, что стыли жилы. – Она в порядке?

- Мама здесь, рядом со мной, - чересчур ровно ответил Фил – Белле сразу почудился в его интонации подвох, как будто отчим пытается успокоить возможную истерику, для которой есть причины, но эмоциям нельзя давать ход. – Но она не может пока подойти, потому что прилегла поспать.

- Что с ней, она заболела?! – вскричала Белла, в ужасе хватая себя за волосы и представляя Рене без сознания, в больничной палате, под капельницей. И это в самом лучшем случае, потому что телеведущая новостей на фоне бубнила что-то о многочисленных смертях и всеобщей панике, что совершенно не помогало Белле держать себя в руках. – Где вы сейчас? Я немедленно еду!

- Нет, - твердо, и все так же устало возразил Фил, игнорируя крики за своей спиной с поразительным спокойствием, как будто ничего страшного не происходит – и это немало сбивало с толку. – Сейчас ты должна немедленно встать и выйти на «Жемчужинке» в море, увести ее как можно дальше от берега. Белла. Белла, ты поняла?

- Да, да, - поспешила девушка выполнить приказ, подчиняясь уверенному тону Фила. Позже она много раз думала, что именно благодаря своему хладнокровию отчим ее спас. Промедли она еще десять минут – и оказалась бы в зоне заражения. Волна вируса двигалась с невероятной скоростью, игнорируя направление ветра и физические законы. Словно некто более могущественный, чем даже сама природа, легким взмахом руки стирал с лица планеты все неугодное живое, чтобы очистить место для новых, более подходящих видов. – Но… а как же вы?!

- Мы приедем, как только сможем, - медленно пообещал Фил. – Запомни, Белла: ты сильная. Я многому тебя научил, и ты сумеешь справиться с парусами не хуже меня. Только ни за что не подходи обратно к берегу, запомнишь это? Держись на расстоянии, что бы ни случилось. Что бы ты ни увидела.

- А что я увижу… - от ужаса, кольцом сжавшего горло, Белла смогла произнести вопрос только шепотом.

- Что-то… необычное, - подобрал отчим самое аккуратное слово из всех возможных, но Белла прекрасно все поняла. Какой-то частью сознания она не верила, что все это происходит на самом деле – и именно это помогло девушке быстро собраться и броситься к пристани, благо что та была личной и располагалась прямо напротив дома. Другая ее часть – полная непередаваемого страха за свою жизнь и здоровье близких – оставалась под контролем, и все благодаря Филу.

- Так, ну я уже отплыла, - отчиталась девушка, ни на секунду не прерывая телефонного разговора, желая слышать голос отчима и быть уверенной, что он все еще жив. – Где я вас подберу?

Фил ответил не сразу – как будто спал и Белла с трудом его добудилась. Крики вокруг него давно стихли.

- Мы вернемся домой через… несколько часов, - пообещал отчим совсем утомленно, будто делал огромное усилие над собой, чтобы произнести хоть слово. – Я подам тебе знак: красный мамин платок, например?

- Красный платок, - кивнула Белла самой себе, останавливая «Жемчужинку» напротив собственного дома на расстоянии пары миль от берега и стрелой метнувшись в каюту, чтобы вытащить на палубу бинокль. – Я буду здесь. Я вас увижу и причалю немедленно.

- Не бери на борт никого, кроме нас. Пообещай мне это, детка. Поклянись, - вяло пробормотал Фил, и это стало последним, что он сказал. Больше Белла ничего не слышала, хотя связь прервана не была.

- Обещаю, - горько выдавила девушка, чувствуя вкус соли на губах. Это были слезы, которых она, находясь в шоке, не замечала.

Неуютно поерзав в шезлонге, потому что для нее всегда было крайне болезненно вспоминать это Начало, Белла с неохотой перебрала воспоминания о том ужасном первом времени, когда она плавала вдоль берега и постепенно осознавала масштаб эпидемии. Переживала общемировую трагедию и личную драму. Одна.

Приказав Белле уйти в море, Фил уже понимал, что не вернется домой, именно поэтому взял с падчерицы обещание ориентироваться на красный платок и подобрать на борт только его и маму – знал, что этого никогда не произойдет.

Белла осознала это лишь спустя несколько дней – когда берег усеяли мертвые тела, которых никто не забирал, потому что делать это было некому. Когда прошла неделя, затем вторая, но ни военные, ни медики не появились, чтобы все это исправить. Когда один за другим корабли, возвращающиеся в Джексонвилль после прогулок по морю и более длительных путешествий, замирали у берега, а их владельцы, опрометчиво ступившие на берег, никогда к ним не возвращались. И когда без должного надзора людей Джексонвилль стал пылать. Тут и там вздымались в небо столбы дыма от пожарищ, которые никто не тушил.

Вот тогда Белла и смогла окончательно осознать, что это Конец. Конец той жизни, которую она вела, конец человечества. Конец Соединенных Штатов Америки и других государств, борющихся за мировое господство, которое было разрушено за несколько дней маленьким невидимым врагом, оказавшимся сильнее человеческого разума и ядерного оружия. Конец всему существующему порядку. Новая эра.

Белла никогда, ни разу за этот год, не сходила на землю. Она не просто выполняла приказ Фила. Она хотела жить. И этот страх перед прописавшейся на материках смертью удерживал ее подальше оттуда.

Несколько раз она пыталась предупредить приходящие с моря корабли, но ее крики либо не слышали, равнодушно проплывая мимо, либо не слушали, относясь к угрозе легкомысленно. Никто не верил, что на земле живых больше попросту нет. Каждый решал убедиться в этом лично, а оканчивалась высадка всегда одинаково.

Однажды Белла пыталась примкнуть к одному из военных кораблей. Увидев его на горизонте, девушка рассчитывала на спасение – ее собственных запасов воды и еды было совсем немного. Она надеялась, военные знают хоть что-то об эпидемии. Наверняка где-то имеется безопасное место, куда доставляют гражданских и оказывают помощь.

Увы, ее ждал совсем не тот прием, на который она рассчитывала. При приближении тримарана около десятка солдат столпились вдоль борта, а поняв, что девушка прибыла к ним совсем одна, стали смеяться и отпускать двусмысленные шуточки, зазывая «телочку» к ним присоединиться и «повеселиться». Все они были пьяны, а форма расстегнута: они вовсе не выглядели теми, на кого можно было бы положиться.

Они спешили спустить трап, но Белла вовремя переоценила ситуацию. Она не была глупа и понимала: в условиях, когда закона и правительства больше нет, легко рушатся внутренние запреты. Оставшись на одном корабле с десятком, а то и больше, пьяных и лишившихся контроля мужчин, рано или поздно она окажется в постели с каждым из них. Так уж устроен мир: никто не защитит ее в этом месте. Отныне она может полагаться лишь на себя.

Подняв паруса, она поймала попутный ветер и на полной скорости ушла от разочарованных мужчин, кричащих угрозы ей вслед, надеясь, что они не задумают ее преследовать. И больше уже никогда ни к одному кораблю не приближалась.

Постепенно их количество сошло на нет. Все, кто какое-то время выживал вне суши, или ушли далеко отсюда, или ступили на землю ради еды, заразились и умерли. Три недели спустя Белла осталась совершенно одна, плавающая по обезлюдевшей Атлантике вдоль берегов родного Джексонвилля.

Через некоторое время девушка приняла решение найти Чарли, - как только убедилась спустя примерно месяц, что Рене и Фил не появятся. Их телефон ни разу больше не отвечал, как и любые другие. Мобильная связь еще немного поработала, но вскоре исчезла.

Да, это был отчасти самообман, ведь Белла прекрасно понимала, что на той стороне Америки творится то же самое. Но ей нужна была какая-либо цель. И она двигалась на юг, месяцами борясь с отчаянием, голодом и шквалистым ветром, чтобы обогнуть мыс Горн, полюбовавшись на великолепные голубые ледники, чуть не замерзнув от сквозного холодного ветра, и поплыть на север, к штату Вашингтон, где в маленьком городке Форксе жил ее отец. Он полицейский, - убеждала она себя, ей нужно было во что-то верить, - он что-нибудь придумает. Благодаря крепости и устойчивости тримарана, созданного для кругосветных путешествий и рассчитанного выдерживать шторма, Белла и оставалась жива. Пресную воду она брала в устьях рек, не приближаясь к берегам, там же иной раз пряталась при сильных ветрах. Пищу ей давал океан. А непогоду, если та заставала ее посреди водных просторов вдали от бухт, девушка пережидала, спустив паруса и задраив каюту.

Когда Белла нашла «Лёгкий бриз», прошло уже четыре месяца с тех пор, как девушка убедилась в отсутствии у берегов штата Вашингтон признаков жизни. Она не решилась сойти на землю, так как знала, что это для нее означает верную смерть. Но внутренний стержень утратила: больше у нее не было никакой цели.

Она продолжала плыть в неизвестном направлении, заходить в удаленные от поселений бухты и ловить рыбу, которую давно приходилось есть сырой. Она вялила тушки на ветру и солнце – без соли, которая давным-давно закончилась. Иногда она жевала выловленные на рифах мягкие морские водоросли – ради хоть какого-то разнообразия. Если бы в аптечке Фила не нашлась упаковка витаминов «для всей семьи», кто знает, протянула бы Белла так много времени на одной только рыбе? Однажды она сумела поймать чайку – но сырое мясо это не то же самое, оно отвратительное на вид и вкус. Белла использовала птицу только как приманку для рыбалки.

Девушка не могла понять своих чувств. С одной стороны, она нашла записки человека, который и сейчас наверняка еще жив. С другой – ей было страшно. Стоило внести в ее безопасное существование один неизвестный элемент – и все посыплется, рухнет. Готова ли она была рискнуть, чтобы обрести нечто более важное, чем бесконечное путешествие в никуда? Пока она остается на тримаране и держится подальше от заразы – она сможет выживать. Но если она поговорит с этим мужчиной, не окончится ли для нее все так, как предупреждал Фил?

Краткий миг радости и надежды, что нашла другого выжившего, и вполне возможно, воспитанного и порядочного, непохожего на тех распоясавшихся солдат, может обернуться трагедией. В своих заметках он оставался Человеком, но каким окажется на самом деле спустя столько времени одиноких скитаний, когда они встретятся лицом к лицу? Он утверждал, что у него имеется иммунитет, но что, если он, сам не болея, все же является разносчиком инфекции? Конечно, записи утверждали, что это не так – рядом с ним жили другие люди и не заразились. Но Таня… она заболела, когда корабль не был у материка…

Однако решение она уже приняла. Если бы Белла не была храброй, то никогда не смогла бы в одиночку просуществовать больше года на яхте. Если б она не была сильной, то давно бы сошла с ума. Лучше день прожить ярко и уйти, чем до седых волос прозябать одной. Ту жизнь, которую она сейчас вела, не страшно потерять. Страшно – продолжать барахтаться без цели и смысла.

Подняв якорь, Белла расправила паруса и проложила новый курс. У нее было все для попытки: секстант, расчетное время и карта течений. Не зря Фил вбивал ей в голову знания, она оказалась неплохой ученицей. Судя по движению течения, которому следовал «Лёгкий бриз», с Гавайями Эдвард ошибся, и его яхту притащило откуда-то с островов Фиджи. Жаль, Белла не могла, как раньше, набрать в гугле название отеля – это время высоких технологий безвозвратно ушло.

***

«Жемчужинка» была маленьким, но быстроходным судном, и при попутном ветре могла развивать скорость в тридцать, а то и пятьдесят километров в час. И все же Белле понадобилось больше недели, чтобы добраться до Фиджи. Оставалось надеяться, что она на верном пути.

День за днем она оплывала многочисленные, большие и крошечные острова, подробно разглядывая их в бинокль, надеясь увидеть то, ради чего сюда стремилась. В ее сердце сидели два противоречащих друг другу чувства: предвкушение и страх. Но надежда – эта светлая эмоция перекрывала остальные.

Наконец, на третьи сутки терпение девушки было вознаграждено: в небо взмыла красная ракета, затем вторая, привлекая ее внимание к островку, мимо которого она уже не раз прошла, считая его необитаемым. Среди пальм и разросшихся джунглей она сначала разглядела хижины, которые описывал в дневнике мужчина – бывшие бунгало, теперь превратившиеся в разломанные хибары, слившиеся с пейзажем, - а затем и гостиницу светло-зеленого цвета, которая настолько обросла вездесущим вьюном, что, если бы не выпущенная ракета, Белла бы и еще двадцать раз не обратила на этот остров внимания.

На покатой крыше подпрыгивал и размахивал руками человек – высокий мужчина с каштановыми волосами, растрепанными и обрезанными небрежно (вряд ли в гостинице до сих пор работала парикмахерская). Он нервно вытащил из кармана шорт еще одну ракету и начал вставлять в ствол – Белла видела, как сильно его руки при этом дрожат.

Отложив бинокль, Белла вздохнула и занялась сменой парусов, чтобы замедлить ход и повернуть в нужную сторону. Была ни была, все или ничего. Воздев глаза к небу, Белла поблагодарила Господа за предоставленный шанс, хотя никогда прежде не считала себя верующей.

Они встретились возле рифа, опоясывающего островок. Ближе тримаран подойти не мог – к причалу, от которого остались только рожки да ножки (ржавый металлический остов), могли доплыть только лодки. Но Белла не собиралась спешить.

Эдвард стоял по колено в воде, пенными шапками накатывающей на риф и испытывающей мужчину на устойчивость. Его рыжеватые волосы развевались от ветерка, на худом загорелом лице застыло выражение тщательно скрываемого безумия.

Белла бросила якорь в пяти метрах от рифа. Мужчина ждал. И молчал. Он мог броситься в воду и в считанные секунды захватить тримаран и девушку, но не сделал этого. Впрочем, Белла уже имела представление об его характере из истории, которую он написал. Он совсем не был похож на тех пьяных солдат, предлагавших Белле участь корабельной шлюхи. Эдвард никогда бы не позволил себе такого поведения – в этом Белла была почти уверена. И его сдержанность подтверждала ее предположения.

- Я Белла! – крикнула она издалека, давая понять, что не собирается подходить ближе.

- Привет, Белла, - хрипло и напряженно ответил он; ей казалось, что он сейчас заплачет или упадет на колени и начнет молиться. В его глазах, кроме сумасшествия, она читала невероятное, непередаваемое облегчение глубоко отчаявшегося человека. – Меня зовут Эдвард.

- Я знаю, - робко улыбнулась она, продемонстрировав его ежедневник, и глаза мужчины вспыхнули от радости, словно Белла привезла домой по меньшей мере его сына, а не никому не нужную (как он писал на страницах) историю.

- О, - только и сказал он, протянув руку и опустив ее.

- Я не могу сойти на берег, - покачала Белла головой, чувствуя себя взволнованно, и не только из-за крепнувшей в глубине души веры в лучшее. Она испытывала странный подъем: отвыкнув за год от общения, да и не особо раньше любя его, она вдруг осознала, как это может быть приятно. И это при том, что они произнесли вслух всего по паре ничего не значащих фраз, потому что совершенно разучились это делать. – Я могу заболеть.

- Как же ты прожила этот год? – искренне удивился он, нахмурив брови, которые образовали на его лбу красивую складочку – Белла называла ее «морщинкой ума». Такая же была у Чарли, когда он сидел над каким-нибудь полицейским делом и усиленно размышлял. Она обожала образованных, думающих мужчин. – Ты никогда не сходила на берег, ни разу за это время?!

- Нет, - Белла пожала плечами и смущенно натянула до запястий неизменный кардиган, спасающий от жалящих солнечных лучей.

- И все это время ты оставалась в море? Ходила без горючего, на одних парусах? Где ты научилась управляться с ними? – казалось, Эдварда шокировало предположение.

- Мой отчим был яхтсменом, - пояснила девушка. – Благодаря ему я и успела выйти в море, когда это все началось… ну, ты знаешь, что…

Эдвард кивнул. На его лице отразилась печаль.

- И что же ты ела? – напряг лоб он, пытаясь, вероятно, вообразить, сколько еды может вместить в себя такое маленькое судёнышко, как «Жемчужинка». Немного, - могла бы ответить Белла, - очень немного. На самом деле на ней не было практически ничего, ведь пришлось убегать в спешке.

- Рыбу, - девушка закусила губу, признаваясь в этом, как в какой-то слабости, - сырую…

Эдвард выглядел потрясенным. Похоже, он даже не предполагал, что рыбу можно употреблять в таком виде.

- Вначале было тяжело. - Белла с отвращением вспоминала то первое время, когда приходилось пересиливать себя, чтобы проглотить хоть кусочек. Но голод – не тетка, и после нескольких мучительных дней, когда ее желудок отторгал непривычную пищу, он смирился и принял сырой продукт. – Но потом организм приспособился. Ради выживания и не на такое пойдешь... – Белла пожала плечами: - Когда-то же люди питались, не имея огня.

- У меня есть хлеб, - проявил чуткость Эдвард, показывая куда-то назад. Белла была поражена, что мужчина в первую очередь предлагает ей что-то дать, а не собирается что-то отнять. Дикие времена никого не делают лучше, но Эдвард, похоже, оказался приятным исключением.

От названного продукта рот девушки наполнился слюной, от воспоминаний о вкусе закружилась голова.

- Хлеб? – растерянно переспросила она; даже и не мечтала, что когда-нибудь попробует его снова. После года отвратительнейшей еды хлеб казался ей пищей богов.

- Да, - мужчина охотно объяснил, снова махнув рукой за спину, на здание. – В отеле я нашел хлебопечь, кучу муки и все необходимые ингредиенты. Там есть электрогенератор и, пока имеется бензин, я пеку хлеб. Никогда не ел ничего вкуснее! – Он улыбнулся такой широкой, искренней, пленяющей улыбкой, что Белла чуть не расплакалась от одной только мысли, что разговаривает с кем-то живым. Ей очень, очень, очень сильно захотелось остаться. И попробовать хлеб. И научить этого неумеху ловить рыбу. И говорить вечерами о том мире, который больше не вернется к ним. И строить новую жизнь – без прежних благ, но по-своему идеалистическую. Жить вдвоем, создав нечто похожее на семью, которую они оба потеряли…

Белла не заметила, как ее зрение стало мутным от пелены слез. Она сморгнула влагу, встретив напряженный, испуганный и сочувствующий взгляд мужчины, который ей казался уже таким родным, словно они познакомились месяц, а не пять минут назад.

- Ты, правда, можешь сделать вакцину? – без особой надежды обратилась она к Эдварду, вновь помахав ежедневником, слова из которого звучали как мечта.

- Да! – без капли сомнений, решительно и уверенно заявил он, возрождая Беллу из пепла одиночества, в котором пребывать еще хоть какое-то время она теперь отказывалась.

- Если я возьму тебя на борт и отвезу туда, где есть медицинское учреждение, ты сможешь сделать для меня препарат? – Она задала вопрос, но уже была уверена, что ответ будет положительным. Эдвард выглядел так, будто сделает что угодно, даже построит космический корабль, лишь бы она осталась здесь, с ним. Он тоже не хотел больше быть один.

- Клянусь, - пообещал он и тоже заморгал, как будто пытается не заплакать.

- Это острова Фиджи, - зачем-то сообщила она – он наверняка уже это знал. – Мы доберемся до столицы – Сувы, она отсюда в паре сотен километров. – Белла спустила трап, чтобы Эдвард мог взобраться. – Ты устроишься на корме – в каюте буду спать только я. Могу дать тебе теплое одеяло или возьми своё. Это не потому, что я злая, - оправдывалась она, - просто я могу заразиться… ты был на берегу…

- Это разумно, - прервал он ее жестом руки, все понимая, - и я абсолютно с тобой согласен. Пожалуйста, не бойся меня! Клянусь, я не сделаю ничего, что может навредить тебе. Ты первый встреченный мной живой человек, и твоя жизнь – самое бесценное, что сейчас есть для меня в этом мире.

Они еще несколько минут проговорили, обсуждая детали. Тримаран был маленьким судном, и Эдварду довольно проблематично будет оставаться на корме, если начнется шторм. К счастью, барометр пока не предсказывал изменений в погоде – в это время года на Фиджи нечасто поднимались ветра.

Спустя примерно час Эдвард вернулся к «Жемчужинке» во всеоружии, взяв с собой рюкзак, набитый консервами для двоих и необходимыми ему медицинскими книгами. Переплыв маленькое расстояние с вещами, поднятыми одной рукой над головой, он взобрался на борт и сделал то, что велела Белла – уселся на корме, надежно привязав рюкзак к поручням, после чего достал прозрачный полиэтиленовый пакет и протянул Белле – внутри находилась половина буханки хлеба.

- Я не трогал его руками, - пообещал Эдвард и положил хлеб на палубу между собой и девушкой, у которой немедленно заурчало в желудке. – Я уверен, что вируса в нем нет – я прогрел его до двухсот двадцати градусов, пока собирал вещи. Хлеб не заразен.

- Спасибо, - потрясенно шепнула Белла и аккуратно двумя пальцами вытащила лакомство из пакета, который тут же подхватил ветер и унес вдаль. Оба путешественника рассеянно следили за его полетом.

- На самом деле я думаю, что на этом острове для тебя опасности уже нет, - тем временем размышлял Эдвард вслух, пока девушка поедала буханку, жмурясь от удовольствия. – Я очистил его от тел, а красная сыпь не может существовать вне их. По моим наблюдениям, для заражения нужен прямой контакт или определенная концентрация, которая сейчас сохраняется только в крупных городах. Ты вполне могла сходить на землю в безлюдных местах.

- Я знаю, - кивнула Белла, хотя из осторожности ни разу не рисковала, чтобы проверить это. – Пару раз я пришвартовывалась к брошенным кораблям, ища запасы. Если люди на них и умерли когда-то от этой сыпи, то на меня она уже не оказала влияния. Впрочем, я ни разу не обследовала корабль с трупами – только пустые.

Эдвард кивнул, понимающе приподняв уголки губ.

- Прошло уже больше года с тех пор, как вирус был активен. Я тоже не представляю для тебя угрозы, так как у меня иммунитет. Но в Суве, - он поднял глаза и многозначительно посмотрел на напряженную девушку, - тебе стоит остаться на корабле.

- Да, - кивнула Белла. – Я встану на якорь неподалеку и увижу тебя в бинокль, как только ты вернешься на пристань.

- Мне понадобится несколько дней…

Футболка прилипла к груди мужчины, обозначив мускулы, бронзовые локоны налипли на лоб. «Жемчужинка» вдруг будто в два раза уменьшилась, такой разительной была для Беллы перемена. Впервые за долгое время она разделяла свой плавучий дом с кем-то другим.

- Как думаешь, кто-то еще, кроме нас, остался в живых? – тихо поинтересовалась она, стараясь не пялиться слишком откровенно на мужчину, который оказался не только воспитанным, но и довольно красивым.

Эдвард посмотрел на девушку с любопытством.

- Раньше я думал, что нет, - признался он, разглядывая попутчицу менее сдержанно, чем это делала Белла. – Но теперь, видя тебя, уверен, что они есть.

Белла кивнула, считая так же. Предполагая, что все они скрываются в хорошо защищенных местах – в военных бункерах, предназначенных для правительства, например. Или в холодных частях планеты, где вирусу не выжить.

- Хочешь найти их после того, как я сделаю для тебя вакцину? – спросил Эдвард напряжённо.

Немного подумав, Белла грустно покачала головой.

- Вряд ли это хорошая идея. – Она не стала рассказывать Эдварду о встрече с военным кораблем, но в глубине души боялась вновь пережить это разочарование: встретить других людей, опустившихся на уровень скотов. И стать их рабыней.

Она подняла якорь и расправила паруса. Эдвард следил за ней, не двигаясь с выделенного ему места, честно исполняя приказ хозяйки, и в его глазах иногда отчетливо вспыхивало восхищение. Постепенно девушка расслабилась, позволив надежде занять ячейку в сердце, расширяющуюся и прогоняющую лёд одиночества. Шаг сделан – оставалось отдать свою жизнь на волю судьбе, также как она отдавала тримаран на волю ветра ежедневно, также как когда-то она отдала решение на волю Фила, доверилась ему – и тем самым спаслась.

Белла смотрела вперед, следила за такелажем и горизонтом, скоростью и направлением ветра, время от времени обращая внимание и на мужчину, почти не отводящего взгляда от нее. Он – впрочем, как и она – никак не мог перестать наслаждаться прекрасным видом другого человека, выжившего в этом обезумевшем мире. Это чувство было по-настоящему будоражащим, волшебным. В него почти невозможно было поверить, казалось – закроешь глаза, и это окажется сном. Фантазией сошедшего с ума одиночки.

- Белла? – спросил Эдвард, впервые за несколько часов обратившись к девушке напрямую, когда она подошла проверить натяжение троса на корме.

- Мм? – автоматически ответила она; так же свободно, как когда-то в прошлой потерянной жизни отвечала маме или Филу. Вспомнить старые привычки оказалось так легко…

- Ты останешься после этого со мной? – в уголках его губ блуждала робкая, полная хрупкой надежды улыбка, но в бездонной глубине глаз мерцал всепоглощающий страх.

Разве у нее был другой выбор?

Разве она не приняла решение еще тогда, когда вытащила историю из бутылки и узнала, что этот человек жив?

Разве она хотела снова остаться одна?

Разве могла даже думать о такой возможности?

- Да, - ответила она с уверенностью, которая шла из самой глубины души, из бьющегося от радости сердца.

_____________________


От автора: Если вам захочется поделиться мыслями, буду рада видеть вас на Форуме