Ну, первое, что я могла сказать, так это то, что встретили меня не очень радушно. Как только я вошла в класс, пару человек обернулись, бегло осмотрели меня, а затем вновь вернулись к своим делам. Если, конечно, пустая болтовня может считаться «делом». Остальные вообще решили проигнорировать меня, не удостоив и каплей внимания. Что ж, обидно немного.

Я не хотела сильно выделяться из всех, потому что если на меня смотрели, со мной обязательно что-то случалось. Не самое хорошее, естественно. Обычно я говорила какую-то глупость. Но если мои бывшие одноклассники к этому привыкли и лишь по-доброму смеялись надо мной, то незнающие могли просто покрутить у виска. Что, в общем-то, является вполне себе адекватной реакцией на мои весьма странные высказывания.

Но всё-таки я не думала, что всем будет настолько всё равно, что в их классе появился ещё один ученик. Ну, или я всё преувеличиваю, и просто никто не понял, что я и есть новенькая. Мало ли, кто мог зайти в кабинет. Мысленно закатив глаза на свою недогадливость, я прошла к столу учителя, поздоровалась и назвала своё имя.

Он тоже представился, но это как-то прошло мимо моих ушей, и я не запомнила, а переспросить не решилась. Да и нет в этом смысла, в любом случае через пять минут забуду. Можно подумать, что у меня память как у рыбы, да и что я мозгами не блещу, и, возможно, так и есть, но в основном у меня проблемы именно с местностью, лицами и именами, а в остальном я очень даже похожа на нормальных разумных людей. Хотя в это сложно поверить, я знаю.

Прозвенел звонок, и все нехотя отправились по своим местам. Судя по недовольным лицам, рассадку составлял учитель, как, в принципе, и в моей старой школе. Физик попросил меня пока постоять, чтобы он сам решил, куда меня посадить.

Поскольку я стояла посреди класса, ребятам ничего не оставалось, кроме как посмотреть на меня. Взгляды были либо скучающими, либо какими-то неприветливыми.

— Это Юля Власова, ваша новая одноклассница. Познакомитесь получше с ней на перемене, а пока, Юля, сядь за вторую парту третьего ряда к Катерине.

В классе послышались смешки, но я не поняла, чем они были вызваны. Коря себя за то стеснение, что я испытывала, я прошла туда, куда сказал учитель, и уселась на стул. Ладно, вроде бы самое страшное позади. Краска медленно начала приливать к моему лицу, и я постаралась прикрыться волосами.

Учитель, к счастью, начал объяснять параграф, который я проходила неделю назад, так что можно было его не слушать и полностью погрузиться в свои мысли. Итак, первое, что я поняла, многим — а особенно девочкам — не нравятся новенькие. Такая тенденция наблюдалась и у меня в школе, — похоже, я всё буду сравнивать с ней — и, скорее всего, это от того, что в лице каждой ученицы девочки видят соперницу.

Они просто не в курсе, что я явно не из тех, кто добивается и, уж тем более, отбивает парней. И они ко мне тоже не особо тянутся, что меня вполне устраивает.

С этим, мне так кажется, я смогу разобраться, да и вскоре девчонки всё сами поймут. Но вот что меня ещё заинтересовало: с чего это всех рассмешило моё место? Или всё дело во мне?

Я надеялась на первое, и решила сразу же разузнать всё, как есть у Кати — вроде бы так назвал её физик.

Для начала я её осмотрела. Внешность как внешность: каштановые волосы, — как и у половины девочек в классе — миловидное лицо. Ничего такого, что могло её как-то выделить из всех. Не найдя в ней ничего отталкивающего, я шёпотом спросила:

— Почему все смеялись?

Катя посмотрела на меня обиженно, а затем тихо буркнула:

— Не знаю. И вообще, я Бориса Анатольевича слушаю.

— Окей, — подняв руки вверх, проговорила я, показывая, что больше лезть не буду. Странненькая эта Катерина. Наверное, от того все и смеялись. В каждом классе есть такие люди, я это давно заметила. Очень часто над ними издеваются, ну, а я всегда старалась поддерживать с ними более-менее нормальные отношения. Если такое вообще реально.

Урок шёл медленно, и я каждую минуту поглядывала на наручные часы. Но, как бы мне не хотелось, время шло всё с той же скоростью.

Я всё размышляла, стоит ли как-то попытаться влиться в коллектив или достаточно просто сидеть и ждать, что кто-то ко мне подойдёт? В первом варианте был риск того, что меня пошлют, а во втором — что моё существование просто-напросто проигнорируют.

Я любила иногда побыть в одиночестве, но не до такой степени. Мне нужны здесь, если не друзья, то хотя бы очень хорошие знакомые. Так что, взвесив все «за» и «против», я всё-таки решилась сделать первый шаг сама, и теперь не могла дождаться конца урока.

Я боялась, что в последний момент передумаю, да и вообще, беспокоилась о реакции одноклассниц. Да, в первую очередь я решила подойти к ним. Мальчики меня не особо интересуют. Раньше я начинала общаться с парнями от того, что те были в той же компании, что и я. А кто меня, так сказать, вливал в эти самые компании? Верно, девочки!

И вот, долгожданный звонок прозвенел, и я спокойно, усиленно делая вид, что меня ничто не беспокоит и никакие сомненья не снедают, начала собирать вещи в сумку.

Поднялась с места я примерно в то же время, что и остальные. Выйдя из кабинета, я последовала за мальчиком с забавными кудряшками — по нему было проще ориентироваться, да и видно его причесон издалека. В итоге все мы дошли до очередного кабинета и остановились. Какая-то брюнетка впереди меня сделала это чересчур быстро, а затем ещё и обернулась, и я, не успев среагировать, впечаталась прямо в неё. Девушка эта оказалась высокой, — я надеялась, что это не я такая низкая — так что моя макушка как раз доставала до её губ. В общем-то, я её нехило треснула. Она оттолкнула меня и прикрыла рот ладошкой.

Итак, ошибка номер один: если ты не виновата, не извиняйся. Иначе все вокруг будут тебя судить, ведь ты сама себя обвинила.

Я испуганно начала просить прощения. Мне было жаль мою одноклассницу, и на тот момент я чувствовала себя действительно несколько виноватой, хоть это было не так.

— Ты совсем что ли? Смотреть надо, куда идёшь! Тупица, — воскликнула брюнетка, и слова её мне совсем не понравились. Я, хоть и скромная, но на подобные вещи привыкла отвечать. Скорее всего потому, что меня оскорбляли крайне редко, и обычно кто-то сразу вставал на мою защиту. Жутко расстроенная, я, без какой-либо агрессии, проговорила:

— Вообще-то, ты сама врезалась в меня.

Итак, ошибка номер два: когда ты в незнакомом и уже сформировавшемся коллективе, то не стоит спорить с кем-то, кто является его составляющей, на глазах у всех, просто смирись и согласись.

Возможно, если бы я промолчала, всё сложилось бы иначе. Но уже ничего не исправишь. Именно это я повторяла себе уже потом, каждый раз вспоминая эту ситуацию.

— Посмотрите, какая наглая, — возмутился кто-то из толпы. Это был парень. Он подошёл к «пострадавшей», отнял её руки от лица и, приподняв его за подбородок, с серьёзным видом осмотрел ужаснейшую травму. — Вот же тварь, а. Ещё и отмазываешься.

Я почувствовала себя жутко неудобно и совсем не знала, что сказать. На мою защиту никто не встал, на что и стоило рассчитывать, но всё же я, привыкшая к хорошему отношению со стороны сверстников, не могла просто смириться с такой несправедливостью.

— Что, не знаешь, что сказать? — язвительно поинтересовалась какая-то девчонка. Её злорадство говорило за неё. Она лишь ждала повод, чтобы прикопаться ко мне. Как и большинство других моих одноклассничков, похоже.

— Ладно, простите, я была не права, — проговорила я, но сарказм было очень сложно не услышать — не потому что я так захотела, а потому что не смогла совладать с эмоциями. Сложно было описать, какую жуткую обиду я испытывала. Я была более чем уверена, что как только всё это закончится, я разревусь. У меня всегда была немного запоздалая реакция.

— Нормально извинись, — потребовал тот самый заступник, подойдя ко мне. — И не перед нами, а перед ней.

— Я уже просила у неё прощения. Или мне что же, на колени встать? — спросила я, и на этот раз вправду без яда в голосе: так, совсем чуть-чуть, проскользнуло даже отчаяние.

— Да хоть бы и так, — вдруг снова напомнила о себе причина всего этого концерта. Вокруг нас уже столпились все одноклассники — и, возможно, ребята с параллели — и наблюдали за всем происходящим. Я не могла разобрать, что они говорили, меня вообще уже ноги еле держали. Вот и познакомилась с девочками.

Я уж было открыла рот, желая высказаться как всегда со своей особой интонацией — помесь возмущения и обиды, что-то в этом роде, но меня перебили.

— Ой, всё ясно с ней. Пойдём отсюда, Кристин, ну её, эту дуру. — Посмотрев на меня, как на помои, ей Богу, защитничек обнял бедную и несчастную Кристину, у которой вправду несколько опухла губа, и прошёл в кабинет, который открыла учительница.

— Вы проходите? — спросила она, выжидающе глядя на собранную толпу. Все разочарованно вздохнули, вероятно расстроившись, что такие разборки прервали, и направились в класс. Некоторые попутно с этим задевали меня плечом так, что меня толкало из стороны в сторону, и, в конце концов, коридор почти полностью опустел. Я взглянула на часы, удостоверилась в том, что до начала урока у меня ещё есть время, и, стараясь скрыть свои эмоции, пошла искать место, где можно было бы отсидеться до звонка.