Этого не может быть
Категория: Собственное
Номер цитаты: Сумерки. Глава 20
Бета: +
Жанр: романтическая сказка
Рейтинг: PG-13
Саммари: Еще одна история о любви. Сказочная, потому что в реальном мире такого быть не может. А может, и в сказке тоже…
Проснувшись, я не поняла, где нахожусь.
Темно. Душно. Жарко.
Меня окутывала, душила и затягивала в себя горячая темнота, придавливая сверху чем-то тяжелым и стягивающим движения. В ужасе я забарахталась, пытаясь высвободиться, глотнуть воздуха, вырваться из сжимающих тело пут…
Мой крик затерялся где-то в непроглядной тьме, словно бы пойманный на лету. Рука коснулась чего-то мягкого, висевшего в воздухе. Я в ужасе уцепилась за это что-то, дернула – и на меня пролился серебряный свет полной луны, заглядывавшей в окно огромной комнаты. Тяжелая бархатная занавесь надежно укрывала гигантскую кровать от сквозняков и нескромных взглядов. С потолка смотрели хихикающие розовые младенцы, сжимающие в пухлых ручках кто лук со стрелами, кто чашу с водой, а кто и белые лилии.
Я с облегчением откинулась на россыпь мягких подушек. Воспоминания вихрем закружились в голове.
…Конец весны. Жаркий день, больше подходящий для лета, но радующий глаз буйным весенним цветением: белые ландыши, лиловые анемоны, желтые примулы и нежные фиалки. Одуряюще пахнут тяжелые кисти сирени, легкая бело-розовая фата окутывает дикую яблоню, привлекая шмелей и пчел, украшена белоснежными гроздьями рябина. В кусте шиповника пищат трясогузки, высоко в небе поет жаворонок, а неподалеку шумно выясняют отношения два самца барсука.
Лес живет своей жизнью – шуршит, щебечет, ворчит, шелестит и жужжит, не мешая мне заниматься обычными дневными делами, пока внезапно меня не настораживает звук, резко выбивающийся из мирного течения жизни – собачий лай. Миска с тестом едва не падает из рук, и я настороженно прислушиваюсь. А чуть позже чета зябликов в компании стайки вьюрков влетает в окно моей хижины и наперебой рассказывает о происходящем.
Я облегченно выдыхаю: это не охота. Она пугает меня больше всего. После этого жестокого развлечения всегда остается лишь кровь, отобранные жизни и необратимые потери для леса. В лесу всего лишь заблудился всадник с собакой, и она зовет на помощь, потеряв след домой.
- Приведите их сюда, и я покажу дорогу, - кидаю я пташкам, вновь принимаясь за тесто. Может быть, успею сунуть каравай в печь до того, как потеряшку выведут к моей хижине. Такое бывает – нечасто, но случается. Обычно в мою часть леса не заходит никто из людей, но если уж ко мне забрел незваный гость – то его следует выпроводить, сделав все, чтобы он больше никогда не вернулся.
Но шум за дверью раздается слишком быстро. Я наспех заканчиваю возню с тестом, вытираю руки и выхожу на крыльцо, не накинув привычный морок – сгорбленная старуха с длинным кривым носом и седыми редкими волосами. Незнакомец видит мой подлинный облик – невысокая стройная девушка с длинными рыжими волосами, достающими почти до земли, и яркими зелеными глазами. Я же сначала обращаю внимание на роскошного жеребца – серого, мощного, длинноногого, потом на великолепного пса – крупного, с гладкой лоснящейся черной шерстью, и уже потом на всадника, соскочившего на землю.
Высокий, статный, молодой мужчина. Темные волосы. Ярко-синие глаза, почему-то напомнившие мне тишину и умиротворение лесного пруда. Несказанное изумление в них – наверное, такое же, как и в моих. Почему-то я не могу ни сказать положенное приветствие путнику, ни перестать рассматривать четкие черты его лица. Мы молчим оба, просто глядя друг на друга, пока рядом не раздается нетерпеливый лай пса. Незнакомец вздрагивает и смущенно объясняет то, что и так понятно:
- Прости, я заблудился.
Я киваю, почему-то еще не в силах обрести дар речи.
- Но я не думал, что встречу кого-то в такой глуши. Мой пес… Карел… вывел меня на эту поляну.
Я киваю вторично.
- Прости еще раз, но мне казалось, что в таком глухом лесу могут жить только ведьмы.
Я улыбаюсь и повожу плечами. Изумление в глазах путника на секунду сменяется страхом, но тут же он исчезает. Незнакомец еле заметно хмурится.
- Значит, то что мне показалось… что Карела сюда вывела стайка птиц… это не?..
Я с улыбкой качаю головой.
- Нет, тебе не показалось. Я попросила их привести вас сюда, иначе вы могли бы блуждать по лесу до ночи.
- Но зачем? – в притворном испуге поднимает четко очерченные темные брови незнакомец. – Не съесть же?
В его голосе нет страха. Я вижу смешинку в синих глазах.
- Я никогда не ем мяса, - слетает с моих губ. – Это глупые сказки, которыми старые бабки пугают непослушных детей.
А я никогда не развеиваю это заблуждение, чтобы жить в покое и мире в глубине дремучего леса, окруженной только птицами, деревьями и зверями. Никогда… кроме сегодняшнего дня.
- Я просто хочу показать дорогу домой.
Беру обеими руками голову пса. Незнакомец дергается, словно бы хочет о чем-то предупредить, но замирает, глядя на то, как его громадный пес смотрит прямо в мои глаза. Я быстро объясняю ему дорогу – направо, до большого дуба, через ручей, обогнуть осинник, а там уже будут знакомые ему места.
- Все. Он выведет вас к дому.
- Спасибо… Но я же не могу называть тебя просто ведьмой. Как тебя зовут?
- Элина, - вновь предают меня голос и губы. Я еще никому и никогда не называла своего имени.
- Спасибо, Элина.
Незнакомец садится на коня и уезжает, растворяясь в солнечном свете и зелени весеннего леса. И только теперь я осознаю, что не стерла ему память, как намеревалась сделать с самого начала, так неосторожно показав свой истинный облик…
…Пожинать плоды своей оплошности приходится буквально на следующее утро. На этот раз стайка возбужденно щебечущих пташек отрывает меня от перебора оставшихся корней и трав. Их сообщение заставляет меня нахмуриться, но вот сердце по какой-то странной причине начинает биться сильнее.
Я выхожу на крыльцо без обычных мер предосторожности – все равно вчерашний всадник уже видел меня. Главное – заставить потом его навсегда забыть как меня, так и путь сюда. Правда, почему-то от этой мысли на глаза наворачиваются слезы, а в груди становится неуютно…
Карел первый бросается здороваться со мной, тычется мокрым носом в руку и радостно машет хвостом. Мощный серый жеребец приветственно фыркает. Его владелец смотрит на меня все с тем же странным интересом.
- Доброе утро. Прости, но кажется, мы опять заблудились.
Карел возмущенным лаем сообщает мне, что это неправда. Я и сама знаю, что незнакомец лжет – его пес теперь в любое время сможет найти дорогу домой. Путник смущается и отводит глаза.
- Прости. Он сказал тебе, что я – несносный лгун?
Улыбка сама собой расцветает на моих губах.
- Да.
- Тогда мне стоит только признаться, что я просто хотел поблагодарить за помощь.
- Не за что.
Мне нравится, как звучит его голос – глубокий, мягкий, льющийся тягучим медом. Я хочу слушать и слушать его, но, к сожалению, лай Карела заглушает своего хозяина.
- А твой пес говорит, что ты хотел проверить, не приснилась ли тебе вчерашняя встреча.
- И это тоже, - соглашается незнакомец. – Но Карел знает не все. Например, ему неизвестно, как я мучился прошлой ночью оттого, что нарушил все возможные правила этикета и не представился, услышав имя дамы. Терзания совести заставили меня вскочить, как только показался первый утренний луч, и прибыть сюда, чтобы исправить свою ошибку.
«А заодно позволить мне исправить свою», - мелькает у меня в голове, но я быстро загоняю эту мысль подальше в сознание.
- И как же тебя зовут, о добрый рыцарь? – улыбаясь, спрашиваю я.
- Филипп.
- Тогда, по всей видимости, мне, как доброй и гостеприимной хозяйке, следует пригласить вас в дом и накормить. Подозреваю, что ни ты, ни твой пес еще не проглотили и макового зернышка.
Ответом мне служит восторженное подвывание Карела и благодарный взгляд его хозяина.
Филипп с неохотой уезжает ближе к полудню, полностью нарушив мой распорядок дня. Но я настолько зачарована его текучим голосом и синими глазами, что вновь забываю о мерах предосторожности...
…Следующим утром я почти не удивляюсь, когда пташки сообщают мне о госте. Я сержусь и на Филиппа – почему у него вдруг возникла привычка навещать меня, да еще и вставать для этого ни свет ни заря? Ближайший город в нескольких часах езды отсюда, а то, что Филипп не обычный крестьянин – видно с первого взгляда. У тех не бывает дорогой одежды, оружия и боевых жеребцов. И обращение «рыцарь» он принял как должное – значит, выходец из знатной семьи. Возможно, даже служит королю Филиппу VI Благословенному – вот и назван в честь Его Величества.
Сержусь и на себя – мне не следует так радоваться незваным гостям, тем более сейчас, когда столько дел. На крыльцо выходит страшная старая карга, сердито взирающая на белый свет одним ярко-желтым глазом и грозно помахивающая клюкой.
Никто не отшатывается в ужасе, как я ожидала. Карел все так же приветственно бросается ко мне и облизывает скрюченную ладонь с острыми когтями. Жеребец по имени Грей всем своим видом выражает веселье.
Филипп опускается на одно колено и преподносит мне букет свежесорванных полевых цветов.
- Прошу прощения за неожиданный визит, но мы прогуливались неподалеку, и я решил навестить тебя и порадовать красивым букетом, решив, что в такой глуши мало кто осмелится на это.
Я сдерживаю сердитое замечание – цветы тоже живые, они хотят расти и радовать глаз среди изумрудной травы. Мне действительно никто и никогда не делал никаких подарков, тем более преподнесенных от чистого сердца, а не в благодарность за услугу. А я вижу в синих глазах, что это именно так – он просто хотел подарить мне букет.
И принимаю цветы.
Филипп встает, церемонно целует мне руку и смущенно спрашивает:
- Элина, возможно, мой вопрос выходит за любые рамки, но я не могу не спросить: какой твой истинный облик? Этой милой старушки или красивой девушки?
Со вздохом я провожу раскрытой ладонью вдоль тела, принимая прежний вид. По плечам рассыпаются длинные рыжие пряди, достающие почти до земли. Светлеет и разглаживается кожа, глаза зеленеют, исчезает хромота и расправляется спина. Грязные и драные лохмотья превращаются в опрятное длинное платье цвета весенней травы.
- Это просто способ избавиться от незваных гостей, - с извинением выдыхаю я. Блеск в глазах Филиппа гаснет, и я торопливо добавляю: - Нет, не уходи. Я думала, это не ты, а кто-то другой.
Небольшая ложь, но ее могут выдать только зяблики и малиновки в кусте сирени. Стайка пташек разражается ехидным щебетом. Я краснею, но, к счастью, Филипп не может понять то, над чем они хихикают…
…Я просыпаюсь с первыми лучами солнца и, замешивая тесто для медового пирога, непроизвольно поглядываю в окно, уверяя саму себя, что просто любуюсь летним утром. Но, заслышав бодрый лай Карела, торопливо стряхиваю муку с передника, приглаживаю волосы и почти выбегаю навстречу Филиппу.
- Элина!
На этот раз ему удается завладеть моей рукой раньше Карела, и он нежно касается ее губами, чуть сжимая пальцами. Тепло разливается по телу. Мне не хочется, чтобы он отпускал мою ладонь, а Филипп не торопится это делать. Мы стоим и смотрим в глаза друг другу, не разнимая рук, пока мокрый холодный нос пса не приводит нас в чувство.
- Я заметил, тебе не нравятся цветы.
- Не то чтобы не нравятся… - запинаюсь я, не зная, как объяснить свои чувства.
- Тебе нравится, когда они растут на поляне, - подсказывает Филипп. – Я понимаю. Поэтому принес тебе другой дар.
Он достает… ярко-оранжевый шар размером с мой кулак и улыбается при виде моего явного удивления.
- Это плод с одного дерева в нашей оранжерее. Попробуй, он очень вкусный.
Я неуверенно беру шар и разглядываю его. Он шершавый на ощупь, упругий и приятно пахнущий.
- Позволь, я помогу тебе.
Филипп достает нож и счищает корку с плода, а потом разделяет его на дольки. Я беру одну в рот, не зная, чего можно ожидать. Рот заполняется кисло-сладким соком. Филипп озабоченно наблюдает за моей реакцией.
- Нравится?
- Да, - решаю я и уже смелее беру следующую. Она лопается у меня в руках. Оранжевый сок брызжет во все стороны, попадая на мое лицо и рубашку Филиппа. Мы ошарашенно смотрим друг на друга, а потом взрываемся от хохота. Карел непонимающе смотрит на нас, давая понять, что мы, люди, все одинаковые – даже те, кто может разговаривать с высшими существами – собаками.
Когда смех утихает, Филипп осторожно проводит пальцами по моей щеке, стирая яркие капли. Мне невыразимо приятно чувствовать его прикосновения и хочется, чтобы они не заканчивались никогда...
…Филипп приходит каждое утро все раньше и раньше и уходит все позже и позже. Мне волей-неволей приходится заниматься обычной рутиной при нем, и, к моему удивлению, он по мере сил помогает мне.
Держит раненого стрелой оленя, пока я заговариваю рану и засыпаю ее растертым тысячелистником. После этого я замечаю, что привычный арбалет на седле Грея исчезает, и в качестве оружия при Филиппе остается только нож. Против него я не имею возражений – это не только орудие убийства, но и полезный в хозяйстве предмет. И он пригождается, чтобы помочь зайчонку выпутаться из длинных стеблей тонкой травы.
Филипп затачивает концы длинных рогатин, чтобы ставить их в качестве подпорок под увешанные плодами ветви яблони. И режет на мелкие кусочки полезные корешки, помогая мне делать целебные зелья.
И бережно поддерживает лестницу, когда я лезу за самыми вкусными, самыми спелыми вишнями на верхних ветках дерева. А потом помогает спуститься, и мы неожиданно оказываемся очень близко друг к другу, так, что наши тела почти соприкасаются. Мое сердце бьется как птица, попавшая в силок. Я не сомневаюсь, что Филипп слышит это, но не хочу отстраняться, зачарованно глядя в его синие глаза.
Он наклоняется, и его губы касаются моих – робко, едва заметно. Филипп словно бы сдерживает себя от неправильного поступка, словно бы боится, что сейчас получит жесткий отказ. Но я сама приподнимаюсь к нему, и он целует меня уже увереннее, с каждым мгновением все больше подчиняя себе.
Корзинка с собранными вишнями падает на землю. Мои руки сами собой оказываются на плечах Филиппа, ощущая под тонкой рубашкой крепкое мужское тело. Он, в свою очередь, прижимает меня теснее, перебирает рассыпанные по спине длинные пряди и тихо стонет. Или этот негромкий звук принадлежит мне? Не знаю, да и не хочу знать, растворяясь в ласках моего мужчины.
Моего – потому что в глубине сердца я давно поняла это...
…А потом, на исходе лета, одним прекрасным днем Филипп не уезжает вечером, как обычно. Он остается со мной на ночь, и только рассыпанные по высокому черному небу звезды знают, что происходит между нами. Никто – ни ночные птицы, ни запоздавшие спрятаться в норку мыши, ни спящий у крыльца Карел не могут подойти к нам и на три дюжины шагов. Лес окружает нас непроходимой стеной, не давая непрошеному взгляду увидеть сплетенную в жарких объятиях пару.
Я теряю рассудок, выгибая спину и запрокидывая голову под ласками моего мужчины. Травы ловят наши стоны и крики наслаждения, надежно пряча их от всего мира. Тела мерцают в серебряном лунном свете, синие глаза становятся черными от страсти, распухшие губы, кажется, уже неспособны ни на что, кроме как шептать имя любимого…
Только на рассвете он поднимает меня на руки и уносит в хижину. Мы так и засыпаем – обнявшись, и мои длинные волосы укрывают нас обоих, словно плащом…
…Ближе к полудню Филипп уезжает, крепко поцеловав меня на прощание и извинившись – ему необходимо вернуться домой, но вечером, в крайнем случае завтра он обязательно вернется – просто не может не вернуться, потому что больше не представляет жизни без меня. Я улыбаюсь ему на прощание, хотя сердце разрывается от боли, а к глазам подступают слезы. Филипп больше никогда не вернется. Он не найдет сюда дорогу и просто не вспомнит обо мне. Никогда.
Ему не место здесь – в затерянной в глуши бревенчатой хижине. У него своя жизнь – в городе, в каменном доме, или, может, даже замке. Филипп должен взять себе в жены обычную девушку из хорошей семьи, стать главой многочисленного семейства, выезжать на рыцарские турниры и балы.
Лесная ведьма никогда не подойдет для роли его благонравной супруги.
Я прекрасно понимаю это. Представляю, что выскажет по этому поводу его семья и высший свет. Осознаю, что мы не подходим друг другу по статусу и положению.
Но… если бы он остался хотя бы еще на один день… еще на одну ночь… я никогда не смогла бы отпустить Филиппа.
И поэтому стираю его воспоминания, как должна была сделать уже давно. А еще, на всякий случай – заставляю Карела забыть дорогу на мою поляну. И мало того, прошу лес больше не пропускать их ко мне…
…Тянутся бесконечные дни и еще более бесконечные ночи. Осень сменяет лето. Все раньше темнеет, все позже светлеет. Улетают на юг птицы, готовятся к зимней спячке медведи и барсуки. Закатываются в листву ежи, укрывая себя от зимних морозов и снега. Не прекращается занудная морось – но я только приветствую ее. Под дождем можно уговаривать саму себя, что по щекам текут не слезы, а надоедливые капли.
Я тоскую по Филиппу – мучительно, безотрадно и безнадежно. Он приходит ко мне во снах – такой же улыбающийся, ласковый, нежный, как в нашу последнюю ночь. Он чудится мне днем – и я постоянно оборачиваюсь, подспудно ожидая, что увижу его крепкую фигуру за спиной. То и дело выглядываю в окно, услышав призрачный лай Карела...
…Мне плохо. Очень плохо. Все валится из рук. Подгорает в печи хлеб, но мне все равно, что есть – свежую горбушку или обугленную корку. В углах скопилась паутина. Горшки и тарелки на полке составлены кое-как и только чудом не валятся на давно немытый пол. Мой аккуратный и чистый домик все больше и больше приобретает вид жилища страшной лесной ведьмы.
И в день, когда землю покрывает первый снег, я прихожу к выводу – мне нужно еще раз увидеть Филиппа. Убедиться, что он полностью забыл обо мне и живет своей жизнью, полной счастья и смеха. Но для этого придется выбраться в город, потому что к себе я не хочу его звать. Второй раз мне не хватит душевных сил стирать его воспоминания...
…Лось подвозит меня к опушке. Дальше – уже окраина города. Первый же встреченный голубь согласно курлыкает, сообщая, что знает, где живет Филипп, высокий темноволосый мужчина с синими глазами. Первая же встреченная кошка уверяет, что может проводить меня к нему.
Мы - я и кошка – идем по выложенной камнями дороге. По обеим сторонам высятся каменные дома. Может быть, они и не такие огромные, как мне кажется, но по сравнению с моей хижиной - просто гигантские. Рядом с ними высятся деревья – сонные, сбросившие листву к зиме, и мое сердце теплеет от осознания того, что и в городе любят природу.
Везде люди: мужчины в широкополых черных шляпах и меховых жилетах, женщины в капорах и белоснежных передниках, возбужденно кричащие дети, напомнившие мне стайку пташек. Никто не замечает меня – я позаботилась о том, чтобы отвести глаза. Ни к чему удивленные взгляды, перешептывания за спиной и гневные восклицания.
Кошка выводит меня к искусно выкованной ограде, увенчанной острыми пиками. Она лапкой показывает за нее и мурлыканьем сообщает, что Филипп живет там, но она не знает, смогу ли я пробраться за ворота – их охраняют два человека в красной форме, вооруженные острыми алебардами. Сама кошка легко проберется в дыру в заборе, но она слишком мала для меня.
Я благодарю ее и отпускаю, изучая окрестности. За оградой виден замок – значит, мои догадки верны. Филипп происходит из высшего общества и живет при королевском дворе. Может быть, и не стоит пробираться внутрь. Там значительно больше людей, чем на улицах, мне будет сложнее скрыться от посторонних взглядов и легче нарваться на неприятности. Тем более что в замковом дворе начинается какая-то суматоха – суетятся люди, лают собаки, из конюшни выводят оседланных лошадей.
Охота? Тогда мне тем более пора возвращаться домой, в глубину леса. Я не выношу жестокости и крови и не люблю тех, кому нравится безжалостная потеха. Но может быть, среди охотников будет и Филипп? И я смогу увидеть его в последний раз, с арбалетом наперевес, и это зрелище навсегда заставит меня забыть его?
Возможно. Тем не менее стоит отойти подальше, чтобы разгоряченные лошади не затоптали меня копытами. Я иду вдоль ограды – не очень далеко, так, чтобы хорошо видеть тех, кто выедет из замка, и проверяю, что меня по-прежнему никто не может заметить.
- Дорогу Его Величеству!
С лязгом поднимается решетка. Мужчины в красной форме с усилием раскрывают ворота.
Я успеваю подумать, что наконец-то увижу короля, на землях которого, собственно, живу, но тут сердце пропускает удар.
Из распахнутых ворот рысью выезжает только один серый жеребец, рядом с которым несется крупный черный пес. Поводья держит темноволосый мужчина, и, хотя цвет его глаз невозможно различить, я совершенно точно знаю, что они синие.
Филипп.
Я впитываю его облик: нахмуренные брови, плотно сжатые губы, упрямо выдвинутый подбородок. Непохоже, что он светится от счастья и радуется жизни.
Порыв ветра раздувает подол платья и волосы. Карел, втянув чутким носом воздух, внезапно резко разворачивается в мою сторону и с громким лаем кидается ко мне.
- Ох…
Я могу отвести глаза людям, но не нюх – собакам. Я заставила Карела забыть дорогу, но не себя. Пес, не в силах сдержать радость от долгожданной встречи, лижет мне руки и виляет хвостом.
- Карел, что с… Боже милостивый…
Я замираю, забыв про пса. Этого не может быть. Это невозможно.
Но Филипп спрыгивает с Грея и быстрыми шагами, почти бегом идет ко мне. Именно ко мне, не к своей собаке. Он видит меня, потому что его губы произносят мое имя.
- Элина? Но… Элина!
Я все еще не могу отойти от изумления. Он не может видеть меня. Он не может помнить меня. Но Филипп и видит, и помнит, и кружит меня на руках, сбивчиво объясняя:
- Я искал тебя все это время, но никак не мог найти. Мы с Карелом объездили весь лес, мы проводили в нем дни напролет. Я пытался найти дорогу к тебе, спрашивая во всех окрестных деревнях, и боюсь, что теперь крестьяне считают своего короля не Благословенным, а Безумным, так что не удивляйся, если услышишь мое новое прозвище. Но где ты была? Я скучал по тебе. Ты не представляешь, как я по тебе скучал…
Его губы прижимаются к моим.
В моей голове крутится множество вопросов, но все они сейчас не имеют значения. Какая разница, почему это возможно и как это произошло? Важно только одно: Филипп помнит меня, обнимает меня и, кажется, больше никуда и никогда не отпустит…
Высыпавшие из-за ограды богато одетые люди, слуги, охрана у ворот – все смотрят, как Его Величество целует незнакомую девушку с длинными рыжими волосами…
Я поуютнее устроилась на россыпи подушек, слишком поздно осознав, что мой крик мог разбудить Филиппа. И не ошиблась. Он обнял меня за плечи, притянув к себе.
- Элина, что случилось?
- Ничего.
Я приподнялась и поцеловала его. Филипп не поддался на провокацию.
- Но ты кричала.
- Правда, ничего. Я просто не сразу вспомнила, что теперь живу не в хижине.
- Придет весна – и мы вернемся туда, если захочешь. А сейчас, пока стоят морозы, в замке будет лучше, поверь мне.
- Я верю, - с чувством прошептала я, кладя голову на плечо своего мужа.