Форма входа

Категории раздела
Творчество по Сумеречной саге [264]
Общее [1686]
Из жизни актеров [1640]
Мини-фанфики [2734]
Кроссовер [702]
Конкурсные работы [0]
Конкурсные работы (НЦ) [0]
Свободное творчество [4826]
Продолжение по Сумеречной саге [1266]
Стихи [2405]
Все люди [15365]
Отдельные персонажи [1455]
Наши переводы [14628]
Альтернатива [9233]
Рецензии [155]
Литературные дуэли [105]
Литературные дуэли (НЦ) [4]
Фанфики по другим произведениям [4317]
Правописание [3]
Реклама в мини-чате [2]
Горячие новости
Top Latest News
Галерея
Фотография 1
Фотография 2
Фотография 3
Фотография 4
Фотография 5
Фотография 6
Фотография 7
Фотография 8
Фотография 9

Набор в команду сайта
Наши конкурсы
Конкурсные фанфики

Важно
Фанфикшн

Новинки фанфикшена


Топ новых глав лето

Обсуждаемое сейчас
Поиск
 


Мини-чат
Просьбы об активации глав в мини-чате запрещены!
Реклама фиков

Отмеченные
Каждый человек рождается с уникальной татуировкой. Когда ты влюбляешься, вне зависимости от обстоятельств, татуировка того, в кого ты влюблён, появляется и на твоём теле. Не так уж просто носить своё сердце на коже. Но, в конце концов, любовь приходит, когда ей заблагорассудится. Неразделённая. Непрошенная. Неопровержимая.

Голос сердца
Отправляясь на войну, он не знал, насколько высокую цену придется заплатить за благородное стремление обеспечить семью.
Фантастика, антиутопия, драма, экшен.

Любовь слаще предательства
Эдвард не жил вместе с Карлайлом и не знает, что можно пить не только человеческую кровь. Он ведет кардинально иной образ жизни. Как же он поступит, встретив Беллу?

Отверженная
Я шла под проливным дождём, не думая даже о том, что могу промокнуть и заболеть. Сейчас мне было плевать на себя, на свою жизнь и на всех окружающих. Меня отвергли, сделали больно, разрушили весь мир, который я выдумала. Тот мир, где были только я и он. И наше маленькое счастье, которое разбилось вдребезги.

Горячий песок
Про первые неуверенные шаги во взрослую жизнь.

Сияние луны
Эдвард и Белла счастливо женаты. Лишь одно беспокоит мужчину: раз в месяц его жена уезжает и просит мужа не сопровождать ее. Что за тайну скрывает Белла? И почему она отвечает, что если Эдвард поедет с ней, то они больше не смогут быть вместе?
Мистический мини-фанфик.

Ледяная игла
Это всего лишь долгожданные выходные, которые хочется провести на тихой и самой безопасной планете галактики Пегас с любимой женщиной. Что может пойти не так?
Фантастика, приключения, романтика

...Je t'aime...
Иногда судьба даёт нам второй шанс…



А вы знаете?

А вы знаете, что в ЭТОЙ теме вы можете увидеть рекомендации к прочтению фанфиков от бывалых пользователей сайта?

...что вы можете заказать в нашей Студии Звукозаписи в СТОЛЕ заказов аудио-трейлер для своей истории, или для истории любимого автора?

Рекомендуем прочитать


Наш опрос
Что вы чаще всего делаете на TR?
1. Читаю фанфики
2. Читаю новости
3. Другое
4. Выкладываю свои произведения
5. Зависаю в чате
6. Болтаю во флуде
7. Играю в игры
Всего ответов: 7821
Мы в социальных сетях
Мы в Контакте Мы на Twitter Мы на odnoklassniki.ru
Группы пользователей

Администраторы ~ Модераторы
Кураторы разделов ~ Закаленные
Журналисты ~ Переводчики
Обозреватели ~ Художники
Sound & Video ~ Elite Translators
РедКоллегия ~ Write-up
PR campaign ~ Delivery
Проверенные ~ Пользователи
Новички

Онлайн всего: 151
Гостей: 141
Пользователей: 10
Rirysha, Milochk@1504, анс95, Selenas, Marysya5731, siliniene7, mistyurinaviktoria, Rumi, jekaterinakrasnova, Natasha123
QR-код PDA-версии



Хостинг изображений



Главная » Статьи » Фанфикшн » Свободное творчество

Дорога к себе. Пережить весну

2024-3-29
4
0
0
Название: Дорога к себе. Пережить весну

Авторы: O_Q (Ольга); partridge (Анна)
Бета: Marishelь (Марина)
Жанр: мелодрама, hurt/comfort
Рейтинг: PG-13
Пейринг: Саша/Кирилл
Описание: Кто бы мог подумать, к каким майским неожиданностям способны привести мартовские неприятности и апрельское ненастье. Не зря один очень умный человек сказал: "Чтобы найти верную дорогу, сначала надо заблудиться" (Бернар Вербер «Книга Путешествия»).
От автора: Все события, имена и топонимы вымышленные, любые совпадения случайны.




…Душа отправлена судьбой
На переплавку,
Ты станешь новою собой…
И на поправку
Пойдёт восставшая душа,
И возродится,
Всю боль и беды сокруша,
Как феникс-птица.

Арина Забавина, 2014


- Ма-а-а-ма! Как ты не понимаешь?! Такой шанс раз в жизни бывает! Ну пожалуйста! Всего неделя! - канючила Саша, глядя матери в спину. Та крутилась у плиты, заткнув кухонное полотенце за пояс джинсов.
- Целая неделя! А колледж? Ты с ума сошла, Александра! Какая может быть поездка в середине семестра?
- Я все догоню… Договорюсь…
- Что это за фестиваль? Где вообще этот Корязин находится? – мать поставила перед дочерью тарелку с жареной картошкой.
- «Новый звук», - вопросы по существу воодушевили Сашу, и она принялась объяснять, размахивая вилкой: - Ленкин парень – ударник «Тарантулов», так что они уже все организовали. Ты не представляешь, какое везение, что они согласились взять нас…

- Саша, послушай себя! Это же безумие! - мать устало опустилась за стол и потянулась к хлебнице. – Черт побери, Александра, опять ты хлеба не купила? Ну ничего нельзя попросить сделать! Никуда ты не поедешь с этими пауками!
- С «Тарантулами»! Ты не можешь мне запрещать, я уже совершеннолетняя! И я все равно поеду! – Саша швырнула вилку на стол и выскочила из кухни.
- Ах так?! Взрослая, значит? Уматывай! Только не рассчитывай, что я дам денег на это безобразие!.. Разговор окончен! – крикнула ей вслед мать.
- Вот всегда она так! Все портит! Все всегда портит! Ненавижу ее! Ненавижу!.. – сквозь зубы шипела Саша, смаргивая злые слезы и торопливо бросая в рюкзак паспорт, косметичку, белье и теплую кофту. Уходя, она демонстративно швырнула ключи на зеркальную полочку и захлопнула за собой дверь.

***

Утреннее – да что там, уже почти полуденное – мартовское солнце простреливало лучами тюль и беспрепятственно поджаривало комнату. Вставать, чтобы задернуть шторы, не хотелось категорически, но все-таки пришлось. Прошлепав босыми ногами по паркету, он сердито рванул синюю с золотом плотную ткань – и громко выругался, когда карниз с жалобным звоном повис на одном креплении, а штора бесполезно сползла на металлических кольцах в нижний угол окна.
Пока залезал на подоконник, пока кое-как восстанавливал пристойный вид этого чахлого сооружения, окончательно проснулся и с отвращением посмотрел на постель, где проводил в последнюю неделю слишком много времени. Нашарил не глядя тапки, обулся и побрел к двери. В коридоре споро орудовала пылесосом домработница Зоя.
- Кирилл Владимирыч, доброе утро! – обрадовалась она. – Можно в вашей комнате прибраться, не побеспокою?

- Доброе, - вяло буркнул он, уже не пытаясь спорить против дурацкого «Владимирыча», по опыту знал, что бесполезно, и потащился в ванную, а оттуда на кухню.
Пока неохотно жевал, невидяще глядя в окно на развеселившихся по случаю солнышка воробьев, слышал, как Зоя, жизнерадостно напевая какой-то мотивчик, снует по его комнате, наводя там порядок. Потом снова зажужжал пылесос.
Кирилл бросил взгляд на часы – полпервого. Надо уносить ноги, скоро явятся на обед родители, и вот уж с ними встречаться он не желал совершенно. Отец будет тяжело молчать, избегая его взгляда, а мать, наоборот, разговаривать фальшиво оживленно, как с больным, которому не хотят сообщать неутешительный диагноз. Кирилл тяжело вздохнул: свой «диагноз» он, к сожалению, хорошо знал.

Выждав еще немного, пока мурлыканье домработницы не переместилось в отцовский кабинет, он поставил стакан в мойку, вернулся к себе в комнату и плюхнулся на теперь уже аккуратно застеленную тахту. Посмотрев пару минут в потолок, тихо чертыхнулся, перекатился на живот и вытащил из-под тахты верный ноутбук. Но не успел даже дождаться, пока загрузится система, как в дверь уверенно постучали.
- Ки-ира, можно к тебе? – Он сердито нахмурился, услышав ненавистное обращение. Так называла его только мать. Называла, хотя прекрасно знала, что он не любит это манерное, совершенно женское имя.
- Конечно, мам, - откликнулся он предельно вежливо и сел, поспешно затолкав ноут обратно под тахту. С некоторых пор при виде компьютера мать морщилась, как будто съела что-то горькое.

К его удивлению, в комнату вошли оба – и мать, и отец. Пришлось встать, потому что сидя он чувствовал себя как-то неуверенно.
- Кира, у нас к тебе серьезный разговор, - начала Ираида Витольдовна, нервно поправляя и без того аккуратно уложенные обесцвеченные волосы. И обернулась к мужу: - Вольдемар, может быть, ты все-таки скажешь сам? - в голосе женщины прозвучало раздражение. Она сердито прищурилась и порывисто прошлась по комнате. – В конце концов, это твоя идея.
Отец откашлялся и потер крупной рукой лоб. Кирилл настороженно смотрел на него, не зная, чего ожидать. Владимир Степанович Ромашов был немногословен и обычно уступал право голоса, как и право решения, своей энергичной и говорливой супруге. Хирург от Бога, он преображался только возле операционного стола, творя чудеса с внешностью пациентов и пациенток медицинского центра «Краса», который принадлежал его жене, матери Кирилла, Ираиде Красовской, наотрез отказавшейся брать слишком простую, на ее взгляд, фамилию мужа. Ни для кого не было секретом, что семейным бизнесом, как и семьей в целом, уверенно руководила именно эта хрупкая сероглазая женщина, сейчас выжидательно глядевшая на мужа.

- В общем, так, - наконец заговорил Владимир Степанович, заложив руки за спину и глядя куда-то мимо Кирилла. – Твоей матери удалось практически невозможное: тебя уволили из кардиоклиники «по собственному желанию». И пообещали не давать делу ход, если ты, в свою очередь, проявишь сдержанность. Мама дала им гарантии, так что… Но ты, надеюсь, понимаешь, что сейчас не можешь рассчитывать на хорошую работу.
- Сейчас? – вырвалось у Кирилла.
Отец поморщился:
- Ты меня понял. Все должно успокоиться, улечься. Рано или поздно эта история забудется. Ревск – крупный город, здесь достаточно больниц, медцентров… но пока циркулируют эти слухи, тебя не возьмут даже участковым в поликлинику.

Кирилл упрямо выпятил подбородок, став при этом еще больше похожим на отца. Только глаза у него были не карие, а серые, как у матери:
- Участковым я и сам не хочу.
Владимир Степанович побагровел:
- О твоих желаниях сейчас лучше помолчать! – рявкнул он и впервые прямо взглянул на сына. – Я понял тебя, когда ты отказался работать в нашем центре – захотел самостоятельности, да и вообще… «не твой профиль» - передразнил он интонации сына и осекся, посмотрев на жену, однако продолжил в том же напористом тоне: - Короче, скажи спасибо, что у меня есть друзья в комздраве! Улицкий уже и там побывал, не сомневайся. Но я поговорил с Григорием Марковичем, и он нашел прекрасный выход из ситуации.

Кирилл молчал, глядя в глаза отцу. Бесполезно оправдываться, что-то доказывать. Тем более что ведь и правда - он сам не без греха. Сорвался, напился в хлам, явился в таком виде в кабинет начмеда клиники, а тут еще эти чертовы ампулы промедола в кармане халата – как, спрашивается, они там оказались?.. Нет, лучше и правда помалкивать, прошли те первые дни, когда он пытался спорить, кричал, чуть ли не закатывал истерики. Замечательно. Улицкий прав, а он, Кирилл, кругом виноват. Ну и пусть.
Немного успокоившись, Ромашов-старший продолжил:
- Значит, так. У Григория Марковича есть давний друг, бывший однокашник. Заведует медсанчастью при каком-то, пес его знает, ОАО, ООО, не разбираюсь я в этом. В общем, при крупном лесозаготовительном предприятии. Далековато, правда. В Забродском районе. Гриша с ним созвонился, он готов тебя принять. Как раз то, что ты хотел. - В голосе отца Кирилл снова уловил легкую насмешку. – Живая работа, с пациентами, а не с бумажками. Широкий профиль, просто мечта молодого специалиста.

- Могу уехать в другую область, - буркнул Кирилл, запуская пальцы в густую темно-русую шевелюру.
Владимир Степанович хмыкнул:
- Ну да, и там продолжать «рассеянный образ жизни» - ночные клубы, выпивка, девочки… Продолжить список или сам догадаешься? – и, не дождавшись от сына ответа, закончил уверенно: – Без нашей с матерью помощи ты никуда не уедешь, это не так просто, как тебе кажется, а мы уже решили окончательно и бесповоротно: ты едешь к доктору Градову. Первого апреля тебя ждут в Кедровке. И не рассчитывай на свой «Пежо», для тех мест он не годится. Зарплата там неплохая, на жизнь хватит, а поработать с таким врачом – это…

- Не волнуйся, Кирочка, - перебив мужа, вступила в разговор Ираида Витольдовна, - это ненадолго. Мы обязательно подберем тебе приличное место, я уже задействовала все свои связи, папа тоже. Но ты должен сделать над собой усилие. Репутация в наше время – это все. Пьющий врач никому не нужен, а тем более… - ей явно не хотелось называть неприятные вещи своими именами, поэтому Кириллу удалось не взорваться. Медленно выдохнув, он кивнул:
- Хорошо. В Кедровку, в Сосновку… Куда скажете. Здесь мне все равно невмоготу.

Он видел, что мать уже готова заплакать – как же, кровиночка уезжает в дремучие леса. Сарказм быстро увял, противно было думать, что его отправляют в ссылку, а этот самодовольный негодяй Улицкий со своей шайкой будет праздновать победу. Но еще противнее то, что самые близкие люди на свете верят не ему, а этому скользкому, нечистому на руку типу. И он, Кирилл, сам в этом виноват.
Не дожидаясь, пока родители выйдут, он нарочито шумно рухнул на тахту и, отвернувшись к стенке, потянул на себя покрывало.

***

Сознание возвращалось вспышками внезапно нахлынувшей боли, и Саша глухо застонала.
- …Смотри-ко, найденыш-то ваш, доктор, сейчас очнется! – ласковый женский голос, казалось, буквально излучал радость. Саша попыталась приоткрыть глаза, но тут же зажмурилась: свет, проникающий под ресницы, казался невыносимым. Она тяжело сглотнула пересохшим горлом.
На запястье уверенно легли теплые пальцы.
- Ты слышишь меня, девочка? – спросил второй голос, низкий и тихий. Мужской. Саша рванулась всем телом, освобождая руку, и стиснула зубы, чтобы не закричать от нового приступа пронзившей голову боли.
- Ну-ну, - в первом голосе слышался упрек. – Это ж Сан Петрович, глупая, спаситель твой… На-ко, попей, милая…
Саша обхватила гладкий носик поильника разбитыми губами, сделала несколько жадных глотков и снова ощутила теплое прикосновение к своей руке. Крепкое. Уверенное, но не угрожающее. Она почти не дернулась, молча перетерпев болезненный укол, и едва успела осознать, что снова проваливается в спасительную пустоту под мягкое воркование незнакомой женщины:
- Вот так-то лучше, голубушка, - ласковые пальцы погладили Сашу по щеке.

…Поезд мчался навстречу заходящему солнцу, и встречный ветер раздувал разноцветные пряди Сашиных волос, забирался под куртку. Сильная рука Деда, соло-гитариста «Тарантулов», крепко обнимала Сашу за талию, и невесть откуда взявшиеся бабочки порхали у нее в животе. Дед казался ей красивым – с этими замысловатыми татуировками, с блестящим в лучах закатного солнца пирсингом, с шикарным шипастым напульсником на левой руке… Он был крут, нереально крут! Саша в предвкушении «лайков» делала селфи и охотно позировала перед Ленкой, снимавшей происходящее на камеру смартфона.

Перехватывало дух от начинающегося приключения и ощущения безграничной свободы!

Позже, сбившись для ночевки в кучу около низкой стенки открытого товарного вагона и спрятавшись под полиэтиленом, они с хохотом передавали друг другу бутылку «трофейного» бренди, прихваченного кем-то из «Тарантулов» из родительских запасов. Чуть поодаль другая закутанная в запотевший полиэтилен невнятная куча ритмично покачивалась, издавая красноречивые стоны, и Саша позволила холодным рукам Деда шарить у себя под свитером. Ей льстило его возбужденное бормотание, а собственная смелость пьянила сильнее спиртного. Наверное, она позволила бы Деду и больше, если бы он не уснул у нее на плече, слегка перебрав того крепкого буржуйского пойла, которым они согревались…


…Спасительный туман от укола рассеялся, и теперь воспоминания, сводя с ума, бесцеремонно вползали в беспокойный сон. «Дура… Какая же дура!» Саша впервые поняла, что значит сгореть со стыда – ей казалось, что в пламени запоздалого раскаяния заживо горит ее сердце. Хотелось кричать, чтобы пытка прекратилась, но кричать было бесполезно, она это усвоила. Слезинки одна за другой щекотно скатились по вискам на подушку. Пальцы правой руки были зафиксированы чем-то жестким и почти не шевелились, левая вроде слушалась, но каждое движение причиняло боль.
Голова все еще ныла - под плотной повязкой трудно было понять, где болит сильнее – внутри или снаружи… «Видимо, только в кино можно очнуться в незнакомом месте с перебинтованной головой, потеряв память. В жизни такого везения не бывает», - подумала Саша. С того места, где она лежала, ей было видно окно, путаницу мокрых, блестящих в желтом свете фонаря веток и неприветливое темно-серое небо. «Рассвет», - с облегчением подумала девушка: мысль о том, что во сне ей придется заново переживать все случившееся, вызывала панику.

Саша осторожно перекатилась на бок и спустила ноги с кровати. Несколько секунд пришлось бороться с головокружением и подступающей тошнотой, прежде чем предпринять попытку встать, ухватившись за близкий подоконник левой рукой, поскольку правая при ближайшем рассмотрении оказалась прибинтованной к какой-то твердой штуковине. За окном качающийся на ветру фонарь освещал небольшой сквер с кучами грязного осевшего снега на газонах. Несколько простых деревянных скамеек, стоящие между голых кустов, мокли под нудным весенним дождем.
- Ну, кажется, дела идут на поправку? – раздался за спиной тихий ласковый голос. – Далеко собралась?
Саша отрицательно мотнула головой – и тут же пожалела об этом под оглушительный гул взлетающего в ушах самолета. Испуганно обернувшись, она увидела силуэт полноватой женщины на фоне тусклого желтого света, проникающего в палату из коридора.
- Присяду, если не возражаешь, - проговорила невысокая незнакомка в белом халате, уже войдя в палату и по-хозяйски опускаясь на голую панцирную сетку соседней кровати, на которой лежал свернутый рулоном серо-полосатый матрац. – Я Вера Ивановна, медсестра. А тебя как зовут?

Саша, не поднимая глаз, отковыривала левой рукой полуоблезший лак с ногтей, виднеющихся из-под повязки на забинтованной правой, и молчала. Паспорт остался в рюкзаке, значит, здесь еще не знают, кто она такая.
- Не помнишь своего имени? Может быть, адрес? Телефон? Нужно сообщить твоим родителям…
«Нет, нет, нет! Мама и так уже, наверное, все видела в отвратительных подробностях, уж наверняка нашлись «добрые люди»!.. Как стыдно, как невыносимо стыдно! Нет, ни за что!» - Саша испуганно покачала головой и подняла на женщину полные отчаяния глаза. Та была немолода, из-под белой накрахмаленной шапочки выбивались пряди некрашеных волос с проседью. Глаза близоруко щурились, пытаясь в полумраке палаты разглядеть Сашу. Наконец она устало потерла переносицу двумя пальцами и осторожно спросила:
- Можешь рассказать, что с тобой случилось?

Саша молча мотнула головой и отвела глаза, не в силах врать этой женщине. Медсестра, вероятно, поняла ее по-своему и заговорила:
- Сан Петрович под утро от больного возвращался и нашел тебя на обочине… Говорит, чуть не проскочил мимо в тумане. Так что тебе повезло. Голова была сильно поранена, но кости целы, так что до свадьбы заживет… А волосы пришлось остричь… Ну, да там жалеть нечего – новые вырастут… Ты уж и забыла, наверное, какой у них настоящий-то цвет? – попыталась пошутить Вера Ивановна. – Ну и так, по мелочи: ушибы, ссадины, лицо вот тоже пришлось доктору подштопать, но руки у нашего Сан Петровича золотые, и следа со временем не останется. Два пальца вывихнуты, потому и лонгета на правой руке. Одежда твоя в крови и грязи вся была, да и порвана, так что все пришлось выбросить, не обессудь… Пока тебе и пижамы хватит, а потом я кой-чего из дома принесу, дочкино… осталось… - словоохотливая медсестра замолчала, вероятно, ожидая от Саши вопросов, но девушка не проронила ни слова, сосредоточенно глядя на свои босые ноги.

- Ты знаешь того, кто это сделал с тобой? – напрямик спросила Вера Ивановна.
Саша снова ощутила подступающую тошноту: память услужливо подсунула кривую ухмылку Деда и мерзкое хихиканье Ленки… В попытке заслониться от мучительных воспоминаний Саша закрыла лицо ладонью и отрицательно качнула головой.
- Мы ведь можем сообщить в полицию, если это было нападение… ты хоть кивни, что ли… правда, их уже и след простыл, шутка ли – двое суток без сознания! Ведь, наверное, ищут тебя? Правда, с таким лицом тебя теперь и мама родная не… - начала Вера Ивановна, но осеклась, глядя, как, сделав пару неуверенных шагов, Саша легла на свою кровать, отвернулась к стене и подтянула колени к груди. – Да ты не плачь, девонька, и следов не останется, будешь еще краше, чем раньше…

***

- Кирилл Владимирыч, Кирилл Владимирыч! – услышал он сквозь сон и, не открывая глаз, поморщился: ну ни за что эта упрямая Зоя не хочет называть его по имени и на «ты». Но тут же вскинулся и сел в постели, изо всех сил борясь с непослушными веками, которые никак не желали открываться.
- Что случилось, Вера Ивановна? – он тер ладонями лицо, пытаясь сообразить, какое сейчас хотя бы время суток.
- Ничего, - седоватая рыхлая медсестра в накрахмаленном белоснежном халате и такой же шапочке удивленно взирала на него от дверей выцветшими голубыми глазами. – Вы же сами просили разбудить в семь. Вот я и бужу.
- А, простите, это я спросонок, - голос звучал хрипло, но в голове уже прояснилось. Через час начнется ежедневное действо, пышно именуемое конференцией, так что действительно пора вставать.

Пробормотав себе под нос что-то не слишком одобрительное насчет гораздой спать молодежи, Вера Ивановна прикрыла дверь, и Кирилл, усиленно преодолевая желание упасть обратно на подушку и урвать еще хотя бы минут пятнадцать драгоценного утреннего сна, со стоном встал с кровати – да что там, с больничной койки образца начала пятидесятых, с облупленной эмалью и продавленной металлической сеткой. С легкой ностальгией вспомнив свою тахту, Кирилл огляделся, заодно проделывая несложные упражнения, помогающие проснуться. В выделенной ему комнатушке при медсанчасти ОАО «Тайга-Восток» помимо койки имелась тумбочка, такая же облупленная, как койка, только деревянная, расшатанный стол с одиноким стулом – явно ровесники кровати и тумбочки – и двустворчатый шкаф с покосившейся дверцей, рассохшийся наверняка еще до рождения Кирилла. И все. Ах, да, еще небольшое, не слишком аккуратно замазанное до середины белой краской окно, выходящее на лужайку, за которой начинается лесной массив. Удобства, если их можно так назвать – в противоположном конце коридора, питание – в больничной столовой, ближайшие развлечения – в двадцати трех километрах к северу, в убогом городишке Забродске.

Кирилл хмыкнул вслух. Развлечения? О да! Забегаловка с гордым названием «ресторан ‘Лесная сказка’», бильярдная и обветшалый «Дворец культуры», он же кинотеатр, определенно запамятовавший, знавал ли когда-нибудь лучшие времена.
Натянув тренировочные штаны, Кирилл схватил висевшее на спинке стула полотенце, достал из тумбочки мыло и зубную щетку и, нацепив уверенную, чуть ироничную усмешку, вышел в коридор.
Усмешка, хоть и слегка увядшая, пригодилась практически тотчас же: в коридоре Кирилл чуть не налетел на своего босса – впрочем, боссом он называл его исключительно про себя, да и то из-за горечи того первого дня, когда явился пред светлы очи заведующего медсанчастью Александра Петровича Градова. И очи эти, хоть и действительно светлые – а вернее, пронзительно синие, – смотрели из-под широких бровей на новичка так, словно, невзирая на очки, видели его насквозь без рентгена. «И еще на два метра под землю», - угрюмо пошутил Кирилл про себя тогда, начиная скороговоркой излагать короткую историю своей жизни.

Однако Петрович (а именно так звали доктора Градова не только во вверенной ему медсанчасти, но и в Кедровке, и вообще во всех поселках, разбросанных по территории, на которой вело работы лесоперерабатывающее предприятие) не стал слушать заученную наизусть автобиографию Кирилла. Вместо этого, задумчиво покусав дужку очков, спросил, воспользовавшись первой же паузой:
- Вы по какой специальности стажировались, Кирилл… эээ… Владимирович?
- Врач общей практики.
Петрович кивнул:
- Отлично. В наших условиях это самая востребованная специальность. Ну что ж, коллега, пойдемте, я познакомлю вас с новым местом работы.

Наверное, он никогда не забудет это «знакомство». Главврач часа два водил его по всему длинному двухэтажному зданию и прилегающей территории, с непонятной Кириллу гордостью показывая все закоулки этого заурядного, на привередливый взгляд горожанина, медицинского учреждения. Когда экскурсия наконец была закончена и Кирилл устало плюхнулся в видавшее виды кресло в кабинете главного, чувствуя, что его ноги гудят, рубаха на спине промокла от пота, а голова просто пухнет от избытка информации, сам Петрович выглядел свежим и бодрым, на его идеально белом халате по-прежнему не было ни пятнышка. Взглянув на новичка, он усмехнулся:
- Загонял я вас, коллега.

Кирилл независимо повел плечами, выпрямляясь в кресле, но промолчал, потому что не знал, какого тона придерживаться с этим пока еще незнакомцем. В Петровиче было что-то донельзя располагающее, несмотря на то, что черты его лица можно было назвать скорее резкими, чем приятными – крупный нос, квадратный подбородок, глубоко посаженные глаза, которые, как уже успел убедиться Кирилл, великолепно умели метать молнии. Сегодня под прицел попала сестра-хозяйка – сдвоенная синяя молния ударила в эту невзрачную приземистую женщину, когда она, объясняя, почему суп жидковат, призналась, что велела повару сэкономить немного продуктов для завтрашнего визита начальства. Насколько понял Кирилл, ждали приезда заместителя гендиректора по АХЧ, царя и бога в местных масштабах.

Грома за молнией, правда, не последовало. Впрочем, в нем явно не было необходимости – виновато бормоча что-то о более плотном ужине, сестра-хозяйка скрылась на кухне, а Петрович сдержанно улыбнулся, отчего складки у рта стали глубже, и тихо, но одобрительно хмыкнул.
Кирилла немного удивило тогда, что главврач не повел его по палатам, однако Петрович, словно прочитав его мысли, лаконично сказал:
- С пациентами будете знакомиться завтра во время обхода. Одевшись по форме и проштудировав истории болезни, - и подчеркнул, сделав паузу: - Все.
У Кирилла перехватило дыхание. «Это что же, опять?» – промелькнула тошнотворная мысль. Он медленно встал.
- Я приехал не для того, чтобы возиться с бумажками! – из последних сил держа себя в руках, он старался говорить тихо и раздельно.

Главврач с интересом посмотрел на Кирилла:
- Вот как, коллега? Тогда могу вас порадовать: «истории» - это вовсе не бумажки, как вы изволили выразиться. Это один из основных инструментов в работе ответственного и грамотного врача.
Кровь бросилась Кириллу в лицо. Внезапно в одну кучу ссыпалось все – и скандал в известной клинике, и досада на вышедшего сухим из воды главврача этой клиники Улицкого, и несправедливость судьбы, отправившей его в позорную "ссылку" в этот медвежий угол, куда даже невозможно было добраться на собственном новеньком «пежо», и усталость после восьми часов тряски в допотопном автобусе, и бессмысленная «экскурсия» по этой убогой медсанчасти, и особенно та, с позволения сказать, «комната», в которой ему предстояло жить в ближайшие месяцы… Слова Петровича, сильно смахивающие на завуалированное обвинение в непрофессионализме, оказались последней каплей. В общем, молодой специалист банально психанул.
Сейчас даже не вспомнить точно, что он тогда орал, но вряд ли Петровичу многое удалось понять из бессвязных воплей своего нового сотрудника. Впрочем, запал быстро прошел, хорошо еще, что дело обошлось без слез, тогда вообще хоть поворачивайся и уезжай обратно домой. Бесславно. К молчанию отца и унизительной жалости матери.

С тех пор он при каждой встрече с главным испытывал неловкость, которая проходила только через пару минут – надо отдать должное Петровичу, он не считал своим долгом напоминать Кириллу о его срыве. За него это делали неодобрительные взгляды и перешептывания за спиной у новичка – еще бы, о его позорной истерике мог не узнать только глухой, а таких в штате медсанчасти не имелось.
Встретив главного в коридоре, Кирилл поежился и, коротко поздоровавшись, укрылся в санузле. Но по инерции продолжал вспоминать свой первый день на новой работе.
Ох и пришлось ему тогда попыхтеть, чтобы в попытке хоть как-то реабилитироваться, за один вечер (прихватив, разумеется, и часть ночи) ознакомиться с двумя десятками историй, включая анамнезы, жалобы, результаты исследований, назначенное лечение, динамику каждого больного. Но все же на следующий день во время обхода он был во всеоружии и оценил приказ главного – куда увереннее чувствуешь себя рядом с пациентом, когда многое знаешь о нем и его болезни.

И все-таки до Петровича Кириллу было далеко, пришлось в этом с досадой признаться – хотя бы молча, самому себе. Он понял это уже на следующий день, когда присутствовал при осмотре только что поступившего ребенка – трехлетний малыш ни на что не жаловался, но, по словам матери, что-то заскучал, стал плохо есть, а во время прогулки часто останавливался, чтобы отдохнуть. Как зачарованный, Кирилл следил за пожилым врачом, который, предварительно успокоив и даже ухитрившись развеселить маленького пациента, пальпировал его животик, потом, припав ухом, внимательно слушал дыхание и тоны сердца, после чего задал несколько коротких вопросов матери.

Выслушав сбивчивые ответы и молча покачав головой, врач положил ребенка животом себе на колени, попутно пощекотав его своими огромными пальцами, и стал быстро и сильно постукивать малыша по спинке, от чего тот вначале засмеялся, а потом сухо закашлялся.
- Вы птицу домашнюю держите? – поинтересовался вдруг Петрович, умелыми движениями массируя узенькую спину.
- Нет… - пожала плечами мать ребенка, и врач недовольно нахмурился, но она тут же добавила: - Свекор со свекровью держат. Куры, гуси. Недавно вот индюшек решили разводить…
- Индюшек… - задумчиво протянул Петрович. – Хорошо. Славика, видимо, придется направить в областную больницу. Думаю, у него орнитоз, хотя, разумеется, для точного диагноза понадобятся дополнительные исследования.

Орнитоз! Кирилл чуть не застонал вслух от досады. Действительно, такой кашель и общая интоксикация через пару недель после повышения температуры… И домашняя птица – особенно индюшки! А ему, совсем недавно окончившему интернатуру в одной из лучших больниц областного центра, блестяще прошедшему аттестацию, это даже в голову не пришло. Стыдно-то как!
Тогда он утешил себя тем, что все-таки пальпировал и выслушивал маленького пациента не он, а Петрович, вероятно, уловивший безо всяких иных диагностических средств и увеличение печени и селезенки, и жесткое дыхание в легких, и приглушенные тоны сердца. И одернул себя сердито – нужно радоваться, что заболевший ребенок, хоть и с опозданием, но попал в хорошие руки, а не завидовать чужому таланту.

***

В те первые дни самолюбие Кирилла буквально корчилось, получая один укол за другим. Правда, сам Петрович ни разу ни словом, ни взглядом не подчеркнул свое превосходство, но это было и не нужно. Кирилл видел главврача в поликлинике и в приемном покое, в палатах, в перевязочной и операционной – и все отчетливее понимал, что до такого уровня профессионализма как до неба не только ему, вчерашнему интерну, но и большинству коллег, с которыми он имел дело до сих пор. Удивляло лишь то, что такой бесспорно одаренный и знающий врач за столько лет не сделал карьеры, достойной его способностей.
Но спрашивать не хотелось – после того выброса эмоций, который случился в первый день, их отношения как-то не складывались. Кириллу казалось, что главный не доверяет ему, чувствует его досаду, нетерпеливое желание уехать из этого забытого Богом места, вернуться «в цивилизацию», в комфорт родительской квартиры, его скептическое отношение к устаревшему оборудованию медсанчасти, к почти семейным отношениям между сотрудниками, которых, при всей их непохожести, объединяла общая почтительная любовь к Петровичу.

Видя в глазах главврача невысказанное сомнение, Кирилл по-мальчишески топорщился, дерзил, нарывался на замечания, приходя последним на ежедневную «конференцию». На самом деле так помпезно в Кедровке называлось обычное утреннее обсуждение предстоящего дня и подведение итогов прошедших суток. Проходило оно в кабинете главного, где присутствовали обычно сам Петрович, врач-физиотерапевт, она же анестезиолог, две медсестры – и сменяющаяся, и заступающая на дежурство (всего в медсанчасти их было четверо), стоматолог, лаборантка, сестра-хозяйка и Кирилл.
Длилась «конференция» обычно не больше двадцати минут, проводилась неформально, с чаепитием, однако являться на нее необходимо было вовремя, опоздавшему устраивался короткий, но ядовитый разнос, поэтому все старались быть на месте заблаговременно и неодобрительно поглядывали на Кирилла, демонстративно входившего в кабинет с боем часов - в буквальном смысле этого слова. Напольные часы, полученные медсанчастью в незапамятные времена побед в социалистическом соревновании, были гордостью главврача, ходили исключительно точно и отбивали каждые полчаса с громкостью кремлевских курантов.

Если не считать этих утренних минут, босса можно было застать в кабинете только чудом. Кирилл, к вечеру буквально валившийся с ног от усталости, подозревал главного в связях с нечистой силой, потому что перед тем, как заполночь рухнуть на свое продавленное ложе и уснуть мертвым сном до семи утра, видел Петровича склонившимся над кипой историй за столом сестринского поста, прямо в коридоре, а утром, тащась с полузакрытыми глазами в санузел, чтобы к «конференции» привести себя в божеский вид, зачастую встречал бодрого и подтянутого главврача, который явно уже успел совершить парочку подвигов. И медсестра, передавая дежурство, восторженно рассказывала своей сменщице, как ночью Петрович снова вытащил буквально с того света какого-нибудь бедолагу с прободением язвы, которого ни за что не успели бы доставить вовремя в райцентр даже на вертолете.

Оставалось загадкой, бывал ли главный вообще хоть когда-нибудь в своей холостяцкой квартирке в том же здании или круглые сутки проводил во вверенном ему медучреждении и на выездах к больным. И, хотя Кирилл продолжал ершиться и всячески подчеркивать свою независимость, но все чаще ловил себя на зависти к этому немолодому уже человеку, так уверенно идущему по жизни и такому нужному – в отличие от него самого.

***

Перед входом в угловую палату Кирилл задержался и, слегка презирая себя за трусость, сделал пару глубоких вдохов. С силой выдыхая, в очередной раз задался вопросом, почему босс не мог найти какого-нибудь другого способа продемонстрировать ему свою неприязнь. Но топтаться возле двери было бесполезно, поэтому, заранее приготовив вежливую улыбку, он поудобнее перехватил папку с историями болезни и негромко постучал. «Привилегированная пациентка», - саркастически подумал Кирилл, нажимая на дверную ручку, и невольно вспомнил первую встречу с «найденышем», как называли между собой медсестры единственную обитательницу этой палаты.

Свой первый обход он проводил под зорким оком Петровича, поэтому нервничал, покрывался испариной и поначалу никак не мог найти верный тон в разговоре с пациентами. Потом, мысленно прикрикнув на себя, с огромным трудом заставил себя прекратить думать о том, какое впечатление производит на главврача, и слегка расслабился. Да и следующий больной, заросший многодневной седой щетиной беззубый дедок с пневмонией, улыбнулся ему так по-детски открыто, что неуверенность и внутренняя дрожь сразу прошли, сменившись почти профессиональным спокойствием. А когда Кирилл, обернувшись к Петровичу, предложил дополнить лечение ингаляциями современного препарата, усиливающего действие антибиотиков, главный довольно крякнул и сказал, обращаясь сразу ко всем четверым пациентам: «Вот видите, какого доктора нам Бог послал! Знающего, дотошного, энергичного… Вдвоем-то мы вас мигом на ноги поставим». И хотя Кирилл понимал, что это всего лишь несложный психологический прием, чтобы обеспечить новичку доверие больных, но все равно почувствовал, что краснеет от удовольствия.
В следующей палате дело и вовсе пошло на лад. Кирилл умело выявлял новые симптомы, добродушно шутил с пациентами, временами даже забывая о том, что у него за спиной маячит внушительная фигура босса. А женская палата встретила нового доктора так, что Кирилл не сразу смог приступить к обходу, смущенный приветственными возгласами, опасно балансирующими на грани приличия.

Заканчивая обход, они вошли в последнюю, угловую, палату, в которой находилась всего одна пациентка, на титульной странице истории болезни которой значилось короткое: «Неизвестная, ж, ? лет». Петрович лаконично представил его бесформенному силуэту, укрытому с головой одеялом. Потом, многозначительно взглянув на Кирилла, склонился над кроватью:
- Сегодня снимаем швы, красавица. Сразу после обхода жду тебя в чистой перевязочной. Слышишь?

Из-под одеяла не донеслось ни звука. Главврач тихо вздохнул и потер пальцами переносицу:
- Опять на завтрак не пошла? Ну что мне с тобой делать? Дай хоть взглянуть на тебя, чудо, - он потянулся к краю одеяла, отвернул его – и с бледного девичьего лица, «украшенного» синяками всех цветов радуги и парой аккуратных швов, на Кирилла уставились огромные светло-голубые глаза, через долю мгновения наполнившиеся паникой, а потом и слезами. Девушка издала невнятный возглас и резко дернула на себя одеяло, неловко ухватившись за него левой рукой.

Петрович устало сгорбился, став как будто ниже ростом:
- Ладно, как скажешь. Кирилл Владимирович, на этом наш обход закончен. Обсудим сразу после перевязок. Сегодня я, пожалуй, справлюсь сам, - главный бросил взгляд на снова скрывшуюся под одеялом пациентку. Кирилл понял его без слов – разумеется, при такой реакции на него этой девушки снятие швов могло превратиться из рутинной манипуляции в настоящую проблему. Но почему она так испугалась? Что в нем могло вызвать у нее такой ужас?

Впрочем, уже на следующий день, еще до «конференции» встретив безымянную пациентку в коридоре, Кирилл натолкнулся вовсе не на испуганный, а на откровенно враждебный взгляд – и даже остановился на миг от неожиданности, но девушка тут же опустила неровно остриженную голову и, шаркая огромными тапками, пошла дальше. Во время обходов она больше не пряталась под одеяло – возможно, накануне Петрович провел с ней какую-то воспитательную работу. Однако толку с этого было мало: как и написано в истории болезни, «Неизвестная» страдала мутизмом – серьезным изменением речи, которое выражалось в полном молчании и неспособности вступать в речевой контакт. Вероятнее всего, это было симптомом посттравматического стрессового расстройства.

Кирилл знал еще из университетского курса психиатрии и неврологии, что с такими больными нужно постоянно разговаривать, причем как можно более выразительно. Петрович был немногословен от природы, да и слишком занят, чтобы сидеть у койки своего «найденыша», разговаривая и пытаясь вызвать у девушки какую-нибудь реакцию. Требовать этого от вечно замотанных медсестер тоже было бы бессердечно, поэтому ежедневно выкраивать время для такого одностороннего общения было поручено именно Кириллу. И все бы ничего, если бы… если бы не жгучая и необъяснимая ненависть в глазах пациентки.

Попытка объяснить боссу, что от такого «лечения» будет больше вреда, чем пользы, нарвалась на короткую, но весьма сердитую отповедь: Петрович быстро растолковал Кириллу, что любые эмоции лучше, чем полное их отсутствие, которое до сих пор демонстрировала больная. Что превыше всего для врача не собственный комфорт, а интересы пациента. Что кому, как не ему, «совсем еще молодому человеку», нужно пытаться найти ключик к сознанию этой замкнувшейся в своем несчастье девушки…

В общем, под тяжестью аргументов главного Кирилл мысленно взял под козырек, мысленно же щелкнул каблуками, повернулся и пошел общаться. Выразительно. С мимикой и жестикуляцией.
Без малейшей надежды на успех.


Кирилл ожидал увидеть Неизвестную лежащей на кровати лицом к стене, как это было вчера, позавчера, да что там – всю предыдущую неделю. В очередной раз поговорить с ее глухонемой спиной, укрытой казенным одеялом – это, конечно, было не трудно, но, черт возьми, унизительно своей бесполезностью.
Однако, когда после короткого стука он распахнул дверь и уверенно шагнул в палату, оказалось, что девушка сидит на подоконнике, болтая босой ногой, а вторую подтянув к груди и обхватив руками. Солнечные лучи косо падали на ее бледное лицо, с которого уже сошли синяки, и золотили кончики ресниц. Кирилл на мгновение растерялся - он не знал, как вести себя с девушкой, которую до сих пор считал чем-то вроде призрака: ни имени, ни документов, ни каких-либо адекватных реакций… Даже с пациентами, находящимися в коме, все было несколько проще. Однако сейчас ни в коем случае нельзя было обнаружить перед больной свое замешательство, поэтому Кирилл неловко кашлянул и, разворачивая единственный в палате стул так, чтобы сесть к ней лицом, заговорил:
- Да… Хороший сегодня денек. Солнышко. Слышишь, как птички заливаются?

«Спасибо, Кэп», - подумала Саша, бросила в сторону молодого доктора короткий колючий взгляд и снова отвернулась к окну. Она уже смирилась с визитами этого странного парня, который, похоже, считал ее кем-то вроде сумасшедшей.
- Говорят, вот эти деревья под окнами – бывший сад. Одичал, правда, и состарился, но летом, наверное, яблоки будут. И вишни, - в голосе доктора Ромашова слышался тот же первобытный энтузиазм, с которым накануне он читал ей стихи Маяковского. «Хорошо хоть, не Чуковского. А сегодня, значит, у нас на повестке дня природа», - Саша неохотно перевела взгляд на голые узловатые ветви – трудно было представить их усыпанными плодами.
- Хотя летом, наверное, ты уже дома будешь, здоровая и веселая, - все так же оживленно продолжал Кирилл.
Саша вздрогнула: «Это вряд ли. Мать меня и на порог теперь не пустит, даже если как-то удастся добраться домой без денег, паспорта и одежды».

От врача, кажется, не укрылся этот молчаливый всплеск эмоций в ответ на такое безобидное замечание, и он ненадолго замолчал. Но потом снова заговорил все тем же фальшиво-оживленным тоном:
- …Может быть, мы с тобой даже в одном городе жили. Я из Ревска недавно приехал. Там родился, там и университет закончил, – сказал он и добавил как-то торопливо: - Ну и школу, конечно…
Девушка невольно усмехнулась такому уточнению: как будто в этом чудо-Ревске можно было поступить в университет сразу после детского сада. Но все же прислушалась.
- У нас в городе хорошая медицина, много больниц, клиник, центров всяких. Я с детства знал, что буду врачом, потому что у меня отец врач. И мать… некоторым образом. Но это не важно. В универе было классно: и учиться интересно, и после учебы… ну, ты понимаешь – друзья, девчонки…

Саша вспомнила про колледж, про свое длительное отсутствие, про неминуемое отчисление… Что с того, что учеба казалась ей скучной, а будущая профессия медсестры – далеко не такой романтической, как ей мечталось при поступлении? Ну да, она сомневалась в правильности выбранного направления и даже подумывала о том, чтобы забрать документы... Но одно дело уйти самой, и совсем другое – быть с позором отчисленной… Да еще с каким позором: проклятое видео наверняка уже посмотрели все – от директора до уборщицы…

«Черт бы тебя побрал! – с досадой подумала Саша, покосившись на парня в белом халате. – Приходишь сюда каждый день, весь такой чистенький, красивенький, широкоплечий… Самому-то тебе не тошно от твоей правильности: папа-мама, институт, друзья? Сидишь вот, смотришь на меня, как на уродца в Кунсткамере, галочки в свои бумажки ставишь». Ей вдруг захотелось швырнуть чем-нибудь в этого самодовольного хлыща с идиотской улыбкой от уха до уха, но на подоконнике ничего не было, кроме самой Саши, а казенные кожаные тапки остались под кроватью, и чтобы добраться до них, нужно было распластаться на полу перед самым носом у доктора.
Саша подтянула к себе вторую ногу и, плотно обхватив колени, отвернулась.

Молодой врач вдруг поднялся со стула и подошел к окну.
- А вот с работой мне не повезло, - проговорил он упавшим голосом.
«Угу. Давай я тебя пожалею, бедненького», - мысленно огрызнулась Саша.
- Представляешь, мне все наши завидовали, еще бы, в кардиологическую клинику, к самому Улицкому! Такая удача, сразу после интернатуры, - продолжал доктор Ромашов, задумчиво глядя, как бойко капают с крыши хрустальные капли, и Саше показалось, что он разговаривает совсем не с ней, хотя стоит в каких-то двух шагах. Что он вообще забыл о ее существовании.

Она подняла голову, недоверчиво вглядываясь в серьезное лицо со сведенными в линию темными бровями, из-под которых вдруг выстрелил серый внимательный взгляд:
- Ты только не подумай чего. Не было никакой протекции, я своих сразу предупредил, чтобы не вмешивались. А потом оказалось, что все это большой и грязный оптический обман.
«Вот как? – подумала Саша, удивляясь собственному любопытству. – Про грязные обманы, пожалуй, и мне кое-что известно».
- Начать с того, что я там пациентов видел только издали, представляешь? Приставили к бумажкам – статистика, оформление историй для сдачи в архив, прочая муть. Да любой клерк со средним медицинским справился бы, а у меня, между прочим, красный диплом! – в голосе Кирилла прозвучало неподдельное возмущение. – Но не на того напали! Я там от нечего делать вспомнил молодость, взломал пару заблокированных папок на сервере и такого накопал! Да только самому вышло боком.

Саша внимательно слушала – рассказ парня принимал неожиданный оборот. Вот и улыбаться перестал, а ведь как старательно сверкал всеми тридцатью двумя, чистый Голливуд.
- Я, конечно, и сам виноват – ну да, каюсь, выпил для храбрости – подумать только, на чей авторитет посягнуть собирался! Самого Улицкого! И, наверное, перестарался – не в смысле посягательства, а в смысле выпивки. А может, и посягательства тоже – это я как-то плохо помню.
«Ого, а ты не такой уж и правильный, оказывается», - Саша с трудом удержала усмешку, внимательно разглядывая молодого доктора. Его тонкие губы сложились в саркастическую улыбку, а ноздри подрагивали от сдерживаемых эмоций, когда он продолжил:
- Короче, что там я начмеду орал, сейчас как в тумане, а тогда казалось, что все правильно и принципиально. Но то ли он с ними в доле, то ли просто решил, что я с пьяных глаз все выдумал, а только вытолкал меня взашей, приказал протрезвиться… В общем, уволили бы, наверное, с позором, только я же не дурак – на работе пить. Это был мой выходной, так что с увольнением у них не получилось. Но когда я на следующий день пришел в клинику… В общем, тебе лучше не знать, - неловко скомкал он концовку и, явно смущенный тем, что разоткровенничался перед пациенткой, надолго замолчал, глядя в окно.

«Да чего там знать, и так все ясно, - подумала Саша. – В ссылку, значит, отправили. И папочка-доктор не помог… И мамочка, которая ‘некоторым образом’».
- Хороший из тебя психотерапевт получился, - сказал Кирилл и провел ладонью по лицу. - Вместо того чтобы тебя разговорить, я сам на исповедь сорвался.
«Обращайся, – улыбнулась Саша уголком губ, не отводя глаз. – Приемные дни – понедельник, среда, пятница…»
Кирилл поймал ее улыбку: «Значит, она хотя бы понимает. Но так больше нельзя. Черт, надо в следующий раз план составить. А еще лучше – тезисы. О кино, например? Или о музыке?»
Молчание становилось неловким, Кирилл побарабанил пальцами по подоконнику и проговорил:
- Пожалуй, мне пора. А ты не сиди на окне – солнце ушло, простынешь.

***

Сашу разбудил детский плач. Она натянула на голову одеяло в надежде на то, что мамаша или медсестра успокоят младенца, но крик становился все надрывнее. Накрыв ухо подушкой и убедившись, что и она не гарантирует необходимой тишины для того, чтобы снова заснуть, Саша поднялась с постели, сунула ноги в пронумерованные кожаные тапки сорок последнего размера и выглянула в коридор. Сестринский пост был пуст.
Мысленно выругавшись, Саша прошаркала по коридору к приоткрытой двери, за которой надрывался младенец. Освещенная светом тусклого прикроватного светильника палата оказалась пуста, если не считать кричащего свертка, копошившегося в высокой кроватке на колесиках, которая стояла около койки со смятой постелью.

Девушка еще раз оглядела тускло освещенный больничный коридор, в котором по-прежнему не было ни одной живой души, затем, несколько секунд поколебавшись, подошла к кроватке и осторожно покачала ее. Крик на мгновение прекратился, но тут же раздался вновь. На красном, сморщенном от крика личике младенца темной дырой зиял открытый рот с напряженной лопаткой дрожащего язычка. «Ну и страшилище… - удивилась Саша. – А на открытках дети такие ангелы…»
- Эй, тшшш… - прошептала она и снова качнула кроватку. – Ну чего ты орешь? Сейчас вернется кто-нибудь… Эй?
Девушка еще раз с надеждой оглянулась на дверь, а потом неожиданно для самой себя протянула руки к вздрагивающему свертку.

- Черт побери… Как же… как же с тобой обращаться, чтобы ничего не повредить? – бормотала она, пытаясь приловчиться, чтобы вытащить ребенка. – Кажется… голову нужно придерживать… Вот так, что ли?
Наконец Саше удалось взять напружиненного от крика малыша на руки и неумело прижать к себе. Ребенок, вероятно, почувствовавший живое тепло, еще несколько раз всхлипнул и замолчал, продолжая только громко икать, вздрагивая всем маленьким тельцем. Беззубый рот закрылся, сложившись в маленькие аккуратные губки, безбровое личико расправилось, и на Сашу взглянули темные, почти без зрачка, глаза.
Это длилось всего несколько мгновений – взгляд младенца тут же стал расфокусированным и «уплыл» в сторону, но у девушки по спине пробежали мурашки. Она вдруг с удивлением осознала, что у нее в руках живое существо. Ведь всего пару секунд назад, даже разговаривая с ним, она не задумывалась об этом. Только что он был просто источником раздражающего шума. Теперь же – человеком, маленьким, беспомощным, но настоящим.

У нее в руках была сама жизнь. Чужая хрупкая жизнь.
Это открытие не помещалось в сознании – оно отодвинуло далеко-далеко все остальные мысли. Рядом с ним все остальное вдруг показалось мелким и несущественным.
- П-привет, - прошептала она, как будто ребенок мог понимать ее.
Неумело намотанные пеленки распахнулись, и показалась крошечная ручонка с маленькими, почти кукольными пальчиками, которые тут же скрылись во рту у младенца.
- Ты… ты голодный? – догадалась Саша, глядя затуманенными от слез глазами, как малыш сосет собственные пальцы. Все сразу. – Подожди-ка меня…
Она осторожно положила ребенка обратно в кроватку и, кипя негодованием, выскочила в коридор.

Саша слышала, как санитарки два дня назад обсуждали шестнадцатилетнюю девчонку из поселка, которую позапрошлой ночью привезли сюда рожать. Шептались – мол, горе-мамаша на учет в консультацию не вставала, перетягивала чем-то живот, до последнего пытаясь скрыть беременность, а когда пришла пора рожать, ушла в сарай. В этом месте рассказа женщины многозначительно переглянулись, одинаково покачав головами. Но родить незаметно у девчонки не получилось, и она, намучившись, все-таки позвала мать. Остальную историю Саша уже знала от Веры Ивановны: ребенок лежал как-то не так, и время было уже почти упущено, так что, если бы не Петрович, шансов на благополучный исход практически не было ни для девчонки, ни для этого горластого младенца. А теперь вот одна пропала неизвестно куда, а второй вопит, требуя, чтобы его покормили.

Малолетнюю мамашу Саша видела всего один раз – вчера, когда проходила в столовую мимо приоткрытой двери ее палаты. Девчонка вскинула на нее настороженный взгляд, но Саша, меньше всего нуждавшаяся в собеседниках, опустила голову и прошла мимо. Все это она вспомнила сейчас, выскочив в пустой больничный коридор и быстро – насколько это было возможно в огромных тапках – шагая к дальней лестнице. Свежий табачный дым подсказывал, что она движется в правильном направлении.
Блудная мамаша сидела на подоконнике между вторым этажом и чердаком, опершись спиной на откос окна, и курила – оранжевый огонек сигареты дрожал в ее пальцах. Саша пошарила по стене, щелкнула тумблером выключателя, и девчонка зажмурилась от вспыхнувшего света.

- Чего надо? – прохрипела она. – Тоже будешь меня лечить, что курить вредно, что сидеть на холодном нельзя? Да пошла ты… - и она отвернулась к окну, делая очередную глубокую затяжку.
Стараясь не потерять тапки, Саша поднялась на один лестничный марш.
- Ребенок плачет, - проговорила она, сдерживая кипящую внутри ярость.
- О! – с любопытством повернулась к ней горе-мамаша, и Саша заметила, что ее лицо опухло от слез. – Ты, оказывается, говорящая? А все думают, что немая…
Саша тяжело сглотнула и повторила сквозь зубы:
- Твой ребенок плачет. Иди покорми.

- Пускай плачет. Быстрее сдохнет, - огрызнулась девчонка и вдруг заревела, размазывая по лицу слезы и причитая по-бабьи: - Он мне всю жизнь слома-а-ал… Отец меня теперь из дома выгони-и-ит… А Витька меня бро-о-о-сил… Не мой, говорит… А я ни с кем, кроме него-о-о-о, понима-а-аешь? Как же не его-то-о-о? Он уже с Люськой снюхался, с продавщи-и-и-ицей… га-а-ад…
Саша стиснула зубы от злости, вцепилась здоровой рукой девчонке в запястье и, обжигаясь, вырвала у нее из пальцев сигарету.
- Эй, психическая, ты чего творишь? – взвизгнула горе-мамаша, когда Саша схватила ее за волосы и потащила вниз по лестнице.
- Рот закрой, пока не разбудила всю больницу, - прошипела ей в лицо Саша. – И если ты сию же минуту не покормишь его, я… я на тебя утром Петровичу настучу, поняла меня, сучка?
- Д-да… - заикаясь выдавила девчонка, - п…пусти, сама пойду…
Саша выпустила ее волосы, крепко сжала руку повыше локтя, по опыту зная, как трудно вырваться из такого захвата, и поволокла по коридору в палату, где уже снова заходился плачем голодный ребенок.

В палате молодая мамаша распахнула намокший от прибывающего молока халат и, затравленно глядя на Сашку, приняла из ее рук почти полностью распеленавшегося младенца. Тот сразу замолчал, покрутил головой, ища полуоткрытым ртом сосок и, найдя, начал жадно сосать, обнимая малюсенькой красной ручонкой с игрушечными пальчиками огромную, белую в голубоватых прожилках, материнскую грудь.
Саша почувствовала, как глаза жгут подступившие слезы и, отвернувшись, принялась деловито поправлять простынку в кроватке.
Когда она снова посмотрела на молодую мамашу, зареванное лицо той озаряла неуверенная улыбка. Девчонка натянула на крошечное плечико сына сбившуюся пеленку, потом совсем по-детски вытерла тыльной стороной ладони нос и снова всхлипнула:
- У-у, проголодался… Ну ешь-ешь пока… Все равно откажусь от тебя…

Саша не успела ничего ответить малолетней дуре - в дверях палаты показалась Вера Ивановна:
- Чего это вы полуночничаете, девочки? Эх, Тамарка, что ж ты дите-то не запеленала как следует? Простынет малец! Подгузник-то хоть поменяла?
- Можно я запеленаю, Вера Ивановна? И подгузник… Покажите мне… – попросила Саша медсестру.
- Покажу, отчего ж не показать… - добродушно отозвалась та, и вдруг всплеснула руками: - Батюшки! Да ты говоришь?! Вот Петрович обрадуется! Он один не сомневался, что речь восстановится… Надо будет ему сказать. Только не сейчас, там пациент умер… Не успели до операционной довезти… Царствие небесное, - Вера Ивановна мелко перекрестилась. – Вот такая она, жизнь: кто-то приходит, а кто-то уходит… А ты, Тамарка, дура: «откажусь» да «откажусь»… Ложитесь-ка спать, девочки, утро вечера мудренее…

***

- НЕЕТ!.. – Саша рывком села на постели, жадно хватая ртом воздух, панически запахивая слишком широкий ворот казенной пижамы и пытаясь вырваться из цепких лап воспоминаний, врывающихся в ее сны.

…Утро началось с головной боли и барабанной дроби дождевых капель по полиэтилену. Завтракали молча поломанным печеньем и пивом, от которого Саша отказалась. Уговаривать ее никто не стал. Хотелось почистить зубы и забраться в горячую ванну. Саша намочила руки в лужице, собравшейся в углублении полиэтилена, провела мокрыми ладонями по лицу. Надвинув пониже капюшон и засунув озябшие руки в рукава, она сидела на собственном рюкзаке, прислонившись спиной к гудящему металлическому борту открытого вагона. Мимо проплывали опоры линий электропередач, над головой тянулись бесконечные провода на фоне серого неба. Приключение превращалось в унылую поездку.

Вдруг локомотив далеко впереди издал короткий гудок и поезд начал замедлять ход. «Тарантулы» оживились, подхватывая рюкзаки и зачехленные инструменты. Дед закинул на плечи лямки футляра с гитарой, подтянул на руках жилистое тело и, усевшись верхом на борту, принимал у ребят наименее ценный багаж и выкидывал его из вагона. А потом лихо спрыгнул на землю задолго до того, как поезд полностью остановился. Парни подсадили сначала Ленку, потом Сашу, а Дед, отпуская соленые шуточки, одну за другой подстраховал девчонок с земли. Настроение улучшалось, несмотря на испортившуюся погоду. Все вместе прошлись вдоль железнодорожного полотна, чтобы собрать выброшенные на ходу вещи.

К середине дня дождь сменился мокрым снегом. В придорожной забегаловке они по-барски «заправились» горячим кофе, а потом пару часов безуспешно пытались поймать попутку на раскисшей проселочной дороге, прежде чем водитель очередной обогнавшей их фуры притормозил и открыл для них задние двери… Внутри было так же холодно, как снаружи, но, по крайней мере, сухо, и Саша, положив голову на колени Деда, вскоре уснула, убаюканная монотонным гулом мотора. Проснулась она от прикосновений холодных пальцев, нагло блуждающих по ее телу под одеждой, и обжигающего смрадного дыхания на своем лице…


…Саше все еще чудились чужие настойчивые руки, бесцеремонно стаскивающие с нее одежду… У нее не было сил пережить все это снова, пусть даже во сне. А еще это мерзкое видео, собирающее сейчас «лайки» в сети, которое уже наверняка посмотрели и прокомментировали все ее знакомые…
- Что случилось? – послышался тихий встревоженный голос вошедшего в палату молодого врача. Она отрицательно покачала головой в ответ и легла, натянув одеяло почти до самых глаз.

- Кири-и-илл Влади-и-имирович, - нараспев позвала из коридора Люба, дежурная медсестра. – Кирилл Владимирович, что там? Опять Неизвестная кричит? - прошептала она, заглянув в палату.
Саше в отражении окна виден был ее силуэт на фоне освещенного прямоугольника дверного проема.
- Каждую ночь одно и то же… Давайте я ей успокоительного, а? - тихо проворчала Люба и по-кошачьи потянулась, отчего подол ее и так слишком короткого халатика провокационно вздернулся. - Пойдемте, Кирилл Владимирович, чай стынет…
- Идите, Любаша, я сейчас, - нахмурившись, ответил врач и присел на корточки перед Сашиной кроватью.
«Проклятье! – подумала Саша и мысленно передразнила: – Идите-идите, Кирилл Владимирович, у вас там Любаша стынет».

- Как ты себя чувствуешь? Что-то болит?
Саша молча покачала головой и торопливо отвела взгляд от внимательных глаз доктора.
- Кошмар? - подсказал Кирилл. – Включить свет?
Саша горько ухмыльнулась: ее воспоминания не тараканы, светом их не испугаешь.
Кирилл медленно поднялся и повернулся, чтобы уйти, но в этот момент она заметила у него в руках планшет. Обычный планшетный компьютер, который в интерьере этой больницы казался предметом из далекого будущего. Обычный планшетный компьютер… который мог дать ответ на самые мучительные вопросы. Саша даже подскочила на кровати, и Кирилл тотчас вопросительно обернулся. Проследив в полумраке за взглядом девушки, он удивленно спросил:
- Планшет? Ты что-то вспомнила? Хочешь мне показать?
- Нет, - прошептала девушка. – Посмотреть хочу. Можно?
- Конечно, - охотно согласился Кирилл, обрадованный тем, что девушка с ним заговорила.

Он знал, что речь вернулась к ней пару дней назад, об этом без умолку болтала Вера Ивановна, восхищаясь прозорливостью доктора Градова. Однако во время их ежедневных «сеансов» безымянная пациентка по-прежнему была молчалива, хотя в ее огромных голубых глазах уже не было прежней неприязни. Порой бледных губ девушки касалась легкая улыбка, иногда напряженно сходились брови – но все эти эмоциональные проявления, казалось, не имели никакого отношения к доктору Ромашову и его монологам. По-настоящему Неизвестная оживала только в палате молодой мамаши и ее ребенка. Сначала Кирилл был возмущен: как можно почти невменяемую пациентку подпускать к младенцу? И вообще, что это за пренебрежение санитарно-гигиеническим режимом в палате новорожденного! Но Петрович в очередной раз оказался прав: в состоянии девушки без имени наметилась явная положительная динамика, а молодая мамаша перестала отказываться кормить своего сына.

- Позволишь мне остаться? Вдруг понадобится помощь? - Кирилл улыбнулся, присаживаясь на край кровати, и поставил еще одну маленькую галочку в воображаемом бланке своих достижений: девушка не только не отпрянула от него, а даже чуть-чуть подалась вперед. Он с удовольствием наблюдал, как она, подобрав под себя ноги, сосредоточенно смотрит на экран огромными голубыми глазищами, торопливо касаясь гладкой поверхности кончиками пальцев. Темные, чуть-чуть отросшие волосы торчали во все стороны, не скрывая багрового шрама на голове, бледное лицо, освещенное планшетом, казалось фарфоровым. «Кукла, - вдруг с необъяснимой нежностью подумал Кирилл. – Сломанная кукла».
- Черт… – тихо выругалась девушка, и он снова улыбнулся этому маленькому вербальному прорыву ее эмоций.
- Что-то не так? – поинтересовался Кирилл, надеясь, что девушка не замкнется больше в своем непроницаемом молчании. Всего на секунду ему показалось, что глухая броня снова скрыла от него безымянную пациентку. Но девушка, поколебавшись мгновение, вдруг тихо ответила:
- Пароль неверный...

- Возможно, просто забыла? Или попала мимо клавиш? - он кивнул на перевязанную руку. – Попробуй еще раз.
Девушка глубоко и разочарованно вздохнула:
- Не мимо. Кажется, мою страницу взломали…
- Эй! Чего ты так расстроилась? Сейчас напишем администратору, поменяем пароль…
- Не нужно. У меня все равно нет телефона, чтобы принять подтверждение… Спасибо, Кирилл Владимирович, у вас чай остывает… - девушка протянула ему планшет и в холодном свете дисплея Кирилл успел заметить ее полные слез глаза.

- Стоп! Что ты хотела посмотреть? - в этот момент Кириллом двигало не только сочувствие: личная страничка в социальной сети – эту возможность ни в коем случае нельзя было упустить. – Эмм… Ты можешь... воспользоваться моим аккаунтом, - неожиданно для себя предложил он и задумчиво поскреб слегка ощетинившийся подбородок. - Правда, я давно туда не заходил … Давай-ка попробуем… Надеюсь, там нет ничего такого, что заставит меня покраснеть, - пошутил он, но девушка юмора не оценила и Кирилл почти физически ощутил ее напряжение. – Ну вот… Кажется, ничего компрометирующего. Держи, - он вернул ей планшет и слегка отстранился, давая понять, что не собирается проявлять чрезмерного любопытства.

- Кири-и-ил Влади-и-и-имирович… - дверь приоткрылась и в палату заглянула Люба.
- Я занят, - коротко ответил Кирилл, не пытаясь скрыть раздражения, и медсестра обиженно хлопнула дверью – чуть громче, чем следовало.
- Этого не может быть… - прошептала склонившаяся над планшетом девушка. – Я… я онлайн? Как такое может быть? Черт… Фотки с фестиваля? Проклятье… это не я… То есть я, но не на «Новом звуке»… Я туда даже не попала! И… комментирую их прямо сейчас? Черт побери, кто это делает? Что происходит?
- Разрешишь посмотреть? – Кирилл придвинулся ближе.

Это были ничем не примечательные фотографии, похоже, сделанные на обычный смартфон: не в фокусе, с заваливающимся горизонтом или с искаженной цветопередачей. Но внимательный взгляд Кирилла отмечал и другие, явно и не слишком качественно обработанные с помощью фотошопа. На них изображение молчаливой пациентки – тогда еще с разноцветными волосами до плеч и вызывающим макияжем – было перенесено на другой фон или вписано в коллективные снимки. Кажется, кто-то из друзей разыграл эту девушку. Правда, судя по свежим шрамам на ее голове и вывихнутым пальцам, все это вышло далеко за пределы дружеской шутки.

- Создается впечатление, что кто-то активно живет твоей виртуальной жизнью, пока ты тут… Есть версии, кому это могло бы понадобиться, Саша? – осторожно поинтересовался Кирилл, прочитав ее имя на страничке. Больше всего он боялся, что девушка снова уйдет в себя и перестанет разговаривать.
- Некоторые фотки с моего телефона. Но больше с Ленкиного… И почти все они отфотошоплены, - пробормотала Саша, закрыв лицо руками.
- Это она разбила тебе голову? – спросил Кирилл.
- Нет… Но она их не остановила, - словно в трансе шептала девушка из-под ладоней. – Даже не пыталась. Хихикала – мол, с меня не убудет. И Дед… Если бы он один – я бы еще, может быть, стерпела. Но он только смеялся и снимал…

- Дед? Чей дед? – не удержался от вопроса Кирилл.
- Он ничей не дед, - отстраненно объяснила Саша. - Он Dead – Мертвец, гитарист «Тарантулов»…
- Этот? – Кирилл ткнул пальцем в одну из тех первых фотографий, еще из поезда, на которой Саша была запечатлена в лучах заходящего солнца в обнимку с Дедом рядом с остальными парнями из группы. - Это они тебя избили?
- Не сразу… Сперва… - начала было Саша, но замолчала. Кирилл не стал уточнять, так как намерения паукообразных были для него очевидны. – Я боялась, что они это видео выложат в сеть. Что мама увидит. Девчонки в колледже. Сопротивлялась как могла, кусалась. Они разозлились, и вот тогда стали бить по-настоящему… Но хотя бы больше не лапали… Потом не помню… Кажется, упала… А очнулась уже в грязи на дороге – фура уезжает, а Ленка визжит, что они меня убили. Я еще подумала, это хорошо, что убили… - Саша глубоко вздохнула. - Лучше бы правда убили… После такого позора.

Она не знала, почему вдруг рассказала ему все это – красивому, явно богатому парню, по странной прихоти судьбы попавшему в это глухое место, в эту забытую Богом больницу, в эту маленькую темную палату. Но проговорив все, что мучило ее столько дней, она почувствовала облегчение, как будто содрала с себя засохшую корку грязи.
Кирилл едва мог связно мыслить от шока: за отрывочными, сухими словами девушки он вдруг с потрясающей четкостью увидел ее сломанную жизнь. Наконец разрозненные кусочки головоломки сложились в единственно возможном порядке. И чем больше он думал о злоключениях своей молчаливой пациентки, тем больше утверждался в верности своей догадки.

- Саш, - наконец сказал он, - они не выложат это видео в сеть.
- Почему вы так решили? – Саша недоверчиво подняла глаза на молодого доктора.
- Они считают, что убили тебя. Выложив куда-нибудь видео, на котором они тебя… избивают, они фактически признаются в твоем убийстве. Поэтому всеми силами теперь создают видимость твоего присутствия, чтобы никто не связал твоего исчезновения с этим фестивалем.
- Вы думаете?
- Почти уверен. Хочешь, проверим? – теплые серые глаза доктора Ромашова решительно блестели, темные брови снова были сведены в одну напряженную линию, а тонкие губы чуть искривлены горькой полуулыбкой.

Саша непонимающе нахмурилась:
- Как?
Кирилл повернул к себе планшет и быстро набрал сообщение: «Саша, привет! Почему не звонишь? Надо срочно увидеться, можно встретить тебя после занятий?»

Саша прыснула:
- Прямо Евгений Онегин…
Несколько секунд ничего не происходило, а потом раздался звуковой сигнал входящего сообщения.
«Я в Корязине. Позвоню, когда вернусь».
«Что ты забыла в этой дыре?» - напечатал Кирилл.
«Я влюбилась и безумно счастлива. Мой парень очень ревнивый, не пиши мне больше. Позвоню, когда смогу», – пришел ответ после короткой паузы.

- Кажется, я был прав, - невесело усмехнулся Кирилл. – Но тогда тебя вряд ли разыскивают - ведь и родителям твоим, наверное, отправляют что-то подобное. Не хочешь им позвонить?
Саша обреченно покачала головой:
- Мы поссорились перед моим отъездом. Если мама все это время получала с моего номера подобные сообщения, она просто не станет со мной разговаривать.
- Не узнаешь, пока не попробуешь, - мягко убеждал Кирилл.
Девушка обхватила себя за плечи и упрямо покачала головой:
- Не надо. Пожалуйста! Не говорите никому!

- Что ж… Тогда я попрошу тебя об ответной услуге, - проговорил Кирилл, ему ужасно хотелось увидеть на Сашином лице улыбку. – Пожалуйста, обращайся ко мне по имени и на «ты». Договорились?
Саша пожала плечами, но уголки бледных губ чуть заметно дрогнули. Вдруг лицо девушки преобразилось, в нем появилась какая-то ледяная жесткость, а от стальной решимости ее взгляда Кириллу стало немного не по себе.
- Кирилл Вла… - начала она и осеклась, но потом продолжила: - Можете раздобыть для меня какой-нибудь телефон и симку?
- Конечно, - ответил он с облегчением. – Вот только на это потребуется время. Почему бы тебе не воспользоваться моим прямо сейчас?

- Не хочу вас… тебя впутывать. Это моя война. Не твоя.
Кирилл покачал головой, но невольно улыбнулся: ему почему-то нравился боевой настрой его пациентки, которая даже после предательства и побоев не собиралась мириться с ролью безропотной жертвы.
- Что ж, по крайней мере, в моих силах поддержать тебя огнем и маневром, - ответил он, вытаскивая из внутреннего кармана айфон и снимая блокировку. Но, вопреки его ожиданиям, вместо того, чтобы набрать номер, Саша с ухмылкой на бледных губах быстро напечатала текстовое сообщение:
«Это вы убили Кузнецову», - прочитал Кирилл и нахмурился.

Спустя несколько секунд телефон в руках у Саши зажужжал на беззвучном режиме.
- Я отправила эсэмэску на свой мобильник, и сейчас звонят именно с него - взглянув на экран, объяснила Саша. – Кажется, ты был прав, эти подонки боятся разоблачения. Ничего, пускай теперь подергаются. Правда, тебе придется внести «меня» в «черный список» - пошутила она, возвращая айфон владельцу.
На одну секунду их пальцы соприкоснулись, и Кирилл почему-то смутился.
- Предлагаю сеанс признаний объявить закрытым, - он нехотя поднялся и направился к двери. - А теперь спокойной ночи, Саша.
- Спокойной ночи… Кирилл…

Доктор Ромашов притворил за собой двери маленькой угловой палаты и вернулся в ординаторскую. Рассеянно отвечая на вопросы Любы, он вытащил из стопки нужную историю болезни, аккуратно зачеркнул на первой странице слово «Неизвестная», написал чуть выше: «Кузнецова Александра» и, улыбаясь, откинулся на спинку стула. Это был прорыв, настоящий прорыв! Но в его ликовании было что-то большее, чем просто профессиональное удовлетворение.

***

На следующий день Саша впервые с нетерпением ждала «сеанса» с доктором Ромашовым. Ей было любопытно, получится ли у них при свете дня притворяться друзьями или молодой врач уже пожалел о своем ночном панибратстве? Или, чего доброго, сразу сообщил куда надо ее личные данные. А может быть, ему снова звонили с Сашиного номера?
После завтрака к ней в палату на несколько минут заглянул сам Александр Петрович, как ни в чем не бывало поздоровался, назвав ее по имени, удовлетворенно кивнул, взглянув на заживающий рубец на голове, ощупал пальцы под повязкой.

Опустив глаза и втянув голову в плечи, Саша ждала, когда доктор Градов заговорит о выписке, ведь с каждым днем становилось все очевиднее, что она практически здорова и больше нет никаких причин держать ее в больнице за казенный счет. Вот только идти Саше было некуда – у нее больше не было ни дома, ни документов, ни одежды.
Но главврач ни о чем таком не заговаривал, а когда уже взялся за дверную ручку, Саша не выдержала:
- Александр Петрович, - окликнула она его. – А где Кирилл… Кирилл Владимирович?
Вокруг синих глаз Петровича веселыми лучиками разбежались морщинки:
- Уехал на вызов, тезка. Еще затемно, в Заречное. Вот-вот должен вернуться.

Как только за главврачом закрылась дверь, девушка бросилась к окну, высматривая заветный «уазик», но больничный двор был пуст, и Саша по привычке направилась в палату Тамары. Последние два дня она часто наведывалась туда, осваивая под руководством Веры Ивановны элементарные навыки ухода за новорожденным. Немолодая медсестра охотно обучала ее материнским премудростям, то и дело поглядывая на безучастную ко всему Тамару, которую за глаза называла кукушкой.
С тех пор, как пару дней назад несовершеннолетнюю мамашу пригласил к себе для разговора Петрович, она уже не причитала и не бегала курить, но большую часть дня так и проводила в постели. Кормить сына, правда, не отказывалась, однако этим ее участие в жизни собственного ребенка и ограничивалось.

К Сашиному удивлению, Вера Ивановна, напевая, уже пеленала малыша в «чужие» пеленки и голубое байковое одеяльце.
- На выписку! – радостно сообщила она, любуясь нарядным свертком.
- Как… на выписку? – изумилась Саша. – В Дом ребенка? Не надо! Пожалуйста! Не надо в детдом! Я… я сама усыновлю его!
- Какой детский дом, глупая? С чего ты взяла? Одумалась наша кукушка, родители ее вместе с ребеночком забирают! Чего же ты плачешь, чудачка? Радоваться надо, ребенку с родной матерью завсегда лучше. А ты своих нарожаешь, успеешь еще…

…На улице безумствовало апрельское солнце. Островки потемневшего снега, тщательно разбитые лопатой, оставались только около северной стены приземистого гаража, там, где до них не дотягивались нахальные солнечные лучи. Прошлогодние перепревшие листья с газонов были содраны, и сквозь пожухлую, расчесанную граблями траву кое-где уже пробивались первые зеленые ростки. От пронзительной голубизны неба было больно глазам. Со стороны больницы по узкой дорожке, выложенной белесыми плитками, к потрепанной «Ниве», припаркованной за забором, шли трое: девушка, женщина и мужчина, несущий на руках сверток, перевязанный синей ленточкой. Заляпанный свежей грязью «уазик» стоял около самого крыльца. Саша вытерла ладонями мокрые от слез щеки, соскользнула с подоконника и, шаркая пронумерованными тапками, направилась в ординаторскую.

Кирилл, раскрасневшийся с дороги, со слегка растрепанными темными волосами, оторвался от заполнения какого-то бланка и вопросительно посмотрел на Сашу:
- Что случилось?
- Дай мне позвонить… Пожалуйста.
Кирилл вынул из внутреннего кармана айфон, разблокировал его и протянул Саше.
- Спасибо… - пробормотала она, отворачиваясь. – Алло? Мама?.. Мамочка, прости…

***

За неполный месяц, проведенный в медсанчасти, Кирилл успел изучить ее обычные звуки, поэтому безошибочно уловил тревожные признаки, когда поздно вечером услышал чью-то задыхающуюся скороговорку в коридоре и быстро приближающийся топот. На ходу натягивая халат, он выскочил из своей комнатушки и едва не сбил с ног ночную санитарку. Увидев ее бескровное лицо, Кирилл почувствовал неприятный холодок в груди.
- Кирилл Владимыч… - молодая женщина с трудом переводила дыхание, - быстрее! Там… внизу… Петровича… Зарезали…

Не слушая дальше, он со всех ног припустил к лестнице. Перепрыгивая через ступеньки, в считанные секунды оказался на первом этаже и, уже ворвавшись в просторное помещение приемного покоя, почувствовал волну облегчения: жив!
Главврач сидел, привалившись к столу, опустив голову и часто дыша. Подойдя ближе, Кирилл с ужасом увидел, что на левом боку Петровича вокруг прижатой ладони по белоснежному халату расплывается кровавое пятно.

Прибежавшая следом санитарка испуганно частила что-то, но у Кирилла так шумело в ушах, что он выхватывал из ее объяснений только отдельные слова: «Любкин муж… из колонии… бабы наговорили… примчался пьяный на лесовозе… избить… а Петрович… отнял… а Мишка, когда напьется… он же бешеный… вытащил нож… а Любка… оттаскивать… а он как пырнет… а Петрович… уходи, дурак… уводи его, Люба…»
Хотелось крикнуть, чтобы она замолчала, чтобы тошнотворный водоворот мыслей немного утих и в голове наступила хоть какая-то ясность.
«Испарина, бледность, синюшность даже – внутреннее кровотечение. Судя по локализации раны – внутрибрюшное… Что же делать, что делать? Он в сознании? Господи, только бы он был в сознании!»

- Александр Петрович! – собственный голос Кириллу не понравился – какой-то срывающийся, мальчишеский… - Вы слышите меня? Как вы себя чувствуете?
Главврач с усилием приоткрыл глаза:
- Хреново, коллега, - тихо и хрипло отозвался он. – Полагаю, задета селезенка. Так что если хотите что-то еще узнать… - он перевел дыхание и облизнул губы, - …поторопитесь. Телефон санавиации у меня на столе… под стеклом…
Кирилл обернулся к санитарке:
- Вы слышали? Принесите, пожалуйста, - и снова повернулся к Петровичу: - Сейчас… одну секунду… я сейчас.

Древняя каталка неприятно гремела по плиткам пола, норовя свернуть в сторону, но Кирилл не замечал этого. Запрещая себе поддаваться панике, он прикидывал последовательность своих ближайших действий. С грохотом распахнув ручками каталки обитую жестью дверь, он чуть не столкнулся с неподвижно застывшей у входа Сашей.
- Вот… - безжизненным голосом сказала она, протягивая ему какую-то бумажку. – Ты просил.
- А где?.. – начал было Кирилл, но махнул рукой. Сейчас ничто не имело значения, кроме Петровича. Кроме огромного красного пятна на его халате. Кроме бледно-голубого цвета его лица, кроме капелек испарины на лбу.
- Настя? Молится, - так же тихо и невыразительно ответила Саша. Но тут же, вздрогнув, добавила: - Я помогу, говори, что делать?
Кирилл оценивающе посмотрел на Петровича и скомандовал:
- Бери его за ноги!
Вдвоем они с трудом взвалили вяло протестующего главврача на каталку, где он тут же, подтверждая собственное предположение, со стоном перевернулся на левый бок и подтянул колени к животу.
- Черт! – прошипел Кирилл, суетливо скользя дрожащими пальцами по экрану айфона.

Несмотря на ночное время, голос женщины-диспетчера был бодрым и жизнерадостным.
- Кедровка беспокоит, - выпалил Кирилл. – Медсанчасть семнадцать-двадцать, «Тайга-Восток». Тяжело ранен врач. Срочно нужна хирургическая бригада.
- Вы смеетесь? – непонятно обиделась женщина. – Мы же рассылали оповещение: погода нелетная, все борта на приколе. Пользуйтесь наземным транспортом!
- Это вы смеетесь, - сквозь зубы прорычал он. – Проникающее ножевое брюшной полости, массивное кровотечение, шок, и я же сказал, это врач! Доктор Градов!!!
- Сан Петрович? – наконец-то озаботилась диспетчер. – Как же это он? Но я ничем не могу помочь – атмосферный фронт, ураганный ветер, все вылеты запрещены. И вам не помогут, и сами убьются. Звоните в «Скорую».

Кирилл похолодел. Вертолета с хирургами не будет. Петрович нетранспортабелен. «Скорая» по таким заносам сможет добраться из райцентра разве что за несколько часов… если вообще доберется. С ума сойти – метель в середине апреля, дороги завалены мокрым снегом! Проклятье, почему именно сегодня?!
Для очистки совести он все же позвонил по знакомому номеру, но там его ничем не обнадежили. Правда, узнав, что пострадал Градов, тоже засуетились, пообещали связаться с ЦРБ и при малейшей возможности отправить хирурга попуткой, но Кирилл понимал, что раньше чем через пару часов хирург, даже если он не занят на операции, в Кедровку не попадет, а этого времени у Петровича могло уже не быть. Да и где они ночью, попутки? Одна надежда – что главврач ЦРБ перевернет вверх дном весь райцентр, но раздобудет транспорт.

- Поехали, - хрипло сказал он, берясь за ручки каталки. Саша молча ухватилась сзади, помогая везти Петровича без толчков. Сначала она то и дело запиналась, теряя свои огромные тапки, потом тихо чертыхнулась и скинула их с ног. Поднявшись на допотопном лифте на второй этаж, они завезли каталку в перевязочную. Кирилл собрался обработать рану, хотя понимал, что толку от этого никакого - наружное кровотечение уже прекратилось, да и не в нем была главная опасность. Но нужно же было делать хоть что-то! Петрович лежал, запрокинув голову, и только по частому поверхностному дыханию и слабому, почти нитевидному пульсу можно было понять, что он жив.

- Он ведь не умрет, Кир? – спросила Саша, глядя на него снизу вверх своими невероятными глазищами. – Ты поможешь ему?
- Я не так много могу, - признался Кирилл. – Нужен хирург, а ты же сама слышала… - и он отчаянно махнул рукой. – Побудь здесь, я сейчас.
Лихорадочно прикидывая, что поможет ему выиграть время, он торопливо направился в предоперационную, к холодильнику с кровью. К счастью, группа крови Петровича была известна: первая, резус положительный, – главный как-то упоминал об этом, просто к слову пришлось, и Кирилл знал, что ему искать. Нагрузившись флаконами с физраствором и глюкозой, пакетами с эритроцитной массой и свежезамороженной плазмой нужной группы, увидев которую в морозилке, Кирилл обрадовался, как ребенок, он почти бегом вернулся в перевязочную. Виртуозно попав в почти спавшуюся вену, поставил катетер, для затравки ввел струйно физраствор, потом этамзилат, слегка успокаиваясь от собственных отработанных движений.

Саша стояла, завороженно глядя то на быстрые манипуляции Кирилла, то на ритмично падающие капли препарата в прозрачной камере капельницы. Тем временем Кирилл, действуя почти на автомате, по вбитой еще в универе привычке проверил группу крови, убедившись в том, что не ошибся, подготовил эрмассу, начал вводить. Поставил на водяную баню пакет с замороженной плазмой, чтобы прокапать сразу после эрмассы, молясь всем богам, чтобы это каким-то чудом уменьшило интенсивность кровотечения и хотя бы частично восполнило кровопотерю… Больше для порядка, чем по необходимости, измерил Петровичу давление – ниже низкого, но ничего другого он не ожидал. Даже ввел антибиотик и положил пузырь со льдом на область селезенки – все как по учебнику.
И замер – на этом его возможности кончились.

Саша с надеждой смотрела на него:
- Он поправится?
Кирилл сглотнул:
- Понимаешь, нужна операция. Полостная, под общим наркозом… Без нее шансов, боюсь, нет.
- Так вызови эту, как ее… кудрявую? Ну, анестезиолога.
- Она предупреждала, что в Ревск уезжает. Свадьба, что ли… не помню… вроде у сестры. Вернется в понедельник. Ее Петрович отпустил. Он ведь и сам не хуже нее наркоз дает, если нужно.
- А ты?
- А я… - и Кирилл в который уже раз безнадежно махнул рукой. – Я даже не хирург. Ассистировать несколько раз приходилось, а оперировать…
- Но ты же можешь что-то сделать? – недоверчиво сказала Саша. – Ты же врач!
- Вот именно. И, как врач, прекрасно понимаю, что это за операция. Я не справлюсь.
- И дашь ему вот так умереть?
Кирилл хмуро молчал. Потом буркнул, не поднимая глаз:
- Я не имею права так рисковать - я его просто зарежу. Без анестезиолога, без ассистента, даже без операционной медсестры.

Саша молчала, и Кирилл вынужден был на нее посмотреть. Знакомый взгляд – полный невысказанной ярости – обжег его, заставляя отвернуться. Но он все равно смотрел, мучая себя.
Наконец она заговорила – голосом, дрожащим от гнева:
- Боишься риска? Ты же сам сказал, что операция необходима. Без нее у него вообще нет шансов. А с операцией есть. И ты врач!
- Врач… - эхом отозвался Кирилл.
- А тогда иди и лечи! – Саша с яростью бросала слова в лицо Кириллу. – Давай! Делай то, чему тебя учили. Я помогу.
- Ты? – раздраженно переспросил он. – Ну, помолись вместе с Настей!..
Кирилл осекся, понимая, что ведет себя непрофессионально, срывая досаду за свое бессилие на этой девушке. Он с силой провел по лицу ладонями:
- Извини… Извини, я не должен был…

Но Саша только неопределенно дернула плечом:
- Проехали… Ну да, я знаю, первый курс медколледжа – это все равно что ничего, но я буду очень стараться. Ты мне только объясняй, что нужно делать.
- Ну что ж, коллега, - вздохнул он, чувствуя странный прилив уверенности от этого знакомого слова. – Тогда иди в предоперационную. Переодевайся, начинай мыть руки. И эту… санитарку… бери с собой, молитвы делу не помеха. Пусть тебе покажет, где что – костюм, перчатки… Я сейчас.
Вытащив айфон, он отыскал нужный контакт и нетерпеливо выслушал с десяток длинных гудков. А когда до него донесся наконец хриплый спросонья голос, выдохнул с облегчением:
- Папа!

***

К счастью, доктор Ромашов-старший не всегда занимался подтяжкой лица и маммопластикой. Еще до знакомства со своей будущей женой, матерью Кирилла, он успел лет пять отработать хирургом многопрофильной больницы, да и потом далеко не сразу уступил уговорам супруги изменить специализацию.
Поняв, о чем просит сын, он сразу же включился в рабочий режим, но не мог не предупредить:
- Надеюсь, ты сознаешь, что на кону не только жизнь пациента, но и твоя свобода. О дипломе я вообще молчу. В этом смысле, боюсь, судят даже победителей.
- Черт с ним, с дипломом! Если я не сделаю все, что умею, и даже больше, я и сам не смогу больше работать в медицине. Говори, что делать.
- Что конкретно тебя интересует? – теперь тон отца был сугубо профессиональным.

Кирилл внутренне подобрался:
- Учитывая то, что я тебе сказал, мне нужно знать наиболее простой метод анестезии, лучший доступ – сам я склоняюсь к срединной лапаротомии. И как на практике избежать повреждения поджелудочной железы при манипуляциях в брюшной полости. Вроде все, а дальше по обстоятельствам, - он посмотрел в безжизненное лицо Петровича, приложил пальцы к шее над сонной артерией – пульс был, и даже, кажется, не хуже, чем четверть часа назад.
- Тогда освобождай руки и готовься, а я пока буду говорить.

***

Сашу била мелкая дрожь. Подняв ладони, чтобы ни до чего не дотрагиваться раньше времени, девушка ждала, пока Кирилл поменяет перчатки. Он уже разложил перед ней на лотке все необходимые инструменты, и теперь она повторяла про себя их названия, чтобы не спутать в ответственный момент. Петрович, опутанный трубками и проводками, лежал на операционном столе, куда они переложили его втроем, стараясь не тряхнуть.

Через несколько секунд она услышала над ухом:
- Готова? – голос Кирилла был чуть хрипловатым, но спокойным.
Саша кивнула.
- Тогда приступим.

Что было дальше, она не смогла бы рассказать за все сокровища мира, хотя в те минуты ей казалось, что она воспринимает все с потрясающей четкостью и яркостью. Видимо, в тот момент, когда навстречу рукам Кирилла, раскрывающего брюшную стенку, неожиданно мощным потоком хлынула ярко-алая кровь, Саша уже не фиксировала ничего в памяти, изо всех сил стараясь как можно правильнее выполнять команды. «Аспиратор!.. Крючки! - слышала она. – Шире!.. Зажим!.. Еще!.. Не этот!.. Накладывай сюда… Молодец… Тампон!.. Еще!.. Лигатуру!.. Ножницы!.. Аспиратор!..» Кое-какие инструменты Кирилл хватал сам, неожиданно ловко действуя обеими руками. Санитарку, временно повышенную в должности до операционной медсестры, приставили к капельнице – следить и сообщать Кириллу, если очередной пакет или флакон заканчивались.

Саша ничего не видела и не слышала вокруг себя – только руки Кирилла, только его яростное дыхание и короткие приказы. Но запомнила, наверное, на всю жизнь, как после длинного тревожного сигнала монитор вдруг умолк и целую бесконечную секунду в операционной стояла мертвая тишина. Потом, словно в ответ на крик Кирилла: «Асистолия!» - прямая на мониторе дернулась и снова пошла неровными зубцами. Саша почувствовала, как ее собственное сердце забилось вдвое быстрее.

Наконец ей стало ясно, что они побеждают – операционное поле больше не заливалось кровью, удаленная селезенка, оказавшаяся совсем не такой, как в учебнике анатомии, лежала в лотке, рядом с окровавленными тампонами. Кирилл деловито проверял под диктовку отца, не задел ли нож пьяного идиота что-нибудь еще, и Саша тревожно ждала результата, ведь она уже знала от Кирилла, что при ножевых ранениях брюшной полости очень редко страдает только селезенка, уж очень много всяких органов расположено по соседству. Вскоре выяснилось, что в этом смысле Петровичу несказанно повезло, так как никаких других повреждений обнаружить не удалось.

Когда Кирилл, наложив последний шов, громко выдохнул, Саша поняла, что тоже задерживала дыхание – и, наконец-то выпустив плотно закушенную губу, свободно вздохнула. Сразу заныли еще не совсем зажившие пальцы, о которых она даже ни разу не вспомнила за все время операции, в висках запульсировала боль, а ноги задрожали от пережитого волнения. Прислонившись спиной к белому кафелю стены, она не замечала, как по щекам текут слезы облегчения. Но какая же это все была ерунда по сравнению с тем, что она видела: губы Петровича слегка порозовели, с лица ушла страдальческая гримаса, а монитор уже не захлебывался неровным писком.

Кирилл, поблагодарив отца, выдернул наушники и устало сказал:
- Ты молодец.
Снимая окровавленные перчатки, Саша отстраненно покачала головой:
- Я ведь собиралась бросать учебу. Думала, ошиблась и медицина – это не мое.
- Неужели?.. – слабо удивился Кирилл. – А мне показалось, у тебя просто талант.
Саша порозовела от удовольствия:
- Скажешь тоже, талант – инструменты подавать.
- Да я не об этом, - отмахнулся Кирилл. – Просто в такие моменты сразу видно, кто чего стоит. Ты не заревела, не грохнулась в обморок, ни разу не пожаловалась, а просто молча делала все, что нужно. Так что, по-моему, ты прирожденный медик… - и после короткой паузы добавил: - Это я сплоховал сегодня. Если бы не ты…

Ответить Саша не успела: в дверях операционной появился незнакомый врач в «чужом» синем хирургическом костюме – в их медсанчасти были в ходу зеленые. Деловито проверяя показатели Петровича, он выслушал объяснения Кирилла и, недоверчиво покачав головой, похлопал его по плечу. А через десять минут Петрович открыл еще туманные после наркоза глаза и непонимающе огляделся.

На подгибающихся от усталости ногах Саша вышла в «предбанник» и обернулась к застекленной двери. Настя, сказавшая, что сама все уберет, хлопотала над инструментами. Кирилл озабоченно собирал использованные ампулы, хирург из ЦРБ – очевидно, это был именно он – с удивленной улыбкой разговаривал с Петровичем. А тот отвечал ему! Его губы шевелились, он даже попытался двинуть рукой, чтобы потрогать наклейку на ране – и все еще не отошедший от операции Кирилл строго прикрикнул на него. Саша улыбнулась: раскомандовался…

Она вымыла руки, нашла свою второпях брошенную в угол пижаму и переоделась, опасливо оглядываясь на увлеченных разговором врачей. Сняла бахилы и поискала глазами тапки, но сообразила, что они, должно быть, так и валяются на первом этаже. Пришлось идти в носках.

В коридоре, прямо на полу около дверей операционной, в распахнутом пальто и сбившейся набок шапке сидела зареванная Люба.
- Живой, - тихо выдохнула Саша и побрела дальше, в свою палату, где от усталости мешком свалилась на койку и тут же уснула, даже не укрывшись.

***

- Вставай, дочка…
Саша вздрогнула от осторожного прикосновения к своему плечу и моментально вскочила, с трудом поднимая тяжелые веки:
- Что?.. Что-то с Александром Петровичем? – она босыми ногами нашарила около кровати ставшие привычными тапки.
На улице снег сменился дождем, звонкой дробью колотившим по металлическому оконному отливу, а по стеклу, обгоняя друг друга, ползли капли. Фонарь раскачивался на ветру, распугивая желтым светом хаотично мечущиеся тени деревьев.

- Нет-нет, что ты… Кирилл Владимирович звонил в область… С Петровичем все в порядке, - успокоила ее Вера Ивановна. – Там за тобой... За тобой мама приехала.
- Мама? Как? Когда? Ведь ночь же? – растерянно бормотала Саша.
- Да иди же ты, глупая! – воскликнула Вера Ивановна. – В ординаторской она. Кирилл Владимирович там твои документы заполняет. На выписку! – добавила она, едва сдерживая ликование.

«На выписку… На выписку… На выписку…» - мысленно повторяла Саша, шаркая огромными тапками по кафелю коридора. Она не знала, как посмотреть в глаза матери. Собственные поступки сейчас казались глупыми и безответственными: сбежала из дома без разрешения, без денег… потеряла телефон и паспорт… невесть где пропадала больше месяца, посылая дурацкие эсэмэски… из колледжа уже наверняка отчислена за прогулы… Невозможно было даже представить, что мать, с которой последнее время отношения и так были хуже некуда, простит свою блудную дочь… Особенно после позавчерашнего телефонного звонка, когда мать долго молчала, а потом начала кричать, что с нее довольно дурацких розыгрышей и чтобы ее наконец оставили в покое. Саша, неловко пробормотав извинения, прервала звонок. Теперь чувство вины делало каждый ее шаг невыносимо трудным, словно к ногам были прикованы пудовые гири.

Сквозь приоткрытые двери ординаторской в полутемный коридор спящей больницы падал желтый луч. Саша остановилась в нескольких сантиметрах от этой световой границы и прислонилась спиной к стене, не находя в себе силы войти.

- …Конечно, а кто бы не рассердился! – услышала она из-за двери дрожащий голос матери. – Эти эсэмэски еще! И сколько бы я ни перезванивала – ни разу трубку не взяла. Ишь, думаю, занятая какая, с матерью поговорить ей некогда! Я как белка в колесе на двух работах… А она?..
- Наталья Валерьевна, - раздался тихий голос Кирилла. – Эти сообщения отправляла не Саша. Кто-то воспользовался ее телефоном…
- Да я знаю! – всхлипнула мать. – Теперь-то… Дня три назад пришла Ленка, подружка ее, шалава, господи прости! Пришла вся зареванная, прямо не в себе… полчаса рыдала, я ни слова разобрать не могла. Убили, говорит, убили и выбросили из машины… А где – не помнит…У меня в глазах потемнело… Зачем же мне жить-то, если Сашки моей больше нет? Слава Богу, соседка «скорую» вызвала… А на следующий день Сашенька сама позвонила… Я не поверила, думала, снова розыгрыш какой-то… Разоралась как психопатка… И номер незнакомый…

- Она звонила с моего мобильного. Другой возможности связаться с вами у вашей дочери не было. Это со мной вы разговаривали, когда перезвонили, - ответил Кирилл, и Саша услышала звяканье стеклянной пробки графина, а потом короткое журчание воды, наливаемой в стакан. - Выпейте, Наталья Валерьевна… Все позади… С Сашей все в порядке. Теперь в порядке.
- Спасибо, - пробормотала мать и сделала несколько громких глотков. – Я приехала сразу же, только с работы отпросилась, первым же поездом… на станции вот частник подвернулся, обещал в оба конца и к обратному поезду успеть… Скажите, доктор, когда я смогу увидеть свою девочку?

Саша оторвалась от стены, размазала по лицу слезы и потянула на себя дверь ординаторской. После темного коридора свет показался слишком ярким… Она не сразу узнала в сидящей к ней боком осунувшейся женщине свою мать: корни крашеных волос неряшливо отросли, вместо высокой вычурной прически – тусклый жалкий пучок… под красными, опухшими от слез глазами легли фиолетовые тени… около рта - скорбные морщины… За этот месяц мать состарилась лет на десять, не меньше…
- Мама… – пробормотала Саша непослушными губами. – Мамочка, прости… Я больше так не буду…

Несколько секунд Наталья смотрела на дочь и не узнавала в худой, изможденной, коротко остриженной, одетой в мешковатую пижаму девушке свою бойкую, своевольную дочь. Потом она вскочила, едва не опрокинув стул, и бросилась к Саше. Сквозь слезы она осыпала ее поцелуями, бессвязно причитая: «Девочка моя, девочка моя…» А Саша так же бессвязно твердила в ответ: «Прости, прости меня…» Им многое нужно было сказать друг другу, но слова для них обеих сейчас почти ничего не значили. Наконец Наталья повернулась к доктору Ромашову и, неловко вытирая нос скомканным в ладони платком, проговорила:
- Простите… Спасибо вам за Сашу, Кирилл Владимирович… Не знаю, как вас благодарить…

Кирилл опустил глаза, делая вид, что заполняет бланк эпикриза, но строчки расплывались и слова скакали между линий, как взбесившиеся белки.
- Моей заслуги тут нет, Наталья Валерьевна, это доктору Градову Саша обязана жизнью, - проговорил Кирилл, потерев пальцами лоб. – К сожалению, Александр Петрович сейчас сам нездоров, но я передам ему вашу благодарность… Саша… - он впервые осмелился посмотреть на нее, и голос дрогнул. Мысленно выругав себя, он продолжил ровным, «профессиональным» тоном: – Саша, собирайся, вас с мамой ждет машина. Вот этот документ отдашь терапевту по месту жительства, а если он сочтет необходимым –сходишь к хирургу. Консультация невролога тоже, вероятно, не повредит… И физиотерапию надо бы продолжить, там все написано.

…Кирилл стоял на крыльце, глядя, как Саша с матерью усаживаются в грязный, крытый брезентом «уазик». «Это просто пациентка. Всего лишь пациентка…» твердил он себе.
Нудно сеял мелкий дождь, и Сашина новая куртка в желтом свете раскачивающегося на ветру фонаря блестела от влаги. Уже взявшись за ручку дверцы, девушка вдруг оглянулась на больничное крыльцо, и капюшон сполз со стриженой головы. Кирилл решительно вышел из-под навеса и почти побежал к машине. Саша бросилась ему навстречу, но остановилась в полушаге, требовательно глядя своими огромными голубыми глазищами. Он знал, что должен что-то сказать сейчас, немедленно, пока не стало слишком поздно, но не находил слов. Проведя ладонью по коротким волосам девушки, Кирилл натянул ей на голову капюшон и пробормотал невпопад:
- Береги себя… Не дружи с кем попало…

- Кир, - Саша вдруг порывисто обняла его, на одну секунду прижавшись мокрой курткой к его халату. «Как я теперь без тебя?!» хотела она спросить, но вместо этого сказала: – Простынешь… Тебе нельзя – как… они все… без тебя теперь? Иди… Ну иди же! - и, оттолкнув его, бросилась обратно к машине.
Он стоял и смотрел, как красные габаритные огни чужого «уазика» неловко переваливаются по ухабам раскисшей проселочной дороги, и вдруг с досадой осознал, что не догадался дать Саше номер своего телефона.
«Что за сантименты, доктор Ромашов? – выругал он себя, глядя на два ярко освещенных окна больницы: ординаторской и маленькой угловой палаты, которую только что навсегда покинула голубоглазая строптивая пациентка. – Просто ПАЦИЕНТКА, - повторил он для себя. - Такая же, как два десятка остальных…»

***

Кирилл отложил в сторону очередную историю болезни, потянулся, разминая затекшие мышцы, и вышел из-за стола. Огромная черемуха за окном, еще недавно наводившая тоску голыми мокрыми ветками, теперь качала на ветру тяжелыми белыми лапами, и в распахнутое окно вливался упоительный аромат. Для второй половины мая день был необычно жарким, и ходячие пациенты, свободные от процедур, прогуливались под цветущими яблонями во дворе медсанчасти, с явным удовольствием подставляя лица солнечным лучам. Кирилл присел на подоконник, вглядываясь усталыми глазами в подступающий к больничной ограде лес, слушая звуки далекой лесопилки, заглушаемые птичьим звоном и людскими негромкими голосами. На несколько секунд он вдруг ощутил себя неотъемлемой частью огромного мира, в котором все было правильно. Или почти все…

Остаток апреля промелькнул незаметно. В начале мая в Кедровку вернулся еще немного бледный, но энергичный и даже как будто отдохнувший Петрович.

Кирилл искренне обрадовался возвращению «босса» – просто уму непостижимо, как главному многие годы подряд удавалось справляться с таким хозяйством! Эти три недели доктор Ромашов просто выбивался из сил, пытаясь везде успевать и постоянно упуская не одно, так другое. Правда, надо отдать должное остальным сотрудникам медсанчасти, они всеми силами старались помогать ему – неопытному новичку, нежданно-негаданно оказавшемуся во главе лечебного учреждения. Ушли в прошлое косые взгляды и шепотки за спиной. Несмотря на то, что хирург ЦРБ прикрыл молодого врача от начальства и считалось, что операцию Петровичу они делали вдвоем, все знали, как было дело. И потому легко прощали Кириллу неизбежные мелкие промашки.

Муж Любы – пьяный дебошир, ранивший Петровича – с той ночи, по слухам, был тише воды, ниже травы. Устроился на лесопилку, а медсанчасть обходил дальней дорогой. Пить, правда, не бросил, но «до потери сознательности» больше не набирался. Сама Люба, чьи наглухо застегнутые халаты теперь надежно прикрывали колени, с Кириллом, к его большому облегчению, заигрывать больше не пыталась. Уже через день после происшествия она принесла заявление на увольнение, но Кирилл в ответ на ее бессвязные объяснения заявил, что больница не театр, и жестко потребовал немедленно приступить к работе. Ничего другого Любе не оставалось. С опущенными долу глазами она терпеливо сносила молчаливое неодобрение со стороны сотрудников больницы, а Петровича, не давшего делу хода, встретила как сошедшего прямо с небес ангела-хранителя.

Весна быстро набирала силу, словно наверстывала упущенное, наконец-то давая почувствовать преимущество жизни за пределами большого города: чистый воздух, горластые птицы, белки, бесстрашно скачущие по веткам и скамейкам прямо под окнами медсанчасти, свежая весенняя зелень, по которой Кирилл, оказывается, успел за зиму основательно соскучиться – все это рождало в его душе ожидание чего-то необыкновенно хорошего… И неопределенное беспокойство, окончательно проявившееся с приездом Петровича. Пока главврача не было, Кирилл не имел ни единой свободной минутки, разрываясь между обходами, вызовами на дом, операциями, перевязками и валом документов, каждый день накрывающим его буквально с головой, несмотря на помощь бухгалтера и сестры-хозяйки. К вечеру он просто падал от усталости, без особой надежды на то, что удастся поспать хотя бы несколько часов подряд, – редкая ночь обходилась без происшествий, требовавших его участия.
Теперь же, когда Петрович вернулся, у Кирилла появилось немного свободного времени, и он вдруг загрустил, сам не понимая, что с ним такое. Нет, не то чтобы он целыми днями ходил повесив нос и тяжко вздыхая, но иногда вдруг чувствовал себя так, как будто в его жизни не хватает чего-то очень важного. Застывал у окна, вот прямо как сейчас, слепо уставившись в пространство, а однажды задумался даже во время «конференции», заработав себе добродушное внушение от «босса».

Первой раскусила его проницательная Вера Ивановна. Зашла зачем-то в ординаторскую и, увидев, что Кирилл, вместо того, чтобы строчить эпикриз выписывающемуся бульдозеристу, машинально зарисовывает листок бессмысленными каракулями, спросила:
- Что, доктор, тоже скучаете по нашей красавице?
Он вскинулся тогда, что-то забормотал протестующе, наверняка покраснел, как мальчишка. Но после ухода медсестры, торопливо закончив оформление документов на выписку пациента, достал планшет и открыл браузер.
История поиска все еще хранила адрес ее профиля в популярной соцсети – того самого, взломанного ее «друзьями»-паукообразными, но спустя несколько секунд Кирилл безнадежно уставился на пустой экран с вежливым уведомлением: «Страница пользователя удалена. Информация недоступна». Не было ничего удивительного в том, что Саша не захотела продолжать пользоваться своим оскверненным аккаунтом. Кирилл вздохнул. Бесполезно.

Еще в день Сашиного отъезда он спохватился, что не записал для нее свой номер – ведь мог же найти предлог, да и так, без предлога, что стоило сунуть в руку девушки клочок бумаги и попросить позвонить, когда доберется до дома! Оставалось только сожалеть, что в свое время ему не пришло в голову сохранить в «контактах» телефона номер ее матери - теперь отыскать его в огромном списке безымянных вызовов было невозможно. Уехала Саша – и пропала, как не было ее.
Все эти дни Кирилл безуспешно пытался убедить себя, что она рядовая пациентка, каких у него уже были десятки, и сотни будут, и тысячи, но… Чем больше проходило времени, тем сильнее ему ее не хватало, хотя он и сам не понимал, почему. Эта девушка была совсем не в его вкусе: он предпочитал высоких ярких блондинок с формами - рядом с такими легко было испытывать приятное превосходство над прочими представителями мужского пола и казаться себе умным и сильным. А тут тоненькая девочка, вчерашняя школьница, едва достававшая макушкой ему до плеча. Да еще и с характером – как зыркнет своими глазищами… Рядом с ней недостаточно было казаться – приходилось на самом деле становиться умнее и сильнее.

Кирилл поймал себя на том, что растроганно улыбается, вспомнив, как старательно и храбро помогала ему эта пигалица во время операции, хоть и путая аспиратор с коагулятором, но каким-то непостижимым образом вселяя уверенность, заставляя его чувствовать себя практически всемогущим. Голос отца в наушниках и доверчиво-восхищенные глаза этой худенькой девочки напротив – вот что не давало ему отчаяться, опустить руки, даже когда хлынула кровь, перекрывая самые скверные его ожидания, даже когда, запнувшись, пресекся сигнал кардиомонитора и на секунду показалось, что все кончено…
Да… глаза у Саши и правда… что есть, то есть. Кирилл с удивлением осознал, что с удовольствием вспоминает даже их странные односторонние беседы, когда он, выполняя задание Петровича, ходил проводить с Сашей «терапевтические разговоры».

Напряженный ритм жизни в медсанчасти не оставлял ему много времени для грустных воспоминаний, да и не в его характере было им предаваться. Но все-таки вечерами он чувствовал странную пустоту в груди и лежал без сна, представляя, что однажды – скоро, вот только Петрович немного окрепнет – возьмет несколько накопившихся отгулов и отправится по адресу, который сам же и внес в историю болезни Кузнецовой Александры в день выписки… Не имело значения, что он скажет, и было не очень важно, что она ответит – его фантазия редко успевала проникнуть дальше распахнутой двери и удивленных голубых глаз…


Кирилл уже отошел от окна, все еще задумчиво улыбаясь и удивляясь собственным мыслям, когда его айфон требовательно завибрировал, а на дисплее появилась фотография отца.
- Да, пап. Как это «где я»? В Кедровке, где и был. Точнее? Точнее – в ординаторской, на втором этаже, а что?.. Ты здесь? И мама?! Что-то случилось?
Через пару минут он уже обнимал мать, а отец с улыбкой похлопывал его по спине:
- Привет, доктор Ромашов. Мы к тебе с доброй вестью. Хотели по телефону, но решили порадовать лично.
- Должно же быть хоть какое-то разнообразие, - настороженно пробормотал Кирилл, выпуская из объятий вытирающую слезы Ираиду Витольдовну. – Ну, удивите меня.
- Зря остришь, - Ромашов-старший продолжал широко улыбаться. – Сейчас и сам до потолка подпрыгнешь. Твоего Улицкого поймали с поличным, а его любовница, главбух клиники, сдала его, как только почувствовала, что дело пахнет керосином. И заодно рассказала, как они с Улицким заставили твою подружку, ну ту, из регистратуры, подложить наркотики тебе в карман. И флешку с накопанным тобой компроматом тоже она у тебя забрала.

Кирилл со стыдом вспомнил, как в хмельном кураже орал в кабинете начмеда и как администратор Карина, блондинка с «выдающимися» данными, с которой он иногда «приятно проводил время», вызывала ему такси. И как проснулся наутро в ее постели в съемной квартире на окраине Ревска… А днем разразился скандал.

- Флешку, кстати, нашли у Улицкого в кабинете, - продолжил старший Ромашов. - Так что теперь ты свидетель обвинения и один из потерпевших. В клинике новый главврач, со стороны, и он готов снова взять тебя на работу. Ну что, удивил?
- Не то слово, - улыбка на лице Кирилла теперь не уступала отцовской. – Не ожидал. Думал, так и будет этот жулик процветать до скончания века. Как же это его взяли, интересно?
- Пока не говорят – тайна следствия. Но на суде ты сам, вероятно, все услышишь. В общем, собирайся, пиши заявление, забирай трудовую книжку – и поехали. Мы на джипе, обратно доставим с комфортом.
Кирилл слегка нахмурился:
- Пап, я не могу…
- Хочешь сказать, начальство не отпустит без двухнедельной отработки? Но должны же они понимать, что… - запальчиво начал его отец, однако Кирилл перебил его:
- Не в этом дело. Понимаешь, не могу я отсюда уехать. Я здесь нужен. Впервые в жизни по-настоящему нужен. Здесь все мое. А в клинику… да мне тошно даже подумать, что я туда вернусь хоть на день… хоть на минуту. Очень рад, что этого негодяя все-таки прижали… Но никуда не поеду, - он решительно тряхнул головой.

Ираида Витольдовна свела в одну линию идеально выщипанные брови:
- Собираешься остаться навсегда в этой глуши?
- Ну, так далеко я не загадываю, - Кирилл пожал плечами. – Однако ближайшие лет десять хотелось бы провести именно здесь.
Женщина беспомощно всплеснула руками:
- Кирочка, но ведь в городе столько возможностей! На кардиоклинике теперь свет клином не сошелся, с твоим дипломом тебя наверняка с удовольствием возьмут куда угодно, безработным точно не останешься. А уж к нам в «Красу» - добро пожаловать в любое время, ты же знаешь. Одна из косметологов собирается в декрет, так что мы тебе быстренько организуем интенсивные курсы в Москве или даже за границей…

- Мам, я не возражаю, в городе отлично… карьера, возможности и все такое, но пойми и ты: без меня Петрович не справится. Надо же ему хоть время от времени отдыхать. До сих пор на моем месте никто дольше полугода не продержался – зарплата неплохая, верно, тем более что фирма приплачивает, но и нагрузка адская. А босс – он ведь такой, ни за что пациента не отфутболит, если случай не превышает наших возможностей. Я, конечно, по сравнению с ним пока просто ноль, но это дело наживное, кое-что уже начинает получаться, - Кирилл сам услышал в своем голосе хвастливые интонации и чуть поморщился.
Ираида Витольдовна негодующе взглянула на мужа:
- Вольдемар! Почему ты молчишь? Твой сын собирается загубить свою жизнь в этой чудовищной дыре, среди этого убожества!

- Мам, знаешь что!.. – запальчиво начал Кирилл, которого неприятно резанули слова матери, напомнившие ему не такое уж давнее прошлое и позорную истерику, которую он закатил доктору Градову при первой встрече. Но Владимир Степанович положил ему на плечо тяжелую руку, и он с воинственным видом обернулся к отцу, готовый отбить очередную атаку.
- Погоди, Кирилл, - пробасил Ромашов-старший и посмотрел на жену. – Ирочка, ты должна гордиться, наш мальчик наконец-то становится взрослым. Разве не об этом мы мечтали?
Ираида Витольдовна вскипела:
- О чем ты, Вольдемар? Мы мечтали, чтобы Кира, с его способностями, с его красным дипломом похоронил себя в этом медвежьем углу, на побегушках у какого-то мужлана, за тридцать лет так и не сделавшего приличную карьеру? Ты этого хочешь для нашего сына? – и она победно усмехнулась, явно ожидая покаянной реплики мужа, который никогда не пытался отстаивать собственное мнение, если вопрос не касался здоровья пациентов.

- Да, - неожиданно твердо отозвался тот. - Я хочу, чтобы нашего сына знала по имени-отчеству и уважала вся округа – так, как сейчас знает и уважает доктора Градова, который, к твоему сведению, действительно вполне способен был сделать блестящую карьеру, если бы уехал отсюда, как ему много раз предлагали. Хочу, чтобы наш сын учился у Александра Петровича всему, а не только врачебным навыкам, - Ромашов-старший шагнул к жене и понизил голос: - А тебя попрошу не судить о человеке, не зная его… и не называть меня больше этой дурацкой кличкой. Я не Вольдемар! А наш сын – не малыш, которого нужно водить на помочах. Он принял решение, и мы должны отнестись к этому с должным уважением.
- Ну и пожалуйста! Поступайте как знаете, - казалось, Ираида Витольдовна готова сдаться. Но только казалось. – Я ведь хотела только, чтобы у Кирочки было в жизни все: интересное занятие с достойным заработком, дом, семья, дети. Есть у вашего Градова что-нибудь помимо работы, работы, работы без конца и этого пресловутого уважения? – голос ее набирал силу, и Кирилла передернуло от того, как ядовито мать произнесла последние слова. Он открыл было рот, собираясь что-то возразить, но отец был быстрее:
- Это не наше дело, Ираида! Мы уезжаем, а Кирилл сам разберется со своей жизнью. Теперь я в этом уверен, - Владимир Степанович устало потер лоб рукой, и Кирилл вспомнил, что отец наверняка с утра за рулем и вряд ли рассчитывал сразу отправиться обратно. «Видимо, не хочет, чтобы мать встретилась с Петровичем», - понял он и торопливо возразил:

- Пап, не спеши, тебе нужно отдохнуть. Босса… то есть главврача сейчас нет, жаль, что вы не сможете с ним познакомиться – уехал по делам, вернется нескоро. Пообедайте у нас, погуляйте, посмотрите, какая здесь красота… белки, птички, черемуха вон с ума сходит… - он старательно избегал обращаться к матери, боясь выйти из себя и от обиды за Петровича наговорить лишнего. – Воздух такой, просто нектар, разве в городе так подышишь?.. Я вам экскурсию устрою… по окрестностям. Нашу «соляную пещеру» покажу – только что оборудовали для астматиков… - сбивчиво бормотал он. – А там и поедете, чтобы самое бездорожье засветло миновать…

…Часа через два, открыв дверцу джипа для все еще мрачной и молчаливой супруги, Владимир Степанович негромко сказал Кириллу:
- Имей в виду, мы тебя всегда поддержим. Если почувствуешь, что невмоготу, не строй из себя супермена, возвращайся.
Ираида Витольдовна вдруг всхлипнула: «Кира!» - и порывисто обняла сына, которому пришлось наклониться, чтобы поцеловать ее на прощанье.
- Ну что ты, мам, - уговаривал он, смущенно косясь на окна медсанчасти. – Я же не на Марс улетаю, и телефон есть, если поговорить захочется… И в отпуск обязательно приеду.
Мать перестала плакать и сердито уставилась на сына покрасневшими глазами со слегка смазанной тушью на нижних веках:
- Приедешь ты, как же! Спроси у своего Градова, когда он в последний раз в отпуске был… - и снова всхлипнула: - Может, передумаешь, Кирочка? Пять часов – и мы дома. Комфорт, цивилизация… Ванна, а не тот ужас, который у вас называется санузлом!.. – и вдруг, безнадежно выдохнув: - Весь в отца, - махнула рукой и торопливо скрылась в машине.
Ромашов-старший крепко пожал руку сыну и сел за руль.

Провожая взглядом отъезжающий джип, Кирилл почувствовал неприятную щекотку сомнения – прав ли он? Не пожалеет ли уже завтра о принятом решении? Не явится ли с побитым видом домой, под мамино крылышко, к ее скромному, но заметному торжеству? Тряхнув головой, чтобы выгнать из нее эти предательские мысли, он повернулся «к лесу задом, к медсанчасти передом» и отправился наверстывать упущенное – два часа общения с родителями изрядно выбили его из графика, а у него такая уж работа, ее не отложишь на потом и не передашь кому попало.

Его Настоящее Дело. Только его.

Уже взбежав по ступенькам больничного крыльца и прикидывая в уме, в какой последовательности браться за скопившиеся дела, чтобы свести к минимуму бесцельное метание по коридорам и бесполезные разговоры, Кирилл услышал настойчивый автомобильный сигнал. Он обернулся и увидел, как на больничную аллею сворачивает с проселка пыльная «Нива» доктора Градова.
Петрович вышел из машины и открыл заедающую пассажирскую дверь – похоже, в салоне был кто-то еще. Кирилл чуть слышно чертыхнулся: как он мог забыть – студентка какого-то колледжа на учебную практику! Только ее сейчас и не хватало. Впрочем, этот удар Петрович, возможно, с удовольствием примет на себя – вон как улыбается…
Решив, что пара минут, потраченных на приветствие, уже не повредят существенно его планам, Кирилл остановился под навесом крыльца, против света глядя из-под ладони, как из видавшей виды «Нивы» грациозно выбирается девушка в светлых узких джинсах и белой блузке без рукавов… Как поворачивает к нему голову с дерзкой короткой стрижкой… Как смотрит на него, чуть прищурив голубые глаза, словно бросает озорной вызов…

Кирилл беззвучно ахнул и, перепрыгивая через две ступеньки, сбежал с крыльца.
- Саша?!
- Кир!
- Как? Что ты здесь… Ох, черт!.. Как я соскучился! – выпалил он самое главное.
- Эй! Это была моя реплика! – рассмеялась Саша. – Я к вам на практику, разве Александр Петрович не говорил? Ты не поверишь, как трудно было сюда попасть!
Кирилл притянул ее к груди и прошептал в макушку:
- Я боялся, что никогда не найду тебя…
- Ну уж нет! – ответила Саша, обхватив его за талию и вдыхая полузабытый запах медикаментов, исходящий от его халата. – Теперь вы от меня так просто не избавитесь… доктор Ромашов.


Источник: http://twilightrussia.ru/forum/58-16059-1
Категория: Свободное творчество | Добавил: O_Q (14.05.2015)
Просмотров: 2189 | Комментарии: 60


Процитировать текст статьи: выделите текст для цитаты и нажмите сюда: ЦИТАТА






Всего комментариев: 601 2 3 »
1
59 Oxima   (20.07.2016 19:50) [Материал]
Этот рассказ вывернул мне всю душу на изнанку! Настолько пронзительный, эмоциональный и реалистичный... Я как будто за несколько минут прожила целую жизнь, умерла и снова воскресла. Давно не испытывала от чтения эмоций такой силы.
Герои получились сложные, совсем как как живые. Но больше всего восхитило развитие персонажей: все испытания, через которые пришлось пройти Кириллу, Саше, Сашиной маме, (даже глупой Тамарке и подлой Ленке!), переплавляют героев очищают от заблуждений, от всего сиюминутного и мелкого, - так руда в огне превращается в чистую звонкую сталь... так поднимается из грязи и ила в своей сияющей чистоте лотос... Простите, просто не нахожу слов... такие сильные истории большая редкость
Уважаемый Автор! Низкий поклон вам за эту историю. За светлую надежду на лучшее, которую она рождает в сердце.

0
60 O_Q   (20.07.2016 20:47) [Материал]
Большое спасибо на добром слове!
Очень приятно читать, что наша с Аней первая и пока единственная "собственная" история произвела такое сильное впечатление.
Мы очень старались, хотя временами даже переставали надеяться, что у нас что-то получится, это была работа на пределе наших возможностей - особенно учитывая ограниченное время. Вложили в "Дорогу" по частичке души, это без преувеличения. Хотелось написать не просто романтическую историю, а что-то более глубокое и жизненное. Очень рада, если нам это удалось.
Спасибо за комментарий!

1
хочу продолжения!!!! biggrin
наглый аноним dry
замечательная история с привкусом боли и ужаса пережитого девушкой.
Уже не раз вижу как дети возвращают к жизни и появляется желание жить, все таки правильно говорят: Дети-цветы жизни!!!!

2
58 O_Q   (26.04.2016 12:44) [Материал]
Очень приятно, что история понравилась и даже вызвала желание прочитать продолжение. Если бы планировался макси, наверняка можно было бы придумать какие-нибудь интересные повороты сюжета, но этот рассказ с самого начала задумывался как миник, поэтому мы ничего, кроме почти неизбежного "долго и счастливо", для главных героев не припасли. Им обоим нелегко пришлось в эту весну, но в результате пережили они ее с честью и дорогу к себе всё-таки отыскали.
Спасибо за комментарий!

1
55 Вирджиния   (20.04.2016 21:13) [Материал]
Спасибо спасибо за прекрасную историю, история не просто тронула - восхитила.Она настолько жизненна- становление молодого врача, которому есть у кого учиться, и читается с большим интересом. Ещё раз огромное спасибо Вам за неё. wink

1
57 O_Q   (26.04.2016 12:36) [Материал]
На здоровье smile
Рада, что наш первый опыт написания собственной истории понравился.
Спасибо за комментарий!

1
53 татьяна2011   (27.02.2016 18:49) [Материал]
ЧУдная история! Спасибо, девушки.

0
54 O_Q   (08.03.2016 20:27) [Материал]
На здоровье smile
Рада, что история понравилась.

0
51 kolomar   (18.02.2016 05:24) [Материал]
Дракоши с дебютом в теме вас.Нет слов ....Теперь бы кроссовер ещё для полного счастья ....Восторг .СПАСИБО Аня Марина И Оля - шикарный тандем снова в работе ура

0
52 partridge   (18.02.2016 20:10) [Материал]
Спасибо за внимание к этой довольно старой истории.

3
49 Sharon9698   (29.01.2016 00:25) [Материал]
Девочки, спасибо за такую потрясающую историю! Тронула до глубины души, я даже плакала! Интересно было наблюдать, как Кирилл трансформировался из городского никчемного пижона в провинциального врача, достойного уважения и даже восхищения во время операции! И Саша мне понравилась) А их совместная операция - это вообще что-то! Я даже забыла как дышать, пока не выяснилось, что Петрович выжил ) А сцена с приездом мамы... Просто расплакалась... Даже не сомневалась, что мама сразу примчится) и конечно Саша вернулась))) Так радостно на душе после прочтения))) Выдернули меня из депресняка на несколько часов и за это отдельное спасибо)))

1
50 O_Q   (29.01.2016 01:35) [Материал]
На здоровье smile
Рада, что история понравилась и даже вызвала такие сильные эмоции. Мы с Аней вложили в этот рассказ много труда и души, получив массу удовольствия от совместной работы. Это было первым опытом написания собственного произведения (во всяком случае, для меня), поэтому мы совсем не были уверены в том, что что-то получится.
Петрович с самого начала был задуман как абсолютно положительный герой, а "молодой поросли" пришлось до него дотягиваться. И каждый должен был получить свою порцию заслуженного счастья, что, надеюсь, нам удалось.
Спасибо за комментарий!

2
47 Филька5   (26.09.2015 13:21) [Материал]
Такая замечательная история,прочитала на одном дыхании и плакала,давно так не плакала! Большое спасибо!!!!!

2
48 partridge   (26.09.2015 14:33) [Материал]
Приятно знать, что такая простая история об обычных людях может вызвать такие эмоции. Благодарим за высокую оценку нашего рассказа.

3
41 Мила_я   (05.06.2015 19:27) [Материал]
Спасибо за эту замечательную историю!
Очень понравилось. Читалось с большим интересом и не смотря на объем история пролетела перед глазами, как один миг.
Вот она молодость - непокорная, самовольная, желающая всем и вся доказать свою взрослость и умение принимать решения. Только это все подростковый максимализм. А в жизни все бывает гораздо сложнее. Что и произошло с Сашей. И ее счастье, что ее подобрал такой замечательный человек и профессионал - Петрович. А так называемые друзья просто выбросили ее, да еще и создавали видимость ее активности. Страшно подумать, что могло с ней произойти если бы Петрович не обнаружил ее на той обочине sad

Очень мне стал симпатичен образ Кирила. Если сначала могло показаться, что это избалованный и распущенный молодой человек, то в процессе знакомства с этим героем стало понятно, что он может быть и собранным, ответственным и даже способным на серьезные поступки.

Все время пока читала, искренне переживала за героев, за их взаимоотношения. И встреча произошедшая в конце истории вызвала слезы радости на глазах. Было очень радостно видеть их взаимную симпатию и понимать, что их первая встреча не была случайностью и не останется лишь воспоминанием друг о друге.

Так же хочу поздравить авторов с призовым местом в конкурсе. Работа действительно достойная и особенно приятно, что она была оценена по достоинству smile

3
42 partridge   (07.06.2015 16:48) [Материал]
Вот она молодость - непокорная, самовольная, желающая всем и вся доказать свою взрослость и умение принимать решения. Только это все подростковый максимализм. А в жизни все бывает гораздо сложнее. Что и произошло с Сашей. И ее счастье, что ее подобрал такой замечательный человек и профессионал Петрович. А так называемые друзья просто выбросили ее, да еще и создавали видимость ее активности. Страшно подумать, что могло с ней произойти если бы Петрович не обнаружил ее на той обочине.
Это был не просто эксперимент, это был наш вызов самим себе: после самоотверженных сумеречных героинь захотелось попробовать создать далекий от идеала характер, позволить героине ошибаться и, самое главное, – самой исправлять последствия своих ошибок. Да, ей встретились хорошие, честные, цельные люди, рядом с которыми она смогла правильно сориентировать свой сбившийся моральный компас. Тем не менее, основные решения ей все-таки пришлось принимать самостоятельно, а не ждать, когда принц на белом коне явится и решит все ее проблемы.
Очень мне стал симпатичен образ Кирила. Если сначала могло показаться, что это избалованный и распущенный молодой человек, то в процессе знакомства с этим героем стало понятно, что он может быть и собранным, и ответственный и даже способным на серьезные поступки.
Спасибо, значит, задуманное нам удалось: не хотелось, чтобы герой получился идеальным и всемогущим. Наоборот, хотелось показать, что любое чудо – результат труда через «не могу» и силы воли.
Все время пока читала, искренне переживала за героев, за их взаимоотношения. И встреча произошедшая в конце истории вызвала слезы радости на глазах. Было очень радостно видеть из взаимную симпатию и понимать, что их первая встреча не была случайностью и не останется лишь воспоминанием друг о друге.
Главные герои сумели стать друг другу опорой в трудные времена – хочется верить, что и в будущем у них все будет именно так. Ну и, конечно же, большая и светлая любовь ))))
Так же хочу поздравить авторов с призовым местом в конкурсе. Работа действительно достойная и особенно приятно, что она была оценена по достоинству.
Благодарим за поздравления, если честно, не надеялись, что такая неформатная вещь займет какое-то призовое место на конкурсе, но комментарии и высокие оценки читателей стали просто бальзамом на наши авторские души. Огромное спасибо за отзыв.

2
17 Aleksa8476   (24.05.2015 17:59) [Материал]
Простая история о непростых судьбах,о воспитании настоящего человека,в духе хороших советских прозаиков-Аксенова,Каверина.Замечательное,зрелое произведение.Спасибо.

1
34 O_Q   (27.05.2015 00:17) [Материал]
На здоровье smile
Очень рада, что наша история понравилась и навеяла такие лестные сравнения.
Большое спасибо за комментарий!

3
Хорошая история, я бы даже сказала, что отличная. В ней есть смысл, мораль, урок; в ней описана настоящая жизнь, в ней столько эмоций и глубины! Я в восторге.
Саша... Ну все дети совершают ошибки. Теперь Саша дважды подумает, прежде чем снова начнет искать приключения на свою пятую точку. Именно такая встряска ей была нужна, чтобы найти себя. Во-первых, для того, чтобы не грубила матери и всегда слушала ее - мать плохого не посоветует никогда. А, во-вторых, вся эта ситуация показала Саша насколько она сильна и чего она хочет. А она хотела стать медсестрой и помогать. Теперь так и будет - с пути своего она не сойдет wink
Друзья конечно у девушки оказались ужасными. Ленка дура полная, но этой дуре повезло больше. А вот Саша cry Сильно ей досталось. Еще бы чуть-чуть и правда убили бы девушку. Изверги чертовы dry
Кирилл. Ну горячая голова парень. С такими вещами, как компромат на шефа, а тем более большую шишку, просто так не сливают. И уж пьяным точно не приходят об этом кричать. Вот и получил за это он по башке. Но опять же все случилось не просто так - надо было молодому доктору оказаться именно в том месте и именно в то время. Иначе кто бы еще растормошил Сашу после такого удара? wink Да и много научила его эта практика. Теперь он точно стал Доктором happy А хороший врач на вес золота!
Понесло меня как biggrin Хочу поблагодарить автора за не просто историю, а глубокий, продуманный сюжет со смыслом и посылом. Это всегда ценится wink Удачи!

2
33 O_Q   (27.05.2015 00:15) [Материал]
Очень рада, что наша история понравилась.
Герои в ней совершают трудный путь к себе и друг к другу, наделав по дороге множество ошибок, что делать, такова жизнь. Незыблемым остаётся, наверное, только Петрович - как настоящий Человек и моральный ориентир - в первую очередь для Кирилла и в какой-то мере для Саши.
Большое спасибо за подробный и "духоподъёмный" комментарий! Во время конкурса такие отзывы просто окрыляют.

2
Главное, что герои нашли себя wink А пусть в этом у всегда сложный, это ведь жизнь.
Рада, что смогла взбодрить авторов во время конкурса happy От этого сразу на душе светлее wink

1-10 11-20 21-25


Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]