Форма входа

Категории раздела
Творчество по Сумеречной саге [264]
Общее [1686]
Из жизни актеров [1640]
Мини-фанфики [2734]
Кроссовер [702]
Конкурсные работы [0]
Конкурсные работы (НЦ) [0]
Свободное творчество [4826]
Продолжение по Сумеречной саге [1266]
Стихи [2405]
Все люди [15365]
Отдельные персонажи [1455]
Наши переводы [14628]
Альтернатива [9233]
Рецензии [155]
Литературные дуэли [105]
Литературные дуэли (НЦ) [4]
Фанфики по другим произведениям [4317]
Правописание [3]
Реклама в мини-чате [2]
Горячие новости
Top Latest News
Галерея
Фотография 1
Фотография 2
Фотография 3
Фотография 4
Фотография 5
Фотография 6
Фотография 7
Фотография 8
Фотография 9

Набор в команду сайта
Наши конкурсы
Конкурсные фанфики

Важно
Фанфикшн

Новинки фанфикшена


Топ новых глав лето

Обсуждаемое сейчас
Поиск
 


Мини-чат
Просьбы об активации глав в мини-чате запрещены!
Реклама фиков

Пятнадцать лет спустя
Альтернатива Новолуния. Спустя пятнадцать лет после расставания Эдвард неожиданно предлагает Белле встретиться и поговорить.

I remain, Yours
Белла неожиданно получает антикварный стол, который когда-то принадлежал Эдварду, и находит в нем письмо, которое тот написал своему кузену в 1918 году. Она отвечает и отправляет послание в неожиданное путешествие. Возможно, есть некоторые вещи, которые не предназначены для понимания, их просто нужно принять...

21.12.12
Как майя писали свой знаменитый календарь и что из этого получилось.
Мини/юмор.

Методы дедукции
Идеальных людей не существует. Просто найдите такого же сумасшедшего, как вы сами. (с)

Выпьем вина, любовь моя
Однажды я проснулась и подумала – ты был моим майским сном. Открытое окно, сигаретный дым на шее, силуэт твоей спины. А, может, я ничего не придумывала, не измышляла? Мы такие контрастные и размытые, совсем как неудавшийся кадр или незапланированный ребенок. И все-таки я буду помнить нашу историю долго-долго, ведь все мы ищем одного – счастья.
Правда ведь, любовь моя?

Soulmatter/ Все дело в душе
Кому ты молишься, когда ты проклят?

Магнит
Белла считает, что навсегда потеряла Эдварда.
Эдвард решил, что его уход защитит Беллу от опасности.
Тем временем тучи все сильнее сгущаются над Форксом. Магнит для неприятностей, которым является Белла Свон, не перестал работать от того, что Эдвард ушел…

Easier to run
Мои слабые попытки наладить собственную жизнь оказались детским лепетом в сравнении с надвигающимся на меня хаосом. Не так то просто сохранять спокойствие, когда люди вокруг тебя мрут как мухи, а ты сама не успеваешь уворачиваться от ощутимо болезненных пощечин очередного предательства.Но выхода нет только из гроба. И я нашла свой путь к отступлению.



А вы знаете?

... что попросить о повторной активации главы, закреплении шапки или переносе темы фанфика в раздел "Завершенные" можно в ЭТОЙ теме?




... что победителей всех конкурсов по фанфикшену на TwilightRussia можно увидеть в ЭТОЙ теме?




Рекомендуем прочитать


Наш опрос
Ваша любимая сумеречная актриса? (за исключением Кристен Стюарт)
1. Эшли Грин
2. Никки Рид
3. Дакота Фаннинг
4. Маккензи Фой
5. Элизабет Ризер
Всего ответов: 525
Мы в социальных сетях
Мы в Контакте Мы на Twitter Мы на odnoklassniki.ru
Группы пользователей

Администраторы ~ Модераторы
Кураторы разделов ~ Закаленные
Журналисты ~ Переводчики
Обозреватели ~ Художники
Sound & Video ~ Elite Translators
РедКоллегия ~ Write-up
PR campaign ~ Delivery
Проверенные ~ Пользователи
Новички

Онлайн всего: 126
Гостей: 113
Пользователей: 13
lily1221, Selenas, Rewasder, ollaa, Marysya5731, eclipse1886, правовед, Nuka, Rirysha, panthera-leo, tatyana-gr, jekaterinakrasnova, mistyurinaviktoria
QR-код PDA-версии



Хостинг изображений



Главная » Статьи » Фанфикшн » Отдельные персонажи

Ад для двоих. Часть I. Тёмная Библия. Глава 5.4 Коллекционер

2024-3-29
15
0
0
– Мне очень сложно понять тебя – даже не столько из-за того, что я не особенно ценю не только человеческую жизнь, но и жизнь другого бессмертного, а из-за твоего отношения к некоторым вещам. Определённая доля легкомыслия тебе бы не помешала. – Фыркнула. Он поднял палец, призывая меня к молчанию. – Однако мне жаль, что тебе пришлось пройти через подобное. Это действительно высокая цена.

– Проклятая… – произнеся противное правдивое слово, я невольно подумала, кого я пытаюсь убедить. В конце концов, происходящее было до нелепости странным, и Деметрий вёл себя не оправдывая моих ожиданий. Мерзкий голосок – а хотелось бы, чтобы оправдывал? – не давал покоя, и я не пыталась разобраться в себе. Не сейчас.

– Может быть, но проклятье переживать легче, когда его тяжесть есть с кем разделить.

– Чуть не убила тебя…

– И, кажется, других?

Кивнула. Эмоциональное равновесие важная составляющая самоконтроля – я не могу позволить себе всплески сильных чувств; сгусток света во мне чувствительно реагировал на малейшее колебание настроения. Деметрий наклонился ко мне, заставив меня замереть, и заговорчески прошептал в самое ухо:

– От некоторых я не прочь избавиться.

– Ей-богу, я тебя сейчас ударю.

– Я чувствую себя виноватым, – мягко-мягко, как прикосновение сорвавшегося листа к земле. – Такое случается со мной крайне редко, – он осёкся, словно его кто-то перебил. Прислушивался? Низкое свистящее шипение – ищейка неподвижно застыл, смотря на стену. Повисла вязкая неловкая тишина, одинаково неуютная для нас обоих – слова не шли на язык. – Мне очень жаль… Чёрт возьми, я не думал, что мне когда-нибудь придётся извиняться за поцелуй, – тон его стал серьёзным и почти сердитым. Я удивлённо подняла брови. Он, кажется, был смущён и от этого казался вполне понятным – не бессмертным, могущественным существом другого вида, а всего лишь мужчиной. Тоже, может быть, созданием с другой планеты, но достаточно привычным. Я вскинула голову, застигнутая врасплох собственными мыслями. – Ты такая… хорошенькая, и я забылся, да и в некоторые мои расчёты закралась досадная ошибка, – нехотя, растягивая слова. – Ты примешь мои извинения, Линнет?

– Нет.

– Нет?! Какого Дьявола, позволь мне узнать.

– Друзей не целуют.

– Ты слишком категорична. Я бы мог привести добрую сотню примеров, когда друзей не только целовали, – он говорил с серьёзнейшим видом, словно учитель, объясняющий какой-то исторический факт.

– Со своим участием? – не удержалась я.

Выражение лица Деметрия стало притворно-задумчивым, он забарабанил пальцами по подбородку.

– Если ты хочешь, но, боюсь, я не наберу должного количества образцов. В меня предпочитают влюбляться, а не дружить.

– Весьма самодовольно, не находишь?

– Если только самую малость. – Он, заложив руки за голову, привалился к креслу, чуть потянувшись. Мне стало интересно, могло ли ему быть неудобно. – Так что же, я поставил под угрозу нашу дружбу? – Алые глаза, в упор разглядывавшие меня, были глубоки, проницательны и в то же время изменчивы, словно дым над костром.

– Наверное, нет.

Деметрий какое-то время молча смотрел на меня, чуточку прищурившись, – так наблюдает, наверное, полусонная пантера за мышью, – а затем стал задумчиво накручивать на палец прядь моих волос. Он меня принимал. Только из каких соображений и для чего? Я опустила взгляд, раздумывая о том, имею ли право проявить любопытство.

– Почему я в твоей комнате? – Оттянуть время. Я знала ответ. Сомнения грызли кости, и решительность, которой и так было немного, вовсе исчезла. Мне хотелось только попробовать. Проверить его слова, заявляла я себе не слишком убедительно. Моё желание.

– Стратегический ход.

– Очередная ловушка.

– Силки для пташки, – кивок и усмешка.

– Кажется, сегодня я ещё не называла тебя невыносимым. И даже не думала о тебе, как о вызывающем раздражение.

– О, так ты думаешь обо мне? И… – Деметрий хотел сказать что-то ещё, но замолк на полуслове: моя рука была прижата к его горлу. Кожа к коже. Я не смогла скрыть дрожи, да и не попыталась этого сделать – меня переполняло волнение, но сейчас для вампира не было опасности. Прохлада была вполне приятной, он не был гладким, как могло казаться – скорее покров тела походил на тончайшей выделки замшу, натянутую на жёсткое основание. Пальцы чуть шевельнулись. Я нашла забавным, что под подбородком, где кожа была наиболее мягкой, чувствовалась колкая, едва заметная щетина. Ни неровностей, ни пор. Я прикрыла глаза, прислушиваясь к размеренному течению жизни в нём – своего рода пульс, но более глубинный и всепоглощающий; ощущение завораживало – сама его сущность, главная составляющая дрожала в моих ладонях. Он мало чем с этой точки зрения отличался от людей или нас – такая же хрупкая, мерцающая, словно огонёк, душа. Свет, угасающая искра, вспыхнула пламенем – я знала, кто передо мной, чувствовала смерть, въевшуюся в самые кости, и кровь, переполнявшую каждую клетку, но моя природа не отвергала его. Он не был чуждым и даже противоположным. Для осознания важнейшего факта понадобилось всего несколько секунд. Мне рассказывали сказки.

То, о чём настойчиво твердило мне первое смертельное прикосновение в Париже. Не абстракция – реальность во всей её неприглядной красоте.

Как теперь быть? Картина мира не рассыпалась, но изменила цвета; нити прошлого, будущего и настоящего переплелись воедино.

Почему?

Нет хищников и жертв.

Ни мерзость, ни скверна, ни богопротивное существо.

Как забилось сердце!

Ладонь Деметрия легла на мою; он держал в зубах перчатку. Дрожь – моя или его? Нетерпение во взгляде, направленном на меня. Я выскользнула, храня на коже ощущение прохлады, и остановилась у занавешенного окна. Кусала губы. Мне вдруг стало очень важным увидеть свет на улице и удостовериться, что это не сон. Сощурилась, впиваясь ногтями в подоконник.

– Чем я так напугал тебя, пташка? – его голос звучал потрясённо, словно бы и вампир сейчас переживал такое же откровение, что и я. Замотала головой.

– Я не должна была, – глухо. Хрупкое равновесие сил. Обратная сторона проклятья. В сознании рушились сдерживающие барьеры, позволяя хлынуть потоку ощущений. В эту секунду я изменялась сильнее, чем за всё время перерождения. Почти болезненная пульсация крови по венам.

– Я бы хотел ещё, – а теперь урчаще, упрашивая, с ноткой затаённого голода. – Ты можешь?..

– Недолго и случайно – после сильных ранений или встрясок. Или если меня вымотать. В Милане я могла – убийство опустошает меня на некоторое время, – сбивчиво и безжизненно. Только факты. – Не исключения.

– Вчера?..

– По лезвию ножа. Я нашла другой объект, на который можно воздействовать.

– Какой же?

– Себя. – Выиграла всего лишь мгновение – то самое, после которого моё воздействие на его душу было бы необратимым. Нити не желали рваться и выпускать добычу, сплетаясь с ней в последнем роковом объятии, но клюнули на приманку – нанеся удар не по Деметрию. Случайность. Я не обманывала себя – нам обоим очень повезло; взнуздать собственные силы оказывалось делом непомерно сложным, словно двигаться в лабиринте при полной темноте.

Улица исчезла, скрытая тяжёлой бархатной занавесью. Я слышала, как он поднялся и приблизился, почувствовала осторожное прикосновение к волосам. Бежать. Прочь от него, прочь от них всех, прочь от людей. Никогда не видеть своих. Никогда не знать Падших и ангелов. Не видеть этой слепящей паутины связей.

– Что тебя так напугало? Вчера ты была смелее.

– Я растеряна.

– А я совершенно сбит с толку и, как мальчишка, переполнен эмоциями. Ты боишься моей настойчивости?

Я боюсь того, что увидела в тебе, Деметрий.

– Немного. И твоей откровенности.

– Я делаю вещи, неприемлемые для тебя?

– Иногда.

Не решилась больше испытывать судьбу – пальцы не коснулись его ладони, а вампир пока не пытался дотронуться до меня, даря лишь гнетущее ощущение собственной близости. Шаг назад, от него. Слишком близко. Чересчур тесно. Деметрий не проронил ни слова, когда я отошла дальше и принялась невидящим взглядом рассматривать безделушки, которые в изобилии украшали каминную полку. Мне не хватало решительности уйти – бежать, поджав хвост! – и стоило больших усилий сохранять хотя бы видимость внешнего спокойствия. Он больше не приближался, но я кожей чувствовала его. В повисшем молчании было нечто очень интимное, способное выразить больше любых слов; я болезненно-остро воспринимала его присутствие, будто бы до сих пор чувствуя под ладонью мягкость кожи. Мне было неловко и непривычно. Бездумно провела пальцами по мраморной поверхности и невольно скривилась – здесь не помешало бы хорошенько пройтись тряпкой. Толстый слой пыли покоился на различных и вроде бы не подходящих друг к другу предметах, однако у меня сложилось впечатление общности. Коллекция? Я вопросительно посмотрела на Деметрия, кивнувшего в ответ с едва заметной улыбкой, несколько ободрившей меня. Следовало решать… и уходить. Я побоялась взять что-нибудь в руки, лишь прикоснулась к гравировке на выглядевшем древним кинжале, да чуть надавить на треснувшее стекло у замерших часов. Ничего по сути дорогого – разве что перстень с расколотым потемневшим тёмным камнем, но выставлено на видном месте. Зал боевой славы? Ищейка теперь стоял рядом, облокотившись о стену, и насмешливо глядел на меня. Я не совсем понимала назначение этих вещей, но отметила другую особенность – он, кажется, не позволял на них даже дышать. Принюхалась и чихнула. Они были чем-то определённо очень важным для него. Не меньше пятидесяти. Напоминание о прошлом? Волчья шкура на полу оскалилась выбеленными зубами.

– Трофеи?.. – неуверенно и тихо. Я была наслышана о том, чем именно Деметрий занимается в клане: гончая, натасканная на охоту. Его репутация и послужной список впечатляли, о нём ходило множество слухов – иногда таких, что мне не хотелось к нему приближаться. Улыбка, в которой он обнажил зубы, полоснула лезвием по нервам.

– Да, – со звериным удовольствием. Он неуловимо изменился – будто бы сначала являлся лишь неясным, размытым силуэтом, а сейчас стал виден до мельчайшей чёрточки. – Они напоминают мне об особенно милых сердцу приключениях и победах, – он говорил с некоторой леностью, но смотрел зорко и пытливо, словно ожидая дальнейших вопросов. Я вновь обвела взглядом вещи – за каждым стояла чья-то жизнь. Посмотрела на него. Вампир лучился необузданной, первобытной энергией неукрощённого зверя; в позе – ни намёка на напряжение, но выражение глаз, кровь в них – сытый хищник. Эти смерти приносили ему удовольствие; он убивал не из обязанности – ему нравилось вершить судьбы.

– Коллекционер, – запнулась. Поток сознания обтекал мысль о его природе, как река обтекает скалу на своём пути. – Им не повезло встать на твоём пути?

Деметрий шагнул ко мне почти вплотную; притупленное чувство страха – в движениях вампира появилась какая-то порывистость, стремительность. Он прижал меня к себе, а я и не успела ни заметить, как это произошло, ни предотвратить его действий. Кот, прихлопнувший лапой мышь. Боялась даже дышать, но не отвела взгляда от его глаз.

– Им хватило чести не отдавать свою жизнь без боя, пташка. У чувства победы разный вкус – редко когда он сладок, словно самая лучшая кровь, но чаще в его букете присутствует горечь или излишняя слащавость, как у перебродившего вина. Удовольствие же от охоты получаешь только во время долгих погонь и схваток, в которых нет места сомнению, а каждый шаг может стать последним, – хрипотца в голосе была предвестником зарождающегося рычания, заставлявшего вибрировать его грудь. – Скажи мне, Линнет, что может поставить на кон бессмертный?

– Жизнь.

– Жертва должна чувствовать себя в безопасности, посчитать, что ей удалось избавиться от слежки. Вкус свободы – самый пьянящий и желанный для неё, она будет рваться из силков и окажется в ловушке более изощрённой. Захлопнуть капкан всегда нужно в определённый и самый важный момент охоты: сделай это раньше, и ты останешься без добычи, позже – сам окажешься в затруднительном положении. – Казалось, он был захвачен рассказом – его глаза подёрнулись дымкой, а интонация становилась всё более угрожающей. Сейчас передо мной было жившее в глубинах его сознания существо, скованное цивилизованными привычками и нормами поведения. Он едва не скалился, а я в полной мере ощущала спрятанную в нём силу; перемена заворожила своей откровенностью. – Только когда добыча видит, как петля вокруг шеи медленно затягивается, она начинает самое яростное сопротивление – нет в мире ничего более сильного, чем страх смерти. Разум поддаётся инстинктам, а это первый шаг в пропасть. Мы, бессмертные, наиболее подвержены этому пороку – люди смертны и зачастую живут с осознанием конечности жизни. Но мы… О, мы тешим себя мечтами о вечности, – насмешка. – Каждое действие в финале направлено, чтобы влить в душу жертве отчаянье. По капле. И по возможности медленно. Это походит на танец, но один из партнёров неминуемо собьётся с ритма. Отчаянье сделает своё дело, отравляя мысли и чувства подобно самому изощрённому яду. – Деметрий не мигал – так на добычу смотрит удав. – И тогда можно поиграть в милосердие, – щелчок пальцами, – чтобы утопить в предсмертной агонии вспыхнувшую ярчайшей искрой надежду. – Его шёпот обжог кожу под ухом. Клацнули смертоносные зубы. – Я люблю смотреть в их глаза, пока в них гаснет жизнь.

– Охотник. – Дрожала. Он дышал часто, рвано. Не могла понять, что чувствовала. Образы, возникшие при его рассказе, сменялись мыслями и воспоминаниями, смешивались с испытанными ощущениями. Всё было не так.

И он – не такой.

– Хищник, милая. Боишься, – не то раздосадовано, не то с чувством удовлетворения.

И всё же…

Уже не боялась.

– Нет. – Приподнялась на носочки, смотря на него прямо, глаза в глаза. Некое откровение – то, что я пыталась себе придумать, оправдывая тягу к нему, раскололось на осколки; абсурдное ощущение правильности происходящего. Вот он – передо мной и другим никогда не станет. – Я вижу тебя.

Недоумение в его взгляде. Он облизнулся.

– И что ты видишь? – так тихо, словно шелест старого пергамента.

– Зверя, дикого и опасного. Ты просто другой.

Вдох. Я сжала его лицо в ладонях, а затем очертила пальцами абрис; он склонил голову, позволяя мне действовать свободнее. Застыла. По его шее, почти от самого подбородка, шёл богатый узор из шрамов, не замеченный мной ранее; я расправила воротничок рубашки, заглядывая дальше. Некоторые рубцы были едва видны, другие прекрасно чувствовались под кожей. Они имели форму полумесяца – наверное, следы зубов. Сколько же раз?.. Манжета оказалась расстёгнута, а рукав достаточно закатан – по запястью мужчины шла тонкая бледная полоса, и предплечье тоже было хорошо изукрашено – это я уже видела. Всегда на острие атаки, всегда в самой гуще боя… Мне несложно было представить металлический скрежет разрываемой плоти – звук, от которого кровь стыла в жилах.

– Ты очень странно на меня смотришь, – наконец, произнёс Деметрий. – Обычно женщинам нравятся шрамы. Что тебя не устраивает? Не слишком привлекательно?

– Тебе было больно. – Шрамы действительно производили впечатление – они красноречиво говорили об опасности их владельца, подчёркивали его мужественность и служили неким предостережением тем, кто думает рискнуть… Однако у любой медали две стороны. – В смерти и боли нет ничего привлекательного.

Теперь он обхватил моё лицо и, близко-близко наклонившись, пытливо смотрел в глаза. Провела по отметине на шее, почувствовав, как сильно он напрягся. Отдёрнула руку.

– А сейчас?..

– Уже давно не больно. – Деметрий, перехватив мою ладонь, прижал её к горлу. – Пьющие кровь очень живучие существа, пташка.

– Не очень, – я покосилась на его трофеи.

– Пожалуй, мне стоит извиниться ещё раз.

– За что?

– За это. – Он усмехнулся мне в губы; поцелуй не был похож на предыдущий – сейчас в нём не чувствовалось ни настойчивости, ни требовательности, даже присутствовала некоторая... нежность. Я не могла сказать, что мне было неприятно – скорее, ощущение оказалось необычным. Его губы не были особенно жёсткими – они казались достаточно мягкими, но всё-таки ощутимо прохладными, что странно будоражило мои чувства. Ни я, ни он не сомкнули глаз; клянусь, в его взгляде читалась откровенная насмешка. Не позволила себе ответить – хотя, если быть честной, то не очень представляла, как это сделать. – Тебе не нравится?

– Не знаю, – честно призналась я.

– Ты отдаёшь себе отчёт в том, что просто растаптываешь моё мужское самолюбие? – притворно-сердито, но вроде бы вполне довольно. Я не считала правильным происходящее, но понимала, что лучше уступить ему; в конце концов, мне тоже было интересно.

– Мне странно ощущать кого-то вот так, – призналась я.

Его дыхание на губах, прикосновение к щеке, едва ощутимое и заметное; не могла охарактеризовать ощущения – мне казалось, что Деметрий каким-то непостижимым образом достиг сосредоточения моего существа. Он сочился лаской, и я, хотела или нет, отзывалась на неё.

– Я не обижу тебя, помнишь?

Я не хочу видеть в тебе мужчину. Глупо было игнорировать некоторые закономерные реакции, вызванные его присутствием – его близость нравилась мне больше, чем я могла себе позволить. Глупое сердце забилось быстро-быстро, словно у воробья. Но шаг дальше, ближе, теснее – уже зародившийся в сознании страх и вовсе парализует. Меня не должно быть здесь.

Я не хочу, чтобы меня брала оторопь от твоих прикосновений и твоего присутствия.

Вампир – пьющий кровь! – не вызывал больше отторжения, и я с затаённым оттенком ужаса осознавала, что разглядывала в нём больше, чем удивительно многогранную личность. Я не хотела ему доверять. Я не могла этого делать.

– Я не хочу тебя бояться, Деметрий, – опустила голову.

Провёл носом по горлу, глубоко вдыхая; я замерла, когда ощутила прикосновение его языка – не чувственное, а скорее направленное попробовать. Щекотно. Зубы всего на миг.

Он меня изучал.

– Не представляешь, как велик соблазн, – голос его опустился до утробного рычания.

– Возможно, понимаю. – Я ему не мешала, снедаемая любопытством – его восприятие оставалось для меня загадкой; в каждом жесте действительно было нечто звериное – наверное, в нём говорили инстинкты. Глубокое чувство единения с ним – до странности острое и всепоглощающее; мне не доводилось испытывать подобного. Он делал меня сильнее – с ним я не сгрызала себя в бесконечных мыслях; многие страшные вещи, произнесённые его голосом, становились хотя бы объяснимыми. Я…

Мы слишком разные.

– Поцелуй меня, – попросил он, пока я запустила обе руки в его волосы. Шёлк был грубее, пальцы путались в роскошных кудрях. Половина женщин удавилась бы за такое богатство. Щурился, лучась от удовольствия – ему определённо очень нравилось, и это оставалось для меня загадкой. Я не обманывала себя – женщины касались его совсем не так, куда откровеннее, чувственнее, и у меня вряд ли был хотя бы малейший шанс… соблазнить? Мне не тягаться ни с одной из них; болезненный укол, вызванный неудовольствием и отчаяньем. Чёрт возьми, я и не должна пытаться тягаться! Злость на саму себя. Раздражение. И… ревность. Вчера он был предельно откровенен – никаких намёков или двусмысленных фраз, только обескураживающая честность и прямота. Я сделала огромную глупость. Липкий страх. Отдёрнула от него руки, будто обожглась.

– Обещаю вести себя примерно.

– Мне не слишком верится – ты недавно обещал меня связать, – попыталась отстраниться.

– Не уходи, – в его тоне появились необычные просительные нотки – как правило, ищейка исключительно приказывал. Холодные, почти ледяные глаза. Деметрий играл со мной, а мне до ужаса хотелось быть обманутой. Он переплёл свои пальцы с моими, искрясь нетерпением, словно ребёнок, получивший долгожданный подарок под рождество.

– Я ведь тоже твой трофей?

Задумчиво сощурился, отчего в уголках его глаз стали заметны морщинки, выдавая возраст физической смерти; взгляд проницательный, испытывающий.

– Добыча – сейчас, думаю, это будет правильнее, – отвлечённо, оценивающе. – Трофей – то, что выставляется на видное место для демонстрации, а потом забывается на долгое время. Развлечение или приятное воспоминание.

– Не совсем понимаю разницы. – Он не дал мне возможности высвободиться; сейчас во всём его облике было что-то очень дикое и опасное – будь Деметрий животным, то скалился бы, выпустив когти, и прижимал уши, готовый к броску. Я почти видела хвост, которым бы он хлестал себя по бокам.

– Со временем ты поймёшь. – Глаза его заметно потемнели, оставив от радужки лишь тонкий алый обод; я, касаясь его, ощущала, как гасло в нём человеческое сознание – внутри него оковы разрывало существо, сравнимое разве что со стихией. Сущность его трепетала костром на ветру, рвалась из сдерживающих пут разума – червоточина на покрывшейся зыбкой рябью душе стала отчётливо видна. Он тоже являлся своего рода гибридом, и я терялась в догадках, кто и как произвёл такую чудовищную манипуляцию. Деметрий положил голову мне на плечо, и я, не удержавшись, почесала его, как кота, за ухом, однако в ответ раздалось совсем не урчание, а низкий раскатистый рык. Я не могла и не пыталась объяснить перемены, происходившей сейчас с ним, догадываясь только, что инстинкты были неотъемлемой частью его личности.

– Мне следует отослать тебя прочь, – голос его звучал приглушённо. Он, сильный, как мороз, не слишком бережно сжимал меня, сдерживая огромную мощь, и обжигал прохладным дыханием шею.

Я не должна бояться – мой страх убьёт Деметрия.

Его кончик носа коснулся моего.

– Не понимаю, – с пытливым любопытством и в голосе, и в потемневших глазах. – Хочу разобраться и не могу.

– Чего именно ты не понимаешь? – робко спросила я и, осмелившись, провела пальцами по его щеке. Он замер, словно зверь, почуявший дичь; верхняя губа приподнялась, как у оскалившегося волка.

– Маленькая ведьма, – нескрываемая клокочущая злость ударила наотмашь. – Стой. Не обижу.

– Кого ты сейчас убеждаешь?

– Себя, пташка, – кривая улыбка.

Глубоко вдохнула. В его взгляде отражалась смерть – он готовился к одному единственному броску; время вдруг замерло, сделавшись вязким, словно патока. Всё решилось в дрожащую секунду – интуиция подсказала, что Деметрия необходимо отвлечь от опасных мыслей, и я не нашла ничего лучше, чем выполнить его просьбу, неуклюже поцеловав в самый уголок растянувшихся в оскале губ. Глупо бояться, глупо представлять его исчадьем ада – его, как и меня, уже не изменить. На миг он сильно сжал меня, отчего у меня прервалось дыхание и затрещали кости; обняла его за шею, доверившись внутреннему женскому чувству. Он странно отзывался на ласку – почти как дикий зверь, которого впервые попытались погладить и который до конца не понимает, нравится ему это или нет; жестокость, клокотавшая в нём, сменилась холодной, словно сталь, властностью. Он был жаден и нетерпелив, утратив даже намёк на мягкость. Ищейка привык только брать, поняла я. И мне показалось совсем не противным сейчас чуточку уступить ему, попробовать его так же, как он пробовал меня. Больше, нежели просто любопытство. Это было совсем не похоже на прикосновение к холодному камню – меня не покидало ощущение жизни в нём, но всё же я чувствовала себя донельзя странно. Слишком откровенно, слишком жарко и слишком много.

Яркий всплеск эмоций напугал меня своей силой, заставив отпрянуть от Деметрия; он же смотрел на меня взглядом прямым и весьма нескромным – на мгновение мне показалось, что его глаза, сейчас почти чёрные, сделались светлыми, словно пасмурное весеннее небо. Страх парализовал меня, коснувшись липкими пальцами сердцевины души.

– Достаточно убедительно, – голос вампира прозвучал гортанно, глухо. Я отняла от него руки, ещё ощущая кончиками пальцев мягкую гладкость его кожи, и не позволила себе хотя бы на секунду задержать прикосновение. Нырок в ледяную воду. Время кончилось. Болезненная пульсация собственной души. – Дрожишь… – со странно свирепой нежностью.

– Не прикасайся, – сжалась, опустив глаза. Попыталась что-то объяснить, но смогла выдавить из себя лишь жалкое «Всё». Деметрий не отпустил меня.

– Хочешь уйти?

– Ты хочешь, чтобы я ушла?

Я боялась его ответа. Знала с давящей ясностью – такой сейчас я не нужна, но пусть он скажет это сам. Пусть задушит тот росток надежды, который посмел укорениться в мыслях.

– На сегодня я – твои обязанности, помнишь?

Кивнула.

– Но, пожалуй, мне следует всё же отойти от тебя, – нехотя протянул он, – иначе, боюсь, я вновь решусь проверить границы дозволенного.

Деметрий вальяжно развалился в кресле с несколько потёртой обивкой – он напоминал ленивого кота, который только и ждал, что его почешут за ушком. Кивком указал на соседнее кресло и прикрыл глаза.

– Буду благодарен, если ты распахнёшь окно.

Город плавился от жары – неправильная, незнакомая погода; я не привыкла, чтобы весной было настолько душно. Унылое голубое небо без облаков и палящее солнце. Шагнула в тень. Я старалась не выходить днём, поддавшись женскому тщеславию – мне очень нравилась белая, как сливки, кожа и не хотелось портить её даже намёком на загар. Взгляд зацепился за распахнутую книгу на столике – я пробежалась взглядом по пожелтевшим страницам. Невольно улыбнулась.

– Прочитаешь мне что-нибудь? – Деметрий не спускал с меня глаз.

– У меня резкий акцент для Шекспира – всё-таки немецкий годится для объявления войны, а не для любовных сонетов.

– Война мне уже была объявлена, но сегодня я устал слышать «нет». Компромисс куда привлекательнее, тебе не кажется?

– Чем предложенный тобой компромисс будет отличаться от условий капитуляции?

– Сегодня я почти хороший мальчик, – он сощурился, а я скептически хмыкнула. – Пожалуйста, – милейшая улыбка, от которой что-то надорвалось в сердце. Не должна, твердила я себе. Не могу. Мысли раз за разом возвращались к впечатляющей коллекции прерванных жизней и судеб; в книгу я не смотрела – Азазель преподавал мне языки, пусть и со спорным успехом. Глубокий вздох. Ищейке всё равно не понравится.

– Мои глаза в тебя не влюблены, –
Они твои пороки видят ясно.
А сердце ни одной твоей вины
Не видит и с глазами не согласно.
Ушей твоя не услаждает речь.
Твой голос, взор и рук твоих касанье,
Прельщая, не могли меня увлечь
На праздник слуха, зренья, осязанья.
И все же внешним чувствам не дано –
Ни всем пяти, ни каждому отдельно –
Уверить сердце бедное одно,
Что это рабство для него смертельно… – я очень старалась выступить, как подобает хорошему чтецу, вкладывая в строки собственные неправильные чувства; голос предательски дрогнул. На мгновение запнулась перед последним двустишием, но его закончил за меня Деметрий, и интонация заставила меня обернуться:

– В своем несчастье одному я рад,
Что ты – мой грех и ты – мой вечный ад.

Он улыбался совершенно беззастенчиво, даже несколько насмешливо, пленяя не откровенным взглядом, но самим своим присутствием. Как просто обо всём забыть…

– Ты всегда такой?

– Какой? – Ищейка чуточку прищурился, наблюдая за мной, пока я опустилась на краешек кресла.

– Открытый, откровенный.

Он закинул руки за голову, отчего рубашка на нём натянулась – вечность забрала его в самом расцвете сил. Им можно было залюбоваться. Худощавый, жилистый, с идеально выраженными мускулами там, где они и должны быть. Отрицать его привлекательность было бы глупо, хотя я и привыкла к несколько другой, более «цивилизованной» внешности. Деметрий же казался… диким, особенно сейчас, когда был несколько растрёпан.

– Честность на честность, пташка. Не вижу ничего аморального в выражении собственных желаний, – он пожал плечами. – Человеческие нормы, человеческие условности, – пренебрежительный взмах кистью. – Всё это так скучно и утомительно. Игры в любовь, игры в отношения, – пренебрежительная усмешка. – Мы разыгрываем омерзительные спектакли, теша эгоизм, разъедаем себя внутри, наслаждаясь собственными сомнениями и страхами. Роскошь, не правда ли, быть честными друг с другом?

Качнула головой.

– Большая роскошь – быть честным с самим собой.

– О, это отдельная история. Ты мне сказала, что я нравлюсь тебе. Кому тебе было сложнее признаться – мне или себе? – в его глазах появился хищный блеск.

– Ты вынудил меня. – Я, хоть и очень хотела, но не отвела взгляда. Он хочет честности в ответ. – Ты загоняешь и меня, и себя в тупик. Зачем?

На его лице появилось абсолютно беззаботное выражение, стёршее всякую «взрослость» и сделав черты почти мальчишескими.

– Carpe diem [3], – с легкомысленной улыбкой, с весельем в голосе. – Я увлечён тобой, к чему скрывать? Я жаден до твоей юности и сам ощущаю себя гораздо моложе рядом с тобой. Не заблуждайся – чистота не вызывает во мне ни трепета, ни уважения, лишь желание сломать и сломить. Мне нравится твоё «нет», и я хочу его слышать. Ты будишь во мне что-то посильнее азарта, а я даже припомнить не могу, когда со мной последний раз случалось такое. – Деметрий перегнулся через столик и произнёс на самое ухо: – Правда – сильнейшее оружие, не так ли? Я вложил в твои руки ядовитый клинок, пташка.

– Зачем? – беспомощно. Не знаю, что я чувствовала – его слова стали полнейшей неожиданностью и сокрушительным ударом. Он играючи снял кожу с моей души, сделав меня в мгновение ока беззащитной и безвольной. Слабой. Он искушал и соблазнял, не оставив мне выбора – ловкость, с которой были обрезаны все пути к отступлению, возмущала.

– Я хочу быть сокрушённым в своей победе, – его голос опустился до рычащего шёпота. Сейчас он по-настоящему пугал меня исходившим испепеляющим жаром и... волновал.

– Ты говоришь странные вещи.

– И, конечно, неприемлемые. Я хочу говорить такие вещи.

– Почему?

– Почему бы нет? Я застыл в возрасте, когда мужчине ударяет седина в бороду, а бес в ребро, но едва ли тогда понимал, на какие безумства могу быть способен. Теперь я знаю, почему зрелость так прельщает юность. Между нами даже внешне пропасть – ты выглядишь чуть старше семнадцати, а мне уже тысячу лет как исполнилось тридцать шесть. Не пытайся отнять у меня второй юности и этого удивительного пыла – мне, пожалуй, не хочется, чтобы ты на своей шкуре испытывала фатальные последствия моего гнева. Не буду говорить, что не хочу обломать твои неокрепшие крылья – напротив, желаю выдернуть из них по пёрышку. Я уже не выпущу тебя сейчас, а ты просто не сможешь вырваться, – в широкой, почти мечтательной улыбке обнажились смертоносные зубы.

– Я почти ненавижу тебя сейчас, – медленно выговорила я. Глаза в глаза. Кривая усмешка на его губах.

– Я знаю. Я тебе почти противен. Всё в тебе восстаёт против таких притязаний, не так ли? Но если надавить сильнее?

– Я не подчинюсь тебе.

– И не станешь моей?

– Никогда. – Поднялась, отчаянно пытаясь сохранить остатки достоинства, и намеревалась уйти сию же минуту. – Я не твоя игрушка и не стану тебе лекарством от скуки.

Я не стану его больше слушать. Довольно. Его правда – кнут по обнажённой коже. Он действительно всё знал. Хриплый, лающий смешок за спиной.

– Туфли в кабинете, но я бы хотел, чтобы ты выполнила одно моё предостережение.

– С чего бы это?

– Иначе я не ручаюсь за твою сохранность.

Я обернулась у двери и вопросительно взглянула на него – насмешка была не в его глазах, она сквозила во всём облике вампира. Он будто знал что-то недоступное мне и испытывал удовольствие от моего непонимания.

– В чём дело?

Ноздри его чуть дёрнулись – он глубоко вдохнул; взгляд на миг сделался туманным, мечтательным. Мои щеки пылали уже не от гнева – мне запоздало стало очень стыдно.

– Ты женщина. Живая, – объявил Деметрий, как нечто само собой разумеющееся и простое. Он определённо забавлялся. – Инстинкты, – полушутливо, полусерьёзно. – Читаешь ты с чувством, но произношение – большинство англичан перевернулись в гробу.

– Благодарю. Это всё?

Я не заметила, как он поднялся и оказался около меня – молниеносные, слишком быстрые движения; на меня оказалась накинута серая шерстяная ткань – его плащ. Его шкура. Недоумение. Растерянность.

– Теперь всё. Вернёшь, когда пожелаешь, или, если очень захочется, можешь оставить себе на память. До своей комнаты дойдёшь в нём – целее будешь. У меня нет настроения тебя провожать.

Я нащупала ручку и попятилась от него прочь, не пытаясь рассмотреть другую небольшую комнатку, принадлежащую ему. Туфли аккуратно стояли рядом с дверью. Вампир привалился к косяку, наблюдая за мной с застывшей усмешкой на губах. Мне отчаянно хотелось залепить ему пощечину и стереть это невыносимое выражение превосходства с его лица. Он играл в чувства, а у меня на кону стояла собственная жизнь.

– Погуляешь со мной, скажем, завтра вечером?

– Нет, – ответ сорвался с языка раньше, чем был осмыслен. Единственно верный и правильный. Уже за дверью я услышала по-мальчишески беззаботный смех Деметрия и позволила робкую улыбку себе. Я не могу проиграть и уступить – проигрыш равносилен смерти.

Не силок – петля на шее.

__________________
[1]Монмартр - район Парижа.
[2]Акшар - напоминаю, что это кровососущий демон из шумерской мифологии (вдруг кто забыл?)).
[3] Carpe diem (лат.) - лови момент


Источник: http://twilightrussia.ru/forum/38-16836-1
Категория: Отдельные персонажи | Добавил: Розовый_динозаврик (28.12.2015) | Автор: Розовый_динозаврик
Просмотров: 923


Процитировать текст статьи: выделите текст для цитаты и нажмите сюда: ЦИТАТА






Всего комментариев: 0


Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]