К утру на небе, словно обложенном ватой, почти исчезли стыдливо показавшиеся сквозь дымную пелену облаков звёзды. Рассвет наступил невнятно, обозначив начало нового дня бледной полосой на востоке. Я чуть изменил положение тела, терпеливо ожидая пробуждения Линнет. Она приходила в себя всего на несколько мгновений, одарив меня мутным от боли взглядом и вновь провалившись в беспамятство. Её состояние внушало мне определённые опасения – я не привык, чтобы бессмертный, каким бы странным он ни был, оказывался столь хрупок. Наверное, такая слабость объяснялась примесью человеческой крови, «испортившей породу». Непонятное чувство тревоги глубоко запустило корни в мои мысли – обычно сохранность добычи не была особой проблемой. А девчонка же… Я чуть нахмурился, не зная, как охарактеризовать её одним словом. «Неправильная» подходила больше всего.

Девушка снимала скромный номер в такой же непритязательной гостинице; вернуть бездыханную добычу сюда для меня не составило труда. Лишь дело техники. Она путешествовала налегке – в потёртом рюкзаке нашлось только самое необходимое. Я без стыда перебрал её вещи – настолько же практичные, насколько и безвкусные, предметы личной гигиены и прочие женские штучки. Ни мобильного, ни других средств связи. Взгляд придирчиво скользнул по строчкам паспорта, утверждавшего, что Линнет является уроженкой Монако, и водительского удостоверения; у меня не было сомнения в лживости всего, кроме имени – даже фамилия и та шла в разрез с резким акцентом. Возраст – всего девятнадцать – казался мне слишком заниженным, но едва ли она на него выглядела – ей можно было дать на год, а то и на два меньше. В тощем бумажнике нашлось немного наличности сомнительного происхождения. На дне сумки покоился итальянский разговорник, исписанный различными пометками; взяв карандаш, я исправил несколько особо плохо построенных фраз. Мой ровный каллиграфический подчерк заметно выигрывал на фоне другого – в достаточной мере крупного и корявого. В весьма потёртом на вид ежедневнике – не более двух десятков разрозненных записей, значения которых пока были мне для меня не ясны. Я перенюхал все флакончики в ванной, взял и повертел в руках расчёску, затем с лёгкой гримасой неудовольствия выбросил остатки человеческой пищи. Изящный стилет привлёк внимание задолго до ревизии вещей полукровки, сейчас уже благополучно вернувшихся на свои места. Клинок был тупым, с лезвием, будто обгоревшим по краям, но мне оставалось только гадать о том, что смогло так испортить хорошую сталь; я поднёс его к носу – казалось, металл впитал в себя уже почерневшую кровь. Но следы запаха принадлежали только Линнет и никому другому – очевидно, эта игрушка с серебряной рукоятью была её. Иначе при полном одиночестве быть не могло. Рубины мягко мерцали в навершии. Отсутствие у неё спутников полностью устраивало меня.

Линнет заворочалась в беспокойном сне и свернулась клубком, будто пытаясь защититься от своих тревог. Под одеялом угадывались очертания её фигуры, которую с большими допущениями язык повернулся бы назвать женственной – скорее почти мальчишеская с чуть наметившейся грудью, узкими бёдрами и стройными ногами. Она была до ужаса худой – сквозь тонкую кожу едва не просвечивались косточки, но худоба эта ей странно шла, делая весь облик девушки хрупким и заостряя черты лица. Я глянул на её предплечье, неуклюже стянутое мной бинтом, не зная, насколько удачно сделал столь непривычную операцию – пальцы пташки вроде не посинели из-за слишком тугого жгута.

Мне следовало придушить Линнет подушкой – самое гуманное, что я мог сделать, понимая, как следует поступить с подобным талантом, опасным для окружающих. Даже пусть она была аккуратна. Но сегодня пресловутое «я должен» дало сбой. Возможно, её не убьют – уникальность такого гибрида, вероятно, послужит достаточной защитой хотя бы на некоторое время; безусловно, она будет иметь в глазах Аро определённую ценность. Мне просто-напросто не хотелось марать руки в её крови, пришлось признаться себе. Всё же была значительная разница убийства в поединке и топлении котят в ведре. Если ей повезёт, то судьба ещё предоставит шанс на жизнь. В противном случае мне оставалось надеяться, что палачом Линнет стану не я. Я бы с большим удовольствием посадил пташку в золотую клетку, чем свернул ей шею. Мимолётная мысль вызвала лёгкую улыбку – дотронуться до девушки было непозволительной роскошью. Это была бы очень глупая смерть.

За окном занимался душный пасмурный день – один из тех, которые бывают пресыщены готовой пролиться с небес влагой. Кипучая жизнь на улицах текла своим чередом; свежее дыхание весны ощущалось здесь гораздо слабее, нежели в Вольтерре. Убаюканный размеренным сердцебиением, я впал в глубокую задумчивость, мысленно, раз за разом, просматривая произошедшие за три дня события под разными, иногда самыми неожиданными углами, но картинка упрямо не хотела быть целостной, представляя собой сплошную головоломку. У меня не было к ней ключа – я просто не представлял, с какой стороны взяться за разгадку. Весь мой умственный процесс походил на неумелое вязание – то встречались пропущенные петли и узлы, то распускались плохо набранные нити.

Чувство, пронзившее меня горячим клинком, приливной волной очистило мысли, изгоняя тревоги и наполняя всё моё существо бескрайней лёгкостью – я ощутил себя пылью, поднятой в воздух нежным дыханием. Непривычное тепло, столь чуждое природе бессмертного, согревало до самых кончиков пальцев – так не могла согреть даже человеческая кровь; мир вдруг нестерпимо ярко, почти болезненно вспыхнул новыми красками, а затем в миг разлетелся на мириады осколков. Это было подобно мимолётному сну наяву, сладчайшему бокалу вина, выращенному под жарким солнцем и оставляющему после себя приятное послевкусие.

Я почувствовал чужой взгляд прежде, чем встретился с остекленевшими, будто мёртвыми фиолетовыми глазами. Линнет лежала, свернувшись клубком, и не мигая смотрела на меня. Сети эфемерного ощущения счастья принадлежали ей; я мягко улыбнулся, глядя на сжавшие подушку пальчики.

– Как ты себя чувствуешь? – мой вопрос повис в недоверчивой тишине. Девушка, по-видимому, не была настроена отвечать; она словно ждала удара в любую секунду. Привычка настороженно относится к окружающим, понял я. – Я не причиню тебе вреда.

Она рассеянно моргнула и опустила взор, забирая остатки тепла, затем медленно выговорила:

– Я долго спала?

– Около десяти часов. Ты хочешь чего-нибудь?

– Если только стакан воды.

Мне не составило труда исполнить её просьбу, я нашёл в этом особое удовольствие. Линнет приняла у меня стакан с опаской, будто в нём был яд, а не вода, но всё же осторожно сделала глоток. Она походила на оленёнка, робко берущего прикормку с ладони. Платье на ней безнадёжно измялось, а волосы растрепались и спутались со сна; в таком неопрятном виде в ней было нечто странно-очаровательное, трогательно-юное. Я вернулся на своё место, двигаясь медленно и не совершая резких движений, как если бы действительно имел дело с диким зверёнышем. Невольно в мысли закрался вопрос – какого же рода жажда терзала её? Но, кажется, она действительно хотела только пить.

– Danke*, – поблагодарила девушка, отставляя стакан на прикроватную тумбочку. Она украдкой рассматривала меня, как ребёнок, который глядит в зверинце на диковинное животное. Только без восхищения – лишь со страхом.

– Я рад услужить.

– Ты выследил меня вчера раньше, чем решил показаться на глаза, так? – бесцветным голосом спросила она, хотя в её интонации едва ли прозвучали вопросительные нотки.

– Я ехал следом за тобой. Что до того, когда я решил появиться… – мои пальцы забарабанили по подлокотнику. – Тебе бы всё равно не удалось сбежать, так к чему спешить?

– Ты тщеславен, – чуть улыбнулась.

– Совсем немного. – Я помедлил, обдумывая следующий вопрос, так отчаянно интересовавший меня, но Линнет первой нарушила повисшую тишину:

– Что со мной будет?

– Я не причиню тебе вреда, но тебе придётся отправиться со мной.

Она бросила на меня откровенно оценивающий взгляд и чуть сморщила носик, затем, опустив глаза на сцепленные в замок руки, продолжила:

– Мне жаль, что вчера ты стал свидетелем моего… таланта.

Я вскинул голову, смерив её проницательным взором.

– Ты ведь могла убить меня?

– Да.

– И для этого тебе понадобилось бы одно прикосновение?

– Да.

– Но ты этого не сделала?

– Да, – с каждым «да» её голос звучал всё тише и тише, теперь и вовсе опустившись до едва различимого шёпота.

– Почему? – Я чуть подался вперёд, не спуская с неё глаз. Линнет молчала, не спеша с ответом; весь её вид выражал глубокую задумчивость и растерянность. Она словно бы пыталась разобраться в себе; тонкие пальцы комкали подол юбки. Наконец, девушка просто пожала плечами и медленно произнесла, осторожно подбирая слова:

– Я не смогла, Деметрий. Наверное, решилась, если бы ты действительно стал опасен, но чтобы хладнокровно убить… – она покачала головой. – Не могу. Это неправильно.

– Что ж, мне придётся благодарить провидение за то, что ты так милосердна, – подвёл итог я, уже без удивления рассматривая чудную находку перед собой. Безусловно, представления о мире у неё были весьма романтическими, и в то же время я ощущал в ней ожесточённость, порождённую страстным желанием жить. И сила этого древнего чувства была так велика, что невольно передавалась и мне, будоража в венах мёртвую кровь. Линнет обладала даром, достойным самой Смерти, но при этом являлась сосредоточением какой-то странной живительной энергии, сгустком болезненно-яркого света.

– Милосердна ли? – переспросила она, горько усмехнувшись. – Мне уже не смыть чужую кровь со своих рук.

– Всё же рисковать головой из-за человека было достаточно благородно и крайне глупо, – заключил я.

– Я вернула долг, а было ли это глупостью или нет, решать мне.

– Надо же дать твоим действиям трезвую оценку. Ты поставила чужую жизнь выше своей – это ли не глупость? Но я, конечно, не знаю всех обстоятельств.

– Моя жизнь вряд ли стоит и гроша, кроме этого тот человек мне очень дорог. Я не могла позволить, чтобы её жизнь оборвалась.

– Заводить дружбу с едой дурной тон, – усмехнулся я, сложив руки шатром – кончиками пальцев друг к другу. Линнет только наморщила нос на моё замечание. – Люди не должны о нас знать.

– Она и не знает. Я прекрасно понимаю, что путь в человеческий мир мне закрыт. Считай мой поступок данью прошлому. – Отвечая, она запиналась, глотая окончания, часто замолкала, подбирая слова; эти паузы сопровождались порывистыми взмахами кисти, словно девушка пыталась компенсировать недостаток слов. Изучение чужого языка явно вызывало у неё затруднения. Такая особенность казалась мне забавной – был определённой шарм в неидеальности, который шёл Линнет. От неё пахло новизной, как от свеженапечатанной книги.

– Возможно, так тебе будет проще? У тебя ужасный акцент, – фраза была произнесена на безупречном немецком. Девушка фыркнула и парировала:

– А у тебя отвратительно правильный выговор, – речь её так и осталась итальянской.

Я принялся пристально осматривать ковёр на полу, точно что-то обронив.

– Ты что-то потерял? – Она подалась вперёд, стараясь углядеть невидимый предмет.

– Свою рапиру. Не видела, куда я её подевал? Мне прискорбно нечем защищаться**, – со вздохом заключил я, беспомощно разведя руками. Губы её дрогнули в улыбке, а настороженный взгляд чуточку потеплел. Крохотная победа, но далеко не последняя.

– Мне следует поблагодарить тебя за заботу.

– Если только «следует», то не утруждай себя. В словах, сказанных потому, что так должно, толку столько же, сколько в снеге весной. – Я чуть склонил голову набок, скопировав бездумное движение Линнет. Действительно птичка. Тонкие брови сошлись на переносице.

– Но я действительно признательная тебе, хотя и… – она запнулась, потупив взгляд.
– Да?
– Чувствовать себя дичью не очень приятно.
– Дичью? – улыбнулся я. – Прости, но тянешь только на подранка, даже не вставшего на крыло.
– Ты знаешь, как подбодрить.
– Бесчестно вселять ложные надежды.
– Ты человек чести?
– Едва ли.
– Но ты честно в этом признаёшься.
– Я откровенен, но в моей чести – вернее, в её наличии у меня – принято сомневаться.

Девушка мотнула головой, тряхнув тяжёлыми локонами, и пристально посмотрела мне в глаза, пытаясь уловить подвох; игра слов озадачила её. Появилось нелепое чувство, что она видит меня целиком и насквозь; всюду, вплоть до тайников, о которых я даже не подозревал, отдавался эхом и пел её взгляд. И сам я, привыкший жить во мраке, будто бы отражал её внутренний свет – это не было приятным и комфортным, так ощущает себя крот, брошенный на яркое полуденное солнце.

– Ты рушишь мои представления о мире, – мимолётная улыбка тронула бледные губы, – и о вас.

– Слушать досужие сплетни – гиблое дело. Волтури не звери, алчущие лишь только власти и готовые на всё ради неё. Клеймят нас те, у кого есть причины опасаться за свою голову. Анархия в нашем мире означает полный крах, и глупцы те, кто этого не понимает. Созданные законы продиктованы необходимостью, а не чьей-то блажью.

– Ты предан делу, – заметила Линнет; я видел в её глазах живой интерес.

– Оно мне по душе. И дело даже не в высоком положении.

– В чём тогда? Мне казалось, что все хотят жить с комфортом. Те, кто утверждают обратное, либо лукавят, либо просто никогда не испытывали настоящей нужды.

– В твоих словах правда, но мне служба даёт ещё кое-что, куда более важное…

– И что же это? – нетерпеливо спросила она. Я подался вперёд и поманил её пальцем; девушка тоже наклонилась, готовая внимательно слушать. Маленькая пташка.

– Возможность изредка становиться собой, – заговорческим шёпотом произнёс я, – отдаваться любимому делу. Знаешь ли ты, как пьянит свобода? – Я откинулся в кресле и смежил веки.

– Так чем же ты занимаешься, Деметрий? – вновь это невозможно звучащее «р», резанувшее мой слух.

– Я неплохо умею выслеживать, – ответил я с лёгкой улыбкой и лениво приоткрыл один глаз. Она находилась на расстоянии вытянутой руки, и я, порывисто подавшись вперёд, прижал палец к её губам. Я не хотел новых вопросов от неё – я жаждал ответов. Мне было жаль, что я не чувствовал нежности мягкой кожи сквозь плотную ткань перчаток. Линнет рассеянно хлопнула ресницами, а затем, будто моё прикосновение обожгло её, отшатнулась, и, не удержав равновесия, рухнула на пол. Я не сдержал смешка и не попытался ей помочь, хотя и максимально учтиво произнёс:

– Ты в порядке?

– Не делай так больше. – Вначале раздалось недовольное сопение, лишь после поднялась сама девушка, оправляя платье. Такая забавная – наблюдать за ней оказалось весьма интересным занятием; она сама была странной – то ли слишком юная, то ли слишком взрослая. Неправильная. Словно с другой планеты. Я примирительно поднял руки, точно защищаясь от её укоризненного взгляда.

– Я не могу обещать, ведь обещания надо выполнять, что крайне скучно.

– Мне бы не хотелось нечаянно навредить тебе, – возразила она, чуть нахмурив брови. Я покачал головой – немыслимо, Линнет проявляла заботу обо мне. У меня просто не укладывалось подобное в голове – это было не просто ненормальным, а даже противоестественным. Возможно, она испытывала чувство отвращения к собственному дару и оберегала в первую очередь себя. Я не мог её винить или осуждать.

– Я осторожен, иначе бы не дожил до своих лет. Ты походишь на райское яблочко, которое манит своей свежестью, но сулит гибель. Я не умею себе отказывать, – лёгкий вздох сожаления сорвался с губ, впрочем, едва ли я его испытывал.

– Игрок.

– В каком-то роде. – Я кивком указал на соседнее кресло, но Линнет предпочла устроиться на подоконнике. Я уже отвык от того, чтобы женщина в моём присутствии вела себя так непосредственно. Да и можно её, ещё не утратившую угловатость подростка, назвать так? Слишком… живая.

– Почему мужчины ищут таких развлечений? Карты, женщины, вино… – на последнем слове она скривилась.

– Почему женщины желают видеть в нас только достоинства? Это же так скучно, – я сморщился. – Неужели я такой, какой есть, не заслужил капли симпатии?

– О какой симпатии может идти речь? Я тебя совсем не знаю.

– О твоей ко мне. Ведь она есть, признай. Не думаю, что ты с каждым первым встречным ведёшь задушевные беседы.

– Так значит, одно из твоих главных качеств – скромность? – невинно осведомилась она.

– Именно так. – Я провёл пальцем по почерневшему лезвию. – Милая вещица.

– Подарок брата, – она отвернулась, а я не смог понять, чего она избегает – моего взгляда или смотреть на стилет. Всё же не одна…

– Позволь задать бестактный вопрос? – Я повертел клинок в руке, любуясь игрой скудного света в металле.

– Конечно. Видимо, настала моя очередь отвечать.

– Твой брат жив?

– Да, – она, безусловно, уловила подтекст в моём вопросе, от того и прозвучала в её голосе едкая горечь. – Мыслимо ли, я никогда не смела и подумать коснуться его, да и он… побаивался меня. Неужели ты подумал?..

Я покачал головой.

– Не тебя – тебя бояться невозможно, а всего лишь твоего таланта.

– Всего лишь… – её губы тронула грустная улыбка.

– Ты скучаешь по нему?

– У меня больше никого нет. Деметрий, а у тебя есть семья? – Было заметно, что затронутая тема ей неприятна, и я не стал давить, решив оставить расспросы на потом. Девушка обняла себя руками, опустив взгляд в пол. Слова ранили её; едва ли чужая трагедия могла потревожить безмолвного спокойствия моей души.

– Наше существование подразумевает одиночество, и меня, признаться, такое положение вещей полностью устраивает. Любые узы делают нас слабее. Да и возможно ли… – я взмахнул рукой. – У меня нет семьи, я, как ты заметила, предан клану.

Она было хотела что-то спросить, но не решилась, сминая в пальцах и так измятый подол платья.

– Тебе бывает одиноко? – вдруг произнёс я, повинуясь какому-то внутреннему порыву и ощутив сиюминутную неловкость. – Бестактный вопрос, прости.

– Я… хорошо знаю, что такое одиночество и сопутствующее ему чувство пустоты. За последние пару месяцев ты первый, с кем я обмениваюсь более, чем несколькими словами. Брат… Роберт предал меня, – в её голосе зазвучала боль. – И всё же, было бы славно…

Она пожала плечами, внезапно смутившись, и замолчала.

– Да?

– Иметь кого-то, кто бы понимал тебя, – Линнет вздохнула. – Но ты прав, наше существование подразумевает одиночество. Этим мы похожи…

– Тогда, возможно, я смогу стать твоим другом?

Она медленно покачала головой.

– Зачем тебе это?

Я мягко, словно лесной птичке, улыбнулся ей и пожал плечами.

– Разве так уж нужна причина? Не губи на корню благородные порывы моей души.

– Меня пугает твоё благородство – боюсь, за него будет высокая цена.

– Мы сочтёмся, не сомневайся.

Её глаза засверкали, когда она засмеялась, и это был чарующий звук, от которого у меня потеплело внутри.

– Ты невыносим.

– Сначала ты назвала меня тщеславным, а теперь ещё и невыносимым, – я притворно нахмурился и принялся рассматривать ногти на руках, следя за Линнет из-под ресниц. – Не слишком ли много для меня одного? Я ведь могу решить, что ты бросаешь мне вызов.

– Вот как? И что же это за вызов?

– Мне непременно захочется доказать, что ты не права.

Смех вновь сорвался с её губ, и фиалковые глаза блеснули, как драгоценные камни.

– Ты считаешь, что у тебя есть шанс?

– Ты вновь нанесла рану моему самолюбию, Линнет. Придётся объяснить тебе, что я редко бываю не прав. По правде говоря, никогда.

– Невыносимый, да ещё и высокомерный, – она постаралась скрыть усмешку.

– У меня совсем нет шансов изменить твоё мнение?

– Уже сдаёшься? – Линнет выгнула бровь.

– Видишь, как хорошо действует перемирие? Ты уже что-то мне предлагаешь, – я внимательно посмотрел на неё. – Тебе почаще надо делать это.

– Делать что?

– Улыбаться, это меняет тебя, – на её щеках вспыхнул очаровательный румянец. Её кожа казалась нежной, как лепесток цветка, и пальцы у меня стало покалывать от желания потрогать её. В конце концов, единственные полукровки, которых мне до сих пор доводилось видеть, были ребёнком и юношей. Теперь же передо мной была взрослая особь, вполне мне симпатичная, пусть и не совсем в моём вкусе. Впрочем, всего лишь ещё одна женщина, отличающаяся от прочих биением сердца и теплом тела. Возможно, она даже в некоторой степени умна и безрассудно смела… Я отмёл от себя лишние мысли – вряд ли девушка будет интересовать меня, когда мы окажемся в замке.

– Поводов в последнее время мало.

Я позволил себе приблизиться к ней, прислонившись к стене рядом, и чуть улыбнулся, видя, как Линнет отодвинулась.

– Брось, я не кусаюсь.

– Да неужели?

– Если только самую малость, – согласился я и, поймав длинный локон, принялся накручивать его на палец. Ухоженные волосы были шелковистыми на вид и густо пахли апельсиновым цветом; я невольно задышал глубже, втягивая тонкий аромат. Линнет внимательно следила за мной, впрочем, не делая попыток меня остановить или как-то воспротивиться. Я мягко улыбнулся. – Ты приятно пахнешь. Теплом и светом…

Её брови удивлённо приподнялись.

– Это самый странный комплимент, что мне доводилось слышать. Но предупреждаю, на вкус я горчу.

– Я думаю, горечь весьма приятная, добавит терпкости медовому вкусу.

Она внимательно смотрела на меня, почти не мигая, лишь только чуть-чуть хмурясь. Я без труда скопировал выражение её лица, заставив девушку улыбнуться. Наверное, она была ещё очень молода, но выражение тёмных глаз не вязалось с юной, как у нимфы, внешностью, вызывая странный диссонанс. Линнет попыталась отступить на шаг.

– Я не обижу тебя, не бойся. – Она осторожно вложила пальцы в мою раскрытую ладонь; живое тепло ощущалось даже сквозь плотные перчатки. – Слово чести.

Молчаливая, словно драгоценный камень, девушка смотрела на меня, затем осторожно произнесла:

– В твоей чести принято сомневаться. Ты так сказал.

– Субъективное мнение других, – пожал плечами я. – Разве тебе не интересно составить своё?

– Возможно, – отозвалась она и отошла от меня , обдумывая мои слова, но не желая высказываться. Линнет в некоторой степени интриговала меня – даже так сильно, что я не признавался себе. Я отмечал уйму недостатков, за половину из которых высек бы даже собственную дочь, но они меня не отталкивали, добавляя ей живости. Ей как-то шло быть такой – лишённой лоска, с недоученными и непривитыми манерами, обладающей отвратительной речью и не слишком покладистым нравом. И всё же некое очарование в ней было, я не мог отрицать этого. Наверное, я воспринимал её, как едва распустивший лепестки подснежник, как куклу, ещё перевязанную упаковочной лентой, или книгу, только-только снятую с магазинной полки – от неё пахло новизной, веяло нежным дыханием юности. Взгляд девушки на несколько секунд задержался на зеркале; она пристально рассматривала собственное отражение, но так, будто видела за гладкой поверхностью что-то ещё, недоступное другим.

– Не нравится свой внешний вид?

Линнет вновь оправила измятую юбку и попыталась пригладить волосы, едва заметно улыбнувшись.

– Бывало и хуже, – она чуть пожала плечами. – Не люблю зеркала, – горечь, – они не умеют лгать.
– Но правда, как бы она ни была горька, всё же лучше.
– Прописная истина, я знаю… И вот уже почти два года пытаюсь избежать её.
– Ты от кого-то бежишь? – откровенно спросил я, выдержав некоторую паузу. Мой взгляд встретился с отражением её глаз. Промолчала.
– Да.
– Я могу дать тебе защиту.
– Зачем тебе это? – насторожилась и обернулась, теперь глядя прямо на меня, словно готовясь дать отпор. Я мягко улыбнулся.
– Правда или ложь?
– Ты, только что говоривший о том, что какой бы горькой правда не была, она лучше, задаёшь подобный вопрос? – Линнет приподняла бровь. Я почти виновато склонил голову, видя, как уголки её губ чуточку дрогнули.
– Возможно, тебе больше по вкусу придётся сказка о том, что я очарован и покорён?
– И часто тебе приходится рассказывать подобные сказки? – парировала она.
– Время от времени. Я не виноват, что мне верят.
Она сморщила нос.

– Правду, Деметрий.

– Как скажешь, милая, – я развёл руками, точно выражая своё бессилие. – Гибриды пьющих кровь и людей очень редки в нашем мире, признаться, мы не так давно узнали о существовании тебе подобных. Чуть более пары месяцев назад. – Она держалась спокойно, но не смогла скрыть изумления. – Мы не предполагали, что подобный союз осуществим, хотя должны были рассмотреть такую возможность, учитывая некоторые физиологические особенности. Впрочем, это не так уж и важно, – я взмахнул рукой. – Как ты уже ранее заметила, я предан клану и делу. – Линнет сдержанно кивнула, внимательно слушая. – Поэтому я хочу преподнести своему господину желанный и ценный подарок в виде тебя. Тебе не будет угрожать опасность, ты получишь защиту и дом, в котором тебя не смогут достать. Ты обретёшь покой.
____________
* Спасибо (нем.)
** отсыл к "Портрету Дориана Грея" О.Уайльда - Деметрий использует слова лорда Генри

Предыдущая глава || Следующая глава