«Убедив» родителей в том, что сегодня мне не стоит идти в школу, я поднялась в свою комнату. Как всегда объяснения мне не нужны, это вполне упрощало мне и без того довольно трудную жизнь. Я не любила делать это днем, особенно с близкими мне. Обычно я прикасалась к людям, когда наступала ночь и их сознания были окутаны тонкой дымкой несуразных сновидений. Тогда давление было едва ощутимым. Это вроде как одностороннее движение. Люди были полностью в моей власти, что не могло не радовать.
Итак, что бы мне заняться? Посмотрев на яркие лучики солнца, пробирающиеся через тюль в мою спальню, я вспомнила о красивой полянке, которую случайно совсем недавно обнаружила в лесу. А почему бы не сходить туда снова?

Быстренько собравшись, я как обычно взяла с собой плеер, хотя припоминая спокойствие, царившее там, вряд ли он мне понадобится. На пути мне встретилась машина, а точнее серебристый «Вольво». Не знаю почему, но мне это хорошо запомнилось, инстинктивно сохранившись у меня в голове:
Вдоль дороги движется машина, солнце играет на ее полированных поверхностях. Окно чуть приоткрыто, изнутри доноситься музыка, глубокая, мелодичная. Машиной управляет парень, но как только я это замечаю, скорость машины резко увеличивается и она теряется за поворотом.
- Странно…

Я уверенно шла по уже знакомому мне аромату. Как и в тот раз, я сошла с тропинки, которая непременно вела к долине и, несомненно, к реке, но сейчас у меня была другая цель. Вокруг чувствовалось слишком сильное, для такого спокойного утра напряжение, но я никак не могла найти источник. Даже дойдя до поляны это ощущение, не покидало меня…

Я всегда любила покопаться в себе, особенно, когда мысли, как и разум, находились под четким контролем, как сейчас.
Внешне я выглядела довольно отрешенно, более скованно вела себя, но все же старалась в любой ситуации представать для других вполне самоуверенной девушкой с высоко поднятой головой. Не отрицаю, что хоть и со всеми моими заморочками у меня был некий стиль, не оставляющий места излишествам, я обладала весьма ценной в этом мире красотой. Как когда-то сказала одна моя знакомая: «Стерва, но без лишней драматичности». При этом мои черты лица с каждым годом обострялись, приобретая какую-то разрушительную дикость, а в глазах временами мелькало что-то инородное, чужое. Как бы я себя за это ненавидела, но глупо отрицать очевидное. Всю свою жизнь, после его потери, все, что можно было, я заранее планировала, исполняя спокойно, не торопясь. Однако я никогда не испытывала недостатка в храбрости, скорее наоборот.

Тихое бормотание ветра, летящего к реке, мягкое, почти неслышное чириканье птичек постепенно навивало мне самые сокровенные воспоминания. Его лицо, как мираж, возникло из темноты. Так происходило всегда, когда я давала волю рассудку и памяти, оставаясь душою там, где должна была быть, тот мир всегда дожидался меня и встречал с распростертыми объятиями. Сон был воротами, сновидение – ключом, открывающим путь туда, где даже пыль была золотой. Я попала в ловушку своих собственных воспоминаний, резко меня охватило отчаяние, но назад был только один путь, а мой проводник все не приходил. И никогда не придет! Я лишилась его обожания, потому что он был из тех, кто любит безумно, и не будет делиться. Я бежала по песку пустынного пляжа, вглядываясь в море и тогда песок из золотого превратился в серебряный, и звезды захрустели у меня под ногами. Во мне искрились яркие чувства, как возбуждение, и глубокие, как весь покой того, так желанного мной мира. Я хотела, чтобы этот момент длился вечно, но тут меня позвал уже знакомый мне голос, позвал без слов, заставляя вернуться к реальности, а в душе раздался крик – это крик одиночества и боли от осознания того, что я потеряла. И нет смысла скрывать очевидное. Каким-то образом Форкс помог мне понять то, что я до сих пор живу в чьем-то мире – в мире, которому не принадлежу. Вот в чем беда.

Судя по яркому солнцу, все так же слепившему меня, сон длился не больше получаса, а казалось, словно я снова провела там, на золотых берегах бескрайнего простора, день, как бы ни больше. Я улыбнулась, ощутив в воздухе слабенький, еле ощутимый, но уже значимый вкус. Будто в подтверждении я тут же почувствовала, что за мной наблюдают. Я сразу это поняла, ведь это был всего лишь один из множества инстинктов, скрывающихся в моем сознании и ждущий нужного момента, чтобы появиться и проявить себя.
- Эдвард! – абсолютно уверенная, что получу ответ, без сомнений позвала я его.

За спиной послышалось еле заметное шуршание листьев. Обычный человек вряд ли услышал бы, но от меня присутствие кого-то рядом невозможно скрыть, особенно если учесть его особенный вкус.
- Привет, – так же тихо, как и появился, ответил он. Я не спешила оборачиваться, почему-то его таинственность меня привлекала, и я не хотела ее нарушать.
- Как ты нашел меня здесь? – продолжала я нашу странную и довольно опасную из-за неизвестности, игру.
- А я часто тут бываю. Люблю это место… - я уже подумала, что он закончил, но тут последовало неожиданное двойственное продолжение. - и вот теперь ты тоже здесь, со мной…
После этих слов желание увидеть его оказалось сильнее, и я медленно повернулась к нему. Эдвард стоял в тени деревьев, всего несколько сантиметров отделяли его от яркого солнца. Со стороны картина, вероятно, казалась странной, но где-то в глубине души я чувствовала, что так и должно быть. Резкая грань между нами сейчас, как никогда, была четко видна, будто свет и тьма, мы ходили по лезвию ножа. Слишком близко к краю, один оступиться, другой последует за ним. Все было так таинственно… Его невозможные, но в тоже время ошеломляюще красивые, глубокие золотые глаза, приятная успокаивающая пустота, абсолютная тишина – все было волшебно. Я будто снова вернулась в покинутый рай. И тут я заметила, что его взгляд был вовсе не радушный. Его глаза сверкали едва сдерживаемой яростью и еще каким-то чувством, очень тайным, глубоко ранящим. Я не сводила с него глаз, пытаясь услышать хоть что-то, а он отвечал мне тем же.
- Мне лучше уйти. – Неуверенно сказал он. Сейчас я четко ощущала его борьбу с самим собой. Я знала, что он не хотел уходить, оставлять меня здесь. Но что-то подсказывало ему поступить так, вот только я никак не могу понять что именно.
- Почему? – конечно, глупо, но сейчас я сказала первое, что пришло в голову. Он молчал, а мое терпение было на исходе, поэтому, не дожидаясь ответа, я сказала. – Я хочу, чтобы ты остался.
- Я знаю. – Ответил он с улыбкой, от которой сразу стало тепло и хорошо. Напряжение постепенно уходило. Я, наконец, ясно почувствовала его. Многое, что случилось со мной, могло быть расценено, как сновидение. Пугающе, но реально. Теперь я была уверена в нем, сейчас он открыл для меня свои чувства, хотя мысли до сих пор были недоступны. Эдвард не ставил это под сомнение, лишь понимающе смотрел на меня, будто пытаясь этим утешить. Как он верил мне, так и я верила ему. Однако даже, притом, что разум признавал существование случившегося, сомнения не исчезали. Сейчас он полностью открыл свои чувства мне без остатка, что вызвало у меня бурю эмоций и миллионы вопросов. Наконец мне открылось самое потаенное и вопрос сам слетел у меня с губ.
- Я просто не понимаю, почему ты насильно отсекаешь любую, более или менее мимолетную привязанность? Почему не позволяешь зародиться в своем сердце хоть какие-то чувства? – ощутив его реакцию на мои слова, я поспешила немного смягчить вопрос. – Нет, я сейчас не говорю ни о какой любви. Я имею в виду теплые, хотя бы дружеские отношения. – Снова мне ответом послужило напряженное молчание, а в воздухе кружило что-то настолько грустное… Может тоска? Хотя нет, вряд ли, скорее всего я просто опять сама себя накручиваю. С чего бы ему грустить?
- Это вроде того… - начал он и на секундочку запнулся, подбирая слова. – как ждать, что к твоим ногам упадет звезда, или все равно что искать горшок с золотом у основания радуги.
- Циник! – неожиданно выпалила я. И к большому удивлению я потихоньку начала замечать, что с ним мне гораздо сложнее контролировать свои эмоции.
- Возможно… - таинственно и неопределенно ответил он. Мне показалось, или Эдвард еще на пару шагов отошел глубже в тень? – Просто я не допускаю идеалистической романтизации жизни. – Коротко, даже чересчур резко закончил он.
- А знаешь, поначалу ты казался мне жутко загадочным, странным, но в тоже время… приятным, что ли,… а вовсе не таким: холодно разглагольствующим Эдвардом Калленом! – мое маленькое признание прозвучало слишком неуверенно, я бы даже сказала слабо. И вновь чувства взяли верх над моим разумом. Что-то мне это не нравиться…
- Иногда люди… - на этом слове он усмехнулся, а затем, как ни в чем небывало, продолжил. – ведут себя не в соответствии со своим характером. Будто бы ты раздеваешься, сбрасываешь одежду, чувствуешь, что ты – это не ты, но при этом ощущаешь себя совершенно обнаженным и незащищенным. Несовершенным. Поэтому ты снова одеваешься: надеваешь на себя – себя. Но теперь ты уже точно знаешь, кто ты на самом деле! – пронзительный взгляд его золотистых глаз буравил меня насквозь. Он будто знал, что я пойму его слова, как никто другой и сейчас искал ответы у меня в душе. Нашел ли он их? Найду ли я их когда-нибудь? Пока это время не пришло…
Он все смотрел на меня своим кристальным невозмутимым взглядом, под которым была еле различима, даже мне, скрытая чувственность, некое очарование чертенка, явно покорившее меня и не собиравшееся отступать. Теперь главный вопрос заключается в том, а отпущу ли я?