**********
А однажды они поссорились. Не в шутку – серьезно. И, конечно, из-за белобрысой.

Да нет, если уж быть честным до конца – во всем был виноват только он сам…

**********
Очередной тихий вечер у Калленов. Несси пропадала на кухне вместе с Беллз. В свою бытность человеком Белла готовила ну просто потрясающе, пальчики оближешь, и навыки сохранились даже после превращения в вампира. А Несси – Ренесми, в присутствии давней подруги лучше называть её Ренесми! – кропотливо перенимала у матери необходимые знания, запоминала новые рецепты, которые всегда пригодятся в доме, где живут двое мужиков, один из которых может похвастаться поистине волчьим аппетитом.

Остальные собрались в гостиной. Карлайл и Эсме тихо сидели у окна, нежась в объятиях друг друга. Джаспер и Элис приютились под лестницей и с улыбкой следили за развернувшимся в центре комнаты представлением. Эдвард замер рядом, вальяжно раскинувшись на диване. На полу у камина голова к голове восседали Эммет и Роуз. Эм просто с удовольствием наблюдал за движениями подруги. Белобрысая же была занята увлекательнейшим делом – перебирала старые вещички Несси. Три громадных чемодана были под завязку наполненных разноцветными распашонками, рубашечками, платьицами, штанишками, маечками, шортиками, чепчиками и прочими тряпками разного размера, которые Несс когда-то носила. Все это шмотье теперь было аккуратно разложено на ковре, и Розали непрерывно щебетала:

- А помните эту рубашечку, Несси ходила в ней в три месяца?.. А помните, это платьице она надела в два года?.. А помните эти штанишки, у нас есть фотография, на которой…

Он чувствовала себя сытым и довольным. Что ни говори, но у Эдварда получался самый вкусный в мире омлет, даже лучше, чем у Беллз… Навернув три порции и повалившись на диван, он полусонно наблюдал за Роуз, толком даже не вслушиваясь в её бормотание. Глаза слипались. Из кухни слышалось эхо веселого щебетания и смеха Ренесми и Беллы. Даже искусственный свет громадной дорогущей люстры казался приглушенным и усыпляющим. Уютно, спокойно, радостно – практически как дома…

- … представляете, я чувствую себя почти пожилой мамашей, которая перебирает детские вещички своей взрослой дочери…

Роуз буквально сияла, любовно поглаживая розовый шелк очередного платьица.

Слова вырвались как-то сами собой, по инерции. Даже не подумав, просто ляпнул то, что пришло на язык, чтобы по привычке безобидно подколоть её, чтобы пошутить. Лениво так ляпнул, заплетающимся уже языком:

- Ну, тебе это не грозит…

Ляпнул, и только потом понял, что сказал.

Все произошло буквально за секунду. Казалось, время остановилось.

Веселое щебетание на кухне вмиг оборвалось. Рядом неподвижно замер Эдвард. У окна застыли Карлайл и Эсме.

Элис молниеносным движением прижала ладонь к губам, глядя на него расширившимися сочувствующими глазами. Джаспер встрепенулся, на его лице появилось то выражение крайней сосредоточенности, которое всегда сопутствовало попытке применить свой дар – разрядить накалившуюся атмосферу.

Не помогло.

Эммет мгновенно вскочил на ноги, оскалившись, сверля его гневным взглядом, рыча глухо и угрожающе. У его ног застыла Роуз. Выражение её глаз менялось с безумной скоростью.
Сначала – жгучая боль, будто ей наотмашь врезали по лицу. Потом – боль совсем другого рода, беззащитная и ранимая, когда человек вдруг понимает, что его только что ударили в спину. И ударил тот, от кого этого никак нельзя было ожидать. В конце – ненависть. Ясная, прозрачная, абсолютная, ледяная ненависть.

Все это он успел отметить в какую-то долю секунды, а затем разобрал торопливый шепот Эдварда:

- Уходи… Немедленно уходи отсюда…

Она бросилась на него неожиданно и молниеносно. В одно мгновение неподвижно сидела на полу, в следующее – уже летела к нему, и её пальцы скрючились наподобие стальных когтей.

Его спасла только инстинктивная, животная реакция – в последний момент успел увернуться от нападающего вампира, сгруппироваться и отпрыгнуть к дальней стене.

Самое странное – тело не била знакомая яростная дрожь. Волк не рвался на свободу, не пытался ответить ударом на удар. Волк молчал, свернувшись в груди плотным комочком шерсти и наблюдая за событиями из-под закрывшей морду лапы. Волку было стыдно.

Следующее, что он увидел – Эдвард крепко держит Розали за одну руку, Джаспер – за другую.
Она шипела, извивалась, рычала, клацала зубами, пыталась вырваться. Копна длинных золотистых волос падала то на одну, то на другую сторону безупречно-прекрасного лица, искаженного животной злобой. И в её расширившихся желтых глазах не было ничего, кроме слепой ярости и всепоглощающей, режущей боли.

В дверях комнаты застыли две женских фигуры. Беллз смотрела на него с сочувствием, взглядом умоляя исчезнуть, как можно быстрее скрыться от гнева Розали.

Взгляд Несси безжалостно полоснул обвинением и укором.

Розали шипела и бесновалась. Уже и Эммет обнял её за талию, но она все пыталась вырваться, и её полные ненависти глаза смотрели прямо в душу.

- Джейк! Уходи!

Кажется, это крикнул Эдвард. Впрочем, он не стал бы клясться в этом на Библии – слишком уж мутной, размытой, ускользающей казалась окружающая реальность.

Потом он помнил, как стоял на улице, у самой кромки нависшего над участком Калленов леса. Стоял в полной растерянности, сам не веря в то, что натворил.

Из темноты материализовалась Несс.

- Как ты мог?! Что ты наделал?! Да ты… ты… просто… животное!

Её глаза полыхали, в чертах прекрасного, такого родного и любимого лица сквозило самое настоящее горе, смертельная обида и горький укор.

Собственный голос прозвучал в ушах жалким блеянием.

- Я не хотел… Просто ляпнул, не подумав… Прости…

- Не у меня надо прощения просить! Да ты хоть знаешь, что сотворил с тетей Роуз?! На ней лица нет! Она чуть не плачет!.. То есть, если бы могла – расплакалась бы!

Ренесми дрожала от злости и негодования, её буквально трясло. И тут стало больно.

Это боль вовсе не была отголоском чувства вины, которое и без того горело в груди. Просто на какой-то момент он смог ясно и отчетливо представить себе, что было бы, если бы она его ненавидела.

Она смотрела бы на него так же. Яростным, пылающим взглядом, в котором явно скользят нотки не просто обиды – отвращения. Она разговаривала бы с ним так же – отрывисто и резко, выплевывая жестокие слова, полные горечи и злобы. Она отвернулась бы точно так же, как отвернулась сейчас, быстро и легко, будто он для неё – пустое место. Никто и ничто.

Он заорал ей вслед. Заорал громко, срывающимся, дрожащим голосом:

- Постой! Да не хотел я! Это вышло случайно! Несси, подожди! Выслушай меня!

Но она не остановилась. Не обернулась. Только сжала плечи, будто пытаясь закрыться от него, и упорхнула в дом.

Потом он бежал. Бежал долго, стремительно, сильно отталкиваясь лапами от сырой темной земли, благодаря недавнему дождю превратившейся в липкую грязь.

Он не думал ни о чем, только перед глазами стояло её лицо. Отчужденное, холодное, чужое. Лицо девушки, которая не любит.

Было так больно… Так неописуемо, невыносимо больно… И по влажному носу скатывались какие-то большие соленые капли. Скатывались, чтобы упасть под лапы и разбиться о землю сотней крошечных осколков.

Под утро он вернулся к особняку Калленов. Вернулся, чтобы поговорить с Роуз. Чтобы заглушить хотя бы одно давящее, режущее, не дающее покоя воспоминание – о беззащитном взгляде её расширившихся желтых глаз. Думать о других глазах было просто невыносимо.

На пороге обнявшись стояли Эдвард и Беллз.

- Роуз на нашей поляне вместе с Эмметом.

Он благодарно кивнул Эдварду, уже разворачиваясь, чтобы бежать в указанном направлении.
- Джейк, не переживай…

Белла смотрела на него с улыбкой, и в её глазах светились такие знакомые, теплые, родные искорки понимания и любви. Он ощутил прилив благодарности и надежды. Беллз всегда помогала ему справиться со всеми горестями, и в этот момент он любил её. Любил, как сестру, как единственного человека, которому мог доверять всегда… Тьфу ты, черт! Единственного вампира!..

Розали сидела на широком плоском валуне. Сидела так неподвижно и прямо, как могла только она, всей своей позой излучая праведный гнев. Спиной к нему. И не предприняла попытки обернуться или пошевелиться, хотя прекрасно знала, что он рядом. Неподалеку так же неподвижно замер Эммет. У Эма не получалось продемонстрировать такую же смертельную обиду и ущемленное самолюбие, поэтому его показушная отрешенность вызывала невольную улыбку – так дуется ребенок, изо всех сил плотно сжимая губы и хмуря брови в бесполезной попытке обмануть провинившегося взрослого демонстрацией своего «фи».

Он заранее перекинулся и натянул потрепанные джинсы, и теперь стоял в паре метров от прямой, словно аршин проглотила, спины.

- Роуз, прости меня.

Пошевелилась чуть заметно. Немного склонила голову на бок, словно прислушиваясь.

- Правда, я не хотел… Просто ляпнул первое, что пришло в голову… Думать надо было. Но я…
- Да нет…

Её голос звучал ровно и отрешенно.

- Ты сказал правду. Мне действительно не грозит стать матерью. Никогда.

Ну что можно было на это ответить?! Ничего. Поэтому он промолчал. Промолчал, хотя сердце переполняли сильные, страстные слова, слова утешения и поддержки. Но произносить их он не осмелился – ни к чему это. Только хуже будет. Розали Каллен не выносила жалости.

И все же сказал, чуть слышно и хрипло:

- Мне жаль…

Она, наконец, повернулась. Выстрелила в него внимательным, проницательным, проникающим в самую душу взглядом. Кончики пухлых губ растянулись в улыбке.

- Еще бы, конечно жаль. В кои-то веки все поняли, что ты – глупая, вонючая, агрессивная псина.

С души камень свалился, и Эммет уже улыбался ему широко и радостно, по-дружески.

- Ну, может я и глупая агрессивная псина, но уж точно не вонючая. Воняешь у нас ты, блондиночка, смирись с этим.

**********
Он даже не надеялся, что застанет её дома. Забежал просто на всякий случай, чтобы принять душ и убедить отца не волноваться. А потом припустить в лес, найти её и снова заглянуть в шоколадные глаза. Убедиться, что её отрешенность и ненависть были только его больной фантазией, мгновенной и сиюминутной.

Но нашел её дома. Она сидела на кровати в их маленькой комнате, обняв подушку и горящими глазами уставившись в одну точку, будто пыталась взглядом просверлить в стене порядочную дыру.

- Несс…

Тут же кинулась ему на шею, обнимая крепко, горячо.

- Где ты был? Я волновалась…

Он немного нерешительно, оторопело обнял её в ответ. Закрыл глаза, глубоко вдыхая дивный пряный аромат её кожи.

- Так… бегал… Потом с Роуз…

- Не произноси при мнеэто имя!

Она зашипела и вырвалась из его рук, забегала по комнате – три шажка в одну сторону, три в другую.

- Больше никогда, никогда-никогда не хочу её видеть! И слышать о ней не хочу! И имя её при мне не упоминай!

Он стоял и молча, ошарашено смотрел на то, как она бегает из угла в угол, выплевывая хлесткие слова.

- Несс, да в чем дело?..

- В чем дело?! А в том! Розали сказала, что лучше бы ты… ты…

- Что я?

Она все продолжала бегать по комнате, уже давясь злыми, непрошенными слезами.

- Сказала, что лучше бы ты сдох! Я пыталась объяснить ей, что ты совсем не хотел говорить то, что сказал, но она… Она все не прекращала желать тебе смерти, и я ушла. Больше никогда не буду с ней разговаривать! Ненавижу её! Раз Розали тебя ненавидит, значит, ненавидит и меня!

Она заламывала руки и кусала губы, и у него внутри разлилось такое исцеляющее, доверчивое тепло.

Поймал её, крепко прижав к груди.

- Несс, успокойся. Я виделся с Роуз. Извинился. У нас все в порядке.

Она встрепенулась, и сердечко забилось так часто, громко, радостно.

- Правда?..

- Правда, малыш. Правда…

Потом они долго сидели у окна, она – у него на коленях. Молчали. Несси теребила его короткие черные волосы, и смотрела ласково, с любовью. А он смотрел на закат. Смотрел и не мог повернуться к ней, не мог вымолвить ни слова. Потому что если бы попытался заговорить сейчас – получился бы дикий вопль. Первобытный вой. От счастья. Потому что она так любит…

**********
Бывает еще, что она начинает его дразнить…

Нет, само по себе это неплохо, весело даже, к тому же за словом в карман он никогда не лез, поэтому с легкостью отвечает тем же… Вот только ситуация ситуации рознь!

Ну, скажите на милость, разве это нормально, когда противная девчонка сначала сама доводит до такого состояния, что хоть вой, а потом убегает?..

Например, когда они идут купаться. Ледяная вода беспокойного океана манит остужающей прохладой, ревущие высокие волны обещают, что придется усиленно работать руками и ногами и бороться за каждый глоток воздуха, когда белые пенные гребешки будут попадать в нос и рот, оставляя за собой привкус соли и йода. Она судорожно ежится – скорее не от холода, а от предвкушения, - и поспешно стягивает с себя джинсы и футболку, оставаясь в раздельном цветном купальнике, обычно красном или голубом. Все эти купальники, которых у неё бесчисленное множество, подбирала, естественно, тетя Элис. Несс говорит, что у тетушки «безупречное чувство стиля». Что ж, если, согласно таинственной женской логике, «безупречное чувство стиля» заключается в том, чтобы довести несчастного волка до состояния, когда перед глазами начинают танцевать разноцветные круги – он не будет спорить. Эти её бикини всегда такие крошечные, что верхняя часть едва прикрывает упругие холмики груди, а нижняя – только-только не дает увидеть ложбинку в развилке бедер, зато плотно обтягивает попку, не оставляя простора для фантазии.

И ведь она, чертовка, прекрасно знает о том, что к этому моменту ему уже не до купания, что кончики пальцев начинают зудеть от желания прикоснуться к её бархатистой коже, а внизу живота медленно ворочается горячая тяжесть. И все равно стоит к нему спиной, расчесывая волосы, потягиваясь и бесконечно поправляя свой проклятый купальник, развязывая и перевязывая бесчисленные веревочки и тесемочки.

И она с точностью до секунды угадывает момент, когда его терпение лопается, и он делает широкий шаг к ней, уже протягивая руки, чтобы сгрести её в охапку, прижать к груди и поцеловать. Для начала.

Она срывается с места в эту же секунду, и бежит по рыхлому влажному песку, по каменистому склону, по мелкой гальке прямо к воде, и трусики мерзопакостного купальника постепенно сползают с бедер, открывая его взгляду две пухлые половинки попки. А следующее, что он осознает – ноги сами несут его следом за ней.

А потом она ныряет, и он тоже ныряет, пытаясь поймать её в воде. И хотя он двигается с хорошей скоростью, она все равно умудряется извернуться, выскальзывая из рук. Остается только ощущение темной холодной воды, горящего в паху желания и её звонкого смеха. Именно ощущение смеха, потому что по-настоящему услышать её под водой он не может.

Тогда до его затуманенного сознания постепенно начинает доходить, что его наглым образом дразнят. Жестоко и беспощадно. Приходится кое-как уговаривать себя успокоиться, совершая ритмичные мощные гребки руками и механически прокручивая в голове какую-нибудь чушь – например, перечисляя по порядку все химические элементы в известной каждому школьнику таблице не менее известного русского дядечки Менделеева.

А еще он составляет план мести. Месть будет страшной. Жуткой. Зверской.

Вот так он может плавать долго, часами, даже когда видит, что она давно выбралась на берег, высушила волосы полотенцем и теперь сидит неподвижно и терпеливо ждет его. На сыром промозглом ветру начинает мерзнуть, медленно, но неуклонно. Обычный человек закоченел бы уже в тот момент, когда высунул бы нос на пляж, но Несси – не обычный человек. Чтобы замерзнуть здесь, ей нужно часа два, не меньше.

Она снимает с себя купальник, пытаясь убить одним выстрелом двух зайцев – зазвать его на берег и переодеться. Натягивает джинсы и футболку. Медленно натягивает, миллиметр за миллиметром скрывая от него участки обнаженного тела. Но он держится. Стойко выносит все испытания, наблюдая за ней из воды и с показушным удовольствием барахтаясь в пенных волнах.

В итоге она не выдерживает и начинает звать его:

- Джейк! Джейк! Холодно уже! Иди сюда!

Он послушно гребет к берегу, ритмично и неторопливо работая руками. Тут главное – не выдать своего нетерпения и показать необходимую дозу вальяжной расслабленности. И как только она, обманувшись, бредет навстречу ему с полотенцем в руках, ежась от очередного порыва колючего бриза, он бросается вперед и молниеносно ловит её, пока не успела сообразить, в чем дело.

Она начинает хохотать и извиваться, громко визжа:

- Нет! Неееееет! Не хочууууу!!! Там хооооолоооооднооооо!!!

Он быстренько стягивает с неё джинсы и футболку – в принципе, в воду можно было бы и так затащить, но возвращаться все равно рано или поздно придется, а зрелище шествующей по резервации с высоко поднятой головой абсолютно обнаженной Несси вряд ли выдержат старейшины племени. Не говоря уж о парнях всех возрастов и разной степени «волчатости».

Она барахтается и пытается вырваться, и все не перестает голосить:

- Ой! Ой-ой-ой! Не хочуууу!!! Не наааадоооо!!!

- А нечего было издеваться…

И вот, уже по пояс стоя в воде, он кидает её вниз, прямо в объятия высоких волн, и она с громким шлепком бухается в темный океан. И тут же выныривает, хохоча, отфыркиваясь и начиная брызгаться. Он только посмеивается – в конце концов, из двоих присутствующих холодно не ему, как раз ему все нипочем.

Потом она подплывает ближе и уже сама пытается обнять его дрожащими руками, жалобно приговаривая:

- Хоооолодно!

- Холодно – это ерунда. Сейчас согрею…

И начинает её греть. Изо всех сил. Чтобы никто не смог обвинить Джейкоба Блэка в том, что он не держит свое слово.

**********
Её легкую поступь он слышит сразу. Сначала – еле различимо, вдалеке, ножки отталкиваются от покрова сухой листвы с едва уловимым шорохом. Затем все ближе и ближе. Почти рядом, километрах в двух, не больше.

Он поднимается и обходит костер, становясь спиной к лесу.

Слышит её шаги прямо за спиной – она двигается крадучись, в очередной раз, стараясь застать его врасплох.

Тихо-тихо, все ближе и ближе.

Метрах в двух вдруг замирает и произносит звонким голоском, в котором звучит мягкий укор:
- Ты ведь знаешь, что я здесь, правда?

Он улыбается широко, все еще стоя к ней спиной – чтобы не видела улыбку.

- Знаю.

- Свинюга!

Подпрыгивает и с размаху врезается в него, обнимая ногами за талию и крепко вцепившись пальцами в плечи. Горячо шепчет на ухо:

- Хотя бы раз можешь не прислушиваться, когда я иду?

Он тянет её за руки, стаскивая со спины и изо всех сил прижимая к груди.

- Не могу. Это само собой получается…

- Ты костер развел.

Заглядывает ему в глаза, констатируя факт, но в словах слышится отголосок вопроса, мол «зачем?»

- Так уютнее. Посиди со мной.

Они еще долго сидят вместе, наблюдая за тем, как пламя из высокого и яростного превращается сначала в ровное, затем – в маленькое, беззащитное, пока не исчезает совсем.

Тогда он берет её на руки и несет в дом, чтобы уложить в постель и до рассвета не давать уснуть. И с удовольствием отмечает по пути, что она не забыла поднять с земли его рубашку…