Чуть позже, мы с Леной танцевали, и сначала прошло пять минут, затем двадцать пять, затем тридцать пять, а потом уже и пятьдесят пять, но никто из нас этого не замечал и никого это не заботило. Мы остановили время — по крайней мере, нам так казалось. У нас был всего один танец, но мы должны были заставить его длиться бесконечно, на тот случай, если это все, что нам осталось.

Ларкин никуда не спешил. Они с Эмили слились в крепком объятии, покачиваясь из стороны в сторону возле одного из костров, которые кто-то зажег в старых мусорных баках. На Эмили была надета  куртка Ларкина, и время от времени он стягивал куртку с ее плеча, чтобы лизнуть ее в шею или вытворить еще чего похуже. Он на самом деле был змеей.

- Ларкин! Ей, вообще-то, шестнадцать, - крикнула Лена в сторону костра оттуда, откуда мы танцевали.

Ларкин показал ей язык, который был куда длиннее нормальной, возможной для смертного, длины.

Кажется, Эмили этого не заметила. Она оторвалась от Ларкина и подошла к Саванне, которая танцевала в толпе с Шарлоттой и Иден где-то в арьергарде.

- Девчонки, давайте наконец подарим Лене ее подарок.

Саванна сунула руку в свою маленькую серебристую сумочку и вытащила из нее маленькую серебристую коробочку, придерживая ее за обернутую вокруг него серебристую ленточку.

- Просто приятная мелочь, - протянула коробочку Саванна.

- Такая должна быть у каждой девушки, - невнятно произнесла Эмили.

- Цвет металлик прекрасно подходит ко всему, - Иден с трудом удерживалась от того, чтобы самой сорвать бумагу.

- Но достаточно большой для чего-то вроде твоего телефона и блеска для губ, - Шарлотта подтолкнула сверток к Лене. - Давай, открой его.

Лена взяла сверток из ее рук, а затем улыбнулась им.

- Саванна, Эмили, Иден, Шарлотта, вы и представить себе не можете, что это значит для меня.

Они сарказма не поняли. Я точно знал, что это было, и что это значило для нее.

Глупею от власти дураков.

Лена не смотрела  мне в глаза, иначе мы бы оба рассмеялись. Когда мы возвращались в толпу танцующих, Лена швырнула маленький серебристый сверток в костер. Оранжевые и желтые языки пламени тут же накинулись на обертку, пока маленький серебристый кошелек не превратился лишь в пепел и дым.

 «Трясуны» взяли перерыв, и Линк пришел, чтобы погреться в лучах славы своего музыкального дебюта.

- Я ж говорил, что мы классные. Еще чуть-чуть и получим контракт, - Линк толкнул меня локтем под ребра, совсем как в прежние времена..

- Ты был прав, чувак. Парни, вы просто супер! - я готов был это признать даже с учетом того, что на его стороне был леденец на палочке.

Саванна Сноу продефилировала к нам, скорее всего для того, чтобы проткнуть раздувшегося от гордости Линка.

- Привет, Линк, - она стрельнула в него глазами.

- Привет, Саванна.

- Как думаешь, ты бы смог оставить танец для меня?

Это было просто невероятно. Она стояла здесь и таращилась на него так, словно он был настоящей рок-звездой.

- Я просто не знаю, что сделаю, если не заполучу хоть один, - она одарила его одной из форменных улыбок Снежной Королевы.

Мне казалось, что я попал в сны Линка или Ридли. Помяни дьявола, и он...

- Руки прочь, королева выпускного. Это мой горячий парень, - Ридли обвила Линка рукой и прижалась к нему кое-какими другими стратегическими местами, чтобы показать, чья это собственность.

- Извини, Саванна. Может, в следующий раз, - Линк засунул свои барабанные палочки в задний карман брюк и отправился на танцпол с Ридли и с ее весьма эротичными танцевальными движениями. Должно быть, это был самый замечательный момент в его жизни. Можно было подумать, что сегодня его день рождения.

После того, как танец закончился, Линк вернулся на сцену.

- У нас осталась последняя песня, написанная моим хорошим другом для кое-кого весьма особенного в Джексон Хай. Ты узнаешь, кто ты.

Огни на сцене погасли. Линк снял свою толстовку, и они снова вспыхнули со звенящим звуком гитары. Он был одет в футболку Ангелов Джексона с оборванными рукавами, которая выглядела на Линке нелепо ровно настолько, насколько он этого хотел. Если бы только его мама могла его видеть сейчас.

Он наклонился к микрофону и принялся творить свое собственное маленькое заклинание.

Падшие ангелы кружат вокруг меня

Страдание умножает лишь страдание

Твои сломанные стрелы убивают меня

Почему ты этого не замечаешь?

То, что ты ненавидишь, становится твоей судьбой

Твоим роком, падший ангел.

Это была Ленина песня, которую она написала для Линка.

Музыка нарастала, и каждый Ангел принялся раскачиваться в такт этому направленному на них гимну. Может, это все было из-за Ридли, а может, она была тут не при чем. Дело было в том, что когда музыка закончилась, и Линк швырнул свою крылатую футболку в костер, я вдруг почувствовал, что вместе с этой футболкой в огне сгорело кое-что большее. Все, что казалось таким трудным и непреодолимым долгое время, просто превратилось в дым.

Еще долгое время после того, как «Трясуны» перестали играть, и даже после того, как нигде нельзя было найти Ридли и Линка, Саванна и Эмили по-прежнему были милы с Леной, и вся баскетбольная команда снова разговаривала со мной, но я все равно искал какой-то знак, леденец или еще что-нибудь. Ту самую основную нить, дернув за которую можно было распустить весь свитер.

Но ничего не было. Только луна, звезды, музыка, огни и толпа. Мы с Леной уже больше не танцевали, но все еще обнимали друг друга. Мы покачивались туда-сюда, и по моим венам неслись потоки холода и жара, и электрические разряды. Мы находились в своем собственном пузыре, пока звучала хоть какая-то музыка. Мы больше не были одни в нашей пещерке под ее одеялом, но это все равно было прекрасно.

Лена мягко отстранилась, словно что-то внезапно пришло ей в голову, и посмотрела на меня. Она глядела на меня так, словно видела впервые.

- Что-то случилось?

- Ничего. Я.... - она нервно прикусила губу и глубоко вздохнула. - Просто... Просто я хочу кое-что тебе сказать.

Я попытался прочитать ее мысли, ее выражение лица, хоть что-то. Потому что у меня вновь появилось то жуткое ощущение, как было тогда, когда мы стояли в коридоре Джексона за неделю до Рождества, а не здесь и сейчас на поле Гринбрайера. Мои руки все еще обнимали ее за талию, и я с трудом подавил порыв притянуть ее поближе, чтобы она поняла, что не сможет уйти.

- В чем дело? Ты можешь сказать мне все, что угодно.

Она положила руки мне на грудь.

- В случае если вдруг что-то произойдет, я хочу, чтобы ты знал...

Она заглянула в мои глаза, я услышал все так четко, словно она прошептала мне это на ухо, и это значило гораздо больше, чем если бы она сказала это громко вслух. Она произнесла эти слова именно таким способом, который был наиболее важным для нас. Тем способом, которым мы обрели друг друга с самого начала. Тем способом, которым мы всегда сможем найти друг друга.

Я люблю тебя, Итан.

Какое-то время я не знал, что ей ответить, потому что простого «Я люблю тебя», казалось, будет недостаточно. И эти слова не могли выразить все, что я хотел сказать: как она спасала меня от этого города, от моей жизни, от моего отца. От себя самого. Как три слова могут все это выразить? Не могут, но я все равно произнес их, потому что именно так я и думал.

Я тоже люблю тебя, Ли. Мне кажется, я всегда тебя любил.

Она снова прижалась ко мне, положив голову мне на плечо, и я почувствовал, как ее волосы греют мне щеку. И я почувствовал кое-что еще. Ту частичку ее души, которая, как мне казалось, никогда мне не откроется; тот уголок души, который был закрыт для всего остального мира. Я почувствовал, как эта дверца приоткрылась ровно настолько, чтобы впустить меня. Она подарила мне частичку себя, ту самую частичку, которая принадлежала лишь ей. И я хотел запомнить это ощущение и это мгновение словно фотографию, к которой можно было бы вернуться тогда, когда захочешь и снова взглянуть на нее

Я хотел, чтобы это мгновение длилось вечно.

Но, как оказалось, оставалось не более пяти минут.