Данила Козловский: «Оскароносный» – по крайней мере это будет красиво звучать на похоронах»

Данила, в 34 года у тебя больше 40 фильмов. Не много ли?

Половина из них – полное дерьмо. Но сейчас ­пришло время осознанности и желание многое изменить. Поэтому последние пару лет я как бы сделал паузу и ушел из зоны видимости. Взял время для большого международного проекта «Викинги», для собственного фильма о чернобыльской катастрофе и также для целых трех фильмов под названием «Карамора» производства моей студии. В эти два года я ее активно развивал, а заодно пытался перетрансформировать себя, перепрошить матрицу, выйти в принципиально новом качестве.

Не надоело всегда быть первым?

Не считаю себя первым. Просто я всегда понимал особенность нашей индустрии, в которой актерский век короток – в отличие от тех же ­Америки или Англии, где всегда найдутся хорошие роли на любой возраст. В ­России необходимо постоянно меняться, чтобы двигаться дальше. Думая об этом, я и построил собственную компанию, создаю фильмы, которыми мне интересно заниматься как режиссеру и продюсеру и также играть в них. И разумее­тся, международная карьера для меня тоже важна.

Ты всерьез хочешь получить «Оскар»?

Были периоды, когда я по-настоящему этого хотел. Все же «Оскар» всегда был чем-то бóльшим, чем награда от киноакадемиков. «Оскароносный» – по крайней мере это будет красиво звучать на похоронах. Но сейчас для меня это уже не так принципиально. Если когда-нибудь вручат, буду рад и произнесу какую-нибудь слезливую речь со сцены. Но в данный момент есть вещи гораздо интереснее.

Помню, своего «Золотого орла» ты отдал маме. «Оскар» тоже ­отдашь? 

Я все награды отдаю маме, у меня ни одной дома не хранится.

Театр или кино?

Мама или папа? Руки или ноги? Правое или левое легкое? Наверное, можно жить с одним легким, но что-то будет не так. Безусловно, сейчас я все свои силы и время отдаю кино. Но в планах у меня большая работа с моим театральным учителем (Львом Додиным. – Прим. GQ). Для меня важно каждый месяц играть спектакли. Это все чистая, беспримесная радость, на которой я вообще не зарабатываю.

Гамлет мог бы закончиться хеппи-эндом?

Это был бы не Гамлет, а какая-то чушь. Хеппи-энд – не предмет для серьезного разговора. Это просто эмоции: да, прекрасные, замечательные. Я сам очень люблю фильмы с хеппи-эндом, он приносит облегчение. Но чтобы подвести к какому-то серьезному размышлению, нужна инъекция шока, боли, дискомфорта со сцены и с экрана. Только тогда начинаешь мыслить и разговаривать по-другому. Так же и в жизни: счастливые моменты мало чему нас учат, наоборот, расхолаживают, притупляют остроту восприятия. Потрясения, пинки от Вселенной дают тебе мощный рост. Ты становишься гораздо глубже, мудрее и опытнее.

У тебя есть любимый аромат?

Есть, его делает один японский парфюмер, но я не скажу название – берегу его. Запах – интимная вещь, лучше ее держать при себе.

А твой любимый автомобиль – по-прежнему «мерседес»?

Да, люблю эту машину, но не так сложно любить машину № 1. Мне нравится водить самому, хоть не всегда это получается из-за концентрации съемок, встреч и дел.

На большой скорости гоняешь?

Да, грешу этим, к сожалению, – в этой машине просто не замечаешь, как разгоняешься до 140. Но я себе позволяю высокие скорости только на трассах и только ночью.

Коньки, самолеты, лошади – зачем делать трюки самому, без дублеров?

По глупости, которая несколько раз приводила к переломам. Но где-то это оправданный риск, как было, например, в «Легенде № 17». Когда зритель видит, что артист сам выполняет трюк, это сразу поднимает ценность роли. Но по большей части такой риск не нужен, это просто максимализм молодого актера. Сейчас я анализирую сценарий, понимаю, где это будет выгодно и где буду делать трюки сам, а где прекрасная команда каскадеров, с которыми я работал уже на нескольких больших картинах ­(«Чернобыль», «Тренер»).

Ты ругаешься матом?

Да, ругаюсь. Иногда хочу перестать, пока получается плохо. Но есть некоторые слова, которые я стараюсь не использовать.

Giorgio Armani или Louis Vuitton?

Не знаю, правда. И тот и другой прекрасны, люб­лю обоих. Но в целом я независим от брендов. Хотя мне приятно побаловать себя дорогой вещью. Раньше я очень любил костюмы Giorgio Armani, часто их покупал. А в последнее время приглядываюсь к сумкам и чемоданам Louis Vuitton. Но я убежден, что право носить аксессуары­ Louis Vuitton надо заслужить – не понимаю, что это за 14-15-летни­е девочки или ребята с сумками LV. Может, я в плену стереотипов, но это как-то ­неорганично и довольно пошло.

Когда ты последний раз плакал?

Недавно и не от хороших эмоций. Это личное.

Над чем в последний раз смеялся?

Над оператором-постановщиком «Караморы» Ильей Авербахом. Отлич­ный оператор, и в юморе с ним бесполезно соревноваться. Он правда ­отлично шутит.

Собака – друг человека?

Собака – это ангел, одно из самых прекрасных существ во Вселенной.

Ты единственный, у кого в инстаграме нет коммерческих постов. ­Бережешь своих 1,2 млн подписчиков?

Я очень мало занимаюсь инстаграмом. И сам жить напоказ не хочу, в моем исполнении это выглядит довольно странно.

У тебя главная роль в новом сезоне сериала «Викинги». Ее специально для тебя написали?

Не думаю, я не так известен на Западе. Тем более изначально должен был играть англоязычный артист, австралиец или американец – именно их обычно берут на большие роли. Но благодаря моему агенту Ричарду Куку и прекрасному кастинг-директору сериала Франку Муазелю все же решили, что это должен быть я. Ну и разумеется, были долгие пробы.

Чувствуешь, что вышел на мировой уровень?

Конечно. Когда выходит большая картина в России, ты думаешь: что ж, классно. А когда выходит что-то большое в мире – ты получаешь моментальную реакцию со всех точек планеты и понимаешь, что значит сила большого международного проекта.

Ты режиссировал оперу Ильи Демуцкого «Черный квадрат». ­Доволен результатом?

Для меня это был чистой воды эксперимент, вызов: смогу ли я за пять ­репетиций с оперными артистами, которых не знаю, которых не я отбирал, сделать внятное высказывание. Мне это было интересно. И я скорее доволен. Хотя понимаю, что сейчас сделал бы все по-другому. Но опера, музыка, голоса прекрасны.

Ты вообще смотришь оперы и балеты?

Смотрю, но далеко не всегда что-то нравится. То попадаешь на какой-то наф­талин, то на такую экстраваганщину, которая совершенно не трогает. Некоторые уже не знают, как извернуться, чтобы как-то «модненько» преподнести «Аиду». Меня пытаются поразить чем-то псевдооткровенным и новым. Для меня гораздо ценнее, когда к форме идут от содержания.

Фильм «Чернобыль» – наш ответ Америке?

Ни в коем случае. Я знал, что западные коллеги делают сериал на эту тему. Но идея нашего фильма появилась раньше. Александр Роднянский написал мне после «Тренера», что хочет поработать, и предложил сценарий, от которого я, честно говоря, собирался отказаться. А когда прочитал несколько сцен, увидел, каким будет кино. Очень остро почувствовал эту истори­ю. Меня отговаривали, когда появилась информация о сериале HBO. Но ме­ня это совершенно не испугало. Сериал «Чернобыль» – попытка объять не­объятное, проанализировать случившееся в целом, рефлексия на тему власти­, героизма. У нас это частная история семьи, где катастрофа – лишь обстоятельство, которое ворвалось в жизнь и полностью ее изменило. Это история про конкретных людей, про человеческую драму.

Ты вообще не ходишь на тусовки?

Нет. Своим выражением лица я только порчу всем настроение. У меня было несколько интересных светских выходов, расслабленных, в классной компании. Но это единичные случаи. А чаще – приходишь и не знаешь, чем заняться. Тебя фотографируют, с какой-то чушью подходят, обсуждают глупости. Но есть люди, которые умеют получать от этого удовольствие.

Откуда брать энергию, когда она срочно нужна, а ее почти не осталось?

Нужно просто встать и идти. Тут урвал пять минут сна, здесь чай попил, там немножко передох­нул, на встречу опоздал, другую отменил – и вот ты уже вечером готов выпить бокал вина с друзьями.

Машков или Меньшиков?

Я, безусловно, скажу: Меньшиков. Надеюсь, я имею право так говорить, он мой хороший друг, нас многое связывает. Мы в футбол играем дважды в неделю, я с большим уважением отношусь к нему. И я очень люблю его как артиста. Притом я люблю и Владимира Львовича, с которым меня связывает фильм «Экипаж». Просто с ним так не общаюсь.

Ты правда учился балету?

Да. Мама выбрала для меня балетную школу, я туда сам в семь лет ездил на троллейбусе.

Спустя год маму вызвали и сказали: «У вас замечательный ребеночек, но он никогда не станет артистом, не ломайте ему жизнь».

Кадеты дерутся?

Конечно, мы дрались. Другое дело, что к 9-10‑му классу ты уже старался не переносить конфликт на поле боя, как-то решать его дипломатически. А до 8-го класса драки – святое.

Когда в последний раз дрался?

Это даже не драка была, просто меня взбесил один дебил, один француз (дело было в Париже), и я его ударил. Он мне даже не ответил.

Часто видишь родителей?

Не часто, к сожалению, – мама сейчас живет за границей.

Кого из ныне живущих ты мог бы назвать великим?

Льва Додина, моего учителя, – он великий режиссер. Для меня велик Леонид Зорин, драматург и писатель. Ему недавно исполнилось 95. Если говорить про моду, то могу назвать Ральфа Лорена и Джорджо Армани – людей, которые сделали моду искусством.

Недавно, кстати, про Ральфа вышел фильм Very Ralph.

Очень хочу посмотреть. Мне нравится заходить в магазин его марки и просто ходить по нему – я там очень редко что-то покупаю, так как дорого. Но иногда побродить в этом пространстве, полистать альбомы, вдохновиться определенной культурой бывает полезно.

Какое событие ты считаешь главным в истории России?

То, что эхом отзывается во мне и сейчас, – это путч 1991 года.

У тебя много друзей-евреев?

Да, много. Я вообще люблю эту нацию. Она ­невероятная, с мощной трагической биографией. Особенные люди особенной глубины. Ты ­общаешься с человеком (интеллектуалом или обычным работягой) – все равно в нем что-то такое есть.

Любимое место в Питере?

Конечно, улица Рубинштейна, мой театр. Когда выходишь летом со спектакля, имеешь право зайти в любой ресторан и выпить. Ты заслужил.

Какой самый дикий слух ты о себе слышал?

Неприятный, очередная гей-тема, в ней есть некоторые совершенно ­омерзительные подробности, которые меня просто ­поражают. С ­людьми, которые это все распространяют, хочется драться. С другой ­стороны, пусть говорят. Ну не станешь же каждому что-то доказывать. Не ­говоря о том, что те, кто всерьез обсуждает чужую ориентацию, как правило, мелкие и примитивные люди.

Красное или белое?

Красное.

Грандиозный ролик оскароносного режиссера Гондри для «Л’Этуаль» – чья идея?

У меня есть директор, который занимается рекламными контрактами. Он предлагает, а я говорю: хочу или не хочу. В этом случае все было так талантливо продюсерски упаковано, что я согласился. Хотя абсолютно в это не верил. Но мы заключили контракт, и, к своему удивлению, через полгода я оказался в Праге на съемках у Гондри.

Расскажи немного про «Карамору».

По сюжету это противостояние молодого анархиста высшему дворянству и монархии Европы, которое тайно управляет миром и скрывает свое истинное происхождение. Это попытка через жанр драматического комикса поговорить на тему того, что происходит сейчас, в том числе в нашей стране, – но через призму выдуманной, альтернативной истории.

Когда русские сериалы наконец станут качественными?

Я думаю, они уже становятся. Но пока в большинстве своем они эксплуатируют прежние темы: алкоголизм, взяточничество, продажная региональная власть, следователи и так далее.

Почему у тебя нет мешков под глазами?

Не знаю. Но стараюсь следить за собой. У меня есть косметолог, человек, который делает массаж лица, есть крем для ежедневного ухода.

Любимая страна после России?

Италия.

Какие фильмы пересматривал больше двух раз?

Их много. «Однажды в Америке», «Римские каникулы», «Крестный отец», «Охотник на оленей».

Каким должен быть идеальный патриотический фильм?

Он должен быть о личном, о человеке, а не о системе. Он не должен как-то агрессивно пропагандировать мощь государственной машины или страны. Он должен через призму личного рассказывать о величии страны, об особенностях менталитета, духа, качествах, которые выделяют нас среди остальных и делают уникальными.

Чего ты больше всего не терпишь на площадке?

Безалаберности и невыученных текстов. Могу сразу выгнать с площадки. Могу простить опоздание, ошибки, некачественную работу даже, хотя и могу психануть, накричать, но никогда не перехожу на личности.

Что тебя больше всего раздражает в людях?

Неуважение и хамство.

А в себе?

Несдержанность, моментальное ­суждение о людях, излишняя политкорректность, когда стесняешься сказать то, что думаешь по‑настоящему.

Веришь в Деда Мороза?

Да. Я знаю, что его нет, но верю.

Что любишь есть?

Я всеядный. Очень люблю картошку, хачапури, пельмени, пасту, пиццу. Все, что нельзя.

А что готовишь сам?

Я не умею готовить. Только салаты и кашу.

Сколько времени в день тратишь на ­со­­циальные сети?

Сейчас посмотрим. Пятьдесят минут.

Подкасты или видео?

Видео.

Откладывать или инвестировать?

Хочу научиться инвестировать. А сейчас все откладываю либо вкладываю в развитие ­компании.

HBO или Netflix?

Ну не знаю, два гиганта, и там и тут есть феноменальные вещи. Но если уж надо выбрать, то Netflix.

Может ли помочь психотерапия?

Да, и этим надо заниматься. Ты счастливый человек, если у тебя хороший психотерапевт. У меня есть замечательный, к которому я хожу, он мне очень помогает. Я раньше к этому относился иначе: мол, что я, псих, что ли? А потом в жизни было несколько ударов, и я понял, что мне нужно разбираться.

Чем бы ты занимался, если бы не стал ­актером?

Я был бы модельером или обувщиком.

Электронная книга или бумажная?

Бумажная. Даже не обсуждается.

Если была бы возможность поработать с ­любым когда-либо жившим режиссером, кто бы это был?

Билли Уайлдер, Мартин Скорсезе, ­Фрэнсис Форд Коппола, Василий Шукшин, Ролан Быков, ­Анатолий Эфрос, Федерико Феллини, Джордж Миллер.

Самое красивое место, в котором ты бывал?

Австралия.

Футбол или хоккей?

Футбол.

Чего ждешь от 2020 года?

Многого. Он должен стать переломным во всех смыслах: и в личном, и в мировоззренческом, и в профессиональном.

Как Данила Козловский стал Гамлетом нашего времени

Данила Козловский – Владимиру Познеру: «Я понимаю, что такое кинозвезда»

Фото: Данил Головкин; стиль: Татьяна Лисовская; груминг: Ольга Чарандаева; прическа: Роман Корольков@TheAgent for Oribe; ассистенты фотографа: Андрей Харыбин; Денис Измирлиев@Bold; ассистенты стилиста: Вита Геллер; Диана Иванова; ассистент продюсера: Мария Аллина; продюсер: Анастасия Чибисова; редакция выражает благо­дарность продюсеру Виталию Виленскому, а также Государственному историческому музею и спортивному ма­га­зину «КАНТ» за помощь в проведении съемки