Теперь весь Китай знает, что ты ремейк: рецензия на фильм «Мулан»

Хуа Мулан — бойкая девочка из обычной китайской семьи, которую родители безуспешно пытаются превратить в послушную дочь и желанную жену. Ей приходится долго скрывать свой дар война от всех окружающих (ведь девушкам воевать не положено), но когда император издаёт указ от каждой семьи отправить по одному мужчине воевать с монголами — а в семье Мулан из мужчин только её отец-инвалид, ветеран прошлой войны — Хуа обманом отправляется вместо своего родителя. Теперь ей предстоит остановить вторжение кочевников, при этом не раскрыв тайны своей личности.

Ремейк «Мулан» от Disney — явление само по себе интересное. Прошлые реинкарнации анимационного наследия студии — вроде фавровских «Короля льва» с «Книгой джунглей» и «Аладдина» Гая Ричи — продвигали в первую очередь как старые истории на новый лад, как способ ещё раз, но в другой форме, пережить «тот самый» детский экспириенс. С «Мулан» всё несколько сложнее: видите ли, оригинальный мультфильм, рассказывающий о народной китайской героине, понравился примерно всем, кроме самих китайцев. Потому что и дракон Мушу — персонаж оскорбительный (негоже величественным драконам быть смехотворными), и сама Мулан (которая вообще-то Хуа Мулань) вдруг стала индивидуалисткой-феминисткой, а не преданной защитницей Китайской Империи и китайской национальной идеи. В 1998-м недовольство одной отдельной закрытой страны, допустим, легко можно было пережить. В 2020-м продюсерам Disney легче вынести отсутствие домашнего проката, чем невыпуск кино в Китае.

Поэтому и основной опорой в маркетинге «Мулан» была не эксплуатация ностальгии, а, наоборот, всяческие увещевания, что экранизация совершенно не будет походить на мультфильм. Что она будет более приземлённой, историчной и суровой — якобы поэтому и Мушу, персонажу явно фэнтезийному, места в ней не нашлось. Реальность оказалась несколько более прозаичной: ни о какой приземлённости и историчности в новой «Мулан», как и в оригинальном мультфильме, речи не идёт — не стала свежая экранизация и ближе к изначальной легенде о Хуа Мулань. Магии здесь стало даже больше: есть и ведьмы, и фениксы, да и силы главной героини объясняются не упорством и трудом, а предрасположенностью к «ци», этакой Силе из «Звёздных войн» (точнее, взаимосвязь тут обратная, но неважно). Если вы ищете приземлённую историю героини — так её уже сняли сами китайцы в 2009, Hua Mulan называется. А это просто ещё одна сказка, только со слегка сбившейся в сторону коммунизма оптикой.

Западные журналисты давно уже тревожно трубят о том, что Голливуд всё чаще открыто потакает китайскому рынку — цензурирует собственные картины, убирая упоминания о Тайване и Тибете, или стирает с постера всё тех же «Звёздных войн» лицо Джона Бойеги, потому что китайцы не особо любят темнокожих (после чего все крики Disney о дайвёрсити кажутся, как минимум, чуть-чуть лицемерными). Новая «Мулан» так вообще — один большой акт извинения. Попытка Disney делать не просто кино, которое без проблем прокатят в Китае, а изначально заточенное под китайского зрителя. Отсюда и фениксы, и ведьмы, и цветастая визуальная безвкусица — яркий маркер популярных китайских блокбастеров вроде «Охоты на монстра» и «Блуждающей земли». «Мулан» очевидно пытается казаться своей (что важно, не быть, а именно казаться), лихорадочно выхватывает отдельные национальные и жанровые элементы, мимикрирует под типичный «уся». Но то ли от недостатка мастерства, то ли от непонимания культуры (хотя вряд ли, на съёмках небось консультантов было больше, чем полезных людей) картина в своей мимикрии проваливается и напоминает скорее не работы условного Энга Ли, а болливудские блокбастеры. Минус самоирония и искреннее желание делать безумные крутые штуки.

«Мулан» в принципе — и это очень странно для блокбастера от мегакорпорации вроде Disney — отвратительно сделана на чисто техническом уровне. Здесь всё как в нафталиновом мюзикле с какого-нибудь «Голубого огонька»: фальшивое, неживое, пластмассовое — и это даже с учётом изначально сказочного сеттинга. Дело тут, думается, и в заметно бутафорских театральных декорациях, и в совсем несимпатичной кинематографии, не скрывающей, а, напротив, подчёркивающей каждое слабое место фильма. Отдельное удовольствие при просмотре «Мулан» (а, возможно, и единственное удовольствие) — считать, сколько склеек понадобится фильму, чтобы показать одно простое действие. Настолько немотивированный монтаж нигде не встречался, наверное, со времён «Женщины-кошки» с Холли Берри.

При этом ладно бы «Мулан» была просто прокитайской картиной — это можно было понять, это, в конце концов, не приговор. Что самое ужасное, фильм пытается подстроиться вообще под каждого зрителя и каждую культуру — неизбежно раскрывая себя как исключительно коммерческий, алгоритмически просчитанный проект, который наверняка проверяли не одной и даже не десятью фокус-группами. Поэтому, с одной стороны, тут существуют томные монологи о патриотизме, с другой — обязательное натужное упоминание патриархата в каждом разговоре (что вообще странно, учитывая, что оригинальная «Мулан» и так была убедительной феминистической историей). С одной стороны — индивидуализм и подчёркнутая субъектность героини-девушки, с другой — коммунистическая идея о коллективизме, прослеживающаяся во всех китайских блокбастерах. Поэтому друзья-солдаты Мулан в конце неожиданно, безо всяких на то причин оказываются не менее важными актантами, чем она сама — и вмиг превращаются в элитный отряд, хотя до этого не показывали никаких признаков исключительности. «Мулан» — это не фильм, это панчлайн к бородатому вопросу-анекдоту о двух стульях. Свободу Тибету. Свободу Гонконгу.